Гирирадж. У печи

          ГИРИРАДЖ. У ПЕЧИ


   Давно ли вы слышали, как ворчит и захлёбывается от наслаждения морозным вечером печь? Не печь, конечно, огонь в печи. Я слышу это прямо сейчас. Конечно, ни дом, ни печь не могут сделать никого счастливым. Но это- хороший бонус.

   Я приезжаю с дежурства, отдыхаю, собираюсь и еду в свой дом. Термометр в машине показывает минус десять, это за городом в лесу, что на пять градусов ниже, чем в городе. Пока ещё дом прогреется. И я не знаю, прогреется ли вообще. В такой мороз я был здесь лишь однажды, да и то, он охватил уже прогретое здание. А сейчас в здании 20 по Фаренгейту, это примерно минус шесть. На моём термометре две шкалы, на него я и ссылаюсь.
Это было более часа назад. Уже можно сидеть без перчаток на диванчике в цоколе возле печки и фиксировать своё скромное блаженство- настроение огня как- то неуловимо передаётся. Невольно думается об огне и его удивительной природе. Он прекрасен, добр и страшен, если вы когда- нибудь (помилуй, Гди!) видели пожар.
С огнём живём бок- о бок и очень от него зависим, как от воздуха или воды…
 
   Счастье и покой не гарантированы нам здесь, поэтому хочется хотя бы зафиксировать, уловить, поймать, законсервировать…

   А где- то сейчас не знают, как спрятаться от жары. Когда- то в Праге, помнится, экскурсовод уверяла нас, что самые достойные люди отвоевали себе этот мягкий и комфортный климат центра Европы. Она тоже, как приходилось догадываться, «отвоевала» в нём и свою часть, как некое богатство. Получить богатство можно только тремя способами.
Здесь надо сделать паузу. Уж очень не праздный вопрос: откуда и как берётся богатство, не из чьих- то домыслов, а из уст самого Богатства, то есть из Этики, которой давно не существует. Способов только три: получить в наследство, заслужить и… отнять. Список исчерпывающий. То есть, если мы не заслужили и не получили в наследство, следует признать, что оно отнято. Такое богатство, исходя из тех же источников, не хранится более 70 лет. (Это наталкивает на какие- то аналогии, что- то припоминается.)

   Плюс десять в самой холодной части дома- это уже что- то. С этого обычно всё и начиналось.

   В машине (пока есть машина, пока есть бензин, пока есть силы и время и прочее) думалось по пути, что в этих повествованиях, переживаниях, приключениях (Abenteuer- я ещё и вяло прослушивал при этом курс немецкого) есть некая доля бахвальства, если не хвастовства. («Пока машина… бензин… здоровье…») Всё это так ненадёжно. Исписанный неровным почерком лист- и тот надёжнее. Так мы иногда вспоминаем о бренном. А санньяси (монашествующие) в одной древней и современной традиции не останавливались под одним деревом долее, чем на три ночи. Привязанность, комфорт (с позволения сказать), вожделение- враги освобождения. Чему же я радуюсь под своими уснувшими от холода липами, каштаном и сиренью в полуподвальчике у печи?

   Никудышность и никчёмность современного человека предоставила ему самые простые и доступные пути…
 
   Пройдясь по тёмным дорожкам участка, я вышел на площадку, где обустраиваю «сквер». В нём будут жить горные сосенки. Надеюсь. С земляными работами до весны покончено- мороз сковал «сферу деятельности». Но задел остался: частично выложена плитка, несколько валунов, обрамлённых брусчаткой… Я стал обходить их кругом и невольно вырвалось: «Гирирадж!..» Я обходил и повторял это, как молитву…

   Эти валуны извлечены из земли молдаванами, рывшими лет десять назад колодец. Как помнится, на глубине полтора метра начинается толстый пласт песка вот с такими и поменьше камнями. Он продолжается метров до десяти в глубину. (У колодца- 11 или 12 метров.) Это было широкое- несколько сот метров- русло реки, известной ныне как Клязьма, от которой остался «ручеёк» метр или два в ширину, здесь самый её исток, это видно даже на карте. Когда река была такой? Мне пока не ведомо. Может быть, тогда, когда и обитатели этих берегов были три метра ростом и более? (Этому историческому факту множество подтверждений. Конечно, если угодно.)

   Как ни странно, но именно изображение Гирираджа находится в доме на втором этаже. Это холм во Вриндаване. Его периметр сегодня (в обходе по кругу) около тридцати километров, если не ошибаюсь. Был он значительно больше. Сам холм называется Говардхан. А Гирирадж- царь горы, дословно.

   Мы так мало знаем об этом мире, тем более, о других. Нас интересует та часть знания, которая позволит подчинить его себе, своим желаниям, то есть вожделению. Что бы сказал на это тот санньяси под деревом? Быть может: «стремясь подчинить- подчиняешься своему стремлению»? Я не вправе домысливать, это лишь мой, достаточно не новый, тезис.

   Да, я раб этого участка, раб лип, каштана, сирени, дорожек и валунов. Но здесь есть несколько мест, настойчиво говорящих о другом рабстве, называемом Свободой от рабства, вызволяющем из рабства. Отдай свою землю, свои силы, свой ум, свои мечты и тепло своей печи- Царю горы. Который однажды продрог в холодной реке и грелся на солнце. И тогда явились десять тысяч Солнц (быть может, из разных вселенных), чтобы согреть этого маленького ребёнка, цвет тела которого напоминает цвет грозового облака на горизонте там, где месяцами скучают по дождю и считают его великим благословением.

   И пусть я не знаю литературы и не владею словом. Но у меня есть небольшая печь с ограниченным сроком эксплуатации, радиаторы и циркуляционный насос. И сегодня, в экадаши, одиннадцатый день после полнолуния или новолуния, когда все грехи мира входят в злаковые, я воздерживался от злаковых и бобовых, и затопил эту печь, в которой исчезают тела почтенных берёз, купленные мною и сложенные под навесом. И ещё у меня есть несколько огромных камней с берегов широкой и могучей реки, которыми когда- то, возможно, играли дети, с лёгкостью пускавшие их прыгать по её волнам и которые прекрасно поняли бы всё, о чём так хочется, но не дано сказать. А над сказанным по- доброму и заливисто посмеялись бы.

     23.11.19