В предвкушении

- Лёнь, а Лёнь! Ну, ты, хоть бы, пропылесосил, что ли! – проорала взбешенная его каждодневным бездельем  Нина.  Но Лёнька никак не отреагировал. Правильнее сказать – не услышал ее. Он стоял у окна и рассеянно наблюдал за суетливой возней весенних воробьев на голом дереве.

«Ишь ты, какие!» – с восхищением подумал Лёнька, одновременно ощущая свое слабое, дряхлое тело, измученное каждодневной пьянкой. Осознание никчемности и понимание безнадежности выкарабкаться выдавило слезы. – Реакция была спонтанной и потому  кратковременной. Лёнька тряхнул головой с седыми немытыми, а оттого темными, лохмами. Ожидание грядущего события подняло настроение. Схватился за пылесос, чем неожиданно удивил сестру.  А, уж, когда вынес мусор без напоминания – и вовсе приковал к себе внимание Нины. Но наладить провисшие дверцы в стенке наотрез отказался. – Не мог надолго сосредоточиться ни на чем. Да и руки тряслись неуемно.

Состояние невесомости после очередного похмелья было все же лучше, чем тяжелый отходняк, а в последнее время частенько с глюками. Втянув голову в плечи и загребая полусогнутыми руками, Лёнька поплелся на балкон. Он сел на бельевой бачек и с выражением мученика на лице стал потрошить бычки прокуренными желтыми пальцами. Малость погодя, закурил. До заветного события оставалось  меньше трех часов, и он не знал куда себя девать. Одолевала дрёма, но Лёнька боялся проспать. Да запросто! Чтобы не уснуть, надо курить.
 
Но неожиданно упадническое настроение зависимого алкоголика переросло в психоз.
- Нинка, заррраза! Ну, дай хоть полтинник! - вытаращив глаза, проорал во всю глотку Лёнька, совсем не надеясь на ответ. Через паузу злобно стукнул по прутьям жестяной банкой с окурками. В ответ лишь хохотнули девчонки-подростки под балконом, да брызнули в разные стороны встревоженные воробьи.

Покрытый пеплом и бычками, Лёнька сидел на балконе и плакал, вытирая грязной  тряпицей  красные морщинистые щеки. Плакал по своей неудавшейся судьбе, по старым друзьям, которых при встрече «не узнавал», и они его тоже старались не замечать, потому что стыдно было. После каждой такой встречи Лёнька напивался вусмерть. Парадокс, но   затуманенным алкоголем сознанием он болезненней  понимал, что сводить счеты с зависимостью (в смысле бороться) слишком поздно – увяз больно, да и  возраст, опять же. - Никому не нужен, ни детям, ни, даже, сестре.

Утомленный мыслями и ожиданием, Лёнька сполз с бачка, а потом и вовсе, - упал на четвереньки, уткнулся носом в коврик и засопел.
«Вот и славно» - подумала привычно равнодушно Нина. «А то, ишь, как разошелся! Да бог с ним! Лишь бы не мешал делами заниматься, да с деньгами не приставал».
Тот сон из далекого прошлого приснился Лёньке снова.
«Бо-бёр! Бо-бёр! Да-вай! Да-вай!» - скандировали ему трибуны. Лёнька мастерски обходил противника, ловко орудуя клюшкой. Это надо было видеть! Создавалось впечатление, что играет он один. Если попала к нему шайба, то он не мог удержаться, чтобы не забить гол.  Особенно, когда его команда начинала проигрывать.
И мячом Лёнька владел нисколько не хуже. Но, в силу своего легкого и зависимого  характера и опьяненный успехами, Лёнька стал легко соглашаться на все вечеринки и празднества по случаю (и не только) победы в игре. Неудачи были еще редки, а вот запои становились все чаще и продолжительней. В конце концов, они свели на нет Лёнькину интересную спортивную жизнь. И – пропал Лёнька. Семью он тоже потерял.

Лёнька проснулся от жуткого холода. Брошенная сверху Ниной куртка, никак не могла согреть его голые, сильно обескровленные (оттого неестественно белые)  ноги. «Ни хрена себе!». Пошевелился, сделал попытку встать. Прислушался, потом принюхался. Из кухни вкусно тянуло супом. «Харчо» - определил Лёнька. Только подумал о том, что сейчас точно согреется супчиком, как, вдруг, раздался голос Нины:
- Лёньк, а Лёньк, иди, распишись! ПЕНСИЮ ПРИНЕСЛИ!   

                Продолжение следует