На задворках полуночного мира

          

              НА ЗАДВОРКАХ ПОЛУНОЧНОГО МИРА


                Здесь всё так же, так же, как и прежде,
                Здесь напрасным кажется мечтать.
                В доме у дороги непроезжей
                Надо плотно ставни запирать.

                Анна АХМАТОВА

    1.Здесь коченеют мысли,  замерзают звуки.

        И нам, и в первую очередь  нашим правителям, надо давно понять и признать, что мы изначально, с древнейших времён,  живем и существуем на самом краю   студёной ойкумены. У  Евразийской России, распростёртой вдоль берега Ледовитого океана,  своя  пугающая  стать  и  своя тревожащая сущность. У неё свой лютый полюс холода  на Индигирке в Оймяконе и  самая   комфортная  во  всей колониальной и пустынной Евразии  метрополия, свой   новый Третий Рим,  город-государство Москва. 
       Когда-то давно, при императоре Октавиане Августе, краем ойкумены было Черноморское побережье нынешней России. Здесь  в те времена зимой было жить так же холодно и тоскливо, как  сегодня у нас  холодно, сурово и угрюмо жить в Заполярье на Северном Урале у ханты-манси на перевале Дятлова или на Новой Земле, на радиоактивных гранитных берегах пролива Маточкин Шар.
       Две тысячи лет назад сюда, на край земли, за пять морей, на задворки двух империй, на западный  берег  Понта Эвксинского, в город Томы (сейчас это румынский  город Констанца)   был выдворен из Рима  любимец  римлян, поэт  Публий Овидий Назон.  (1)
       Здесь  мучимый морозом автор  «Любовных элегий» и  «Науки любви» впервые в жизни увидел  скованные льдом  воды Дуная и морского побережья. Море и реки подо льдом казались ему чудом: «Трудно поверить! – ногою касался я твёрдого моря, не намокала стопа, тронув поверхность воды» («Скорбные элегии»).
     На краю ойкумены, на краю земли, далеко  за «горизонтом событий» жили и  продолжают жить  особые люди, именуемые с доисторических времён «варварами». Их  характер  нравы и обычаи всегда  строго зависели от географии, климата, места обитания, флоры и фауны, от длительности природной или иной изоляции от остального мира, наконец, от наклона земной оси и  силы  солнечного ветра.
     Там, где вместо садов Гесперид и всегда  цветущих лугов Гипербореи возникает ледяная пустыня, там  на место людей-полубогов приходят чуждые мирному рыболовству, земледелию и огородничеству мужепёсы, которые, чтобы выжить должны убивать вокруг себя всё живое и в итоге обязательно   друг друга. Но и северная, ледяная пустыня, как и палящая, песчаная бывает разной, есть у них отдельные   оазисы и благодатные места для избранных и хищных особей,  но ещё  больше в них абсолютно губительных, каторжных  мест    для   остального смиренного  большинства травоядных.
    Россия – одна из тех самых страшных  окраин ойкумены, где всегда  минимум культурно-образовательных и медицинских центров на огромных площадях неосвоенного жизненного пространства и максимум опасностей и рисков, страна, где все проблемы решает только смерть, где даже   время замедляет ход и коченеет живая духовная и  деятельная  интеллектуальная  жизнь.
        Северной пустыней нашу страну называл не один  жизнелюбец Александр Пушкин и философ-меланхолик  Пётр Чаадаев, но и многие иностранные наблюдатели – дипломаты, наёмники, купцы и путешественники. В их записках и воспоминаниях о  России перед нашими  глазами возникает огромная, холодная страна, где «московиты, чтобы согреться, разжигают на улицах и площадях огромные костры, пытаясь ими согреть себя и  небо».  где от лютого мороза замерзает на лету вода, замерзают и стоят недвижно в небе  столбы   дыма и  даже  умирают звуки. По их словам, по средневековой Руси из-за отсутствия дорог  с большим удобством (но и с большим  риском)  можно было ездить на санях только  зимой, а  летом – только водным путём под хорошо вооружённой  охраной.
       Однако в зимнюю пору морозы были настолько лютые, что люди и лошади  купеческих обозов замерзали на пути, Иноземцам, не привыкшим  у себя к такому  холоду, такие морозы были невыносимы. Предпринимать дальние путешествия по Московии тогда означало совершать тяжёлый  подвиг.
    Западного европейца   средневековая  Московия  поражала,  прежде всего,  своими бескрайними, пустынными просторами, своей дикой природой. Здесь  не было того разнообразия пейзажа, которое было  в западной гористой  части Европы, где на каждом шагу  путнику попадались  живописные виды, ухоженные, чистые деревушки, красивые каменные города, грозные  замки.  Во времена посольства Сигизмунда  Герберштейна  в Московию (XVI век) можно было целый день проехать, не встретив человеческого жилья. В Московии по пути к столице  лишь изредка  попадались только что зачинающиеся селения  из одного жилья, «починки», как их звали, или «займища», то есть хутор, состоящий часто из одной крестьянской семьи, занявшей себе место под избу где-нибудь в лесной просеке. Можно было несколько дней проехать и не встретить не только города, но сколько-нибудь порядочного села, т. е. деревни с деревянной  церковью, храмом  духовной и культурной жизни. Это воистину была холодная северная пустыня, неприветливый край  непроходимых, сумрачных лесов, рек, озёр, болот и топей. Даже поездка на коне  из Европы   в Москву кратчайшим путём через Смоленск была весьма трудной –  приходилось   пробиваться сквозь лесные  завалы и заросли, переправляться через болота,  реки переходить  вброд или вплавь; ибо только у больших городов  были мосты или плоты для переправы. И вполне понятно, что в эпоху Герберштейна  мало было охотников изучать Московию, быт и нравы её обитателей, и  понятно, что   сведения о Русской Земле не могли быть точными, особенно о жителях  Крайнего Севера, которые «щебечут по-птичьи, ходят в звериных шкурах, живут в земляных норах, зимою умирают, а весною оживают». (1)
      Сегодня некоторые наши патриоты, которые на казённом патриотизме делают себе карьеру и «благородный бизнес» находят в этих письменных  свидетельствах иностранцев, в древних исторических баснях и фантазиях европейцев  первые  истоки  русофобии, хотя истинные  причины возникновения   русофобии надо искать внутри России, в нашем мировосприятии и миропонимании.
     На европейцев, особенно на теплолюбивых итальянцев и испанцев, глубокое  впечатление производил пещерный быт и  немыслимо тяжёлые  условия существования туземного населения. О белых  людях православного вероисповедания, живущих в норах и в хижинах вместе с домашним  скотом среди диких, черных, непроходимых лесов писали  почти  все европейцы,  побывавшие в России в разные времена. Проходил за веком век, но в деле сохранения и размножения русского народа ничего не менялось – уровень и качество, смысл и цена человеческой   жизни оставались в XIX  и  XX  веках     такими же низкими, какими  они были двести и триста лет назад, при царях Иване III  (Великом) и Иване IV Грозном (Ivan Terrible – Иване  Тиране). Русский дом многие века, при Рюриковичах, и при Романовых   был  глухим,  с всегда закрытыми ставнями  неприветливым домом  на околице мира у дороги непроезжей среди  густых лесов, болот  и топей. Почти тысячу лет неизменными оставались дороги  на Москву через Новгород Великий и Смоленск, вдоль которых  тысячу лет вели своё животное существование люди в овечьих  шкурах.  Эти люди продолжали оставаться в первобытном  состоянии при царе-реформаторе Петре Великом после основания города на Неве и  прокладки тракта Петербург-Москва, и при Екатерине Великой в эпоху Просвещения и при Николае I, устроителе первых железных дорог в России, и при Николае  II после завершения строительства Транссибирской железнодорожной магистрали. То, что возмущало до глубины души  нашего гуманиста и вольнодумца Александра Радищева, автора «Путешествия из Петербурга в Москву», продолжало  пугать  и удивлять  многих европейских путешественников на протяжении двух веков. В ужасе от путешествия в Москву в 1829 году была супруга Анатоля Демидова, Матильда-Летиция Вильгельмина Бонапарт, племянница Наполеона, кузина императора Николая  I. Её пугал  холод, русские морозы и люди звероподобного вида, жившие вдоль тракта в землянках-шалашах, а мужа – русский абсолютизм, самодержавная власть в лице  всемогущего императора: «Чем ближе мы приближались к России, тем нестерпимей становился холод. Я не видела никогда ничего более серого и мрачного. По мере приближения к России  мой муж становился всё мрачнее, ожидая встречи с государем». На пути к Москве она видела людей, не совсем похожих на людей, а в самой Москве, в Кремле она  увидела, как эти люди неистово обожают и  обожествляют  своего земного бога – Царя-батюшку. (2)
         Те же  мрачные чувства испытал и другой европейский путешественник маркиз Астольф де Кюстин, ставший для многих наших славянофилов и имперских патриотов патриархом всех русофобов и ненавистников России. Этот весьма наблюдательный критик и аналитик, пожалуй, один из первых иностранцев, который  вслед  за Радищевым осмелился открыто обсуждать русский деспотизм и русское рабство (крепостное право) и животный образ жизни крепостных людей. Он, как и Матильда Демидова-Бонапарт, так же  заметил за русскими дворянами и русской  торгово-промышленной буржуазии их  панический страх перед  неограниченной самодержавной властью, и пришёл  к  выводу, «что  страна, которую ее жители покидают с такой радостью и в которую возвращаются с такой неохотой, – дурная страна». В своей книге «Россия в 1839 году» маркиз  де Кюстин  не только уточнил определение русского деспотизма в отношении  своего низведённого до животного состояния народа, но и указал на весьма низкую политическую и социально-экономическую  рентабельность  русского  самодержавия, на малую эффективность и даже убыточность этой давно  морально устаревшей  системы государственного управления. Сегодня эти выводы маркиза в отношении  Российской империи  никак не устарели, а после распада СССР,  даже приобрели  новое звучание и значение. То, что говорил Кюстин  двести лет назад о русском народе, вполне применимо и к советскому и постсоветскому народонаселению населению времён культа личности, партийного  волюнтаризма и державного авторитаризма нового времени.
    «Этот народ, лишенный досуга и собственной воли, – не что иное, как скопление тел без душ; невозможно без трепета думать о том, что на столь огромное число рук и ног приходится одна-единственная голова. Общественный порядок в России стоит слишком дорого, чтобы снискать мое восхищение.  Деспотизм — смесь нетерпения и лени; будь правительство чуть более кротко, а народ чуть более деятелен, можно было бы достичь тех же результатов, но   не  такой    огромной   ценой. Тирания — мнимая болезнь народов; тиран, переодетый врачом, внушает им, что цивилизованный человек никогда не бывает здоров и что  его надо немедленно лечить.  Так под предлогом борьбы со злом тиран лишь усугубляет его. При деспотическом правлении тиран остается у власти долгие годы, ибо носит маску  незаменимого  благодетеля и спасителя». (3)
        То же самое  пугающее бездорожье, бесприютность и  безотрадность российских просторов, гнетущая первобытная дикость,  нищета и бедность российских провинций, особенно Русского Севера и Сибири,  сохранялось и в 1883 году во время путешествия швейцарской гувернантки Олимпии Риттенер в Красноярск на поезде, по воде и суши на телеге и рыдване. Образ жизни  местных жителей  Сибири  оставался таким же, каким он был пять, десять  пятнадцать веков назад.  Примитивные жилища коренных сибиряков  на берегу Оби  напомнили   юной Олимпии   временные убежища  от непогоды альпийских пастухов: ««Эти люди не имеют ни малейшего понятия об архитектуре, живут в хижинах, наполовину закопанных в землю и покрытых ветками деревьев и травой. Внутреннее убранство похоже на обстановку очень простых шале в высокогорной Швейцарии, которые служат убежищем для пастухов. Свет в хижину проникает только через входную дверь». (4)
        Даже, протянутая через всё евразийское пространство Российской империи Транссибирская железнодорожная  магистраль, на стальной  нити которой  возникло множество интеллектуальных пятен и  разного размера жемчужин просвещения и прогресса, не смогли смягчить  суровые и порой  угрюмые  черты портрета нашей страны.  Такие же убогие  условия обитания и выживания в условиях сурового  климата в  Северной Евразии сохранились  и в XX  веке.  Но  эпоху строительства коммунизма в отдельно взятой стране СССР, в  архитектуру доисторических землянок, земляных нор и пещер  существенный вклад внёс ГУЛАГ с его лагерными земляными и щитовыми бараками, деревянными, пешеходными  дорожками и дорогами-лежнёвками.
      К  нашему общему  стыду и позору,   в русской глубинке Российской Федерации   XXI  века  сохранилось множество таких забытых богом и властью поселков,  сел и деревень, где в диких условиях доживает свой век последнее поколение советских людей. После грабительских  и разорительных  реформ и Смуты  «лихих» 90-х годов в «новой России», в РФ, возникли тысячи заброшенных поселков, сёл и деревень, оставшиеся которых, чтобы  выжить, стали заниматься примитивным  подсобных огородничеством,  собирательством и рыболовством, то есть тем самым, чем занимались их предки-язычники тысячу лет назад.
      Иностранных путешественников  давно поражала неприхотливость русского простонародья, его умение обходиться  в суровых  условиях обитания  самым необходимым минимумом  в одежде и в питании.
     Немецкий ученый  Адам Олеарий  сделал много  глубоких заметок  и наблюдений о быте и благосостоянии русских. По словам этого учёного-путешественника, жители Московии были гораздо беднее немцев. Ежедневное питание простолюдинов состояло из репы, крупы, капусты, огурцов, соленой и свежей рыбы. В то время как у среднего европейца были «нежные кушанья и лакомства», русские ничего этого не знали и не пробовали. Олеарий отмечал, что великолепные пастбища Московии давали хорошую баранину, говядину и свинину. Однако «русские мало ели мясо, так как в их православном календаре почти полгода приходилось на строгий пост. Оно заменялось различными блюдами из рыбы вперемешку с овощами». (5)
       С последним утверждением Олеария трудно согласиться, ибо дело  не в религиозных великих и малых постах, а в чудовищном неравенстве между бедными и богатыми, между рабами и рабовладельцами и в самом разорительном  Смутном времени на которое пришлось путешествие в Московию  немецкого учёного. Трудно поверить  в то, что  европейские простолюдины ели  такие же «нежные кушанья», как  и их господа, синьоры-бароны.  Так же  немыслимо  поверить в то, о чём писала Вольтеру русская императрица Екатерина Великая, что  русские крестьяне-«пейзане» по всем большим  церковным праздникам «кушают запечённую на  вертеле индейку и запивают её добрым элем». Каждый правящий режим старается скрыть свои недостатки и лжёт по-своему, кто  как умеет.
     Об истинном положении крепостных людей в России и вообще  русских всех сословий Западная Европа знала давно и не только  от знатного перебежчика князя Андрея Курбского и не только от русских студентов, не пожелавших, по сведениям Петра Петрея, вернуться в Московию после окончания Кембриджа.(6) 
      О бесправном  положении  русских иностранцы узнавали от своих  непоседливых соотечественников-авантюристов, искавших в  Московии  при дворе больших должностей и большого жалованья, а также и от самих русских –  беглых крестьян и  подневольных работных людей. Европейцы всегда на Россию, в отличие от Норвегии и Швеции,   смотрели  косо, с недоверием и опаской, как на страну рискованного выживания, а на русских, как на один из своеобразных северных народов, которые    не мыслят своей жизни без насилия, произвола и садомазохизма.
   Многие из них продолжают и сегодня причислять русский народ к диким народам Севера, охотникам-промысловикам и оленеводам. Австрийский писатель  Франц Кафка (1883-1924), автор рассказов «На строительстве китайской стены», «В исправительной колонии»,  «Мастер в искусстве голодания», сочетавший в своём творчестве фантастику кошмара с отображением  абсурда и безумия реальной жизни, писал в дневнике: «Почему чукчи не покидают свой ужасный край, в любом месте они жили бы  лучше по сравнению с нынешней жизнью и их нынешними желаниями». (7) 
       Он и о русских мог бы так написать, если бы увидел  русских военнопленных на строительстве  автодороги в Альпах, или их мирную, повседневную  жизнь   в родных местах –   на русском Севере или в Сибири. Самым огорчительным здесь является то, что  развитие нашей страны  в лучшую сторону и заодно с этим рост благосостояния самого народа остается  замедленным, однобоким, «флюсовым», всё  остаётся таким же  угрюмым и безрадостным, что было сто лет назад под двуглавым  орлом, и  что тридцать лет назад  под красным, масонским молотом и серпом. Даже в период расцвета  Советского Союза его  социально-экономический механизм  работал  медленно и со скрипом, уровень и качество  жизни советских людей пугал даже граждан стран социалистического лагеря –  венгров, поляков, чехов и словаков.
       О том, что советская провинция в эпоху  освоения космоса    и правления великого  ленинца-волюнтариста Никиты Хрущёва, выглядела как средневековая, пишет в своей  книге «Московские истории» гражданина США Лорена Грэхема, который  в порядке обмена студентами учился в МГУ. Особо познавательным было его путешествие в ПНР (Польшу) на поезде  «Москва-Варшава». 
   «…Я увидел русскую деревню ранней весной, в бездорожье (знаменитая rasputitsa). Из окна поезда  каждая сельская  дорога казалась  непроходимой топью. Грузовики и редкие сани, запряжённые лошадьми, пытаясь объехать грязь слева или справа, только расширяли  это месиво до  размеров  двух полосного шоссе.. Деревни и поля, пролетавшие за окном вагона, выглядели средневековыми К деревенским колодцам шли женщины в тёмных телогрейках и валенках, неся на плечах коромысла, на которых висели  деревянные вёдра. Колодцы  были  того типа, который существовал веками:  с деревянным воротом, с намотанной на неё  истрёпанной  верёвкой. На речках, в тех местах, где лёд ещё не оторвался от берега, женщины полоскали бельё. По улицам бродили коровы и козы. Люди  везде передвигались только пешком, протаптывая в снегу и грязи  сети  причудливо переплетённых  тропинок. При колхозно-совхозной системе сельская жизнь сохранилась в таком виде, что и по внешним признакам и по своему функционированию она почти не  отличалась  от остатков   традиционного крепостничества в дореволюционной России – с небольшими деревнями в одну улицу, вдоль которой выстраивались прижавшиеся друг к другу деревянные избы. Скученное проживание  сельского населения  -пережиток средневековой  чересполосицы, здесь сохранялась  древняя форма  общинной обработки земли. Система была крайне неэффективна, поскольку в ней не было  места для личной  заинтересованности  и инициативы. Продуктивность была очень низкой, по крайней мере, по западным меркам.(8)

      С того дня, когда  волюнтарист Хрущёв ушёл на пенсию, а  Лорен Грэхем уехал в США, прошло полвека, огромный срок в масштабе одного-двух поколений, но в  социально-экономической жизни сегодняшней провинциальной России нисколько не изменилась к лучшему. А  в сельской местности, наоборот, стала ещё хуже, безотрадней и страшней. Сегодня    деревни  времён  Хрущева и Брежнева,  которые полвека назад видел   американец Грэхем, все исчезли, на слом идут рабочие, лагерные  и городские посёлки  при  шахтах, рудниках и химзаводах.
      Так, по сообщениям официальных, государственных СМИ  и «Российской газеты» сегодня  доживают последние  дни и месяцы   сотни малых городов, посёлков российской Северной Евразии, заброшенных, забытых и оставленных на произвол судьбы местными и областными властями. Среди них  недавно, в День Единения, 4 ноября 2019 года, прославился на всю страну посёлок Сураново,  что недалеко от Томска и районного центра Тайга. Пенсионеры  этого посёлка,  получившего недавно  в СМИ  имя «Доживалово» вынуждены зимой  добираться до соседнего дома на лыжах, а умерших отвозить в морг на электричках.  Из транспорта на весь посёлок  только один самодельный  «вездеход-луноход», собранный самородком-умельцем из запчастей, найденных на городских свалках,  с двигателем от мотоблока «Крот», ходовой  частью от «УАЗ» и колёсами от «ЗИЛа».
     Для того, чтобы провести по этой печальной теме  серьёзное социально-экономическое и политическое исследование вовсе не нужно переворачивать целые пласты архивных документальных источников, можно ограничиться специальной литературой, а лучше всего –  содержательной частью годовой подшивки   журнала «Родина». (9)
     Удручает только при этом одно – олимпийское спокойствие авторов-патриотов этих  статей и  неизменный оптимистический, патриотический настрой   читателей.
     Иногда возникает ощущение, что  российские правители никогда не испытывали ни перед  кем, ни перед  Богом, ни перед людьми чувство неловкости и  стыда за такое равнодушное и жестокое отношение к своему народу. Всё чаще и чаще кажется, что  российские власти даже гордятся таким   жалким и жертвенным положением народа, огромными, суровыми, неприхотливыми  пространствами, диким образом жизни, бездорожьем, бесприютностью  и ужасом богооставленности.
      Складывается   вывод, что ни народ, ни правящий режим  не знают и знать не хотят  никакой другой жизни, кроме той, что у них есть  в данный момент. Под ними своя-чужая земля, которая когда-нибудь будет принадлежать их  потомкам, у них работа, дающая хлеб и  на  которую хочешь,  не хочешь, а надо ходить  каждый день. Для  правящих элит  Россия огромная, серая и угрюмая провинция, а народ – назойливое и постоянно мычащее стадо, миллионы  тамагочи, которых надо  надо поить, кормить и развлекать,  а то погибнут. А без них погибнет  и  власть. Случилось так, что народ, живя на земле, остался без своей земли. Сначала он был доволен шести соткам, а потом  народ вообще забросил землю, и она теперь ему не принадлежит. У этого народа короткая память. Он быстро забыл о принесённых им жертвах, легко  простил  своих убийц и душегубов. Только короткой памятью людей можно объяснить  бурный подъём милитаризма и казённого патриотизма, слепое повторение культа личности и очередное безумное разжигание гражданской войны, убийства друг друга, самих себя, войны всех против всех. Получается, что всё  надо  начинать сначала. Нужен новый коллективный разум,  новая первичная социальная иерархия, новая идеология и подконтрольная парламенту система  управления, где высшая власть является почётным и жертвенным служением.


2.Здесь напрасным кажется  мечтать

      Эта печальная строка  одного из ранних стихотворений  Анны Ахматовой почему-то  всегда припоминается, когда  читаешь  исторические свидетельства людей былых времен о страшном быте и невыносимых условиях существования русского народа.     Иностранцы удивлялись удивительной почти фантастической живучести русских людей, их готовности жить по всем правилам науки выживания северных народов, чукчей, эвенков, ханты-манси.
       О технической и  технологической отсталости России и почти полном отсутствии нормальных коммуникаций в этой нелепо огромной и пустынной  стране писали многие известные иностранцы. Дипломаты и  учёные, инженеры-градостроители  и дорожники, архитекторы и  мостостроители, деятели искусства и культуры. Первым о социально-экономическом положении русского простонародья, в частности холопов-московитов,  сказал своё веское слово Адам Олеарий. До него иностранные наблюдатели-мемуаристы эпохи русской Смуты и  первой половины XVII  века старались  заострять своё внимание на государственно-политической устройстве  Московии, которое они называли тираническим и ужасным по сравнению с правящими авторитарными режимами Западной Европы. И это понятно. В то время мало кого интересовала социальная политика империй и королевств, отношение господствующих классов к крестьянству и работному люду повсюду в мире  было  одинаковым, что в «просвещённой»  Европе, что в крепостнической России.
      Абсолютизм в Московском государстве, по сути, почти  соответствовал абсолютизму в  Европе XVI-XVII  вв., где король   осуществляет абсолютную власть, и особа его является священной. Жестокая и бесчеловечная  европейская колонизация (кровавая встреча цивилизаций в эпоху географических открытий – А.А.), религиозные войны  и ужасы Тридцатилетней войны (1618-1648) не могли   не сказаться негативно  на характере и нравах европейцев того времени. И хотя европейский абсолютизм, в отличие от русского, отрицал тиранию, уравнивал  в правах дворянство и  торгово-промышленную буржуазию и даже   пытался   гарантировать личную свободу граждан («Habeas corpus»), отношение господствующих классов Европы  к «подлому»  крестьянскому сословию было почти таким, как и в Московском государстве. И это понятно  - уважению  к человеку как личности созидающей и творческой,    основам гуманизма Европа училась   у  Италии эпохи Ренессанса. Русским правителям в эпоху царствования Ивана Грозного и первых Романовых гуманизму учиться было не у кого. Даже прежние образцы имперского величия, «железного порядка» справедливого и  мудрого правления приказали долго жить –  Ордынская  империя распалась на отдельные  улусы, Царьград захвачен турками… Границы  древней ойкумены  (Tartaria) сдвинулись  далеко на север, поближе в берегам Ледовитого океана. Даже тёплые  берега Черного и Азовского морей  продолжали оставаться краем рискованного выживания.
       Понадобилось без малого 1700 лет, чтобы эти  места обитания диких народов, «свирепых колхов, язигов и гетов, в шкуры одетых»,   стали  частью Российской  империи, чтобы прежняя  студёная  Гиперборея стала благодатным краем, где сегодня  всегда тепло и растёт виноград.
       Понадобится всего два века, чтобы юг Российской империи, а потом и южный  регион  Советского Союза,   превратился в общеимперскую и общесоюзную здравницу правящих элит, чтобы в столицах империи появилась европейская  городская культура – водопровод, канализация, паровое отопление и  общественный  транспорт. Понадобится всего лишь двадцать лет, чтобы в большевистской России вместо белорусов, великороссов и малороссов  появился новый и особый советский народ. Понадобилось несколько ударных пятилеток,  чтобы у  Белого моря на  Соловках  возник  «СЛОН», чтобы северные пустыни Русского Севера, приполярного Урала, Западной Сибири, Забайкалья и Дальнего Востока стали  местами  ссылки и советской  каторги, краем  «великих строек коммунизма» и покорения природы. 
      Понадобится ещё двадцать лет огромного напряжения сил всего  советского (русского) народа, чтобы на краю студёной ойкумены появилось ядерное оружие, космические ракеты и первый в мире космонавт, а самыми ближайшими больницами  и госпиталями для жителей Амдермы,  Салехарда, Тикси, Певека, Анадыря, Магадана и Якутска станут больницы и госпитали Москвы. (Сергей Доренко).
      Понадобится ещё тридцать лет, чтобы в стране «развитого социализма» и «реального коммунизма»  возникла мощная энергетическая система, сеть атомных, тепловых  и гидроэлектростанций и могучий  военно-промышленный комплекс, но, увы, и  этого времени оказалось  мало, для того, чтобы как-то   повысилось  качество жизни людей имперских окраин. Никто не знает, сколько времени нужно сегодняшним реформаторам,   чтобы  в глухих заброшенных  окраинах рождалось  на свет не только одно  даровое «пушечное мясо» и дешёвый «живой товар» для сексуального наркобизнеса, но новое племя созидателей и творцов, энтузиастов и демиургов.
      Интенсивная электрификация,  индустриализация и милитаризация не  сделало  Советскую  Россию в глазах народов мира благодатной и привлекательной страной, хотя бы чем-то  отдалённо напоминающей Данию, Норвегию или Швецию.  Увы, европейский, западный  мир, как и двести лет назад,  продолжал смотреть на  русских как на несчастных, слабоумных туземцев, которые давно  смирились с участью рабов, и об иной доле даже не помышляют.
    Они, русские,   и сегодня продолжают вести такой же  животный  образ жизни,  какой был у их  предков.   Они считают, что им  здесь, в северной пустыне среди тайги, под саваном  искристого снега, на заимке, на отшибе,  в норе, где  лежанка, пол, стол и абсолютно пустые полки,  жить  намного лучше, чем в чужих, далёких и тёплых краях.
      Прошло ровно тридцать лет с того дня, когда рухнул СССР, когда все  нечеловеческие усилия и достижения советского народа оказались напрасными, а сам народ вместе с советской землёй был выставлен демократами-реформаторами на распродажу, русские продолжают отчаянно бороться за своё рабство и туземная, животная психология не покидает их.  Большой Запад как смотрел на русских московитов и их правителей, как на туземцев, так и продолжает их сегодня  считать туземцами (Евгений Сатановский), теми  несчастными, северными  людьми-дикарями, которых «видно в понедельник мама родила, и у которых, как они ни бьются, не идут дела».
   Нам, в первую очередь нашим правителям и правящей элите, пора, наконец,  осознать и  понять, что мы  живём с незапамятных времён на краю студёной ойкумены, на самом краю  евразийского континента в долгой самоизоляции от остального, цивилизованного мира.  И мы должны, наконец, понять,  что не нам, не с нашим страшным историческим и социальным  опытом, учить гуманизму другие народы, и  не нам, исконным рабам, освобождать из   рабства тотального монетаризма.   И   не с нашим  тотальным насилием над своим народом и друг над другом в XX веке-людоеде, учить кого-то основам нравственности, человеколюбия и милосердия, и  тем более идейно и духовно    главенствовать,  властвовать над ними. Когда наши  тщеславные правители  перестанут грезить мировым господством, когда они  станут рачительными хозяевами  своей страны, будут жить  только её национальными интересами в сфере  международного экономического и культурного сотрудничества, тогда и исчезнет неизменный и вечный  образ  внешнего врага, а с ним и  маниакально-тревожный психоз, пещерная антропофагия  и бессмысленная гонка вооружений. Надо  использовать с полной отдачей природные богатства страны в деле её обустройства, благоустройства и привлекательности. Когда  правители и весь народ будут заняты  своими внутренними  полезными делами, тогда исчезнет внутренняя и внешняя напряженность, тогда   наступит то  желанное счастье, о котором пелось в одной из советских песенок незадолго до развала СССР:
          Будет людям счастье, счастье на века
          У советской власти  сила велика…
    Может оно  случилось бы это всеобщее счастье на века, если бы советская партийная номенклатура в период «перестройки» не стала  компрадорской и пошла   по осторожному «китайскому пути» или по проторённому  пути Скандинавских стран. Но, новые русские, крещёные коммунисты и  демократы, новоявленные  монархисты  и либералы-интернационалисты выбрали иной путь, взяли на вооружение колониальный опыт ведущих держав XIX  века и применили его  по отношению к своей стране и своему несчастному, психически и физически надломленному народу. Первоначальная затея либеральных компрадоров распродать всю страну вместе с населением  по кускам Большому Западу и Большой Азии не нашла даже понимания у  руководства  ТНК и  у заправил Финансового Интернационала. Чтобы  полностью осознать всю чудовищную подлость этой  Затеи  мировому сообществу  требовалось некоторое  время, ибо такого предательства национальных интересов мир ещё не знал. Но вполне возможно, что  распродажа шестой части  суши состоялась, если бы   власть запойного президента Ельцина продлилась ещё на один срок, и  если бы чекисты  из группы «Z» Юрия Андропова, развалившие СССР, вовремя  не опомнились и  не решили  взять власть в стране  мирным путём.  Не без согласия Большого Запада и спецслужб ведущих стран  был организован по   соглашению с «семьёй» очередной кульбит, чтобы сделать из России очередного сателлита  и  неисчерпаемый  евразийский Клондайк, прибрать  к рукам все её  природные богатства вместе с  дешёвыми людскими ресурсами. Большой Запад это вполне устраивало, но при условии,  что  демократия в  этой огромной  сырьевой колонии  будет негласно  управляема извне.      Финансово-экономическое сообщество предпочло видеть в России свой самый мощный вторичный  сырьевой придаток, которым можно как угодно  манипулировать по своему усмотрению. Для этого использовались не только экономические и монетарные  рычаги дистанционного управления и манипулирования  сознанием  российских правящих элит, но и  методы психологического воздействия, будирующие в представителях высшей власти огромной колонии манию величия, чувство непомерной гордыни  и ложного, маниакального величия. Как правило, такой правитель в итоге приводит страну к гибели. Мировая история полна примеров того, чем заканчиваются эксперименты с манией величия и мечтами о мировом господстве. Взращённый больной эпохой Голем становится врагом всего живого и своих создателей,  и триумф мании величия заканчивается  сумерками богов,  битвой  голых среди руин. Сегодня правящая элита России сквозь мглу стыда и позора  идёт этим же путём, от навязчивого маниакального  величия  и ложного  могущества к  полному и окончательному безобразию и ничтожеству, которое грозит стать нашим главных национальным  позором  и  позором всего человечества. Игры российских политиков  в мировое верховенство слишком затянулись, миллиардные и триллионные  денежные средства  уходят на них, ради капризов одного человека,  пора не играть в политику и в жизнь, а строить реальную достойную  человека разумного жизнь.
      В самом деле, пора покончить с эпидемией мании величия в верхних эшелонах власти нашей страны. Пора прибегнуть к помощи психиатрии и других прикладных наук о человеке. Пора смирить гордыню тех, кто, сидя на  награбленных богатствах уверился в своей незаменимости,  мечтает о вечной молодости  и личном бессмертии.  Трагически необратимое время не остановишь, не повернёшь вспять,  вселенную не покоришь и смерть не победишь, а раз так, то успокойся, смертный, и  не требуй всего того, что не  нужно тебе и всем остальным.  Давно назрела пора создавать в России новую, эффективную, исторически и социально экономически   высокорентабельную  систему  управления, о которой рассуждал почти двести лет назад маркиз де Кюстин. Ничего идеального в мире нет, но к идеалу надо стремиться, иначе не будет полнокровного  развития.  Никто  не мешает нашей молодёжи  следовать примеру других стран и пытаться создать  нечто подобное   той стабильной и эффективной   системе  управления, которая благополучно  функционирует в Скандинавских странах, в Канаде и в Австралии. Пора понять, что не ядерное  и суперсовременное  оружие страны  определяет её ведущее  место  в мире, а экономика, наука и культура, пора понять,  что  и сырьевая держава при рентабельной и рачительной  системе управления  может быть сильной и могучей, независимой и привлекательной. Жалок корейский карлик с атомной бомбой в руках и глубоко несчастен   разделённый им голодающий народ.  Не имеет  армии  маленькая Дания, но в достатке и благополучии живут датчане и жители огромной ледяной Гренландии.  Не имеют Канада и Австралия атомного оружия и огромной армии, и в достатке и благополучии живут их граждане, и многие из российских мечтают жить и умереть там, где много   русских общин с давних времён благополучно обосновались, живут и процветают, сохраняя язык и культуру своих этнических предков.
     Пришла пора понять, что менять надо не страну (задача уже  объективно невыполнимая), а использовать её потенциал  для переделки самих себя, для изготовления из лучших своих узлов, деталей и свойств  нового (совершенного) Человека. Только изменив себя, можно устроить себе нормальную, осмысленную созидательную  жизнь в нормальной передовой  стране.




Авторские примечания и литература             

1. Валишевский Казимир. Первые Романовы. М.: 1993. Смутное время. Сказания иностранцев о Москоии и московитах. Герберштейн Сигизмунд. Записки о Московских делах. Олеарий  Адам. Описание путешествия в Московию в 1637 году.

2. Моруа А. Три Дюма // Собрание сочинений в трёх томах. М.: Пресса. 1992 Т. 1. с. 289.Ferdinand Bac.«La Princesse Mathilde»(Hachette, coll.«Les grandes figures du pass;», 1928)
3. Астольф де Кюстин. «Россия в 1939 году».

4. Путевой дневник швейцарской гувернантки Олимпии Риттенер в Сибирь в 1883  году. -   https://rg.ru › 2019/09/26 › rodina-putevoj-dnevnik-shvejcarskoj-guverna...
5. Валишевский Казимир. Первые Романовы. М.: 1993. Смутное время. Сказания иностранцев о Москоии и московитах. Герберштейн Сигизмунд. Записки о Московских делах. Олеарий  Адам. Описание путешествия в Московию в 1637 году.

6. Швед Петр Петрей де Ерлезунда – путешественник и писатель о России.
 Пробыл в Московии с 1601 по 1604 год, собирая разнообразную информацию о стране и прикрывая эту деятельность врачебной практикой. Он оставил записки о пребывании в Московии. Родился в  Уппсале , в семье ректора соборной школы Петра Бенедикта Петрея.  Получил хорошее образование, однако из университета был выгнан за инакомыслие.  На государственной службе  с 1595 года.  Четыре года служил в России, затем два раза ездил в  Московию (1608 и 1611) посланником шведского короля  Карла IX.   
Его книга рядом с заимствованиями из разных источников, в особенности из  сочинения Буссова,   содержит  уникальные сведения о посылке Борисом Годуновым  русских юношей  в Кембридж учиться «дохтурскому искусству». Интересны  сведения  о частной жизни  третьего самозванца,  о быте и нравах  русских дворян и бояр  в эпоху Смуты.. Здесь же  впервые  описывается традиция московитов, берущая  начало  со времён Ордынского ига,  платить дань «натурой», «живым товаром» или решать свои финансовые проблемы  путём  сдачи  в сексуальную аренду своих дочерей и жён.   Часть из них,  посвященных нравам московитов  приводится по  книге «Исаак Масса, Петр Петрей, История о великом княжестве Московском. О начале войн и смут в Московии» Фонд Сергея Дубова, 1997. И немецкому изданию  «Historien und Bericht von dem Gro;f;rstenthumb Muschkow 1620»
      
    «Таков, например, этот, ещё не самый худший обычай сдавать во временное рабство своих жен.   Когда бедные и мелкие дворяне или граждане приходят в крайнюю нужду , то  они бродят по всем закоулкам и смотрят, не попадется ли каких-нибудь богатых молодчиков, и предлагают им для блуда своих жён, берут с них по два и по три талера за раз, смотря по красивости и миловидности жены, или как сойдутся в цене.
       Муж всё время ходит за дверью и сторожит, чтобы никто не вошёл, не помешал и не потревожил их в таком бесчестном и распутном занятии. Они, а особливо большие бояре и дворяне, делают и больше распутства, содомские грехи, мужчины с мужчинами, да ещё и не тайно, а часто на глазах многих лиц, считая для себя честью делать это, не стесняясь и гласно.
  Часто к ребёнку или к молодому человеку они привязываются сильнее, нежели к своим жёнам. Но это гнусное и ужасное дело, идущее наперекор Богу и его законам, даже наперекор природе и всему человечеству. Необходимо отметить, что этот средневековый ордынских времён «обычай» возник с небывалым размахом после развала СССР   в 90-е  годы ХХ века,  в эпоху криминально-сексуальной революции и Смуты. Торговля женским телом стала основным товаром  на  диком российском рынке, секс за  продукты питания, за деньги и долги родственников   стал обычным средством выживания многих обездоленных семей. Особенно жестокими в  вышибании  долгов были коллекторы МФО, малых кредитных организации, который давали  кредит под 400 процентов. (Анатолий Апостолов. Когда сестра ложится под проценты. –ПРОЗА.РУ)
То, что получило расцвет в первую смуту, повторилось с небывалым размахом и цинизмом в третью великую Смуту, точное количество жертв которой до сих пор не установлено и держится под большим секретом». 

7.Франц Кафка. Дневники. Кафка Ф. Дневники. Письма к Фелиции. М.:, Эксмо, 2009, — 832 с
Отдельную часть «Дневников» составляют путевые дневники, которые Кафка вел во время путешествий по Швейцарии, Франции и Германии (1911 и 1912 годы), в русское издание  они не включены. Выборка и перевод сделаны по книгам: Franz Kafka. Tagebucher 1910–1923. S. Fischer Verlag, Frankfurt am Main, 1951; Das Kafka-Buch, Fischer-Bucherei, 1965.
8. Loren  R.  Graham. Moscow Stories // Indiana University Press. 2006.

9.  «Российская Газета. Неделя»,№250 (8008),6 ноября 2019, с.16 –  Олег Кармаза. Доживалово. Своими глазами.