Пыль

-Молодой человек, что же вы стучите на всю площадку. Я ведь полчаса терпела и не выходила. А ну уйдите от двери. Я сейчас полицию вызову. Ну что за хамство!

Парень обернулся. Молодое лицо уже коснулись морщины, а в глазах застыло отчаяние. Давясь слезами, и хлюпая носом, он с трудом выдавил слова:

-Простите… простите меня… не нужно… не нужно полицию… Я Дмитрий. Поймите! Я переживаю, очень сильно… места уже себе не нахожу…

Он присел на корточки, прислонился к стене и запрокинул голову вверх. Слёзы побежали сильнее.

-Я же ведь люблю её.

-Господи, помилуй. Да объясните же мне! Что вообще происходит? Вы что, родственник Марьи Никитичны?

Парень подлетел и схватил женщину за плечи.

-Вы знаете? Вы знаете её? Скажите, когда вы её видели последний раз?

-Молодой человек! А ну отпустите меня! Что вы делаете?

-Простите меня. Я не хотел. Помогите мне, пожалуйста, - опустившись на колени, молил Дмитрий.

-Ну, уж нет, хватит, - женщина отошла назад и быстро закрыла дверь. Пройдя несколько шагов, она развернулась и стала смотреть в дверной глазок. Человек сел на лестницу и закурил. С дрожащей в руке сигареты падал пепел.

Неожиданно для самой себя, ей стало жаль этого бедного мальчика.

«С виду вроде, хороший. И правда, видно, что переживает», - мелькали мысли в голове. – «Ладно».

Замочная скважина щёлкнула и дверь открылась.

-Так, встаньте быстро. Давайте разберёмся. Вы родственник Марьи Никитичны, верно?

-Да, внук. Вы её знаете?- Парень выглядел немного спокойнее, чем несколько минут назад. Но голос всё так же дрожал.

-Конечно, знаю. Она что, не отвечает на ваши звонки?

-Да… со вчерашнего утра. Я уже боюсь, как бы она не… - на слове Дмитрий запнулся, и слёзы снова выступили из покрасневших глаз.

-Да, я видела её вчера утром, она выходила куда-то. А вот как заходила, не помню, не слышала даже, хлопнула её дверь, или нет.

-Может… может полицию вызвать? Ведь если что, я же себе не прощу.

-У вас есть телефон?

-Э… чёрт, я, кажется, его дома оставил. Да что же это такое. Что за день-то?

-Так, возьмите себя в руки юноша. Я сейчас позвоню.

Женщина достала из кармана халата телефон.

-Дмитрий, да? – Лейтенант, задавая дежурные вопросы, записывал что-то на планшете. – Вы кем приходитесь? Ага. А когда последний раз видели? А скажите, паспорт у Вас с собой? Нам же нужно будет после вскрытия квартиры подтвердить, что вы родственник. С собой? Отлично.

-Лейтенант! – подошедший сотрудник МЧС был не в духе. – Вы совсем уже в своих органах сдурели? Вам что, лень за ручку было дёрнуть? Дверь-то открыта.

-Ну а чего ты кричишь, Воронов. Я свои служебные обязанности исполнил, ты свои. Я вызвал, ты открыл. И вот только давай не будем ведомствами мериться. Хорошо?

-Хорошо, - сквозь зубы проговорил Воронов.

-Не нашёл ничего?

-Да в смысле, нашёл, Петров, ты чего? Я какое право имею туда войти, там пожара нет, спасать, раз вы приехали, уже тоже никого не нужно.

-Уговорил, Баженов, - лейтенант позвал говорившего с соседкой сержанта. – А ну, давай. Бери свидетелей и пошли.

В подъезде дышалось намного легче, чем в квартире. Спёртый, душный воздух вмиг забивал лёгкие, оставляя противный привкус пыли на языке. Полуденный солнечный свет пробивался сквозь плотно занавешенные окна лишь через небольшие дырки в шторах. Посередине комнаты, повернутое к окнам стояло кресло. Немного левее, чтобы можно было дотянуться рукой, столик, с большим количеством целлофановых пакетов.

-Будто в этой квартире лет десять никого не было.

-Баженов, а ну открой шторы, не видно ничего!

Сержант, прикрывая нос рукавом кителя, медленно, что бы ничего не задеть, одёрнул занавеску. Осевшая на вещах пыль, быстро взметнулась вверх, отражаясь в солнечных лучах. Теперь в комнате стало совсем невыносимо дышать. Пыль сразу проникла в глаза и начала противно резать и чёткость изображения потерялась. Лишь только какие-то непонятные блики пробивались через полузакрытые глаза. Свидетели, не выдержав, вышли в коридор. Баженов последовал за ними.

Минуты через три из соседней комнаты послышался шум упавшего тела и деревянной гардины. В дверном проёме комнаты показался сержант.

-Баженов, блин! Что ты там опять натворил?

-Товарищ лейтенант! Вам лучше на это самому взглянуть.

Растолкав сотрудников МЧС и свидетелей, Петров протиснулся по узкому коридору в соседнюю комнату.

-Да что ты будешь делать! Только вот этого нам сейчас и не хватало!

В углу второй комнаты, ближе к окну, стояла маленькая кровать. На раскрытой кровати лежало тело старушки. Нижняя часть была закрыта одеялом, а на плечах был надет старенький пуховый платок. Руки, сложенные крестообразно на груди, сжимали, похожий на фоторамку предмет. На лице застыла робкая улыбка.

На стульчике, стоящем рядом с кроватью, стояло несколько пузырьков с лекарствами и маленькая иконка какого-то святого.

-Баженов, проверь.

Сержант подошёл к женщине и потрогал запястье. Обернулся и покачал головой:

-Пульса нет. Давно уже лежит.

-Естественная смерть?

-Не могу сказать.

-День обещает быть весёлым. Ладно. Краснов, - мужчина крикнул в коридор.

-Я! –Младший лейтенант, всё время стоявший у входа в квартиру, тут же подошёл.

-Значит так, смотри сюда. Давай там, скорую вызывай, плюс сообщай в отдел. Давайте мужчины, работаем.

-Понятые, прошу сюда, – Баженов начал заполнять протокол.

От оставшегося одного в комнате Дмитрия не было слышно и звука. Лейтенант, попытался сделать максимально печальный вид. Сообщать родственникам о смерти их близких ему было не впервой, так что за эти годы он научился проникаться наигранным сочувствием к горю других. Ну а что ему было делать? Каждый случай через себя не пропустишь, так ни нервов не хватит, ни сил. Он постоял несколько секунд у входа, вздохнул, опустил голову и вошёл в комнату.

-Дмитрий, примите мои соболезнования, ваша бабушка скончалась.

Ответа не последовало. Парень даже и не слушал. Повернувшись спиной и полицейскому, он выдвигал ящики из шкафа, снимал покрывала с кресел, стоявших рядом, и бросал с полки раскрытые книги

-Дмитрий!? С вами всё хорошо? Как вы себя чувствуете?

Действия парня становились всё тревожнее, а в невнятном бормотании, срывавшимся с губ, что-то разобрать было невозможно. Петров подошёл ближе и одёрнул его за плечо.

-Я говорю, ваша родственница умерла! Вы соображаете что-нибудь?

На Лейтенанта бессмысленно посмотрели стеклянные, отражавшие немного желтизной, глаза. Дмитрий силой ударил Петрова в пах, нечего не сообразивший полицейский осел в кресло, сжал ноги и облокотился на спинку.

-Померла и хер с ней, давно пора. Старуха совсем всех достала. Жизнь и себе и мне всю испоганила. Как не придёшь, нет денег, нет денег. А у меня они есть что ли? Я ей, что за лох, работать за копейки. Да где же она их прячет?! Ну что за …?

Дмитрий, не обращая внимания на сидящего Петрова, продолжил рыскать дальше.

В комнату вошёл сержант, держа в одной руке карандаш и на ходу, что-то записывая.

-Товарищ Лейтенант, тут из отделения пришло, - полицейский посмотрел на скорчившегося лейтенанта.

На вопросительный взгляд сержанта, лейтенант сквозь зубы прошипел:

-Хватай его, Баженов.

Полицейский бросил планшет, подлетел сзади к Дмитрию, и ударил по голове. Мужчина упал на пол, и пока Баженов брал наручники, он сбил с ног сержанта и в два шага преодолел всю комнату выбежал в коридор. Через несколько секунд послышался глухой звук подающего на пол тела, и в дверном проёме показалось туловище парня. На спину ему сел Краснов. С трудом заломанные за спину руки уже сковали наручники.

-Молодец Вася, тащи его сюда.

Баженов подбежал к Краснову, подхватил вторую руку Дмитрия и полицейские завели его в комнату.

Излишняя самоуверенность у Дмитрия сменилась истерической паникой. Он уже не пытался вырваться и лишь безвольно обвис на руках полицейских. Один глаз, от удара уже начал заплывать, а из второго хлынули слёзы. Из одной ноздри торчала надутая пузырьком сопля.

-Не убивайте! Не убивайте! Прошу! Не надо?!

-Да кому ты нужен, руки об тебя марать, - лейтенант, сползший с дивана, сидел на корточках. Он дотронулся руками до пыльного ковра, и медленно поднялся. Небольшой замах и тут же хлёсткий удар по носу. Послышался еле уловимый хруст и из носа хлынула кровь.

-ААА… Не бейте! Не бейте! Прошу! – Дмитрий завизжал и тут же забился в припадке.

-Командир, чего это он?

Петров перехватил руку мужчины и задрал рукав свитера. На сгибе руки была небольшая припухлость, на которой было синее пятно пролившейся под кожей крови. Ниже сквозь исколотую кожу, сложно было разглядеть вены.

-Наркоша. Ломка у него, сам не видишь что ли? - лейтенант задрал второй рукав. - Недавно подсел, года не прошло. Бабка ему не нужна была. Может когда-то он её и любил. Но сегодня точно пришёл не поэтому.

На крики и шум сбежались понятые и оставшиеся МЧСники.

-Чего вы тут уставились? А ну давайте все отсюда! – Голос Петрова била едва заметная дрожь. – Краснов, ты наряд ещё вызвал?

-Так точно.

-Давай, выводи этого внучка на улицу. Пусть воздухом подышит.

Мысли лихорадочно носились в голове, а боль в паху всё ещё не утихала. Лейтенант вышел на улицу и не спеша достал сигареты.

«Да, несладкая жизнь была у старушки»

Солнце было в зените. От полуденной июньской жары, оставленные на асфальте поливочными машинами лужи, тут же испарялись. Пар, поднимавшийся вверх, смешивался с летающей в воздухе пылью и при каждом вздохе обжигал лёгкие. Выхлопные газы и запах жженой резины царили в городе. Казалось, дышать в этом пекле было невозможно. Небольшой северный ветер, который должен был немного облегчить положение, не спасал, а лишь обдувал лицо горячим маревом, от которого становилось ещё хуже.

-Женщина, вам кофе с сахаром или без? – Голос кассирши был уставший. За смену она говорила эти слова, наверное, сотни раз.

Рядом стоявшая старушка посмотрела на экран с изображением цен и остановила взгляд на строчке «сахар».

«Сахар 2 пакетика – 20 рублей».

-А один нельзя? – Женщина опустила глаза и с надеждой посмотрела на продавца.

-Нет, нельзя! Ну что вы такое говорите! Ведь написано же! Только по два! – голос с каждым словом всё повышался.

Мария Никитична вытащила из кармана куртки мелочь и дрожащей рукой опустила их на доску.

-Ну, вот мне сейчас мелочь эту всю считать? Сейчас очередь задержите! Да возьмите же уже своё кофе, наконец.

Картонный стакан стукнулся о стойку. Кофе внутри стакана плеснулось, и из-под пластиковой крышки медленно начали спускаться несколько капель жидкости.

Женщина робко взяла стакан в обе руки, осторожно прижала его к себе, сделала несколько шагов и села за ближайший свободный стульчик. От солнечного света, проникавшего через большие окна, пластмасса стола настолько раскалилась, что даже руку на неё положить было невозможно.

Из крошечного отверстия в черной крышке не спеша поднимался лёгкий пар, разнося в нескольких метрах пыльно-земляной аромат растворимого кофе. Мария поднесла стакан ко рту и сделала маленький глоток. Горячий напиток приятно разлился по организму, оставляя еле ощутимую горечь на языке. Дрожь внутри тела потихоньку проходила. Она расстегнула несколько верхних пуговиц на куртке и сделала ещё глоток.

Женщина очень любила кофе с сахаром.Именно эта, еле уловимая сладость в сочетании со вкусом кофе ей и нравилась в напитке. С тех самых пор, когда она много лет назад впервые его попробовала, на полке всегда лежало несколько баночек с напитком. Но сейчас женщина не могла себе этого позволить. Лишь изредка, она могла купить себе стакан дешёвого кофе в этой кафешке, да и то не хватало даже на сам сахар.

Сделав последние глотки, она поставила стакан на стол и обхватила его ладонями. Картон быстро остывал, отдавая всё тепло её холодным морщинистым рукам. Посидев несколько минут Мария, неспешно встала и направилась к выходу.

Жара на улице и не думала спадать. Женщина, выйдя из здания кафе, вновь поймала себя на мысли, что замерзает. Кофе помогло лишь на несколько минут. Застегнув верхние пуговицы, она неспешно пошла вдоль улицы, в руках мотался застиранный тряпочный пакет.

Дрожь усиливалась. Грудь начала ломить. Боль сначала медленная, возрастала с каждой минутой. Несколько раз она останавливалась и облокачивалась на стену здания, пытаясь отдышаться и немного отдохнуть.

По правде говоря, Мария не хотела сегодня выходить из дома. Проснувшись с утра она ощутила подобную ломоту в груди. Голова раскалывалась, а тошнота делала каждый вздох невыносимым.

Но выйти было нужно. На почту пришла её пенсия, которую нужно было забрать. Да ещё нужно было отнести в магазин несколько книг из личной библиотеки, чтобы выручить какие-то копейки, для покупки круп.

Подойдя к дому, она почувствовала на себе презрительный взгляд соседки напротив. Женщина, раскинувшись на лавочке, болтала с кем-то по телефону. Не отвлекаясь от разговора, соседка сказала в трубку:

-Вот, о чём я тебе говорила, идёт, полная сумка барахла. Уже вонь на всю лестничную клетку. Надо будет полицию вызвать вечером, дышать нечем.

Мария перехватила сумку, отвернулась в другую сторону и постаралась быстрее пройти мимо. Ноги подкосились, а на глазах начали выступать слёзы. Удержаться от слёз тут же ей стоило невероятных усилий. Сердце вновь забилось быстро и ломота в груди, немного притупленная ходьбой и тяжелой сумкой, вернулась.

Еле забравшись на первый этаж, она остановилась около первой двери. Нащупав в кармане ключи, она вставила их трясущимися руками в замочную скважину и несколько раз провернула. Закрыв за собой дверь, она бросила сумку на пол и опустилась на табурет рядом с зеркалом. Прижав одну руку к лицу, а другой, расстёгивая у груди куртку, Мария дала волю эмоциям и закричала в полный голос.

К насмешкам со стороны прохожих она привыкла. Старалась не думать об этом. Но от мыслей никуда не денешься. Они налипали, как клей, от которого невозможно избавиться. Тоска, обычно, подступала ближе к ночи. И тогда, ловя себя, что ей даже поговорить не с кем, некому высказать всё то, что накипело и наболело за последнее время, ей становилось тошно. Хотелось бежать, не думать, кричать. Целые ночи после этого она проводила в слезах, лишь изредка протирая их, чтобы измерить намного повышенное давление и выпить успокоительное. Забыться чутким сном удавалось лишь под утро.

Ей удалось себя немного успокоить. Мария понимала, что ещё один день её жизни может быть испорчен. Слишком много дней уже было испорчено. Женщина взяла с полки платок, вытерла слёзы и глубоко вздохнула и прислушалась к организму. Ломота в груди пошла на убыль. Немного посидев, Мария оперлась на прислоненную к стене палку, привстала. На зеркале налипла пыль. Она подошла поближе и отерла её мокрым платком.

-Хватит, Мария, жизнь прожита, чего теперь об этом реветь? – Она ещё раз вздохнула и подняла сумку.

Солнце уже начало клониться к закату, освещая своими лучами пространство маленькой кухоньки. Старушка начала раскладывать содержимое тряпичной сумки на стол. Несколько пачек макарон, гречки и перловой крупы, бутылка молока и полбатончика хлеба, самые дешёвые рыбные консервы из супермаркета. Больше позволить было нельзя.

В синем целлофановом пакете лежало самое ценное. На прошлой неделе Мария Никитична вновь была в больнице. Неутешительный диагноз подтвердился. Врач в сотый раз рекомендовал не нервничать и прописал какие-то таблетки. В аптеке женщина узнала, что стоят эти лекарства почти половину её пенсии, а это была неподъёмная сумма. Ходить, и выбивать лекарства в больнице было бессмысленно. Никто бы их там не дал. Выбора не оставалось, так что она продолжала пить старые таблетки, лишь на время снимающие сердцебиение и острую боль в груди. Именно они и лежали сейчас на столе.

Она присела рядом и положила на стол оставшиеся от пенсии деньги. Четыре смятых тысячных купюры. Как раз хватит оплатить коммунальные услуги. Немного газ. Чуть больше свет. А воду она вообще сталась не включать. Летом было хорошо. Платить нужно было меньше. А вот зимой, когда в квартире включают ещё и отопление, было плохо. Денег не хватало, чтобы полностью погасить счет. В итоге женщина оставалась в долгах, с которыми как раз успела рассчитаться до осени.

Нищенская пенсия ей была назначена государством ещё в девяностые. Мария Никитична, прошла всю войну, была награждёна орденами, но просто не могла получать больше. Все документы, с предприятий, где работала женщина, просто исчезли из архива. Она пыталась их отыскать, подавала заявления, запросы, но куда бы она ни обращалась, везде её ждал отказ.

Документы на награды, которые давали бы надбавки к пенсии, она тоже не могла предъявить. У неё их просто не было. Не потому, что награды были где-то куплены, как заявляли ей все чиновники, к которым она обращалась. Бумажки просто сгорели. Тогда Мария жила ещё в деревне, и во время праздника Победы, ветеранская организация пригласила её для участия в торжествах. Вечером она узнала, что почти половина деревенских домов сгинула в огне, в том числе и её. Всё, что женщина зарабатывала долгие годы, превратилось в пепел и пыль.

Многие пострадавшие тогда всё же добились небольших выплат. Но у Марии долго обивать пороги учреждений не было сил. Здоровье сильно подорвали переживания об утерянном доме. Одна она бы ничего толком не добилась. Муж её уже давно умер. Дочери ходить и выпрашивать кусок у государства, было не когда.

Один раз, они всё же попытались подать заявление, но в ответ на просьбу о материальной помощи власти лишь пожали плечами со словами: Если нет документов, то какие к нам претензии?

Вот так и получилось. Положив на заводах своё здоровье и проработав всю жизнь на страну, Мария Никитична от самой страны ничего не получила.

Долгое время женщина не могла смириться со всем произошедшим. Бессонные ночи, слёзы, в итоге ещё большие проблемы со здоровьем.

Дочь Марию Никитичну не бросила. Забрала её в свою квартиру в город и обеспечила всем необходимым. Несколько раз год договаривалась с врачом, чтобы мать положили на обследование. Возила Марию на Кавказ, сменить климат и отдохнуть, восстановить здоровье.

Постепенно жизнь Марии Никитичны начала налаживаться. Здоровье, хоть и немного, но восстановилось. Женщина чувствовала себя гораздо лучше, уже реже вспоминая о том, что она прошла.

Эти трудности очень сблизили её с дочерью, контакт с которой был потерян на несколько лет, из-за ссоры по поводу поступления девушки в университет. Мария Никитична, вбившая себе в голову, что дочь перестала ей нуждаться, признала тогда свою неправоту и извинилась.

Женщины начали исправлять все упущенные возможности разговоров, обсуждений. Часто, выходя на прогулку с дочерью, Мария плакала, но то были слёзы счастья.

Муж был не против пребывания тещи в доме. Его вообще мало интересовала жизнь, бурлящая за стенами его работы. Дома почти не появлялся, а если приходил, то всячески старался угодить женщине, купив ей что-то приятное.

Эти несколько лет были для пенсионерки временем абсолютного счастья. О такой старости она даже и мечтать не могла. Да она и не чувствовала себя старой. Совсем наоборот. У неё будто крылья выросли, хотелось летать, обнять весь мир и жить, жить, жить.

Телефонный звонок, выбивший землю из-под ног, прозвучал около одиннадцати вечера. Женщина взяла телефон и ответила уставшим голосом. На другом конце почувствовалось тревожное дыхание, и женский голос неуверенно произнёс:

-Здравствуйте, Мария Никитична?

-Да.

-Вам звонят из полиции, вынуждены Вам сообщить, что ваша дочь и её муж погибли в аварии несколько часов назад. Скажите, сможете ли вы подъехать на опознание? Ало? Ало… Вы меня слышите?

Всё, что было ей дорого, снова было разрушено и, на этот раз, навсегда. И уже ничего не могло восстановить недавно обретённое душевное спокойствия. Что ей было делать? События шли одни за другими, но женщина выключилась из жизни. Могла целые дни не выходить из дома, сидеть на стуле и смотреть в одну точку. Всё для неё кончилось.

Оставался внук, который заканчивал учёбу в другом городе. Смерть родителей заставила его покинуть выпускной курс и забыть о детской мечте - быть инженером. Те деньги, которые он сам зарабатывал, ему не хватило на оплату учёбы, а бабушка помочь бы с этим тоже не смогла. В такой ситуации парень надломился, а так необходимую ему помощь и опору Мария Никитична дать не смогла, на тот момент она погрузилась в себя. Она видела, что Дмитрий уходит всё дальше от неё. Видела, что ему плохо. Но переступить через собственную боль, чтобы помочь ему, женщина не могла.

Парню становилось всё хуже. Он часто уходил куда-то с пакетами, полными вещей и после этого несколько дней мог не появляться дома. А вскоре Дмитрий и вовсе пропал. Женщина даже не сразу поняла, что Дмитрий исчез. А когда заметила, даже и не могла подумать, что с ним может что-то случиться. Почему-то она была уверена, что отлучки парня знак о том, что всё хорошо. Что его жизнь постепенно возвращается в нормальное русло.

Через три недели он вернулся. Одежда на нём была потрёпана и на лице видны следы побоев.

-Где деньги?! – Не дав старушке закрыть дверь, стал кричать Дмитрий.

Все те сбережения, что Мария Никитична откладывала на день своей смерти, пришлось отдать внуку, который тут же вновь исчез.

Женщина немного пришла в себя.

«Да что же он? Да как же это? Как он мог?» - лихорадочно носились мысли в голове женщины.

Через несколько минут пришло страшное осознание. Наркоман! Женщину бросило в пот, и сердце готово было выскочить из груди. Она бросилась на колени перед фотографиями дочери и зятя, которые были перевязаны по углам черной лентой, и неразборчиво начала кричать.

-Прости… Простите в меня… Дура… Галенька, доченька ты моя, прости меня! Это ведь я виновата! Виновата, что Дим… Димка таким стал.

Мария Никитична вновь вплескивала ту боль, которая накопилась у неё за эти месяцы без родных. К ней прибавилась обида на себя. Это ведь она не смогла удержать Дмитрия от этого. Ей было не до него. У неё были свои проблемы, а о переживаниях парня она и не подумала.

Упав на пол, женщина попыталась встать. Движение рукой и вся грудная клетка отозвалась нестерпимой болью. В глазах всё потемнело, и она потеряла сознание.

В больнице ей сказали, что поступи она на полчаса позже, и врачи вынуждены были бы констатировать смерть. А так теперь её жизни, пока она в больнице, под присмотром врачей, ничего не угрожает. Врач рекомендовал не нервничать и отпустил через неделю домой. Но в душу вновь закралась тоска. Дочь столько сил положила на то, чтобы вылечить её, а сейчас всё вернулось на круги своя. Болезнь вновь начала прогрессировать. Здоровье начало сыпаться… В пыль.

В квартире её ждало разочарование. Дверь не заперта. Все ящики были выдвинуты и либо валялись на полу, либо остались не задвинуты. Все драгоценности пропали. Пропали даже недорогие вещи. Вынес внук. Сев в коридоре на табуретку Мария увидела, что её любимая куртка, которую ей купила дочь, тоже пропала, а висеть осталась лишь её старенькая курточка, взятая ещё из деревенского дома.

В полицию она не пошла. Писать заявление на собственного внука ей казалось глупостью. «Если найдут, то не будут разбираться – посадят ещё и за то, что он наркоман. Уже и так испортила ему жизнь, а так, может, одумается ещё».

Но он не одумался. Каждую неделю Дмитрий приходил и требовал денег. Нужно было хоть что-то продавать и откладывать с пенсии часть, которую она потом отдавала парню.

Женщина открыла глаза. Часы показали, что она проспала, опершись на стол почти целый час. Всегда после сна начиналась ломота в груди, и ужасная усталость непреодолимо накатывала на тело. Она подошла к холодильнику и втащила маленький кусочек «Пражского» пирожного, купленного в супермаркете, взяла ложечку и налила в стакан горячей воды.

-Ну что, Мария, С днём рождения теб…

На последнем слове голос дрогнул, и она вновь заплакала. Несколько слезинок упали на пирожное. А Мария облокотившись на спинку стула, закрыла лицо руками.

Несколько часов она просидела в таком положении, ни в силах остановить потоки слёз. Платок, всегда бывший с ней в кармане, стал мокрый. Вечер за окном постепенно сменяла ночь. Фонарь напротив окна квартиры засветился холодным белым светом.

Её жизнь давно превратилась в пыль. И теперь она гадала, когда пылью станет она. У неё уже не было сил жить. Жить ради себя не получилось бы… Слишком хорошо она помнила прежнее время. Жить ради внука и отдавать ему последние деньги на наркотики, значило пылью делать и его жизнь тоже. Каждый день превращался в невыносимую пытку. Бороться с пылью было невозможно, она оседала на каждой извилине, в каждом закоулке организма и при каждом удобном случае высыпала наружу. А жить, копя эту пыль, она больше не хотела. Пыль забрала у неё всё.

В груди заломило. С каждой секундой эта пульсирующая боль становилась всё сильнее и лишь на долю секунды прекращалась, чтобы потом вернуться с ещё большей силой. Мария осторожно приложила руку к груди. Внутри сердце не естественно двигалось, и на каждый вздох отвечало хрипотой.

Женщина выпила таблетки, и, стараясь ровно дышать, выпрямилась и прижалась к стене. Не помогло. Боль становилась всё сильнее. В голове промелькнула мысль о вызове скорой. Рука сама потянулась к телефону, но голос внутри её остановил.

«А что у тебя осталось в этой жизни, что ты так за неё держишься?».

Она с трудом встала. Одно единственное движение отзывалось теперь болью во всём теле.

Женщина вытащила из кошелька несколько смятых бумажек разного номинала и оторвала от лежащего рядом блокнота листок. Ручка предательски тряслась и никак не хотела выводить нужные буквы.

«Димочка, сынок. Возможно, когда ты в следующий раз придёшь, ты даже не заметишь это письмо. Так мне и надо будет. Но если всё-таки ты его прочтёшь, я хотела бы попросить у тебя прощения. Это я виновата. Я не уследила за тобой. Закрылась и думала, что только мне одной плохо, забыв, что тебе намного хуже. Ты потерял всё, а я даже не обратила внимания. Если бы у меня была бы возможность что-то исправить, я всё-бы отдала для этого. Знаешь, мы ведь всегда очень поздно понимаем свои ошибки, именно когда уже ничего не можем сделать. Я верю, ты очень сильный и сможешь выстоять против этой зависимости. Просто подумай о маме, которую ты так любил. Не расстраивай её. Ведь она всё видит.

Когда придёшь, возьми деньги. Тебе понадобятся. Дай бог, на пользу. Я ничего не успела приготовить покушать. Прости.

Я никогда тебе не говорила, но я очень сильно тебя люблю. Надеюсь, ты поймёшь меня и простишь.

Твоя бабушка».

Тело охватил озноб. Дрожь пробирала до самых костей, и теперь даже стоять было сложно. Мария дрожащими руками сложила листок надвое и вложила туда деньги. Сил нести конверт до зеркала уже не было. Еле дойдя до кровати, она опустилась под одеяло. Боль достигла пика и теперь разрывала грудную клетку на клочки. Даже лежать было уже невозможно.

Она повернула голову и с трудом взяла стоящую на стуле фотографию. Сквозь муть в глазах удалось разобрать только силуэты. Со старой фотографии на Марию смотрела её семья. Вот на крыльце в деревенском доме сидит она в объятьях мужа. На ступеньку выше стоит дочь и зять, заботливо положив руки на плечи матери и отцу. В самом центре, гордо задрав голову вверх, улыбался внук.

Мария еле слышно прошептала:

-Простите меня.

Она обхватила руками фотографию и положила на грудь. В голове пронеслось: «Простили».

Она улыбнулась и сделала последний вздох.

За окном была недолгая летняя ночь. И лишь только уличный фонарь освещал темноту улицы своим холодным светом.

21.05.2019

16:23

Г. Рязань