ТриП 18

                  Дмитрий сидел и смотрел сквозь треснувшие линзы огромных очков на огонь, что он в нём видел, я не знаю. Костёр был не большой, и сильного жара от него не исходило, поэтому Дмитрий сидел совсем близко к огню, и отблеск придавал его лицу розоватый оттенок. Языки пламени вот-вот уничтожат последний деревянный предмет, что был в нашей маленькой комнатке , им оказалась старая табуретка, издававшая в пламени костра такой приятный и успокаивающий треск.

     Рядом с Дмитрием сидел Филипп, все звали его «Филин», тени костра приятно играли на его лобастой плешивой голове, скорее всего,  глядя в пламя костра, похотливый Филипп вспоминал всех своих баб, в особенности свою последнюю любовь Ольгу.

     Я же сидел напротив их и гадал, когда замок на двери с грохотом откроют, и всех  нас  уведут по скользкой листве в ноябрьский день, а затем пристрелят как собак бешеных. Надежд на спасение не оставалось, пожалуй, не только у меня.

   В доме, скорее походившем на сказочную избушку, которая чудом встретилась нам по пути, не было больше ничего, что можно было сжечь и согреться. Скорее всего, это был домик лесника, заброшенный Бог знает когда, он стоял на невысокой поляне, а вокруг десятки , если не сотни километров хвойного леса тайги.

     Мы бежали в субботу, поймали нас в этом заброшенном доме лесничего через четыре дня на пятый, было ранее утро, и медленно падал первый снег.  Силы нас покинули, бежать больше было некуда.

    Теперь же дом окружили молоденькие солдаты-вертухаи, сами уставшие бегать по тайге за нами, они допивали остатки спирта, много курили и решили передохнуть несколько дней, заставив нас нарубить дров и разместились в большой комнате, а нас закрыли в подпол, повесив массивный стальной замок.

    Судя по всему , потом соврут начальству, что искали нас гораздо дольше нежели 5 дней. А то, что нас расстреляют при попытке к бегству стало ясно сразу, незачем тащить нас обратно в лагерь, они даже не стали нас бить…

   Филина арестовали в 47-м, заподозрив его в связях с британской разведкой, это не смотря на три ордена славы, которые он получил пройдя всю войну. Его дикой страстью были женщины, а страсть - это навсегда, со страстью бороться не возможно. Ольгу и Филиппа забрали ночью, выдернули прямо из постели, из тёплых объятий влюблённых они попали в не менее тёплые, даже жгучие, объятья чекистов. Из них быстро выбили нужные показания в одном из подвалов народного комиссариата и дали по двадцатке рабочих лагерей каждому. Удивляюсь, как его не расстреляли в том же подвале.

      Дмитрия арестовали в начале пятидесятых, точно за что неизвестно, так как немногословный Дмитрий говорил редко, только по делу и всегда что-то очень умное. Он был высокий мужчина с рыжими волосами, которые всего за пол года в рабочем лагере стали пепельно-серыми. У него статья 58-я, наверняка хотел убить товарища Сталина или затевал революцию против советской власти.
 
     У меня тоже 58-я, и арестовали меня без суда и следствия в 1950 году в полдень 31 декабря, когда я с женой Людмилой Андреевной готовился встречать Новый 1951 Год. Стол у нас был скромный: маринованные огурцы и помидоры, селёдка с луком, свекольный салат, лимон и бутылка коньяку, а в общей кухне Клара Арнольдовна, отставная актриса, готовила всем жителям нашей квартиры гуся с яблоками; с каким же трепетом всего своего существа я вспоминал тот сладкий аромат, лёжа на нарах.
 
   Жили мы тогда, как и все небогато, но подозрений и нехороших предчувствий не было, только не в тот день.

  Меня сдал Стасик Кожаедов, сосед по квартире, давно рассчитывающий на нашу с Людой комнату, а за одно, и на мою Людмилу. У меня нашли дневник, который я начал вести ещё до войны, я был беспартийный, в самодеятельности не участвовал, а записей в моём дневнике хватало даже на расстрел, в 30-х приговор привели бы в исполнение, теперь же я «отделался» пятнашкой ГУЛАГа.

    -«Что-ж теперь с Людкой и как она живёт?», -всё же веря в то что она живёт! Но этого я не знал, так как моя статья без права переписки…..Именно об этом думал я сидя у догорающего костра,глядя на огонь, что дарил мне тепло, тепло, которого моё тело больше не ощутит никогда.

      Вдруг я услышал шаги над головой, Дмитрий насторожившись приставил указательный палец к губам , подав всем знак сидеть тихонько. Щелкнул замок, дверь распахнулась и на нас упал ослепляющий белый свет, затем раздался смех вертухаев со словами – П и з д е ц  вам,  п а д л ы!!!!!!

    Что-то тяжелое упало перед нами с глухим звуком прикосновения железа о бетон, затем дверь резко закрылась и свет пропал, оставив перед глазами прыгающие красно-желтые пятна, тяжелые сапоги уносили солдат прочь из дома.
 
- Граната!!!- Закричал Филипп.

  Мы все машинально отпрыгнули к стене.

  И действительно, когда глаза отошли от вспышки яркого света, что исходил из открывшейся всего на секунду двери, мы увидели ручную гранату тёмно-зелёного цвета.
 
  Дима в миг бросился на неё и лежал так с минуту, я зажмурил глаза, закрыв голову руками и ощутил по всему телу мощный прилив адреналина , звериный страх и неминуемость кончины.
 
   Вверху снова раздался смех, Дима плавно приподнял туловище с гранаты, только сейчас я заметил обе руки Дмитрия сжимающие страшный холодный предмет, из под его большого пальца выступали красные буквы  –ЯЖ, он отвёл указательный палец и вслух прочел слово –МУЛЯЖ, бросив гранату в угол подпола, куда не попадал дрожащий алый свет от слабого костра, он сел и тихонько заплакал.

 Филипп, по кличке Филин поднял голову с бетонного пола и тяжело выдохнув, посмотрел на меня, потом перевёл взгляд туда в угол, где лежала граната, потом растерянным детским взглядом из под широкого лба, снова смотрел на меня, затем на плачущего Диму долго-долго.
 
    Табуретка догорела, вместо огня остались только угли, те что посмелее из них взлетали вверх.

  -Лучше бы граната была настоящая. – Шепотом проговорил Филипп.

   Поутру замок вновь лязгнул железом, дверь со скрипом отворилась, и на нас упал ослепительный свет. Молодой солдатик, с маленькими усиками принёс ведро с водой и кусок черствого хлеба.
 
-Фу  Б л я! –Произнёс солдат. –Вы даже  с р ё т е  под себя?!
 
Действительно, запаха гнили, дерьма и мочи мы уже не чувствовали, он сросся с нами, сроднился.

   У Дмитрия, ещё когда мы бежали по тайге, на привалах сильно болела спина, теперь же он не чувствовал ног. Филина трясло в ознобе,-« скорее всего воспаление лёгких» - констатировал он, мол, такое уже случалось с ним на фронте.
 
  Меня же кроме усталости, голода и невыносимого желания выйти из этого погреба живых трупов, ничего не волновало. –Только жить, только жить!!! – Одна мысль крутилась в голове. Но эти светлые утренние мысли вскоре прошли и сменились предчувствием неизбежной смерти, и теперь только усталость (провалиться в сон непросыпаясь) и совершеннейшая безучастность ко всему, что происходило, даже к себе, охватила меня.

    Пьяные вертухаи сверху орали, ржали и топали своими копытами как лошади, отпуская страшные шуточки в нашу сторону. Судя по доносившимся разговорам, спирт и провизия у них заканчивалась, а значит, к нам близилась смерть.
 
   Я проваливался в страшные сны, постоянно пробуждаясь и дёргаясь, сколько эти сны длились, я понять не мог. В нашем подвале наступила абсолютная тьма, Филин постоянно стонал и хрипел, Дмитрий молчал уже долго, я ощупью подполз к нему и убедился, что он не дышит, вот и всё, Дима уже встретился с главным шутником.

   Я ничего не сказал Филиппу, да он бы и не понял, корчась в горячке он, кажется, не понимал, что происходит на самом деле.

    Я опять провалился в забытье, вдруг, сверху пронеслась автоматная очередь,  я подорвался, вскочил на ноги, поднял Филина и услышал громкий спор солдат наверху.
Они кричали, матерились, скорее всего, завязалась драка, что то с грохотом упало, затем прозвучал короткий пистолетный выстрел.
 
    Молниеносно распахнулась дверь, от ослепительной яркости я закрыл глаза рукавом своей засаленной телогрейки, сапоги спустились вниз, я почувствовал сильный запах перегара. Нас с Филиппом подняли на верх, в яркой-яркой комнате , в луже крови, как уж на сковородке извивался солдатик.
 
   Я стоял, щурясь от света, проникавшего из окон, свежий запах ноябрьского дня вскружил голову, я чуть не упал, Филин же лежал, весь потный с закатившимися глазами.

     Самый старший из солдат-вертухаев человек, с похожим на грецкий орех лицом, вытащил пистолет и двумя выстрелами в грудь добил корчившегося в луже крови солдата. Затем повернувшись к нам с Филиппом, он подмигнул мне и выстрелил Филиппу в голову, на меня брызнула горячая субстанция, попав на губы, соленая металлическая кровь Филиппа. Я повернулся к Филиппу, пуля вошла через щеку под глазом, оставив маленькую дырочку, вышла через затылочную кость, превратив мозги Филина в фарш, и оставила на затылке дыру величиной с яблоко.
 
   Меня затрясло, я чуть было не потерял сознанием, засосало под ложечкой, в животе возник шар звериного страха, и всё моё существо переместилось в пятки. Я не мог ничего сказать, дыхание сперло.

  Меня вытолкали на улицу, человек с похожим на грецкий орех лицом, убедительно спросил меня –Хочешь жить, паскуда?!
 
  Я ничего не говорил, не двигался, задыхаясь хватал воздух пересохшими губами.
 
Солдат продолжал –Возьмёшь всё на себя! Ты слышишь меня, гнида?!

Я одобрительно помотал головой, ничего кроме страха не ощущая. Затем ко мне подбежал другой вертухай и ударил меня прикладом автомата в моё бледное как снег лицо. Я упал на землю, выплюнул на мох передние зубы, кровь наполнила рот и я отключился.

Десять

Девять

Восемь

Семь

Шесть

Пять

Четыре

Три

Два

Один

Я открыл глаза и увидел светло-серое низкое небо, вокруг было очень тихо. Небо, словно падало на меня, пыталось принять меня в свои объятья, я не чувствовал ни боли, ни страха, ни усталости.
   Я медленно поднял туловище и оперся на руки, вокруг был спокойный лес, шумели вековые сосны, на бревне у костра сидели Дима с Филином. 
-Ну что, отпустило тебя, отморозок? – Обратился ко мне Филипп.

Дмитрий же продолжал смотреть на огонь, и что он в нём видел, я не знал.

- Не жри больше мухоморы, даже с голодухи, -продолжал Филипп, -а теперь вставай, надо дальше идти, ты же хочешь вернуться к своей Людке…