Тыр-тыр-тыр

Как там было у Володина в пьесе, ну или в фильме "Пять вечеров", когда маленький Адабашьян, привставая на цыпочки, кричит:
- Почему я должен врать, что я не главный инженер? А я главный инженер! И я не тыр-тыр-тыр, а я главный инженер!

Так и Петров кричит себе в мыслях перед сном: "Почему я должен всегда ей доказывать, что чего-то стою? Я ведь действительно чего-то стою! Я работаю в двух местах, и иногда бегаю в третье. Я стараюсь всегда придумывать, как весело провести выходные вместе с детьми, чтобы семья была семьёй... Что не так? В чём я всё время виноват?" - спрашивает себя Петров, глядя в тёмный потолок.

Он видит тени от веток деревьев, слышит как лает чья-то собака, и как потом хозяин зовёт её домой. Он думает о том, что сегодня, как всегда, пришёл уставший с работы и первое, что услышал от жены было не "привет, мой хороший, как ты сегодня?" а ежедневное: "Неужели так трудно было вымыть посуду перед уходом?" И он каждый раз оправдывается и извиняется, так что уже перед детьми стыдно. И им стыдно за отца, но у них свои проблемы.

Одна просится к психологу, другой вообще ничего не нужно, кроме мобильника и переписок неизвестно с кем, независимо от времени суток. Сколько раз Петров видел слабый голубой свет, пробивающийся сквозь щель между дверью и полом!

Он осторожно, чтобы не потревожить жену, поворачивается на другой бок, но она всё равно брезгливо говорит сквозь сон:
- Да когда же ты уже успокоишься! Мне раньше всех вставать, вы же посуду опять за собой не вымыли.
- Да оставь ты её в покое! - хочет заорать Петров во весь голос. - Далась тебе эта посуда! У тебя семья рушится! Мир твой рушится, а у тебя в голове одна посуда немытая!
- Но если не мыть посуду и не убирать, то мир тоже долго не продержится, - слышит он у себя в голове её спокойный и уверенный голос.
- Дура ты! - кричит он в ответ. - Одна из твоих дочерей уходит от нас в соцсети, а ты её каждое утро спрашиваешь, застелила ли она постель.

Жена в его мыслях молчит, и Петров продолжает:
- Ты убегаешь от нас! Ты прячешься в свой профессиональный рост, в вебинары эти дурацкие, в фитнес свой. Ты с нами говоришь только о домашних проблемах, а главная проблема у тебя - разумеется, я. Ведь всё плохое в наших детях - конечно же, от меня, правда? Потому что самый плохой пример подаю им я, потому что потакаю их слабостям тоже я. И потому что люблю их не так, как надо, и веду себя с ними не как отец, а как придурок, да?

Жена снова молчит.

- А ведь настоящая причина, - говорит Петров, слегка успокоившись, - в том, что ты меня не любишь...
И тут же слышит её нетерпеливо-снисходительное:
- Ну хватит уже этой ерунды, опять завёл свою волынку!
- Да-да-да! - снова кричит Петров. - Ты на меня страшно обижена. Я не оправдал твоих ожиданий. Ты хотела домовитого хозяйственного мужа, ты хотела человека, умеющего починить кран и прибить полочку, тебе нужен был тот, кто сумеет построить дом или хотя бы купит квартиру, и дальше будет её обставлять, делать ежедневную влажную уборку, мыть посуду, застилать постель. Чтобы всё было на местах и с мест не трогалось. И чтобы гости не приходили, а я люблю гостей!

- Да! - снова вскрикивает Петров, но исключительно в своей голове. - Я люблю гостей, они клёвые, с ними радостно и просто! А сидеть в стерильно чистой квартире с идеально вымытой посудой не хочу! Я не лаборант, чтобы жить в лаборатории!
- Ничего, у тебя в качестве компенсации весь балкон завален барахлом, - смеётся жена в его голове.
- А знаешь что, - отвечает он мысленно и привстаёт на локтях. - Пошла ты в жопу!
И в тут же понимает, что произнёс это вслух.

- Что ты там бубнишь? - спрашивает жена недовольно сквозь сон.
- Пошла в жопу! - повторяет Петров и чувствует, как к нему возвращаются силы.
Он садится на диване спиной к ней, улыбается и начинает одеваться.
- Уже утро? - спрашивает жена.
- Нет-нет! - спешно шепчет Петров виноватым тоном, который ненавидит больше всего на свете. - Спи, милая, ещё три часа до твоего будильника.
- А-а-а-а-ааа, - отвечает она. - Тогда собирайся тише, мешаешь спать.

Она отворачивается к стене, и тут он понимает что ничего не изменилось, и не изменится уже никогда. Петров стаскивает едва натянутые спортивные штаны, швыряет их в дальний угол и снова ложится - завтра рано вставать на вторую работу. Но мысли никуда не уходят: "Даже если я перемою всю посуду на двести лет вперёд - говорит он себе, - даже если застелю сто тысяч диванов и кроватей, всё равно останусь для неё тыр-тыр-тыр..."

Петров слышит, как собака на кухне гоняет пустую миску, встаёт, чтобы налить ей воды, и пока она пьёт, говорит шёпотом: "Пей, дружище, пей, ты-то уж точно знаешь, что я не тыр-тыр-тыр, а просто любишь меня, и я люблю тебя, скотина ты эдакая!"