Уроды

Фрагмент рассказа

Если наших воинов, защитников Отечества погибших в Великой войне положить плечом к плечу рядами, то будут лежать они аккурат от Москвы до Владивостока. Но их уже никогда не вернуть. Загубили великие кукловоды их души. Оборвали нить эволюции. Поэтому, ещё в те времена надобно было бы всех прямо или косвенно причастных и виновных в общечеловеческой трагедии прогнать вдоль этого «строя». Без права отдыха и привала. Без звона орденов и кутежей за одержанные любой ценой кровавые победы. В назидание, так сказать.
На миллионы погибших были ещё другие миллионы калек. Говорят, что о достоинстве цивилизации судят по её отношению к инвалидам и малоимущим. Это точно. Как говорится, без комментариев. У нас вся страна наблюдала глухих и слепых, безруких и безногих, обожжённых и обмороженных, контуженных и сумасшедших. Все пригородные электрички, вокзалы, площади, базары, кладбища, парки, центральные улицы были забиты нищими инвалидами, получившими увечья на беспощадной войне.
В той или иной степени, но абсолютно все калеки были повреждёнными в уме, одержимые маниакальными фронтовыми синдромами, прибабахнутыми своей яростью в мозгах и «протекающей крышей» в головах. У них не было ни жилья, ни продовольствия, ни одежды, ни денег, ни медицинской помощи. Все они были грязными, вшивыми, гниющими, в струпьях и незаживающих язвах, опустившимися донельзя. Они не ведали, что такое рак. Но, почти все, в той или иной мере были причастны к гангренам, ампутациям и кровяным переливаниям.
Вечно пьяные люди были одеты во фронтовую одежду, вернее в то, что от неё оставалось и называлось по месту лохмотьями. В жару и стужу на головах у них были пилотки, офицерские фуражки с поломанными козырьками, шлёмы танковые и лётные, бескозырки, суконные солдатские треухи. Зимой на руках, в лучшем случае, бабьи варежки. А в общей массе с обмороженными грязными, мозолистыми руками, засунутыми в рукава, либо за обшлага потрёпанных ватников. Промёрзшие красные руки были не способны поднять за Великую Победу даже гранёную стопку водки. Но и здесь инвалиды наловчились. Стакан с сорокоградусной беленькой брали зубами, без применения рук ловко запрокидывали к небу и в два глотка осушали его до дна. А дальше выплёвывали стеклотару в снег и всеми ноздрями вдыхали в себя морозный воздух потому что закусить им было нечем. 
  На драных, засалённых гимнастёрках у калек висели поцарапанные ордена и обмызганные ленточки медалей. Других регалий, знаков отличия при них не водилось. Погоны сорваны, документы утеряны. «Кто таков? Солдат Петров? Или майор Иванцов?»
Обществу было совершенно безразлична личность уродины, а восстановлением бумаг заниматься было совершенно некому. Других проблем хватало. А тут ещё эти калеки, обухом по башке долбанутые. Вот перенесут  им очередь в Собес на месяц. При таком раскладе сколько в живых останется? Чем больше «откинется», тем Родине расходов меньше. Значится, закрома богаче будут.
Фронтовики-инвалиды рассказывали жуткие истории о войне, свирепо пытались кому-то доказывать, что вот если бы не их рота, то… А по пути рассказа своей драматической истории выпрашивали милостыню, которую тут же пропивали. Они пили всё: денатурат, политуру, растворители, нитроклей, эфиры и даже ацетон. 
После попоек калеки дрались между собой врукопашную, с применением всех навыков ожесточённого штурмового боя. И было не понять, какой фронт, против какой армии «буром» прёт. А какая гвардейская на привокзальном дебаркадерном плацдарме оборону держит? Покалеченные фронтовики дрались страшно, с исступлением и беспощадностью. Словно в последнем своём беспощадном и кровавом бою. После «махалова», размазывая сопли и кровь, выплёвывая выбитые зубы все калеки дружно братались и горланили фронтовые песни. Сломанные рёбра, носы и челюсти, это было, само собой. Издержки пьяной  вакханалии.
Уже поутру, некоторые из них, с отбитыми почками, проломленными черепами так и оставались, неподвижно лежать, на родной земельке, за которую они кровь проливали. Никто из властьимущих внимания на эту смерть не обращал. Много ли инвалиду надо, буквально ткни пальцем и смертушка сама придёт. Но куда им идти, куда деваться? Так и сидели калеки-товарищи рядышком с покойниками. Пили дальше горькую. Милиция на эти «разборки» внимания не обращала. Всех не пересадишь, да и кормить их вшивых надо. А так сами, на подножном корму перебиваются «прусаки-обглодыши». Быстрее сами сдохнут, скорее проблему человеческую с собой унесут.
И на улицах без инвалидов поприличнее, поспокойнее и веселее станет.
Они же грусть, тревогу, страх перед прошедшими испытаниями с собою заберут...