Листая старые журналы 47

                РЕМЕСЛО ОТЧУЖДЕНИЯ

                (Фрагмент)

                «Бюрократия и экология. Размышления при разборе бумаг»

  «Эксплуатация, истощение, утилизация вынуждают задаться вопросом: ради чего, на какую потребу истощаются многовековые запасы земли? И оказывается, что всё это нужно для производства игрушек и безделушек, для забавы и игры. Приходить от этого в негодование, конечно, нельзя; нужно всегда помнить, что мы имеем дело с ещё несовершеннолетними, хотя бы они и назывались профессорами, адвокатами и т. п.»
     Н. Фёдоров, «Философия общего дела».

  « … На меня любая цифирь, будь она юбилейной или какой иной, всегда навевает скуку. Не случайно же в русском народном быту ни юбилеи, ни дни рождения не отмечались. Нынче от цифр, особенно юбилейных, человеку некуда деться. Футурология тоже не уклонялась от числовых методов. Вспоминается, например, начало 60-х годов, когда в Москве во многих местах висели оптимистические плакаты: «Нынешнее поколение будет...»  и т. д. Всё было расписано не только по пятилеткам, но и по годам.

  Осмеливаюсь утверждать, что в смысле питания у москвичей основания для оптимизма тогда действительно были. На Бутырском хуторе, где находилось наше студенческое общежитие, в продовольственных магазинах продавалось пять-шесть сортов превосходных колбас, добротная сельдь, треска горячего копчения, буженина, различные сыры вплоть до рокфора. В пятьдесят девятом году в Москве можно было купить икру и красную рыбу, причём относительно недорого. Очевидец, как говорится, не даст соврать!
Да, основания для оптимизма действительно были. В особенности у москвичей, обладающих привилегиями, но не у моих земляков-вологжан. Все пять лет студенческой жизни я возил вологодское масло для себя и своих родственников из Москвы обратно в Вологду. Вожу его и теперь.

  Справедлив ли такой порядок, пусть рассудят госплановские москвичи, поскольку вологжане-то уже давно рассудили. Не существует двух мнений на сей счёт и у наших соседей: у ярославцев, вятичей, новгородцев, как, впрочем, и у рязанцев и тверичей. Все эти древние и звучные названия не спасают иногородних покупателей от раздражённых взглядов некоторых москвичей. Нетрудно представить, что может чувствовать покупатель, теряющий время на поездку в столицу, переплачивающий за свои же продукты, стоимость которых увеличена на стоимость проездного билета.
Но поставим вопрос шире. Не то ли же самое чувство горечи, чувство унижения испытаем мы, уже как граждане своей страны, своего государства, покупая финские яйца и сметану, кубинскую картошку, голландское масло, канадскую муку на блины и аргентинское мясо на котлеты? Не знаю кто как, но я не испытываю при этом особого восторга.

                ***
   Хорошо помню, как бегал смотреть первый трактор. Тот самый, который был едва ли не единственным доводом при агитации за колхоз, (Правда, причина оказалась позади следствия, сперва несколько лет был колхоз и никакого трактора, и только потом, уже благодаря колхозу, явился трактор.) Так или иначе, с помощью трактора предполагалось раз и навсегда покончить со всеми проблемами сельского хозяйства.
Мы называем землю матерью, матушкой, кормилицей, поём ей гимны и славословим. Это лишь на словах. На Деле мы поступаем с ней безнравственно и жестоко, мы давно забыли, что она живая. Как всё живое, она ждала милосердия. Но произошло отчуждение. Вместо любви и милосердия земле было уготовано презрение и равнодушие. Ныне человек не только травит её химией изнутри, но и калечит физически: топит, сверлит, роет, терзает гусеницами, то есть наносит ей раны физически, раны в прямом смысле.

  Что такое ну хотя бы современный карьер? .Это обширная зияющая рана, которую не залечит и миллион лет. А шахты? А свалки и затопленные территории? Строители газопроводов и линий электропередач, нефтяники, лесорубы – никому нет дела до болей земли! Что им этот крохотный, тончайший плодородный слой, кормящий человечество? Им не до него, ежели существует уже десятикилометровая скважина и почти наладились лететь на Марс. Некоторые учёные всерьёз толкуют об искусственном интеллекте. Но пока они его придумывают, они вполне могут остаться без глотка чистой воды, без куска хлеба насущного. Призрак голода не исчезает с ростом технического комфорта.

                ***
  Оставшись вдовой, моя бабка Александра Фоминична пахала надел босиком. Тот факт, что лошадь Карюха ходила бороздой тоже босиком, немаловажен, если учесть, в какие башмаки обуты нынешние железные лошади – «С-100», «С-80». Особенностью отвального хлебопашества на конной тяге было то, что конь шёл бороздой. Пахарь тоже шёл бороздой, но уже второй бороздой. Борозда, по которой шёл конь, заваливалась рыхлой землёй. Ни конь, ни пахарь не ступали на эту рыхлую землю, ходили по твёрдому подошвенному слою. Нынче пахоту мы не столько рыхлим, сколько утрамбовываем. Колёса и тяжкие гусеницы по многу раз в год утюжат почву. Чем мощней и сложней наша сельскохозяйственная техника, тем больше отдаляется хлебопашец от земли. Да, земля отчуждена от человека, поскольку единый цикл выращивания урожая раздроблен на множество операций. Интимные отношения человека и земли, необходимые для успешного дела, давно нарушены. Отчуждение коснулось и других, непроизводственных сторон жизни. Отчуждение от родины, от дома, от семьи...

                ***
  Происходят удивительные, можно сказать, необъяснимые вещи. Великая cтpана, обладающая грандиозными сельскохозяйственными угодьями, более чем тысячелетним опытом хлебопашества, мощным научным потенциалом и развитой промышленностью, неспособна к продовольственному обеспечению? Чушь и нелепость! В чём же тогда дело?
На этот вопрос не хотят отвечать даже дефицитные «Московские новости». Можно, конечно, сослаться на дефицит информации. Но для настоящего журналиста подобная ссылка звучит как признание в профессиональной беспомощности. Нынче хотя бы по «Поднятой целине» всем известно, как загоняли в колхоз наганами. Но мало кому из молодых читателей известно о том, что колхозы были и... до колхозов. Об этих доколхозных колхозах наши историки говорят сквозь зубы либо вообще помалкивают. Хотелось бы знать – почему? Почему о расстрелах тридцать седьмого года говорят все от мала до велика, а о расстрелах, начавшихся в конце двадцать девятого года, молчат? Информации достаточно, она есть даже в газетах того времени.

  Широкой публике совсем неизвестен такой, например, на первый взгляд совершенно странный момент коллективизации, когда колхозы и создавались и разрушались одновременно. Одни и те же силы загоняли в колхоз и в то же время не пускали в колхоз. Тысячи крестьянских семей очутились в безвыходном положении. И в единоличниках оставаться нельзя, и в колхоз не пущают. И так ты не нужен, и так нехорош. Нелепость? Но было именно так. Газета «Правда Севера» № 114 от 6 октября
1929 года в тассовской заметке сообщает: «Саратов. 5. По постановлению Камышинского окружкома партии, весь материал комиссии, обследовавшей лжеколхоз «Красный мелиоратор», передан прокуратуре для привлечения виновных к ответственности. Из колхоза исключено 23 человека во главе с председателем Понасенко. Бюро Нижневолжского крайкома ВКП(б) признало недопустимым приём кулаков и других лишенцев в колхозы и предложило провести чистку всех колхозов. Окружкомам партии предложено взять под своё наблюдение ячейки крупных колхозов.

  Бывших руководителей Николаевского укома, Камышинского окрколхозсоюза, зав. отделом по работе в деревне Астраханского окружкома, председателя Астраханского крайколхозсоюза постановлено снять с работы. Кроме того, бюро постановило ввиду того, что бывший руководитель окрколхозсоюза, работающий ныне в Колхозцентре, Чиркунов, и имевший в течение пребывания в «Красном мелиораторе» возможность изучать действительный облик последнего, явно не способен руководить колхозным строительством, сообщить в соответствующие органы для обсуждения вопроса о его дальнейшей работе».
Это всего лишь один момент. Сколько их было, этих моментов, с 1928 года!»

В. Белов
(«Новый мир», 1988, № 6)