Болезнь воеводы

   Пока Велиборка учился ратному делу, захворал славный ратник и воевода Ратимир. Много испытаний выпало на долю Ратимира, все вынес этот воин на своих могучих плечах: и болезни, мор, набеги степ­няков и победы над уграми и готами, вот только неизвестная хвороба пришла неведомо откуда и поселилась под сердцем надолго. Не по­могли этот раз снадобья и заклинания целителя Боголепа.
   - Никакого проку от твоих лекарств, - не раз сетовал Ратимир. - Не жилец я боле, не жилец.

   Ратимир угасал день ото дня, тая на глазах, словно снег, теряя с каждым днем интерес к жизни, хотя и не был стар. Не помогли этот раз ни заклинания волхвов, ни снадобья лекарей, ни обильные жерт­воприношения Перуну.
   Решили собрать родовое вече, куда явились старшины родов, жре­цы и простые ратники.

   Собрание старейшин долго решало судьбу занемогшего воево­ды, но так и не пришло к единому мнению. Наконец, слово взял ста­рец Всемил. Глубоко запавшие глаза старца были прикрыты веками, отчего казалось, что Всемил ничего не видит; морщинистое лицо ста­рика было покрыто пигментными пятнами, длинные изъеденные по­дагрой пальцы, нервно теребили костяные четки, словно бы пыта­лись нащупать утраченную ниточку, некогда связавшую жизнь вое­воды с его родом.
   - Надобно пригласить Лепаву с Заречья, - молвил старец.
   - Это которую, уж не ту ли, что одиноких мужиков к себе привораживает, - хитро ухмыльнувшись, вопрошал Борзомысл.
   - Ту самую. Девка молода, но толк в любви знает. Пущай попробу­ет, поможет Ратимирушке, авось и воспрянет.
   - Ну что же, коль старец ответствует за свои слова, пущай так и будет, - продолжил Белояр. - У меня возражений нет.
   - Так, может мне, и наведаться к Лепаве? Объяснить ей, что к чему, я в этом деле кое-что смыслю, - настаивал Борзомысл.
   - Ишь, чего задумал, негодник! И не соромно тебе? Богу богово, а кесарю кесарево, а тебе, Борзомысл, все одно науме. Сейчас вое­воду надобно спасать, а о себе думать - грех, - отрезал Белояр. - Вот пошлем мы к Лепаве Еримира. Ему с руки будет, там неподале - ку его тятька с мамкой живут. Пущай девку приведет, заодно родню проведает.
   - Ну что же, так то и так. Задумано - сделано, - вече единогласно поддержало Всемила.

   Лепава со своими бабьими достоинствами, как ник­то другой разбиралась в тонкостях амурного дела. Свое искусство любви она приняла от бабки повитухи и знахарки и теперь, выслушав посыльного, какое-то время прикидывала, что к чему, затем впялив взор на пасущегося во дворе бычка, молвила:
  - Сделаю, что смогу, пущай Ратимирушка готовиться.
   
   Когда Еримир ушел, Лепава натопила баньку, долго парилась, на­хлестывая себя березовым веничком, поя себя отварами из одуванчиков и кореньев, причитая при этом известные ей заговоры. Нако­нец, когда все было сделано, расчесалась подле кадки с водой, слу­жившей ей зеркалом. Затем Лепава привела себя в божеский вид, обрядившись в новую белую рубаху с красивой вышивкой. Чуть позже направи­лась в избу Ратимира, подле которой денно и нощно дежурил однору­кий Скурата. Руку Скурата потерял в схватке с медведем, когда лютый зверь, бросившись на человека, насквозь прокусил плечо. Наделенный нео­быкновенной силой, богатырь тогда сумел одолеть косолапого, вос­пользовавшись широким охотничьим клинком, с которым никогда не расставался, но руку пришлось отрезать. Погоревал Скурата, да делать нечего, придется на новый лад перестраиваться. С тех пор больше ходил по домашним делам, присматривая за старыми и боль­ными...

   Завидев Лепаву, Ратимир замахал руками, замычал, дескать, не ко времени пришла, но куда там. Когда Лепава сбросила с себя ру­башку, обнажив свою бабью сущность, распустив при этом непомер­но длинные и пышные золотистые волосы, Ратимир охнул:
   - Это же надо! Век живу, а такого чуда не видывал: все в бабе ладно, все по уму скроено! Вот забава великая!
   Лепава, не мудрствуя лукаво, тут же улеглась рядом с Ратимиром. Поглаживая исхудавшее измученное болезнью тело занемогше­го воеводы, подобно колдунье, начала нашептывать заклина­ния. Затем прошлась по впалому животу Ратимира и ниже... Ратимир сморщился от подзабытого ощущения, однако встрепенулся: глупо без­душной колодой лежать, коли к тебе такая пава пожаловала.

   - Поискала бы кого моложе, Лепавушка, стар я для тебя и немощен.
   - Стар да умел, говорят добрые люди. Ты не бойся меня, Ратимирушка, я только немного пройдусь, от холмика до горочки, полетай на облачке! Воспрянь дух еловый, подымайся хрен сосновый! Поды­майся да не умайся! Хвороба сгинь, прочь уйди, оставь милому пути! Время мигом пролетит, будешь снова, как гранит. Поживи еще роди­мый, погуляй, поозорничай, на тот свет еще успеешь...
  - Вот ты, сучья выкройка! - незлобно произнес Ратимир, уже не пытаясь отстранить от себя проказницу.
   Был момент, когда Ратимир закрыв глаза, почувствовал, что нет никаких сил, но горячее беспокойное тело Лепавы, бархат девичий кожи и позабытые ласки, влажные поцелуи, да чистое дыхание сде­лали свое дело: Ратимир ожил, встрепенулся, широко раскрыв глаза.

  - Ой, зараза! Ой, баба! Ну, Лепава!..
В сенцах что-то стукнуло, за дверями послышался шепот.
  - Ах, сукины дети, подглядывать, да я вас! - забеспокоился Ратимир, и тотчас в сторону двери полетела деревянные чашка с ложкой.
  - Да никого там нет, Ратимирушка, а если бы и был, все равно.
  - Ах, ты, бестыдница, пошла прочь!
Лепава обиженно встала с ложа и, не стыдясь своей наготы, про­шла перед воеводой, виляя красивым задом.
  - И уйду, а ты оставайся, один, старый пень. Помирай, если хочешь.
  - Стой Свет мой Ясный, Лепавушка, не хотел я тебя обидеть. Вот возьми себе, там, в сундучке, все хранил на всякий случай, ожерелье из серебряных монеток да браслеты с лавандовым жем­чугом, покойнице Платиниде уже не понадобиться, а ты возьми и ступай себе с Богом.
Заблестели глаза у Лепавы при виде такого богатства, тотчас обрядилась дорогим ожерельем с браслетами и, склонившись над бочонком с водой, долго и внимательно рассматривала свое ото­бражение...

  - Вот паскудница, добилась своего, а сладкая какая! - незлобно молвил Ратимор.
Когда Лепава ушла совсем, Ратимор почувствовал заметное улучшение: открылось дыхание, ровнее стало биться сердце, обострилось зрение, словно из полуживого обремененного немощью анемичного тела черной змеей выползла злая падучая хворь, и появилось неист­ребимое желание ЖИТЬ и РАДОВАТЬСЯ этой ЖИЗНИ.
  - А ведь и впрямь легче стало, встать бы, и пробежаться по зеленому лужку да порадоваться солнышку! - возжелал Ратимир.
   Когда воевода поднялся на ноги подле него стоял Скурата.
  - Это же надо, баба мужика из могилы вытащила! Ой, Лепава, ой чаровница!
 
   Ратимир крепчал день ото дня, вызывая удивление окружающих, он даже начал потихоньку колоть дрова. Жизнь воеводы была вне опасности.

                Полную версию читать: РОМАНЫ "Велибор".