На Гора Посте. Продолжение

     Я не могла понять, как мне, комсомолке, следует относиться к незаконному промыслу тёти Аси. Но, подумав, решила - а никак! Не моё это дело. Я ведь и квартиру-то  здесь сняла совершенно случайно. Меня здесь могло и не быть. И потом - ну ведь надо же человеку на что-то Жить? А раз пенсии нет...
     Я однажды спросила нашего преподавателя истории КПСС в институте, никого не называя:
- А зачем милиция на рынке гоняет женщин, которые вязаные вещи продают? Они же не тунеядки, они работают, свой труд продают - за что же?
     Айрих (наш преподаватель) ответил:
-  Частное производство - основа частной собственности. Если его допустить, то оно, как змея, начнёт захватывать всё новые и новые позиции. Не заметишь, как и до средств производства доберётся. А частная собственность на средства производства - это уже капитализм.
- Ну, а если, допустим, у женщины маленький ребёнок , и ей не на кого его оставить, - упорствовала я. - И вот она шьёт или вяжет и свою же работу продаёт. Какой тут капитализм?
     Айрих посмотрел на меня очень внимательно и сказал:
- Послушайте, Лурье - (это моя фамилия была Лурье)- Я не практик, я теоретик. Если у вас есть вопросы по теоретическому материалу, обращайтесь; а тут я вам не помощник... - и он быстро вышел из аудитории.
- Чего ты к нему привязалась? - спросил Ника Коновалов. - Он ведь решил, наверное, что ты его провоцируешь.
- То есть, как провоцирую?
- А то есть так... Он ведь сидел, тринадцать лет сидел... Реабилитированный.
- За что сидел?
- Да за то, что немец. Из Поволжья.Говорю же - реабилитированный... Что ты как маленькая? Не понимаешь?
     Не понимала я, честно. Я многого тогда не понимала, да и просто не знала. Потому что была я глупа, из глубоко партийной семьи; и всё, что в школе услышу, в газете ли, в книге прочту, принимала на веру. А читать я любила... "Поднятая целина", например, была из числа моих любимых книг. Я даже была слегка влюблена в Давыдова. И в Виталия Бонивура, из "Сердце Бонивура"... И так далее...

                3.

       Старшая дочь тёти Аси, Тамара, жила в Кисловодске. Я её видела раз или два. Обычно не она к нам ездила, а тётя Ася к ней.С гостинцами. А мужа Тамары я вообще никогда не видала: он был где-то какой-то начальник и очень занятой человек. У них с Тамарой, как и у Саши, было трое детей; но я видела только однажды старшего, Самвела. Самвел приехал к нам однажды на выходные и ночевал на веранде, на раскладушке. Совсем уже взрослый мальчик, лет четырнадцати-пятнадцати. Со мной он почти не разговаривал: стеснялся своего роста, пробивающейся растительности на лице, волосатых рук и своей подростковой нескладности. Краснел всё время. Тётя Ася меня предупредила, чтобы я не заговаривала с ним, а то он теряется; и, главное, не смеялась, а то он ещё подумает, что я над ним смеюсь. А вот со своей бабушкой, с Лидой, с Сашей и детьми Самвел болтал очень даже бойко, таким забавным баском, с нотками молодого петушка. И громко хохотал, бегая за маленькой Наташкой по саду; и с удовольствием катал её на плечах, изображая лошадь... Я забыла сказать, что Лида прекрасно понимала всё по-армянски, но говорить не умела. Так что странный у них с Самвелом диалог получался: он ей по-армянски, а она ему по-русски отвечает. Но понимали они друг друга отлично и, видно, были старыми друзьями.
- Конечно! - сказала мне Лида. - Самвел ведь первый ребёнок в нашей семье. Мы тогда ещё все вместе жили, когда он родился. У меня Серёжки ещё не было, а Самвел уже был. Я любила его без памяти, и Тамара разрешала его нянчить. Я ж ему тётка. Ревновала немного,Что он ко мне так тянется, но разрешала...
     После того раза я Самвела не видала.
     А Тамара была красивая, похожа на египетскую Нефертити. Такая же шея, и лоб такой же покатый, и длинные брови. Высокая такая, статная женщина.
      Три дочери были у моей тёти Аси, все три красавицы, но ни одна не похожа на другую. Общее, родственное, в них скорее угадывалось, чем было заметно.
     Тамара, как я уже сказала, походила на египтянку; а вторая, Эмма, на индианку из кино. Она, в отличие от Тамары,высокой не выросла. Фигурка у неё была кругленькая, пухленькая, но стройная, и походка лёгкая; лицо весёлое, доброе, с маленькими родимыми пятнышками, похожими на звёздочки. Марат, её муж - не сказать, чтобы красивый, но симпатичный - любил её ужасно. У него был небольшой, но приятный голос, и он пел для неё из репертуара Рашида Бейбутова: "Только у любимой могут быть такие необыкновенные глаза..." Эмма смеялась и говорила кокетливо: "Да перестань, Марат! Ну, хватит..."
     Она работала в детском садике. В этот садик, в её группу, ходила их старшая дочка Стелла, а младшая, Анжела, ходила в младшую группу. Обе такие хорошенькие, обе кудрявые, прелесть! И совсем не вредные, не то, что Сашкина Наташка. Потому что их никто, в общем-то, особо не баловал, а любили обеих ровной, ласковой, слегка требовательной любовью.
     Марат вообще не то, что Сашка. Он считался на Гора Посте очень умным, с ним даже старшие советовались. А работал он начальником на какой-то базе, так что у них дома даже телефон был. Рабочий день у Марата был не нормированный, его могли вызвать на работу в любое время суток, даже ночью.
     Жили они в другом конце улицы, но приходили к нам часто. Эмма и Сашка очень дружили с детства, и Марат к Сашке прекрасно относился, а Сашка Марата уважал. Марат старше Сашки совсем не намного, но разница чувствовалась. И читал он много, и много знал; словом, умница.
     И Стелла у них получилась очень умненькая. Она уже буквы разбирала - русские, правда, только, по старому Гирькиному букварю. Но Марат говорил, что непременно выучит её и по-армянски читать. Он не одобрял, что Гирька с Серёжей читают только по-русски.
- Школа-то русская! - говорил Саша.
- Ну и что? Ты ведь читаешь по-армянски!
- Ну-у, меня мама выучила.
- А тебе кто мешает детей учить, своих же собственных детей?
- Ва-а, какой из меня учитель! У меня и терпения на них не хватит!
- Пусть мама учит. Вас всех выучила, пусть теперь внуков учит.
- Маме некогда, - вмешивалась тётя Ася. - Мама старая.
     Между прочим, мне-то она буквы армянские показывала. Теперь я всё забыла, но тогда, на Гора Посте, весь армянский алфавит знала... Хотя, как потом выяснилось, язык, на котором говорили на Гора Посте, не был литературным, общепринятым армянским языком. Там говорили на карабахском диалекте, да и тот уже претерпевал некоторые изменения. Это как греческий наших геленджикских греков: когда к ним приезжали родственники из Греции, то получалось, что наши их язык понимают, а "греческие " греки наших - нет... А теперь я всё забыла. Не с кем было мне... Так жизнь сложилась... Нерелия, ес мурацалом, вонце гаери....

                (продолжение следует)