Руслан Шкурдяев. Жизнь и Воспоминания. Глава37
Пока живу я с Валей без регистрации, гражданским браком, нынче это стало стандартом. Но скоро оформим «отношения» «по старорежимному», в ЗАГСе, после того, как я сделаю себе операцию и поправлюсь. На приёме у уролога, в пансионате, после обследования «ректального», а проще говоря через заднепроходное отверстие пальцем и проведения дополнительно аппаратного обследования УЗИ, врач рекомендовал мне провести операцию по удалению увеличенной части простаты, типичное мероприятие для мужчин моего возраста. Я согласился, так как сам начал чувствовать не комфорт при мочеиспускании. Доктор выписал мне направления в клинику Нижегородской РЖД, располагавшейся на ж/д станции «кирпичный завод».Она имела отделение, которое специализировалось на этой операции, по простате. Как оказалось, машинисты паровозов поголовно страдают этим заболеванием, в чём я лично убедился, когда уже лежал в этой клинике, в этом отделении. По коридору ходили мужчины, преклонного возраста, с рукой, согнутой в локтевом суставе в горизонтальном положении. Когда я спросил у дежурной сестры в отделении, чего все одинаково руку держат, она мне объяснила, что это всё заслуженные водители паровозов, а согнутая рука, признак их высокого положения. Когда машинист вёл состав, он всегда смотрел вперёд, положив руку на подлокотник окна, и так в продолжении тридцати, сорока лет. В результате локтевой сустав костенел в положении согнутой руки. По мне было сразу видно, что я не машинист паровоза. Местный доктор, Степан Павлович Окунев, оказался как раз тот врач, которого мне рекомендовал и Александр Сергеевич, лечащий врач Тани в реабилитационном центре. При подготовке к операции, Степан Павлович предложил мне на выбор два вида операции, полостную, когда режут по тканям и эндо, когда через мочеточник вводится устройство для удаления ткани простаты, швы отсутствуют, периода заживления тканей не требуется, то есть быстро. Я выбрал «эндо» и в конце собеседования привычным жестом, быстро, положил в карман докторского халата две «красненьких», Степан Павлович, тоже привычно, этого не заметил. Потом я хвалил себя за этот поступок, мне операцию Степан Павлович делал лично, на других пациентах оперировали его ассистенты. Оказывается, Степан Павлович был крупной фигурой в медицине региона, я потом узнал от сестёр. Он преподавал в медицинском университете, был членом какой-то медицинской академии и личным врачом митрополита. Операция мне даже понравилась, положили меня в операционной на стол, я сам пришёл и сам на указанный стол лёг, кольнули мне в поясницу анестезией, вся нижняя часть туловища у меня онемела, голова была ясная, шеей я вертел, увидал у себя в изголовье телеэкран, на который я иногда взглядывал во время операции. Мог разговаривать, на вопросы доктора во время операции отвечал. Операция шла больше часа, во время операции запахло жжёным, горелым мясом, по есть ткань простаты сжигал доктор электрическим «лобзиком», как фанеру. Вокруг стояло несколько ассистентов, следили за показаниями по приборам, подавали лекарства и растворы, я слышал все их переговоры между собой и команды, которые они получали от доктора. Когда операция завершилась, Степан Павлович был в своём хирургическом халате весь мокрый, как мышь, такое он испытывал сильное напряжение при выполнении операции. Тут же в операционной, он скинул с себя всю амуницию и зашёл в душевую кабину, вход в которую был из операционной. Увезли меня в палату прямо на этом столе и переложили на кровать. На другое утро мне доктор приказал вставать, в своём присутствии, проверил мои реакции и разрешил пока посидеть на кровати, а потом ходить. Через трое суток меня выписали, при расставании Степан Павлович наказал мне показаться ему через год, я пообещал быть. Уходя от него из кабинета, я, из чувства истинной благодарности, положил ему в карман, незаметно, три "красненьких", он вроде бы этого не заметил. Получил я все свои документы и справки при выписке, вышел к парадному подъезду. Там, у подъезда, меня уже ждала Валя. Она приехала за мной на своём новом автомобильчике «Мазда», который я ей подарил при нашей помолвке. Я настоял, чтобы она сократила свой трудовой день и перешла на работу за полставки. Долго она на это не соглашалась, но я её убедил, стал выдавать ей денег на ведение разросшегося хозяйства, в моём лице. Сел я на место пассажира, пока мы так ехали до пансионата, у меня постоянно дёргались ноги, как у собаки Павлова, от рефлексов по торможению, реакция водителя. Приехали, отметили моё возвращение праздничным обедом, без алкоголя и интима. Реабилитационный период на месяц, как велел доктор. За этот месяц, Валя должна уволиться с работы из пансионата, и мы поедем все трое, я, Валя и Марта ко мне, в Шкурдяевку, на постоянное место жительства. После обеда пошли с Валей прогуляться по окрестностям, зашли на автостоянку, взяли с собой Марту. Марта, увидев меня, а даже ещё раньше учуяв меня, радостно визжала и прыгала, стараясь лизнуть меня в лицо, что я ей и разрешил.
По вечерам, мы с Валей стали посещать культурные программы в ДК пансионата, так Валя предъявляла меня местному населению, как, «это мой», я не возражал. Как то, заведующая ДК Ольга, устроила вечер встречу с автором и исполнителем собственных песен Евгением Заболотным. Его фамилию я знал, как автора текста песни про города, популярную в мои молодые годы, исполнявшуюся Певцом. Его песни, в авторском исполнении мне не довелось слушать, поэтому я пошёл на встречу с ним, с большим интересом.
Прослушал я его концерт с большим удовольствием, очень сильные тексты его песен, на разнообразные темы, с богатым содержанием, плюс настоящая игра на гитаре. Много песен у него было про Кострому, что-то его с ней связывало, мне было это интересно, так как я сам бывал в Костроме, и она мне полюбилась своей купеческой красотой и, конечно, Ипатьевским монастырём на Стрелке, Фёдоровской иконой, которой крестили иностранных принцесс, при переходе в православие, для того чтобы они могли получить статус Российской императрицы. Но самый нонсенс, я встретил, прогуливаясь в городском парке, на высоком берегу Волги, где раньше находился Костромской Кремль. На территории Кремля был установлен мемориал в честь 300-летия императорского дома Романовых. Большевики, после прихода к власти, Кремль разрушили, на постаменте мемориала, они водрузили своего идола, Ленина. Стоит Ленин, на чужом, императорском постаменте с протянутой рукой и жалобно взывает к входящим посетителям, снимите меня отсюда, поставьте меня на броневик, не позорьте меня, безбожника, антихриста. Надо бы пойти навстречу его просьбе, поставить рядом броневик для Ильича, а на постамент водрузить крест православный, из нержавейки, больших размеров, чтобы сиял он на солнце и осенял Волгу-матушку, народа русского.
После концерта, я пообщался с Евгением, спросил его, участвовал ли он на фестивалях бардовской песни в Жигулях. Он мне ответил, что на финальных концертах бывал, хотелось увидеть молодые таланты, но таковых не наблюдал. Рулили, руководили всем на фестивале ветераны, основатели движения, и эта «ярмарка тщеславия» никогда его не привлекала. Его ответ мне понравился, про себя я скромно промолчал. Поинтересовался у него, что его привлекает к Костроме, он ответил, что иногда приезжает в Кострому, чтобы повидаться со своим коллегой, поэтом-отшельником, который поселился в избушке, в Сусанинских лесах и занят только написанием стихов, живёт подаяниями своих друзей, которые периодически его посещают, помогают, забирают у него стихи для публикации. Я взял адрес этого поэта-отшельника, у Евгения, и обещал посетить его, поэта-отшельника, при случае. Купил у Евгения несколько его дисков с его песнями, обменялись телефонными номерами. Он мне глянулся, парень интеллигентный, талантливый, интересный в общении человек.
Оставалась неделя до нашего отъезда с Валей в Шкурдяевку, мы с ней решили заехать в Синегорье, мне хотелось представить, познакомить Таню с моей новой женой Валей.
Свидетельство о публикации №219112200396