Кошачья мама. Глава 17

Глава семнадцатая



          Микроавтобус въехал на небольшую территорию гостиницы. Служка выбежал со строгим лицом, и очень строгими словами о запрете такого действия. Узнал, к кому прибыла девочка с двумя сумками и собачьей перевозкой успокоился.
 — К нам с собаками нельзя, гавкают, беспокоят гостей. —
 — Это кошка. —
 — Большая кошка — то…. Начальство у нас по болезни отсутствует, спросится не у кого. — 
Из гостиницы выбегает мама Люси, мать и дочь обнимаются. Подходит Александр Александрович. Девочка Люся отрывается от мамы Люси, обхватывает руками Александра Александровича по талии, замирает с неразрешимым вопросом правильности своего поступка. Зато она видела, как делали это другие девочки при встрече с родными отцами после долгой разлуки. Ребёнок вторит им, что бы узнать ощущения таких порывов. С минуту они стоят, обнявшись, слегка раскачиваясь из стороны в сторону. Мама Люси и Александр встречаются глазами, у обоих они становятся влажными.
 — С приездом доченька Люся! —
 — С переездом, родная! Устала? —
 — Нисколько. И кошка Люся не поносила. —
 — Разве это делать ей обязательно? —
 — Водитель тоже так считает. —
Водитель стоит рядом с собачьей перевозкой в руках. В ней кошачий гибрид сидит попой к свету божьему и сердится.
 — Вторую пассажирку доставил по адресу. —
 — Как её встретили? —
Живо отозвалась мама Люси.
 — Степенно. Церковь же. —
Пожал плечами водитель.
 — Она радовалась? —
Мама Люси неудовлетворенна ответом.
 — Мама Фёдора плакала, тётя Люба смеялась, батюшка крестил всех. —
Быстро доложила обстановку у церкви девочка Люси.
Она стояла под мышкой Александра Александровича и выглядела счастливой.
          Жизненные перемены. Как вырвавшаяся на свободу вода, бегут вслепую там, где упали, не ведая, не видя, но чувствуя, что путь верный. Они необходимы всем как воздух свежий в комнате. Вскочишь, распахнешь окно, и надышаться не можешь тем, чем дышал изо дня в день и секунду назад тоже.
Распахивайте окна, когда невмоготу нести беду, когда слеза в глазу,
за ним вообразите мост и по нему мечты в галоп пускайте.
 Вцепившись в хвост или за гриву вскочить, успейте,
кровать неприбранной оставьте с ненужностью мужскою в ней.
Не понукайте бег, не теребите душу необозримостью пути,
бегите слепо прочь, и вы придёте, к двери и вам позволят в них войти.
 Незаметно проза перешла в поэзию, раз так произошло, позволим ей остаться в тексте.
          Люба сидит на простом стуле, в очень простой комнате, вдыхает непривычные запахи, наблюдает за непривычными простыми людьми у простого рукотворного столика. Люба ощущает под собой коврик грубой вязки крючком, видит точно такой же у своих ног,  сидит и слушает гулкий и редкий стук сердца. Батюшка Фёдор изредка поглядывает на неё, как крестным знаменем осеняет. Её придуманный возлюбленный Фёдор режет хлеб и зелёный лук для окрошки, остальное всё уже было порезано. Любе захотелось покрыть голову платочком, женщины, что — то подающие в открытую дверь все в платочках, и во дворе ходящие тоже. Она подняла руки к голове, заправила волосы за ушки и захотела на набережную. Бежать по ней, как тогда навстречу инвалидной коляске с выдуманным для себя Фёдором. Что бы ухом море слышать, что бы краем глаза море видеть, дышать морским воздухом и мечтами. Что бы подол платья ворошил ветер. Вздохнула. Оглядела спокойные лица, мягкие движения рук людей, такие  же улыбки в её сторону. Вздохнула и закашлялась. Непривычные запахи облепили горло.
 — Устала. —
Кивнула ей мама Фёдора.
 — Сейчас пообедаем, и вы отдохнёте с Фёдором. —
Люба думала, что ответить или просто сказать. Придумала.
 — Окрошка это хорошо. —
 — Особенно летом. —
Ответил кто — то.
За спиной любы широкая кровать, заваленная подушками и свёрнутыми одеялами. На стене развешены иконы и иконки, горит свеча. За спиной Фёдора короткий топчан. На него поставили вазу с полевыми цветами, снятую с рукотворного столика. Может быть, это они так непривычно пахнут? Веник под ним, настоящий веник и совок. Окно со шторками из цветного ситца по его размеру без подоконника. Видимо её разглядывание заметила мама Фёдора. Она присела напротив Любы.
 — В тесноте, да не в обиде. Вам комнату Фёдор снял, пока дом не купим. Есть уже на примете, решили с вами посоветоваться. Мы теперь семья. Как я вам рада! —
И заплакала, честно, с соплями и всхлипываниями. И стало понятно, что сделать это женщина хотела давно.
 — Мама! Вы напугаете Любу. —
 — Женщина женских слёз не боится. —
Сказала Люба не своим голосом, потому как уже ревела сама.
Батюшка Фёдор, строго взглянул на сына Фёдора, и они вышли и выкатились из комнаты прямо во двор и дверь за собой закрыли.
 — Нельзя огонь затушить в ладанке, терпкий запах. —
Проплакала Люба.
 — Сама ещё не привыкла. Здесь им всё пропахло. —
Проплакала мама Фёдора, встала и задула  коптящий огонёк.
 Спохватилась и перекрестилась. Села на место, высморкалась в платочек, а у Любы нет его, размазывает слезы и сопли в ладошках. Конечно, платочек есть в сумочке, но где она?
 — Поверить не могу, к сыну невеста приехала. —
 — Приехала, вот. —
 — Счастье то, какое ему и мне и батюшке его. Любить вас буду как дочь. —
Люба смотрит на чужую женщину и не верит потому, как не испытывает ничего даже подобного ни к одному из членов семьи. Ей бы полюбить опять Фёдора той, набережной любовью, а то она куда — то спряталась, а без неё страшно и пресно в непривычной комнате и с непривычно простыми людьми. Дверь открылась, вошёл батюшка Фёдор и вкатился сын Фёдор, рыбу принесли заливную, да большую такую. В прозрачном желе морковка резная звёздочкой проглядывает, маслины колечками резаные. Стопочки с напёрсток серебряные развесели Любу, а может их содержимое, сотворило чудо, только ела она, как и люди простые с аппетитом и лёгкой испариной на лбу. Лето же….
          Съёмная комната залита лунным светом, не освещена, а наполнена им, только лишь не булькает. В лунной дымке просматривается любовь человеческая, любовь милая и робкая, неуклюжая любовь, покалеченная. После простого застолья с родителями Фёдора в простой комнате нашлась — таки спрятавшаяся любовь. Они пошли гулять по набережной, согрелись воспоминаниями, а затем его величество основной инстинкт человеческий спрятал любовь от посторонних глаз в съёмной комнатке. Употребим не существующий глагол и скажем, люблюкаются люди и хорошо им.
          В гостиничном номере мама Люси меряет обновы и показывает их на себе доченьке Люсе и Александру Александровичу. Они сидят в креслах, меж креслами на полу сидит кошка Люся, щурит глаза на возрастную манекенщицу из Волгограда, а когда та уходит в другую комнату переодеться, переводит глаза на Александра Александровича нового человека в её жизни. Тот опускает руку и трогает кисточки на ушах кошки, та прядает ушами, но терпит. У неё тоже свои маленькие радости, это твёрдый пол под ней, нет шума машины, ощущения движения и страха неизвестности.
           Ужинала семья в номере. Тоже ели окрошку и заливную рыбу по случайному совпадению, а летом мяса не очень хочется. Дочь не узнаёт маму и радуется переменам в ней. Александр Александрович заказывает по телефону белые лилии с доставкой адресату и объясняет своим женщинам:
 — Владелица гостиницы получила травму, хочу посочувствовать и порадовать женщину. —
 — Она не любит лилии, помнишь, принесла мне свой букет от воздыхателя. —
 — Минутку…. —
Роняет слово мужчина в телефонную трубку.
 — Так и сказала – от воздыхателя? —
 — Ты мне не веришь?
 — Слово какое — то возрастное, безжизненное или даже обезжиренное. —
Мужчина поморщился и положил телефонную трубку на аппарат.
 — Я передумал. Выздоровеет, поздравим её все вместе. —
Тут мама Люси, встретившись с глазами кошки Люси, вспоминает про квадратную собачку по имени Рич. Рассказывает дочери подробности их знакомства. Обе проникаются жалостью и сочувствием к животному коварно преданному людьми. А животное в это время спало в «собачьем гнезде» в пустом доме, наполненном тишиной и эхом. В собачьей жизни снова появились люди и сделали для неё хорошее, они обязательно придут снова, они обещали ей это.
          Набережная…. Чего только она не видела, чего только не слышала! Перегретая солнцем, зашарканная ногами она терпит вечерние часы, а после полуночи постепенно погружается в сон и остывает до зябкой дрожи. Скорее бы утро и восход солнца. А вот и оно, великолепие космоса, дар Божий. На набережной стоят твое, вернее один сидит в инвалидной коляске и это Фёдор, рядом стоит Люба повариха. Невдалеке лежит собака. Всё трое смотрят на линию горизонта. Идёт красочное  представление одного из чудес света, время, когда на солнце можно смотреть без очков, и даже не щурясь. Ты смотришь на него, оно на тебя. Можно поговорить с ним, попросить о чём — то. Возможно, люди так и делают. Они встречают первый день своей совместной жизни, потому многое чего хочется.
 — Я замуж хочу, Фёдор. —
Собака на этой фразе встаёт и подходит к Фёдору, кладёт голову на то, что осталось от ног. Тот гладит её.
 — Не хочу просто так. —
Добавляет женщина.
 — Со мной просто так не прокатит, со мной сложно. —
Смеётся Фёдор. Громко смеётся. Пёс у его ног не слышал никогда такого смеха от своего друга и с осторожностью отходит в сторонку. А человек разводит руки в стороны, потягивается с хрустом и кричит солнцу.
 — Моя женщина замуж за меня хочет. —
Собака отбегает на несколько шагов и поджимает хвост.
 — Смотри! —
Фёдор ныряет в карман, что — то в нём сгребает в горсть мужскую, грубую. Разжимает её перед женским лицом, подняв руку, в ней лежит крохотный прозрачный пакетик с двумя золотыми колечками. Два солнечных обруча увидели свет солнечный и заблестели от восторга увиденного. Точно такой же восторг посетил и Любу. Так сложилось у человека в жизни, что впервые она видит свадебный атрибут в мужской ладони ей предназначенный.
          И так вот сложилось, что на пляже, далеко от набережной, полулежат в прогулочной лодке ещё двое, это парень Фёдор и Людмила льдинка. Если бы они обернулись, то увидели силуэты Фёдора инвалида, Любы и собаки. Но, они не обернутся, они озябшие, как и вся набережная встречают солнышко, что бы согреться. Не согрела одинокая любовь Людмилы льдинки ни себя, ни парня. Может это и не любовь?
 — Не сердись…. Тебе бы на моё место! Дай да дай, только и слышишь. —
 — Забыли. —
Вяло отвечает парень и тут же вскидывается:
 — И что ни разу и ни кому? —
 — Ни разу и ни кому. —
Как эхо отзывается девушка твёрдым голосом.
 — Так тебе двадцать пять! —
 — И что? —
 — Для здоровья вредно. —
 — Ты хотел сказать, ни кому буду не нужна скоро. —
 — Так тоже можно сказать. —
 — Тебе же нужно было, раз ты здесь. —
 — Да засиделись мы тут до рассвета, озяб я, вот и…. —
 — Ни каких «вот и…». Ты меня хотел. —
 — И что с того! Я когда мёрзну у меня всегда так. У всех мужиков так. —
 — Вот женимся тогда, пожалуйста. —
 — Да ты холодная, википедия даже говорит об этом. —
 — Это главнее, как если бы женщину сжигала похоть. — 
Людмила говорит нравоучительным тоном учительницы и добавляет:
 — Так по рукам можно пойти. —
 — По чьим? Тебя многие хотят? —
 — Это нескромный вопрос. —
Парень Фёдор смело сморит в солнечный лик, ему кажется, что солнышко на его стороне.
 — Как бы мне тебя не застудить, а то и впрямь придётся жениться. —
Парень встаёт, чувствуя болезненные ощущения во всём теле, и помогает встать такому же одеревеневшему женскому телу. Оба кряхтят, опираются друг на друга, обоим зябко, как и набережной. По ней в одну сторону катится инвалидная коляска с Фёдором, и Любовь шагает рядом, в другую сторону идёт озябший парень и девушка, играющая в любовь как в песочные куличики. Слепила, а он такой рассыпчатый! И права вроде девушка, да не ведает, что в стройке мужская сила нужна, не женское это дело. Женское дело куличи печь, а не лепить из песка.
          Зародился новый день и заглянул в гостиничный номер под цифрой семь. Занавес посередине комнаты снова танцует восточный причудливый танец. За ней устала наблюдать и дрожать напружиненным телом кошка Люся. Потянулась, расслабилась и пошла в открытую дверь веранды навстречу птичьему гомону и странно новому воздуху. Огляделась. Перила высокие над головой, но легко взлетев на них, кошка таковыми их не посчитала. Кошка Люся удивилась и свалилась на газонную траву аккуратно подстриженную. Снова удивилась. Перевернулась на спину, поджала лапы и уставилась на росу, просвечивающуюся на солнце и раскачивающуюся на травинках. Сколько ползающих и порхающих тварей вокруг! Кошка лениво перевернулась и встала на лапы, трава приятно пружинила. Что — то заставило животное нагнуться и попробовать на вкус зелень. Вскоре она уже жевала траву, да так аппетитно размахивала головой и слюной зеленого цвета, что привлекла внимание горничной застилающей  сверкающий зеркальным блеском мусорный бачок у входа в гостиницу.
 — Кись, кись…. Ты откуда взялась! Голодная, траву даже ест! —
Женщина делает несколько шагов в её сторону и замирает. Задним ходом делает столько же шагов назад и плавно развернувшись, забегает в открытую дверь гостиницы, где криком оповещает других сотрудников о нахождении хищника на их территории. Делает предположение, что несчастное животное сбежало от местных гастролёров с животными на набережной, каких только тварей не вывозят браконьеры проклятые. Оно ещё и голодное, а значит злое.
 — Надо вызывать ветеринара. Усыпят, увезут в ближайший зоопарк, там, по крайней мере, сытое будет. —
Говорит служащий в белой рубашке с коротким рукавом и чёрной бабочкой.
 — И не кричи так, спугнёшь. Будет скитаться по городу, ещё и бед натворит. —
Тут парень с бабочкой вспоминает вчерашний приезд гостей со странно рыжей и большой кошкой, выходит во двор, удостоверяется в своей догадке, поднимет кошку с земли и мягко перебрасывает на веранду седьмого номера.
 — Да вот же она! —
Сразу же раздаётся радостный крик девочки Люси и кошку волокут в комнату, та не против, после травы желудок запросил нормальной пищи.
          Первую ночь в Сочи девочка Люся спала как убитая на кожаном диване в гостиной. То, что было постелено на диван, за ночь превратилось в один ком влажной ткани, и это понятно, влажность повышенная, диван скользкий. Убитая девочка Люся ничего этого ночью не чувствовала.
 — Скоро у нас будет дом и у каждого по личной комнате и личной кровати. —
 — Вы будете спать врозь? —
 — У нас с мамой будет общая кровать, у тебя своя в своей комнате. —
          Месяц Август промелькнул на одном дыхании. Он был заполнен заботами, связанными с переездом в дом и его благоустройству. Дом неспешно наполнялся мебелью, шторами, посудой и кухонной утварью. Заботы приятные, но к вечеру мама и дочь падали с ног. Приятная усталость проходила за вечерним чаепитием в беседке, где красовался электрический самовар, на огромном расписном подносе присланный в качестве подарка к новоселью из мэрии города. Хохлома – старинный русский промысел. Часто женщины пили чай одни. Их мужчина задерживался на работе. На него не обижались потому, как не были привычны к присутствию мужчины в доме. Рич отлепился от правой ноги мамы Люси и прилип к правой ноге девочки Люси. Та перетащила собачье гнездо к себе в комнату. Пришла пора, идти в новую школу. В ночь перед первым сентябрём, вечером, девочка Люся бродила по двору с Ричем. Вдруг собака кинулась бежать к калитке. Калитка собрана из добротных досок и за ней ничего и никого не видно. Девочка Люся постояла, послушала и вздрогнула, за калиткой кто — то тяжело вздохнул. Через минуту ещё раз. Девочка Люся отскочила в сторону на безопасное расстояние. Рич прыгал и радостно вилял куцым хвостом. Набравшись смелости, девочка Люся подступилась к калитке, встала на цыпочки и заглянула за калитку и вниз. Перед ней стояла грустная лошадка с белой заплетённой в косички гривой сама она была беленькая в «серое яблочко». Седло и сбруя на ней украшено бахромой. Игрушка, а не лошадка! Девочка Люся захлопала в ладоши и распахнула калитку. Рич прыгал, словно резиновый мячик, пока не заскочил на спину лошадки прямо в бархатное седло. После этого трюка лошадка мелким шажком проследовала вдоль дома прямо к уменьшенной копии дома из красного кирпича и встала у дверцы. От восторга девочка Люся не знала, куда себя деть. Она бегала вокруг лошадки и боялась до неё дотронуться. Собака на спине лошадки стала звонко лаять, как бы призывая девочку Люсю немедленно открыть дверцу домика. За всем наблюдает кошка Люся через окно. На лай собаки из дома вышла мама Люси и обомлела от увиденной картинки.
 — Они знакомы?! —
Удивилась она.
 — Кто? —
Удивилась девочка Люся.
 — Пони и Рич и откуда пони взялся. —
 — Сам пришёл. —
 — Опять сбежал с набережной! Заездили его детки отдыхающих! Они сейчас все ожиревшие. —
Послышался голос соседки из-за забора.
 — Бывшие хозяева не знали, что с ним делать, вот и продали для развлечения на набережную. Он иногда убегает. —
 — Какое несчастье. —
Качает головой мама Люси.
 — Так он же домой идёт бедненький, по дому скучает. —
Запричитала девочка Люся и замерла. Пони развернулся и прислонился головой к ней.
 — Видишь мама, я угадала. —
 — И что с того? —
 — Я открываю дверь. —
Рассердилась девочка Люся и сделала это. Пони резво зацокал копытами и вошёл внутрь домика вместе с собакой на спине.
 — Там же нет для него еды, нет воды! —
 — Вон у него пена вокруг губ клубится. —
Снова запричитала девочка Люся.
 — Что они едят? Иди в дом, включи компьютер и спроси. —
 — А чего его кормить, за ним скоро придут. —
Сказала соседка из-за забора.
 — Не отдам. Тут его дом. Он скучает по нему. —
Отчеканила девочка Люся.
Соседка из-за забора пожала плечами и удалилась.
 — Доченька, пони не наша собственность, потом у нас есть кошка с собакой. Пони это перебор. —
 — Ему там плохо, раз он сюда идёт. —
 — Девочки я пришёл. —
С этими словами Александр Александрович появился на территории двора.
 — Не только ты, к нам пришёл пони. —
Отозвалась мама Люси.
 — Это такая маленькая лошадка, она жила здесь до этого. —
 — Такого в моей жизни ещё не было. —
Александр Александрович заглянул в домик.
 — Привет. —
Пони покачал головой.
 — Пришёл домой? Ну и умница. —
Пони снова покачал головой. Рич стойко держался в седле и излучал счастье собачьей мордочкой.
 — Вот вам и Вова плюс Рич. —
Расшифровал надпись на стене домика Александр Александрович. Зашёл в домик, слегка сгибаясь, огляделся, нашёл ведёрко, увидел кран, набрал воды и поставил перед пони, тот стал пить, размахивая хвостом.
 — Что делать будем? —
 — Решать вопросы по мере их поступления. Что они едят, узнаем, закажем, привезут. —
 — За ним придут. —
 — Понятное дело. Я видел его на набережной, детей катал. —
И ушёл в дом. За ним побежала девочка Люся. Мама Люси дошла до беседки, села за стол, подперла лицо руками и стала наблюдать за пони, который напился, вышел из домика, стал мирно щипать травку вдоль забора. На спине его гордо стоял Рич. Умиляясь картинке с животными в своём дворе, возле своего дома с ёлками по углам она думала, как порой меняется жизнь. Сказать круто, не подходит слово. Ни какой крутизны она не ощутила, как-то так мирно и плавно перетекла её повседневность в новую жизнь в новом городе. Ну, может быть появление пони, это достаточно круто. Голова соскальзывает с руки, женщина ловит себя на том, что её окутывает ласковый сон, а вставать не хочется, так хорошо ей сейчас. Есть ощущение того, что это давно с ней происходит, будто бы и не жила она матерью одиночкой в городе Волгограде, будто бы отец её дочери всегда был Александр. Из дрёмы её вывел женский голосок за калиткой. Маленькая, почерневшая на солнце, молодая женщина в коротких шортах не по возрасту пришла за пони. На вопрос, почему лошадка от них уходит, пожала плечами и предположила, что зарабатывают на ней хозяева мало, кормят так же, то чем угощают на набережной, пони перестала, есть и правильно делает, сладости вредят и живот её постоянно вздутый. Для убедительности женщина постучала по брюху животного, оно звучало как спелый арбуз. Ночует животное на привязи прямо на набережной под присмотром сторожа двух кафе и надувного городка. В домике пони спрятал голову в угол и очень хотел, что бы маленькая женщина ушла без него.
 — Грустная история получается. —
 — Какая есть…. —
 — Пони останется здесь, здесь его дом и он хочет жить в нём. Вот вам визитка, отдайте её людям им владеющим. А это вам за волнения доставленные Вовой. —
Александр Александрович вложил в женскую ладошку деньги.
 — Валите всё на меня. До свидания. —
Женщина вышла со двора, калитка за ней закрылась.
 — И что мы с ним будем делать? —
 — Можно зарезать и съесть. Шкуру отдать в выделку и постелить в доме. —
Женщина возмущённо смотрит на мужчину. Девочка Люся обнимается с пони. Пони жуёт пучок старого сена обнаруженного в кормушке. Рич подумал о чём-то, соскочил с пони и прижался к правой ноге мамы Люси, так на всякий случай. Люди уйдут в дом, помоют морковку и сладкую свеклу, порежут и накормят лошадку, с горем пополам снимут с неё сбрую и повесят на крюк. Поужинают в беседке, напьются чаю, пожелают спокойной ночи спящему Вове, зажгут отпугивающий комаров прутик и подымят им в домике. Зажжётся фонарик и на полу в домике светом нарисуется второе окошко, теперь пони не темно и не одиноко. Пони испытывает примерно то, что совсем недавно испытывала полу задремавшая женщина в беседке, лошадке кажется, что ни куда её не уводили чужие люди, и это ей всё приснилось.


Продолжение. Глава 18 - http://www.proza.ru/2019/11/23/1498