Глава 20. Мелочь на полу

Некоторые кабинеты в школе, где училась Маша, были проходные. Чтобы попасть в свой класс, приходилось проходить через другой кабинет. Так получилось, что на урок иностранного языка английской группе класса Маруськи пришлось проходить через старший класс, который готовился к литературе. На иностранном, так ученики называли английский и немецкий языки в школе, Маруська сидела в среднем ряду за первой партой, перед которой был лишь широкий проход около классной доски.

Перед уроком, на перемене, в классе, как всегда, было шумно. Одни о чём-то разговаривали; другие бегали, словно угорелые; третьи, заткнув уши, продолжали зубрить домашнее задание; четвёртые – что-то списывали у более сильных учеников в свою тетрадь. А Маруська, сидя за своей партой, развернувшись назад, рассказывала краткий перевод текста о Гайдаре Ваське Шишову.

Тут-то в их класс и зашёл старшеклассник Сеня Соломин, живущий по соседству с Маруськой и Люськой. Он, красуясь перед младшими девчонками, вальяжно прошёлся по рядам между партами. Закончив свой обход, Сенька, улыбаясь и покручивая в руке ручку между пальцами, плюхнулся на крышку стола Маруськиной парты. Лежавшая и дожидавшаяся следующей перемены мелочь, что была приготовлена девчонкой на завтрак в школьной столовой, в желобке парты – для ручек и карандашей, с грохотом раскатилась по полу во все стороны. Маруська резко повернулась лицом к Семёну.
— Не фига себе! … А ну, поднимай! — строго взглянув на растерянного старшеклассника, возмущённо приказала Маруська.
Семён продолжал сидеть на крышке стола парты Маруськи, как ни в чём не бывало, растянув рот в искривлённой улыбке.
— Это как это я, … восьмиклассник, … да буду унижаться перед малолетками? — подумал он в эту минуту и зацыкал языком, нагло глядя на Маруську, — Ц! … Ц! … Ц!
— Подними! — выйдя из-за парты и встав перед Сёмкой лицом к лицу, настойчиво продолжала требовать Маруська.
— А то что? —  не вставая с места, спросил Сеня, продолжая улыбаться и цыкать.
Вспомнив приём с Царёвым «на картошке», Маруська схватила старшеклассника за волосы и резко нагнула к своей ноге.
— Поднимай, Солома, тебе говорю! — настойчиво сказала она растерянному Сеньке.
А он и не думал поднимать. В это время прозвенел звонок. Но Маруськины одноклассники не поспешили к своим партам — встать возле них, подготовившись, таким образом, приветствовать учителя. Они окружили суетящуюся парочку в центре класса и, молча, продолжали наблюдать за происходящим. Иностранка, так звали в школе между собой ученики учительницу иностранного языка, вошла в класс. Она руками прижимала к груди классный журнал и чуть не выронила его из рук.
Софья Ильинична не стала разбираться в ситуации, она просто пристыдила раскрасневшуюся Маруську:
— Что это такое, Клубничкина? … Девочка и дерёшься?! … Дневник на стол!
Маруська неохотно вытащила свою руку из волос Сеньки. Он, молча, быстро прошмыгнул в свой класс. Весь урок обиженная Маруська была невнимательной и думала о чём-то своём, отрешённо глядя в окно на улицу, где куда-то беспрестанно спешили пешеходы по тротуару, и по проезжей части ездили машины. Мелочь так и осталась валяться на полу. Софья Ильинична, исподлобья взглянув на отвлёкшуюся ученицу, вызвала её к доске:
— To the blackboard, Клубничкина!
Маша, услышав свою фамилию, встала из-за парты и, подойдя к учительскому столу, медленно начала рассказывать:
— Gaidar at the age of fourteen went to war.
— Не фоти, а фотин! —  не расслышав, сделала замечание ей иностранка.
— Я и говорю – fourteen. —  начала с ней спорить Маруська.
— Sit down, Клубничкина! — разозлившись, громко сказала Софья Ильинична, —  Two!  — учительница указала Маруське на парту и резко захлопнула журнал.
Так Маруська получила первую двойку в дневник. Кажется – мелочь, но Маше стало до слёз обидно. Сдерживая слёзы, она посмотрела на валявшиеся, на полу, монеты и, вздохнув, снова уставилась в окно.
—  Two! … Two! … The deuce! —  обиженно подумала она.