Л. Баяндина-Гизингер Мемуарные наброски-8. Работа

Мемуарные наброски-8. РАБОТА

Итак, я уже не спецпереселенка и следую … в свою первую комнату, которую честно заработала на заводе. Распрощались с бараком № 2, откуда папа ушёл на Обь поплавать и не вернулся. И вот мы с мамой и сестрой переселились в комнату 15 м2  в доме по ул. Мира.

Теперь мама стала ездить далеко на работу на Южный посёлок, заодно навещая ещё живших в бараке бабушку и своих сестёр.
А у сестрёнки-студентки техникум  был рядом. Говорили, что этот техникум (станкостроительный) – прибежище немцев, потому что его директор Дернов Ю.Н. – сам жертва репрессий 1937 года. Его отец, ректор Ростовского (?) университета, и мать были репрессированы, а он с сестрой воспитывался в детдоме.

Вскоре его назначили директором вновь организованного в Новосибирске очередного филиала всесоюзного проектно-технологического и экспериментального института «Оргстанкинпром». Позже, окончив  техникум и экстерном (с двумя дочками) вечернее отделение Всесоюзного финансово-экономического института в 1965 году, я 17 лет отработала зав. планово-производственным отделом (ППО), но это уже другая история.

Итак, в 1956 году отменили «спецпереселение», юных советских немцев уже не ставили на спецучёт.
А с 1955 года я была Баяндина. И только в 2009 году я узнала от уважаемого Кузнецова Георгия Афанасьевича, участника Великой Отечественной войны, зятя моего супруга Юры Баяндина, что его родители и предки Юры были высланы из Европейской части СССР как «кулаки», и что Юриного отца, участника Первой мировой войны, обладателя личного оружия, патриота и большевика, в 1937 году по навету клеветника арестовали, выслали в Нарым, где он умер (или расстреляли?).
Вот так, оказывается, мы «одного поля ягоды».

Юра был комсоргом, и как специалист сельского хозяйства (механик), добровольно по зову партии в 1953 году уехал на целину и работал участковым механиком в МТС (машинно-тракторная станция) в селе Верх-Коён Искитимского района Новосибирской области.
Он никогда не хотел вступать в партию. Его старшая сестра, при которой тёмным утром забирали отца из дома в селе Смоленском Алтайского края, говорила мне: «Никогда не прощу большевикам…».
Я недоумевала и не разделяла этих настроений, вероятно, в силу своей природной наивности и веры в справедливость.

В общем, весь этот период жизни я уже ни на работе, ни среди новой родни, не ощущала себя неполноценным человеком по национальному признаку.

Но … всплывает вновь в памяти образ ссыльного доктора, хирурга Муравьева Александра Сергеевича, с которым свела судьба в 1947 году. 
Мне 13 лет. Выхожу из барака в школу, теряю сознание, падаю в снег. Подбирают папа и скорая помощь… Короче, русский хирург, делавший мне диагностическую операцию, обнаружил в животе неожиданную (УЗИ ещё не было) опухоль. Пришлось давать дополнительный наркоз, продолжить ювелирную операцию, чтобы я, которой привыкшие молчать родители «наврали», что у меня убрали аппендицит, через 10 лет родила первую, а через два года - вторую дочку.
А доктор был родом из Ленинграда, а жить ему разрешалось только в селе Толмачёво (ныне аэропорт Новосибирска).

А я свои послеоперационные и юношеские годы промучилась ещё одним комплексом неполноценности, т.к. молоденькая медсестра, в отличие от родителей, сказала, чтО же мне действительно «вырезали» и что у меня никогда не будет детей. Кому было верить?

Дорогой доктор, хоть ты и «враг народа», встаю перед тобой на колени. Спасибо за дочек. Это самое большое счастье в земной жизни – иметь детей, всё остальное – суета.

Жаль, что в 1951 году я, имея намерение сдать свой аттестат зрелости (где написано: «Настоящий аттестат даёт его владельцу право поступления в высшие учебные заведения Союза ССР») в приёмную комиссию медицинского института, сдала его в НИИВТ.
Но … обе дочери закончили именно мединститут и стали врачами.
Вот такая история, которая, как говорят, повторяется в виде факта и в виде фарса.


Дальше: Мемуарные наброски-9. РОДНЯ
http://www.proza.ru/2019/11/22/878