Симфония номер девять

Юридическая Оговорка: данная книга является Антиутопией. Все события происходящие в данной книге, имена героев, географические названия стран и городов - являются вымышленными, и не имеют ничего общего с реальностью. Любые совпадения с реально существующими людьми либо реально существующими географическими объектами, странами и городами - являются чистой случайностью.

ОДИН.
 Доброе утро страна.

Я проснулся этим весенним утром в своей комнате и как всегда по обычаю для более бодрого духа и хорошего настроения включил какую-то французскую песенку на моем компьютере. Француженка пела что-то веселое и задорное, мне это поднимало настроение, хотя слов я не сколечки не понимал, да ведь это и не важно. Тут главное настроение, ведь как сказал кто-то из великих музыкантов прошлого: музыка – это универсальный язык Вселенной. Вообще я везунчик – я знаю два языка: евразийсий– язык коренных жителей Евразийской Федеративной Республики и английский, ну как сказать везунчик, повезло что родился в Американской семье, но из за этого и знания английского, а знания евразийского скорее появились из за тотального невезения, все дело в том, что в 2022 году моего отца из-за каких-то заморочек на предприятии где он работал перевели в другой филиал их фирмы, который располагался у черта на рогах – в Евразийской Федеративной Республике. В городе, расположенном в самой середине ее карты. Если бы мы знали что нас там ждет, то ни за что не уехали бы из благополучной и солнечной Америки. Ох, да после ужасов Евразийской Республики, я во истину оценил все блага западной цивилизации. Азиатский мир меня многому научил, много уроков были оплачены кровью и слезами, но как я понял они того стояли. Я не могу конечно говорить ужасы, или что-то вроде того, ведь на время рассказа мне всего лишь 15 лет, но даже за это время пережить мне пришлось множество испытаний из которых я все-таки выбрался с высоко поднятой головой. Город в котором жила наша семья располагался прямо на границе с Китайской Империей. Дело в том, что я жил в самом центре этого города, район относительно благополучный: высотные дома, супермаркеты, аптеки, больницы, и все в этом роде. Ну в общем почти Европа - с деньгами не пропадешь. А восточнее шли уже кварталы неблагополучные, где жили рабочие и люди занятые в неуправленческой сфере. И вот сразу же за этими кварталами пролегала граница, огражденная колючей проволокой, вдоль которой через каждые сто метров стояли охранные вышки с китайскими автоматчиками. В общем граница с Китайской Империей была просто в притык к нашему городу. Когда я ночью выходил на балкон и вслушивался в ночную тишину, то мне удавалось услышать даже треск автоматных очередей,  раздающихся на восточных городских окраинах. Что это было, и зачем стреляли я не знал, на счет этого было много версий: либо китайцы урегулировывали какие-то конфликты между собой, либо расстреливали алкоголиков из нищего района, у которых по пьяни хватило глупости приблизиться к ограждениям китайцев. Но как бы там ни было меня это не касалось, а следовательно забавляло. Человек по своей природе жесток, я тоже жесток и никогда этого не скрывал.  Скрывать мне приходилось другие стороны своей личности: излишнее милосердие и сострадание. Поэтому я делал все возможное чтобы эти качества своей души урезать и сократить до минимальных размеров. Мне тогда было 15 лет, а я уже прибывал в твердой решимости, что люди мало заслуживают сострадания. Кто-то возможно осудит меня, и скажет что я был испорченным маленьким ребенком, но тому человеку я бы так сильно врезал бейсбольной битой по голове, чтобы он потерял сознания, а потом бесчувственного его отвез бы в машине в неблагополучный район нашего города, на растерзание всему этому пьяному рабочему сброду. Скорее всего этого человека просто ограбят и изобьют до полусмерти. И вот уже тогда, когда он будет харкать кровью, а его ребра буду переломаны от тяжелых ботинок людей, которые его вначале ограбили, а потом ради забавы запинывали -  я посмотрю, как этот пустомеля будет говорить о милосердии к людям и вселенской любви.
В общем я думаю идея ясна …
Мой рассказ пролегает в 2027 году, с точки зрения политики – это было довольно спокойное время, Евразийская Федеративная Республика (ЕФР) уже фактически не была самостоятельным государством, да и евразийский язык то уже никем почти не использовался, он считался вроде как языком низшего класса: рабочих, крестьян, ну в общем всей обслуги управленческой элиты. Половина Евразийской Республики находилась под влиянием моей родной страны – Америки, которая выкачивала из нее нефть и продавала места в ЕФР под захоронения ядерных отходов всему цивилизованному миру, вторая половина ЕФР была отдана Китайцам, чем тут занимались китайцы мне не ведомо, граница была закрыта. Но и ослу было понятно, что помимо колонизации они разворачивали тут еще и военный комплекс и строили военные базы, сами понимаете для чего. И уж так мне повезло, так уж любит меня злодейка судьба, что запихала меня именно в тот город, который в случае конфликта, станет первым фортом, который возьмет на себя удар. Хотя будет ли конфликт – опять таки вопрос. Раз половину ЕФР китайцы заняли без крови, просто дав деньги Американскому правительству, я так полагаю, что вопрос покупки второй половины – это всего лишь вопрос времени … Я слышал о тех зверствах, которые китайцы творили с коренным населением, которое перешло к ним в руки. Да, все же дело то в чем, что восточную часть РФР продали Китайцам прямо с людьми. Никто и не позаботился, о том чтобы их вывезти. И как результат, территорию которую Китайская Империя купила – они тут же объявили закрытой зоной, без права въезда и выезда. Ну а люди … люди которые были гражданами ЕФР … хм … в верхах до бедняков никому не было дела. Поэтому они перешли в собственность Китайской Империи, а там … сложно уже сказать … но поскольку я пессимист по натуре, даже я бы сказал реалист, что в принципе одно и тоже, ибо реальность которая на окружает порой бывает очень даже пессимистична, так вот, моя точка зрения, что этих людей либо превратили в рабов, либо расстреляли. Ну поскольку в Китайской империи и своих то рабов кормить не чем, то этих скорее всего расстреляли. Формально все остались довольны: правительству ЕФР, полностью подконтрольному Америке, Нью-Йоркские финансовые воротилы, дали  денег, чтобы они молчали, а правительство Америки еще раз выказало в нелицеприятном свете правителей ЕФР, которые продали землю Китайцам прямо в месте с людьми и не пожелали даже за них заступиться. Формально так и было, за исключением того, что Все таки правители РФР были лишь, номинальными фигурами, так сказать нанятыми актерами, поэтому деньги от продажи столь большого куска земли получили хозяева Америки, но и актеров, участвовавших в этом представлении тоже не обидели. В общем все довольны, кроме нескольких миллионов людей, которых продали. Но я не волновался, ведь формально, в случае какого-то конфликта правительство моей страны вывезет меня отсюда, вместе с моей семьей. Да и Китайцы боялись Америки, поэтому к Американцам относились … я бы не сказал с уважением, но по крайней мере ограбить гражданина Америки, идущего по улице,  а потом запихать его в багажник машины и увезти в лес, где потом расстрелять – среди китайских полицейских считалось весьма рискованным предприятием.  Да и в полиции, к Американцу относились с большим уважением, у него все-таки были права обратиться в суд в случае чего. А все дело в том, что в моем городе, почти все полицейские были китайцами. Медленно, медленно но верно, Китай распространял свою власть и на город где я жил. Хоть формально это и была территория ЕФР, но в полиции на евразийском языке никто не говорил, вся полиция была англоговорящей, а китайцы, коих было большинство говорили разумеется на китайском. Поэтому когда с жалобой в полицию приходил человек евразийскоговорящий, ему давали от ворот поворот. Он был бесправным скотом просто напросто. Но не всегда так было, официальным языком евразийский перестал в Евразийской колонии считаться, примерно года два назад, т.е. в 2025 году, после очередных поправок в Конституцию. Но повторю, не все так плохо, ведь все таки я живу на окраине, поэтому тут фактически дикий лес. В столице Евразийской Республики - Сталинграде и прилегающих к ней городах все-таки доминирующий язык евразийский, да и китайцев там пока нет. Из-за того, что в моем чертовом городе евразийскоговорящий человек не может обратиться в милицию, в бедных районах преступность цветет пышным цветом. Чернь убивает друг друга, грабит, сплачивается в некие подобия банд. Но организации среди них нет ни какой, во первых из-за того, что грабить то в принципе и некого, там в восточном районе все бедные. И банды практически все чем заняты, так – это тем что приходят после работы домой, напиваются до полусмерти, и бредут по улицам своего убогого района в поисках человека, которого можно было бы безнаказанно запинать толпой. Иногда случается поножовщина, это когда встречаются алкоголики которые из дома на прогулку с собой взяли кухонные ножи..  Огнестрельного оружия у них слава богу нет,  не то чтобы его не было в продаже, просто денег  у них хватает только на бутылку недорогого алкоголя, а ума подкопить нет. Да и в принципе зачем оно нужно, как я говорил, грабить – то некого, в магазинах и тех, прибыли то почти нет … в общем, район рабочих – это гиблое такое место, оно даже застроено все одинаковыми пятиэтажными домами, которым лет сто наверное, и половина этих домов уже распадается на кирпичи, вместо разрушенных стен, кое-где даже прибиты деревянные балки. Ужас в общем, ужас.
Как я уже сказал, проснувшись я по своему обыкновению включил музыку,  пока валялся в своей комнате на диване. Музыку я включил, почти без усилий мой компьютер располагался прямо у моей кровати и поэтому легким движением руки я мог, его включать и выключать, а также совершать на нем различные манипуляции. Я просто лежал на своей кровати и наслаждался этим прекрасным весенним утром: лучи солнца, как великое божественное благословение пробрались в мою комнату и наполняли мое сердце радостью и восторгом, а душу озаряли надеждами на прекрасное и беззаботное будущее. Я жил в тринадцатиэтажном доме, причем на самом последнем тринадцатом этаже, в двухэтажной квартире, и моя комната располагалась на верху, как бы на чердаке дома. И из окна отрывался просто изумительный вид на панораму центра города. Как я уже говорил, я был из довольно обеспеченной семьи, и мы обеспеченные люди, составляли как бы элиту этого города, именно для нас, был построен центральный благоустроенный район со всеми удобствами. Однако инфраструктура нашего района была хоть и развитой но не столь обширной, пятьдесят или около того домов, были просто таким оазисом европейской цивилизации, окруженным целым легионом из полуразрушенных домов, столетней давности, и состоящими из этих домов бедными кварталами, в которых бурлила криминальная жизнь. Все те кто жили в нашем квартале, были по сути управленцами, и занимали какие-то высокие должности, работая начальниками на фабриках и заводах, а наш городок был, рабочим городком, где находились довольно значимые заводы, одним из таких важных начальников, был и мой отец, которого как высококлассного специалиста, фирма в которой он работал перевела на работу в эту задницу мира, но удвоив разумеется его жалование, а иначе он бы и не согласился, ведь хоть человек мой отец и не плохой, но все таки он принадлежит к материальному миру, и для него вся польза – на вес.  Так о чем я … ах да, вот такой вот был у нас хороший благоустроенный райончик, где почти все были культурными и цивилизованными людьми,  по большей части англоговорящими, ну в общем тут была сконцентрирована именно та небольшая культурная часть города, все тут друг друга знали, все дружили семьями, все как-то пересекались между собой на работах, и в общем-то прекрасно между собой уживались, такой небольшой европейский мир, ну я бы сказал такая маленькая обособленная крепость. У нас даже полицейский участок был, с начальником говорящим на двух языках: евразийскоми английском, поэтому никто ущемленным себя не чувствовал – в общем правительство довольно неплохо заботилось о своих управленцах. Все были довольны и проводили свою жизнь здесь в центре, в этом небольшом таком защищенном  мире. В трущобы к криминальным элементам никто конечно же не ездил … никто, за исключением четырех человек из нашего района, одним из которых был я - главное действующее лицо этого рассказа, и ваш покорный слуга, простой парень по имени Вильям.

ДВА.
Детство.

И тут в дверь раздался звонок, прервавший мой блаженный утренний отдых.
-Кого, это там черти принесли в такую рань, - подумал я.
И до чего же было не охота вставать с кровати. Но абонент настойчиво звонил. Я встал, натянув на себя свои штаны и желтую футболу, и поспешно вышел из своей комнаты, дошел до лестницы и спустился на первый этаж нашей квартиры, прошел через кухню и вышел прямо в коридор к двери. Открыв дверь я довольно таки удивился. Там стоял мой друг Владимир, за спиной он держал рюкзак. И вот оно что! Идея подобно молнии пронзила мой мозг, и прервала мое по весеннему сказочное расположение духа – Колледж! Ведь сегодня с утра мы должны были идти в колледж. Я посмотрел на свои часы - было около девяти часов утра. Но это уже было где-то там за гранью терпения. В общем ураган мыслей и вихрь чувств пронесся в моей голове, от полного отвращения к колледжу, в котором мы учились на переводчиков китайского языка, до тошнотворных воспоминаний о школе, которую я бросил, ибо выбора нам не дали. А мои друзья в стороне тоже не остались. В общем штука то была довольно сложная, я имею ввиду со школой, вот где я познал горе угнетений и тяжесть боли и обид, вот где закалился мой характер и сформировалась непробиваемая гранитная скала из убеждений в моей душе. Евразийская школа - вот где я узнал что такое жизнь и самое главное понял психологию масс. Все дело то в том, что когда мы сюда приезжали а именно пять лет назад, школ для детей элиты не было, ну и меня по неведению отдали в ближайшую школу, которая располагалась на окраине нашего района. В общем туда ходили и дети пролетарского быдла и дети из здоровых семей. А это я вам скажу было не шуткой. Сама по себе школа была крайне уродлива, трехэтажное прямоугольное здание, покрашенное в серый цвет, вокруг которого валялись груды строительного мусора - уже само по себе наводило тоску, внутри все было еще хуже: грязные стены, с надписями, и кривыми рисунками, которые кажется рисовали углем, хоть надписи и периодически стирали, но они как будто бы сами постоянно появлялись, грязный бетонный пол, который кажется вообще никогда не мыли, и потолки с отсыревшей и осыпающейся штукатуркой - все это с первых же минут навеяло на меня холодный ужас. В общем, в десять лет я попал в класс, состоящий из детей пьяниц и алкоголиков работавших на заводах. Ну я думаю вы можете представить что там со мной было, с англоговорящим парнем, который евразийский язык, то толком не знал. Я был кем-то вроде дорогой куклы для битья. До сих пор в моей памяти запечалились эти отвратительные рожи маленьких садистов жаждущих моей крови и смеющихся, видя мои слезы. Каждый день заканчивался тем, что я убегал от всех, и бежал из школы со всех ног, добегал до остановки и садился в спасительный автобус, увозящий меня домой. Но бывало так что после уроков я не успевал убежать, и тогда меня хватали мои одноклассники и избивали толпой, как шакалы набрасывались они на беспомощную дичь и дико хохотали и смеялись, когда кто-то, а как правило обидчиков было трое, меня запинывал или избивал. Я был кроликом среди шакалов. Но даже на переменах, каждый считал своим долгом либо толкнуть меня, да так, чтобы я упал или ударился головой об стенку, либо испортить какую-либо мою вещь, ну например, порвать кофту, или разрезать бритвой мой рюкзак.  Я приехал из Америки, где все в моей школе были жизнерадостными и улыбающимися, были также зануды или нытики, но куда же без них, однако все были так или иначе милы и вполне терпимы. Но тут, я попал просто в какой-то ад: мало того что дети в душах были зверьми, получающими наслаждение от страданий других, внешне они тоже были далеки от человеческих идеалов: их лица были какими-то страшными, мало похожими на людские, больше это были какие-то свиные рыла или лица орков или гоблинов. Они даже хрюкали во время речи и брызгали слюной, да и речь их была не членораздельна, по большему счету они кричали. Я видел родителей этих детей: все пролетарии, рабочие на заводах, пропитые лица, пустые глаза, и такие же отвратительные рожи, как будто это и не люди были вовсе, а какие-то мутанты после радиоактивного облучения. В общем ужас. От одного их вида мне было страшно и не по себе. Все эти полу-люди полузверята уже курили и пили, во время перемен они выходили в коридор школы чтобы покурить, а в портфелях они прятали алкоголь. Но учителя на это все закрывали глаза. На переменах я сидел в кабинете класса, потому что если я выходил на меня мгновенно набрасывались и пытались  избить, при этом крича: «Вонючий Американец, здохни скотина» или что-то наподобие этого. Ужас начинался когда переходили из одного кабинета в другой, вот тут то мне по истине было страшно, ибо учитель шел впереди класса и что творилось у него за спиной он не видел. А тут все было ужасно: эти десятилетние изверги, старались каждый по очереди дать мне пинка, либо метко запустить в меня бычком от сигареты, чтобы попасть мне прямо в лицо. Надо ли говорить, что домой я возвращался в слезах и не редко плакал по ночам, проклиная свою судьбу. В это время я редко ходил без ссадин и ушибов, одежду мне постоянно рвали либо прожигали окурками. Вот так вот я провел целый год - не позавидуешь. Но вот потом стало веселее.
Дело в том, что толи судьба надо мною сжалилась, или мою удачу можно приписать простому случаю, но как бы там ни было, руководство школы решило сформировать класс для одаренных детей. Ну слово одаренный тут не уместно, скорее для детей способных к обучению. В общем была проведена дифференциация по умственным способностям. И был сформирован новый класс, куда попал разумеется я, и все подобные мне - несчастные дети, которых злой рок поместил в быдлятскую человекопожирающую среду. В этом то новом классе я и обрел своих новых друзей. Ну в общем, ситуация была в том, что нормальные дети которых обижало быдло, обычно приходили домой в слезах, и жаловались родителям, и поскольку родители их были далеко не самыми последними людьми в городе, то и соответственно оказать влияние на школу было делом уже второстепенным. И был разумеется организован, по просьбам родителей угнетаемых детей, особый класс, куда нас всех и поместили. Но для меня это был не только подарок судьбы, но и своеобразная новость, ибо я родителям то своим не жаловался на жестокость одноклассников, а все переносил и обиды держал в себе. Сам не знаю почему, не думаю что здесь речь идет о какой-то стойкости или героизме, скорее всего мне просто было стыдно признаться, что я такой жалкий и слабый и не могу за себя постоять. Но слава богу, нашлись дети из параллельных классов, которые обладали большей решимостью чем я. И одним из этих людей был Владимир. Самое интересное, что жил он в одном доме со мной, только на первом этаже, но до того как нас поместили в один класс мы как-то и не замечали друг друга. Его мать была директором местного телевидения, а отец его погиб где-то на войне,  где и как он не рассказывал, да я и не приставал с расспросами. Самым явным интриганом в нашем новом классе был Патрик, по происхождению он был поляком, и тоже какой-то злой рок забросил его в Евразийскую Федеративную Республику, вернее его родителей, ну и его в придачу, разумеется. Это он находясь в параллельно классе со мной, но не уступающему моему по быдлятству, начал активно писать жалобы польскому правительству, с просьбой совершить военное вторжение в ЕвразийскуюРеспублику, и бегал к директрисе школы тряся перед ее носом ксерокопиями отправленных писем. По началу это у всех вызывало смех и избиения его со стороны одноклассников только усилились, ибо учителя этому никак не препятствовали, потому что тоже были недовольны такими агрессивными заявлениями десятилетнего ребенка и хотели его проучить, так сказать показать, что значит угрожать коренным жителям Евразийской Федеративной Республики. Но вот когда в школу пришел, отец Патрика, который  работал в дипломатическом консульстве, и курировал какой-то важный проект с китайскими властями, реакция была другой, радикально другой. Отец  Патрика пригрозил, зазнавшейся директрисе школы, что если избиения его сына не прекратятся, то он напишет жалобу в министерство образования, а на саму директрису подаст в суд, за халатность на работе. Это была так сказать предыстория нашего общего спасения, так сказать первый заложенный камень,  в фундамент нашей крепости, под названием «специализированный класс для одаренных детей».
Четвертым интересным персонажем в нашем классе был Бонифаций.  Вот это был человек, с неординарной натурой: вообще он был сыном руководителя крупного предприятия в нашем городе, и жил тут вроде дольше всех, потому что он здесь родился, но, как большая редкость, почти уникальный случай, не смотря на это - был из нормальной семьи, да и жил в соседнем доме со мной. В общем еще лет двадцать назад когда в этом чертовом городишке случился острый недостаток управленческих кадров, отец  Бонифация, был одним из первых колонистов, если так можно выразится, приехал он из Швейцарии и тут женился, поэтому Бонифаций был кем-то вроде местного аборигена, таким же как и Владимир,  и  если бы не иностранное имя, то его вполне можно было бы отнести по его внешним проявлениям к представителям местного быдла.  Бонифаций любил разного рода диверсии: бить стекла, кидаться в людей пищевым отбросами. Накануне перевода в наш класс, как-то его в столовой начали избивать дикие детишки пролетариев. Но Бонифаций не растерялся, спасаясь от преследователей, он подбежал к стойке с продуктами, схватил кастрюлю с горячим супом и зашвырнул ее прямо в тех, кто за ним гнался. Двое человек получили ожоги и отправились в больницу, а третий, тот которому в голову попала кастрюля, получил сотрясение головного мозга. В общем по диким законам школы, за это его ждала бы верная смерть. Нет сомнений, что если бы не перевод в новый класс, то либо его одноклассники, либо их дружки из более старших классов, подкараулили бы Бонифация после уроков и перерезали бы ему горло бритвой. Но его спасло, что горячим супом он облил обидчиков прямо накануне образования нового класса,  в противном случае – он бы был покойником. Вообще, в нашей школе понажовщина была чем-то вроде нормы, все эти детишки дегенераты, регулярно друг друга резали в туалетах ножами или бритвами. В моем классе не помню, чтобы такое было, в основном этот процесс имел место среди старшеклассников, тех кому было лет по 13, для нашей школы это было нормой. Хотя в каком то классе параллельном со мной, был тоже случай запоминающийся, один второгодник, ну ему было лет 13, вроде как считался самым главным в своем классе – с детьми, которым было по 10-11 лет, ну так вот, когда кто-то попытался возразить ему в каком то споре, тут он без колебаний проехался бритвой по горлу возражавшего. И тот факт, что это было на уроке, повергло всех в ужас, особенно меня, ибо я боялся после этого даже слово сказать. И все это закончилось тем, что того не в меру агрессивного ученика отправили куда-то в детскую колонию, где дети уже только работают, но не учатся. Ну у нас и если бывала поножовщина в школе, то за исключением этого одного случая летальных исходов не было. Приезжала скорая и пострадавшего ученика забирали в больницу, из которой он скоро выходил, и если был силен духом, то выстраивал планы мести, если нет, то опускался на дно и становился объектом гонений. Возможно, кто-то подумает, что в наш специализированный класс вошли все изгои. Но это было не так, вошли туда только те, кто был в свои 10 лет образован настолько, что умел читать и писать. Это были только дети из нормальных семей, живущих в центральном районе города. Дети из пролетарских семей, не то что не умели как правило читать и писать, они даже и не стремились учиться этому, и разговаривали то они с трудом, речь их напоминала скорее какое-то злобное невнятное мычание совмещаемое с криками. Но поскольку наша школа все-таки главной задачей ставила выработку трудовых навыков, отсутствие умения читать или писать никого особенно не напрягало. Уроки как бы и шли, но с только формально точки зрения, на второй год могли оставить, только если ученик не смог научиться пользоваться станком или правильно выточить деталь. Или если это была девочка, то должна была правильно шить на швейной машинке. Все в этом  роде. История, математика, литература – все это было вроде кружков по интересам, которые мало кого интересовали. И поэтому старшеклассники, даже семнадцатилетние не знали таких слов, как: вдохновение, восторг, восхищение, благоговение, трепет и все в этом роде. Их лексикон обходился только бытовыми фразами: вроде «дай», «возьми», « иди» «хочу»,  знали как называются предметы материального быта из их окружения. И пожалуй все. Слов описывающих духовную сферу переживаний для них не существовало.
Но как я уже и говорил, кошмары закончились, когда все таки мы объединились. Год мы проучились в атмосфере тьмы и ужаса, но вот уже когда всем нам исполнилось по 11 лет, класс в котором мы все сошлись, принес нам заслуженный отдых после столь долгого и мучительно времени тирании и издевательств. В общем, этот год в нормальном классе прошел, как то гладко, без приключений и каких-либо стрессов. Мы как то присматривались друг к другу, держались все отдаленно, замкнуто, боялись агрессии в нашу сторону. Но постепенно увидев друг в друге благожелательно настроенных созданий, начали как-то вступать друг с другом в контакт: поначалу просто, на уроках обменивались мнениями, позже стали болтать на переменах, ну а под конец учебного года, уже стали неразлучными друзьями. Да, конечно, в нашем классе были и другие дети, тоже из центрального района, родители некоторых только приехали в наш город в этом году, поэтому многие из них не отведали на себе ужасов пребывания в быдло-классах. Да и большинство из них не чурались комфорта, ибо за некоторыми из них после уроков приезжали водители, которых заботливо нанимали для своих детей их родители. Но не будем акцентироваться на всех остальных побочных персонажах, ведь главными действующими лицами моего рассказа будут именно мои упомянутые друзья. Как я уже сказал, учебный год прошел более чем спокойно, на переменах между уроками мы все-таки старались не выходить из классов, ибо боялись встречи с нашими бывшими знакомыми. Но если встречи все таки состоялись, конечно же в нас летели бычки от сигарет, либо кто-то из особо агрессивно настроенных рабочих детишек считал своим долгом толкнуть кого-либо из нас, либо плюнуть в спину. Но таких случаев мы старались избегать, по большей части отсиживаясь в классных кабинетах . Что я могу сказать про то как проходили уроки? О нет, это было унылое средневековье, а не уроки: хоть нам и сделали класс с уклоном в интеллектуальную область, ну то есть отменили нам уроки по технической подготовке, которые были основными в быдло-классах, обучение от этого более веселым не стало. Дело в том, что все учебники были потрепанными, изрисованными и изуродованными, так что учиться по ним было невозможно. Для нашего класса конечно же заказали новые из Сталинграда, но ситуацию это не изменило. Дело в том что учителя напрочь разучились преподавать предметы. Все уроки сводились к тому, что нам давали задание прочесть главу из учебника, а потом ее пересказать. Вот и все. Учителя ничего не рассказывали и не объясняли, да они и сами с материалами учебников то были плохо знакомы, все что они делали так это просто контролировали процесс чтения и следили за дисциплиной в классе. В школе мы на уроках читали учебники, а потом читали их дома - вот и все обучение. Никто из учителей нам ничего не рассказывал и не объяснял, за исключением учителя по истории, вот этот был асс своего дела. На уроках истории он нас не заставлял глупо и бессмысленно читать учебник, а сам рассказывал материал, и знания его было огромны, он рассказывал нам про все: про Рим, про историю Европы, про ужасы коммунистического режима в Евразийской Республике, и главное делал упор в истории на личность, так как считал, что в истории это самое главное. Все правильно конечно, не на датах и цифрах нужно концентрировать внимание - все это малозначительно. Главное в истории – это личность, ибо личность творит историю, является главным фактором определяющим все мировые процессы.  Миром правит человек – волевой и сильный, у которого хватило мужества подняться над серой обывательской массой и взять судьбу в свои руки. Именно такими людьми были Цезарь и Наполеон - Властителями своих судеб, а не безжизненными винтиками в государственных машинах. Миром правит Личность, личность волевая и неординарная, вот что я понял,  изучая историю. Наполеон говорил: «Мы либо пешки, либо короли», - вот это на меня произвело большой впечатление. Когда я смотрел на всех безмозглых дегенератов окружавших меня, я твердо и определенно понимал, что пешкой в этом мире я быть уж точно не хочу.
Другие предметы как-то не катили,  ну приятного, скажем, было мало. Все-таки хоть мы и были под неким финансовым патронажем наших родителей, но толку было мало, ибо сознание учителей переживало именно тот период, в котором в наивысшей степени выражалось стремление верхов, из низов сделать легкоуправляемый скот. Да и более того, сами наши учителя были этого же посева. Стереотипное мышление, шаблонные фразы, линейность поведения. В общем некое подобие закоболенных биороботов. На вопросы «что», «как», «почему» следовали ответы типа: «не задавай глупых вопросов» или «посмотри в учебнике». Что я думаю на этот счет? Ну в общем как я считаю, что главная задача учителя – это не дать какую либо информацию, ну поскольку информации то много, и всю усвоить невозможно, да и не надо, главная задача учителя – это научить ученика думать самостоятельно, искать ответы на выпадающие жизненные ситуации, уметь решать больные вопросы современности. А что хорошего может дать ученику человек, который сам-то этого всего не умеет. Да и вообще класс учителей, был на довольно низкой социальной позиции, как правило – это были люди живущие не в самих быдло трущобах, а где-то на самых глухих окраинах центра, и вели учителя как правило такую тоже промежуточную жизнь между полным упадничеством и какой-то стабильной застоялостью. В чем это выражалось спросите вы меня. Ну, практически все учителя были женщинами, которые работали наизнос,  как лошади, с дебильными озлобленными детишками-школьниками, нередко применяли к ним физическое насилие, вымещая на них накопившуюся злобу от домашних забот и хлопот, в то время, как, дома их ждали пьяницы мужья, которые в свою очередь к ним применяли насилие, пуская в ход кулаки. Вот и сами наши школьные учителя, были таким полубыдлом, которое могло кинуть в ребенка тряпку, ударить указкой по голове. В принце все уроки в было классах и заключались в разборках и перебранках. Я не могу сказать, что за эти два года в евразийской школе я язык евразийский то выучил, может я и выучил но не в школе, а в кругу моих друзей.
Но как бы там ни было, когда нам исполнилось по 12 лет, были летные каникулы, и в общем то жить было нам терпимо. Почти каждый день мы собирались у меня дома и играли в компьютерные игры. Моим любимым жанром были стратегии. Компьютер был действительно каким то чудесным порталом, который уносил нас в другой мир и другое измерение, где мы были королями и властителями своих судеб. В общем то у каждого из нас был ноутбук, и сидя у меня в комнате, мы играли в какую-то средневековую стратегию, разумеется друг против друга. Довольно весело проходило наше лето. Мы тут чувствовали свое полное превосходство над нашими обидчиками в школе, ведь судя по их разговорам не у каждого из них дома то телевизор был, а что такое компьютер они вообще и не знали и видели это чудо только на картинках. Тут в отношении нас они были в каменном веке. Но мы в отношении наших европейских сверстников тоже сильно отставали, ведь как мы знали в Европе и Америке дети уже давно играли в трехмерные галлографические игры, но поскольку рынок Евразийской Республики был убыточен, а покупательская способность тут отсутствовала, то новейшие технологии здесь появлялись очень редко, и то у довольно значительных персон. Евразийская Федеративная Республика вообще была такой своеобразной зоной, что-то вроде заповедника, для диких животных. Ну вот смотрите, если во всем мире, телевидение обанкротилось уже около десяти лет назад, из-за стремительной популяризации интернета, то в Евразийской Республике  телевидение было единственной формой получения информации, т.к. глобальная сеть, называемая интернетом здесь была под запретом. Отсталость технологического плана поддерживалась искусственным образом со стороны купленного Америкой евразийского правительства. В общем делалось все возможное, чтобы в Евразийской Федеративной Республике были одни только ущербные дикари-ублюдки, не способные к адаптации в современном технологическом обществе. Но я был рад, и почти даже счастлив, что я относился к совершенно иному слою общества.
Так и шло лето, в иллюзорном мире компьютерных игр, нам всем скоро уже должно было исполниться по 13 лет, ну вроде как уже взрослые стали, в какой-то степени. Дети рабочих в этом возрасте уже работали на станках и производили, детали, отрабатывая в школах обязательную повинность, это вроде как даже вознаграждалось: тем кто хорошо работал и вытачивал больше деталей, давали в столовой больше еды и как-то старались разнообразить пищевой  рацион. Тем, кто плохо работал рацион урезали, и кормили только овсяной кашей.  Ударники труда получали в качестве премии американские сигареты с фильтром, поскольку все курили в основном дешевую махорку, то сигареты с фильтром считались среди рабочих детей особым лоском. Еще одним стимулом хорошо работать на станках – была возможность закончить школу и получить диплом. В общем-то диплом играл роль не диплома об образовании, в общепринятом понимании этого слова, а так сказать лицензии на право работать на заводах и получать за это уже деньги. Ну школа по сути выполняла не образовательную роль, а роль своего рода, концентрационного лагеря, где дети получали навыки работы на станке и несли трудовую повинность. Ну и конечно же это был своего рода инструмент по нивелированию индивидуальных качеств каждого ребенка,  то есть, всех превращали в некое подобие одного образца. Я не могу сказать что детям стирали индивидуальность, ибо индивидуальности как таковой у этих рабочих детишек не было, человекопожирающая среда в которой они росли и наследственность - дефективные гены алкашей родителей сделали свое дело. Как ни странно, но дети были просто копией своих родителей, как будто их продолжением.  Жили они все в рабочих трущобах, в пятиэтажных домах- коммуналках, т.е на пять однокомнатных квартир был один общий коридор, одна кухня и один туалет. Ну и можно себя представить атмосферу такого свинарника. Семья из трех человек живет в одной небольшой комнате, за тонкими стенами живут другие такие же семьи. Все вынуждены делить между собой одну кухню. Постоянная ругань, крики,  угрозы убийством, нередкая поножовщина, и так росло не одно рабочее поколение. Система эта была основана еще, если не ошибаюсь, Императором Иосифом Сталиным, и была доведена до совершенства в наше время. В общем вы сами понимаете, что никакой хороший человеческий материал из этой гиблой среды выйти не мог. Действительно даже рабочие женщины были агрессивны и свирепы, на лицо они походили на каких-то орков, из компьютерных игр. Они дрались часто между собой, дико крича и осыпая друг друга бранными словами. Как-то драку устроили даже в школе, когда директор вызвала к себе матерей двух подравшихся детей. Там матери этих детей сами устроили драку в кабинете директора, затем продолжили ее в коридоре школе: дико кричали и бранились таская друг друга за волосы и царапая друг другу лица. Все сбежались посмотреть на это зрелище, мы в том числе. Я помню, какая это была для нас забава: Бонифаций вместе с Патриком просто катились по полу от смеха. Я тоже смеялся, мне было любопытно видеть родителей этих детишек, которые над нами издевались. И меня повеселило, что родители этих диких детей, были такими же безумными и полностью лишенными человеческого облика. Единственный кто не смеялся над дракой был Владимир, он как то не по детски задумчиво смотрел на это зрелище, которое всем нам казалось забавным, какая-то взрослая, рассудительность и настороженность отражались в его глазах. Я не знаю почему он так реагировал, может быть в свои 12 лет, он уже задумывался о чем-то серьезном и его угнетало то, что люди в его стране находятся на уровне животных, или просто он не находил насилие забавным, ну сказать сложно, но вот почему-то этот его трагический   взгляд врезался в мою память на всю жизнь …. позже я понял, что скорее всего уже в этот момент, он предвидел роковую опасность нахождения в стране дикарей.
В общем, весь обман школ заключался в том, что работу за станком дети осваивали в 14 лет, то есть за год, но продолжали работать на таком же станке, до 18 лет, соответственно не приобретая никаких новых навыков. В общем с  14 по 18 лет, детей использовали как простую рабочую силу, принуждая работать только за еду. И только после окончания школы, т. е. после выполнения определенной нормы выработки деталей, школьник получал диплом, который предоставлял право устроиться работать на завод, где его ставили за такой же станок как и в школе. Вообще, к 14 годам у ученика уже были выработаны все навыки чтобы работать на заводе, но видимо правительство посчитало такую модель управления убыточной и решило извлечь из человеческого материала наибольшую для себя выгоду. Надо ли говорить, что умственное развитие школьников ограничивалось 13-14 годами, ибо после того как школьник вставал за станок, и производил детали все остальные гуманитарные предметы являлись факультативными т.е не обязательными и на них никто, разумеется, не ходил. Учителя тоже останавливались в своем развитии, ведь преподавали они азы письма и чтения только для детей младше 14 лет. А дальше становились как бы и не востребованными. Да и навыки то чтения и письма приобретались ровно в том масштабе, чтобы будущий рабочий мог прочитать инструкцию и заполнить какой-либо простенький бланк отчетности. А большего от них и не требовалось.
Такая среда разумеется оставляла двоякие впечатления, разумеется мы интеллектуально всех превосходили, тем более были мы говорили на двух языках, английский вообще считался языком элиты, так сказать передовым языком, ибо весь интернет работал на английском, все инструкции к современным товаром были на английском, да и вообще в Сталинграде, в столице Евразийской Республики на евразийском языке говорили только рабочие и дворники. В общем даже в Евразийской Федеративной Республике евразийский язык считался чем то вроде языка для быдла. Да и если ты не знал английского, то вход на высокие должности был закрыт, ибо все переговоры в верхах шли на английском, вся литература была на английском, ну и как ни смешно, но даже надписи на рекламных щитах были все на английском. Если я скажу что евразийский язык вымирал, то это будет не правильно. Евразийский язык выродился и уже бился в предсмертных конвульсиях, вместе с подавляющей частью населения, говорящей на этом языке. Так вот, в чем собственно было дело, лето как я уже говорил мы проводили за компьютером, и все было беззаботно, по вечерам мы гуляли во дворе нашего дома, ну или в соседних дворах, благо по счастливому стечению обстоятельств мы все жили в одном квартале, и наши дома стояли чуть ли не впритык друг к другу, поэтому все географически располагало к тому чтобы мы часто виделись. Но тут вот меня грызла такая мысль: вот почему мы позволяем каким то выродкам, без рода и племени нас угнетать и плевать в нашу сторону. И в общем сидели мы и играли в какую-то компьютерную игру, и тут я вспомнил что видел объявление об открытии новой спортивной секции в нашем квартале. Вроде секции по кик-боксингу. Но тут я и говорю, всем:
-Ребята, давайте займемся спортом, боевыми искусствами!
В общем все поддержали, кроме Патрика, он был самым физически слабым из нас, да и самым младшим: нам всем скоро уже должно было по 13 лет исполниться, а ему еще только через месяц должно было быть 12. Но как бы там ни было, решили на следующий день пойти в секцию. Как и договорились, утром встретились у спорт зала. Это было огромное здание, в самом центре нашего района: там еще был ледовый каток, где проводились соревнования по хоккею и плавательный бассейн. Но это нас мало интересовало, мы все вчетвером, направились в зал для боевых искусств. Как выяснилось пришли мы немного раньше, поэтому около часа дожидались пока спорт зал откроется. И вот, по моему часов в 10 утра к дверям зала подошел человек лет сорока, довольно атлетического телосложения, и не замечая нас, открыв двери железным ключом, зашел в спорт зал. Это был тренер, мы в нерешительности зашли и устремились за ним.
-Здравствуйте, - сказал я в нерешительности.
Тренер скептически посмотрел на нас.
-Мы пришли заниматься, - снова со страхом я выдавил из себя.
-Ребята, - посмотрел с сомнениями на нас тренер, - это секция кик-боксинга, может быть вам лучше на фигурное катание?
- Нет, мы пришли именно сюда, - с какой-то взрослой решительностью проговорил Владимир.
-Ну что ж, хорошо, тренировка начнется через пол часа, вы пока просто посидите, на скамейках и посмотрите как тут все устроено, и если вам понравится приходите завтра, в это же время, хоть я и тренирую взрослых, но могу поработать и с вами.
Нас это устроило, мы сели на скамейку, и целых два часа смотрели как тренировались более старшие ребята, лет по двадцать. Естественно нас заинтересовала спортивная секция, и на следующий день, мы уже пришли готовыми, заниматься, в спортивной одежде, и с оплатой за обучение. Для нас проблемой деньги не были, родители нам во всем сопутствовали, и то что мы решили заниматься спортом не вызвало ни у кого из них нареканий. Первая тренировка прошла довольно тяжело. Начали мы с разминки бегом и через минут десять мы уже устали. Нам было страшно, что нас засмеют более старшие воспитанники секции, но всем казалось было не до нас, нас даже не замечали. Потом мы разучивали удары руками и ногами, а под конец тренировки работали на груше. У нас конечно же ничего не получалось, мы быстро уставали и толком не могли ничего сделать. После тренировки тренер спросил у нас:
-Ну что ребята, не передумали заниматься, спорт – это большие обязательства перед самими собой, и если вы не готовы победить свою лень и слабость, то вряд ли стоит дальше что-то делать.
Но никто из нас не выказал сомнений. И мы пришли снова, а потом снова. И так прошло все лето. Я могу заявить, что это был самый важный период в наших жизнях, занимаясь спортом мы начали учиться преодолевать свои слабости и свою лень. Когда на тренировках мы уставали, и валились с ног, тренер всегда говорил нам:
-Самый страшный ваш враг – это вы сами. Победите себя, и только после этого придет победа над противником.
Признаюсь я тренировался изо всех сил ни капельки себя не жалея. Если для Патрика и Бонифация спортивная секция была чем то вроде интересного времяпровождения, где они могли бы побегать и покидаться друг в друга боксерскими перчатками, то я избивая грушу, всегда представлял лица моих обидчиков, и то как после каждого моего удара они падают на землю, истекая кровью. Действительно, я могу сказать, что именно здесь, в спортзале, я познал новые грани самого себя, я понял, что ненависть – это страшная сила, сила, которая движет вперед, доводит до такого исступления и фанатизма в желании достигнуть своих целей, что кажется никакие препятствия не могут тебя остановить. Эту силу нужно не подавлять в себе, а правильно направить, прежде всего на совершенствования самого себя. Кто-то из философов говорил, что главная движущая сила в жизни это Любовь, но в данный момент я так не думал, и сомневался что любовь могла бы меня заставить с такой яростью, быть беспощадным к себе и истязать себя физическими нагрузками до полного изнеможения. Казалось мои мысли разделял и Бонифаций, поскольку после каждой тренировки он заявлял:
-Теперь мы всех уничтожим! Эти уроды за все ответят.
Признаться я был настроен также, но только свои мысли держал в себе. Возможно Владимир тоже вынашивал планы мести. Но вот Патрика, казалось весь наш настрой не очень вдохновлял и он ходил с нами он в спортзал, просто так, за кампанию. Ибо ни энтузиазма, ни особого рвения я в нем не видел. Он больше думал как бы поскорее вернуться домой и продолжить свои достижения на поприще компьютерных игр. Вот примерно так и пролетело наше лето. Мы окрепли, обрели боевой настрой и мне кажется стали увереннее.
И вот пришло время нового учебного года. Все было без изменений, нудная школа, нудная учеба, которая мы не знали когда закончится, после школы мы собирались у меня дома и играли в компьютер, а три раза в неделю ходили в спортзал. И неприятности как-то нас обходили стороной, все казалось шло безупречно, но в то же время весьма рутинно. Мы отучились еще полгода, в страшных мучениях от глупых и ненужных дисциплин.  Нам уже исполнилось по 13 лет, за исключением Патрика, которому было еще 12.
И вот как то шел я один по школьному коридору, возвращаясь из столовой, где я задержался. И вот угораздило меня пройти мимо кабинета, где занимались пролетарские детишки, причем из моего прошлого класса. Разумеется они стали осыпать меня бранью и насмешками. Но я на это никак не реагировал и продолжал твердо идти по своему маршруту. Один из них, которого звали Игорь, а он был самым главным заводилось среди этих выродков и моим главным обидчиком, стал задирать меня с особой ненавистью крича мне в след:
-Эй ты, скотина, Американский выродок, ну ка подойди сюда, поговорим.
Но я как будто бы и не обращал никакого внимания и шел дальше спокойным шагом. Конечно я понимаю, что надо было бы подойти и как следует ударить его. Но в душе я был все-таки серой и трусливой мышью, и я побаивался его, да и к тому же там их было много, поэтому в драку вступить я не решился. Но Игорь решил все-таки меня догнать и поэтому он, отделившись от своих друзей пошел за мной ускорив шаг. Игорь был довольно уродлив внешне: сутулый, с кривыми руками, и каким-то звериным лицом, вечно наводившим на меня ужас. Он подходил ко мне, и я уже отчетливо слышал за своей спиной его шаги. Страх во мне усилился, и первое что я хотел – это повиноваться инстинкту и броситься прочь, как я это делал обычно. Но ненависть к этому ублюдку нарастала во мне подобно лавине. И вот он подошел ко мне со спины и схватив за свитер потянул к себе.
-Ты что, урод, не слышал что я сказал, остановись, поговорим, - сказал он мне вызывающим голосом смотря мне в глаза своим наглым взглядом.
Я одернул его руку и сказал:
-Отвали! – затем развернулся и готов был уже пойти своей дорогой.
Но тут он совершил большую ошибку – он пнул меня. И в этот момент ярость во мне закипела и вырвалась наружу подобно извержению вулкана, в эту секунду, все мои навыки, которые я накапливал в спортазле, как будто сконцентрировались в одной точке и устремились к обидчику. Я развернулся и в бешенстве накинулся на него с кулаками. Один удар кулаком по лицу немного сконфузил его, но не дав опомниться я принялся дальше обрушивать на него удары. И вот я сам не заметил как он оказался на полу с разбитым носом, а я сидел на нем сверху и продолжал его быть в каком-то яростном беспамятстве. Он уже валялся на полу закатив глаза и во рту у него булькала  кровь, но я уже уставший, бил его кулаками по лицу.  Но тут я поднял голову и увидел что пятеро его дружков спешат ему на помощь. Я мгновенно встал на ноги и побежал в кабинет к своему классу. Забежав внутрь я закрыл дверь на замок. Учителя в классе все еще не было и все взгляды устремились на меня. Затем за дверью послышались глухие удары. Это мои преследователи колотили дверь, желая ворваться внутрь. В моем классе была тишина, никто не понимал в чем дело, но тут удары стихли, и за дверью послышался голос учителя по математике с требованием открыть дверь. Я с опаской это сделал, но опасения были напрасны, завидев учителя пролетарские детишки скрылись прочь.  Но это была лишь временная передышка. Я сел за парту и рассказал друзьям что случилось. Все испугались. Было понятно, что после уроков нас ждет что-то очень нехорошее. Ведь пролетарии захотят мне мстить. У моих друзей был выбор – либо вступиться за меня и всем вместе отразить нападение, либо бросить меня на растерзание дикой толпе и самим остаться невредимыми. Но если бы они выбрали второй вариант, то я бы не называл их друзьями, да и самого этого повествования бы не было. Ибо на этом история моих похождений бы благополучно подошла к концу. Нас было четверо, а противников ориентировочно пятнадцать человек и они должны были ждать нас у выхода из школы.
- Помогите мне, - обратился я ко всем, - они меня убьют, за Игроя будут все мстить.
Бонифаций с Патриком, которые сидели за моей спиной, пришли в замешательство. Но Владимир, сохранял невозмутимость, которой я до сих пор поражаюсь. Видимо он не знал что такое страх.
-Этого следовало ожидать, - сказал он, - но я думаю все пройдет сегодня хорошо, ведь мы же к этому готовились.
Его слова маленько воодушевили Бонифация, который уже казалось начал придумывать какие-то планы. И правда, его взгляд упал на швабру стоявшую в углу кабинета. Этот урок был последним, и поэтому шанса сбежать из школы у нас не было. После урока Бонифаций, разломал пополам швабру, одну половину он взял себе, а другую дал Патрику. У нас с Владимиром оружия не было, да нам оно и было не нужно, мы полагались только на свои кулаки. Бонифация и Патрик спрятали оружие под школьные рубашки, и все мы вчетвером направились к выходу из школы. Я бегло посмотрел в окно, выходящее на школьный двор, и как и следовало ожидать у выхода нас уже ждали пролетарские детишки из моего класса. В центре их стоял Игорь, с разбитым лицом и что-то им рассказывал яростно маша руками. Не знаю как другим, но мне было очень страшно, мое воображение уже рисовало картины того как нас всех запинывают эти ужасные дети, дико крича и радуясь, а мы валяемся с разбитыми лицами и истекаем кровью. Это было жутко, я не знаю как я преодолел свой страх. Не знаю как с ним справились другие, но в этот момент мы совершили что-то большое: мы перешагнули через самих себя, усмирили внутренний голос, говорящий «ты слаб, ты ничтожен, ты ничего не можешь, твоя участь быть рабом» это была первая победа, и как выяснилось самая основательная. Когда мы вышли из школы, вторая победа не заставила себя долго ждать и далась уже гораздо более легко.
Как только мы вышли, сразу в нашу сторону полетели крики:
-Уроды, сейчас мы вас всех убъем!
Почему то первым в бой бросился Бонифаций ударив какого-то маленького урода палкой по голове. Палка была тонкой, поэтому пролетарский ребенок не потерял сознание, а лишь упал на землю и заплакал. Я был просто поражен в этот момент решительностью Бонифация, видимо ненависть в его сердце кипела неусмеримым пламенем, и долго ждала шанса прорваться наружу. Этот его шаг поставил всех в замешательство. Но Бонифаций не остановился, на отмашь ударил палкой второго выродка, курящего сигарету. Удар палкой пришелся ему прямо в нос, отчего кровь брызнула фантаном, а в его глазах отразился нестерпимый ужас. Двое противников были повержены за доли секунд. Остальные стояли в нерешительности и смотрели на нас. Для них это было что-то новое, ведь они привыкли к тому, что сопротивления от нас они не получали и поэтому видимо предвкушали легкой крови и в этом была их ошибка, мы прочно заняли преимущественную позицию. Вернее это был Бонифаций, который без разговоров бросился в бой, сметая все на своем пути. Эти детишки не были слабаками, ибо между собой они дрались регулярно, но перед дракой обменивались изрядной порцией взаимной брани и ругани. Но тут  все обернулось по другому. Видимо они планировали нас как обычно запугать, и рассчитывали что меня оставят одного им на растерзание. Но такого они не ожидали. Дальше в бой ринулся Владимир, спокойно и без слов он подошел к шокированной толпе и пнул кого-то из них прямым ударом ноги в живот, тот кого он пнул отлетел назад и свалился на асфальт. Но тут он поднялся и снова устремился на Владимира, но следующий прямой удар ногой пришел ему уже в голову, после этого удара он уже не поднялся. В этот момент лучший друг Игроя, которого звали Иван, и был он довольно внушительных размеров, но весьма неуклюжим, подбежал ко мне и толкнул меня, ожидая что я упаду на землю. Но я выстоял на ногах. Он толкнул меня еще раз, но я продолжал стоять. И тут он замахнулся на меня кулаком, но сделал это так медленно и неуклюже, что я его с легкостью опередил, и встречным ударом кулака в голову сбил его с ног. Неповоротливый ублюдок свалился на землю и пытался подняться, но я подошел к нему и со всех сил пнул его в живот, отчего он скорчился от боли и на его лице образовалась гримаса страданий. И тут то я осознал одну важную вещь – никто из этих тупых выродков толком то не умел драться и если еще минуту назад я думал что идем на верную смерть и думал как бы более достойно принять поражение, то сейчас я ощутил вкус победы. И тут раздались вопли Игоря:
-Что вы стоите, нападайте на этих лохов!
И оставшаяся масса из десяти человек, подчинившись приказу, двинулась на нас. Мы сгруппировалась, подойдя ближе к выходу из школы, образовав что то вроде боевого построения черепахой. Когда к нам кто-то подходил он натыкался на прямой удар с ноги, либо удар кулака в лицо. Бонифаций размахивал палкой, не подпуская никого к себе близко. Такой вязкий бой длился около пяти минут, они в нерешительности двигались на нас но мы их как-то отбрасывали назад. Преимущества сильного не было ни у кого, и даже те кто упал, уже снова начали подниматься на ноги и тоже стремиться как-то подойти к нам. Владимир, очень хорошо работал ногами, отпинывая наступающих, я стоял в закрытой боевой стойке и каждому нападавшему стремился попасть кулаком по носу, не всегда это получалось, особенно когда на меня лезли двое или трое, приходилось отступать назад, ближе к Бонифацию, размахивающему палкой. Хотя нас зажали в кольцо, но мы держали прочную оборону, вот только Патрик почему то, стоял и смотрел на все с разинутым ртом, в глазах его читался страх и ужас, а палка безвольно свисала на его опущенной руке. То что было сейчас было патовой ситуацией, с одной стороны нас окружили и нам некуда было бежать, но и приближаться к нам особого желания ни у кого не было. Ведь они знали, что кто первым броситься в атаку, обязательно получит либо палкой по голове, либо кулаком по лицу. Если бы они действовали сплоченно и все как один двинулись на нас, подобно безудержной лавине - они бы нас разумеется смяли. Но вот организации и в их рядах не хватало. Хоть Игорь и постоянно кричал на них, призывая броситься в атаку, они были больше похожи на стаю шакалов окруживших львов, но не знающих что с этим теперь делать. И тут я понял, что как-то эту картину надо ломать: я выхватил у Патрика палку и бросился с ней вперед, размахивая вправо и влево,  кому-то я попал прямо по голове, ибо услышал глухой удар, но ярость затмила мой разум, я не смотрел по сторонам, а устремился к Игорю. Прорвавшись к нему, я со всех сил ударил его палкой, удар обрушился сверху вниз, прямо уму в переносицу, отчего он схватился руками за лицо. Следующий удар я нанес по его рукам, отчего он закричал, я уже было замахнулся для следующего удара, но тут осознал что за палку мою кто-то держится. И тут я понял, что я был окружен врагами, взявшими меня в кольцо. Мою палку выхватили из рук, и с разных сторон в меня посыпались удары, затем я свалился на землю, и единственное что я помню, так это грязные ботинки пинающие меня с разных сторон. Я просто закрыл голову руками и лежал на земле пока меня пинали. Я уже ощущал теплую кровь, струящуюся из моего носа и стекающую к моей шее. И тут внезапно удары прекратились, и кажется я услышал в отдалении топот убегающих прочь ног. О, да – это подоспела «кавалерия», Владимир и Бонифаций тут же устремились мне на помощь, раскидывая противников.
-Вставай солдат, мы победили, - услышал я голос Владимира, а потом увидел руку  протянутую мне чтобы я поднялся.
Я встал на ноги и оглядел поле сражений: вся земля вокруг была окроплена каплями крови, четверо наших врагов валялись у школьного крыльца, схватившись руками за окровавленные лица. Остальные убежали. Среди поверженных валялся и Игорь, который корчился от боли, прикрывая руками сломанный нос. Глаз его почти не было видно, его лицо опухло от ударов и казалось на нем не было живого места.
- Суки, суки, я вас всех зарежу, суки, вам не жить!!! - яростно кричал он, - но из-за булькающей крови у него во рту он звучал как-то жалко и убого, былая самоуверенность в нем уже прошла, и казалось это были крики отчаяния и безысходности.
Мы его не тронули тогда, не то чтобы не хотели его злить, опасаясь угроз, нет, нам в этот момент уже было как-то все равно. Вкус пролитой крови пьянил, победа на противником окрыляла, а ведь это была наша первая победа, самая присамая первая в жизни. А такое не забывается. Мы пошли домой, с моего носа все еще капал кровь, но это была ерунда. Никто из нас не винил Патрика, за его нерешительность, хотя была какая-то на него небольшая затаенная обида, и еще в течение года, я не мог забыть, что он своей нерешительностью мог принести нам поражение, но открыто об этом никто не говорил. По дороге домой мы зашли в какую-то закусочную, на подобие американского МакДональдса, только хуже,  и сидя за столиком обсуждали нашу победу.
Я поделился своими страхами с остальными:
-Как думаете, они будут нам мстить?
-Наверное да, - ответил Бонифаций, поэтому лучше пока нам в школе не появляться.
-Правильно, согласился Патрик, - недельку посидим дома.
-Знаете, что? – продолжил Владимир, - у нас могут быть большие проблемы, если нас попытаются зарезать, ведь сегодня нам повезло что они плохо подготовились, они не ожидали от нас сопротивления.
-Что ты предлагаешь? – спросил я.
-Да все просто, нам надо позаботиться о технических средствах защиты, я знаю что по интернету можно заказать, средства самообороны, вроде перцовых баллонов, или электрошокера, ну что-то в этом роде.
Это предложение Владимира мне показалось странным. Следует сказать, что в Евразийской Республике интернет был под запретом, ну пользовались им только важные шишки, для получения указаний от своего начальства, которое находилось в других странах. Да и те имели доступ только к ограниченным ресурсам. Все дело в том, что для того чтобы получить доступ на какой-то сайт, необходимо было писать письменное уведомление в администрацию города, обосновывая свою просьбу либо рабочими интересами, либо образовательными целями. После подачи заявления, сайт на который запрашивался доступ рассматривался комиссией, и если он признавался безвредным, то только тогда к нему открывали доступ. Доступ в интернет производился с беспроводного  модема, в который вставлялась личная карта, на которой строго фиксировалось, куда заходил абонент и сколько времени проводил на каких ресурсах. Только интернет провайдер, с разрешения администрации города мог открыть доступ абоненту к каким-либо сетевым ресурсам. Как видите все строго контролировалось. Поскольку мать Владимира возглавляла местный телеканал, у нее было разрешение к доступу в интернет, и она с очень большим трудом выпросила разрешение посещать игровой ресурс компьютерных игр для своего сына. Администрация города после третьего прошения удовлетворила ее просьбу, посчитав, что если ее маленький ребенок будет играть по интернету с другими детьми в компьютерные игры, опасности это ни для кого не представит.  Но вот в чем был фокус. На игровом ресурсе, где мы играли в разные стратегические игры, соревнуясь в умениях с детьми со всего света, была возможность обмениваться сообщениями, и поэтому мы как-то общаясь в процессе игры с детьми из других стран узнавали что делается в остальном мире. Хотя фактически мы совершали политическое преступление, используя игровой ресурс для получения новостей,  никто, раскрыть это не мог.
-Так вот, продолжил Владимир, - я попрошу кого-нибудь из наших друзей с игрового сайта, просто сделать на нас заказ в каком-нибудь интернет магазине, и по почте нам придет нужный товар.
Все гениальное просто. Как выяснилось  это сработало. И через неделю Владимиру уже пришел по почте целый арсенал всевозможных средств для самообороны.
А этот день мы завершили посидев в кафе, заказав молочных коктейлей и разойдясь по домам. Я заперся у себя в комнате и когда пришли домой родители никуда не выходил, чтобы особо не демонстрировать свои синяки. Хотя уснуть мне удалось только под самое утро, бесконечно в моем сознании крутились картины прошедшего дня, и я просто задыхаясь от удовольствия, прокручивал картину поединка, еще и еще раз, в своей голове, наслаждаясь каждым моментом. Ведь это был первый раз в жизни, когда я проявил героизм, пусть и побуждаемый страхом и ненавистью, но все же героизм. Ведь раньше я всегда убегал, а тут встретил страх лицом к лицу и победил его. Это было божественно … В этот день произошло нечто по истине прекрасное и устрашающее – неужели вчерашние робкие овечки превратились в хищных львов?
На следующий день мы все вчетвером собрались в спортзале на очередной тренировке. Тренер увидев мое разбитое лицо, расспросил в чем дело. Мы ему рассказали историю, которая с нами приключилось. Он нас похвалил за то, что мы не испугались противника, и сказал мои друзьями что они правильно поступили, не бросив меня в беде, но предупредил нас, чтобы наши боевые навыки мы использовали только для самозащиты, потому что в противном случае мы будем не лучше тех, кто на нас напал.
-Сила – это большое искушение и большая опасность, - сказал тренер, - сила которой вы обладаете, может как служить вам на пользу, и на пользу остальным, и в такой же степени если ее не использовать мудро может обернуться против вас, и вас же уничтожить.
-Как правильно использовать силу,  чтобы она служила во благо? - спросил я.
-Будь чист сердцем и добр душой и не позволяй, ненависти и слепой ярости тебя разрушить, иначе твоя сила выйдет из под контроля и уничтожит тебя самого. Все кто стремятся обрести силу, ради превосходства над другими, потерпят поражение в схватке с сам собой. Все кто стремятся обрести силу, ради служения другим - будут всегда победителями. Запомни это. Вы использовали вашу силу правильно – ты чтобы защитить себя, твои друзья чтобы помочь тебе. Если же вы будите использовать силу для других целей, то вы взрастите внутри себя тирана, который рано или поздно обернется против вас.
Мало кто из нас тогда понял, что хотел сказать тренер, но позже нам на практике удалось осознать всю мудрость его слов, хотя в тот момент было уже поздно. И я тысячу раз успел пожалеть, что именно в этот момент я не прислушался к словам более мудрого человека, а был занят больше восхищением самим собой и мыслями о предстоящих победах, которые как мне казалось будут венценосным знаменем сопровождать нас до конца наших дней. Но в этом я заблуждался …
В общем, начался наш вроде как беззаботный период в школе, когда мы явились на уроки, все на нас косились злобными взглядами, но никто уже не бросал в нас оскорблениями, видимо за неделю, что нас не было, весть о баталии разнеслась на всю школу, и остальные уже не хотели иметь с нами дело, а предпочитали как-то разбираться между собой. Мы шли по коридору, каждый из нас держал руку в кармане, где у нас были перцовые баллоны, используемые американскими полицейскими для усмирения буйных преступников, этими баллонами нас снабдил Владимир. Но использовать их так и не приходилось. Но все же мы блюдя осторожность носили их всегда с собой. Это было какое-то счастье, или я бы даже сказал временным затишьем каким-то. Спокойные уроки, беззаботная жизнь, слегка конечно овеянная страхом, но все же лучше чем раньше. Но тем не менее по коридорам школы мы в одиночку не ходили, а все время держались вместе. И вот  спустя пару месяцев про драку в школьном дворе уже как бы все и забыли, Игорь перестал на нас злобно косится, он кажется нашел себе новых врагов, на которых изливал свою ненависть, и избивал их, тем самым компенсируя свое поражение, но нам на это было плевать. Когда эти выродки разбирались между собой и резали друг друга, мы только радовались в душе. Но вот в один прекрасный день Бонифаций притащил в школу связку петард и сидя на каком-то скучном уроке, показал их мне, аккуратно сложенными у него в портфеле.
-Знаешь, что я придумал? – начал излагать свой план Бонифаций, - подожжем петарды и закинем их в чей-нибудь отсталый класс во время урока.
Не знаю почему, но мне почему-то идея пришлась по вкусу, я уже представлял себе как в дэбильном классе, детишки дегенераты вскакивают со своих мест, в ужасе от взрываемых петард.
-Давай, - заключил я.
Ну в общем мы вдвоем так поговорили, и решились не трогать класс Игоря, где я раньше учился, а прямиком закинуть эту связку с петардами в класс где раньше учился Бонифаций. Так сказать привет от старого друга. Ну вот во время урока, мы с Бонифацием отпросились, под предлогом что мне стало плохо, а Бонифаций вызвался сопроводить меня в мед. пункт. Затем подошли к расписанию, посмотрели где был урок в его бывшем классе и устремились туда. Подойдя к двери мы ее немного приоткрыли и заглянули внутрь. Все было нормально. Все были на месте. Урок шел в своем обычном ключе: дебильные дети смеялись над чем-то, а учитель на них злобно орал. Бонифаций достал связки петард из рюкзака, затем поджог фетиль зажигалкой, немного выждал, пока шнур догорит до середины, затем открыл дверь и резко бросил связки куда-то в середину класса. Связка с петардами попала к кому-то на парту, и уже через нескольку секунд за дверью послышались  взрывы и крики испуганных детей.
-Бежим, - прокричал Бонифаций.
И мы тут же помчались прочь, вдали коридора мы слышали хлопки и женские визги. Забежав за угол Бонифаций упал на пол и начал кататься по полу дико хохоча. Я тоже радовался удачно исполненной миссии.  Все казалось прошло прекрасно. Посмеявшись мы вернулись в наш класс, возвращаясь домой мы обсуждали хорошо прошедшую операцию. Рассказ Бонифация о случившимся то и дело прерывался его смехом, было видно, что он полностью счастлив. Глаза Патрика в это время горели пламенем восхищения.
-Вот это да, - сказал он, - а почему вы меня не позвали, я бы посмеялся вместе с вами.
-Да ладно тебе, - прервал его Бонифаций, - завтра я еще петард принесу, они тут продаются в супермаркете неподалеку, можно еще купить.
-Ну тогда давай и в мой класс закинем, - предложил Патрик.
-Ребята, я думаю лучше нам не нарываться ни на кого, а спокойно закончить школу, - почему то трезво рассудил Владимир.
Но на это я среагировал выпадом в его сторону:
-Да не будь ты таким занудливым, да и к тому же этим уродам, которые обижали Патрика мы должны преподать урок, пускай знают, что они тут не главные. Мы как друзья должны отомстить за нашего друга.
Кажется я убедил Владимира и он замолчал. Но не желание мстить за друга руководило мной, а желание снова посмеяться над этими предурками и то как они боялись взрывающихся рядом с ними петард. По мне, так то, как мы с Бонифацием помирали от смеха за углом коридора, были самые счастливые минуты в моей жизни.
В общем на следующий день, все в четвером мы отпросились с урока, и принялись искать класс Патрика. А в это время у них был урок труда. Ну подошли мы к дверям кабинета, где они работали за станками.
-Давай я кину, - вызвался Патрик, выхватив связку с петардами у Бонифация.
-Да подожди ты, ты не умеешь, правильно кидать, нужно рассчитать чтобы фитиль догорел до конца, - предупредил Бонифаций.
-Да все я могу, - сказал Патрик выхватив связку из рук Бонифация.
Бонифаций поджог фетиль, Патрик дождался когда он догорит до середины, а затем приоткрыв дверь закинул туда связку с петардами.
-Все, бежим, закричал Бонифаций, - и потянул Патрика за рубашку.
-Подожди, сейчас посмотрю как они взорвутся, - сказал Патрик наблюдая за связкой петард, через приоткрытую дверь.
Вдруг послышались взрывы и весь кабинет озарился яркими вспышка. Это был для нас сигнал к бегству. Мы помчались прочь. Впереди всех бежал Бонифаций, я бежал за ним. Когда мы забежали за угол коридора, Бонифаций свалился на пол и громко хохотал, закрыв от удовольствия глаза. Я смеялся стоя, прислонившись к стене, мы смеялись так громко, что казалось не слышали того что говорил нам Владимир, он что-то кричал размахивая руками, но Бонифаций ржал как конь, поэтому слова Владимира, не долетали до моих ушей.  Но он схватил меня за рубашку, и смотря мне в глаза, снова уже громко прокричал:
-Где Патрик!!??
Я огляделся по сторонам, на полу в конвульсиях лежал, Бонифаций и дико смеялся. Передо мной стоял Владимир, но Патрика нигде не было. Вот это уже нас обеспокоило.
-Может он забежал в класс? – спросил я.
-Да как он мог куда-то забежать? В этом коридоре то нет нигде поворотов к нашему кабинету , - проговорил Влаимир.
-Вот же черт, Патрик! - проговорил я, осознавая что надвигаются неприятности и придется за ним вернуться. Признаться было маленечко страшно, идти на встречу этому растребушенному нами осиному гнезду.
Но все мои сомнения прервал Владимир, зашагав вперед решительным шагом, направляясь на место совершенного нами преступления. У нас с Бонифацием не оставалось другого выбора, как последовать за ним.  Уже подходя к кабинету мы увидели там столпотворение людей, и в самой середине стоял учитель по труду.  Из за угла уже выходили школьный охранник, видимо прибежавший на шум. Мы подошли ближе к кабинету, и у самых дверей увидели, Патрика с окровавленной головой, лежащего без сознания. Лицо его было порезано бритвой и из раны струилась кровь. Первой моей мыслью было то что его убили, но когда он прокашлялся кровью, я с облегчением вздохнул. И тут к столпотворению подошла директриса школы и смотря на окровавленного Патрика, лежащего без сознания, прокричала:
-Что тут произошло???
Но все молчали, дети пролетарии тут же устремились обратно в свой класс, желая скрыться от нависшей опасности. Но нам все было ясно: когда мы побежали, Патрик остался смотреть зрелище, затем выбегающие дети его схватили и избили, в суматохе переполоха, кто-то исподтишка резанул ему бритвой по лицу.
Через несколько минут приехала скорая помощь и полиция. Бессознательного Патрика санитары положили на носилки и увезли. Так закончился учебный день, мы забрали из класса свои портфели и зашали домой. По дороге домой мы молчали, нам можно было многое обсудить: кто прав, кто виноват, по чьей вине пострадал Патрик. Но мы молчали, и просто брели, каждый погруженный в свои думы, потому что мы знали, что то что случилось сегодня, означало только одно – ВОЙНУ.
В общем, вернулись мы каждый к себе домой, я лежал на кровати, и сердце мое горело жаждой крови, я хотел мстить, мстить и еще раз мстить. Планы проносились вихрем в моей голове. Мы можем втроем ворваться в кабинет, может всех там поизбивать, но как быть с учителем, ведь его надо как то выманить из кабинета, но как? Можем по одиночке отловить каждого ученика того класса. Но не надежно, они могут быстро организоваться, ведь нас то только трое, поэтому надо действовать молниеносно. Идеальный вариант был бы поймать того, кто порезал Патрику лицо и выбить ему зубы. Только вот кто это был? Как найти нужного нам человека. В общем я остановился на том, что необходимо подождать расследования этого дела полицией. На следующее утро, в школу мы не пошли, Владимир позвонил родителям Патрика узнал в какой больнице он лежит и мы пришли к нему на прием. Зайдя к нему в палату, мы увидели прискорбное зрелище, Патрик был в сознании, но лежал под капельницей, на лицо ему наложили швы, под глазами у него были синие отеки, он был очень бледным и безжизненным. Говорил он с трудом. Мы почти не понимали его слов. Как объяснил врач, Патрик перенес сотрясение головного мозга, и выйдет из больницы только через месяц, а пока будет лежать тут под наблюдением врачей. Мы были рады что ничего фатального с ним не произошло, и скоро он снова будет в боевом строю. Я подошел к его кровати и спросил:
-Ну как ты?
Патрик закивал головой, затем кое как из себя выдавил:
-Да нормально.
-Слушай, извини на что так вышло …
Патрик промолчал, и боль и груз ответственности за оставленного позади себя друга, рвали мое сердце хищным зверем ...
Повидавшись с Патриком, и убедившись, что с ним все будет хорошо, мы покинули поликлинику.
Дальше все разворачивалось по следующему сценарию: было полицейское расследование, которое зашло в тупик, никто из того класса не признался что порезал Патрика бритвой, да и кто избил его тоже никто не сказал. Поэтому полицейские закрыли дело. Но нас ждало еще и школьное разбирательство с директором касательно закинутых в класс петард. Конечно же мы все отрицали, хотя факты говорили против нас: и отсутствие нас в классе в момент взрыва петард, и странное нахождение Патрика у кабинета во время преступления. Но мы молчали, а Патрик сказал полиции, что не помнит что там делал. И по идее мы должны были признаться что петарды закинули мы, ибо как то в противном случае все указывало на то, что это сделал Патрик в одиночестве. Но мы молчали, хотя сейчас я об этом жалею, Патрик, который больше всех пострадал и меньше всех был виноват, вызвал на себя главные обвинения. В общем я должен признаться, что тут мы все смалодушничали. Все за исключением, Владимира, ведь он и вправду как-то к делу причастен не был, ибо он и против был, и пошел с нами лишь за компанию. Следовательно и сознаваться то ему было не в чем. А вот мы с Бонифацием могли бы взять вину на себя, облегчив тем самым и без того нелегкие муки Патрика. Но мы этого не сделали, и это наш довольно постыдный поступок, за который я до сих пор раскаиваюсь.
После того, как мы навестили Патрика, мы отправились по домам. По моему, это было воскресенье, выходной день. Я планировал придти домой и поиграть в компьютер. Я вошел в подъезд, поднялся на лифте на десятый этаж, и попытался открыть двери в квартиру ключом, но дверь была уже не закрыта, значит родители были дома. Я пошел в прихожую. Снял ботинки и и уже было собрался прошмыгнуть незамеченным в свою комнату, как только услышал голос своей матери доносившийся из кухни:
-Вильям, ну что навестили Патрика?
-Да, - говорю я, таким безразличным голосом, показывая, что не очень то хочу это обсуждать.
-Ну и зверства же творятся в вашей школе, хорошо, что открывается в нашем районе колледж, еще год необходимо как-то пережить и мы переведем тебя на учебу туда.
-Да, говорю, я, - снова каким то безразличным уставшим тоном.
-Вот, смотри что мы с отцом купили, заказали из Японии.
И тут же откуда-то из кухни выехал маленький овальный робот, больше похожий на тарелку с колесиками. Только крышка у него была пластиковая, и горела фиолетовым цветом, и по размеру он был, как тазик для стирки белья, да и походил на него, только в перевернутом виде.
-Это робот для уборки квартиры, пылесосит и обрабатывает поверхность горячим паром, - пояснила мать.
- Мне все равно, - ответил я, - ты же знаешь, мне плевать на всякие там технические штучки, - сказал я, лишь бы от меня отстали.
Робот подъехал прямо ко мне и начал втягивать в себя грязь от моих ботинок. Работал он так почти бесшумно. Вычистив грязь он покатился в каком-то другом направлении.
-Видишь, как удобно, у него есть лазерный сенсор для сканирования поверхности, работает автоматически, да и аккумулятор менять надо только раз в год.
И правда, довольно функциональная штука. Только вот не радовался я таким излишествам, ибо считал, что они отупляют и делают человека ленивым. В Японии вообще, насколько я знал, все японцы такими лентяями стали. Все за них делают роботы, полицейские ходят с электрошокерами, ездят на всяких там навороченных машинах с гравитационной подушкой. Хоть в этой стране и была искоренена преступность, но вот боевой дух тоже сошел на нет. Никто не занимался боевыми искусствами, ибо необходимости в них не было: за людей делали все машины. Поэтому среднестатистический Японский мужчина был низкого роста, худой и физически очень слабый. Да и к тому же Японские мужчины, красили волосы в разные яркие цвета: синий, зеленый, красный. Ну в общем были совсем как женщины. Когда смотрел фильмы про Японию и читал о них в журналах меня просто всего выворачивало наизнанку.  Кто-то говорил, что страна достигла технических высот, но я так думал, что она была полностью порабощена всякими этими техническими разработками, и никто уже не мыслил свою жизнь без голографических телевизоров, сотовых телефонов, машин, делающих за людей всю работу. И вот тут я представлял себе, а что если вся эта цивилизация будет как-то разрушена, ну упадет метеорит, случится землетрясение, и все эти интернеты, мобильная связь, роботы, ну все это отключится и придет в негодность, что тогда будут делать эти неподготовленные люди, оставшись один на один с дикой природной средой??? Вот я то знал, что я буду делать, я и бегать умел и прыгать, и драться умел, я бы не пропал, а вот они??? В общем, я считал, что все эти технические разработки – это костыли, заменяющие человеку его собственные навыки. Поэтому к техническим разработкам относился как-то холодно, не то чтобы не любил, но не позволял себе впасть от них в зависимость. Я бы так сказал - придерживался тактики золотой середины.
Я поднялся к себе в комнату, включил компьютер, ну и поставил себе кукую-то музыку для настроения. У меня был сборник французских песен, я ткнул какую-то наугад, и запела Эдит Пиаф, да как же я ее любил, такая сильная музыка, по настроению была похожа на французскую революционную Марсельезу. И сама Эдит Пиаф пела таким сильным голосом, пронизывающим мою душу, и наводящую какую-то воодушевляющую мечтательность, придающую смелость и решительность. Я прилег на кровать и наслаждался песней, и сам не заметил как задремал. Мне снился сон, это был именно тот сон который снился мне постоянно, уже на протяжении всего того времени, что я был в Евразийской Республике. Сон всегда был один и тот же и не менялся в деталях. Сон был настолько реалистичным, что казалось это и была реальность.  Я был римским центурионом, начальником военного отряда. И мы сражались с варварами стоя на какой-то возвышенности. Я сидел верхом на белом коне, весь в сверкающих серебряных доспехах, за моей спиной развивался красный плащ, в руках я держал знамя римского орла. Мои войны сомкнули щиты и именно в этот момент отражали ожесточенное нападение, каких-то варварских ублюдков, с грязными волосами и размалеванными грязью лицами. Нас было около ста человек, а варвары все налегали и налегали, сокрушительными волнами бросаясь на римские щиты и намереваясь прорвать нашу оборону. И казалось, мы сотня бойцов, сдерживали сопротивление целой вражеской армии. Я объезжал  шеренгу моих войнов, в то время как они сдерживали натиск неприятеля, и подбадривал их криками:
-Держитесь братья, держите строй! От этого зависит судьба Рима!
Римские легионеры выстроили непробиваемую стену из щитов и кололи мечами наступающих неприятелей. Но омерзительных варваров было очень много. На каждого римского легионера приходилось по четыре безобразных варвара. И вот я заметил, что где-то в середине строй начали прорывать, одного легионера убили, и в ряд неуспевший сомкнуться начали лезть враги. Я мгновенно устремился к бреши в обороне, и безжалостно начал резать мечом врагов. Убивать их было довольно просто, на них не было никакой брони, а их примитивные деревянные щиты раскалывались от двух-трех ударов мечом.  Раз, взмах мечом, и голова варвара отлетела с его плеч, а из шеи фонтаном брызнула вверх кровь, немного запачкав мой плащ. Второй взмах, и еще одна голова упала на землю. Третий варвар подставил щит, и начал отражать рубящие удары. Но колющий удар пробил щит и мой меч вонзился прямо в его шею. Я дальше принялся рубить прорывавшихся врагов. Строй наконец то сомкнулся снова. И я продолжил скакать вдоль шеренги дерущихся воинов. И тут я бросил взгляд на горизонт и к моему ужасу понял, что нападающих на нас около пяти тысяч человек, и рано или поздно эти дикари прорвут оборону. Дикий страх объял мою душу, но я думал лишь о том, как бы перед смертью поубивать побольше этих выродков, напирающих на нас подобно волнам цунами. Вот я увидел новую брешь в обороне, где упало замертво на землю двое римских легионеров, я тут же устремился туда, и начал колоть врагов. Но их было много и они окружили моего коня, и как раз в тот момент когда я колол мечом одного, другой схватил меня за кольчугу и стянул вниз с коня. Я упал на землю, последнее что я видел это обезображенное от гнева лицо свирепого дикаря, замахнувшегося на меня мечом. Я понял что это конец. Меня объял дикий, холодный ужас от встречи со смертью. И именно в этот момент я всегда просыпался в холодном поту от леденящего душу страха. Что это было, и почему мне постоянно снился этот сон вот уже который год? Я видел его чуть ли не каждый месяц. И почему этот сон был до ужаса реалистичный? Не такой как другие сны … Не знаю, я не находил объяснение, может быть я видел во сне свою прошлую жизнь? Хотя такими эзотерическими вещами я как-то не особо заморачивался …
Я проснулся уже под вечер. Вроде часов десять было, я открыл окно и в комнату подул свежий весенний воздух. Итак, - думал я про себя, - надо что-то делать. Ведь как говорится «кровь за кровь», и тут у меня созрел небольшой план. Я начал прорабатывать детали. Тревожные мысли не давали мне покоя и заснул я только под утро, в школу разумеется я не пошел, да и делать там было нечего, урока истории сегодня все равно не было поэтому я решил отоспаться. Уже где-то днем я спустился на первый этаж и позвонил в дверь Владимиру, он тоже еще спал, видимо вчера тоже долго не смог уснуть. Затем я изложил ему свой план. После этого мы отправились к Бонифацию, который жил в доме через улицу и тоже с ним поделились:
-Но где мы достанем сотовые телефоны??? – спросил он.
-Да, я не знаю, где, это уже твои проблемы, где, пусть мать тебе купит. Но чтобы как можно скорее, - ответил я.
А телефоны сотовые в нашем городе можно было достать только под заказ по почте из других городов. Ну спроса на аппаратуру такого уровня в нашем городке, где жил в основном пролетарский класс не было разумеется, а те кто жил в нашем престижном районе, все необходимое либо в интернет магазине заказывали, либо через знакомых.
Однако, через неделю мы все же разжились такими модными японскими телефонами, и могли переговариваться друг с другом. Но был минус: меня постоянно доставали родители, чуть ли не на каждой перемене звоня и спрашивая как там у меня дела в школе. Я отвечал, что все нормально, и волноваться не о чем. Мой план был прост как дважды два, и тем самым очень эффективен. Бонифаций должен был дежурить у туалета и вести наблюдение за тем классом извергов, дожидаясь пока кто-нибудь один из них пойдет в туалет, а потом он должен был позвонить мне и мы с Владимиром поймали бы его и устроили допрос с пристрастием. Так прошло около двух дней, без результатов, Бонифаций на каждой перемене бегал к их классу, прячась за углом и  карауля пока кто-нибудь один пойдет в туалет. Но как назло либо никто не шел, либо шли они группами. И вот сидим мы как-то в кабинете истории, как раз на перемене, и тут раздается звонок от Бонифация, я беру трубку:
-Один идет в туалет, - раздался его тревожный голос.
-Пора, - говорю я Владимиру.
И мы мигом выскакиваем из кабинета и спускаемся на первый этаж школы, затем забегаем в туалет, и видим там одного урода, как раз пытающегося расстегнуть ширинку. Я тот час же подбежал к нему и схватив его за рваный свитер прижал к стене.
-Давай ублюдок говори, кто порезал Патрика, - закричал я!
Но он молчал, испуганно смотря на меня, Владимира и Бонифация. В его глазах читался страх. Еще бы, трое агрессивно настроенных человека, зажали его в туалете и хотят вершить расправу. Но в то же время он боялся выдать своего одноклассника, опасаясь расправы и с его стороны и вот сейчас он как раз решал кого стоит из нас больше бояться.
-Дай-ка мне перцовый баллон, - сказал я обращаясь к Владимиру.
Владимир достал из кармана баллон с перцовым газом и протянул мне. Я схватил баллон и брызнул зарядом перца прямо в лицо этому грязному ублюдку. Он яростно закричал прислонив ладони к глазам.
-А теперь слушай сюда, - говорю ему я, - если ты сейчас не промоешь глаза, то тебе обеспечен химический ожог и ты ослепнешь, поэтому говори и я тебя отпущу.
-Хорошо, - взмолился он, - это был Денис, это Денис порезал вашего друга.
-Кто такой это Денис, как он выглядит? – прокричал я.
-Такой толстый и лысый, в клетчатой зеленой рубашке.
Я сразу же вспомнил эту наглую свиную рожу, так еще подленько улыбающуюся смотря на окровавленного Патрика, как раз в тот момент когда мы подбежали  к их кабинету. Следовало бы догадаться что именно он совершил это зверство.
-Замечательно, - сказал я, и отпустил этого маленького дикаря.
Он рухнул на колени и начал беспомощно махать руками, пытаясь нащупать раковину, глаза его изнывали от режущей боли, поэтому он открыть их не мог. Я потянул его за рукав, и дернул в сторону рукомойника. Он нащупал кран и начал лихорадочно промывать глаза водой.
-Что теперь? – поинтересовался Владимир.
Следующая ступень. Я достал телефон и позвонил в кабинет директора, представившись офицером полиции. Затем я заявил, что сына учителя по трудам, который в данный момент вел урок в том ублюдочном классе, сбила машина, и ему срочно надо явиться в поликлинику. То что у того учителя был сын, я узнал с помощью Бонифаций, который предварительно навел справки о каждом преподавателе, а мне осталось лишь уличить слабое место. Вот казалось и все.
-Бонифаций, мигом мчись к их кабинету и докладывай обстановку, - скомандовал я.
А мы с Владимиром пока оставались в туалете, и придерживали нашего пленного, чтобы он не вырвался и не предупредил остальных. Да он и не собирался убегать, ожог глаз был довольно сильный и он старательно мыл глаза водой.
Через несколько минут раздался звонок от Бонифация:
-Все нормально, в кабинет забежал школьный секретарь и учитель трудов пулей оттуда вырвался.
Теперь путь был открыт. Мы с Владимиром мигом рванулись к классу нашего врага. Подбежав к двери, мы увидели там Бонифация, который нас дожидался. Дверь в класс была закрыта, сразу было видно что дети еще не поняли почему вышел преподаватель, и ждали видимо продолжения урока. Я уже представил выражения их лиц, когда в класс ворвемся мы. Я подошел к дери и потянул нерешительно за ручку, мое сердце бешено колотилось. Дверь распахнулась и я нос к носу столкнулся с тем самым извергом Денисом. Увидев меня он вначале вздрогнул, затем видимо сообразив что к чему, почему-то посмотрел на меня без страха, улыбаясь своей подленькой улыбочкой. В этот момент я готов был на все, чтобы стереть эту отвратительную улыбку с его лица. Но тут в его руках сверкнула бритва. И это меня испугало, мое воображение тут же нарисовало мне безрадостную картину как эта бритва проходится по моему лицу. Жах, жах, порез, еще один, и из моих ран вытекает кровь. Я в страхе попятился назад, Бонифаций тоже увидел бритву и помчался прочь, спасаясь бегством. У меня в этот момент тоже был соблазн последовать его примеру, но что меня остановило, так это Владимир, который стоял у двери как вкопанный, ни капельки не дрогнув:
-Вот же храбрый сукин сын, - подумал я.
Его пример устыдил меня, и я тут же перестал пятится назад а застыл на месте, обдумывая как бы выбить бритву из его рук. Но в это время Владимир вытащил из кармана перцовый баллон, брызнул газом прямо в этого жирного выродка. Но он успел среагировать, закрыв лицо рукой. Правда в это время он немного отступил назад. Не теряя зря времени, я среагировал: разбежался и в прыжке ударил его ногой. Удар пришелся ему прямо в грудь, отчего он свалился на пол. Не дав ему подняться я подбежал и пнул его прямо в пах, отчего он как-то по звериному взвыл. Не дав ему опомнится я запрыгнул на него и принялся колотить его кулаками по лицу. Однако в его руке по прежнему была бритва, про которую я совсем забыл,  и вот тут этой бритвой он резанул меня прямо по левой руке. Я почувствовал острую боль, и тут же струйка крови потекла вниз по моей рубашке. Я вскочил на ноги, и зажал рану правой рукой, скорчившись от боли. В этот миг в класс вбежали Владимир, и появившийся вновь Бонифаций. Владимир мгновенно выбил бритву из рук жирного урода, прижав его руку к полу ногой. И тут одноклассники Дениса, начали к нам потихоньку стягиваться, видимо тоже готовясь к драке. Я осмотрелся, и сказал:
-Следите чтобы никто не подошел к нам, а я займусь этим выродком.
Бонифаций, достал из кармана перцовый баллон и распылил его в направлении глубины класса. Через несколько секунд, едкий перцовый запах распространился на весь кабинет, и все начали кашлять, в том числе и мы. Но это было не важно. Я слышал, что кто-то к нам попытался подбежать, а вслед послышалось его падение. Владимир с Бонифацием вели там потасовку, встречая ударами, субъектов которые к нам приближались, раздавались их крики и ругань. Но я был сконцентрирован на другом. Я хотел так как следует проучить этого отвратительного ублюдка Дениса, валявшегося на полу и пытающегося встать. Я еще раз пнул его в пах, отчего он закричал. Но этого мне показалось мало. Я хотел чтобы охота резать бритвой людей отпала у него раз и навсегда. Я со всех сил, нанес удар, каблуком ботинка,  прямо по его жирным пальцам, еще совсем недавно державшим бритву. Послышался хруст, переломанных костей и его крики.  Он тут же одернул руку и прижал ее к груди, надрываясь от криков.  После этого я подобрал с пола его бритву, наклонился к нему и полоснул его бритвой прямо по лицу, специально, чтобы он почувствовал то же самое что, чувствовал Патрик.
-Это тебе за Патрика, - сказал я.
Жирный ублюдок взвыл от боли.
-Отлично, - подумал я, - этот шрам останется у тебя до конца твоих дней и каждый раз смотрясь в зеркало, ты будешь вспоминать о том, что ты сделал с Патриком.
-Уходим, скомандовал я.
И мы все помчались прочь из этого кабинета. Рубашка Владимира была порвана. А из носа Бонифация текла кровь. Я только мог представлять какая там разворачивалась баталия за моей спиной, пока я вершил правосудие на этим жирным уродом. Забежав за угол я обратился ко всем:
-Сейчас приедет полиция, помните что говорить?
-Да, сказал Бонифаций.
-Разумеется помните, ведь мы столько раз это обговаривали: мы шли по коридору и на нас напали пытаясь зарезать.
-Все, я помню, - переводя дыхание сказал Бонифаций
День закончился довольно предсказуемо: приехала полиция, сначала допросили пострадавших, затем допросили нас. Мы упирались в нашу версию и настаивали что на нас напали, в качестве доказательства я показал порез на руке от бритвы. И в общем как-то полицейские склонились в нашу сторону, меня тут же отвезли в больницу, а Владимира и Бонифация еще до самого вечера допрашивали.  В больнице мне сделали перевязки, порез оказался не очень то глубоким и я смог самостоятельно добраться до дома. Мы созвонились и обменялись нужной информацией. На следующий день, разумеется суматоха продолжилась: с утра ко мне домой приехали полицейские и снова допросили, потом родителей вызывали в школу. Меня бесконечно допрашивали. Но мы все втроем очень слаженно врали и держались отработанной версии. Ну потерпевшие детишки выродки, вообще из-за безграмотности давали бессвязные показания.  Но все закончилось, когда допросили Патрика и он узнал в Денисе того, кто его порезал. А это уже был самый весомый аргумент, чтобы убедить полицию и прокурора в том, что Денис представляет общественную опасность и кидается на людей с бритвой. Его отправили на четыре года в детскую трудовую колонию. Победа была за нами. Правда был неприятный инцидент, после всей это шумихи: отец  Дениса Иван, такой же выродок как и его сын, поздно ночью явился к нашему с Владимиром дому и попытался проникнуть внутрь, но поскольку наш дом охранялся, он был задержан охранниками. Ну и явился он разумеется в нетрезвом виде, еле стоя на ногах, да еще и держал в руках кухонный нож, и когда охранники попросил его убраться он набросился с ножом на одного из них и полоснул ножом охраннику по руке. Другой охранник мгновенно применил на этого выродка электрошокер, отчего тот потерял сознание и не приходил в себя до приезда полиции.  За нападение на охранника он получил пять  лет работ в концентрационном лагере, откуда как я слышал мало кто возвращается. Одно нам было не понятно, как он узнал где мы живем??? Я так подозревал, что все-таки ему слила информацию директриса нашей школы, ведь она явно к нам не была расположена, и видимо имела основания желать нашей с Владимиром смерти. Ну а уж то что этот ублюдок пришел нас резать, сомнений ни у меня ни у Владимира не было. Версию, что он с кухонным ножом пришел к нам в гости на чай, мы не рассматривали.
После того как Патрик вышел из больницы, все изменилось. Даже мы стали другими, мы смотрели на мир совсем по другому: нам казалось, что создан он для нас, казалось что нас хранит какая-то неведомая сила, которая ни за что не покинет своих избранников. Мы ходили по школе одетые в синие рубашки, поверх которых мы носили красные галстуки. Это была моя идея, насчет красных галстуков, ведь красный цвет – это цвет победителя. Да и победу то мы добыли собственной кровью. После того как Дениса посадили в детскую колонию, все в школе даже отводили свои взгляды когда мы шли по коридору. Слава о нас была просто фантастической. Нас боялись даже старшеклассники, многим из которых было лет по семнадцать и восемнадцать. Хотя возможно нам так просто казалось. Но все же слухи шли по коридорам и классам школ, и кто-то говорил, что мы несметно богаты, кто-то говорил, что связи наших родителей настолько велики, что мы можем любого упрятать в тюрьму. Ну конечно же все это было не правдой, на самом деле мы были наивными и беззащитными и по одиночке каждый из нас мало чего стоил. Но тогда этого мы еще не понимали. Но тем не менее никто с нами связываться не хотел. Время летело беззаботно, до конца учебного года оставалось всего лишь пара месяцев. Порез на лице Патрика затянулся и шрама почти не было видно. И о том случае все стали помаленьку как-то забывать. По утрам мы вместе шли в школу и по вечерам возвращались домой. Я приходил в свою комнату, открывал окно, вдыхал свежий весенний воздух, затем снимал с себя красный галстук и вешал его на дверь шкафа с одеждой, после этого снимал с себя свою любимую синюю рубаку и вешал ее аккуратно в шкаф на специальную вешалку. После этого надевал на себя свою домашнюю футболку и садился играть в компьютер, который уносил меня прочь из этого мира. Мы по прежнему посещали тренировки, хотя я стал их частенько прогуливать, поскольку занимались мы уже почти год, и я уже начал уставать. Иногда мы ходили к реке, протекающей вдоль нашего города и пытались там ловить рыбу, но вода была настолько загрязнена отходами, что рыбы там не ловилось. Вот и очередной учебный год подходил к концу, а планов на лето у нас не было.  Лично я мечтал куда-нибудь уехать … например на море, куда постоянно умолял меня свозить своих родителей. Ну и так получилось, что как раз в это время у них был отпуск и к моим просьбам было обещано прислушаться. В общем все было прекрасно, ничего меня не тяготило и можно сказать что я был в это время по настоящему счастлив: впереди себя я видел светлое и прекрасное будущее полное искренних и чистых надежд, которые как я был уверен сбудутся, а позади видел победы и достижения, и ничего не омрачало мой внутренний мир. В моей душе было светлое и чистое небо, в котором светило солнце и одаривало меня своим теплом и какой-то заботливой материнской любовью. Ничего не омрачало мой жизненный горизонт. Это по истине прекрасное чувство, когда ты не о чем не сожалеешь и веришь что все двери в прекрасное будущее тебе открыты, и ты сам хозяин своей судьбы, и поверьте нет более сладкого чувства, чем  это чувство безграничной свободы.
В последний день занятий в школе, нас попросили перенести парты в подвал, ну мы разумеется согласились. А подвал располагался во внутреннем дворе школы, и был закрыт толстой ржавой железной дверью. Вот меня всегда интересовало, что же находилось то за ней. Но когда учитель по труду открыл эту дверь я был просто поражен: подвал располагался в помещении бывшей библиотеки, которая уже лет двадцать наверное не использовалась. Вдоль огромного помещения, размером наверное с три обыкновенных класса на пятнадцать человек, стояли книжные шкафы с книгами, но книги эту были покрыты паутиной и многие из них уже сгнили от сырости, но многие по прежнему сохранили свой читабельный вид, ибо были сделаны из более качественной бумаги. По середине этого помещения валялись всякие ненужные предметы: лопаты для уборки снега, поломанные стулья, метлы и прочий хлам. Так вот когда мы куда-то в центр положили школьные парты, я подошел к одной из книжных полок, и взгляд мой устремился на какую-то книгу с красивой обложкой, на которой был изображен такой угрожающего вида пират в триуголке, с попугаем на плече. На книге было написано «Фенимор Купер. Собрание сочинений. Третий Том». Ну недолго думая я прихватил эту книгу и еще рядом с ней стоящие, а это были первый и второй том, того же автора. Когда я вернулся домой я перед сном решил посмотреть, что же в этих книгах такого написано. А все дело в том, что книги сейчас вообще были в диковинку, ибо книгопечатанием никто не занимался так как это было убыточно. Все книжные заводы разорились еще лет десять назад, и место книг заняла индустрия визуальных развлечений: всякие там трехмерные голливудские кино, разные ток-шоу, которые транслировались уже в галографическом формате в каждой европейской квартире. Ну и чем он подкупали, что любой зритель мог через сканер оказаться как бы участником ток шоу. То есть не просто дозвониться в прямой эфир, а спроецировать туда свой галографический образ. Вот это и радовало всех. Я уже успел все это подзабыть но до сих пор помню, что когда я жил в Америке, такие интерактивные шоу занимали главное время досуга почти всех семей. Конечно, не каждый мог попасть в эфир, претенденты выбирались случайно, но тем не менее всем было интересно за этим наблюдать. Хотя темы всех этих ток шоу были донельзя дебильными, в основном кто-то с кем то ругался из-за какой то скандальной темы. Вроде мать избивала ребенка, или отец бросил семью. Такие грязные темы народ любил, и они пользовались спросом, потому что люди видя то как у других все плохо, самореализовывались, говоря себе: «вот же какие дураки, а у меня то все хорошо, вот какой я классный». Ну на этой схеме человеческого мышления и развивалась вся индустрия развлечений – показать как у кого-то все плохо, чтобы простой обыватель мог порадоваться что у него дела обстоят лучше. Надо удивляться тому что в данной своеобразной технологически развитой экосистеме, места для книг просто не оставалось. Газеты и глянцевые журналы заменили людям книги. Которые в основном брали для того чтобы скоротать время при проезде в метро. Но это тоже было такое развлечение для бедноты. Более богатые люди использовали свой сотовый телефон, с плазменным экраном, который заменял и книги и газеты, и по возможности ноутбук, ибо имел выход в интернет. Вот такая вот нехитрая обстановка была в Америке на момент моего отъезда оттуда.
По приходу домой, книги я разумеется забросил в дальний угол своей комнаты и как обычно сел играть в компьютер. Целый день проведя в вымышленном мире игр и уже собираясь ко сну, я бросил взгляд на одну из книг, и пролистал несколько страниц. Книга была о войне за независимость в Америке. Ну в общем начал с одной страницы, потом меня это заинтересовало и я провел за книгой до середины ночи, оторваться меня от нее заставил только одолевающий меня сон. Когда проснулся я первым делом спустился вниз на кухню, заварил себе чашку кофе, а после этого поднялся снова наверх к себе в комнату и принялся за чтение. Из книги я узнал что, оказывается в конце восемнадцатого века, Америка была Английской колонией, которая из-за непосильных притеснений восстала и вышла из под контроля. Все это было для меня довольно занимательно, тем более что рассказ велся от имени офицера английской армии. Ничего так, по мимо того что он там воевал он еще и умудрялся какие-то личные любовные интриги решать, но на меня эта линия повествования наводила скуку, мне была интересна только война.
И вот тут в середине дня мое чтение прервал телефонный звонок, это звонил Бонифаций.
-Да! – ответил я в трубку, укорительным тоном.
-Выходи гулять, мы с Патриком тебя во дворе ждем.
-Да, не охота! Скучно на улице!
-Да выходи! Мы тут такое место нашли интересное в городе! – с вожделением начал рассказывать Бонифаций, что я даже заинтересовался.
-Ну что там такое, рассказывай, - в нетерпении требовал я ответа.
-Выходи на улицу и мы тебе все расскажем.
Я нехотя напялил на себя светлые джинсы и синюю футболку, с надписью «Basketball Time» и поспешил на улицу. Около моего подъезда меня ждал уже друзья: Бонифаций и Патрик.
-Ну что такое, - в нетерпении заговорил я.
-В общем так, - прыгая от радости, чуть ли не крича начал рассказывать Бонифаций, - мы с Патриком на окраине нашего района нашли какой-то заброшенный кирпичный дом, который начали строить но так и не закончили, вроде как, похоже здание на кинотеатр, ну так вот, там оказывается наркоманский притон. Мы наткнулись на это здание случайно, просто исследуя местность, ну и увидев здание начали там бить стекла, потом зашли внутрь,  а на первом этаже в центральном зале, пять каких-то наркоманов сидело.
-И? – требовал продолжения я.
-Ну в общем мы их увидели, испугались и убежали, и вот хотим сейчас снова туда вернуться.
Идея признаться меня не воодушевила, я побаивался как-то наркоманов, все-таки они и убить могли, ведь это люди потерявшие человеческий облик, и ради дозы на все пойдут. Я разумеется высказал Бонифацию свои сомнения.
-Да ладно тебе, - можем и не заходить внутрь а просто побьем стекла в этом здании.
С одной стороны мне конечно же было интересно увидеть что за здание они там с Патриком нашли, да и побить стекла хотелось, и сидеть дома надоело, было охота прогуляться, ну а против аргументов я уже и не находил.
-За Владимиром заходили?
-Да, его дома нет, и телефон у него выключен, - сказал Патрик.
-Ну ладно, пойдемте, - сказал я.
Жарким лето мы втроем брели по улица нашего города, мы конечно моги проехать на автобусе но в пешей прогулке тоже был свой смысл, все-таки это было лето, прекрасная пора. Лето в нашем городе длилось только три месяца, поэтому мы использовали каждую возможность чтобы им насладиться по полной программе. За пол часа мы прошли уже половину пути и остановились у какого-то киоска чтобы купить попить кока-колы, ибо нас начала мучить жажда. Мда, ничего не было прекрасней, чем холодная кока-кола жарким летним днем. Мы подходили уже к пограничной зоне, где наш центральный район заканчивался, тут было больше деревьев, да и воздух был чище и приятнее. И вот за последними жилыми домами мы увидели такое большое серое недостроенное трехэтажное здание, без крыши.
-Пришли, - сказал Бонифаций.
Это здание было окружено строительным мусором, и кучами из песка. Видимо стройка была на время заморожена, а высокая трава и полынь росшая по периметру здания говорила о том, что в таком запустении это здание пребывало уже достаточно давно. И вот так вот мы стояли и смотрели. Заходить внутрь как то желания не было. Мы стояли у здания не доходя до него метров пятьдесят. И все-таки интерес потянул меня внутрь.
-Ладно, я зайду! – сказал я.
-Ты можешь идти, а я не пойду, - заявил Патрик.
-Ну как знаешь, - сказал Бонифаций.
И мы с ним так потихоньку прокрадываясь начали пробираться к зданию, в то время, как Патрик дожидался нас снаружи. Подойдя к главному входу, мы заглянули внутрь: повсюду был строительный мусор, лежали груды цементной пыли, где-то валялись разломанные бетонные плиты, и громоздились кирпичи.
-В общем вперед по коридору, а потом налево, там наркоманы, - сказал Бонифаций.
Мы еле слышно, начали пробираться по коридору к месту назначения, готовые в любую минуту броситься бежать. Мы шли по коридору и дошли до комнаты, где должны были находиться наркоманы, мы осторожно заглянули внутрь: в большом темном зале, в котором кирпичные стены еще не были отшпаклеваны, среди досок и прочего строительного мусора,  где-то в углу сидело несколько человек, в рваных свитерах и готовили на керосиновой горелке огне какое-то зелье. Лет им было, может быть двадцать, ну или двадцать пять, от силы, сложно так было определить. В зале, хоть он был и большой, стоял запах какой-то химической вони, а около наркоманов были разбросаны шприцы. Было видно что это их постоянное место для сходки. Некоторое время мы, затаив дыхание и боясь выдать свое присутствие, с опаской и любопытством смотрели на них
-Ну все, пошли! – прошептал я Бонифацию.
Мы так же тихо, как и пришли, развернулись и бесшумно начали пробираться по коридору на выход. Выйдя из здания мы увидели испуганное лицо Патрика, вопросительно смотрящего на нас.
-Ну что как? – спросил он, когда мы к нему подошли.
-Да, все нормально, там сидят наркоманы! – заключил я.
-Ну ладно, может быть уже по домам пойдем, - неуверенно сказал Патрик.
-Какой по домам, мы только что пришли! Еще надо стекла разбить! – закричал на Патрика Бонифаций.
-Да ладно, может не будем мне как-то не хочется, - разнылся Патрик.
Бонифаций вместо этого схватил с земли камень и заметнул его в самое верхнее окно здания. Окно с треском разбилось, а осколки блестящими каплями дождя, посыпались вниз. Я тоже взял камень, которых на земле было предостаточно и кинул в окно. Но не попал. И тут мы начали с Бонифацием по очереди кидать камни в окна, соревнуясь в меткости. Когда все окна на верхних этажах были разбиты. Бонифаций схватил половину кирпича и начал подходить к зданию. Подойдя почти в притык он заметнул кирпичом прямо в окно той комнаты где гнездились наркоманы, и со счастливым лицом подбежал к нам с Патриком. Весь его счастливый вид отображал, что он был доволен свои поступком. Мы, предвидя недоброе отошли от здания еще на несколько шагов. И тут из здания вышел один из наркоманов, стоя у главного входа, он озирался вокруг, а когда заметил нас, начал что-то кричать своим друзьям, видимо подзывая их к себе. Не долго думая, Бонифаций поднял камень и поразительно метким броском зашвырнул его прямо в наркомана. Камень попал наркоману прямо в глаз. От такой подачи наркоман, покосился и кое-как устоял на ногах, затем взвыл от боли и схватился руками за лицо, прикладывая их к своему подбитому глазу. Бонифаций разразился громоподобным смехом.
-Ага, га, га, га, ах, ха-ха, - кричал он, тыча в сторону наркомана пальцем, загнувшись от смеха.
Но секунд через пять к наркоману поспеши его дружки. Он, еле стоя на ногах показал пальцем в нашу сторону. И его собратья мгновенно побежал к нам. А мы тут же бросились наутек, не помня себя от страха. Во время погони я постоянно оглядывался, смотря на каком расстоянии от нас наши преследователи. Но бегали они ни ахти как быстро, и поэтому мы с легкостью от них оторвались, и довольные впечатлениями пошли домой.
-Вот это было круто, - восхищался я Бонифацием, - метко ты ему камнем в лицо закинул.
-Ха, ха, да, я такой! – немного с самоиронией заметил он.
Вернулись домой мы уже где-то под вечер, я забрел на кухню, заварил себе чашку кофе, сделал себе бутербродов, и поевши, пошел к себе в комнату читать книжку про английского офицера решившего примкнуть к  американским повстанцам. Читая  книгу я так рассуждал:  что сегодняшняя Евразийская Республика – это по сути та же самая американская колония, времен восемнадцатого века, находившаяся под властью Англии. Ну и по сути если у американских колонистов хватило мужества восстать против своих угнетателей, вполне возможно что обстоятельства сложатся так, что и в этой стране могут начаться какие-то волнения. Хотя власть держалась довольно крепко, и если в Америке того времени английское влияние прослеживалось с явной долей очевидности, и поэтому восстание являлось лишь вопросом времени, то сегодня власть извлекла видимо ошибки прошлого, и старалась не так сильно палиться, и всю грязную работу вершить чужими руками, руками якобы народных избранников, которые разумеется были все куплены. Да и какой класс я представлял, как ни класс тех же самых наместников чужой страны в стране которую просто использовали как колонию, выкачивая из нее ресурсы? Да нет, вру конечно, какой же я был наместник? Да и мои родители, какие же они были наместники. Мы были так … обслуга наместников порабощенного населения. Но как бы там ни было, мое положение меня вполне устраивало. Жалости к жителям Евразийской Федеративной Республики у меня не было. Потому что я уже вплотную столкнулся с темной стороной этого мира, и обитателями этой своеобразной темной стороны,  или на тот момент я был уверен, что видел темную сторону этого мира и ее обитателей, хотя с философской точки зрения всегда есть нечто еще страшнее и темнее, но это так, к слову. Но вот кто такие были американские колонисты? Да ведь по сути, это были те же самые граждане Англии, которые приехали на новую землю. А вопрос угнетения Англией своих граждан я ставил под сильное сомнение. Возможно даже американская революция за независимость была не актом гражданской воли, а просто изменой английской короне. Ну собрались, может быть такие воришки и предатели, желавшие отхватить от страны которую они стерегли кусок пожирнее и не желая делиться с Англией решили склонить людей к мятежу. Хотя это были лишь мои измышления, а правда, как всегда была скрыта под толстым слоем пыли истории. Просто я не верил в человеческую доброту, благородные порывы души, самоотверженность и все такое прочее, но зато верил в человеческую жадность и эгоизм, а также лицемерие, которое прикрывало все эти пороки красивыми словечками. Ну как бы там ни было, правду в ее истинном абсолюте узнать я думаю никому не дано. Да и сам то человек, совершая какое либо деяние, плохое или хорошее не всегда знает и понимает, зачем он это совершил и что им двигало. Не каждый признается в своей порочности, но зато многие будут стараться оправдать какие-либо нелицеприятные свои поступки благородными мотивами, которые ими якобы двигали. Ну как-то так, .… в общем так я думал, и считал что искренне честных и добрых людей на земле очень мало. Да и потом, поскольку честность не приносит никаких благ, такие люди либо превращаются в закоренелых циников, и приспособленцев, либо просто умирают, не сумев приспособиться к отвратительным и жестоким реалиям этого мира, который заставляет и кривить душой и врать и обманывать, проявлять хитрость и изворотливость ума, если ты хочешь выжить, разумеется, и чего-то тут добиться. Был мне кажется, в этом мире один честный человек, который жил около двух тысяч лет назад, но над ним надругались, а потом распяли на кресте, а после этого еще и сочинили лицемерную сказку, что дескать он сам того захотел. Притворство … от которого меня бросало в дрожь. Но пример этого святого мученика, выступавшего за правду, доказал мне, что за правду в нашем мире лучше не выступать.  Ну если честно, желательно конечно выступать, и даже нужно, но последствия будут не самыми благоприятными для жизни. Такую я усвоил мораль. Правду этот мир не любит. Возможно, были еще порядочные люди, только сомневаюсь что история донесла до нас их имена, либо донесла но исказила до неузнаваемости, облив ушатами помоев. Уже в свои тринадцать лет я понимал, что правды в этом мире нет. Да и нужна ли она кому-то эта правда? Зачем люди пьют алкоголь? Разумеется чтобы уйти в забытье от реальных проблем. Так выходит не нужна им правда? И что самое трагичное, таких было большинство … - кому не нужна правда. Ведь правда может причинить боль, может наложить ответственность. Куда приятнее сладкая ложь и полная безответственность,  за все что происходит в нашем поганом мире. Именно поэтому мир и погружается во тьму ... Мало тех кто готов искать правду, а уж тем более ее отстаивать  - в этом трагедия нашего мира.
С книгой в руках и с этими нелегкими мыслями я уснул Утро вышедшее из тумана ночи принесло новый прилив сил и порыв вдохновения, как и обычно. По утрам всегда чашка кофе, как привычка, затем распахнутое окно, для свежего воздуха и разумеется какая-нибудь поэтическая музыка, для приятного настроя. И только я начал думать о том как бы поинтереснее провести день, раздался звонок ко мне в дверь, я спустился на первый этаж и открыл. У моей двери стояли Бонифаций и Владимир.
-Пойдем гулять, - закричал Бонифаций, - я уже рассказал Владимиру о наркоманском притоне.
Я посмотрел на Владимира и он выглядел довольно заинтересованным. Видимо рассказ о наших вчерашних приключениях вызвал в нем желания тоже испытать острых ощущений.
-Патрику звонили? – спросил я.
-Да, он что-то не хочет, - заключил Бонифаций.
-Ну чтож,  пойдемте тогда, - согласился я.
В общем дошли мы до этого дома, и как, ни мне ни Бонифацию не хотелось заходить внутрь, мы прекрасно понимали, что наркоманы не очень то к нам будут расположены, если поймают, скорее всего их бесчеловечные сердца горели ярким пламенем ярости. И мы как то стояли и издалека смотрели на здание.
-Внутрь будем заходить? – спросил Владимир.
-Да я как то не хочу, может просто стекла побьем? – предложил Бонифаций.
-Да, думаю может просто стеклами ограничимся, мы там уже были вчера, - сказал я.
-Ну вы и трусливые! – сказал Владимир и устремился внутрь.
Нам ничего не оставалось, как последовать за ним. Зайдя внутрь мы также бесшумно прокрались по коридору, и дошли до комнаты где находились наркоманы. Все наши чувства были обострены до предела, нервы были взведены, мы вздрагивали от каждого шороха и готовы были бежать в любую минуту. С опаской мы заглянули в зал где сидели наркоманы, насколько я понял, этот зал где они находились изначально в архитектурном проекте возможно был рассчитан как зал для показа кино. Но вот окна наводили на мысль, что возможно это было помещение для кафе. Ну в общем черт его знает, главное что наркоманы тусовались как и обычно в углу, и разложив на две бетонные плиты, лежавших друг на друге, свои шприцы, готовились принять дозу.
Бонифацию видимо вновь захотелось острых ощущений и он подняв с пола осколок кирпича зашвырнул его прямо в сборище наркоманов и кажется попал кому-то из них прямо в колено, отчего послышались вначале их крики, а затем не успев опомнится я уже увидел спину Бонифация бегущего по коридору прочь, мы с Владимиром разумеется тоже побежали. Выбежав из здания мы увидели уже Бонифация, собирающего осколки кирпичей в левую руку и занимающего удобную позицию для обстрела выбегающих из двери. Мы подбежали к нему и тоже взяли каждый по осколку кирпича. Выбегающих наркоманов долго ждать не пришлось. Они только подбежали толпой к выходу из здания, как прямо у виска одного из них пролетел осколок кирпича, ударившись громко об стену.  Пыль от расколовшегося кирпича, облаком повисла над головами наркоманов. Вслед за первым кирпичом, полетел второй, который тоже кинул Бонифаций, на это раз он уже попал в плечо одному из наркоманов. Далее камни кинули я с Владимиром, но мы промахнулись. Однако от такой подачи наркоманы забежали обратно к себе в притон. А мы продолжали кидать кирпичи и камни в сторону дверного проема, откуда они высовывались. От разбитых об стену кирпичей уже висело облако пыли, и поэтому что делалось внутри, мы едва ли могли видеть. И тут мы немного просчитались забыв, что у этого здания не один вход, а два. И я осознал эту ошибку, когда увидел приближающуюся к нам свору наркоманов, выбежавших из за угла здания.
-Бежим! – громко закричал я, указав пальцем в сторону приближающейся опасности.
Наркоманы были от нас почти в двадцати метрах, поэтому мы забыв даже про то что каждый из нас держал кусок кирпича в руке бросились проч. Убегая мы постоянно оглядывались и когда наркоманы начали отставать от нас, видимо выдохнувшись, мы остановились, а Бонифаций у которого в руке оставался кусок кирпича заметнул его прямо в свору запыхавшихся наркоманов. И бросок был настолько удачным, что кусок кирпича, брошенный навесом упал одному из наркоманов прямо на голову. Отчего наркоман не смог устоять на ногах и свалился на землю дико крича, схватившись за голову руками. Бонифаций конечно же принялся дико хохотать. Его смех казалось был слышен на всю округу. Подбитый наркоман, немного покорчившись на земле, встал на ноги, даже издалека мы видели его окровавленные руки, видимо падающий камень рассек ему кожу на голове, а из раны текла кровь.
-Вам не жить, суки, слышите, вам не жить, мы вас всех прирежем!!! – завопил он таким страшным сиплым голосом.
От этого какого-то нечеловеческого жуткого голоса мне даже стало немного не по себе. Однако, наркоманы были полностью обессилены, за нами гнаться они уже не могли. Мы тоже заметно устали, да и нервное напряжение сказалось не лучшим образом. Поэтом мы решили на этой радостной ноте завершить наше путешествие к этому страшному зданию и вернуться по домам. Бонифаций шел довольной походкой. Сегодня он подбил трех наркоманов и по праву мог называться «Бонифаций – гроза Наркоманов». Нам всем было очень весело, не было на свете ничего прекрасней этих острых ощущений:  ощущений опасности, и удовлетворения от разрушений чего-то безобразного. Так я инстинктивно и полагал в то время, что мир можно сделать прекраснее, если уничтожить в нем все уродливое.
Довольные прекрасно проведенным временем мы вернулись домой. Я как обычно приготовил себе бутерброд с сыром, под моими ногами почти бесшумно ездил робот, проводя уборку пола.
-Как бы не наступить на тебя малыш, - подумал я, слегка удивившись тому как он неслышно ко мне подъехал.
Затем я приготовил себе кофе, и выходя из кухни, желая подняться к себе в комнату наверх, нечаянно наткнулся на мать.
-Ну как прошел день? – спросила она.
-Да нормально, так, гуляли во дворе.
-Только не выходите из нашего района, гуляйте только здесь, - предупредила мать.
-Хорошо, - сказал я и поспешил к себе в комнату.
Там я снова принялся дочитывать книгу, про революцию в Америке, я оторвался от книги только где-то в два часа ночи, и решил спуститься вниз на кухню, чтобы сварить себе еще кофе. Тихонько, чтобы никого не разбудить, я спустился вниз, на первый этаж нашей квартиры. И зашел в кухню. Там, видимо распознав движение, заработал робот, загоревшись фиолетовым  светом, который в слабых и мягких тонах освещал всю кухонную комнату, так что мне даже не пришлось включать свет. Сварив кофе и прихватив каких-то бутербродов из холодильника я снова поднялся к себе в комнату наверх. Затем открыл окно, и всматриваясь в даль нашего города, в котором из освещения был только свет горевший в окнах некоторых квартир, погрузился в свои думы. Я не мог прекратить думать о том, что же послужило причиной таких явных успехов Америки, что она стала можно так сказать, владычицей половины мира. Мне кажется что все было заложено именно в революции за независимость. Но в то же время в Евразийской Республике была около сотни лет назад такая же революция, но Евразийская Республика, была полностью раздавлена и разорена. Но как я понял, тут суть была в другом - что дает революция. Если Америка после того как прогнала войска Англии, стала чем-то вроде свободного общества, с демократическими правами, дающими равные возможности всем, то Евразийская Республика наоборот все права людей урезала, установив диктатуру, и поэтому из Евразийской Республики тогда все здравомыслящие люди уехали. А в Америку, наоборот начали съезжаться люди с других стран. Ведь по сути кто туда съехался: авантюристы, всякие непризнанные гении, которые в своих государствах либо подвергались гонениям, либо были просто невостребованы, и к их мнению и идеям никто не прислушивался, ну были он там кем-то на положении дураков. А вот в Америке, на почве этой так сказать, политической целины, и всеобщих свобод, где были нужны новые идеи, все эти непризнанные гении смогли себя проявить с лучшей стороны, разумеется, и самим обогатившись и принеся пользу государству. Вот мы и видим две революции, если после революции в Евразийской Республики, которая тогда была монархическим государством, вся интеллигенция  уехала, то после Американской революции, интеллигенция со всего света наоборот устремилась туда, потому что в этой новой стране эти люди были востребованы. Все просто, до гениального просто, люди решают все, страна – это как корабль, а люди матросы. Плохой корабль, если на нем будет гениальная команда, сможет дойти до бухты даже в шторм. Но посади необученную и ленивую команду в самый новейший и передовой корабль, так они его просто потопят.  Америка всегда ценила умных людей, и на протяжении всего двадцатого века, перекупала всех самых лучших специалистов со всех концов света, предоставляя им прекрасные условия для жизни и работы. Вот в этом ее успех. А  Евразийская Республика, всегда открещивалась от своих самых умных представителей, и в результате, эта страна лежит в руинах, и заселена в подавляющей массе сдеградировавшим былом, от которого меня просто мутило. Я конечно же радовался за успехи страны, гражданином которой я являлся, но какие-то тревожные мысли все-таки не давали мне покоя. Я чувствовал какую-то опасность, и ощущение что, что-то все таки не так, как должно быть.
Утро, как всегда я встретил открыв окно и приготовив себе крепкий кофе. С утра поиграл в компьютер, потом спустился вниз на кухню и сделал себе бутерброды. В дверь раздался звонок. Я открыл. У моего порога стоял Патрик.
-Заходи, - говорю я.
Патрик зашел ко мне домой, а в руках у него были какие-то бумаги.
-Ну, что давай рассказывай, - говорю я, - чего там ты удумал.
Мы прошли на кухню, я налил ему крепкого кофе, Патрик сидя за столом, показал мне свои бумаги и принялся излагать свой план.
-Вот смотри, - начал он, - я тут подумал и решил написать письменную жалобу в министерство образования Евразийской Республики, в Сталинград, где я рассказал о всех тех ужасах, которые происходят в нашей школе, что меня там порезали бритвой, в школе происходят грабежи и всякая там муть. Ну и разумеется наш директор за всем этим не следит, а наоборот только потворствует всему этому беспорядку.
Я даже задумался. Патрик был не ахти какой сильный, я бы даже сказал, что из нас четверых он был самым слабым, весь такой худой, и на первый взгляд совсем беспомощный. Но физическую слабость он с лихвой компенсировал, какой-то изворотливой изобретательностью своего ума. Идея конечно была хорошая, школу раздавить я тоже хотел. Но вот как-то писать жалобу от своего имени мне не хотелось, мало ли как задумает нам отомстить злобная директриса. Да и к тому же учиться нам то всего оставалось год. Закончить бы все это спокойней, да поскорее свалить отсюда. Но все таки надо было что-то делать. В общем я позвонил Бонифацию и Владимиру и пригласил их к себе на совещание. И вот мы уже вчетвером сидели за круглым столом переговоров у меня на кухне.
-Итак, - начал, я, - Патрик предлагает довольно неплохую идею о том как поквитаться с нашей директрисой, я поддерживаю идею и считаю, что нам надо бы написать коллективную жалобу. Вы с нами?
Недолго думая слово взял Владимир:
-Я против, потому что ты сам понимаешь, что эта жалоба ни к чему не приведет. Во первых, в министерстве образования, жалобу от четырех тринадцатилетних детей вряд ли рассмотрят всерьез, второе, после всего этого директриса будет нам мстить, и сделает все чтобы, мы не закончили школу и не получили дипломы. Я просто предлагаю потерпеть еще год, закончить школу, а уже когда мы поступим в колледж, уже тогда будем писать жалобу.
-Да, вот же, - сказал Бонифаций, - я тоже так думаю, у нас в школе все довольно неплохо, на кой черт нам лишние проблемы?
Все эти слова повергли меня просто в ярость, как же я был на них зол. Ибо единственное что я хотел так это разрушить все это гадючье гнездо, где над нами издевались, и заставляли сидеть на тупых уроках, слушая этих безграмотных учителей. Конечно разумней было бы подождать, и не подвергать себя необоснованному риску. Но мне хотелось сейчас! Сейчас и только сейчас!
-Да вы что? – завопил я встав со стула, - зачем же ждать, если мы сейчас можем поквитаться?!
-Остынь, Вильям, - начал Владимир, - что вы с Патриком тут удумали? Зачем всех нас подвергать риску, если, что нам сейчас надо это не мстить, а просто получить дипломы и навсегда покинуть это гиблое место, а уже потом, когда мы от нашей полоумной директрисы не будем зависеть, вот тогда и дорога к планам мести открыта!
-Вообще ты прав! – согласился Патрик, - я думаю надо подождать.
Вроде бы аргументы Владимиры были в высшей степени здравыми, но черт возьми, я уже был как акула, которая почувствовала запах крови нашей директрисы, остановиться я уже не мог. Мое воображение уже нарисовала картины, как эту тупую жирную тварь увольняют с работы, и она покидает свой теплый насиженный кабинет, и идет на рынок торговать помидорами. Это было по истине прекрасно. Зло должно быть наказано. Ждать я просто не мог! Не в моей это было природе, я хотел действовать незамедлительно!   И тут мне в голову приходит еще более безумная идея.
-Ну чтож, говорю я, не хотите действовать в открытую, давайте вести партизанский способ борьбы. Предлагаю просто придти ночью к школе и поджечь кабинет директора.
-Как мы это сделаем? - вопрошал Патрик, - кабинет то на втором этаже, а школу ночью охраняет сторож, да и двери закрыты.
-Да все просто, - пустился я с энтузиазмом в объяснение, - под покровом ночи подойдем к школе, и просто закидаем окно директора горючей смесью. В бутылки с фитилем нальем бензин, подожжем и закинем туда.
-Вильям, да остынь ты! Хватит, - встрял Владимир, - ведь всем же будет понятно кто это сделал, и у кого больше всех причин ненавидеть школу!
-А вот и не будет понятно, - пламенно возразил я, - мало ли кто из пролетарских детей мог бы это сделать! Почему мы?
-А кто кидал в кабинет петарды? – не унимался Владимир, - ведь всем же было понятно, что это мы были! Разве не ясно? Доказать то конечно никто ничего не сможет, но вот следы снова к нам ведут, наш это стиль. У пролетарских детей максимум на что мозгов хватает, так это расписывать стены школы бранными словами. На большее они не годятся! Пойми же это! На кой черт нам лишние проблемы?
-Да, - согласился Бонифаций, - как то проблем мне не хочется.
-А ты Патрик, - посмотрел я на него, - ты пойдешь со мной? Вспомни, как тебя порезали бритвой, шрам то до конца твоей жизни  останется? А директриса школы даже не хотела выдать полиции преступника. Пойми же никто не узнает, мы все тихо сделаем.
-Ну наверное да, пойду, - нехотя согласился Патрик.
-Да, подождите же вы, пока обучение наше в школе не закончится! – снова вмешался Владимир, - что так трудно год потерпеть, а потом все вместе и подождем эту школу?!
Но год терпеть у меня не было просто сил, тяга к разрушению всего этого убожества называемого евразийской школой, подобно сирене, манила меня вперед своим сладким пением.
-Не будем мы ждать! – заключил я, - не хотите не идите, мы сами пойдем!
На том мы и порешили, я был безумно зол на Владимира и Бонифация, но в то же время понимал что они правы, а также понимал что подвергаю опасности не только свою жизнь но и жизнь Патрика. Но мне как то было все равно, во первых я верил в успех и безнаказанность, а во вторых считал что мы выступаем за правое дело, а перед этой целью стоило и рискнуть.
На том и порешили, Владимир с Бонифацием пошли домой.
А мы с Патриком остались у меня дома чтобы детально разработать план действий … На долго наш план откладывать было нельзя, поэтому на следующий же день мы пошли на ближайшую бензоколонку, чтобы купить бензина. Пока шли мы думали во что бы удобней его налить, чтобы сделать хорошие зажигательные гранаты, ну и решили что самым таким идеальным вариантом будет пустые бутылки из под водки, т.к. изготовлялись они из очень хрупкого стекла – как раз то что надо! Вначале мы купили два пятилитровых пластиковых бочонка, в которые нам залили бензин на бензоколонке, затем занеся эти два бака ко мне домой и поставив в мою комнату, мы отправились искать где бы купить водку. В нашем благополучной районе водку не продавали, посему пришлось идти искать ее за границами нашего района. Сев на автобус и уехав почти на окраину мы вышли на остановке, как раз, которая являлась как бы приграничной зоной.  Остановка располагалась прямо у реки, которая разделяла наш город пополам, и за этой рекой, через которую пролегал мост, как раз до самого горизонта протягивались трущобы, это зрелище было просто ужасно: частные дома, и полуразрушенные пятиэтажки тянулись вдаль и казалось не было видно им ни конца ни края. Там в дали стояли какие-то заводы, из труб которых валила серая копоть заполонившая собой все небо. Казалось это была какая-то проклятая зона, над которой висел завесой серый химический дым, и куда даже не попадали лучи солнечного света. Это уже мне казалось было каким-то другим измерением, каким-то чудовищным, унылым и зловещим. Хоть нас и отделяла от трущоб река, но мы слышали доносившиеся оттуда удары от которых вздрагивала земля – это работала машина, которая вбивала в землю сваи, строя какой-то новый завод. От заводов, тоже шел какой-то металлический стрекот работавших тем машин. И что самое интересное, дома, были расположены чуть ли не впритык к этим ужасным громыхающим заводами, овеянных серой копотью. Вот так мы и стояли на возвышенности около реки, наблюдая всю эту жуткую картину, открывшего нам доселе невиданного мира: серого, грязного, и окутывающего нас издалека какой-то аурой ужаса и беспросветного страха. Всем этим домам было уже около сотни лет, все они были какими-то пошарпаными, с отваливающейся штукатуркой и потрескавшимися стенами, новых и красивых зданий там не было. Видимо, благоустройством этого района никто и не думал заниматься, магазинов там тоже не было, кое-где вдоль улиц лишь одиноко стояли, почерневшие от грязи киоски. До нас доносился лай собак, а также еле улавливаемые ухом, среди всего этого механического шума, человеческие крики … В общем, ничего более ужасного я не видел, особенно после нашего радостного, солнечного и чистого района с такими белыми высотными зданиями, чистыми улицами и улыбающимися людьми, мне казалось что сейчас я смотрел в пропасть, на самый настоящий ад, а именно таким мне кажется он и должен быть.  И от всего этого ужасного, грохочущего, грязного ада, нас отделял только, страшно подумать, мост через реку.
Вот так мы, в ужасном оцепенении,  стояли и смотрели, на эту жуткую картину. Я дернул Патрика за руку и смотря на ужасные рабочие кварталы, сказал еле слышно:
-Вот она, настоящая Евразийская Республика …
Патрик, по прежнему стоял молча в ледяном оцепенении …
-Ну ладно, все, Патрик,  давай подумаем, где взять водку, - оборвал я его задумчивость.
Но искать долго не пришлось, на другом конце дороги стоял киоск. Мы перешли дорогу и подошли к нему. На витрине мы увидели, в продаже разные сигареты, пиво, и водку. Водка тут стояла очень дешево, в два раза дешевле баночки кока-колы, и видать была тут самым ходовым товаром. Я постучал в дверцу киоска. Дверца открылась и на меня смотрело лицо продавщицы. Эту продавщицу лишь с очень большим трудом можно было назвать женщиной: пропитое кривое лицо, и какая-то отвратительная гримаса, свидетельствовали о ненависти и презрению ко всему живому и о стойком безразличии к жизни.
-Чего вам надо? – с тоном презрения спросила она.
-Пять бутылок водки пожалуйста, - сказал я.
-У меня осталось только четыре бутылки, всю партию расхватали уже сегодня – хриплым, недовольным голосом проговорила она, - вечно вам школьником только водку пить! Идите на завод работать! А то сильно умные стали! Как водку пить так вы всегда рады, а как работать так никто не хочет!!!
На это заявление мне сказать было нечего и я просто промолчал, дожидаясь пока она достанет нам наши бутылки. Видимо продавщица просто искала лишний повод поскандалить, и поэтому так на нас накинулась. Расплатившись за покупку, мы с Патриком, отошли от киоска и вылили водку на землю, а пустые бутылки я бережно сложили себе в рюкзак. Постояв немного на остановке мы сели на грязный автобус, выехавший прямо из трущоб и поехали в наш квартал. В этом автобусе ехала по истине неблагодарная публика. Грязные, пьяные отвратительные рабочие, харкались и плевались прямо на пол, отпуская друг в друга грязные шуточки. Видимо они ехали на работу, или еще куда-то. Мы стояли у самой двери и поэтому слава богу внимания на нас никто не обращал. Выйдя где-то на окраине нашего района, мы пошли пешком домой, провожая взглядом автобус с рабочими, который укатывал куда-то вдаль, в неизведанное для нас еще направление. Вполне возможно, что и в западной части нашего рода тоже располагалось какое-то рабочее поселение, такое же ужасное, мрачное и унылое. Дойдя минут за тридцать до нашего квартала, я распрощался с Патриком, договорившись встретиться у моего подъезда ночью, и пошел домой. Зашел как обычно в квартиру, родителей еще не было дома, и поднявшись к себе в комнату начал изготовлять зажигательную смесь. Я наливал в водочные бутылки бензин, затем закупоривал их лоскутком ткани, которую я решил использовать в качестве фитиля. Водочные бутылки просто идеально подходили для моей задумки, тонкие  хрупкие, они должны были расколоться от малейшего удара, разлив бензин и устроив пожар. Через час работы все было уже готово. Четыре прекрасных бутылки с идеальными фитилями были укомплектованы и заботливо положены в мой портфель. Осталось только дождаться ночи, чтобы незаметно выйти из дома и пойти на дело.
И тут меня, что то начало клонить в сон, и сам не заметно для себя я задремал, лежа на диване. И тут мне приснился снова, такой грандиозный и до боли реалистичный сон, что я готов был поклясться что он был реальным. Мне снилось средневековье, и какой-то крестовый поход. Я в этом сне был рыцарем крестоносцем. Передо мной виднелась крепость, которую наше войско готовилось осадить, впереди крепости выстроился ряд мусульман – защитников крепости. Наше войско тоже было огромное я видел лагерь с палатками и войска копейщиков - пеших воинов готовящихся к атаке. Я был в отряде из примерно ста рыцарей. И тут ко мне подъезжает на коне сам рыжебородый Фридрих Барбаросса, в окружении своих рыцарей телохранителей, одетых в черные рясы, с вышитым поверх их золотыми нитками крестами. И Барбаросса, говорит мне что от того как будет сражаться мой отряд зависит успех осады крепости и что я должен обязательно прорвать оборону и расколоть войско неприятеля на двое. После этих слов он отъехал со своими рыцарями в тыл войска, а я выхватив меч и подняв его вперед устремился в атаку. На моем мече золотыми буквами была отлита надпись на латыни: «In nomine Domini». Я выехал вперед на линию атаки, за мной выстроившись клином, последовали, остальные рыцари. Вначале, лошадь шла медленно рысью, а когда клин рыцарей проехал на середину пространства отделявшего два войска, лошади помчались галопом что было мочи. Оглянувшись назад я увидел длинную шеренгу копейшиков и других пеших воинов, зашагавших нам в след. Наша задача была вклиниться в ряды врагов, тем самым расколов войско пополам и посеять панику.  Уже на подходе к неприятелю я поднял голову вверх и увидел тучу стрел, выпущенных лучниками с крепостной стены, летящих прямо в нас. Стрелы со страшным визгом «Вжииих, вжииих» проносились около моей головы. Я посмотрел назад и увидел, что многие рыцари моего отряда уже были выбиты из седла, но строй по прежнему держался клином. И вот уже на подступах к неприятелю, мы увидели как они достали копья, ощетинившись ими в нашу сторону. Мой конь первый наскочила на копье, но железный нагрудник, спас его от смерти, обратив смертоносный удар вскользь по касательной доспехов. Я тут же обрушил удары меча на близ стоящий пикинеров. Мой конь еще сохранял силу бега, что многократно усиливало удары мечом, и поэтому противник падал от даже небольшой силы ударов. За моей спиной послышался звон доспехов и страшный гул и крики, это остальные рыцари пробились через неприятельские ряды. Я не оглядываясь назад продолжал рубить всех мечом. Это было довольно легко. Тяжелый меч с легкостью проламывал головы врагов, а колющие удары входили в тела незащищенные доспехами, как нож  в масло. После нескольких минут сражений, в нашем районе образовался небольшой промежуток во вражеском строю, хоть половина рыцарей и была убита, но мертвых врагов, валявшихся под копытами конницы было значительно больше. Строй был нарушен. И тут я снова услышал зловещий свист. Затем послышался лязг рвущегося металла, и я ощутил ужасную острую боль. Опустив глаза, я увидел, что одна стрела пробила мои доспехи и вонзилась мне прямо в сердце. От холодного ужаса и острой боли, я тут же проснулся. Мне казалось что эта смертоносная стрела до сих пор торчала из моего сердца, потому что боль была настолько реальна даже после пробуждения, что я с трудом мог отличить явь от сна. Посмотрев на себя я удостоверился что стрелы во мне нет. Но боль почему-то не проходила. Я вытер вспотевший лоб футболкой и перевел дыхание. Спустя некоторое время боль прошла. Я посмотрел на часы, была полночь. Я взял сотовый телефон и Позвонил Патрику.
-Ну, что ты готов? – спросил я.
Патрик вначале, помолчал, потом как-то без энтузиазма ответил:
-Слушай а может не надо, как то не охота мне.
-Да, ты что, - говорю ему я, - я уже сделал зажигательную смесь, нельзя же бросать дело на пол пути.
-Ну ладно, - сказал он.
-Все, - подытожил я, - через двадцать минут встречаемся у моего подъезда и повесил трубку.
Накинув на себя ветровку, и одев за спину портфель со снаряжением я устремился в путь. Еле слышно спустившись по лестнице вниз, подошел к двери. И тут ко мне подъехал робот и загорелся фиолетовым светом, освещая коридор.
-Прикольный (funky), - подумал я.
Затем как можно тише открыл дверь и спустился вниз к подъезду, начав дожидаться Патрика. Он почему-то не шел. Я снова позвонил ему.
-Ну ты где, - спрашиваю я.
-Да все, уже иду, скоро подойду к твоему подъезду.
Минут через пять явился Патрик с заспанным лицом. Видимо я его разбудил. Мы сразу же двинулись в путь. Идти до школы нам было минут тридцать. Мы старались не выходить на проезжие улицы, опасаясь встречи с патрулем полиции, которые регулярно тут ездили, а шли как-то больше домами. Дорога заняла гораздо дольше времени чем мы думали, плутая по всяким закоулкам, мы подошли к школе только примерно через час. Тот пограничный район где располагалась школа нас немножечко пугал, ибо все-таки была опасность случайно натолкнуться на какой-нибудь пьяный сброд, бесцельно ошивающийся в округе. Но слава богу такое не произошло. Прокрались мы к школе, как двое ассасинов, вышедших на особо опасное задание. Окна в кабинет нашей безумной директрисы тиранши выходили на внешний двор школы, и в этом была наша удача, ибо школа имело вид такого квадрата, а железные двери, открывавшие вход во внутренний двор по ночам закрывались. Мы обогнули школу и встали прямо под окнами нужного нам кабинета. Я бережно распаковал рюкзак и достал оттуда бутылки с бензином и поставил их около себя.
-Ну все, я готов, теперь можно поджигать фитиль.
Патрик как то нервно стоял около меня постоянно оглядываясь. Признаться я и сам заметно нервничал, но держал себя в руках. Я достал зажигалку и поджог фитиль на бутылке. Затем ловким броском закинул бутылку прямо в кабинет. Бутылка пробила стекло и разбилась на полу. Но фитиль потух и поэтому пожара не случилось. Тут же сработала сигнализация. Патрик занервничал.
-Быстрее бежим, - сказал он.
-Да погоди ты, - мы не завершили еще.
По моим подсчетам на то чтобы выбежать, сторожу потребуется около двух минут: пока откроет дверь в школьный двор, пока дойдет до железных ворот, потом еще наверное будет искать ключи. Возможно даже было больше времени. Полицейский участок располагался в десяти минутах ходьбы отсюда, поэтому время приезда полиции, куда уже поступил сигнал, примерно было такое же. Если только поблизости не будет патрульной машины, которая домчится сюда секунд за тридцать. Но это в худшем случае. Не теряя зря времени я поджог фитили у остальных четырех бутылок. И по очереди закинул их в кабинет. С этими бутылками проблем не было, все они долетели до цели и растекшийся бензин мигом вспыхнул, озарив комнату каким-то едким желтоватым светом. И тут вдали послышался вой сирен.
-Побежали, - сказал я Патрику.
И мы тут же устремились прочь, мы бежали сломя голову куда глаза глядят, и старались идти больше по дворам. И тут выходя из одного двора мы увидели полицейскую машину, со включенной мигалкой, ехавшую нам на встречу. Видимо эта машина ехала на вызов. И они нас заметили. Если бы мы побежали, то за нами бы мгновенно устремилась погоня. И поэтому я придумал как поступить.
-Притворимся пьяными, - сказал я Патрику.
И мы без страха пошли на встречу полиции, слегка раскачиваясь по сторонам. И когда машина подъехала к нам, и полицейский китаец уже посвятил на нас фонарем, я отвернулся и притворился что блюю. Полицейские видя эту картину просто проехали дальше, видимо приняв нас за пролетарских детишек, упившихся, и шатавшихся по городу. А таких тут было в избытке, поэтому полицию мы не заинтересовали. Когда полицейская машина уехала, мы опять таки окольными путями начали пробираться в наш район, и примерно через час благополучно добрались домой. Около моего дома я попрощался с Патриком, и зашел к себе в подъезд. Потом поднявшись на тринадцатый этаж пешком, лифт почему-то не работал, как можно тише открыл дверь в квартиру, и начал подниматься бесшумно по лестнице в свою комнату. Робот, снова уловив движение загорелся сине-фиолетов светом, как будто поприветствовав меня.
-Привет, - сказал я мысленно, как бы ответив ему.
Поднявшись в свою комнату, я завалился на диван и довольный собой тут же уснул.
Утро я встретил как всегда за чашкой кофе, это уже вошло в привычку. Вспоминая вчерашний день  я был вынужден признать, что все что я сделал внесло в меня чувство того, что я живу в этом мире не напрасно, что-то делаю, пытаюсь можно даже сказать изменить его внося какие-то преобразования. Знамениты слова одного скульптора звучали так: «я беру кусок мрамора и отсекаю от него все лишнее, после этого получается, произведение искусства», - может быть это стоило приложить и к нашему грязному миру. Ну просто взять и отсечь в нем все лишнее, чтобы он стал прекрасен. Сожженный кабинет директора я уже точно считал лишним, и до полного моего счастья не хватало только увольнения из школы ужасной директрисы, но этот вопрос я считал вопросом времени. Вот что самое радостное, так это то, что в кабинете у директрисы я видел не только разные кипы документов, но и дорогущий новенький японский ноутбук. Вот уничтожение его я думал нанесет ей довольно таки значимый удар. С этими радостными мыслями прошел мой день. На следующее утро меня разбудил голос матери:
-Вильям, ты еще спишь?  Завтра мы уезжаем на море в Крым. Отец, уже купил нам билеты.
И тут счастью моему по истине не было предела. Я дело в том, что, видел море последний раз когда мне лет девять было, в Америке, на пляже в Калифорнии. Я позвонил друзьям, и мы этот день провели просто гуляя во дворе, делясь впечатлениями от нашей с Патриком успешной операции. Я довольно был зол на Владимира и Бонифация, но не хотел омрачать этот прекрасный солнечный день какими-то ссорами. На следующий день мы с родителями отправились в путь, доехав на поезде до Сталинграда, оттдуда сели на самолет, летящий в Крым. Сталинград я толком то и не посмотрел, и кроме грязных и убогих вокзалов ничего не увидел. Что меня поразило, так это огромное количество афро-американцев и кавказцев, находящихся в Сталинграде и разгуливающий по вокзалам. Казалось их тут было даже больше, чем коренных жителей. Видимо это были переселенцы устремившиеся сюда в поисках лучшей жизни. Дело в том, что  в Америке урезали до минимума пособия по безработице, до такой степени чтобы на них не возможно было прожить, и недовольные круги начали экономически обрушиваться с критикой, на разные социальные программы, поддерживающие тех, кто не работал. А поскольку в то время, многие кварталы Афро-американцев жили исключительно на пособия, и причем довольно комфортно себя чувствовали, то им пришлось как-то менять свой образ жизни. Многие уехали из Америки, не захотев там оставаться, а те кто решили там жить, просто обратились к различным образовательным программам, и стали учиться, получая специальность. В общем такая мера как-то стимулировала активность людей, которые до селе сидели на шее у страны мертвым грузом. Конечно же без бунтов и протестов не обошлось, но что такое бунты и протесты в таком государстве как Америка? Не трудно догадаться чем все это закончилось. Но тут я полностью поддерживал правительство, я считал что социальные программы должны быть развиты хорошо, но злоупотреблять разумеется нельзя. Образование в Америке было бесплатным и любой желающий мог его получить, пособие на ребенка было таким что экономически было выгодно заводить более двух детей. На пособие я бы так сказал можно было безбедно жить, причем при рождении первого ребенка, семье выдавался кредит на который можно было купить хороший дом. А при рождении в семье третьего ребенка этот кредит полностью списывался. Хотя и тут были свои ограничения, вступать в брак мог только гражданин прошедший годовую военную службу в армии. Это был вроде как тест на пригодность и жизнеспособность. Ровно как и право голосовать на выборах приобреталось только после того как годовая военная служба была пройдена. Поэтому служба в армии рассматривалась как исключительная привилегия.
Я помню как я летел в самолете в Крым, весь полный радости и надежд. Прилетев мы остановились в небольшом городке Петрозаводске в какой-то гостинице с видом на море. Ну что я могу сказать, месяц проведенный в этом прекрасном курортном городе был наверное самым счастливым в моей жизни. Как это было хорошо гулять по берегу моря, полностью уйди от остального мира и забыв про все свои проблемы. Петрозаводск наверное был самым прекрасным курортным городом на востоке. Раньше таким городом был Сочи, но после атаки террористов, с применением ядерного оружия этот город перестал существовать. А поскольку в этом городе должны были проходить олимпийские игры, то разрушение этого города очень сильно ударило по экономической инфраструктуре Евразийской Республики, и полный ее захват Штатами был уже предрешен. Делалось это очень просто: банки давали жизненно необходимые кредиты, разумеется под большие проценты, тем самым вгоняя страну в полнейшую долговую яму, из которой Евразийской Республике уже не суждено было выбраться. А дальше все шло само собой, правительство складывает свои полномочия, чтобы утихомирить народные бунты голодающих людей, и на место старого правительства, ставится другое, полностью подконтрольное стране выдавшей кредит. Ну и разумеется как следствие полнейшая диктатура, и народ поддержавший якобы пришедших спасителей оказывается сам в ежовых рукавицах. Насколько я помню из истории, так всегда производился захват стран, самый эффективный и бескровный метод.  А насколько рукавицы были ежовыми можно было судить по тому, что если в 2017 году население Евразийской Федеративной Республики было 140 миллионов, то сегодня население насчитывало около 60 миллионов, и то девяносто процентов были безграмотными алкоголиками а наркоманами. Людей сохранивших человеческий облик были единицы, в основном это были дети из богатых семей, такие как мой друг Владимир, ну и разумеется приезжие из других развитых стран, такие как я.
Днем я гулял по лазурному берегу моря, а вечером заседал за книжками Фенимора Купера. Читая рассказы про пиратов и следопытов.  Надо ли говорить, что прибывая в этом раю, мне очень не хотелось возвращаться обратно в мой город, снова в эту грязную школу, поэтому когда пришло время уезжать, я был погружен в глубокую печаль. Но так или иначе мне пришлось вернуться. К моему возвращению мне уже исполнилось 14 лет. Снова школа, унылая и безрадостная, где дни летели скучно и занудно, преподаватели с унылыми лицами, заставляющие зубрить страницы из учебников, разрисованные коридоры с отвалившейся штукатуркой, пьяные и грязные школьники шатающиеся по коридорам и все такое прочее. Так проходил наш последний учебный год, без каких либо потрясений. Я часто любил прогуливаться около директорского кабинеты, любуясь на опаленные стены около двери. Как потом выяснилось кабинет выгорел дотла, и поскольку пожарная машина не приехала, по каким то причинам, сторожу, вместе с полицейскими пришлось тушить огонь самостоятельно, но поскольку единственный источник воды был в туалете на первом этаже, до которого приходилось бежать со второго этажа, а там медленно заполняя из плохоработашего крана водой ведра, кабинет спасти не удалось. Все что было накоплено директрисой за десять лет, вся аппаратура, и дорогая мебель, все это сгорело. Моему счастью не было предела. И казалось, все это сошло нам с рук. Но я был не прав, директриса четко для себя уяснила, кто провел эту небольшую но сокрушительную диверсию, и не была намерена нас прощать. Но пока мы об этом не знали. Я все чаще и чаще задумывался о своему будущем: кем я буду, чем стану заниматься в жизни? Уехать домой в Америку мы пока не могли, по договору отец должен был отработать тут около десяти лет, и если бы мы вернулись то нас бы ждал судебный иск. Учиться здесь можно было, но в новом китайском колледже, который был единственный в нашем городе.  Но хоть колледж и был расположен чуть ли не в центре нашего района, учиться там мне как-то не хотелось. Хоть Патрику было и еще 13 лет, но он уже основательно увлекся живописью, и отсылал свои картины куда-то на международные выставки, Владимир профессионально занимался кик-боксингом, и даже один раз ездил в Германию на какие-то там соревнование. Бонифаций все как-то больше бездельничал и свободное время проводил дома сидя за компьютером, гулять его можно было вытащить с большим трудом, ибо ему больше нравился вымышленный мир, где он играл в новую фэнтэзи игру, с игроками по всему миру, и вроде как достигал там каких-то успехов, прокачивая свой персонаж, чем был безгранично доволен. Я же все свободное время проводил за книгами. Меня постоянно одолевали сомнения о том, родился ли я в свою эпоху. Ну мне бы больше подошла эпоха средневековья, или эпоха пиратов, где я мог проявить мужество и отвагу, участвовать в военных кампаниях. А тут, когда я выросту жизнь готовила мне участь либо офисного работника, как у моего отца, но это  в лучшем случае, либо в самом отвратительном случае участь работника на заводе. Брррррррр … от этих мыслей я открещивался. Я считал, что человек не для того рожден чтобы свою жизнь тратить на однотипную монотонную работу, выполняя изо дня в день одно и то же. Ведь живут то люди не так и долго, лет шестьдесят, и вот проводить эти годы прикованным к офисному столу, либо к рабочему станку я считал преступлением против моей человеческой природы. Хотя кому-то это нравилось, особенно евразийским сдеградировавшим пролетариям, чей разум не был отягощен интеллектом,и которые даже гордились тем что за день, могли выточить больше деталей чем их сосед по станку. Но таких людей я и за людей то не считал, в моих глаза, все эти «сдеградировавшие пролетарии», ведущие животный, безинтеллектуальный, образ жизни, были просто бездумным рабочим скотом. И по моему то что они за копейки работали, на более развитых людей, я считал чем то вроде божьего промысла. Я смотрел даже на наших школьников, ведь выработав норму по изготовление деталей, они были просто счастливы, другого им и надо было. Получив за хорошую работу в качестве премии пиво и сигареты с фильтром, а также двойную порцию еды в столовой, они радовались жизни, и ни к чему другому они и не стремились. Это была их цель. Во взрослой жизни ничего и не менялось собственно. Разве только что за работу они получали деньги, на которые покупали те же сигареты, пиво и рацион еды, необходимый для выживания, а на большее зарплаты то и не хватало. Но они себя комфортно чувствовали. Самоутвержались  в том, что избивали тех кто был слабее их, и хвастали своими победами. Вот такой вот скотский образ жизни, и что самое интересное этот образ жизни им нравился, менять его они не хотели. От таких зверолюдей меня просто тошнило. Без целей, без стремлений, с примитивными физиологическими потребностями и звериными желаниями …. Брррррррррр ….
Это уже было где-то в середине учебного года, ближе к весне, когда снег уже таял и на улицах стояла слякоть. Возвращаясь домой из школы я решил купить свежих газет, и как то со мной никто не захотел пойти. А киоск, где продавались газеты располагался за школой, в довольно неблагополучном месте, прямо около дороги, где проезжал автобус возивший пролетариев с работы и на работу. Подхожу я значит к автобусной остановки и собираюсь уже купить газету, и тут трое каких то пролетарских выродка, распивающих пиво на остановке заприметили меня. Им было лет по тридцать, и они не понятно как сюда забрели из своего района, видимо ехали с работы и решили тоже что-то купить в киоске и сейчас дожидались автобуса,  который бы увез их домой. Они были одеты в какие-то грязные рабочие костюмы, запачканные мазутом, руки их были разукрашены кривыми татуировками, с изображениями крестов. Они стояли, пили пиво и плевались. А я тут как раз такой весь причесанный, в опрятной синей рубашке с красным галстуком. Ну и эти трое видимо сочли своим долгом поиздеваться надо мной.
-Эй ты, - обратился видимо самый главный заводила из них, - сыночек маменькин, иди ка сюда! Небось из школы домой идешь?
И тут стразу же из дебильных физиономий этих скотов вырвался такой отвратительный смех: Гы, ГЫ, Гы …
Они были в нескольких метрах от меня, но даже с такого расстояния я мог чуять страшную вонь, исходившую от этих грязных свиней. Видимо, они не знали что такое душ вообще.
-Ты что не слышал, - продолжил самый главный, с татуировкой в форме церковного куполов на руке, - я к тебе обращаюсь щенок.
И снова все трое захохотали, отвратительным смехом. От их свинских физиономий меня просто тошнило, какие-то перекошенные кривые лица, пустые и в то же время наглые глаза. Блах, в общем. Я стоял и молчал.
-Щенок вонючий, из богатенького райончика, - принялся оскорблять меня самый наглый из этих свиней.
Но я по прежнему его игнорировал. И тут он подошел ко мне , и дыша на меня своим зловонным дыханием схватил меня за галстук и потянул к себе.
-Мамочка наверное тебе галстук, да, купила? – со злобной завистью проговорил он. Затем с силой толкнул меня от себя и плюнул мне на брюки. После этого я его уже приговорил, однако решил немного покуражиться, прикинувшись овечкой. А он продолжал:
-Знаешь что в нашем районе делают с такими как ты?
И все трое снова по дебильному заржали …
-Таких как ты у нас опускают, ботаник чертов, хренов заучка! Посидел бы ты на зоне, сразу бы все понял, что такое жизнь …
И снова все трое заржали своим звериным хохотом. А заводила продолжил:
-Думаешь в школе учишься самый умный что ли? Да я таких как ты и твоих богатеньких родителей, как собак резал!
Все трое опять заржали. И тут он снова приблизился ко мне и схватив за галстук потянул к себе.
-Ботаник чертов! Иди на завод работай, хоть какая-то польза от тебя будет.
А вот эти слова уже были искрой от которых вспыхнула бочка с порохом. Его слова «иди на завод работать» произвели взрыв моей ненависти. Это было самым оскорбительным для меня, прировнять меня к такому же тупому и ни на что не способному гавну, как он и его друзья. И не успели эти трое заржать, как подобно ударам молота, я обрушил на него удары моих кулаков. Два прямых удара в челюсть, отбросили этого выродка назад. Но он был довольно крепкий по телосложению, и поэтому немного покосившись попятился в мою сторону. И тут я немного испугался, потому что руки его были довольно жилистыми, и от одного удара я мог потерять сознание. Но вместо того чтобы ударить меня он просто приблизился ко мне, схватил меня за рубашку, а затем повиснув на мне начал безвольно сползать вниз. Видимо, два моих первых удара, обрушившихся на него, напрочь отбили ему соображалку и он явно поплыл. Я добавил ему мощнейший апперкот в челюсть, после этого удара он отпустил меня и завалился на асфальт, в судорогах дрыгая ногами. По истине, этот наглец, в данную секунду был просто жалок. Я пнул его напоследок носком ботинка прямо в лицо, от этого удара он как-то всхрюкнул и закатил глаза, беспомощно дергая ногами.
-Ну что господа? – обратился я к двум его друзьям, - кто-нибудь из вас еще хочет удовлетвориться подобным образом?
Но двое его друзей, сидели молча. А я развернулся и пошел домой.
Дальше все продолжалось своим чередом, никаких особо интересных событий не было в моей жизни.  И вот мне казалось что учебный год будет завершен замечательно. Я старался держаться от неприятностей подальше. Но вот одно меня пугало и настораживало – это как Игорь на меня смотрел, когда я встречался с ним взглядом в школьном коридоре, какой наглый и вызывающий взгляд. Было ясно что он что-то удумал. Вообще про школьников могу сказать следующее, хоть им и было по 14-17 лет. Все они были гораздо ниже нас ростом, и вообще выглядели как какие-то гремлины из фильмов ужасов: уродливые и безобразные. Видимо курение с детства и потребление алкоголя плюс дурная наследственность, сказались на них очень сильно, если мы вчетвером за эти четыре года в школе выросли, то наши прежние одноклассники как то остановились в своем развитии на уровне каких-то двенадцатилетних уродливых детей извергов. От их безобразного вида меня просто мутило и бросало в дрожь. Все они были какими-то скрюченными, грязными, бросали на нас свои хищнические взгляды … в общем жуть. Про то какой образ жизни они вели говорить много не приходится: некоторые из них выкуривали в день по три пачки сигарет, и выпивали в день по семь литров пива. Некоторые мочились прямо в школьных коридорах на переменах, поэтому при входе в школу в нос бил просто едкий запах мочи. Вообще пиво было положено выдавать только с четырнадцати лет, и то за хорошую работу у станков. Но мне нередко приходилось видеть как даже десятилетние дети пьяными ходили по коридорам, многие из них блевали прямо в стенах школы. А один раз я даже споткнулся об одного школьника, валявшегося пьяным на лестнице, в луже собственной мочи. Параллельно с пьянством эти маленькие чудовища регулярно устраивали между собой разборки, били друг друга, резали друг друга бритвами. Очень часто приходилось видеть в коридоре, крупные капли крови. Причем надо заметить, что храбростью то никто из них не отличался, их любимым занятием было впятером запинать одного.  В общем школа деградировала прямо на глазах. Не знаю почему, но с каждым годом количество пива, выдаваемого за хорошую работу увеличивалось. Если два года назад, ударникам труда наливали по два литра пива, то теперь в день можно было при хорошей работе получить семь литров. Особо трудоспособные дети задерживались в школах у станков до самого вечера. За час хорошей работы им наливали литр пива. Поэтому при должной выдержки в день можно было заработать семь литров. К чему многие и стремились. Лично я не испытывал никакой жалости к этим ужасным детям, и когда я видел их пьяными или курящими я был счастлив от того что эти бесчеловечные черти сами рыли себе могилу.  Игорь тоже сильно изменился, если раньше он виделся мне таким страшным и злым орком, то теперь он отчетливо превратился в какого-то сутулого, горбатого, от постоянного сидения за станком, уродца. Но вот только выражение его лица стало еще более зловещим и ужасным.
Это было в самый последний день обучения, нам выдали дипломы и мы должны были с ними раз и навсегда покинуть эту кошмарную школу. Идя по коридору к выходу, мы заметили, что в школе как то подозрительно тихо и в коридорах никого не было. Да и день то выдался какой-то мокрый, холодный, сумрачный. На небе грозным знамением сгустились тучи, и по стеклам еле заметно моросил дождь. Ох и чуяло мое сердце, что что-то предвещало беду. И в этом я не ошибся. Выйдя на улицу во внутренний школьный двор, мы увидели у железных ворот, группу школьник, стоящих рядом с кучей промышленного мусора, где были сложены осколки кирпичей и различных размеров камни. На самом верху этой кучи мусора, стоял Игорь, зажав в руке каменный булыжник. Сделав шаг вперед, я увидел злобную улыбку на его лице. И тут я все понял. Нас решили закидать камнями, и это было хорошо спланировано и организовано. Видимо они знали когда мы покинем стены школы. Я непроизвольно сделал шаг назад к школьным дверям, приняв решение, отсидеться в школе и вызвать полицию, ибо бежать нам было некуда, мы были как в ловушке, по правую и левую стороны от нас были школьные стены, и единственным выходом из этой мышеловки были железные ворота, около которых нас ждали. Когда я подошел к двери в школу и дернул за ручку, то сразу же с ужасом понял, что дверь за нами закрыли, видимо сразу же как мы вышли из школы. Мышеловка захлопнулась. И тут сразу же около моего виска пролетел кусок кирпича брошенный Игорем, и с грохотом ударившись о железную дверь, открыть которую я пытался, рассыпался в пыль, пыль от кирпича осыпалась мне на голову и попала в глаза. Ничего более серьезного и в то же время пугающего, чем смерть пролетевшая в нескольких сантиметрах от тебя, не было в этом мире. Однако сильного страха я почему то не ощутил, раз опасность была уже позади. Но вот то школьники начавшие подбегать к куче с мусором, чтобы схватить камни навело на меня ужас. А к этой мусорной куче начали сбегаться все караулившие нас у выхода из школьного двора. Мне казалось все школьные ученики собрались там желая нашей смерти, там были даже и девочки, такие же страшные и свирепые как мальчики. И вот весь этот дружный коллектив, схватил и заметнул в нас камни и куски кирпичей практически одновременно, как по команде. Один камень попал мне в ногу, другой в плечо. Патрику камень попал прямо в колено, отчего он подкосился на одну ноги и закричал, рассеченная камнем ткань его брюк покрылась алым цветом. Владимиру камень попал в голову, но прошел по касательной, отчего произвел лишь небольшое рассечение на виске, из которого заструилась кровь, заливая ему правый глаз. Владимир приложил руку в окровавленному виску, а затем с ужасом смотрел на свою ладонь испачканную кровью. Бонифаций закрыв лицо руками, на подобии блока обнаружил, что кожа на левой руке, от попавшего острого куска шифера, была рассечена до мяса. В этот момент на его лицу было выражение какого-то обреченного ужаса. Я понял что надо срочно что-то предпринять, и мгновенно среагировать, ибо злобные дети уже подняли камни готовясь ко второму залпу. Я тут же вспомнил, что по правую сторону от нас расположен в библиотеке школьный склад с хламом. И метнулся в его сторону.
-За мной, - скомандовал я.
И мы бросился к двери, надеясь что она не заперта, ибо в противном случае нас бы ждала смерть. Я бежал впереди, за мной бежал Бонифаций, а следом ковылял хромая на правую ногу Патрик. В след нам опять полетели камни, один из которых ударился мне прямо об лодыжку правой ноги причинив жуткую боль, которую я постарался проигнорировать и сделал все возможное чтобы не упасть. Добежав до двери я протянул к ней руку. Вы не можете представить сколько чувств пронеслось в моей душе в этот момент, мысль о том, что она может быть закрыта, острием меча пронзала мой мозг, ведь это бы означало для нас мучительную смерть. Зажмурив глаза, как в ожидании приговора я дернул за ручку двери … какое же неописуемое облегчение я испытал, когда дверь, с противным скрипом распахнулась, предоставляя нам спасительное убежище. Я забежал внутрь первым. Следом за мной вбежали остальные. Когда все забежали внутрь я закрыл дверь, об которую тут же послышались глухие удары, камней. Отлично, временное убежище нам было предоставлено, но надо было решать, что тут делать. Заперев дверь изнутри на защелку, я осмотрел своих друзей.  Глаз Владимира был полностью залит кровью, правая штанина Патрика в районе калена была окровавлена и  порвана от удара камнем, и сам он еле мог наступать на ногу. Правая рука Бонифация тоже была окровавлена, а из раны текла кровь, рассечение было очень глубоким и причиняло ему ощутимые страдания. Все мы тяжело дышали и были крайне растеряны, лицо Патрика выражало неописуемый страх, а гримаса на лице Бонифация говорила о том, что рана на руке причиняет ему сильную боль. Первое что я сделал так это достал телефон и попытался вызвать полицию, но как на зло телефон в этом подвале не принимал сигналы, да и черт возьми, я не знал телефон местной полиции. Надо было придумывать другой план ибо я уже услышал топот ног, приближавшихся к двери за которой мы стояли, а через мгновение услышал как в дверь начали долбить желая ее выломать. Я взял сотовый телефон, и освещая светом исходившим от его дисплея тусклое помещение, огляделся. Вокруг нас стояли шкафы с книгами, а по середине валялась куча с каким то барахлом. Подойдя к куче с мусором я обратил свой взгляд на какие-то куски железа, изнутри по периметру обитые деревянными палками. Палка, прибитая по середине видимо выполняла роль захвата, для более удобной транспортировки этих металлических листов. Я подошел ближе к этим железным листам. Их было около шести штук и они являлись частями некогда разобранного рекламного щита «Кока-Колы» , которые располагались вдоль дорог. Я поднял за прибитую к внутренней стороне деревянную палку один из этих металлических листов и обнаружил что он достаточно легок и закрывал меня почти полностью, да и вообще был очень похож на щиты которые использовали римские легионеры и даже были также окрашены в красный цвет.
-Ребята, - подозвал я всех ко мне, - примерьте-ка эти металлические щиты, мы можем использовать их как защиту.
Друзья подбежали ко мне и каждый взял в левую руку по этому металлическому листу. Эти листы мы могли использовать как щиты, они идеально нам подходили, ибо закрывали нас полностью, и держать их тоже было очень удобно.
-Здорово, - сказал Бонифаций.
-Да осталось только подыскать что-то вроде оружия, - сказал я.
И тут же взгляд мой упал на велосипедную цепь, лежавшую рядом со мной, которую я незамедлительно подобрал. Мои друзья схватили какие какие-то палки, разбросанные по комнате. Я осмотрел свою вооружившуюся команду, а затем посмотрел на дверь. По хлипкой двери яростно колотили ногами и по тому, как дверь дрожала от ударов было ясно, что долго она не продержится. Я посмотрел на моих друзей, и из них кажется только Владимир понимал что я хотел сделать.
-Если они ворвутся внутрь, то окружат нас и забьют тут насмерть, - сказал я, надо вырываться отсюда.
Удары об дверь не прекращались, и с каждым ударом мне казалось что защелка вот-вот, сломается и внутрь ворвутся эти изверги жаждущие нашей крови.
-Все верно, надо выходить отсюда, - согласился Владимир, - долго мы тут не просидим.
В глазах Патрика я увидел страх и растерянность, казалось он был готов на все, лишь бы не выходить из подвала.
-Не бойся Патрик, - подбодрил его я, - у нас все получится.
Бонифаций же впал в какой-то ступор, казалось ему было все равно что мы будем делать дальше. Он просто смотрел на свою окровавленную руку и молчал.
-Ладно, - сказал я, - выдвигаемся.
И вот и прикрывшись импровизированными щитами, и держа в руках найденное оружие  мы подошли к двери, в которую продолжали колотить.
-Ну что? – спросил я, - все готовы?
-Готов, - сказал Владимир.
Я вопросительно посмотрел на Бонифация, в ответ он как-то обреченно кивнул. Патрик молчал, и в его глазах я видел холодный обреченный страх.
-Не бойся, - снова, сказал я ему, - обещаю, мы сделаем это, мы прорвемся через этих уродов и вернемся сегодня домой. Ну так что? Ты готов?
Патрик, прижал к себе железный щит и крепко сжал палку в руке.
-Готов, - ответил он.
Я еще раз окинул взором своих друзей, и глубоко вдохнув, сказал:
-Ну что, поехали….
Я отодвинул дверную защелку, и тут же резко ударил цепью одного из пьяных школьников колотивших в дверь. Велосипедная цепь безжалостно полоснула по его лицу, рассекая кожу. Раненый школьник свалился с ног, а затем попятился прочь, схватившись рукой за окровавленное лицо. Остальные в страхе последовали его примеру и побежали к куче со строительным мусором, на которой возвышался Игорь, командовавший парадом. Закрывшись щитами мы вышли в школьный двор. И снова в нас железным дождем полетели камни, однако за щитами, мы были в относительной безопасности.  И вот мы стояли в школьном дворе, прислонив стенкой друг к другу щиты и прячась за ними. Камни ударяясь о металлические щиты, производили громкий звук: «Бах» «Бах» «Бах», на месте попаданий образовывались вмятины, но удары щиты держали. Мы начал медленно продвигаться вперед к мусорной куче, надеясь прорвать оборону и выбежать из школьного двора. Отскакивая от наших щитов, камни и осколки кирпичей падали нам под ноги. Я поднял один из них, и высунувшись из под щита заметнул в противников, хоть я и не в кого ни попал, однако трое человек отпрыгнули от моего камня в стороны. И тут камень поднял Бонифаций и метким броском заметнул его во врага. Брошенный им камень попал какой-то уродливой девочке стоящей рядом с Игорем прямо в лицо. Отчего страшная девочка свалилась с ног и заплакала. Игоря это сильно взбесило и он закричал на нас:
-Сейчас суки мы вас всех, поубиваем!
Затем схватил целый кирпич и кинул в нашу сторону. Удар кирпича пришелся прямо в середину моего щита, образовав сильную вмятину, немного прорвавшую тонкий металл. От давления кирпича щит сильно отдернуло назад,  и прогнутое железо ударило довольно сильно по моим пальцами. Я чуть было не уронил его, но стерпев боль продолжал что было мочи сжимать в руке, этот спасительный кусок металла. И тут я увидел новую опасность пять школьников, схватив огромные кирпичи побежали прямо на нас, видимо желая приблизившись к нам вплотную нанести как можно больше урона. Один из них подбежал к нам чуть ли не в упор и заметнул кирпич в Патрика. Хоть щит его и спас, но от сильно удара, Патрик не смог устоять на ногах и упал на спину. Затем, повернувшись, я увидел еще одного, пьяного школьника,  бегущего прямо на меня. Я сделал шаг в его сторону, и ударом щита выбил кирпич из его рук, а затем рассек ему лоб велосипедной цепью. Владимир и Бонифаций тоже встретили приблизившихся к ним врагов ударами палок. Четверо раненных школьник упали на землю. Однако остальным удалось бросить кирпичи прямо в нас. Один кирпич образовал огромную пробоину в щите Владимира, а другой кирпич брошенный почти с упора ударился Бонифацию прямо в бок, и по его жуткому крику я понял, что видимо ребро у него было сломано. Надо было что-то делать. Оглядев противников я увидел что их около пятидесяти, и такого напора мы не выдержим.
-Вот что, - крикнул я, - собрались и забыли о боли! Иначе мы умрем. Итак, план такой, двое кидают кирпичи, а двое в это время передвигаются вперед.
Бонифаций и Владимир, подняв с земли по камню, кинули их в кучи наших врагов. Отчего они растерявшись отпрыгнули в стороны, а мы в это время с Патриком сделали несколько шагов вперед. Дальше, камни кидали мы. А Владимир с Бонифацием перемещались ближе к нам.  И так шаг за шагом, прикрывая перемещения друг друга камнями, которые скорее оказывали пугающее воздействие, мы уже постепенно приблизились к куче мусором. И тут поняв, что стратегическую точку они могут потерять, Игорь закричал:
-Берите все кирпичи и с упора кидайте в них.
Многие последовали его приказу. И тут началось что-то невообразимое. Со всех сторон на нас бросились эти маленькие изверги, в руках у каждого был либо кирпич  либо острый кусок шифера. Тут сложно вспомнить как все было, ибо я был настолько опьянен сражением что  действовал больше на автомате. Помню я все рывками: вот на меня бежит несколько человек, я закрывшись щитом пытаюсь толкнуть одного из них, вот один хватается руками за мой щит и заносит кирпич над моей головой, но я его опережаю и встречаю его ударом велосипедной цепи в голову, отчего он падает на землю с криком. Вот я смотрю, что на Патрика упавшего на землю и закрывшегося щитом налетели трое человек, и пытаются отобрать у него щит, а один из них долбит по щиту кирпичом. Я бегу к нему на помощь, отталкиваю одного щитом, другого ударяю велосипедной цепью по лицу, сломав ему нос и выбив зубы. Тут Патрик встает, но кто-то кидает мне кирпич в спину, отчего я падаю на землю. Но тут ко мне подбегает Владимир, и ударами палки отбрасывает врагов, окруживших меня. Бонифаций стоит где-то сбоку,  вдали от нас, и закидывает всех камнями.
И тут я бросаю свой взгляд на самую вершину мусорной кучи, как вовремя, там стоит Игорь и заносит руку чтобы бросить в меня камень. Еще мгновение и камень уже летит в меня, я уже обессиленный, уклоняюсь в сторону и камень пролетает в нескольких сантиметрах от моей голову.
-Нам надо забраться наверх! – кричу я, и даже не удостоверившись что меня услышали, сделал рывок в направлении мусорной кучи, на которой стоял Игорь.
Какой-то ужасный школьник-зверныш, бросился на меня с кирпичом в руке, но я тут же отбросил его назад ударом ноги в живот. Еще несколько школьников бросились на меня откуда-то сбоку, но каждый из них получил удар велосипедной цепью по лицу. Я начал вскарабкиваться по строительному мусору наверх, стараясь прикрывать голову железным щитом, несколько камней попало мне в спину, но в этот момент я уже не чувствовал боли, все во мне притупилось, лишь одно желание правило мной – выжить в этой битве, во что бы то ни стало. Где-то за своей спиной, я слышал крики и возню – это мои друзья пробирались наверх мусорной кучи вслед за мной. И вот следующее мгновение и мы уже, все окровавленные, и грязные стоим на вершине. Вокруг мусорной кучи в страшных стонах валяются около двадцати человек, которые еще несколько минут назад пытались нас убить. У меня страшно ноет нога. Лицо Владимира на половину затекло кровью. У Патрика образовалась гематома, под левым глазом, видимо от попавшего камня, и он с трудом мог стоять на ногах, правая его штанина была полностью залита кровью, говоря о сильном кровотечении. Бонифаций сильно согнулся и с гримасой на лице, прижимал локоть к сломанному ребру. У меня сильно ныла нога, а посмотрев на руку державшую щит, я увидел что она сильно опухла, и видимо была сломана. Высвободив руку я скинул щит и только после этого ощутил в руке острую пронзающую боль. И вот среди убегающих врагов я разглядел Игоря, пытающего скрыться.
-Бонифаций, - обратился я, - пусть этот твой бросок будет самым метким в жизни.
Бонифаций, поняв о чем я, поднял осколок кирпича и зашвырнул им прямо в убегающего Игоря. Метко брошенный камень летящий со скоростью стрелы, издал глухой звук  попав Игорю прямо в затылок. Игорь от удара слегка подпрыгнул а потом свалился с ног. Я тут же ринулся к нему. Подбежав я запрыгнул на него, а затем рукой, на которую я намотал велосипедную цепь, принялся бить ему по лицу, нанося смертоносные удары. Во рту у него уже булькала кровь, верхних зубов не было, а лицо превратилось в кровавое месиво. Но я не мог успокоиться. Не знаю, может быть я и убил бы этого выродка, если бы не Владимир, подбежавший ко мне и стащивший меня, с мерзавца.
-Успокойся! – закричал он на меня, ты же убъешь его.
И тут я посмотрел на Игоря, он валялся в луже собственно крови без сознания. Лицо его было страшно изуродовано. Первая моя мысль была что он мертв, и я почувствовал себя убийцей. Это было очень неприятное чувство, какое-то холодное безразличие поползло по моей душе, сжимая сердце серым, хмурым негодованием. Но я в это время не чувствовал ни тоски, ни жалости, ни раскаяния. Просто было ощущения, что я опустился во мрак и перешел какую-то черту, вернуться за которую было уже нельзя.
И тут внезапно, сплевывая кровь, Игорь как-то булькающее, тихо закашлял.
-Слава богу, - подумал я, - он живой.
И мне показалось, что из низов какого-то удушающего мрака, моя душа вновь поднялась к солнечному свету. Я чувствовал себя спасенным.
Что было дальше? Да всякая бюрократическая муть, вначале приехала полиция, потом скорая, нас увезли в больницу, раненных школьников тоже. У меня была сломана рука, у Патрика треснута коленная чашечка, у Бонифация было сломано ребро, Владимиру зашивали рассеченную бровь.  Некоторое время мы пролежали в больнице.  Полиция всех допрашивала. И выяснилось, что на момент нападения на нас, в школе была директриса и также школьный сторож, который кстати и закрыл за нами дверь. Далее после того как пришел в себя, Игорь сознался, что директриса школы, подговорила его устроить над нами расправу. Конечно же, ее ждало судебное разбирательство, но хоть она все и отрицала и вина ее не была доказана, тем не менее ее уволили, чему мы все были безгранично рады. Так закончилось мое детство, за каждый день своей жизни мне приходилось вести тяжелую борьбу, и мне кажется, что из этой схватки я вышел победителем. Когда мы закончили школу, нам всем было по 14 лет, кроме Патрика, которому было всего 13.

ТРИ.

-Ну, ты что такой заспанный, давай же собирайся и поскорее! Ты же не хочешь опоздать в колледж, - сказал Владимир, стоящий у меня на пороге.
-Да, неохота, понимаешь, не хочу я идти, на кой черт мне все это надо! – лениво ответил я.
-Да ладно тебе, еще пару месяцев осталось доучится и мы закончим первый курс.
-Ай, а что потом, второй курс, третий курс! Да сколько же можно это все терпеть?
А надо заметить что терпеть все это было по истине невозможно, да я не в коем случае ни в каких самых жутких и страшных мечтах не мог представить себя переводчиком китайского языка, на которого меня так старательно учили. Да выбора просто иного не было! Этот колледж был единственным в нашем городе и вот он выбор, либо продолжаем обучаться в школе и к 17 годам получаем рабочую специальность и идем пахать на завод. Либо колледж, где нас учили на переводчиков китайского языка. Хоть это и было наименьшее зло, но тем не менее зло, и я понимал какая это трясина. Уж я то с ужасом повергающим меня в полную апатию представлял себя сидящим в каком-то темном кабинете и разбирающим всякие там листовки, составляющим переводы, и слушающим назидания моего начальника идиота. Хуже жизни такого забитого офисного планктона я и представить себе не мог. Ведь я не был для этого создан, человек, воспитанный на книгах Фенимора Купера, человек, которого манили приключения и опасности, человек хотящий жить полной жизнью и самореализовываться … да как такой человек вообще мог  мыслить себя проводящим свою жизнь в четырех стенах! Ведь жизнь это вроде как дар, сокровище, это время которое нам дано свыше! А тут такая подача! Трать свое время, дарованное тебе судьбой, на какую-то нудную однообразную бюрократическую работу, зарабатывай какие-то там вонючие копейки и каждый день трясись от страха, как бы тебя не уволили, ведь если уволят, то твоя семья, сопливые кричащие детишки, жадная до денег стерва жена, сотрут тебя в порошок! И вот так изо дня в день, работа - крысиная гонка за очередной денежной подачкой. Тьфу! Это был не мой путь! Ведь я как никак личность, человек мыслящий, хотящий большего от жизни, чем роль какой-то обслуги зажравшихся управленцев.
-Плевать я хотел на этот сраный колледж! Ты слышишь меня! Плевать я хотел! Нас там все равно ничему не учат кроме этого вонючего китайского языка, который мне нахрен не здался! – чуть ли не закричал я.
Владимир разулся, скинул на пол рюкзак и зашел ко мне в квартиру. Затем проследовал на кухню и налил себе кофе. Да, вот так вот просто. Тут он чувствовал себя как дома. Ведь моя квартира была чем-то вроде места для наших постоянных тусовок. А стол на кухне вообще был похож на круглый стол короля Артура, за котором мы подобно рыцарям проводили разные совещания.
-Послушай, ведь ты понимаешь что будет если ты опять будешь показывать свой характер! Ведь это не шутки, мы тут все под китайским диктатом! И ты знаешь как за неповеновение они могут наказать.
А я это очень хорошо знал. Помниться на первом курсе, меня так все взбесило, что я просто устроил что-то типа митинга протеста против системы образования! Ну вышли мы все вчетвером ко входу в колледж с плакатами «Долой китайскую тиранию, дайте нормальное образование». А до этого Патрик написал еще несколько жалоб в министерство образования Евразийской Республики, с требованием ввести в колледже какие-нибудь предметы, кроме китайского. Ибо какая система то получалось, что после окончания этого колледже мы могли только переводчиками работать, да и то облагались трудовой повинностью сроком на пять лет, в соответствии с которой мы должны были это установленное время отработать на китайские власти. Видите, как сдавлена была удавка на наших шеях. Я после того как закончил бы этот колледж даже домой в Америку то уехать бы не мог. В общем, наша небольшая протестная акция закончилась полным фиаско.  Продажным властям Евразийской Республики вообще было пофигу на то, что происходит в нашем городке, и что образования тут нормального нет. И соответственно заступаться за нас никто не стал. Просто приехали китайские полицейские, запихали нас в машины, и увезли в отделение. После того как узнали кто зачинщик протеста, остальных отпустили, а со мной поговорили на понятном языке – прошлись по мне хорошенько дубинками, чтобы я понял, что бесполезно тут что-либо менять. И я понял, на самом деле я очень хорошо понял в какой стране я живу. А главное ощутил свою беспомощность что-то изменить. Кем мы были в этой тиранической системе? Бесправными насекомыми? Рабами, для обслуги элиты? Это было именно так, и вот если всем было наплевать, то уж я то был тем, кто с таким положением вещей мириться, ну никак не хотел.
-Да я плевать на все это хотел! Но так дальше продолжаться не может, мы просто обязаны все это как-то изменить! Если мы сейчас что-то не сделаем, а просто смиримся со всем что происходит, то можем превратиться в безликую серую подавленную массу, коей является большинство, в массу, которой, черт возьми, все равно! Все равно что с ней делают! Была бы еда в холодильнике сегодня, и жить можно! У меня есть еда в холодильнике, но не хлебом единым жив человек! Мне нужен простор! Понимаешь меня, Владимир!? Все живут только одним хлебом, фигурально выражаясь! А я хочу быть свободным и независимым! Я хочу быть творцом своей судьбы! И я плевал на то что мне говорят и на то что якобы надо делать! Я хочу сам решать! Я хочу чего то большего от жизни чем какие-то там туманные перспективы стать переводчиком китайского языка и всю жизнь пахать на каких-то уродов, облаченных в мантию власти!
-Слушай, - спокойным тоном заявил Владимир, - мне кажется ты просто банально ленишься пойти сегодня на учебу! Ты хотел бы весь день проваляться на диване или играть в компьютер, или читать свои книжки!
Непонимание Владимира меня просто выбесило, я давно так не выходил из себя как сейчас.
-Да о чем ты черт возьми думаешь?! Ты вообще думал что тебя ждет в будущем?! Кем ты будешь после того как окончишь этот колледж? Да ничерта ты не думал! Ничего хорошего тебя не ждет! Будешь работать за какие-то копейки, и если повезет, то под конец жизни накопишь себе на машину и хорошую квартиру. Но это не жизнь! И дело тут не в том что я ленюсь, просто я представил себе будущее, и это будущее меня ничерта не радует! Эта страна не может мне дать того что я хочу! Да и тебе думаю тоже! Если конечно тебе повезет, то можно уехать в Америку, но черт возьми, быть и там переводчиком китайского языка, нет уж! Этот долбанный колледж ломает нам жизнь, нас учат тому что мы вовсе не хотим знать и то что нам не надо! Мне вот этот язык ничерта не нужен! Меня тошнит от него! Я не могу его запомнить! Да и не стараюсь даже! И меня бесит, что у нас выбора не было и все решили за нас! Но дальше вот так терпеть я не могу просто! Я просто не могу!
-Во первых, - сказал Владимир, - у нас правда нет выбора, если мы не пойдем в колледж, могут отчислить и сам знаешь что будет, без образования ты даже сейчас на завод не сможешь работать пойти, ибо ты даже школу не закончил! Ты не будешь никому нужен, ни здесь ни в Америке. А так смотри, закончишь колледж, отработаешь на китайцев за пять лет трудовую повинность, потом   уедешь домой, и там хоть какая-то работенка будет обеспечена.
Хоть рассуждения это были здравые, но мне не хотелось так бездарно тратить свою жизнь, три года еще учиться, а потом пять лет отрабатывать повинность, и только после этого я мог бы считаться относительно свободным.
-Ну его к черту, - сказал я, - сегодня я никуда не пойду, а ты иди!
-Смотри аккуратнее с этим делом, у тебя и так много пропусков, смотри как бы не отчислили!
Я знал это, но мне как то было наплевать, я просто, смешно сказать, верил в то что я был, каким-то избранным, что-ли особенным, если можно так выразиться, и считал что, что бы я там ни делал, провидение или судьба не допустит моего провала. Я считал, что рожден на этой земле для чего-то великого, с какой-то важной миссией и у меня обязательно будет шанс проявить себя, да так проявить, чтобы мое имя запомнилось в веках.
Не пойдя в свой долбанный колледж я не знал чем сегодня заняться и решил немного прогуляться по улице. Одев свою любимую синюю рубашку, я вышел на улицу, и начал бесцельно разгуливать по нашему району. Вот шел я по дороге вдоль домов, видел проходящих мимо меня людей, все куда-то шли спешили, и никто не обращал на меня внимания. И тут я представил себе такую вещь, что меня и как бы и нет на этом бело свете и не было никогда. И что измениться? Люди будут также спешить по свои делам, магазины будут так же работать, поезда будут отъезжать со станций, деревья будут также цвести весной, солнце также будет одаривать всех своим светом. Что изменится если меня не будет? Да ровным счетом ничего. И выходит мир будет точно также жить и без меня. Выходит я тут лишний? Выходит никому не нужный и ничего от меня не зависит и никто и не заметит то что меня допустим завтра меня не будет … Понимать это мне было очень больно. Я никто, я пустое место.
Так я брел и брел и дошел уже до какой-то западной части где заканчивался наш район, впереди себя я увидел стройку, где строился новый дом. Стройка была огорожена такими белыми бетонными плитами, ещё никем не разрисованными. Да и вообще, похоже, что в этой части квартала никто не жил и люди то тут редко появлялись. Вокруг строящегося дома росли деревья и уже покрывались зеленными весенними листьями. Скоро их тут не будет, скоро люди их вообще вырубят, а всю землю закидают мусором. Но пока мусора тут не было я наслаждался этим небольшим островком девственной природы, вдыхая чистый весенний воздух, в то время как ветер обдувал мои волосы.
-Нет мне места в этом мире, я не хочу жить по его правилам, не хочу … - так думал я, возвращаясь к себе домой.
И вот иду я по чистеньким улицам нашего нового района, весь погруженный в свои печали. И тут вежу что нагло, без зазрения совести по нашему району идет какой-то грязный панк, держа в руках бутылку пива и о чем-то громко кричит. А рядом с ним идет его подружка. Я сразу понял, что это обитатели рабочего района. Подружка панка была на голову ниже его и вообще вся была какая-то страшная, больше похожая на гремлина из страшных сказок. Надо заметить, что женщины из числа коренного населения Евразийской Республики, были довольно страшными, низкого роста, плоскогрудыми, узкобедрыми и с отвратительной внешностью и вообще они больше были похожи не на женщин а на каких-то среднеполых существ. Панк был одет в черную куртку с металлическими клепками, волосы его были покрашены в синий цвет, он нагло вышагивал и изливал из своей глотки грязные ругательства, объясняя своей подружке, то сколько людей он избил и вообще какой он крутой. В общем, вид этих двух животных просто вывел меня из себя. Подобное быдло я вообще не считал за людей. Я подошел немного ближе и стал идти с ними вровень.  Следующее свое действие я предпринял довольно спонтанно, мне очень хотелось проверить мои боевые навыки и вообще чего я стою. Я подбежал и отвесил этому панку пинок под зад. Отчего он пролил свое пиво и уронил бутылку на асфальт. И тут только он перевел взгляд на меня, как я ударил его по лицу кулаком. Грязный панк впал после этого в ярость и схватившись за мою рубашку повалил меня на землю. Мы сошли во время падения с тротуара и валялись в грязи, причем положение у меня было не из самых хороших. Панк навалился прямо на меня и прижав к земле пытался занять удобное положение, чтобы лежачего забить меня кулаками. Я постарался вырваться и встать на ноги. С трудом высвободив из его захвата руку, я нанес ему удар в район почек, затем оттолкнувшись от земли ногами, сбросил его с себя. Затем опираясь ногами на скользкую землю, кое-как поднялся на ноги. Панк тоже встал и вышел на тротуар заняв боевую стойку.
-Вот сейчас начнется, - подумал я.
И тут только я к нему приблизился, как получил удар тяжелым ботинком прямо в ногу. Удар был настолько сильный, что пошатнулся и отошел немного в сторону.  Стараясь не обращать внимания на боль я предельно сконцентрировался на бое, затем немного приблизился к панку, попытался ударить его кулаком. Но он увернулся от удара сделав шаг назад. Тут я понял, что передо мной противник не такой как прежде. Этот видимо имел неплохой боевой опыт, и к тому же был значительно выше меня ростом, к тому же его тяжелые ботинки представляли опасность, ибо запросто могли, при удачном попадании повредить мне калено.  Он начал снова наступать на меня, но его продвижение я встретил ударом ноги в живот, панк отлетел назад, но снова пошел на меня. Он попытался еще раз пнуть меня, но от его медленного удара я смог запросто увернуться, отпрыгнув назад. Вот в этом была его слабость – он был медлительным.  Я выбрал довольно неплохую тактику. Я подбегал к нему и ударял ему по ноге лоу-киком, а затем отпрыгивал назад. После пяти моих ударов я заметил что он хромает на левую ногу. Шестой лоу-кик, довершил начатое. От резкой боли он подкосился и свалился на землю. Я тут же подбежал к нему и схватив его за горло прижал его голову к сырой земли, несколько раз ударил его кулаком по лицу. Но вот, взвыв от боли, он вырвался из моих рук и побежал прочь. Я крикнул ему в догонку:
-Чтоб я тебя здесь больше не видел!
После этих моих слов он остановился посмотрел в мою сторону и закричал:
-Я убъю тебя, ты понял, тебе не жить, я встречу тебя и убъю!
Я не ответил, а просто сделал шаг в его сторону. Видимо думая, что я собираюсь преследовать его, панк обернулся и помчался прочь.  Догонять его я не стал, я был достаточно доволен результатом, и просто развернулся и весь перепачканный грязью, пошел домой. Надо заметить что среди бедноты очень было распространено движение панков, они называли себя отмороженными ребятами, говорили, что им плевать на законы, и моральные устои общества, что они идут против системы и выступают за анархию. А на деле эти дегенераты просто собирались группами, бухали, часто ломали стекла магазинов по ночам и устраивали между собой драки. Годам к двадцати пяти они уже спивались и ничего из себя не представляли, многих отправляли в колонии за убийство кого-нибудь из своих друзей в пьяном виде. В общем жалкое зрелище.
Вернувшись домой я засел в свою комнату и включил музыку Джо Дассена и начал размышлять о прошедшем дне, я понял что без сомнения мои боевые навыки нуждались в неком усовершенствовании, я искренне пожалел что уже около полугода не посещал спорт зал, ибо в этой гиблой стране опасность могла подкарауливать на каждом шагу. Я решил незамедлительно усилить нагрузки. Я повесил на гвоздь, прибитый в стене моей комнаты, свою весеннюю джинсовую куртку и получил что-то вроде макивары и принялся отрабатывать удары руками. После примерно часа тренировки, когда кулаки мои болели и были избиты в кровь я почувствовал некое облегчение.  Приняв душ, я снова улегся на свою кровать. И стал размышлять о жизни, с одной стороны меня просто тошнило и бросало в пот, я не знал что делать, ощущение безысходности грызло мою душу, с другой стороны я понимал что необходимо придумать что-то, ну что-то радикальное чтобы изменить ситуацию.  Я позвонил Владимиру, но он сбрасывал мой звонок, видимо был еще в колледже. Я решил немного почитать, а вечером отправиться в спортзал. В это время я увлекся поэзией и сочинениями английского писателя Джонатана Свифта, эта легкая сатира приводила меня просто в изумление, я был уверен, что если бы Джон Свифт жил в наше время, то писал бы он по другому, ведь гнет церковной цензуры, висящий над ним дамокловым мечом, не давал ему в полном объеме отразить свои мысли и сказать то что он хотел. Вот этот человек и был вынужден крутиться и изощряться в остроумии, сочиняя разные сказки. Дождавшись вечера я взял спортивные принадлежности и пошел в спорт зал.
-Так, так, так, - сказал тренер, глядя на меня, - а почему это мы тренировки прогуливаем?
-Да неохота мне надоело все, устал от жизни, и к чему-то стремиться не вижу смысла, ведь какой смысл что-то менять в себе, прикладывать нечеловеческие старания, если в итоге мы все равно умрем, и то что мы накопили в жизни останется может и невостребованным.
-Ты эти мысли брось, - твердо сказал тренер, - камень за камнем мы стоим себя, подобно кирпичной стене. И выдержит эта стена бури и штормы, или развалится от легкого дуновения ветра - зависит только от нас. Все что мы делаем отражается на нашем характере. А любое наше действие, каким бы незначительным оно ни казалось, так или иначе меняет мир. То какие изменения ты привнесешь в этот мир, хорошие или плохие, зависит только от тебя, от того, какой ты есть. Спорт – это прежде всего дисциплина, умение подчинить свое тело и свои поступки, своему духу.  Если ты и не будешь каждый день драться, то это вовсе не значит что боевые навыки тебе не нужные. Боевые искусства -  это победа духа над твоим телом. Способность управлять собой, и подавлять в себе пороки и слабости, такие как лень, печаль, отчаяние, грубые материалистические желания. Пойми, что каждый день в тебе идет борьба, тебя хорошего с тобой плохим. Хорошая часть тебя стремится к лучшему, стремится поступать правильно, честно благородно, самоотверженно. Плохая часть тебя ищет легких путей, она склонна к эгоизму, зависти, лицемерию, лени и лжи. От того сможешь ли ты научиться управлять собой, зависит то какая часть тебя победит, темная или светлая. А теперь нанеси удар по темной стороне своей личности, называемой ленью и отожмись сорок раз, а потом пробеги двадцать кругов вокруг зала.
-Так точно! – согласился я и принялся к спортивным упражнениям.
Под конец тренировки тренер поставил меня в тренировочный поединок с Владимиром. Надо заметить, что Владимир дрался гораздо лучше меня и я с трудом уворачивался от его кулаков, а от прямых ударов ногами я отлетал в другой конец ринга. Видимо он был прирожденным бойцом, и по настоящему любил спорт, раз отдавался ему со всей душой. После тренировки я снял боксерские перчатки и шлем, и сел на край ринга о чем-то задумавшись. Владимир уселся рядом.
-О чем думаешь? – спросил он.
- Да сам не знаю, грустно что-то.
И на самом деле какая-то едкая меланхолия грызла мое сердце, причину я понять не мог, вернее мог, но на деле получалось что я ничего не могу изменить, и возможно где-то я сам себя обманывал и не хотел себе признавать, что я был в этом городе как кролик в клетке из которой выбраться не было шансов.
И тут ко мне подошел тренер и положа руку мне на плечо спросил:
-О чем таком грустишь?
Я не знал что ответить и как словами выразить то, что было внутри меня:
-Понимаете тренер, я не могу свое место в жизни найти, я не знаю что и зачем я здесь, я чувствую себя подобно в темной комнате и не знаю как найти выход.
-Хм, - задумчиво сказал тренер, - даже находясь в темной комнате, если ты будешь не сидеть на месте а двигаться, пусть даже на ощупь, то рано или поздно ты найдешь выход … И главное, верь в будущее. Тогда ты станешь победителем!

На следующее утро я встал очень рано, часов в семь утра и встречая рассвет открыл в своей комнате окно, затем двадцать раз отжался от пола и принялся долбить кулаками макивару. Мысли как то не лезли в мою голову, там был мрак и пустота. А я как на автомате, бил и бил кулаками стену своей комнаты. После того как совсем устал я прилег на диван.
-Наверное надо все-таки пойти сегодня в колледж, - заключил я.
Одевшись я уныло поплелся на учебу. Да и колледж то какой! Вроде там учились дети из нормальных семей, все из нашего благополучного района, но ни с кем я сойтись не смог, все мне как-то были чужды. Так и оставались мы все вчетвером, друзья со школы. Те кто там учились были ну, я бы сказал не такими как я. Или это я был другим. В общем никто не задавал лишних вопросов, «что?» «как?» «почему?» они учились и все. Вернее глупо и бездумно зубрили этот китайский язык, и казалось были довольны. Они даже не задумывались о будущем, а жили сегодняшним днем. Все их пустые разговоры сводились к каким то новым шмоткам, как было у девочек. А парни болтали о какой-то ерунде, вроде того сколько зарабатывают их родители, и куда, в какие санатории и места отдыха они ездили, о машинах и прочем барахле. Но что вообще происходит? В какой стране мы живем? В каком мире? Куда мы все движемся? Да и что будет с нами через двадцать, а то и пятьдесят лет. Неужели только меня это волновало? А то какое нам дают образование, и что это вообще не образование, а из нас делают просто каких то мелких бюрократических работников у которых бы отсутствовало целостное мировоззрение и любая способность к критическому мышлению. Ведь предметы то какие были узкие, в основном китайский язык или китайская лингвистика. А если и была история, то ее преподавали как сухой набор цифр и малозначительных дат. Но это же не история, как в каком то году был принят такой-то закон, или в каком-то году такой-то никому не нужный министр подал в отставку. История – это человек, который эту история творит, ибо творец то всех процессов это человек, который держит в руках власть. Меня интересовал характер исторических персон, их жизненная история, путь духовных исканий, который они прошли  Если в каком то году случилось война, то я плевал на то что эта война случилось тогда-то, гораздо более важнее какие силы и факторы обусловили эту войну, почему тот или иной правитель принял такое-то важное решение, что его заставило так сделать. Но я повторю, все были покорными, и получали хорошие оценки, лишь чтобы снискать благоволение своих родителей и заслужить либо поездку в дом отдыха, либо на море, либо какие-то там шмотки из Европы. Вроде всех все устраивало. В общем, все дети были как заводные игрушки: заведешь их пружинный механизм ключом и они безмозгло бредут вперед, пока во что-нибудь не врежутся, или не разрядится их пружина. А я то врезаться не во что не хотел, да и не хотел идти вперед по продуманному за меня кем-то маршрутом. Я то хотел быть хозяином своей судьбы и капитаном своей души.
После нудной лекции я отправился в столовую, заказав китайскую лапшу и зеленый чай, я поедал свою еду. Надо сказать, что наш колледж был довольно таки приглядный: белые стены, мраморные лестницы, везде были горшки с цветами, вход охранялся китайскими полицейскими, а на белой стене в самой середине столовой висел портрет китайского императора. Вокруг шныряли учащиеся, которых было не так кстати и много, и все они были разных возрастных групп. Самому старшему студенту, видимо запоздало сюда поступившему, было около тридцати лет. Такой вот колорит. И тут ко мне за стол подсел Патрик. Он достал из рюкзака свои рисунки и разложив их на столе начал показывать мне:
-Смотри, вот это я рисовал море, вот лес, а вот архитектурное сооружение, которое я сам придумал.
И действительно его рисунки можно было назвать рисунками, в отличие от всяких там бездарей экспрессионистов, торгующих своей бездарной мазней, Патрик хоть и рисовал акварелью, но рисунки его были довольно таки живыми и близкими к реальности.
И вот тут вот к нам подошел на классный руководитель, который скорее выполнял роль надсмотрщика - китаец лет сорока, в кителе очень похожим на военный, с широким кожаным ремнем охватывающим пояс.
-Вильям Бёрнс, - обратился он ко мне, на ломаном евразийском - ты почему не ходишь на занятия уже две недели?
-Вы знаете, мистер Сун, - начал я оправдываться, - я просто не важно себя чувствовал и приболел.
-А справка у тебя имеется?
-Ну вы знаете, я не хожу в больницы, а лечусь народной медициной.
И тут он в приступе ярости схватил меня за рубашку двумя руками и наклонился прямо к моему лицу:
-Не ври мне щенок! Ты знаешь, что с такими как ты делают в китайской армии? Там бы я тебя быстро уму разуму научил. Отхлестал бы плетками и посадил в одиночную камеру на трое суток.
И тут его взгляд упал на рисунки Патрика.
-А это еще что?
Мистер Сун взял рисунки Патрика и сделал вид что рассматривает, затем порвал их и бросил на стол.
-Все вы здесь, чтобы учить китайский язык, и потом служить императору Китая! Вам тут не школа для рисования! Маленькие бездари!
После этого он развернулся и строевой походкой зашагал прочь.
-Урод, - прошептал я ему вслед.
-Я целый месяц эти рисунки рисовал, а он порвал просто, - еле сдерживая обиду, проговорил Патрик.
Патрик был очень расстроен из-за своих рисунков. Было видно, что он вложил в них душу, и они много для него значили.
-Да ладно, тебе Патрик, не расстраивайся, новые нарисуешь, еще лучше этих! Ты знаешь не факт что это были твои самые гениальные картины. Лучшее в творчестве – всегда впереди! Если конечно ты творишь не на потребу глупой публике, а ради искусства, повинуясь зову души. Но ты же ради искусства рисуешь?
-Да, я даже на выставку в Америку  хотел отослать свои картины!
-Вот новые и отошлешь!
И тут к нам подбежал Бонифаций. Пять минут назад я видел его в углу столовой, где продавались кексы и разные газированные напитки. Он стоял в кругу своих новых друзей, которых он уже успел тут завести и вмести он над чем-то смеялись. Было видно что в новой обстановке колледжа он чувствовал себя как рыба в воде.
-Эй, - закричал он, - я видел тут к вам мистер Сун подходил, ну он и зверь, лучше ребята не нарывайтесь на него, я слышал как он избил одного студента резиновой палкой. И как вы думаете? Да ничего ему не было за это! Он гражданин Китая, и судить его могут только по китайским законам. А в Китае избиение студента не считается преступлением, если конечно студент не умрет или не будет покалечен. Так вот, родители избитого студента написал жалобу, директору колледжа, а тот ее просто порвал, пригрозив исключением. А это уже все! Потому что если выгонят из этого колледжа то идти то некуда! Вот и приходится терпеть! Так что уж вы лучше не злите его!
-Да, вот так попадалово! – воскликнул я.
Но вообще-то после школы, весь этот чистеньки и опрятный колледж казался просто раем. Поэтому такой урод как Мистер Сун, не мог испортить мне пребывания в этом заведении. Вообще тут был спортивный зал с тренажерами, плавательный бассейн, библиотека с выходом на кое-какие образовательные ресурсы в интернете.  Да и вообще весь колледж был таким радостным и солнечным, с широкими окнами впускающими сюда лучи света, что даже когда я шел по коридорам душа моя просто радовалась. Сам колледж был построен на деньги Китайских властей, вроде как пробный проект для внедрения в Евразийскую Республику образовательных китайских программ, и носил характер такого экспериментального заведения. Однако за обучение тут платили наши родители, хоть сумма и небольшая, в которую включалась наша кормежка, взносы за ремонт, и тех обслуживание оборудования и всякие мелочи, но тем не менее только дети из богатых семей могли здесь обучаться. Коммерческая основа была чем-то вроде барьера от всякой черни, которая возможно попыталась бы сюда просочиться, ибо вступление сюда предполагалось без экзаменов, но по согласованию с правительством Евразийской Республики одно условие все-таки было – это аттестат о неполном школьном образовании. В общем по всей Евразийской Федеративной Республике уже шло строительство целой сети таких колледжей. А поскольку наш был самым первым то за всеми нами пристально следили, изучая не только наши навыки в заучивании китайского, но и наши психологические повадки, и то как мы реагируем на методику обучения. В каждом классе были установлены камеры и все учителя каждый месяц писали доклад о психологических особенностях студентов и изменениях в их поведении при усваивании программы. Очень часто нас заставляли писать всякие тесты, на подобии того, что нам нравится или не нравится в обучении, что бы мы хотели изменить. Так же были и идеологические вопросы, вроде того как мы относимся к режиму в Китае и симпатизируем ли Императору, хотели бы работать на Китай, и все в этом роде. За реакцией и поведением каждого из нас пристально наблюдали. Ну в общем мы были экспериментальными кроликами и на нас проверили работоспособность новых образовательных проектов. Я всегда старался саботировать все эти тесты и писал там всякую муть, на вопрос «симпатизирую ли я Китайскому императору», я отвечал что очень сильно симпатизирую, и жалею что я не родился китайцем. Хотя в душе мне вообще было наплевать на этого Императора, и я вообще не знал кто он такой и откуда он родом.
После колледжа мы все вместе возвращались домой. И тут как обычно мне пришла в голову неплохая идея.
-Знаете что? А давайте снимем репортаж о наших быдло-райнах, ну сходим туда с камерой, заснимем все это дело и отправим репортаж куда-нибудь на Американскую телекомпанию?
-Да ну! Ты что, опасно туда ходить, еще прирежут, - возразил Бонифаций.
-Да брось ты, хватит бояться, донесем до всего мира, как тут дела в Евразийской Республике обстоят! – продолжил я.
-Ну почему нет? – сказал Патрик, - только вот надо осторожно как-то пробраться туда.
-Тебе опять приключений захотелось? – спросил Владимир.
-Да захотелось! Почему нет!? – ответил я, - к тому же наш репортаж покажут, если снимем хорошо, станем известными!
-Не ребята, я не пойду, мне это не надо! Рисковать собой, и ради чего? – не унимался Бонифаций,- мне и так жить сейчас нормально, усложнять все я не хочу.
-Да к черту! Все нормально? Разве тебе не интересно как там люди живут? Мне вот интересно, поэтому давайте все пойдем на выходных!
-Ладно я подумаю, - сказал Владимир.
До выходных оставалось три дня всего, и для меня эти три дня тянулись очень медленно, я уже горел своей идеей отправиться в поход в неблагополучный район и если повезет найти себе приключений, да и изведать новые территории в городе было не лишним. Вот такой расклад меня радовал.
Это было субботнее утро, и встав, по обычаю сделав двадцать отжиманий и открыв окно я любовался городской панорамой. Нет ничего прекрасней весеннего воздуха, это сложно описать, весенний воздух с запахом цветов, это по настоящему прекрасно, такой сырой воздух, теплый и дружественный, манящий твои мечты куда-то вдаль, к прекрасным и неизведанным берегам жизни. Вот именно в весну, подобно цветам на деревьях в душе распускаются и оживают самые возвышенные и смелые надежды.
Я достал телефон и позвонил Патрику:
-Ну что ты в деле?
-Да.
-Встречаемся у моего подъезда.
Дальше звоню Владимиру:
-Ну как, ты готов к тур. Поездке?
-Готов.
-Хорошо, возьми с собой технический девайс и устремимся в путь. Встречаемся у моего подъезда. И оденься победнее, чтобы тебя за франта из богатого района не приняли.
Под техническим девайсом я имел ввиду различные принадлежности вроде электорошокера и перцовых баллонов.
Через десять минут ребята уже были на месте. Я прихватил с собой новенькую видеокамеру. Одеты они были нормально. Владимир надел старый свитер с торчащими из него нитками, а Патрик явился в потрепанных джинсах и футболке с надписью СССР. И где он такую только откопал? На мне был надет старый пиджак, который я предварительно порезал в некоторых местах и хорошенько прошелся по нему грязными ботинками, так что создавалось впечатление, что этот пиджак я получил по наследству от моего дедушки коммуниста. Но вот одно выбивалось из колеи. Это светлые волосы Владимира. Это был яркий контраст, со всеми темноволосыми рабочими – коренными жителями Евразийской Республики. Светловолосых парней тут среди рабочих не было, а поэтому он мог поймать на себя косые взгляды окружающих.
-Я сейчас, - сказал я и скрылся за дверью в подъезд.
Через пять минут я вышел из подъезда со старой пролетарской кепкой в руках. Эту кепку я заприметил еще год назад, она валялась на помойке, поэтому я решил принести домой и приберечь для удачного случая. И вот этот случай выпал именно сейчас.
-Одевай кепку, - сказал я Владимиру.
-Зачем?
-А вот, ты уж с неприкрытыми светлыми волосами уж больно на скандинавского викинга похож, так что вот тебе кепка, примерно такая же была у Ленина.
Владимир брезгливо посмотрел на кепку, а затем нехотя ее одел. Теперь оставался последний штрих. Я взял с земли грязь, растер ее в ладонях, а затем прошелся грязными руками по одеждам всех тут присутствующих. Вот теперь то уж точно, мы, измазанные в грязи, одетые как бомжи, были похожи на обыкновенный местный пролетарский криминальный скот.  Я напоследок проверил свою камеру, лежащую во внутреннем кармане пиджака, Владимир вручил мне и Патрику по перцовому баллону, на случай боевых действий, и теперь то уж полностью готовые ко всякого рода неожиданностям мы устремились в путь.
Примерно через час мы добрались до остановки, откуда следовало ждать автобуса, едущего в пролетарский быдло-район. Стояли мы на остановке не долго. И увидели вдалеке автобус едущий в нашу сторону. Зайдя во внутрь мы увидели что он пустой. Видимо автобус развез всех рабочих по заводам и устремлялся обратно. То что утром он уже возил рабочих и видимо выгрузил их у заводов говорило многое: пол заплеванный и забросанный бычками от сигарет, нестерпимый запах дыма, пустые бутылки от водки и пластиковые стаканчики разбросанные по всему автобусу. Было такое ощущение, что тут перевозили не людей, а стадо свиней.  Пока автобус проезжал по знакомому нам району мы довольно спокойно себя чувствовали. Но вот тут он начал подъезжать к этому страшному мосту, пересекавшему реку и являвшего собой что-то типа перехода в совершенно другое измерение. Западный район трущоб. Уже находясь где-то на середине моста мы услышали страшный шум от работавших заводов. Ноющий стрекот, каких-то рабочих станков. Удары от машин вбивающих в землю сваи, от которых вздрагивала земля. Переехав мост мы воочию убедились в том, что ад на земле – это реальность: пошарпанные дома, стоящие чуть ли не впритык к друг другу, вокруг которых громоздились горы с мусором. Что самое интересное, так это то, что мусор валялся прямо у домов людей, видимо они выбрасывали его прямо из окон. И никто все это не убирал. У одного дома, окна первого этажа уже были наполовину закрыты мусором. Везде валялись пластиковые пивные бутылки, тротуары были разрушены, деревьев нигде не росло. В общем я не знаю как передать ощущение от всего увиденного, сказать что это помойка было мало, я бы сравнил этот район с Ленинградом после трехлетней осады. Вот только тут не было высотных зданий совсем. Были либо частные дома с перекошенными заборами и просевшими в землю домами, либо двух этажные дома, похожие на бараки, либо пятиэтажки. И все это было каким-то хмурым и серым. Очень часто вдоль дороги, по которой мы ехали, встречались небольшие двухэтажные обшарпанные заводы, с выбитыми стеклами и разрисованными стенами от которых уже давно откололся слой шпатлевки и были видны красные кирпичи из которых эти заводы были сделаны, и первый взгляд издалека мог бы указать что они заброшены, но приблизься ближе и слыша шум, идущий от них, а также видя сквозь выбитые стекла искры от сварочных работ, мы понимали, что жизнь там кипела. Изредка вдоль дороги нам встречались пьяные люди, бесцельно бредущие куда-то своей шатающейся походкой. Но по большей части улицы были пусты.
-Все на работах подумал, - я.
Проезжая около очередного пятиэтажного дома, который стоял к нам лицевой стороной, т.е. мы могли видеть его подъезды и двор, мы обратили внимание на маленьких детей игравших во дворе. А детской площадки там не было, поэтому дети играли около уже давно переполненных мусорных баков. Дети сидели в груде из пивных бутылок и бросались друг в друга мусором. Да и от самого то вида этих детей меня перекосило. Лица их были не очень человеческими, какими-то застывшими, с мертвыми туманными глазами. В общем, мне стало жутко.
Я не знаю сколько мы ехали. Но автобус остановился уже на нескольких остановках, на которых было пусто и никто в автобус не заходил, поэтому мы прибывали тут одни.
-Ну может быть выйдем уже, - сказал Патрик.
-Да давайте, - согласился я, - а вообще, сколько мы едем?
-Да минут сорок уже, - пояснил Владимир.
И вот автобус подъехал к очередному мосту и остановился у его подножия. Мы выскочили, а автобус поехал дальше. Но это был не мост через реку. Под мостом пролегала железная дорога и стоял поезд с вагонами угля. Сразу за мостом угрожающим колоссом возвышался завод с трубами упирающимися в небо, из труб выскакивали полыхания огня и валил едкий химический дым. Небо над заводом было даже не серым, а каким то черным с оттенками фиолетового. В воздухе стоял запах химикатов и звоном пронзающим наши уши были слышны клокотания машинных установок работающих на этом заводе.
-Да как тут вообще можно жить в этом нестерпимом шуме? – подумал я.
И тут по дороге прямо мимо нас проехал грузовая машина, правда вместо груза в открытом кузове у нее сидело человек двадцать, одетых в серые рваные костюмы и с в руках они держали длинные палки. На лицо каждого из них был натянут тряпичный платок, на подобии того, какие носили бандиты на диком западе.  Машина проехала мимо нас и я был счастлив что эти сомнительные ребята не обратили на нас внимания, но легкий страх уже колыхал мою душу. Я отчетливо понимал, что мы находимся на чуждой нам враждебной территории, и это вовсе не шутки, потому что тут нас могли запросто убить. Мы еще немного постояли в немом оцепенении. Казалось, что мы находились на проклятой земле. Солнечные лучи вообще кажется не проникали в этот район, небо было застлано темной копотью, зловещим облаком висевшим над всей близлежащей местностью. Под ногами у нас валялись горы пивных и водочных бутылок, а близлежащие низкие и серые дома, как живые смотрели на нас мертвыми глазами своих грязных окон.
-Ужас, - еле слышно проговорил Патрик.
-Ну все, поснимаем маленько да поедем домой!
Я достал из внутреннего кармана пиджака цифровую камеру и вручил ее Патрику. Патрик начал снимать материал. Сняв ужасающий завод и атмосферу разрухи, мы решили немного спуститься под мост и заснять вагоны поезда. Когда мы подошли чуть ближе к мосту, то увидели, что прямо за поездом с углем, проложена еще одна ветка железной дороги, на которой стоял старый поездной состав с разбитыми вагоны, некоторые из которых были перевернуты. Эта железная дорога была сломана в некоторых местах и не использовалась уже видимо долгое время, большая часть этой заброшенной дороги уже была покрыта толстым слоем земли. Просевшие в землю шпалы этой железной дороги уходил куда-то вдаль,  Мы решили спуститься маленько вниз и подойти к разрушенному поезду. Когда мы подошли чуть ближе, то увидели что вдоль дверей пустых вагонов были протянуты бельевые веревки на которых висела чья-то рваная одежда. Подойдя еще ближе нам в нос ударила страшная вонь, исходящая от этих вагонов, которые по всей видимости стали местом обитания каких-то существ.  И тут из под одного из вагонов выбежала огромная собака и подбежав к нам оскалилась начала поливать нас хриплым лаем.
-Рекс, успокойся, - послышался голос.
И из вагона высунулся какой-то человек одетый в грязную и рваную фуфайку, в шапке ушанке на голове, в руках он держал дробовик и наведя ствол прямо на нас закричал:
-Что вы тут паршивцы делаете? Уголь наверное воровать пришли?
-Да нет, нет, мы просто гуляем, - пятясь назад проговорил я. Следом за мной пятиться назад начали Патрик с Владимиром.
-Конечно, гуляете, вчера вон кто-то ночью воровал уже уголь, вы наверное приходили, - снова прокричал этот ужасный человек, а собака все не унималась и лаяла на нас так, что казалось еще секунда и она нас на набросится чтобы порвать в клочья.
-Да нет! – закричал я, - мы вообще не здесь живем,  все, мы уже уходим.
И тут внезапно раздался страшный вой сирены! Примерно как во вторую мировую войну, когда сиреной предупреждали о летящих самолетах бомбардировщиках. Я просто оцепенел от ужаса.
-Это еще что такое? – спросил я у человека, являвшегося по видимому сторожем.
-Да ты что, дурак? Или вообще больной? Сейчас мусор токсичный сжигать будут в печке завода.
-И что? – спросил я.
-Да то что если вы сейчас не свалите к себе домой, то задохнетесь от дыма.
Мы медленно начали пятиться назад, вой сирены сотрясающий воздух не прекращался. Шаг за шагом мы медленно отходили назад. А собака нас преследовала и лаяла. И вот когда мы сделали наверное шагов двадцать назад, сторож отозвал собаку и крикнул нам вслед:
-Еще раз вас тут увижу – пристрелю!
Мы побежали прочь и выбежали из под моста. Вой сирены не прекращался.
-Вы слышали что он сказал? – спросил я.
-Ага, - сказал Владимир.
-А может он врет? – поинтересовался Патрик.
И тут мой взгляд бросился на трубы того самого огромного завода, возвышающегося над всеми постройками. И из его труб вдруг повалил в огромных количествах черный дым, который не поднимался в небо, а спускался в низ и с бешеной скоростью заволакивал пространство.
-Бежим! – прокричал я.
И мы все вместе побежали куда глаза глядят. Под страшный вой сирены, мы панически метались по этому жуткому району, пытались найти место для убежища.  Вот мы забежали в какой-то двор и увидев пятиэтажное здание и решили отсидеться в подъезде, но тут увидев, что стекла подъезда были все выбиты, и мы побежали дальше. Зловещий вой сирены страшно нервировал и не давал ни на чем сосредоточиться кроме чувства паники, полностью охватившего нас. Забежав в другой двор, мы увидели уже двухэтажный дом, в отличие от большинства домов стекол не было только на первом этаже подъезда, на втором же этаже стекла по какой-то причине уцелели . Решив, что лучшего убежища нам уже не найти, мы забежали внутрь и я попытался захлопнуть за нами дверь, но дверь была сломана и вместо того, чтобы закрыть подъезд, она перекосилась на бок.
-Черт с ней, - подумал я.
 Мы поднялись на второй этаж и завернули в длинный коридор , вдоль которого были двери ведущие в чьи-то квартиры. Зайдя в самый дальний угол коридора, мы присели и отдышались. Сирена по прежнему страшно выла. И тут мы увидели, что дым начал просачиваться в самое начало коридора и медленно подползать к нам. Бежать нам было некуда, поэтому мы закрыли лицо одеждами, сделав что-то вроде дыхательных фильтров и просто сидели. Ядовитый дым уже заволакивал весь коридор и все пространство стало туманным. Патрик закашлял. Я тоже дышал сквозь тонкую футболку  ощутил едкий вкус этого дыма. Мои глаза начали слезиться. Я укутался в пиджак, и старался как можно реже дышать.  Мы так сидели, кашляя и задыхаясь, пребывая в полном неведении касательно того сколько это еще продлится и сможем ли мы выбраться отсюда живыми или же вообще задохнемся. Но на дверях висели таблички с номерами и под чьей то дверью стояли ботинки, поэтому я заключил что дом все таки обитаем, а если здесь живут люди, значит и мы выжить сможем. От едкого дыма у меня начала кружиться голова, а непрекращающийся вой сирены просто сводил с ума. Так мы просидели довольно долго не помню сколько, но кажется около получаса и когда я уже начал думать, что мы все тут задохнемся, сирена вдруг стихла и после этого дым начал медленно рассеиваться, но наши глаза по прежнему слезились, а кашель все никак не хотел отступать. Некоторое время мы еще просидели в этом подъезде, пытаясь придти в себя от пережитого ужаса затем убедившись что опасность миновала, решились выйти во двор. Патрик достал цифровую камеру из кармана, и принялся снимать панораму. А на улице все было ужасно, все было как в тумане. Ядовитые пары висели в воздухе,  и даже казалось ветер не в силах был их развеять. После того как материал был отснят, Патрик засунул компактную видео камеру в карман и мы двинулись дальше. И тут выйдя из одного из полуразрушенных подъездов нам на встречу зашагал человек одетый в брюки и белую майку, когда он к нам приблизился я увидел, что руки его были изрисованы татуировками, на правой руке были кресты а на левой руке была татуировка в виде паутина с висящим посередине пауком, разинувшим пасть.
-Эй, ребятки, дайте-ка сигаретку, - небрежно, вальяжным голосом проговорил он.
-Мы не курим отрезал и я, - и мы зашагали дальше. И вот только сейчас по его наглому взгляду я понял, что совершил большую ошибку.
-Как это не курите? Да вы что охренели совсем! – завопил он глядя на нас. И затем приблизясь вплотную процедил сквозь зубы с явным презрением:
-Да вы вообще чьи? Что-то я вас тут раньше не видел.
-Мы из другого района, - ответил я.
-Из какого это другого?
Я не знал названия этих районов поэтому сказал ориентировочно.
-Ну вот район под мостом через реку, - указал в сторону приблизительного направления.
-А тут что забыли?
-Да просто гуляем.
Он недоверчиво посмотрел на нас, было видно, что он что-то заподозрил.
-Ты мне не ври щенок паршивый, а то быстро уложу тебя, давай говори кто такие!
Я право немного потерялся и потупив взгляд промолчал. А он все не унимался:
-Ты Ивана Лютого знаешь? В твоем районе живет!
-Нет не знаю! – заявил я.
-Да ты чё, совсем оборзел! Ты вообще походу какой-то левый урод …
И тут Владимир резко оборвал этого типа, прямым ударом кулака в лицо. Криминальный ублюдок от удара отскочил на несколько шагов назад и устояв на ногах немного закачался. Следующий прямой удар с ноги Владимир также резко направил ему в живот, отчего он отлетел назад и завалился на землю, что-то хрипя себе под нос.
-Все уходим, - сказал Владимир.
Патрик быстро достал камеру и заснял валяющего на земле и хрипящего от боли местного жителя. После этого мы направились к остановке. Проходя мимо очередного дома, у трубы теплотрассы я увидел маленького рыжего, исхудавшего котенка, жалобно мяукающего. Видимо его кто-то выбросил на улицу где он пробыл, прячась под трубами уже несколько дней. Я подошел к нему и взял его на руки. Он был такой огненно рыжий и жалобными глазами смотрел на меня. Я решил взять его себе и запихал в просторный карман пиджака, куда он идеально влазил. До остановки мы дошли без приключений, дождавшись автобуса мы запрыгнули в него и поехали домой. В автобусе помимо нас ехали пьяные рабочие, которые без конца матерились и осыпали друг друга угрозами, вроде «убью» или «прирежу».  Но при приближении к мосту отделявшему наш район он этого, они уже почти все вышли с рейса и мы ехали уже в относительной тишине.
Домой я пришел под вечер, своего котенка я напоил молоком, и решил назвать Джеком. Это был мой такой небольшой трофей, котенок был просто огненного рыжего цвета, мне казалось что это было как-то даже символично, ведь моя фамилия «Бёрнс» переводилась на росиянский язык примерно как «горящий». Хоть нам и не разрешалось по правилам держать дома домашних животных, но мне было плевать, все равно выселить нас не могли, а про котенка никто узнать не мог, только разве что по доносу, но если бы дом. управление и узнало, то всего лишь обязали бы уплатить штраф. Возражений со стороны родителей я не принял. Поэтому котенок остался жить у меня. Отныне в доме жило два зверя – робот уборщик и котенок Джек.
На следующее утро ко мне домой пришел Патрик и мы вместе смонтировали заснятый материал. Довольно неплохой получился фильм, рисующий ужасы суровой действительности Евразийской Федеративной Республики. Поскольку доступ к интернету у нас был ограничен, то я просто сделал много копий заснятого материала и отослал пот почте на все Американский телеканалы. И результат не заставил себя ждать через неделю наш ролик уже пошел гулять по интернету, а один  Американский телеканал даже пустил в эфир кое-что из отснятого нами. В общем труды пропали не зря.
Следующая неделя прошла довольно неспешно, мы готовились к сдаче экзаменов и усердно посещали колледж. Бонифаций постоянно приставал с расспросами о неблагополучном районе, ибо ролик, отснятый нами, так его впечатлил, особенно этот огромный завод, изрыгающий ядовитый дым, что он просто настаивал отправиться туда во второй раз. Но мне если честно и первого раза было достаточно, чтобы потерять всякое желание вновь туда являться.  Но вот на почтовый ящик мне пришло письмо от интернет-телекомпании CNN, с предложением выплатить довольно неплохой гонорар за еще один сюжет подобного типа. В общем то дело было не в деньгах, да и денег то у нас хватало, меня манили перспективы создать труды, которые были бы востребованы обществом. В этом была вся суть, суть жить не напрасно, а как-то все-таки изменить мир, что-то после себя оставить. Ну либо что-то создать, либо что-то разрушить, мне было наплевать, я просто не хотел жить напрасно, так жить как будто бы меня и нет вовсе.
Я собрал у себя дома совет. Все единогласно решили идти. Поход был назначен на выходные и поэтому всю неделю я усердно проводил в спортзале готовясь к трудностям и неожиданностям предстоящего похода.  Вот назначенный час пришел.
Вот так всегда начинается. Хорошая идея, энтузиазм, а потом оказывается что идешь ты на гране пропасти и не видишь где эта грань началась и самое главное где она закончится. Вот и я в свое время тоже не мог отделить игру от реальной жизни, для меня все это было вперемешку. Только вот когда случается трагедия, то ты осознаешь, что раньше ты играл, и все было весело, но вот она грань очерчена, разделившая жизнь на «до» и «после», и вот только после этого, когда понимаешь что есть ошибка, которую ты не в силах исправить, начинаешь отделять игру, от жизни. Ведь жизнь то штука посерьезней будет, здесь надо все тщательно взвешивать и смотреть за каждым своим шагом, ведь можно упасть в пропасть и разбиться, а еще хуже потянуть за собой вниз других. Но пока для меня все происходящее было не чем иным как просто приключением.
Мы были экипированы по самому последнему слову маскировки, у нас была наша прежняя одежда, оправдавшая себя, а Бонифаций был одет в грязную фуфайку, из порванных дыр, которой, торчал пух. Поездка в автобусе принесла нам новую волну негатива, только гораздо в большей степени усугубляемую таким подлым, мелким моросящим дождем, и мрачным небом с нависшими чуть ли не над нашими головами хмурыми тучами. По истине мрачно и скверно. По нашим расчет мы должны были приехать к заводу как раз после сожжения химических отходов и к моменту, когда дым должен был рассеяться. И вот мы уже доехали до моста через железнодорожные пути и выйти решили на следующей остановки. И как мы и рассчитывали автобус остановился прямо около ужасного завода, от которого нас отделяла поломанная в некоторых местах асфальтная дорога. Моросящий дождь бил прямо в лицо, создавая значительные неудобства. Мы перешли дорогу и оказались прямо у высокого бетонного забора опоясывающего этот завод. Патрик снимал все происходящее на видеокамеру. Забор был очень длинный и не полностью поддавался охватыванию нашими взорами. По мимо основного строения, на заводе было множество побочных строений: разные комплексы по обжигу кирпичей и изготовлению щебня, немыслимые эскалаторы перетаскивающие песок, машины по размешиванию цемента, имеющие вид больших воронок. Забор был в некоторых местах разломан и поэтому картина завода обрисовывалась перед нами целиком. На заводе как муравьи роились рабочие, в грязных фуфайках и касках перетаскивающие кирпичи и мешающие глину. Мы решили обогнуть завод вдоль забора идя вдоль. Обойдя правую его часть, расположенную вдоль автобусной дороги шлепая по мокрым лужам, мы вышли на другую сторону завода, являвшуюся как бы тыльной его стороной. И вот теперь по левую руки от нас был завод а по правую мы увидели огромный ров, внутри которого протекала небольшая грязная река, и повсюду были разбросаны промышленные отходы, вроде пустых банок из под краски, канистр от бензина и кусков шифера. Дальше за рвом брал свое начало густой лес. Видимо завод располагался на самой окраине этого района. Так мы брели и брели вдоль этого кривого и порушенного бетонного забора, который, казалось никогда не кончится. Тут вдруг мимо нас проехала старая грузовая машина, из которой на нас посмотрели хмурыми взглядами непонятные люди. Но машина не остановилась а поехала дальше. Я почувствовал небольшой холодок страха, бегущий по моей коже.
-Так все, пора уходить, - сказал я.
И мы развернулись обратно, и пошли вдоль забора обратно к остановке. Подлый дождь не переставал моросить, хмурые тучи нависли над нами роковым знамением. Под нашими ногами уже образовались довольно большие лужи, и в моих ботинках булькала вода. Тут неожиданно в небе сверкнула молния и послышались раскаты грома. Меня всего как будто бы передернуло. Я ощутил что-то недоброе. На всякий случай я обернулся и увидел группу людей, которые были одеты как рабочие и скорым шагом шли в нашем направлении.
-Смотри, - дернул я за рукав Владимира.
Он тоже обернулся, после него назад посмотрел Владимир и Патрик. Эта группа людей была метрах в ста от нас и расстояние сокращалось. Мы ускорили шаг и направились к остановке. Я оглянулся и увидел что они тоже стали шагать быстрее. У одного из них в руках был строительный ломик, другие просто держали руки спрятанными в карманы телогреек. И тут нам бы надо было добежать до остановки и прыгнуть в автобус, но как на зло автобуса на горизонте не было видно, а эти ребята все приближались к нам.
-Идем через мост, вдоль дороги, - сказал я.
Мы направились по обочине через мост, планируя пройти до следующей остановки пешком, и по возможности оттуда запрыгнуть в автобус. И каково же было наше удивление, когда мы пошли по мосту, за нами также продолжал висеть хвост. Теперь уже не было сомнений, что они нас преследуют.
-Побежали, - сказал я всем.
И мы бросились бежать. Я сразу же оглянулся и увидел, что они  тоже бросились бежать за нами. Шансы на победу в случае схватки с этими рабочими я оценивал как маловероятные, ибо один был вооружен ломиком, которым можно было с легкостью переломать наши кости, а другие явно что-то прятали в карманах, возможно ножи. У Владимира, конечно был электрошокер, а мы были вооружены перцовыми быллонами, но все равно, это хоть и делало лучше наше положение, но козыри были в руках у них и поэтому я делал все возможное чтобы столкновения избежать. Ведь в противном случае тут нам никто не придет на помощь, даже патрулей полиции я ни разу не видел. Видимо даже полиция старалась огибать стороной это злачное место. И вот ввиду этих роковых причин мы и мчались сейчас со всех ног, желая скрыться от преследователей где-нибудь в подворотнях домов. Пробежав весь мост до конца мы посмотрели назад, за нами продолжалась погоня, но было видно, что преследователи заметно подустали, ибо сбавили темп. Я тоже признаться чувствовал легкую усталость. Но темпа бега не сбавил.  Оглянувшись еще раз и всмотревшись в  дорогу уходящую далеко в горизонт я так и не смог увидеть контуры спасительного автобуса.
-Во дворы, - сказал я, - там скроемся.
Забежав в близлежащий двор, какого-то полуразрушенного дома мы остановились и перевели дыхание.
-Кажется оторвались сказал я.
-Кто это были? – спросил Патрик.
-Да вот не знаю, рабочие видимо со смены возвращались.
И тут в суматохе мы не заметили новую опасность: к нам уже почти вплотную подошли четверо каких то криминально выглядевших субъекта. По всей видимости обитатели здешнего двора.  Один из них был в распахнутой старой клетчатой рубашке, на его груди, была татуировка в виде церковных куполов. Ему было лет тридцать и он покуривал махорку. Другие трое его друзей были довольно скверного вида, с гнилыми передними зубами и в грязных брюках они производили впечатление полу рабочих, полубомжей.
-Так так, ребятки, что это мы тут забыли, - сказал татуированный тип, смотря на видеокамеру Патрика.
Мы четверо промолчали не зная что сказать. И тут он мгновенно схватил Патрика за руку в которой он держал видеокамеру и резко дернул к себе.
-А ну-ка дай сюда, - прохрипел он.
Патрик дернул руку к себе не желая высвобождать из рук видеокамеру, и тут внезапно этот ублюдок с зэковской татуировкой достал из за пояса кухонных нож и пырнул Патрика в живот. На глазах Патрика застыл ужас. После того как зэк вытащил нож из его живота, Патрик свалился на землю и немного согнувшись, жалобно хрипя схватился руками за рану.
Я был просто в оцепенении от ужаса. И тут Владимир мгновенно среагировал достав из кармана электрошокер и ударив разрядом, татуированного урода прямо в шею, он свалился на землю и начал дергаться. Я мигом выхватил из его руки нож и направил его в сторону трех других уродов, стоящих рядом с нами. Они сделали шаг назад. Я оценил ситуацию. А ситуация была отвратительная. Перед нами стояли трое выродков, жаждущих нашей крови, а Патрик валялся на земле раненым в живот, и по всей видимости рана была очень глубокой, из раны кровь текла фонтаном, окрасив мокрую землю в бледно красны цвет. И вот тут случалась самая ужасная вещь. Из за угла дома вышли семеро рабочих, преследовавших нас с самого завода. Увидев всю эту картину они немного растерялись.
-Что такое ребята, - спросил у троих местных рабочий с ломом.
-Да вот какие-то уроды к нам забрели, они вырубили Ивана и нож забрали у него. Ну мы тоже тут одного из них порезали.
Двое местных выродков держались от нас на расстоянии постоянно поглядывая на нож в моей руке. А я не знал что делать. Мы должны были как то вытащить отсюда Патрика.
-Да сейчас мы этих уродов прямо тут и положим, - сказал рабочий с ломом в руке.
И все семеро они начал приближаться к нам пытаясь нас взять в кольцо.
-Бонифаций, хватай Патрика за руки и тащи его к остановке, а мы прикроем.
Пока к нам продвигались рабочие выродки, Бонифаций схватил за руки потерявшего сознание и истекающего кровью и Патрика и поволок его в сторону остановки. Я лихорадочно достал из кармана телефон, но к моему ужасу здесь была мертвая зона и сигнала не было. Рассчитывать можно было только на себя. И вот я увидел как у троих грязных рабочих блеснули заточки, которые они повытаскивали из карманов. Мы с Владимиром попятились назад. Я вытянул нож вперед чтобы сдерживать преследователей на расстоянии и так мы выходили из двора прикрывая Бонифация, тащившего Патрика. Когда трое рабочих осмелели и подошли к нам довольно близко Владимир выпустил в них весь заряд перцового баллона. Перец попал им в глаза и они закашляли, но другие шли по направлению к нам. И тут один рабочий выродок размахивая заточкой стал приближаться ко мне и сделав выпад вперед он полоснул мне прямо по пальцами, которыми я сживал нож, я почувствовал боль и то как кровь заструившись потекла по руке, однако нож я не выпустил, а лишь немного приблизил к себе, выставив вперед левое плечо.  И тут еще один рабочий с ножом приблизился ко мне, но усвоив урок я не стал выдвигать свою руку с оруживем вперед, а стал держать нож на уровне подбородка. И вот я сделал фехтовальный выпад, и прямой удар ножа прошелся вскользь прямо по его лицу, распоров щёку. Владимир теперь уже держал в руке электоршокер, готовясь ударить любого кто приблизится. А я сжимал нож, обводя взглядом моих противников, и высматривая того, кто готовился на меня напасть. Тут еще один рабочий, с уродливым тупым лицом стал ко мне приближаться, готовя нож к колющему удару. И вот я увидел сверкнувшую сталь и мгновенно отпрыгнув назад, нанес режущий удар прямо по его выставленной вперед руке. Он тут же выронил нож и схватился за окровавленную руку.  Рабочий с ломиком в руке, находящийся все это время где-то за спинами своих товарищей, побежал прямо на Владимира, но Владимир остановил его прямым ударом ноги в живот. Рабочий был довольно крупный, и поэтому удар его не сбил с ног. А лишь отбросил назад на несколько метров:
-Да я тебя убью щенок, - процедил он сквозь свои отвратительные гнилые зубы.
Он снова двинулся в сторону Владимира и как-то обойдя с боку, ударил его ломом по правой руке, как раз по той руке, где Владимир сжимал электрошокер. Я тут же метнулся ему на помощь и нанес колющий удар ножом прямо в плечо рабочему, удар был не глубоки но этого хватило чтобы он был шокирован и отпрянул назад. Но вот я оглянулся и увидел что к Бонифацию, тащившему Патрика приближались именно те двое человек, которые были с тем татуированным зэком. Я ринулся к Бонифацию и размахивая ножом отогнал их прочь. Надо заметить что они вели довольно разумную тактику. Только заметив меня сразу же отскакивали  в то время, как другие двигались на Владимира. И тут кто-то схватил пустую бутылку и заметнул ее прямо в меня. Бутылка разбилась прямо об мою голову, первое мгновение я был шокирован и покосился в сторону,  но поскольку бутылка была из под водки и довольно тонкой, я устоял на ногах, и отделался только рассечением кожи на лбу, однако струящаяся кровь начала течь мне в глаза. А когда я посмотрел на свою правую руку, то с ужасом заметил, что мои пальцы уже посинели, а порез был настолько глубоким, что кровь не переставая струилась вниз, стекала под рукав пиджака. И тут они видимо поняли, что приближаться к нам опасно и начали метать в нас камни, и весь мусор, который попадался под руку. Мы с Владимиров встав к Бонифацию, тащившему Патрика, от кое каких предметов, летящих в нашу сторону уклонялись, а те которые летели в Бонифация, мы старались принимать на себя, закрыв голову руками, становились таким образов для него живым щитом. Я делал все возможное, чтобы терпеть боль и продолжать держать в руках нож. Потому что если бы я его обронил, то нас порвали бы на части. Так мы медленно продвигались к остановке. Но вот тут к нам начал двигаться рабочий с ломиком в руках, именно тот, которого я ранил в плечо. Я понял его задумку, он решил зашвырнуть этим ломом в нас. Вот он разбежался и кинул лом, прямо во Владимира, Владимир, не стал уклоняться, ибо если бы он это сделал то лом бы прилетел Бонифация. Вместо этого он, ловко сгруппировался и встал к нападающему немного боком закрыв руками голову. Владимиру повезло, лом попал ему прямо в плечо. И хоть послышался глухо звук, но похоже с Владимиром все было в порядке, он нагнулся и подобрал лом. Теперь мы уже были довольно близко к остановке. И я даже отказывался представлять себе что будет с нами если не приедет автобус. Но вот на горизонте я увидел фары, горящие желтым светом. Никогда в жизни до этого я так не радовался сверкающим из темноты мрака фарам.
-Ускоряй ход Бонифаций, там автобус, - крикнул я.
Бонифаций, волочивший по сырой земле безжизненного Патрика и уже заметно уставший, ускорил шаг, а мы его охраняли, держа под контролем взглядом каждого из наподавших. И вот подойдя на остановку. Мы смотрели на автобус ехавший в нашу сторону.
А с другой стороны улицы в нас продолжали лететь камни и бутыли, от которых мы уворачивались с огромным трудом. И тут я подумал:
-А вдруг, водитель увидев весь этот кавардак не захочет остановиться.
Я тут же выбежал на середину дороги, и стал стоять. Автобус вначале сигналил, затем остановился.  Бонифаций быстро запрыгнул внутрь, и затащил внутрь автобуса Патрика, следом залез Владимир, а после этого и я запрыгнул внутрь. Автобус тронулся с места и тут же в его заднее стекло ударились две брошенные пивные бутылки, образовав в нем трещины.
Мы были спасены. Но когда я посмотрел на Патрика, я пришел в ужас, он был весь бледный, а кровь струиться из его живота. Владимир, разорвал его футболку на две части и перевезла рану, наложив импровизированную повязку.  Я достал телефон, но он по прежнему не принимал сигнал. Я мигом подошел к водителю и сказал, что у нас раненный и попросил ехать до центрального района без остановок. В середине пути я с ужасом для себя увидел, что Патрик не дышит. Мы сошли в нашем районе и остановили ближайший полицейский патруль. Патрика тут же отвезли в реанимацию. Но на следующее утро я узнал, что Патрик умер.


Четыре.
Сумрак.

-Ведь кто виноват то во всем? Я же виноват …
Не знаю надо ли мне описывать рыдающую мать Патрика и убитого горем отца. Похороны Патрика были мрачными. Где-то за городом старое кладбище, которое было наполовину заброшено и поросло все травой, тут не хоронили давно уже никого, просто приезжие из других стран в этом городишке обосновались совсем недавно. А местную криминальную чернь после смерти сжигали в крематориях … вот и получилось, что Патрик, которому было 14 лет немного оживил кладбище после долгого затишья.
Потом была полиция, допросы, обещание поймать преступников, но как итог бездействие. Хоть мы и дали четкое описание того, кто совершил убийство, и даже знали его имя. Но из полиции приходили постоянные ответы, что такой человек не зарегистрирован в указанном нами доме, и никто из живущих не смог его опознать, и всякий прочий бред … в общем, полиция и так была перегружена, поэтому убийство Патрика расследовать никто не собирался.
Спустя роковые события прошел месяц или около того. Я не помню, точно, я плохо спал не ел почти, лишь изредка пил чай. Меня мучила совесть, я по долгу не мог уснуть, я знал, что это моя вина, мое безрассудство, забота только о себе. Не должен был я тянуть его в этот криминальный район. Мне очень не хватало Патрика, я скучал по нему, и часто он приходил ко мне во снах. Мы были где-то на море и он показывал мне свои рисунки и сидя на берегу моря любуясь восходом солнца улыбался, такой доброй и беззаботной улыбкой.
Из всех нас он был самым невинным и никому в этой жизни не сделал зла. И что меня просто грызло и убивало, так это то что та зэковская мразь осталась безнаказанной. До сих помню это наглое, тупое, бездушное лицо, со звериными глазами. Я бы отдал все чтобы убить эту тварь и не только его но и всех его друзей. Нет мне хотелось большего, испепелить весь этот грязный быдло-район. Просто чтобы всей мрази, которая там живет не было на белом свете. Все эти мысли не давали мне покоя.
Уже приближалось время экзаменов, но целый месяц со времени смерти Патрика я не посещал колледж, а просто сидел в своей комнате. Мне было так больно и скверно, что я едва мог пошевелиться. Я мысленно рисовал себе тот старый дом, у которого все произошло. Так, - думал я, - двухэтажный, десять окон, каждое окно ведет в комнату к жильцу. А вот эти мрази, были именно из того дома. Небольшой барачный дом на десять комнат. Он кружил в моем сознании: где-то там был враг, враг не просто мой, а твари, без права на жизнь. Я взял телефонную трубку и набрал номер:
-Владимир, приходи сегодня ко мне, часа через два, поговорим.
Пока ждал Владимира, я спустился вниз на кухню. На кухне сидел прямо у холодильника уже значительно подросший котенок Джек. Я достал кошачью еду и покормил его. Дальше дрожащими руками заварил себе чашку кофе и выпил ее заев наскоро приготовленным бутербродом. На кухонном столе лежала свежая газета «Вашингтон Пост» я взял и прочел заголовок: «Вся Европа перешла на электромобили. Фронт Гражданских свобод, вытеснил нефтяную отрасль на Восток». Прочев статью я узнал что вся Европа наконец таки, под давлением Гражданской Ассоциации прав и свобод, вытеснила с рынка машины, работающие на бензине, которые сильно загрязняли среду, и добилась того чтобы был принят закон запрещающий применение подобного вида транспорта. Их место заняли более дешевые электоромобили. Вся суть в том, что электромобили были изобретены еще в начале нашего века, но нефтяные компании, боясь своего банкротства постоянно через свое влияние в парламентах разных стран, запрещали заниматься их разработками и внедрением в жизнь. Но после того как обо всем этом узнала общественность, при помощи независимой гражданской ассоциации, начались митинги и протесты, и правительства пошли на уступки, заключив с нефтяными компаниями договор, позволяющий им торговать старыми машинами работавшими на бензине, только в восточных странах. Каждому европейцу взамен старой машины давали новую, электрическую. А все изъятые из оборота машины по цене металлолома продавали на восток. Тут еще писалось, что аккумулятор новых электромобилей нужно было заряжать раз в неделю и при ежедневном использовании его хватало на год. Вот такая вот экономия. Да и зарядка стоила сравнительно не дорого.
Раздался звонок в дверь. Открыл. Владимир с усталыми глазами, стоял на пороге и смотрел на меня. Я пригласил его зайти и мы сели за кухонный стол.
-В том доме десять окон, - начинаю объяснять я с хода, - ты же понимаешь …
-Не совсем, - робко проговорил Владимир.
-Дело в том, что здание двухэтажное и десять окон это очень хорошо … ты … ты же понимаешь, - робко начал я, - ты же понимаешь что Патрик должен быть отомщен …
И кажется в эту секунду Владимир понял что я задумал, он стоял и переминался с ноги на ногу, и изображал с одной стороны несогласие со мной, но человеком он был совестливым и поэтому разумеется не смог бы жить с мысль что преступники разгуливают на свободе.
-Есть один минус, - начал Владимир, - тот дом, там ведь живут люди, причем я думаю в одной комнате человек пять, ты хочешь чтобы невиновные пострадали?
-Я не хочу чтобы пострадали невиновные! Но я не верю что там такие есть! Посмотри на этот район, на этих людей, живущих ненавистью, ни в одном из них нет ничего человеческого. Да могут пострадать те, кто не виновен в смерти Патрика, но я даю голову на отсечение, что будь у любого из них возможность они бы убили любого из нас за Пачку сигарет! Это же звери! Преступники и Воры.
Владимир колебался.
-Вспомни Владимир фильм звездные войны, помнишь, когда Люк Скайвокер собирался лететь на истребителе, чтобы уничтожить космический корабль звезду Смерти, вместе с главным злодеем Дерт Вейдаром. Там, вот ведь на звезде смерти было много невиновных людей, всякие там мелкие клерки, солдаты новобранцы, секретари. Но Люка Скайвокера это не останавливало! И поэтому он был почитаем как герой! И никого не останавливало! И хоть звездные войны и фантастический фильм! Но черт возьми, там сокрыта мораль!  Люк Скайвокер  разрушил звезду смерти, потому что цель оправдывает средства ! В этом и есть суть! А представь что было бы, возьмись Люк рассуждать: вот не полечу я на звезду смерти, ведь помимо главных злодеев там могут быть и невиновные люди, обслуживающий персонал и так далее. Ведь война была бы проиграна и тьма бы восторжествовала!
-Хорошо, я думаю возможно ты прав, - я хочу мстить за Патрика не меньше тебя!  Я сомневаюсь, что среди всего этого преступного быдла есть хоть один порядочный человек.
Все было решено. В мой рюкзак поместилось семь бутылок с зажигательной смесью, семь с собой взял и Владимир. И того четырнадцать, как раз соответствовало возрасту в котором ушел из жизни наш друг Патрик. Это мне показалось очень знаменательно, возмездие было близко. Бонифаций отказался идти, видимо струсил. Ну и черт с ним. Мы не грустили. По мимо рюкзаков мы взяли каждый по бейсбольной бите, которые мы подобно двуручным мечам поместили за спиной,  просунув в специальные лямки в рюкзаках, первично предназначенные видимо для теннисных ракеток.  Мы приехали на знакомую нам остановку поздно вечером, дождавшись самого последнего рейса.
-Отойдем подальше от людного места, - сказал я.
Мы зашли под мост, и пошли вдоль железнодорожных путей, в противоположном направлении от места расположения сторожа.  Железнодорожные пути были пустыми, вагонов там не было поэтому в полной задумчивости мы брели вперед. Было часов десять наверное вечера, солнце уже начало скрываться за горизонтом. Но нам надо было дождаться ночи.
-Владимир, самое главное, прокрути тысячу раз в голове, то что ты собираешься сделать. Раз за разом повторяй в воображение свой мельчайший шаг. Сделай мысленно это тысячу раз, а на тысячу первый раз, который будет уже происходить в реальности, твоя рука будет тверда и уверенна.
Владимир задумался видимо, начав снова и снова прокручивать в голове то что он собирался сделать. Вот так вот мы шли вперед наверное час. Углубление для железнодорожных путей в котором мы находились постепенно начало возвышаться и вот, железная дорога, по которым мы шли, плавно вышла на уровень стоящих на земле очередных унылых и грязных пятиэтажек и бараков.
-Да когда же они закончатся! –вопрошал я, - кажется тут нет конца и края этим строениям. И только подумать, сколько грязных людей живет в этих грязных квартирах. Ведь все же воры и убийцы, а к тому же большие трусы и подлые мерзавцы. Издалека, как будто бы вторя моим словам раздались дикие пьяные крики, что то типа «убью» «порежу» и какая-то ругань. Видимо эти грязные дегенераты вели активные разборки между собой. Мы медленно продвигались по рельсам вперед, ожидая наступления полной темноты, каждый из нас был погружен в свои думы. По правую руку от меня простирались евразийские трущобы, а по левую руку пролегала китайская граница. Я уже мог различать вдалеке высокий, наспех выстроенный забор из колючей проволоки и стоящие по периметру смотровые вышки.
И вот среди трущоб, я в уже наступившем сумраке увидел, высотное здание с куполами. Оно было огорожено деревянным забором, верх которого обрамляла колючая проволока.
- Церковь, подумал я.
-Ну-кась, - Владимир, - подойдем посмотрим, - дернул я его за рукав.
Мы устремились к церкви. Подойдя ближе мы увидели такое жутковатое здание, внутри него еще горел свет, а у входа, по периметру забора, были разбросаны шприцы и бутылки.
 -Зайдем что ли, - предложил я.
Мы подошли к железной распахнутой калитке и попали во внутренний церковный двор. Во внутреннем дворе церкви тоже царил бардак, повсюду была грязь и мусор, пустые бутылки и окурки от сигарет, возле самого здания церкви валились пьяными несколько человек, в грязных и изорванных одеждах. Мы зашли внутрь церкви, и увидели довольно неприятное зрелище. Мрачное помещение, освещаемое только тусклым светом от свечек, люди чьи руки были изрисованы татуировками, стояли и крестились. Все они были стрижена почти налысо и одеты в какие-то грязные фуфайки. Их лица были до тошноты отвратительны, гнилые зубы и пустые озлобленные глаза, на кривых лицах, все выдавало в них либо заключенных, либо лиц с криминальным прошлым. Внутри церкви стоял сильный запах перегара и пахло водкой. Некоторые из этих одиозных прихожан были в нетрезвом состоянии. Я просто больше не мог смотреть на эти отвратительные рожи, и оставаясь незамеченными мы вышли во двор. К моему горлу подступил нестерпимый приступ тошноты. Мы снова вернулись на железную дорогу и побрели обратно. Мы шли не торопясь и каждый из нас, прокручивал и прокручивал в голове картину, предстоящих событий. Ведь, когда дойдет до дела, мы должны не задумываясь делать все на уровне автоматизма.
И вот, бредя во тьме по рельсам, поглощенные нашими безрадостными думами, мы медленно подошли к роковому дому. Вот и все, сомнения позади, страхи отпущены, разум успокоен и подчинен железной воле. Можно вершить правосудие. Луна освещает небо ядовито желтым сиянием и кажется смотрит на меня улыбаясь, предвкушая кровавое зрелище.
-Не волнуйся, луна, я тебя не разочарую, - мысленно шепчу я ей.
Ветер обдувает мне лицо. Я на миг закрываю глаза, делаю глубокий вдох, затем выдох. Все должно решиться здесь и сейчас. Это вопрос принципа, вопрос справедливости, вопрос уважения к погибшему другу. Мы должны выдвинуться и сделать все без сучка без задоринки. Ведь правда на нашей стороне. Не открывая глаз я еще раз вдохнул полной грудью. Затем открыл глаза.
-Идем, - сказал я Владимиру спокойным голосом, в котором пребывали уверенность, твердость и в то же время спокойствие.
Мы подошли к дому, было часа три ночи, в окнах свет не горел.
-Итак, ты с левой стороны, я с правой!
И вот началось. Я поджог первую бутылку и зашвырнул в окно на втором этаже, следом кинул вторую бутылку. Я доставал, из рюкзака и тут же незамедлительно кидал в окна. И даже крики которые я слышал не могли сбить меня с моей цели. Тоже самое делал и Владимир. Не успели мы закинуть в окна все бутылки дом начал полыхать. И вот в диком испуге со второго этажа из окна, разбив стекло, вывалился какой-то рабочий выродок с обгорелым лицом, одетый в грязную майку. Стекла торчали прямо из его обгоревшего лица а брюки полыхали от попавшего на них бензина. Не обращая на него внимания я закинул оставшиеся три бутылки в окна. Владимир тоже закончил. И тут выпавший из окна выродок, увидя меня завопил:
-Ты что это делаешь? А?
Я ничего не отвечая, просто подбежал к нему, и с разбега заехал ему по голове бейсбольной битой. Послышался глухой удар, он упал на землю. Я наступил ему ботинком на горло и со всех сил прижал его к земле. А в это время, послышались еще крики, и кто-то тоже выбив окно выпрыгнул наружу. Окна дома полыхали, озаряя окрестность алым зловещим светом.  Послышалось громыхание и шевеление, видимо люди начали просыпаться и шарахались, в полыхающих комнатах, спросони ударялись о стены.
-В какой квартире живет Иван? – сказал я сдавав еще сильнее его горло ублюдка.
-Какой Иван? – прохрипел он.
-Тот который убил моего друга.
-В четвертой квартире на втором этаже, - прохрипел он.
Я сразу же со всех сил удар ботинком по его тупорылой быдлятской рожи. Мне просто хотелось изуродовать это ублюдочное лицо, потом что я знал, что за таким ублюдочным лицом скрывается такая же отвратительная душа. От моего удара он потерял сознание. И просто лежал в луже крови, истекающей из его носа, у горящего здания. Я обернулся и увидел что Владимир, отбивался бейсбольной битой от двух человек, выбежавших из подъезда и атаковавших его ножками от табуреток. И тут прямо около меня из горящего окна на первом этаже вывалился еще один худой человек, весь в наколках. Я посмотрел на него и узнал в нем, одно из друзей Ивана. Я тут же подбежал к нему и ударил его по голове бейсбольной битой и не дав придти в себя, схватил его за одежду и приподняв над собой и закинул обратно в горящую комнату.
Переведя взгляд на Владимира, я увидел, что он успешно одолел двоих нападавших и они без сознания они валялись на земле. Подбежав ближе я увидел на окровавленной голове одного из них серьезную вмятину в черепе. Он не дышал и возможно был убит. Приглядевшись лучше я узнал в нем второго друга Ивана. На верхних этажах слышались крики людей и треск ломающегося от сильной температуры стекла. И вот тут дверь подъезда распахнулась и из нее выбежал сам Иван, его я узнал по татуировке в форме церкви с тремя куполами. Его глаза выражали ужас, а правая половина лица была сильно обгоревшей. Я мгновенно среагировав, подбежал к нему и что было мочи ударил его битой по голове. Он упал на землю, но сознания не потерял. Я наступил ботинком ему на горло и посмотрел в глаза.
-Ну что мразь, помнишь меня?
-Нет не помню, - явно слукавил он. Но по дикому ужасу в глазах я понял что он хорошо меня узнал.
-Все ты помнишь, ты убил моего друга, - сказал я и замахнулся над его головой бейсбольной битой.
-Нет не надо, - взмолился он, перед лицом смерти эта некогда блатная мразь была такой жалкой и никчемной.  - Что ты делаешь? – кричал он смотря на биту, занесенную над его головой, - ведь ты убьешь меня.
-А я и хочу тебя убить, - ответил я, - я просто хочу чтобы мрази вроде тебя не было.
И я со всех сил ударил его бейсбольной битой по его черепу. Затем еще и еще. Я бил в остервенении до тех пор пока его голова не превратилась в кровавое месиво. Я так впал в беспамятство полностью поглощенный местью, что не услышал в дали воя полицейский сирен и отчаянных криков Владимира:
-Бежим! Бежим! Полиция!
И Вот у горящего дома остановилась машина, послышался стук открывающихся дверей и топот подбегающих к нам полицейских, Владимир бросив биту помчался прочь, а меня, как только я собрался убегать один из полицейских схватил прямо за куртку и с силой потянул на себя, так что я, потеряв равновесие свалился на землю. Следом налетели двое других полицейских и скрутив мне руки и заковав в наручники запихали в машину. Тут подъехала еще одна полицейская машина, заглушая стоны и крики горящих людей воем сирены, следом приехала еще одна. Пожарной машины я так и не увидел, ровно как и скорой. И вот упаковав меня на заднее сиденье меня отвезли в участок.
Участок этот располагался в этом убогом районе, весть  такой грязный и обшарпанный. Скованного в наручники меня запихали внутрь, на входе стояли двое свиноподобных полицейский, таких жирных и отвратительных. Они дымили прямо внутри участка, и словно хрюкая о чем-то говорили.
-Вперед по коридору, - сказал китаец сопровождавший меня, и толкнул в спину.
Я пошел по коридору, грязному немытому, вместо пола были в некоторых местах выложены проломленные доски, а штукатурка на стенах отвалилась уже очень давно. Меня довели до кабинета с железной дверью и приказали ждать. И тут началась беготня, в кабинет то входили полицейские, то выходили из него. И тут послышался хриплый голос:
-Заводите его!
Китаец затолкнул меня внутрь и посадил на стул. На меня смотрела такая отвратительная свинячья рожа следователя или это был начальник отделения, черт его знает …
-Ну что парниша, - рассказывай давай, - насмешливо проговорил он.
-Я гражданин Америки, вы не имеете права меня здесь держать.
-Слушай ты урод! – заорал он, - ты человека убил! Поэтому давай прекращай! Говори имя и фамилию.
-Я гражданин Америки, я говорю правду, меня обязаны отвезти …
И тут не дав мне закончить фразу, следователь тут же врезал мне кулаком по зубам, от страшного удара я свалился со стула, и почувствовал вкус крови во рту. Голова моя закружилась и я почувствовал приступ тошноты подкатывающей к горлу. Ко мне подбежал китаец, и схватив за руки, поднял и снова усадил на стул.
-Говори сука, кто ты!
-Меня зовут Вильям Бёрнс, и я гражданин Америки, вы обязаны сообщить в посольство и …
И тут снова кулак врезался в мои зубы и будучи отброшенным назад  я вновь упал со стула. Тошнота стала нестерпимой и меня вырвало прямо на пол.
-А ты сволочь, - закричал следователь, затем встал из-за стола подошел ко  мне и вставил мне пинка в живот. Я загнулся от боли и валялся в своей блевотине, не в силах что-либо сказать.
-Отведи его в камеру, - закричал он.
Китаец поднял меня с пола и вытолкал из двери, потом повел по коридору, пока не довел до отдела с железными решетками, открыв дверь завел меня внутрь. Вдоль стены располагались двери сделанные из железа. Он открыл одну из них, снял с меня наручники и запихал меня внутрь.
Мрачная тусклая комната, по бокам, которой были расположены двухэтажные кровати, кое-где из стен сквозь обвалившуюся штукатурку высовывались кирпичи. На потолке комнаты было черной копотью от горящих спичек написано «Goodbye America» … вот же, черт, в этой надписи я увидел какую-то злую иронию судьбы. И тут послышался шум, и я заметил движение. На меня в этой кромешной тусклоте смотрело несколько злых глаз. Я быстро оценил обстановку: в камере помимо меня находилось еще трое человек. Они лежали на полках. Обитателей двух нижних коек я смог рассмотреть. Какие-то худые выблюдки, похожие на наркоманов, все были просто изрисованы татуировками.  И вот один соскочил с кровати и направился в мою сторону, на его правом плече была татуировка в виде смерти в капюшоне.
-Опаньки!  - завопил он, разведя нагло в сторону руки и вызывающе улыбаясь желтыми прокуренными зубами , - кто это к нам пожаловал. Сейчас мы с тобой потолкуем.
И тут я резко ударил этой твари ногой прямо в нос. Он был отброшен на несколько шагов назад, и уперся спиной об стену камеры, затем схватившись руками за окровавленный нос,  сполз вниз по стене на пол.
-Ты сука! Ты мне нос сломал! – завопил он.
-Закрой свою пасть, иначе убью!  - отрезал я.
Он замолчал и немного прохрипев заполз к себе в кровать. До утра я не смыкал глаз и сидел приткнувшись ко входной двери. Я боялся, что если я засну, эти трое меня просто удавят. Я не знал что будет дальше, длинный поезд моих мыслей уносился куда-то в сумрачную и пропасть, откуда возврата уже не было. На моем лице отсутствовали эмоции, я сидел в полном холодном безразличии, уткнувшись тусклым взглядом в потолок, и полностью отрешившись от происходящего старался ни о чем не думать. Ни ради денег и славы я сделал то что сделал, я просто хотел, чтобы в мире был восстановлен баланс справедливости. И возможно устранив эту крохотную песчинку зла, я немного склонил мировую чашу весов в пользу, уже давно, как мне казалось, пошатнувшегося баланса. Чувство вины оставьте для слабаков и ничтожеств, я сознательно делал то что делал, и ни о чем не жалел, разве что о своей глупости, по вине которой не смог вовремя среагировать и убежать. И вот теперь я здесь. Попался как простофиля. Вот за это я себя винил, и только за это. Ведь у меня есть родители, как они смогут пережить то, что их единственный сын, теперь возможно надолго окажется в тюрьме. Ох, как же мне было досадно, что я не убежал, ведь все к этому располагало и я, будь хоть капельку внимательнее, мог спокойно скрыться. Это меня убивало. Моя неосмотрительность. Из всех бед, выпадающих на нашу долю, во сто крат горче те, причина которых мы сами. Ох, и какой же я дурак. Я гнал прочь, мысли бичующие меня, повторяя: «Что сделано, то сделано», но подобно хищному зверю они вновь догоняли меня и рвали острыми когтями мою душу.
Под утро у моей двери послышались шаги, затем послышался металлический грохот открывающегося замка. У входа я увидел китайского полицейского и моих родителей. Мать была вся в слезах. И отекшими глазами смотрела на меня:
-Вильям, с тобой все хорошо? Что случилось, - всхлипывая проговорила она.
Я молчал потупив взгляд.
-Вильям тебе переводят в другую тюрьму, -  как гражданина Америки тебя будут судить в Американском суде, правительство предоставит тебе адвоката, не волнуйся все будет хорошо.
Но я молчал, я знал, что хорошо ничего не будет.
На меня надели наручники, и китайский полицейский повел меня по коридору, за мной шла мать и плакала. Отец просто молчал, видимо он понимал, что все очень серьезно. Меня вывели из полицейского участка и посадили в машину.
-Вильям, сейчас тебя отвезут в центральное отделение полиции, - сказала мать, - там тебя будет ждать американский адвокат.
Я снова отрешенно промолчал. Увидев у входа в отделение машину моих родителей, я понял что они приехали сюда за мной, утром. Видимо мое ночное отсутствие вызвало у них панику, и они заявили в полицию. И тут обнаружилось что в отделение поступил человек похожий на меня.
Я сидел в старенькой полицейской машине, меня сопровождали двое китайский полицейских. Один сидел за рулем, а другой вооруженный пистолетом сидел рядом со мной. Машина тронулась с места, и меня около часа везли в наш район, пока не подъехали к довольно чистенькому полицейскому участку. Я признаться когда гулял много раз проходил мимо него, но как-то особо внимание на нем не заострял. Меня вывели из машины, и подвели к полицейскому стоящему у входа. «Принимайте вашего клиента», - сказал китаец сопровождавший меня. Затем достал какой-то бланк, куда постовые внесли записи, и после этого я был передан им. Меня снова отвели в камеру, но уже одиночного типа, стены которой были покрашены в белый цвет, а в углу стояла одноэтажная кровать. «Довольно мило, чтож» - после вчерашней-то ночи.
-Жди, сейчас к тебе придет адвокат, - сказал постовой, сопровождавший меня.
Я ждал, затем прилег на кровать и уснул. Не знаю долго ли я спал, но проснулся от шума открывающейся двери. В двери стоял человек в синем костюме. Рядом с ним стояла моя мать:
-Вильям это твой адвокат, он уже ознакомился с материалами дела и хочет с тобой поговорить.
У матери лицо было очень сильно отекшее, я понимал что она много часов провела в слезах. Но по прежнему не обмолвился не словом. Я просто был настолько измотан и отрешен от происходящего, что был не в силах что-то вымолвить. Я осмотрел адвоката, и увидел на его красном галстуке значок в виде американского флага.
-Миссис, Бернс, - обратился адвокат к моей матери, - нам с ваши сыном надо поговорить наедине.
Затем, адвокат отвел меня в комнату с письменным столом, за который он сел, а мне сказал сесть рядом на стуле.
-Мистер Бёрнс, - начал он свой монолог, деловым тоном, - меня сегодня утром вызвали из посольства, специально по вашему делу. И скажу я вам делу довольно не шуточному. Вас обвиняют в поджоге дома и убийстве. И в результате пожара погибло десять человек.
На меня эта цифра не произвела никакого впечатления, мне просто было плевать, я знал что те кто сгорел, были подонками и должны были умереть. Тут я считал что исполняю, что-то типа воли высших сил, наказывающих всяких мерзавцев.
-Однако, - продолжил адвокат, - у полицейских приехавших на место преступления есть видео запись, где они засняли, как вы бейсбольной битой бьете человека по голове, находясь у горящего дома. И поверьте, я не хочу знать, вы подожгли этот дом или нет. Это не имеет значения. Просто хочу вам сказать как все было на самом деле. Итак, мистер Бёрнс, вы гуляли ночью по району. Если я не ошибаюсь, где-то в том месте убили вашего друга?
-Да, все верное, - сказал я.
-Так вот, - продолжил адвокат, - в память о погибшем друге вы гуляли в том районе где его убили, и тут увидели горящий дом. Желая оказать людям помощь вы бросились к месту пожара. Так, так, - задумчиво произнес  адвокат, - на месте преступления было обнаружено два трупа, с проломленными черепами, предположительно от ударов бейсбольной биты. Так вот, прибежав к пожару, вы увидели, как какой-то сумасшедший избивает битой людей. И из чувства гражданского долга, решили его остановить, но он с криками: «Убью» бросился на вас. Пока все неплохо, но вот все омрачается тем, что по описанию убитый вами человек, до боли похож на убийцу вашего друга. Учтите, что обвинение будет настаивать на вашем целенаправленном походе к этому дому! Но мы то с вами знаем что это было не так. Итак, между вами и человеком  с битой завязалась борьба, в результате которой вы отняли у него биту, и в целях самообороны начали его избивать. Затем вошли в состояние аффекта, поняв, что нападавший на вас и есть убийца вашего друга, и сами не заметили как убили его. И вот еще что, на пленке, видно как рядом с вами стоял еще один человек, который вам что-то кричал, а затем убежал, а вас поймали. Имейте ввиду, что этого человека вы не знаете. И не вздумайте заявить, что это какой-то ваш друг, иначе его будут судить, а если он гражданин Евразийской Федеративной Республики, то судить будут по местным законам и суды местного самоуправления суды, а там долго разбираться не будут и сразу отошлют его в колонию, откуда он уже не выйдет. Вам все ясно
-Да, - сказал я.
-Итак, лица, человека стоящего с вами видно не было, поэтому у обвинения нет никаких шансов  опознать его, а уж тем более доказать, что он был с вами. В общем, если мы сделаем все правильно, то максимум в чем вас обвинят, так это в превышении пределов самообороны.  А за это вам светит два года исправительной колонии. Но, я отправлю вас на медицинскую экспертизу, где мы докажем, что убийство вы совершили на фоне психического расстройства, вызванного смертью вашего друга и буду добиваться того, чтобы вместо заключения вам прописали лечение.
На этом все. И, самое последнее, чуть не забыл.
Адвокат полез в портфель  достал какие-то бумаги.
-Итак, человека, которого вы убили, зовут Иван Зангиев. Тридцать два года, из которых пятнадцать отсидел в тюрьме. Редкостная мразь, вор, попадался на кражах, а также торговле наркотиками. В тюрьме был шестеркой некоего авторитета по имени Денис Кривой, тоже наркоторговец и убийца, предположительно он и был поставщиком наркотиков для Ивана Зангиева. В общем, за убийство такого выблюдка можешь рассчитывать на снисхождение судьи к своей персоне. Но учти, что будет тяжело, ибо у обвинения есть основания полагать, что дом поджог именно ты, ведь у тебя был мотив. Поэтому приготовься к нелегкой борьбе за свою свободу.

Пять.
Скорость сета.

Забавно, знаете ли. Месяц сидеть в тюремной камере и дожидаться суда. Суд должен был проходить в три этапа. Первый этап уже прошел. Прокурорша, такая худая тётка, с лицом как у цапли, и лохматой прической все визжала о том, что я убийца и сжег дом с людьми. Судья был из Америки, и в зале суда он конечно же не присутствовал, во всем виновата новая судебная система, в соответствии с которой суд представлял собой что-то вроде видео конференции. Мы видели судью на огромном плазменном экране, а на нас смотрели несколько камер, через которые транслировалось изображение в кабинет, где находился судья. Прокурорша совсем кажется обезумела в своем желании посадить меня в тюрьму, так ей хотелось крови. Все сыпала и сыпала фактами, что мой интерес был отомстить за друга, что я не случайно оказался в том районе, приводила показания выживших жильцов дома, которые опознали меня, поджигавшего дом. В общем стерва давила по полной программе. Мой адвокат все это умело парировал, объясняя что прямых доказательств моей вины нет и показания свидетелей с криминальным прошлым очень ненадежны и все в этом роде.  А вот в том доме жили то похоже только криминальные выродки, и я не испытывал угрызений совести. Как выяснилось все убитые мною так или иначе были подонками, замешанными в каких-то нехороших делах, либо имевшие отношения с какими то криминальными элементами. В общем совесть моя была чиста. Да я и сомневаюсь что в том районе набралось бы хоть десяток порядочных людей и то их жизнями бы я пожертвовал чтобы весь этот район стереть с лица земли, ну и конечно же пожертвовал бы без сомнения своей жизнью во имя такого дела. Неужели я безумен или правда сошел с ума? Не знаю, грань между безумием и здравомыслием очень тонка. В общем тут смотря с какой стороны смотреть, ведь все относительно.
А что на самом деле усугубило процесс, так это то, что дело подлежало огласке в прессе. Кровожадная прокурорша без конца давала прессонференции журналистам. И за месяц история обо мне облетела всю Евразийскую Республику, нет даже Европу. Мой адвокат принес мне в камеру где я сидел газеты. В одной Евразийской газете писали статью под заголовком «Обезумевший Американец сжигает заживо людей» и в самых грязных и лживых подробностях описывалось, как я сжег дом с людьми ради забавы. И не слова о том что мой друг был убит. А вот в Вашингтон Пост была статья под заголовком «Американский Патриот взял правосудие в свои руки!» и в пафосных тонах описывалось, как бездействовала евразийская полиция в поимке убийцы моего друга, и мне пришлось самому прибегнуть к правосудию. Но ни одна газета не рассматривала версию о том, что я был невиновен. Вот это вот меня насторожило.  И вообще все попахивало таким международным скандалом. Я читал, что в Евразийской Республике, проходили демонстрации с требование посадить меня в тюрьму. И вот эта огласка не шла мне на пользу. Как объяснил адвокат если бы прессе это было не интересно, то мне бы дали год условно, и все. Но такая легкая мера могла вызвать негативный резонанс и поэтому суд под давлением будет вынужден проявить демонстративно меру наказания, которая бы удовлетворила кровожадную толпу. А скандала вызванного мягким приговором, американский суд не хотел. Вот так вот я и сидел в своей одиночной камере дожидаясь последнего заседания суда. Иногда навещать меня приходили родители. Сам же я бы абсолютно подавлен, но страха во мне не было, что-то замкнулось у меня в психике и я плыл как бы по течению, без всякого волнения за свою судьбу. И вот настал день психиатрической экспертизы, которую организовал мой адвокат. Разумеется врачам психиатрам я рассказал, о том что убили моего друга и после этого я сам не отдавал отчета в своих действиях. Рассказал о сильной психологической травме и утверждал что сам не понимал зачем убиваю человека. Я был признан невменяемым, мне поставили диагноз шизофрению на почве психологической травмы, вызванной смертью друга. Уголовную ответственность я понести уже не мог. Поэтому на последнем заседании суд приговорил меня к двум годам лечения в психиатрической больнице закрытого типа.
Все было окончено. Решение было нейтральным. Мне дали попрощаться с родителями и повезли в Сталинград, именно там располагалась клиника, где я должен был проходить лечение. В начале меня хотели положить в другую клинику государственную, где царил мрак и ужас. Но адвокат похлопотал за меня и меня определили в частную клинику, где лечение было платным. Благо, мои родители могли себе позволить чтобы их сын лежал в дорогой больнице. Меня доставили в Сталинград на поезде, во время поездки меня сопровождали двое полицейских, но наручников на мне не было. Поэтому я чувствовал относительную свободу. А эти двое постоянно шутили в мой адрес: «Вот дескать, американский ублюдок, сжег людей и его откупили», и всю дорогу я выслушивал в свой адрес грязные замечания и оскорбления со стороны этих скотов. Когда меня доставили на место, я был несколько удивлен. Такое высокое белое опрятное здание, хоть и располагалось за стеной огороженной колючей проволокой, но тем не менее внутри был ухоженный зеленый парк, где прогуливались пациенты. Около основного здания располагались корпуса меньшего размера. У входа дежурили полицейские. В общем это было место, где мне суждено было провести два года своей жизни. Меня завели внутрь, оформили карточку, познакомили с лечащим врачом, а затем провели в мою комнату. Довольно чистенькую и убранную, рядом с кроватью располагался телевизор. Мед сестра ввела меня в инструктаж и объяснила распорядок дня, которорый был то не особо напряженным, по утрам кормежка, причем еду приносили мне в комнату, потом в обед, а после обеда прогулка в парке. Далее лечебные процедуры, а в моем случае это были беседы с психиатром и прием успокаивающих лекарств. Вот и все. Гулять можно было только по коридору моего этажа, выходить на улицу свободно не разрешалось. У выхода из здания дежурили полицейские. Первую неделю я провел нормально, правда всегда маялся от скуки и сидел в комнате смотря телевизор. На этаже, где я лежал тоже располагались комнаты с пациентами, с которыми я порой сталкивался в коридоре, но бесед никаких не заводил и держался от всех довольно отстраненно. Каждый день меня осматривал лечащий врач и спрашивал о моем здоровье. Я говорил что все у меня нормально, чувствую себя хорошо, правда жаловался на депрессию.  Врач изучив мое дело, кажется нисколько не удивился, да и какого-то отвращения явного ко мне не испытывал, все таки у меня было написано в карточке, что я превысил пределы необходимой самообороны, а про сожженный дом не было ни слова. Поэтому и относились тут ко мне довольно терпимо, как и к каждому пациенту кто платил деньги за лечение. После первого месяца проведенного здесь я завел знакомство с некоторыми пациентами, во время прогулок по парку. Тут был один человек, который не хотел идти в армию и жаловался врачам на то, что видит призрак своего умершего дедушки, запрещающего ему нести военную службу. При разговоре с этим человеком, которого звали Виталий я понял что он совершенно вменяемый, просто претворяется больным:
-Ты знаешь каково это в армии Евразийской Республики, - рассказывал он мне, - ого, люди оттуда инвалидами возвращаются, да и еще ходят слухи, что существует правительственный заговор, в соответствии с которым, всех военных убивают на горячих точках, специально заманивая в засады, ну вроде как по согласованию с командованием, все это имеет цель уничтожить армию. Все командование продажно и торгует солдатами как мясом. Я понимающе кивал. Но не был намерен вступать в беседы либо заводить какие-либо знакомства.
Еще один интересный человек был некто Ганс Форалдберг, человек лет пятидесяти, который тоже твердил непонятные мне вещи. Он как-то подошел ко мне на прогулке в саду и угостил сигаретами. Я ради интереса закурил, и потом чувствовал приступ тошноты мучавший меня весь день. На следующий день я снова его встретил и он завел со мной беседу.
-Ты знаешь, - говорил он, - я вижу, ты человек нормальный, поэтому я хочу тебе рассказать вещи, которые сам понял после долгих расследований. И все дело в том, что миром правят не политики, а группа лиц, обособленная от всех. И знаешь, они очень алчные и властолюбивые. Они образуют секретное правительство, которое проводит политику по отуплению населения, для того, чтобы им было легко управлять. Все эти телешоу, развлекательные программы созданы, чтобы держать людей тупыми, за всем этим стоит заговор. Заговор тех, кто контролирует деньги во всем мире, всемирный заговор. Но и это еще не все, это тайное мировое правительство сотрудничает с инопланетянами, с инопланетянами захватчиками, так называемой группировкой серых инопланетян, база, которых расположена на луне.
-Сэр, - поинтересовался я, - за что вы здесь лежите.
-Ах, - начал он хриплым голосом прикуривая сигарету, - я был учителем математики, но в свое время понял больше, чем другие и начал рассказывать моим ученикам в школе про секреты, которые я узнал, затем руководство школы, прознав про то что я рассказываю, обратилось в суд для признания меня сумасшедшим. И вот так я оказался здесь.
-Довольно занимательная у вас история, - заметил я.
А вот другие обитатели клиники не были такими разговорчивыми, все они ходили по прогулочному парку, как зомби, видимо накаченные успокоительными препаратами. Надо сказать что воздух тут в Сталинграде был не очень хороший, и хоть и клиника располагалась на окраине города, все же,  чувствовалась в нем примесь химикатов и бензина.  Из-за высокого забора я мог различить где-то вдалеке трубы заводов дымящие в небо. Окно в моей комнате выходило во внутренний двор и упиралось в стену другого корпуса. Одиноко растущее дерево, под  окном на которое я постоянно смотрел радовало мой взор. Вот так вот летели мои дни. Надо сказать что кормили тут хоть и сносно, но довольно однообразно. Утром суп, днем картофельное пюре с компотом, по вечерам гречневая каша и чай. Раз в месяц ко мне приезжали родители навестить меня и даже привезли мне ноутбук. Врач давал обо мне исключительно хорошие характеристики. В клинике располагалась библиотека, постоянным посетителем, которой был я. За первый год нахождения в клинике я прочел больше сотни книг. Это были разные книги, история, философия, литература, поэзия различных времен. В общем тут я предельно занялся самообразованием. И начал задумываться о многих вещах. Больше всего мне понравилась философия Фридриха Ницше. Его взгляд на человека. Он говорил как будто бы о том, о чем думал я. О том, что люди измельчали, стали в духовном плане серыми карликами и лилипутами. И вот эта серость меня давила. Я видел, что в мире уже нет таких средневековых героев, как Ричард Львиное сердце, Барбаросса или пускай даже народных героев, борцов за свободу вроде Вильгельм Теля. По истине я чувствовал себя не в своей тарелке. Спустя год пребывания в лечебнице мне казалось что мое психическое состояние сильно пошатнулось. Я начал думать о самоубийстве. Если первый год я в основном был рад, что не попал в тюрьму, то теперь радость сменилась размышлениями о том, как же я буду дальше жить, когда выйду отсюда. Колледж я закончить не смог, неужели снова придется вернуться туда и снова терпеть эту каторгу. Если  все этот занудство смягчалось, тем, что со мной учились друзья, то теперь то я буду один. Владимир с Бонифацием уже должно быть скоро колледж закончат. Я хотел домой, хотел в Америку, и единственное на что я надеялся так это на то, что мы всей семьей уедем из Евразийской Республики. Но по прежнему мне не хотелось жить, ибо смысла жизни я не находил.
Днем как обычно меня вывели на прогулку, я во дворе встретил Виталия, он был очень расстроен и подавлен.
-Что случилось, - спрашиваю я.
-Меня выписывают, дело в том, понимаешь, - всхлипывая произнес он, что меня признали здоровым и меня заберут в армию, - всхлипывая произнес он, - а оттуда я уже не выйду нормальным человеком. Оттуда либо вовсе не возвращаются либо, выходят искалеченными.
-Ну не волнуйся ты так, может быть тебе и повезет.
-Не волноваться! Да ты знаешь что такое Евразийская армия? Три года рытья земли лопатами и уборочные работы, вот и вся армия, где людей используют как рабочую силу, но это еще не все, ты знаешь что в казармах избивают солдат, насилуют и унижают. Моего брата убили в армии, старослужащие просто насмерть его запинали. И никого не посадили, никого не наказали, потому что солдат здесь – это бесправная скотина. В армии убивают, и я наслышался про все ужасы военной службы, наслышался! Это целая хорошо отлаженная система по уничтожению нормальных людей. И отстаиваем мы там интересы не своей страны, нами торгуют как рабами. Понимаешь? Либо роту солдат посылают на китайскую границу, чтобы солдаты там работали на китайцев и рыли им окопы и строили их казармы, либо переводят в китайскую часть, где солдаты  участвуют в китайских междоусобных конфликтах, умирая за чуждые им интересы. Я не хочу, не хочу! – отчаянным голосом проговорил Виталий, -  почти большая часть военнослужащих домой не возвращается, и если и возвращаются то искалеченными инвалидами.
Виталий заплакал. Мне стало его жалко, он был не плохим человеком. Не таким как остальные коренные жители Евразийской Республики. Я не винил его ни капли, я бы сам ни за что не захотел пойти в такую армию, как в этой гиблой стране, никогда бы не позволил чтобы из меня сделали пушечное мясо для тиранической государственной системы.
На следующий день я узнал, что Виталий повесился у себя в комнате. В клинике начался переполох, приехала полиция, все врачи бегали из кабинета в кабинет, передавали друг другу бланки, а к вечеру все стихло, труп увезли, и было ощущение, что такого человека, как Виталий и не было в помине. На душе у меня образовалась пустота.
Этот период был для меня особо сложным, меня начали тревожить мысли о бессмысленности человеческого бытия. Зачем мы живем и с какой целью приходим на эту планету? В чем смысл этого абсурда называемого жизнью? Я не был человеком религиозным и поэтому не верил во всю эту муть касательно ада и рая, я помню, как сказал об этом поэт: «все муки ада тот же кнут, что держит скот в порядке». Раньше когда все мое время было занято какими-то мелкими делами: школа, друзья, домашние задания, суматоха, беготня и мысли о тайнах человеческого бытия просто не лезли в мою голову. Но вот теперь, когда большую часть времени я проводил наедине с собой, неразрешимые вопросы мучили меня. Как это странно, но я перестал чувствовать сладкий вкус жизни, краски померкли а музыка, проносящихся мимо мгновений, перестала звучать. Кругом и повсюду я видел только абсурд и бессмыслицу. Работа, семья, дети, рутина. Мне казалось, что все это навязано свыше и неправильно. Но вот что правильно я не знал. Да и как вообще надо относиться к жизни? Как к дару или проклятию? Для кого этот мир хорош? Сколько в нем боли страданий и несправедливости? Почему одни мучаются больше, чем другие? Есть ли те, кто счастливы в этом мире? Да что надо для счастья? И что вообще такое счастье? Религиозное воспитание Европы после 2017 года изменило свой характер. Все старые религии постепенно увяли, церкви разорились, влияние духовенство ослабло. Религиозность стала частью быта только бедных слоев населения, которых правители держали за быдло. Это ознаменовалось приходом нового пророка, некоего Элаэ посланника звезд. Вначале его считали безумцем, и его учение находило отклик лишь в немногих сердцах, но после того, как его убили - он стал широко известен, как и любой пророк. И его учением о том, что все религии – это вранье, а правда в том - что есть космическое сознание, некий разумный источник жизни называемый любовью, проникло в образованные верхи. Он учил что, люди много раз воплощаются на земле и задача человека здесь на этой планете – это научиться справляться с негативной средой и становиться духовными и любящими созданиями. Любовь, по его словам была смыслом жизни. Он также учил, что вселенная обитаема и почти на всех планетах есть жизнь, где живут другие более развитые духовные создания с более развитой культурой. И у человека, если он научиться быть духовным и любящим созданием есть возможность перевоплотиться на других планетах, в других измерениях, где есть только свет, гармония и любовь. В общем, такая вот незатейливая концепция, особенно она стала популярной, после того как в прессу просочилась информация о некой зоне 51, где правительство якобы прятало корабли пришельцев, правда это или нет я не знаю. Но журналист предоставлял фотографии летательных кораблей фантастических конструкций, которые были официально признаны правительством подделкой. В общем все это было темной историей, и я не мог для себя здесь сформировать какую-либо позицию. Я по натуре скептик и если чего сам не увижу то не поверю, а вот уж чего-чего, а летающих тарелок я не видел. Поэтому оставил для себя этот вопрос нерешенным. И очень странно было, что именно здесь в лечебнице, я начал об этом думать. Возможно у меня просто образовалось свободное время, а может я и вправду, под гнетом негативной обстановки начал сходить с ума? К черту все эти мысли просто к черту! Я старался думать о простых и понятных мне вещах, играть в компьютер, читать приключенческие романы. Но все таки я смотрел пускай даже на вымышленных героев, читал про их жизни, но не понимал к чему они стремятся. Вот есть у них цель и они к ней идут, есть энтузиазм, но ведь когда-то эта цель будет достигнута, а мы не можем хотеть того что имеем, и что потом? Выходит наступление апатии как у меня сейчас, или поиск новой цели? Но это какой-то замкнутый круг, ведь ясно же, что очередная покоренная вершина принесет лишь временный покой! Зачем тогда вообще что-то делать и к чему то стремиться? И вот так я понял, что жизнь людей живущих от зарплаты до зарплаты проста и понятна. Они не ищут ответов на вечные вопросы, а стараются отработать отведенное время и получить подачку, потом опять и опять. И они довольно счастливы. А время, свободное время, которое нечем занять, как сейчас у меня, несет тотальное разрушение мозга. Бессмысленные интеллектуальные брожения, вопросы, которые не дают покоя. И ведь раньше я от этих вопросов мог убежать, а тут нет, сижу себе в комнате и сижу и они меня давят своим громадным весом. Телевизор я пробовал смотреть, но это вздор, одни новости с какой-то невнятной болтовней и бессмысленными цифрами убеждающими людей в ростах промышленности в стране, о повышении каких-то показателей, экономичском прогрессе и прочем бреде. Промывка мозгов. Я видел Евразийскую Республику, и нет там никакого промышленного роста и никакого экономического прогресса. Я видело все изнутри, народ деградировал и превратился в стадо животных –вот и вся правда! Новости теперь не для меня, не для человека видевшего жизнь. Компьютер надоел. И вот осталось мне сидеть в комнате наедине с сами собой, слушая давящую на мой мозг тишину. Вот так вот и сходят с ума.
Я был подписан на «Вашингтон Пост», который мне приносили каждую неделю. Ах, а вот евразийские газеты читать было просто невозможно, ибо там писалось только про каких-то гомосексуалистов – звезд шоу бизнеса, которые то разводились то мирились, и прочая желтая муть без интеллектуальной нагрузки. Из Американских газет я узнавал, что ассоциация гражданских прав и свобод ведет очередную борьбу за экологию и протестует против заводов загрязняющих атмосферу и все в этом роде. В общем мне казалось что весь европейский союз просто помешался на экологии. В общем-то это было не плохо. Потому что ориентиры у общества должен быть всегда – и это прежде всего уважение к планете на которой мы живем. Раньше люди жили по принципу «после нас хоть потоп», но Европа вовремя опомнилась, за ней последовали и штаты, развернулась борьба за сохранение природы и протесты против вырубки лесов и захоронения ядерных отходов. Но отходы так или иначе хоронились, разумеется их свозили в Евразийскую Федеративную Республику, правительству давали взятки, оно благодушно их принимало. Но правители Республики от этого не страдали, ибо вся их собственность, все их виллы и коттеджи были за рубежом и даже их дети учились в европейских институтах. Вот такие вот наместники. Вся Европа знала, что Евразийская Федеративная Республика – это великая свалка для мусора, а вот коренное население этой страны и не догадывались об этом, а если бы и узнали, то разве кому-то до этого было бы дело? Вся эта криминальная шваль заботилась только о том, где- бы кого удачней ограбить. Общество без моральных ориентиров обречено на гибель.  Я не знал наверняка были ли эти ориентиры у европейцев, ведь я не был в Европе. А все что я знал – это сводки газет. Но в Евразийской Республике ориентиров почти не у кого не было и это факт. Все таки о народе судят по их правителям. И если Европа на первый приоритет выдвинула борьбу за экологию, то я думал что общество здорово. Моральное здоровье ведь определяется ответственностью за то что делаешь, ответственностью перед поколениями, которые будут жить после тебя.
Так тянулось время, медленно-медленно, почти как ползает черепаха, и за два года я успел прочесть огромное множество книг. Успел поразмыслить над бесчисленным количеством вопросов. И наконец-то я дождался срока своего освобождения. Врач дал мне характеристику, в которой говорилось, что я полностью здоров. На момент моего освобождения мне исполнилось 17 лет. Меня отвезли домой. В мой маленький городок. Казалось с тех пор, как я отсюда уехал прошла целая вечность. Прямо с вокзала я отправился домой, но позвонив в дверь понял что дома у меня никого нет. Я спустился на первый этаж и позвонил в дверь Владимиру, но никто не открыл. Я вышел во двор и начал дожидаться прихода с работы моих родителей. Просидел я на скамейке возле подъезда несколько часов. Небо было мрачным, и казалось сама природа говорило мне, что в этом городке мне никто не рад. Вечером пришли родители. Зайдя с ними домой, я увидел своего кота Джека, он вырос, стал таким большим, лохматым и выкормленным. Кажется он узнал меня и начал громко мурлыкать, только я вступил на порог своей квартиры.
-Вильям, - обратилась ко мне мать, - есть разговор.
-Да, - говорю я.
Мы зашли на кухню. И я по выражению лица матери понял, что то о чем она скажет отразится на мне горем и досадой.
-Так вот, Вильям, правительство штатов приняло новый закон совместно с правительством Евразийской Республики. В соответствии с этим законом, люди, граждане штатов, прожившие в Евразийской Республике в течении пяти лет, могут быть лишены гражданства Америки, по усмотрению консульства, и автоматически переведены в статус граждан Евразийской Федеративной Республики.
Я насторожился.
-Так вот, из-за всех этих скандалов вокруг сгоревшего дома, консульство штатов признало тебя опасным и неблагонадежным и тебя лишили американского гражданство, теперь ты гражданин Евразийской Республики.
После этих слов мне показалось, что реальность поплыла перед моими глазами, пол подо мной зашатался, сознание отказывалось воспринимать то, что я слышу, голова закружилась …
-Что …, нервно произнес я, - я больше не гражданин Америки?
-Да, Вильям.
Для меня это было равно смертному приговору. Я бы предпочел умереть, чем всю жизнь прожить в этой паршивой стране. Право, уж лучше смерть. Я отказывался верить в то, что услышал. Все это казалось мне каким-то дурным сном, кошмаром. Худшей доли для себя я и вообразить не мог.
Следующие пять дней я провел запершись у себя в комнате. Я просто валялся на диване без моральных сил. Я не знал что делать дальше. Я не знал как мне жить.

Шесть.

Наш район довольно сильно изменился, на домах начали появляться граффити и рисунки похабного содержания, все чаще встречал валяющиеся пивные бутылки на некогда чистеньких тротуарах, а по улицам все чаще мне приходилось видеть шагающийся дегенеративный пьяный сброд. Многие из приезжих отсюда уехали, в связи с закрытием некоторых фирм, европейские страны отозвали отсюда своих работников, родители Патрика тоже отсюда уехали. Многие квартиры пустовали, смиренно дожидаясь своих следующих жильцов. Половина магазинов из-за отсутствия покупателей закрылись. Владимир тоже уехал из нашего района. Он получил Американское гражданство, как перспективный спортсмен, и теперь участвовал в соревнованиях по всему миру. Тут остался только Бонифаций.
И вот в этот дождливый день мы сидели у него в квартире и курили марихуану, стараясь затуманить разум и подавить депрессию. Что же стало с Бонифацием? Да ничего хорошего. Дело в том, что его отца убили, по дороге в магазин. Видимо какой-то наркоман, которому не хватало денег на дозу, решил просто зарезать человека и забрать у него деньги. Это сломало Бонифация, и от такой травмы он уже не смог оправиться, он бросил колледж и пошел работать на стройку. Днем работал, а по вечерам приходил домой и курил марихуану. Он был уже не тот: безразличный и смиренный взгляд выдавал в нем полную апатию к жизни, огонь, некогда бушевавший в его душе, безвозвратно потух. Вот уже месяц как я вышел из лечебницы. Целый месяц глухой боли и отчаяния. И так летели дни: по вечерам я приходил домой к Бонифацию и мы болтали о чем-то, вспоминали школу и покуривали травку. Это была яма из которой я не знал как выбираться. Казалось, что все лучшее уже позади, а впереди нас ждет только мрак и холодное отчаяние.
Я пошел работать на стройку вместе с Бонифацием, но проработав там около месяца, понял что так жить я не могу. Ведь это не мой путь! У меня же все-таки была мечта. Правда я не знал чего хочу точно, но знал точно чего я не хочу. И уж не хотел я быть бездумной тварью, впахивающей за жалкие копейки. Я понял что надо сделать что-то радикальное! Что-нибудь, что все могло бы изменить. Ведь я не для того столько книг прочитал в своей жизни, чтобы вот так вот идти на стройку работать и тем самым хоронить себя заживо! Я не хотел чтобы история моей жизни на этом закончилась, закончилась бы тем что я стану простым рабочим, простой скотиной, вся жизнь которой сводится к работе, еде и сну, и каждый день протекает в унылом однообразии: проснулся, пошел на работу, поработал, пришел домой, поел и лег спать. Ведь это же равносильно смерти, смерти души. А душа, если она здорова должна стремиться к необъятным высотам, которые надо покорить. И я не имею ввиду высоты, как простое повышение по службе после того как работе отдал половину жизни. Нет! Тысячу раз нет! Высоты – это мечта, мечта возвышенная, нематериальная, величественная. Бывают мелочные мечты у мелочных людей, такие как семья, дети дом, работа с хорошей зарплатой. А бывают возвышенные мечты, у таких людей, как Наполеон! Мечты о своем королевстве, о каком-то прекрасном идеале, или что-то в этом роде! Что глобальное, что-то касающееся не только тебя, а касающееся всех! И вот первый класс людей с мелочными мечтами, просто напросто обслуга людей с глобальными, большими мечтами. Этим мне кажется и определяется Величие личности человека – его мечтой!
Меня манили вперед неизведанные берега жизни, уж такой я был человек, что не мог сидеть на месте. Тени великих личностей, посещавших наш мир, давили на меня своим грузом. Я не мог жить жизнью простого смертного, потому что я таким не являлся, удел простого обывателя был невыносим для моего тщеславия. Я принял решение уехать из нашего города. Ибо здесь ничего меня не ждало.
Я сказал родителям, что еду в Сталинград, в поисках лучшей доли. Поначалу мое заявление было встречено грозовой волной протестов, но видя мою непреклонность, протесты сменились на безрадостное согласие. Я собрал кое-какие вещи и купил билет в Сталинград. На следующий день я уже сидел в поезде. Вот так вот просто я порвал с прошлым и ехал сам не зная куда. Но просто выбора у меня не было, человек, доведенный до отчаяния способен на многое, способен переступить через себя и бросить вызов судьбе. Я ехал в поезде, на верхней полке, со мной ехали тоже какие-то люди, и мне ничего не оставалось как внимать их разговорам. Это была семейная пара, и болтали он о какой-то ерунде, такой как здоровье родственников, мелочные планы на мелочную жизнь, квартирный вопрос, покупка каких-то вещей. Женщина интересовалась здоровьем родственников ее мужа. и все в этом роде. Потом они болтали о работе, о проблемах с начальником, об обстановке в Сталинграде, выражали надежды, что правительство будет в следующем году принимать более позитивные законы и возможно поднимет им зарплату. В общем, пустая рутина, от которой я бежал как от самого страшного проклятия. А на этих людей я смотрел как на погребенных заживо, у них не было мечты, они не жили, а просто существовали, похороненные под слоем правил и условностей, которые придумали для них Другие, те кто были более сильными, и поэтому смогли навязать свои правила игры для всех остальных. Но вот в число всех этих остальных я входить не собирался. Уж лучше смерть.
Свобода, вот к чему должен стремиться дух. Свобода от всех этих правил и условностей навязываемых обществу свыше. Но что в нашем мире свобода? Наш мир был гнилой, ибо все тут решали деньги, сколько бы не было в человеке мужества, доблести, благородства, все это ценится лишь тогда, когда человек при этом богат, а иначе даже перед истинной благодетелью никто не склонит голову. Я завидовал судьбе королей, мне казалось что это было прекрасно иметь своё царство и управлять им, вот это я назвал бы свободой, иметь возможность делать, что тебе хочется, иметь возможность добиваться задуманного. Стремился ли я к богатству и завидовал ли участи богачей? Скорее нет, чем да. Ведь, так или иначе богач и бедняк, рано или поздно будет погребен под землей и станет кормом для червей. Я завидовал участи героев и их неувядаемой славе. Ведь даже умерев, они будут жить в сердцах миллионов людей, это и есть своего рода бессмертие. Поступки и деяния, которые переживут века. Я не искал роскоши, не искал пустого прозябания в дорогих поместьях и дворцах, ибо такую жизнь я бы тоже отнес к разряду бессмысленных. Но тем не менее богатство все же рассматривал, как важное приложение к личности, ибо все же задача материального, помогать воплотить нематериальное. Для кого-то это проявление себя в искусстве, для кого-то в подвигах, для кого-то в государственных делах. Все зависит от склада и масштабов личности. Но поступки человека, должные пережить его самого. Кто-то скажет что великая вещь родить сына и посадить дерево. Но что в этом толку? Я знал что если даже заведу семью и детей, то мои дети так или иначе пойдут на корм, этой государственной машине, и будут убиты либо в бессмысленной войне, отстаивая интересы, какого-нибудь зажравшегося вора банкира, желающего обогатиться, либо станут бездушными винтиками рабочими. Да и есть ли это достижение заводить детей? Даже животные могут совокупляться, но это не возвеличивает их поступки, а скорее обесценивает, возводя в ряд инстинктов. Я вообще не хотел жениться, и не хотел семьи, потому что я считал это преступлением рожать детей в столь отвратительном и бездушном мире. На всех этих простых людей я смотрел как на хомячков в клетке: они жрали комбикорм, трудились на своих работах, подобно верчению в беговых колесах, потом совокуплялись и заводили детей. Но никто из них не задавался вопросом: «а что я вообще здесь делаю и чьим интересам служу?». Они просто делали то что им велели, жили так, как им приказали. Работай, покупай, подчиняйся, заводи семью.  Безрассудство. А я сейчас был тем хомячком, который пытался прогрызть клетку, в которой сидел и убежать прочь, ведь может за этой клеткой есть другой прекрасный мир, а если и нет, то можно ведь его создать. Да, свобода это штука, за которую приходится бороться, так уж устроен мир, здесь есть только одно право – право сильного. И поэтому, если кто-то помешает мне сделать то что я хочу, я просто перегрызу ему горло, ибо это мое право, право, дарованное мне природой – право быть свободным.
«Дум –дум-дум» - стучали колеса поезда, я смотрел в окно, затем пошел маленько прогуляться по вагону, вид из окон меня удручал. Мы проезжали мимо деревень, уже давно разрушенных и покинутых, с домами провалившимися в землю, с развалившимися полусгнившими амбарами и покинутыми кирпичными постройками, издалека похожим на заводы. Вот что стало в Евразийской Республикой, половина страны покоилась в руинах, а другая половина была населена озверевшими дегенератами, полностью утратившими человеческий облик. Евразийская Республика выродилась. И вот это были последствия того что люди долго, веками жили и не ставили перед собой вопросы, которые ставил я. Не хотели задумываться, а правильно ли они делают, что идут по маршруту, который не они выбрали. «Подчиняйся, подчиняйся, подчиняйся», вот что говорят правители и люди подчиняются. А вот только единицы задумываются над вопросами «а правилен ли тот путь по которому мы идем?» и «куда нас приведет эта дорога». А подавляющее большинство готово беспрекословно подчиняться: работать, на заработанные деньги покупать себе комбикорм, потом снова работать, и снова покупать комбикорм, затем жениться заводить семью и плодить себе подобных бездумных рабов. Как же это мелко и низко. И вот венец  такого скотского образа жизни: пустота, разруха, упадок, как физический так и духовный и всеохватывающее вырождение повсюду. Мне не было жалко Евразийскую Республику. Кто-то может сочувственно назвать Евразийскую Республику многострадальной, но только не я. Люди сами во всем виноваты, люди не хотели думать, не хотели прислушиваться к своим пророкам, которые пытались наставить их на истинный путь, пытались вразумить. Наоборот, народ всегда считал своим долгом закидать пророка грязью. Народ всегда искал самый легкий путь. Вот теперь пришло время расплаты. Нищета, голод, разорение, повальное пьянство преступность. Но, как говорится, что посеешь - то и пожнешь. Только семена разума и любви дадут благодатный посев, все остальное – тлен.
Ночь выдалась ужасной мне снился сон, как я заблудился в диком лесу, а потом из темноты вышел огромный медведь, и подойдя ко мне повалил меня на землю, а затем, когтистой лапой вырвал из моей груди сердце. Я проснулся в холодном поту. Не к добру все это было. И почему-то именно в этот момент показалось, что не суждено уже мне будет увидеть моих друзей, не суждено уже будет вновь встретиться с родителями, не суждено будет вернуться домой.
«Дук-дук-дук-дук» стучали колеса поезда вторя моим печальным мыслям. Но тем не менее, какая-то неведомая сила манила меня вперед, я чувствовал что так как я поступаю, поступить правильно. Правильно слепо броситься в неизвестность и отдаться злому року. Ведь именно так поступают все великие личности, прислушиваются к порывам своей души и волнениям сердца, а не к приземленному голосу разума.
В пути я был два дня, и вот наконец под утро приехал в Сталинград. Сталинград встретил меня своей мрачной, дождливой, неприветливой улыбкой. Выйдя с поезда на перрон я ощутил нечто волнующее и необъяснимое в своем сердце. Хмурые тучи сгустились над моей головой и дождь мелкими каплями заколотил по моему лицу. На вокзале было шумно и людно, все куда-то бежали к чему-то стремились, казалось совсем не обращая внимания на происходящее вокруг. За спиной у меня был рюкзак с необходимыми вещами, а на шее под одеждой был привязан кошелек с деньгами, которых мне бы хватило ориентировочно на месяц жизни, пока не найду работу. Я подошел к справочному бюро и узнал номера сталинградских гостиниц, но после того как я обзвонил некоторые из них, то понял, что пребывание там мне не по карману. Я поинтересовался есть ли где-то гостиницу более дешевые, и мне дали телефон некоторых гостиниц расположенных в пригороде. Позвонив в некоторые из них, я счел цены довольно приемлемыми и решил отправиться в одну из гостиниц. Узнав расписание электричек, я выяснил что ближайшая электричка в пригород, где я решил остановиться уходит вечером и поэтому весь день я решил посвятить изучению столицы. Выйдя с вокзала я увидел довольно унылую и безрадостную картину. Нищета и произвол царящие вокруг: у вокзала толпились армии бомжей, многие из них валялись пьяными на асфальте. Полиция патрулировала окрестности с хмурым и безразличным видом. У стен вокзала толпились проститутки, большинству из них не было и восемнадцати лет. Казалось что это были совсем еще школьницы, вышедшие на свои первые заработки. У ближайших прохожих я поинтересовался как пройти к Кремлю и мне посоветовали ехать на метро. Зайдя в ближайшее метро я был удивлен не больше прежнего всей это гнетущей обстановке6 у самого входа в метро, сбившись в группы грелись бомжи. Многие из которых были калеками, у некоторых не было рук, у некоторых отсутствовали ноги. Купив билет в метро и пройдя через турникет я понял, что жизнь в метро тоже бурлит не зависимо от воли окружающих людей.  Метро внутри было полно бездомными, многие из них располагались у мраморных колонн станции, некоторые, которые сидевшие в дальнем углу станции развели костер и грели руки. Все в метро было разрушено и казалось что ремонт здесь не проводился уже около пятидесяти лет. Присутствия полиция я не обнаружил, и видимо все здесь протекало самотеком. Вот я увидел дерущихся людей, один из них упал от полученного удара и в беспамятстве валялся на мраморном молу, другой тут же поспешил убежать. Затем к упавшему подбежали бомжи и начали обшаривать его карманы. И все пассажиры смотрели на это с холодным безразличием, как к давно привычному и устоявшемуся зрелищу. Мне было ясно, что метро создано исключительно для бедного класса, состоятельные люди просто обходили это место стороной. Доехав до нужной станции, я вышел у красной площади. И что тут можно сказать, впечатления были двоякими, с одной стороны я видел на ближайших домах яркие вывески, а плазменные экраны и голограммы на высотных зданиях слепили своим светом, а с другой стороны обшарпанные серые дома, говорили о том, что роскошь города вплотную сочетается со скорбящей нищетой. Видимо здесь была двойная жизнь: жизнь приезжих людей с деньгами, для которых были открыты дорогие магазины и роскошные гостиницы и жизнь нищей прослойки населения погруженной в хаос разрухи. Бьющая в глаза роскошь с одной стороны и отталкивающая нищета с другой. Вот она столица, для кого-то она была злой мачехой, а для кого-то дорогой проституткой, готовой за деньги погрузить любого в омут страсти и разврата. Выйдя на Красную площадь я увидел туристов, из разных стран в дорогих одеждах, роящихся тут с видеокамерами. Разрушенный Кремль стал новой достопримечательностью. Если я не ошибаюсь Кремль был наполовину, после неудачного революционного путча, случившегося во время кризиса. Хоть путч был подавлен, но вот кремль, несколько раз переходивший, то в руки правительственных войск, то в руки повстанцев, где они устроили свой штаб и сформировали временное правительство, стал живой легендой. Башни кремля наполовину разрушены, а передняя стена, вдоль которой располагался мавзолей, просто отсутствовала и вместо нее громоздились низкие деревянные ограждения, сквозь которые виднелись руины построек. Вход внутрь был платный и я решил не тратить понапрасну денег, а продолжить свою прогулку. Целый день я шатался по улицам города, и ото всюду мне били в глаза яркие вывески ресторанов, стриптиз клубов, и дорогих магазинов. Мимо меня проносились дорогие машины и изредка лимузины в которых по всей видимости возили по городу любопытствующих богатых туристов. Город жил своей жизнью и казалось все здесь шумит и кипит и вот только старые разрушенные дома, не вписывающиеся в яркую атмосферу новомодных построек, сильно удручали и вгоняли в уныние. Я догадывался, что в этих старых домах живут люди из бедных слоев, которые в родном городе чувствуют себя отбросами, ибо этот город принадлежит не им, а тем, кто приезжает сюда с деньгами. А простой обыватель вел здесь безрадостное существование. Вот такая вот она столица. Приближался вечер, и мне необходимо было успеть на электричку, я зашел в ближайшее метро, купил входной билет и спустился по эскалатору вниз. На станции было поселение бездомных, которые в углу устроили себе ночлежку, разложив в кучу одежду. Видимо метро было таким обиталищем для тех, кому негде было жить, а власть просто закрывала на это глаза. На станции было мало народу. Несколько одиноких людей, по видимому рабочих, дожидались своего поезда. И тут внезапно, вынырнув из-за мраморной колонны ко мне подошли четыре довольно сомнительных типа. Выражение их лиц было более чем криминальное, и излучало хитрость и кровожадность.
-Эй ты, - обратился ко мне один из них, одетый в кожаную куртку и грязные джинсы, в пальцах у него была зажата папироса и на вид ему было лет тридцать.
Я посмотрел на него и сразу почуял недоброе.
-Ты что забыл на нашей территории?
И не дав мне ответить он тут же швырнул окурок от сигареты прямо мне в лицо. Я рефлекторно зажмурился, и тут сзади ко мне подбежал один из его подельников и заломил мне руки. Когда я открыл глаза я увидел кулаки разбивающие мое лицо, а дальше когда я упал, помню как меня еще долго пинали. Потом темнота и потеря сознания.

Семь.
Очнулся я от шума электричек и топота ног, пробегавших около меня. Открыв глаза, я понял что люди видимо спешат на работу, и заключил, что сейчас утро и я провалялся без сознания всю ночь. Голова моя просто раскалывалась, во рту чувствовался привкус крови и нестерпимо тошнило. Я попытался подняться на ноги но не смог, сильное головокружение дало о себе знать и я рухнул вновь на цементный пол. Правый мой глаз не открывался, прикоснувшись к нему рукой, я ощутил под глазом сильную гематому, образовавшуюся после удара, но глаз выбит не был и это ужа радовало. Собрав по кусочкам осколку своих воспоминаний я восстановил картину вчерашнего дня. Проведя рукой по карманам обнаружил что ни сотового телефона, ни документов ни денег у меня не было, рюкзак с вещами тоже украли. Вот это уже было страшно, теперь по социальному статусу я превратился в бомжа. И вот так вот я лежал на станции в метро, не в силах подняться, а прямо у моего носа топали ботинки людей, спешащих по свои делам. Полежав еще немного и дождавшись пока пройдет головокружение и приступ тошноты, я собрал все силы и встал на ноги. Кое-как ковыляющей походкой я добрался до эскалатора и поехал на выход. У выхода из метро я обратился за помощью к кому-то из торговцев газетами и спросил, где можно найти ближайший полицейский участок. Торговец газетами в ответ ответил оскорбительной руганью, назвав меня «нищим» и «бомжом». Выйдя из метро я пошел вдоль улицы и остановил проезжавшую мимо полицейскую машину. Вначале меня приняли за бомжа, но после моих объяснений что меня ограбили и избили, полицейские согласились отвезти в участок. В участке сидя у кабинета дежурного полицейского, я долго дожидался своей очереди. И кого я тут только не видел, весь сброд, панки и бомжи толпились в участке и что-то кричали. Это было ужасно. И вот, подошла моя очередь, я вошел в кабинет и тут же в меня впились звериные глаза жирного полицейского, несшего свою службу.
-Чего тебе надо? – спросил он у меня, агрессивным тоном.
Я объяснил свою ситуацию, что я без документов и денег и меня ограбили.
-Пиши заявление, - хриплым голосом приказал он.
Я начал писать, где подробно объяснил ситуацию. Полицейский взял бумагу и начал читать. И тут его глаза мертвой хваткой впились в текст.
-Так как говоришь тебя зовут, - ехидным голосом прошипел он.
-Вильям Бёрнс, - ответил я еле слышно.
-Так так,- сказала он, встав из за стола и закинув руки себе за спину, - а ты случайно не тот зажравшийся американский выродок, что спалил дом вместе с людьми?
-Нет, что вы сэр, - начал оправдываться я, - вы должно быть перепутали меня с кем-то.
-Да нет! Такую мразь, как ты не с кем не перепутаешь!
И тут он сделал шаг ко мне и что есть силы ударил меня кулаком прямо в живот. Удар подкосил меня и я загнулся сидя на стуле. Затем он подошел ко мне и схватив меня за волосы, глядя мне в глаза прошипел:
-Чтоб ты сдох урод!
После этого подошел к письменному столу, взял мое заявление и порвав бросил клочки бумаги в меня.
-Постовые! – прокричал он, - вышвырните отсюда этого ублюдка.
В кабинет вошли два человека в серой форме, схватили меня за руки и поволокли прочь из кабинета.
-Еще раз тебя увижу, имей ввиду, я тебя удавлю! – прокричал он мне в спину.
Двое полицейских выволокли меня во двор полицейского участка и бросили на асфальт. Вот так вот я столкнулся с произволом, и что мне делать я не знал, документов и денег не было, телефона тоже. Да и если бы мог домой позвонить, то все равно бы не стал. Возвращаться я не хотел, что меня там ждало? Работа на стройке и Бонифаций, бесцельно сидящий дома и курящий травку? Все это было далеко от моих идеалов. Я просто брел по улице, в голове гудело и бессмысленный хоровод мыслей уносил меня прочь от реальности. Так я дошел до какого-то вокзала, рядом с ним шла стройка – большой участок земли, огороженный бетонными плитами. Подойдя к открытыми железным воротам я посмотрел внутрь и увидел что работы там не велись, и по всей видимости на строительной площадке в данный момент никого не было. В самом конце стройки я увидел бетонные плиты, около которых решил отдохнуть, сев на одну плиту я почувствовал ужасную слабость и меня потянуло в сон. Рядом были разбросаны газеты и фанерные картонки, собрав их в кучу, и разложив за плитой так чтобы меня не было видно, я улегся на импровизированную кровать и заснул. Я проснулся ночью от страшного лая собак, подняв голову я увидел, что ворота стройки, через которые я зашел внутрь были закрыты, и поэтому чтобы выбраться мне пришлось перелазить через цементный забор, а в моем случае данное мероприятие было очень нелегко осуществить, ибо все мое тело изнывало от боли. И как раз сейчас я ощутил приступ голода, и ведь только подумать, я не ел уже около суток. Перемахнув через заграждение я увидел вход на вокзал. «Белорусский» - гласила табличка.  Вот теперь я мог любоваться правдивой картиной. У входа на вокзал толпились бомжи, вдоль его стены стояли малолетние проститутки, а из машин, стоящих рядом за происходящим поглядывали их сутенеры. Рядом со входом на вокзал стояло здание, на котором ярким синим огнем горела вывеска «Стриптиз Бар». Вой полицейских сирен перекликался с лаем собак и криками людей. Мне стало не по себе, ночная жизнь Сталинграда была зловещей и отвратительной. Я пошел прочь от вокзала, бредя по темной улице я заглядывал в мусорные контейнеры в надежде найти где-нибудь остатки пищи. Голод и холод сводили с ума. Я весь продрог, моя джинсовая рубашки с трудом защищался меня от ночного холода столицы. Вот на тротуаре я увидел бутылку с недопитым пивом. Я схватил бутылку и допил остатки алкогольного напитка. Для голодного человека, поверьте, это то что надо. Я почувствовал, как приятное тепло расползлось по моему телу, а затем почувствовал легкое головокружение. Но холод, тем не менее не отступал и всю ночь я бродил по закоулкам прилегающих к вокзалу улиц, чтобы согреться. Под утро, когда немного степлело я снова пошел на знакомую стройку, где я обустроил себе ночлежку и лег спать. И хоть уснуть на голодный желудок было не просто, я все таки это сделал. Проснулся я уже днем от шума строительных работ. Я как обычно перелез через забор. Я чувствовал нестерпимую жажду и голод. Что-то надо было предпринимать.  Я пошел на вокзал, предполагая, что на первом этаже может быть буфет, где я смогу подобрать остатки кем-то недоеденной пищи. Я зашел на вокзал, в огромном его зале повсюду были расположены киоски с горячим питанием, различные дешевые забегаловки, и прочее, стал смотреть издалека за посетителями. Кто-то оставлял  недоеденные булочки, кто-то недопивал кофе в стаканчиках. И разумеется когда посетитель уходил я тут же подходил к его столику и забирал себе остатки еды и тут же съедал. Но счастье мое продолжалось не долго, полицейские патрулировавшие вокзал, видимо приняли меня за бомжа, и схватив за руки вытолкали прочь. Весь день я скитался по Сталинграду в поисках пропитания, но так уж был устроен Сталинград, что еды даже в помойках тут почти не было. Местные бомжи все усердно съедали. Лишь под конец дня мне удалось в подземном переходе найти недоеденный бутерброд, который видимо кто-то в спешке уронил. Этот бутерброд с сыром, найденный на полу показался мне самым вкусным в мире.
Примерно так протекала моя следующая неделя: ночевал я на стройке, иногда просыпаясь от холода, а затем бродил по городу в поисках еды, иногда удавалось заглянуть на вокзал и прежде чем меня выгонят полицейские, ухватить в буфете недоеденный кем-либо кусок еды. Под конец недели гематома под моим глазом прошла и я вполне мог сойти за нормального человека, если бы только не моя рубашка вся испачканная в грязи, и заляпанная кровью, но в глаза это не так сильно бросалось. На улице ночевать становилось невыносимо из-за пронизывающего меня холода. Поэтому однажды я решился переночевать на вокзале в зале ожидания. Хоть полицейские и выталкивали с вокзала бомжей, но на меня такого уж сильного внимания не обратили, поэтому ночь я провел в тепле. Однако на следующую ночь  с вокзала меня выгнали. Крайне отвратительно было находиться ночью в холоде и без теплой одежды. Я отправился на поиски места для ночлега, ибо на стройке было ночевать не выносимо из-за холода, который сегодня особенно усилился. Я думал найти дом, где можно будет найти открытый подъезд, но обойдя все близлежащие дома, увидел, что все подъезды закрыты. Так и пришлось мне всю ночь провести бродя по окрестностям и дрожа от холода.
В такие минуты мне кажется и проверяется стойкость духа человека. Безнадежность и мрак заволакивающие душу могут сожрать личность полностью и лишить ориентиров, и задача личности в такие нелегкие минуты сопротивляться всеми силами ужасу заполоняющему душу. Я пытался отыскать для себя хоть лучик света, который бы помог мне идти дальше, пытался схватиться за малейшую соломинку надежды на возможный благоприятный исход моего странствия. И одна сторона моей личности твердила: «ты жалок и слаб, ты проиграл эту битву за жизнь, покорись, поддайся депрессии, встань на колени перед роком и признай что ты ничтожен, ты ничего не сможешь изменить, ты должен умереть» но другая сторона личности твердила: «борись, сопротивляйся, лучшее впереди, не теряй надежды, тебе есть ради чего жить, соберись и не падай духом». Я делал все возможное чтобы подавить в себе слабость и сохранить самообладание, я верил в чудо.
Эта ночь выдалась холодной, я зашел на вокзал, прошелся по буфетным столиком и собрал кое-какие остатки пищи. Затем зашел в зал ожидания и сидя на железном кресле задремал. Меня разбудил патруль полиции, проверяющий вокзал на наличие бомжей. А тут их было предостаточно, они заходили сюда погреться. И мне повезло, на меня патруль внимания не обратил. Вот полицейские взяли за шиворот  задремавшего бомжа, отчаянно прятавшегося в конце зала, затем скинув со стула на землю принялись избивать дубинками.
-Чтоб мы тебя тут больше не видели! – прокричал постовой.
Затем оба полицейских схватили его и вышвырнули на улицу. Столь ужасное зрелище мне было крайне неприятно наблюдать. Атмосфера боли и страданий давила на меня своей всепоглощающей мощью. Чувство морального отчаяния усугублялось чувством голода, которое я испытывал. Все-таки два недоеденных куска хлеба, запитых остатками газировки, явно было мало, для дневного рациона. Сгорбившись,  я попытался уснуть, хоть сидя на холодных железный креслах сделать это было на просто. Я посмотрел в окно на поезда, отходившие ночью со станции, затем на пассажиров с чемоданами, стоящий у перрона. И тут я начал им завидовать, ведь каждый из них сейчас наверное едет домой, где его ждет семья, у каждого из них есть квартира, где можно ночевать на теплой кровати, а в холодильнике есть еда. Сидя на этом холодном железном кресле для ожидания, я начал завидовать даже жителям трущоб. Ведь даже в трущобах есть кровати, на которых можно нормально поспать. К середине ночи на вокзале стало нестерпимо холодно, отопления тут не было, и я просто не мог уснуть. Дремал, но холод постоянно возвращал меня в реальность. Этот унылый зал ожидания. Где все ждали своего поезда, сидели с чемоданами, а вот только я был бездомным и сидел тут от полной безисходности. Холод просто убивал, и хоть была ранняя осень, но ночи были тут такими холодными.
И тут за моей спиной раздался чей-то голос:
-Эй, парень.
Я обернулся и увидел худощавого человека, лет двадцати пяти, одетого в длинное черное пальто, лицо его было грустным, а волосы на голове растрепанными.
-Ты из Сталинграда? Ты что тут делаешь? Вижу у тебя нет вещей и чемоданов, значит ты не пассажир.
-Нет, отвечаю я, я не из Сталинграда, да и сам не знаю что тут делаю, просто ночевать негде, приехал в Сталинград, а меня ограбили.
-Да уж, - сочувственно произнес он, - а я вот из Сталинграда но тоже ночевать негде, посему и ночую на вокзале.
-А что у тебя такое? – поинтересовался я.
Но вместо ответа, парень, смутился и потупил взор.
-Да там … свои проблемы, - произнес он выдержав небольшую паузу, - эй, знаешь я тут слышал что в пригороде есть монастырь, ну там ведутся постройки здания нового, и временно предоставляют ночлег всем желающим а также еду, в обмен на помощь на стройке. Я утром еду туда. Это в городе Сабурово, 250 километров от Сталинграда. Поехали со мной.
-Давай, - согласился я.
-Меня Василий зовут, - сказал он.
-А меня Вильям Бёрнс.
-Ты не из Евразийской Республики? – спросил он удивленно глядя на меня.
-Я Американец.
-Американец!? – удивился Василий, - а что ты здесь делаешь, в этой помойке?
-Ах, ну это длинная история, и позволь мне оставить ее при себе, - ответил я.
-Хорошо, - понимающе сказал Василий, - у всех свои секреты.
Мы дождались утра и сели на первую же электричку, естественно поехали зайцами, ибо денег ни у меня ни у Василия не было. В середине пути вагон начали проверять с обходом контролеры. Поскольку билетов и нас не было, нам пришлось побегать от них, перебегая на станциях из одного вагона в другой. И мы тут были такие не одни. Если быть до конца честным то у большинства пассажиров электрички не было билетов, и поэтому от контролеров тут убегали целыми толпами. И вот часа через два мы доехал до нужно нам станции. «Сабурово» Станция представляла собой пустую платформу, на горизонте, лишь виднелись одинокие деревенские дома.
-Ну и куда нам идти?
Василий задумался.
-Вот где-то здесь должен быть монастырь, - сказал он, - а где он находится я толком и не знаю.
-Вот же черт, придется пойти в деревню и поговорить с местными жителями, - сказал я.
Так мы и поступили. С платформы прямо в деревню вела маленькая протоптанная дорожка, по которой мы и пошли. Из ворот деревенских домов до нас доносился лай собак. Зайдя в эту маленькую деревушку и идя по единственной улице мы дивились разрухе царящей вокруг, у многих домов были разрушены ставни ворот, а крыши оседали вовнутрь. Людей нигде не было видно. И вот навстречу нам откуда-то издалека зашагал качавшийся человек в рабочей фуфайке. По всей видимости он был в стельку пьян. Когда он подошел к нам я его окликнул:
-Простите, сэр, вы не подскажете ..
И тут он прервал мой вопрос, громким мычанием, а затем пошагал дальше, не обращая на меня внимания.
-Ясно, не подскажете, - резюмировал я.
Мы шли вдоль дороги и дошли до самого конца деревни. И тут за домами увидели купола монастыря.
-Наверное нам туда, - сказал я.
Мы направились к монастырю, это был довольно старый монастырь состоящий из нескольких церквей, окруженных высокой стеной, и вокруг него шло строительство новых зданий - монастырь, по видимому реконструировали. Там работали люди, в рваных одеждах и по всей видимости были не профессиональными работниками, а низкопробным наемным персоналом. Подойдя к одному из них я поинтересовался вопросом касательно проживания в монастыре. Рабочий сказал мне обратиться к бригадиру, который находился в на другом конце стройки. Пройдя к указанному месту, мы увидели ржавый железный вагон, по всей видимости бригадир должен был располагаться именно там. Я постучал в дверь. Спустя некоторое время дверь открылась. Из нее высунулся низкий человек, одетый к клетчатую рубашки, перепачканную сажей.
-Чего вам надо? – спросил он глядя на меня и Василия.
Я рассказал, что нас интересует вопрос наличия рабочих мест и готовы ли нам предоставить жилье.
-Хорошо, - сказал бригадир, - вокруг монастыря идет стройка, всех кто тут работает мы определяем жить в келью, а также предоставляем трехразовое питание.
-А какая-нибудь зарплата предполагается? – поинтересовался я.
-Слушая ты, умник, - отрезал бригадир, - тут все работают во славу божью. Если тебе что-то не нравится, то можешь идти на все четыре стороны.
Недолго думая мы с Василием согласились, потому что идти нам было некуда. Нас отвели в келью, расположенную за стройкой, которая была более похожа на барак, и была видимо построена наспех, специально, для того чтобы расселить тут рабочих. Келья представляла собой довольно просторный зал, в котором располагалось около двадцати двухэтажных кроватей, окон там не было,  для освещения на потолке висела электрическая лампочка. Бригадир указал на одну из кроватей которая была свободна. Я занял нижний ярус, а Василию достался верхний. В этот же день нас накормили баландой и раздали нам рабочие костюмы. И сразу же заставили приняться за работу. Вся наша работа заключалась в том, что мы таскали кирпичи и месили цемент. Надо сказать, что это было довольно утомительно. Закончили работать мы под самый вечер. Нам снова дали баланды, которую принесли прямо на стройку: суп из капусты, и кусок хлеба с чаем, вот и весь рацион. Затем, после окончания рабочего дня разрешили отправиться в келью и отходить ко сну. Вот теперь, то я и смог рассмотреть всех рабочих. Их лица ничего не внушали кроме недоверия. А из их разговоров я смог уразуметь, что тут собрались только проблемные люди, которым податься было некуда, либо были проблемы с законом и монастырь был для них убежищем, либо просто работали тут бомжи, которые не хотели ночевать в подъездах и на вокзалах. Первая ночь на деревянной кровати выдалась довольно тревожной, я все никак не мог заснуть, баландой я не насытился и мучился от голода, к тому же сильно раздражал храп присутствующих. Посему на следующее утро я отправился на работу невыспавшимся и еле двигался, за что получал постоянные укоры и оскорбления со стороны бригадира. Как позже выяснилось, душевой комнаты тут вообще не было, поэтому все ходили грязные и от всех нестерпимо воняло. Раз в неделю рабочую одежду необходимо было сдавать в стирку, а мылись тут только на улице поливая себя водой из ведер, которую набирали из под крана рукомойника, расположенного в бараке. Поскольку уже наступала осень, и на улице стояло прохладно особо принимать душ в таких экстремальных условиях никто не утруждался. Так пролетел месяц моей жизни. Работал на стройке, за ночлег и еду. Хоть было трудно, но я старался не унывать и не жаловаться, всегда вспоминал одну пословицу, которая гласила: «никогда не ропчи на судьбу, ибо завтрашний день полон неожиданностей». Конечно при желании я бы мог вернуться домой, уж как-нибудь бы доехал, хоть автостопом. Но нечего мне было дома делать. Слушать укоры родителей, и изнывать на бесполезной работе. Э нет, все таки по натуре я был искателем приключений, и тихая и размеренная жизнь была не для меня. Поэтому я старался отыскать светлые стороны даже в своем положении и старался смотреть на выпавшие мне испытания, как на очередное приключение. Однажды после рабочего дня Василий спросил у меня:
-А ты веришь в бога?
Этот вопрос вызвал во мне что-то чуждое, ибо я был человеком далеко не религиозным, и раздражали меня все разговоры на подобные темы, ибо смысла я в них не видел, и считал просто толчением воды в ступе.
-Какая разница? – говорю я.
-Как какая? – удивился Василий, - ведь это важно быть верующим.
-Для чего важно? – сказал я с легким раздражением.
-Важно для спасения твоей души! – поучительно ответил Василий.
-Знаешь, Василий, - резко сказал я, - если бог есть и он творец всего мироздания, то самая последняя вещь, которая его волнует - это верит ли в него такой незначительный таракан как я.
-Стало быть не веришь, все вы Американцы бездуховные, - укоризненно сказал Василий.
И это его замечание просто вывело меня из себя!
-А вы очень духовные! Свою страну в помойку превратили! Какая духовность! Есть чем гордиться. Я не знаю есть ли творец или нет! Вот уж извини, я не встречался с ним или с ней лично, но если таковая сущность имеется, то ей бы очень хотелось чтобы все занимались только одним делом – этой сущности слепо поклонялись! Да неужели? В чем же тут проявление духовности? А может тот кто все создал и дал людям жизнь хочет чего-то другого? Может творец хочет чтобы люди были более честными и порядочными, чтобы уважали природу, не вырубали леса, не загрязняли моря, уважительно относились к своему дому, который общий для всех! И имя этому дому для людей – планета земля! Может действительно путь к спасению стоит искать не в принудительной вере, а в каких-то благих действиях? Ты как думаешь?
-Ты говоришь как атеист! – сказал Василий.
-Знаешь Василий, мне неведомо значение слова атеист! Так же как и неведомо значение слова бог. В этом мире есть что-то что превыше нас, и что мы постичь можем не разумом а лишь сердцем, потому что это просто не вместится в наше сознание, ровно как и размеры вселенной. И ты знаешь – это большое высокомерие, считать себя духовным, только потому что ты веришь в то что ты называешь богом, однако постичь бога, и значение своей веры не в состоянии.
-Как это я не в состоянии постичь бога? Я же в него верю?
-Хорошо, тогда расскажи мне о боге, кто он такой, какова его природа, каковы цели и задачи его существования?
Василий молчал.
-Видишь, - сказал я, - ты сам не знаешь во что ты веришь, ты веришь просто с три буквы, но значения этих букв ты не понимаешь. Тогда кому от этого толк? Богу? Очень сомневаюсь. Окружающим тебя людям? Тоже сомнительно.
-В библии написано, что бог есть любовь, - сказал Василий.
-Ах вот как, значит ты веришь в любовь? Но опять же, кому от этого толк? Великому творцу мироздания, мало толку от того, что кто-то в него верит, ибо в противном случае он не такой уж и великий, если он зависим от того верят ли в него такие примитивные и порочные создания, как люди. Видишь ли Василий, я считаю что вера, как простое принятие того что ты не видишь, никому не нужна. Поэтому вопрос верю ли я в бога, я считаю глупейшим из всех существующих. Я столько же верю в него, сколько и не верю. Вот если бы ты спросил меня, хороший ли я человек, совершаю ли я хорошие поступки, стремлюсь ли поступать правильно в жизни, доброе ли у меня сердце, то такой вопрос я бы нашел более содержательным. И если под словом бог ты понимаешь «Творец мироздания», то более содержательным я бы нашел вопрос, «а понимаешь ли ты бога?», и я бы сказал нет. И если бы кто то сказал, что понимает, то такого человека я назову лжецом, ибо человек не в состоянии понять такие вещи, как сущность Творца мироздания, это все равно, что пятилетний ребенок  скажет что он понимает квантовую физику. А твой вопрос скорее носит другой характер. Знаешь какой? Во все времена религия делила людей, поэтому вопрос верю я или не верю, воспринимается как «свой ты или чужой». Но это не правильно делить людям по признаку принятия на веру какого-либо постулата. Это все равно, что делить людей по тому, какие штаны они носят, красного или синего цвета. Это навязанные свыше разграничения, и причем навязанные людьми, которые бы хотели чтобы между народами не было согласия. Посмотри на Европу, Европа объединилась в одно государство, образовав прочный союз, и там не делили людей, по признаку «во что веришь, а во что нет», объединение произошло на основе желания людей создать новое общество, более развитое и цивилизованное. Знаешь почему Евразийскую Республику не взяли в Европейский союз? Все очень просто … в цивилизованной стране плевать, во что ты веришь, там важно что ты из себя представляешь. А в Евразийской Республике очень мало кто из себя представляет что-то ценное для цивилизованного мира. Ты можешь хоть весь обвешаться распятиями, мало кого в Европе или Америке это впечатлит. Вот если ты сделаешь что-то полезное, для окружающих, станешь великим ученым, или великим врачом, вот это может быть признаком по которому о тебе смогут судить и сказать что ты хороший человек, достойный жить в здоровом обществе. Поэтому Василий, не говори мне о том, во что ты веришь, а уж тем более не спрашивай меня, а вот лучше расскажи о том, что хорошего ты сделал в этой жизни …
Василий ничего не ответил и больше мы подобные философские темы не затрагивали.
Так и летело время в тоске и ожидании чего-то лучшего, дни были однообразными, но задумываться о чем-то просто не было сил. Я работал, таская кирпичи, и надеялся на чудо. Ведь я считал что у моего существования есть смысл, более глубокий, чем работа на стройке и я был уверен что судьба даст мне шанс проявить себя на более достойной и благодатной почве. Вот так вот незаметно наступил ноябрь, и выпал первый снег. В бараке ночевать стало холодно, поэтому спал я закутавшись в рабочую одежду. По утрам снег таял образуя лужи и жуткая тоска въедалась мне в душу, омраченная унылым пейзажем и гнетущей атмосферой. Казалось я здесь застрял навечно. Однажды после рабочего дня я спросил у Василия:
-Слушай, а все-таки, почему ты здесь? Может расскажешь. Ведь ты же из Сталинграда, отчего прячешься, почему не появляешься дома?
-Ладно, расскажу, - сказал он, - все дело в моем отце. Он сошел с ума и когда умерла моя мать, начал до меня домогаться и пытался меня изнасиловать, поэтому дома я не могу появляться.
-Почему не обратишься в милицию?
-Видишь ли мое заявление не хотят принимать, и надо мной просто смеются, как-то раз полиция вызывала отца в участок но он все отрицал и поэтому дело уголовное дело против него не возбудили.
-Почему не можешь его избить, когда он начнет к тебе приставать?
-Он физически очень сильный, да и сам посуди, я же с ним живу в одной квартире, вдруг он просто ночью меня зарежет. Вот я и скрываюсь и не появляюсь дома и дожидаюсь когда же наконец таки он умрет.
Рассказ Василия поразил меня, тем более что человеком он был неплохим, но довольно слабым и безвольным, и тем более я проникся сочувствием к его судьбе. Но ситуация его мне на самом деле казалась тупиковой. Я все более дивился дикости коренных жителей Евразийской Республики и всем тем безумиям, которые я увидел в этой стране.  Я не удивлялся тому, что Европа отказалась принимать эту страну в свой союз. Я бы на месте европейских правителей поступил точно так же, постарался оградить цивилизованный мир от всего того мракобесия, что было в Евразийской Республике. Разумеется, были специальные программы, по которым талантливым людям давали возможность уехать отсюда, предоставляя возможность ученым и разного рода специалистам работать за хорошую зарплату за рубежом. А весь сброд оставляли здесь гнить, и мне было тем более печально, что в число этого сброда вошел я.
Я часто думал о Владимире и где-то даже завидовал его судьбе, потому что мне тоже хотелось в Америку, но вот возможности уехать не было. И все что я имел сейчас это холод строительного барака, утомительная работа и слякоть под моими ногами. Вот тут то я уже и думал о том что неплохо бы вернуться домой раз судьба мне не преподносит никаких новых подарков. Но я ошибался.
Утром как обычно я вышел из барака на работу и бригадир о чем-то разговаривал со своим начальником, подъехавшим к нему на машине, их разговор был оживленным и до меня долетали отдельные громкие слова из их рассказа. Что-то вроде «восстание» «военный округ» и все в этом роде. Я подошел поближе и стал вслушиваться.
-Ты что не работаешь? А ну хватит бездельничать! – закричал бригадир.
-Мне просто интересно о чем вы говорите! – сказал я.
-Вот же любопытный то нашелся, твое дело кирпичи таскать а не любопытствовать тут!
-Но вам же не сложно, расскажите!
Вместо этого бригадир протянул мне газету за вчерашний день.
-Читать то хоть умеешь?
-Умею, - ответил я спокойно и взял в руки газету.
-Ну вот читай тогда, - с усмешкой сказал бригадир и бросил на сырую землю недокуренную сигарету затем втоптал ее в грязь ботинком, - как прочитаешь, чтоб шел работать!
Я развернул газету и прочел заголовок: «Военное восстание в восточном округе», далее было описание сути проблемы, которая заключалась в том, что военную часть правительство Евразийской Республики решило расформировать, но у офицеров не было квартир, и поскольку военную часть где они жили сворачивали, то получалось что офицеры становились просто бомжами. Такого безрассудства со стороны властей даже я не мог ожидать. Естественно, не желая быть выброшенными на улицу, офицеры стали сопротивляться и отказались покинуть часть. Поскольку у военных на складе было оружие, которое приставы не успели изъять, протест перерос в военное восстание и в городке Называевске власть перешла в руки лидера восставших некоего Генерала-коммуниста Ивана Петрова. Генерал Петров, перекрыл дороги ведущие в город и требовал от правительства предоставления офицерам квартир. А поскольку Называевск находился еще и на границе с Китаем, то я понял, что дело тут действительно пахнет керосином. Вопрос подавления восстания был конечно же вопросом времени. Только вот кто это сделает, Китай или Американская армия, для меня оставалось загадкой. Поскольку гарнизон Генерала Петрова был последним евразийским гарнизоном и распуская его Евразийская Республика лишалась армии, то о подавлении восстания руками правительства Евразийской Республики не могло быть и речи, ибо все силы которыми располагала Республика сводились к силам плохо вооруженной полиции, а по газетной сводке было ясное что мятежный гарнизон располагал бронетранспортерами и довольно серьезным тяжелым вооружением.
В общем все это меня очень заинтересовало, да так сильно, что кровь застыла в жилах. Неужели я являлся свидетелем хоть какого-то исторического события. Вот это было настоящим счастьем, ведь, как говорил поэт: «блажен, кто посетил сей мир в его минуты роковые, его призвали всеблагие, как собеседника на пир»

Восемь.
Сойдя с электрички в какой-то глухой деревеньке, я вышел на пустынную автомобильную трассу, я поднял вверх глаза и прочитал указатель «Называевск 40 км».  Я зашагал быстрым шагом. Наверное прошагав километров двадцать я полностью выдохся и сошел с дороги чтобы прилечь и отдохнуть в зарослях. Я наломал веток и соорудив некое подобие кровати лег спать. Проспал я до вечера. Затем проснувшись зашагал снова. Вот так вот и шел, по трассе в глухую неизвестность.
До этой трассы я добирался на электричках из Сталинграда, разумеется с пересадками, ушло на это около трех суток. С собой из монастыря, я прихватил только булку хлеба, которую съел еще вчера, а также в пластиковую бутылку набрал воды. И как назло вода тоже закончилась. Вот так вот, томимый жаждой и голодом я шагал по дороге. Сильная усталость заставила меня сбавить шаг и я просто плелся смотря себе под ноги и спотыкаясь о камни. Рано утром, когда  солнце только показалось из-за горизонта, в конце дороги я увидел что-то вроде военного поста. На дороге в форме стены были разложены мешки с песком, окруженные колючей проволокой, за мешками виднелись люди в военной форме. Я ускорил шаг, кажется они заметили меня и принялись глядеть в мою сторону. Подойдя к ним ближе я поймал на себе крайне удивленные взгляды.
-Ты кто такой? – спросил меня человек в военной форме камуфляжного цвета, через его плечо был перевешан автомат.
-Я прочел про восстание генерала Петрова в газете и решил к вам присоединиться!
И тут двое постовых рассмеялись во все горло.
-Тебе сколько лет, парнишка? – спросил уже другой постовой.
-Двадцать пять! – не секунды не раздумывая ответил я.
-Странно, а выглядишь на семнадцать!
-Это потому что я веду здоровый образ жизни.
-Ты что до сюда со станции топал!
-Да, - ответил я.
-Неплохо, там же километров сорок пешим ходом.
-Ну я знаю, ведь всю ночь сюда шел.
-Ну ладно, ты я вижу целеустремленный парень, отведу тебя к начальству а там пускай думают что с тобой делать. Следуй за мной!
Постовой повел меня в военный гарнизон, надо сказать что городок этот был довольно небольшой. И повсюду громоздились пятиэтажные серые дома, судя по развешанному на балконе белью дома были обитаемы. Затем меня довели до высотного мраморного пятиэтажного здания и по всей видимости – это была ратуша, где раньше восседало местное самоуправление. У широких дверей здания, как и полагалось, стояли два постовых в военной форме. Я так понял, что Генерал Петров довольно неплохо тут все организовал. Меня провели внутрь и подвели к дверям кабинета, расположенного на первом этаже. Затем постовой приказал ждать, и сам вошел в дверь. Через несколько минут, из двери вышел человек лет сорока, коротко стриженый и в военном мундире.
-Я майор Денис Ершов, - обратился он ко мне, - мне сказал постовой ты хочешь к нам присоединиться.
-Да, говорю я.
-Ну так вот, есть тут для тебя задание. Вместе с солдатами пойдешь на работы и будешь огораживать периметр колючей проволокой. Ты наверное бездомный, да? Раз сюда явился. Небось беспризорник? – после этих слов майор Ершов ухмыльнулся язвительной и до боли неприятной улыбкой.
-Знаете, - говорю я, - я не беспризорник, и явился сюда не для того, чтобы на бестолковых работах вы меня использовали. Я могу быть более полезен на других фронтах.
-Это на каких же? – удивился он.
-Ну я знаю английский язык, и могу предложить себя в качестве военного переводчика.
И тут майор Ершов дико засмеялся.
-Не ври мне! Откуда такому оборванцу, как ты знать английский? Неужто в дет. Доме, откуда ты сбежал учат языкам! – и снова засмеялся неприятным смехом.
-Отведите меня к Генералу Петрову, - я хочу говорить с ним.
-Иш ты, какой шустрый! К Генералу Петрову тебя! Небось шпион какой-то! – и тут он снова засмеялся.
Просмеявшись он продолжил речь:
-А ну-ка, скажи что-нибудь по английский!
Я сказал на английском языке, что я гражданин Америки. Однако майор Ершов не понял ни слова и подозрительно на меня смотрел. Вот тут то этот глупый ублюдок по настоящему начал меня раздражать.
-Не придуривайся давай! Пришел к нам, значит иди работать!
Я стоял на месте и молчал, смотря злым взглядом на него!
-Чего уставился!? Оборванец безграмотный!
И тут он достал из кармана френча газету и протянул мне!
-Ну как прочти что-нибудь. Небось ты и на евразийском то читать не умеешь? Какой тебе английский.
Я прочел заголовок газеты и первые строки статьи.
-Ого, - удивленно сказал майор Ершов, - да ты грамотный. Не часто увидишь грамотных дет.домовцев.
-Сколько раз повторять! – взбешенным голосом сказал я, - я не детдомовец, я вообще бывший гражданин Америки, просто тут у меня свои проблемы, и поэтому я приехал к вам.
-Да ты успокойся! – выпалил майор Ершов, - раз читать умеешь, то куда- нибудь тебя в штаб пристроим, будешь бумажки раскладывать. Компьютером то владеешь?
-Владею, - ответил я как можно спокойнее, но тупость этого выблюдка меня уже порядком начала бесить.
-Вот и славненько, тут надо картотеку рассортировать,  вот и займешься! Как тебя зовут.
-Вильям Бёрнс, - ответил я.
И тут Ершова, как буд-то бы переклинило. Он выпучил глаза и уставился на меня.
-Так это ты тот больной американец, что сжог дом вместе с людьми?
-Да, - ответил я.
Майор Ершов приоткрыл дверь, из которой зашел и прокричал:
-Иван Константинович! Посмотрите, кого тут к нам принесло! Помните про того сумасшедшего писали в газетах, который дом сжег! Так вот он сюда притащился! Видимо нам тут тоже пожар хочет устроить!
Из за двери послышался тяжелый голос, вот только слов я разобрать не смог.
-Генерал, просит тебя зайти.
Я зашел в кабинет и увидел человека в военной форме, довольно пожилого, лет шестидесяти Когда он посмотрел на меня, спокойным и сосредоточенным взглядом, я сразу понял что человек он сдержанный и довольно образованный.
-Так, так, Вильям Бёрнс, ну наслышаны мы про тебя, - проговорил Генерал, - и с чем ты к нам пожаловал.
-Я вот переводчиком могу у вас быть. Помогу чем смогу, - сказал я спокойным тоном.
И тут в беседу снова вмешался Ершов:
-Да не слушайте вы его, он же больной, он дом сжег, черт его знает что от этого психа ожидать, давайте отправим его на все четыре стороны!
-Значит это правда, что ты сжег дом с людьми? – поинтересовался Генерал.
-Да, - говорю я.
-У тебя наверное на это были причины, - спокойно и понимающе спросил Генерал.
-Да верно, у меня на это были свои причины, - снова ответил я спокойным тоном.
-Английский хорошо знаешь, - спросил Генерал с энтузиазмом.
-Да, в совершенстве.
И тут снова вмешался майор Ершов:
-Да, вы что, Иван Константинович, нельзя доверять этому больному!
Генерал Петров, резко осек своего подчиненного:
-Нам сейчас как раз очень нужен переводчик, и к тому же он сказал что у него были причины чтобы сжечь дом, и что-то мне подсказывает что причины эти были довольно вескими. А теперь, если не возражаете, майор Ершов, оставьте нас наедине!
Майор Ершов, вышел из кабинета, бросив на меня злобный взгляд.
Далее у меня состоялся разговор с Генералом Петровым, который дал мне задание написать статьи в зарубежные газеты с описанием ситуации в Называевске. Кабинет для работы мне выделили совсем рядом с кабинетом Генерала. Интернетом городская ратуша была снабжена без ограничений на выход в какие-либо зарубежные ресурсы. Так сказать самая настоящая правительственная линия.  Сразу же я приступил к работе. На обед мне принесли перловую кашу с хлебом, чему я был несказанно рад. После того как я наконец таки сытно поел, жизнь начала казаться более веселой. Я вначале просто переводил то, что мне диктовал Генерал Петров, потом пришлось проехать в военный городок, чтобы сделать фотографии военных казарм, которые  были преданы полной разрухе, и офицеры жили практически на руинах. У некоторых казарм отсутствовала крыша, которая была заменена досками, с наложенным на них шифером. В общем безрадостная картина. Как выяснилось позже у Генерала Петрова таки был план. Он понимал, что мятеж запросто раздавят и отправлял сводки своей картины происходящего в западные газеты, чтобы замолчать у правительства восстание, а потом в тихушку всех поперестрелять, не получилось. В течение двух дней я только и занимался, что слал написанные мною статьи, содержащие сводку происходящего, во все западные газеты и независимые интернет источники. Эффект был налицо, уже на следующий день, некоторые интернет издания опубликовали новости о восставшем гарнизоне, эту новость подхватили другие издания, и событие пошло вирусом по сети, разумеется обрастая всякими сплетнями и домыслами. Теперь оставалось ждать действий правительства.
Но все повернулось наиболее неблагоприятным вариантом. Я зашел в кабинет генерала Петрова и чтобы показать ему распечатку выдержки из американской газеты «Вашингтон Пост» где была маленькая статья, о неподчинении евразийской армии, как вдруг в кабинет с перепуганным видом ворвался майор Ершов и прокричал в панике:
-На восточной границе города китайская армия, они похоже хотят вторгаться.
-Какая численность? – поинтересовался Генерал Петров.
-Я не знаю, на границе видны несколько танков и патрульные машины с пехотой.
-Видимо просто разведка, - сказал Генерал Петров, - приграничные войска.
-Да, китайское командование выслало требование сложить оружие и пустить их в город, с целью установления порядка. На размышление дало десять часов. У их подразделения приблизительно несколько танков и около пятисот человек пехоты.
-Приготовиться к обороне, оружия не складывать! – приказал Генерал Петров.
Вот такое вот развитие событий показалось мне наиболее безумным. Вечером китайцы попытались войти в город. Но видимо их разведка ошиблась, думая, что у подразделения Генерала Петрова не было противотанковых орудий.  Китайцам был дан отпор, а чего еще можно было ожидать от армии, доведенной до отчаяния? Пятьсот китайцев было убито, четыре танка уничтожены. Но от подразделения Генерала Петрова тоже мало что осталось. Были подбиты все бронемашины, и убито двести человек,  то есть ровно половина всего подразделения. Боеприпасы тоже были на исходе. Вот так вот, выдержав первый удар, подразделение было истощено полностью. И о том, чтобы выдержать вторую волну натиска, которая незамедлительно последует, не могло быть и речи. Во время, боя я пытался все снимать на видео камеру, несколько раз сам чуть не был ранен осколками снарядов, разрывавшихся около меня. Бой длился около пяти часов, и закончился рано утром. На подходе к городу, валялись трупы солдат и горели подбитые бронемашины.
Вечером было военное заседание в ратуше. Генерал Петров и еще несколько офицеров обсуждали событие прошедшего дня. После совещания все разошлись и Генерал пригласил меня в кабинет.
-Видео ролик, который ты снял с места боев, можешь отправить по почте в средства массовой информации?
-Могу -, говорю я, - но вот не стоит с этим так торопиться, надо подумать какую оценку дать происходящим событиям. Иначе оценку событий дадут вместо нас. Мало сказать что на нас напили китайские войска, надо истрактовать их нападение так как нам это было бы выгодно.
Генерал Петров, казалось не придал значения моим словам, весь его вид, говорил о том, что он был в полнейшем отчаянии и умственном и физическом изнеможении.
-Вот если просто отослать видео материал во все новости, и сказать что Китайцы на нас напали. То Их правительство выдвинет свою версию происходящего, и скажет, что дескать они защищались и мы напали первыми, или что явились сюда с миротворческой миссией, потому что у них были основания думать, что мы располагаем оружием массового поражения и готовились напасть на Китай, или еще какой-нибудь бред в этом роде. Я предлагаю следующую тактику: перво-наперво нужно опередить китайскую сторону и изложить события так как нам выгодно. Во первых, мало сказать что китайцы сюда пришли с целью захвата территории в проблемном округе. Необходимо обвинить в этом власти Евразийской Республики и сказать что они дали разрешения китайцам нападать и для того чтобы захват состоялся распустили ваш военный округ.
И тут то я задумался, а ведь возможно так то оно и было. Скорее всего, тактически этот город был лучшей точкой для вторжения в Евразийскую Республику, и кто-то из руководства в верхах получил хорошую взятку, за то, чтобы издать указ о роспуске приграничного гарнизона.
-Какие выгоды это даст? – спросил генерал Петров.
-Во первых, если обвинить власти Евразийской Республики в таком самодурстве, то можно рассчитывать на то, что сюда не прилетят американские бомбардировщики или крылатые ракеты. А наоборот Америка, поскольку находится в спорных отношениях с Китаем, займет нейтралитет и посмотрит чем все тут закончится. Ведь как вы знаете, Евразийская Республика – это всего лишь навсего сырьевая колония Америки, - и тут я хотел сказать, слово «свалка», но вовремя одумался, все-таки Генералу бы не понравилось слышать такие слова о своей стране, будь они хоть тысячу раз правдивы, - поэтому американскому правительству не понравится то, что кто-то из евразийских чиновников решил продать эту территорию Китайцам. Начнется расследование, Америка начнет разбирательство с китайским правительством, для выяснения причин нападения, и у нас тем самым будет время. А вот если бы китайцы заняли этот город, то уже могли бы говорить что захотят, и их точка зрения была бы единственной. А свой захват они бы уж точно сумели оправдать высшей необходимостью. Поэтому схватка оружейная выиграна, позвольте мне выиграть схватку информационную.
-Но как, ты докажешь, что евразийское правительство дало разрешение нападать.
-Очень просто, об этом скажет командир напавшего на нас китайского гарнизона.
-Черт, Возьми! Да он же был убит в бою, – прокричал Генерал Петров.
-Ну форма то осталась?
На следующее утро телекомпании CNN, и прочим крупным газетам и телекомпаниям, я отослал ролик, в котором командир китайского патрульного отряда, признавался, что получил разрешение от евразийского правительства вторгнутся в город Называевск, для последующего наступления на Сталинград. Новость была изумительна и сыграла нам на руку. Выходит, что Генерал Петров действовал не вне закона, а защищал вверенную ему территорию, ибо роспуск его военной части, был диверсией. Как же мне это удалось сделать? Все очень просто, в форму командира мы переодели одного пленного китайского солдата, и под угрозой расстрела заставили сказать то, что было нужно нам. А тот факт что все китайцы похожи друг на друга, сыграл нам на руку. Теперь уже у Американцев не было никаких оснований, уничтожать мятежный отряд Генерал Петрова. Поэтому Американцы, принялись требовать объяснений со стороны Китая, а также со стороны правительства Евразийской Республики, которое якобы продало китайцем территорию, без ведома Пентагона. Началась суматоха. Все западные средства массовой информации ломились в пентагон за комментариями по поводу конфликта на китайской границе. Пентагон отказывался от комментариев, китайские власти все отрицали, новость обрастала домыслами и слухами, которые тоже пытались опровергнуть обе стороны конфликта. Но как результат нас никто не трогал. Однако это была временная передышка. И конечно же при ближайшем изучении материала, будет выявлена фальсификация. Но именно поэтому я считал, что нужно что-то предпринимать еще, ибо промедление тут будет смерти подобно. Целый день я по видео камере давал интервью Американским газетам, которые благо были свободными от тотального государственного надзора, и в красках описывал как несколько китайских батальонов, численностью около двадцати тысяч человек, вторглись на границу Евразийской Федеративной Республики, очень много врал и преувеличивал, но поскольку мою информацию проверить никто не мог, вранье, которое я говорил с удовольствием подхватывала пресса и разносила как вирус. Официально я получил должность пресс-секретаря при военном штабе. Так напряженно прошел целый день. Под вечер я зашел в кабинет Генерала Петрова и отчитался о проделанной работе.
-Неплохо, - сказал Генерал, - только вот правительство Евразийской Республики отказывается вступать с нами в переговоры и выполнять требования. Мы по прежнему являемся уволенной армией.
-Чтож, - говорю я, - выбора нет, необходимо идти на Сталинград.
-Да ты в своем уме? – закричал Генерал и ударил об стол кулаком, - что ты такое говоришь! Мало того что если мы пойдем на Сталинград, нас тут же раздавят Американские войска, так если еще учесть тот факт, что в гарнизоне у нас только двести человек.
- Поправочка, - сказал я, - десять тысяч человек!
-Как это? – спросил Генерал.
Я протянул ему распечатку новостей «Вашингтон Пост» и показал фрагмент новости где писалось, что гарнизон генерала Петрова насчитывает десять тысяч человек.
-Весь мир думает, что нас гораздо больше чем есть на самом деле! Посему можно так сказать этим воспользоваться. Первое что я предлагаю, это обвинить правительство Евразийской Республики в предательстве, и предложить альтернативное правительство, которое мы сформируем. Если Америка увидит, что наше правительство поддерживается народом, то вмешиваться американские войска не будут. Понимаете ли, Америке все равно, кто в Евразийской Республики является их наместниками, лишь бы дань им исправно платили, и делали то что они говорят. Вот мы и выдвинем себя претендентами на эту роль. К тому же обольем грязью тех кто сейчас у власти, и обвиним в том, что они вступили в союз с Китаем, с желанием продать вверенную им территорию. Еще один плюс нам, чтобы заручиться симпатией Америки. А это может обеспечить ее невмешательство в исход дела.
-Да ты вообще в своем уме! – закричал Генерал Петров, - даже если Америка и не вмешается, то где мы найдем войска для вторжения в Сталинград? Да и если найдем, то как же это так быть тут марионетками Америки.
-Ну, выбор то невелик, либо марионетки американского правительства, либо смерть, да и не об этом надо сейчас волноваться, необходимо думать, как пополнит гарнизон, а все остальное потом.
-Ну и какие у тебя идеи в качестве пополнения гарнизона?
-Очень просто, повстанческая армия. В городе, где мы сейчас находимся ведь есть мирные граждане? Вот всех их и поставим под винтовку. Дайте мне один день и я соберу ополчение.
-Хм, ну чтож посмотрим! – сказал Генерал.
Утром в сопровождении двадцати солдат я выдвинулся в путь, при обыске у одного из убитых китайских офицеров был найден трофейный девятимиллиметровый пистолет Кольт, времен второй мировой войны, я выпросил этот пистолет себе. И вот теперь одетый в военный френч, зеленого цвета, с кольтом за ремнем, и с солдатами, сопровождавшими меня, вооруженными автоматами я шагал в рабочие кварталы. Рабочие кварталы были такими же ущербными как и в моем городе, разницы тут было мало. Располагались они в центре города, в нескольких километрах от военных казарм. И вот мы подошли к одному дому. На скамейке я увидел двух курящих рабочих. Я обратился к одному из них:
-Сколько жильцов в вашем доме?
Рабочий осмотрел меня и солдат стоящих за моей спиной боязливым взглядом, и с наглым лукавством в глазах произнес:
-Да я не знаю, я вообще не местный.
По его глазам было видно, что не будь за моей спиной вооруженных солдат, он бы с удовольствием набросился на меня и прирезал. Его друг видимо был не особо трезвый поэтому произнес менее осмотрительную фразу:
-Вы вообще кто и что вам надо?
-Мы новое правительство, и нам надо чтобы все жильцы дома вышли во двор, у нас есть объявление.
-Ууууу, - сказал он, - да никто не выйдет, тут люди простые живут, им нет дела до того что происходит.
-Теперь ты главный по этому дому и у тебя есть десять минут чтобы собрать всех во двор, иначе получишь пулю в лоб! – сказал я, - и ты тоже, - указал я пальцем на его друга, - быстро бегите в подъезд, и выведите всех жильцов.
Двое из рабочих зашли в подъезд, но по прошествии десяти минут никто оттуда не вышел. Вот это уже была проблема. Ополчение собрать было сложнее чем казалось. Я взял автомат у одного из солдат и выстрелил очередью по верхних окнам дома. Стекла посыпались вниз. Из всех окон дома, начали высовываться удивленные лица.
-Слушайте меня все! – закричал я, - у вас жителей есть десять минут, чтобы выйти во двор и послушать объявление, иначе весь ваш дом будет уничтожен!
Кажется это мое объявление было более востребовано. И уже через некоторое время из подъезда начали выходить рабочие, смотря на нас своими тупыми и злыми лицами.  И буквально через десять минут около нас столпилось человек двадцать-тридцать.
-А теперь слушайте сюда, - обратился я ко всем, - все вы принимаетесь в армию народного ополчения и переходите под командование Генерала Петрова.
На лицах рабочих выразилось недовольство. И вот тут из толпы вышел именно тот кому я приказал всех вывести во двор, и своим наглым голосом он произнес:
-Да нам то какое дело, до вашего ополчения нас вообще не втягивайте в то что вы тут делаете, мне вот наплевать кто победит в этом конфликте.
Вместо ответа я вынул из-за ремня Кольт, и ударил рабочего тыльной стороной патронного магазина прямо по носу. Рабочий упал на пол и взревел от боли.
-Ты что делаешь? Ты мне нос сломал!
-Я не спрашивал вашего согласия! Я всем вам приказал вступать в армию!
И тут я с силой пнул рабочего, посмевшего мне возразить прямо в живот!
-Отныне вы все солдаты повстанческой армии!
Затем пнул еще раз этого ублюдка. Он взвыл от боли!
-Отказов мы не принимаем! Все кто откажутся вступать в армию, будут объявлены дезертирами и будут расстреляны!
Рабочие, как стадо тупых баранов смотрели на нас своими злобными и глупыми лицами. Я пнул, валявшегося на земле, рабочего еще раз. Он снова заорал. Осмотрев всех остальных я не увидел в их лицах энтузиазма, но увидел ненависть ко всем нам. Я понял, что они готовы на нас наброситься. И уже бы набросились, не будь у солдат с собой автоматов. И тут я схватил рукой за куртку, валявшегося на земле рабочего и сказал ему:
-Помнишь я сказал тебе, что если всех не выведешь во двор за десять минут то получишь пулю в лоб?
-Да помню, - произнес он глядя мне в глаза и требуя от меня чтобы я его отпустил.
Я смотрел в его бесстыжие глаза, и в моих мыслях мелькало, что именно такой же выродок убил Патрика.
-Так, вот, - сказал я, - получи что заслужил.
И не секунды не колеблясь я приставил ему ко лбу пистолет и нажал на курок. Раздался выстрел и его мозги вылетели на землю. Я отпустил его куртку, и безжизненное тело рухнуло вниз.
Все пролетарии в ужасе отшатнулись от меня.
-Так вот, - громко произнес я, - обращаясь ко всем. Кто будет нам перечить разделит участь этого урода! Мы тут не шутки шутим! Тут война! А вы теперь солдаты! И это не обсуждается.
Так мы вербовали людей. Выводили всех из квартир, а потом сгоняли в солдатские казармы. Некоторых, особо упрямых, приходилось расстреливать, либо вешать на деревьях, в назидание другим. Но эти меры дали свою эффективность. Под конец дня я завербовал около пятисот солдат. А через два дня число повстанческой армии возросло до двух тысяч. Вербовку армии я прекратил, когда закончилось оружие, некоторых солдат мы вооружили винтовками, взятыми у убитых китайцев. Так что пришлось помародерствовать. Настало время выдвигаться из города. Я сделал фотографии всех рабочих которых мы поставили под винтовки, и написал отчет в газету «Вашингтон Пост» что эти люди приняли решение присоединиться к отряду генерала Петрова, поскольку считают что правительство Евразийской Республики предает их интересы. Также некоторых, из завербованных солдат, которые могли более менее внятно разговаривать, я заставил записать на камеру интервью, где они признавались, что вступили в отряд Генерала Петрова добровольно по идеологическим убеждениям и выступали против правительства Евразийской Республики. Весь отснятый материал я отправлял в зарубежные средства массовой информации, которые напряженно следили за развитием событий. Вот так вот медленно и создавалась видимость того, что народ обеими руками поддерживает отряд Генерала Петрова и выступает против тирании властного режима. В душе я смеялся. Как будто бы у этого народа вообще может быть какое-то мнение и общественная позиция. Во все времена народ был простым мясом, расходным материалом. И это мясо правители всегда двигали на исполнение своих нужд, бросали на баррикады, отправляли на войны, а потом когда мясо было не нужно, от него избавлялись. Такова уж правда жизни. И тут уж я радовался, что я был не тот кем управляют, а тем, кто управляет.
Выдвижение из города было назначено на завтрашнее утро. Повстанцы были организованы и построены в отряды по сто человек. Выступать должны были пешком выходя из западного въезда в город, как раз по той дороге, по которой я пришел. До ближайшего города, который назывался «Шахтерный» было шестьдесят километров, и это был не простой город, размером с промышленный поселок, как «Называевск» а довольно крупный город, охраняемый полицией. Тут предстояла схватка высшей пробы.
Вечером я зашел к Генералу Петрову в кабинет, он сидел над разложенной картой и разговаривал с офицерами, обсуждая план наступления. Все усложнялось не только отсутствием транспорта, но и противоречивыми настроениями в рядах повстанцев. Они, будучи вооруженными, и питающими к нам ненависть, могли запросто восстать против офицерского корпуса, и всего лишь, двухсот солдат, которые их охраняли. Поэтому в голове у меня созрел план. Я обратился к Генералу Петрову:
-Иван Константинович, тут я считаю важным предложить идею.
-Я слушаю, - сказал Генерал Петров, - и сразу же на меня бросили свои взгляды другие офицеры, стоящие около его стола.
-Все дело в том, что хоть повстанцы и держатся с нами путем страха, но необходимо бы им дать и идею какую-нибудь, чтобы вызвать еще и личный интерес для участия в боях.
-Что ты предлагаешь?
-Ну вот, необходимо бы поступить, как поступали многие правители. А именно запугать еще и ужасами того, что может быть если войска не будут проявлять мужества и героизма. Я предлагаю сообщить всем, что правительство Евразийской Республики решило страну продать Китайцам, а всех жителей пограничных регионов уничтожить при помощи химического оружия. А в такой ситуации мы объявим себя вроде как спасителями.
-Довольно недурно! – одобрил Генерал Петров.
-Да, неплохо, сообразительный ты парень! – поддержали офицеры.
-Я напечатаю листовки, которые завтра раздадим повстанцам, где я кратко изложу идею о том, что мы их спасаем от полного уничтожения и все боремся за свободу!
-Приступай! – сказал Генерал Петров.
Я так и сделал. Почти всю ночь распечатывал краткие листовки на принтере. Под утро при выдвижении из города, листовки вручили каждому повстанцу. Дело было сделано, ропот неудовольствия заметно прекратился, и обсуждению в рядах войск была предана моя информация. А в данной ситуации это было очень важно.
Организация похода была конечно исполнена в стиле средневековья: впереди шли две тысячи повстанцев, выстроенных в колонну, а сзади шагали солдаты и офицеры армии Генерала Петрова. Было все это довольно утомительно. Вот так вот мы ушли из небольшого городка, являвшемся началом военных событий и двигались дальше. Я шел рядом с Генералом Петровым и решил спросить у него:
-У вас есть в этой жизни мечта?
-Да есть, - ответил Генерал Петров, - я мечтаю о коммунизме, о возрождении советского союза.
Я не ожидал другого ответа. Что еще было ожидать от генерала Евразийской Республики. Но это был не самый худший ответ, хуже всего было бы если бы у человека мечты не было и он бы не знал зачем живет, а в таком случае и человека то трудно человеком назвать. Наша мечта ведет нас по жизни, воодушевляет, дает силы, подсказывает выход из самых, казалось бы безвыходных ситуаций, дает силу для борьбы и преодоления трудностей. Мечта возвышает человека, делает его личностью. Я был против коммунизма и считал эту идею всеобщего равенства – чумой для человечества. Ведь все государства, основывались не коллективным творчеством, а только благодаря одному человеку, который смог выбиться из рядов серой массы и своей мечтой подобно факелу осветить в темноте путь другим. Америка стала великой, потому что открывала путь для развития отдельным выдающимся индивидуумам. И такие люди, коих было немного тащили целую страну на своих плечах. Америка стала великой, потому что, возвышала талантливых личностей, а Советский союз погиб, потому что таких личностей принижал до уровня простой быдло массы, не давая им возможности раскрыть свои таланты. Худших большинство, так гласит истина, и равнять всех – это значит лучших опустить до уровня худших. Государство может держаться только на платформе возвеличивания человеческой личности, а не платформе ее угнетения.  А коммунизм – это как раз была идеология угнетения, корень ее был в этом. Экономические ограничения, урезание политических свобод, все – это сказывалось на всем, вплоть до низов, эта идеология не давала человеку возможности возвыситься, стать выше других, лучше других, а следовательно убивала всякий интерес к какой-либо деятельности, низводя человека до роли простой рабочей скотины. Америка предоставляла экономические и политические свободы всем и поэтому героем Америки стал успешный бизнесмен и честный политик. СССР свободы урезал, все в том числе и экономические, но люди все таки хотели отличиться и поэтому героем при таком режиме, стал вор в законе, какой-нибудь криминальный кусок гавна, который больше других сделал гадостей в своей жизни. Вот вся страна и пустилась в соревнования по этому направлению и стала страной воров и убийц. Потому, что просто иные ценности не были вознаграждаемы. Так страна выродилась и превратилась в грязную помойку, где живут грязные люди. Таковы были мои наблюдения. Но тем не менее, я не спешил покидать отряд Генерала Петрова, потому что мне казалось что судьба привела меня сюда и я нужен именно здесь.
Мы шагали весь день, брели и брели. И вот то что я хотел от жизни, а именно жить, а именно за что-то бороться, что-то меня в мире. Теперь я рад что так распорядилась судьба и закинула меня в самое пекло, из которого я возможно и не выберусь живым, ведь если вдуматься, то окажись я в Америке, мне грозило бы быть заживо погребенным под кипой офисных бумаг и рутинной обыденностью. Но тут я дышал воздухом свободы. Мы вершили историю. Пусть даже и глупую и нелепую, может кто-то скажет, что незначительную, но черт возьми, даже незначительные события являются примером для событий более широкого масштаба! Ведь кто-то смог вдохновить Наполеона, или Александра Македонского, или того кто был до них. Ведь кто-то придал им веру в себя и показал, что любой замысел возможно осуществить. Ведь из искры возгорается пламя! Возможно и наш поход послужит примером для будущих поколений. В любом случае я в данный момент чувствовал только одно – что я жил не напрасно, а большего мне для ощущения счастья и не надо было!
Пройдя сорок километров решено было сделать привал. Ополченцам раздали еду, и каждый улегся спать в походные палатки. В одну такую палатку влезало пять человек, но нести ее мог на своей спине один, поскольку складывалась она удобно. Мы разбили лагерь, кто-то развел костер. Наломав веток. Офицеры по очереди несли караул охраняя ополченцев и по возможности пресекая любые их попытки общения между собой. Да они особо и не стремились, были так измотаны переходом, что улеглись спать, забравшись в палатки. Было довольно холодно, снег падал на землю мелкими снежинками. Я наломал веток, из кустов росших повсюду и развел костер, затем разложил около него спальный мешок, уселся греться. В рюкзаке у меня была банка тушенки и кусок хлеба. Я поел, и сам для себя не заметил, как уснул. Ночью однако проснулся от холода, потому, что костер около которого я сидел потух – пришлось наломать веток и развести новый. Только согревшись пламенем, я смог наконец таки заснуть. Утро выдалось морозным, когда я проснулся ополченцы построились и были готовы маршировать.
-Поторапливайся и живее складывай свои вещи! – приказал мне один из офицеров, проходивших возле меня.
Я быстро собрал спальный мешок, одев его поверх походного рюкзака, и встал на ноги, снова, готовый маршировать.
К чему же я стремился? К чему шел? Была ли у меня мечта? Я думаю да. Я хотел войти в историю, любой ценой. Хотел чтобы меня знали и обо мне говорили, чтобы мое имя было вписано в летопись времен, иную жизнь я считал просто бессмысленной. Я завидовал Иисусу, которого распяли, я завидовал Наполеону, которого заточили на острове святой Елены, я завидовал полководцу Ганнибалу, который не пожелав попасть в плен принял яд, я завидовал любому из ученых средневековья, которых сожгли на кострах! Эти люди вошли в историю, эти люди вершили историю! Кто то скажет, что они заплатили за это жизнью! А я скажу что это вздор! В любом случае каждый умрет рано или поздно! Важно то, как прожита жизнь. Эти люди не умерли – они обрели бессмертие, и их звезда будет вечно гореть на небосводе героев, украшающий пантеон истории. А все остальное я считал простым тленом, людей живущих обывательской жизнью, я считал ходячими мертвецами, которые живут как скот на чьей-то ферме, сами не понимая зачем. Ведь мы либо пешки, либо короли. Третьего не дано.
Под вечер мы дошли до дороги ведущей в город. Решили дождаться темноты. Формировались военные построения. Ополчения были разделены на три отряда. Генерал Петров отдал приказ офицерам расстреливать тех, кто попытается спастись бегством. Это уже было в духе Императора Сталина. Тут мне сложно описать свои чувства, нестерпимая тошнота подступила к моему горлу, я уже предчувствовал запах кровавой бойни. На меня напал приступ рвоты. Я почувствовал сильное недомогание, но сделал все, чтобы сдержать себя в руках и не выказывать беспокойства. И вот примерно в три часа ночи началось наступление. В город вошла первая колонна ополченцев, за которой следовали солдаты, за ней вошла вторая, следом третья. Пока все было спокойно.
-Эй, что  с тобой такой? – спросил у меня офицер, идущий рядом со мной? – да на тебе просто лица нет, ты бледный, как поганка.
-Да нет, все нормально! – ответил я, тоном, приближенным к спокойному.
Вдруг, впереди, на дорожной полосе послышались выступы.
-Ага, - проговорил офицер, идущий рядом со мной, – это патрульный пост. Ну там человека три наверное было, а вот теперь на сигнал тревоги сюда съедется вся полиция города. Вот теперь то будет жарко.
Впереди послышались крики людей.
-Рассредоточиться! Рассредоточиться, - кричали офицеры.
Затем я увидел как группа людей сошла с дороги и укрылась к кустах, на другую сторону дороги тоже зашло несколько человек. Колонна ополченцев, за которой шел я была позади всех, и просто встала на изготовку к стрельбе. Затем послышались сирены полицейских машин, и в дали дороги я увидел несколько мигающих прожекторов. Судя по горящим фарам, к нам ехало около десяти машин. Еще несколько секунд и они были встречены оружейным огнем. Первые две машины ударились в кювет и съехали с дороги. Остальные остановились, из них выскочили люди и открыли беспорядочный огонь в нашу сторону. Однако тут же были расстреляны, многочисленными залпами из винтовок и автоматов. Это была первая волна нападения, и видимо они успели передать в центр о количестве нападавших. Скоро должны приехать еще. Войска начали продвигаться дальше, одна колонна шла по дороге, замыкая посторенние, а две других шли вдоль ее, прячась в сумраке ночи и деревьях. Когда я проходил около прострелянных машин, мне снова стало не по себе. Искореженный пулями металл был забрызган каплями крови полицейских, вокруг машин валялись просто изрешеченные пулями трупы людей.
И вот вдали показались городские строения, в окнах некоторых из домов горел свет. И тут снова я услышал выстрелы, но уже автоматные очереди, стреляли откуда-то из темноты, но явно по нам. В ответ раздался ответный огонь. Среди ополченцев послышались стоны раненных, кто-то попытался бежать, но были сразу же расстреляны офицерами стоящими за колоннами.
-Рассредоточиться и продвигаться вперед! – звучали крики.
Колонны, идущие по бокам дороги рассыпались и, и пригнувшись начали наступления к городу. Колонна за которой шел я, тоже рассредоточилась и сошла с дороги. Продолжалось наступление, врага стрелявшего в нас видно не было. Но огонь был довольно плотный, хотя и неприцельный. Продвигающихся по неровной местности, устланной кустарниками видно почти не было. Поэтому едва ли неприятель догадывался о нашей численности. Мы уже были на подходе к городу, и тут начали вырисовываться огоньки ружейного пламени. По нам стреляли, как будто ото всюду – из за домов, из за машин, и казалось даже из окон. В ответ раздавались автоматные очереди.
-Наступаем! Наступаем! – слышались крики офицеров.
Ополченцы начали продвигаться в полосу города. Вдали я видел как многие из них падали, сраженные пулями, кто-то стрелял в беспорядочном направлении, кто-то поддавшись панике убегал. Но все же шло наступление. Подойдя ближе я смог увидеть как полицейские соорудили наспех баррикаду, поставив машины стенкой,  и ведя прицельный огонь прятались за них. Но автоматная очередь пробивала такую ненадежную защиту, убивая тех кто за ней прятался.  Вот одна из машин взорвалась и подлетела в воздух. Выжившие полицейские бросились в рассыпную. Первая линия преграды была пройдена. Выстрелы на некоторое мгновение стихли. Видимо среди неприятеля шла перегруппировка. От колонны ополченцев шедшей слева от меня едва ли осталось половина первоначальной численности. Колонна идущая справа была в относительном порядке. Подойдя к первым домам, офицеры решили наступать по трем направления, по центральной дороге ведущей, и по двум другим, огибавшем окраины. Я шел в составе первой колонны, которая еще не подвергалась ружейному огню, так как была позади всех остальных. Где-то передо мной шел генерал Петров и обсуждал с офицерами план действий, о чем они говорили я понять не смог. И тут снова я услышал вой полицейских сирен, и выстрелы в дали. Крики ополченцев мешались со стрекотом пулеметных очередей. Началась невнятная суматоха. И кажется  колонна наступавшая по правому направлению поддалась паники и ополченцы бросились в рассыпную. Офицеры, следовавшие указаниям генерала Петрова начали расстреливать убегавших. Некоторые из них останавливались и занимали боевой порядок. Левая колонна двинулась в тыл огневой точке из которой полицейские вели огонь. Стрекот автоматов не прекращался. Где-то за зданиями велись боевые действия.
И тут послышался рев двигателей, где-то впереди дороги, и из сумрачной дали прямо навстречу нам.  По центральной дороге ехало несколько бульдозеров, за которыми шли полицейские, используя эти машины как укрытие. На каждом бульдозере был установлен мощный прожектор, освещающий территорию. Вот вверх взмыли красные осветительные ракеты и упав на землю полностью обнаружили позиции центрального отряда. Полицейские начали прицельный огонь по ополченцам, раздались крики людей и ответные очереди из автомата. По бульдозерам стреляли сначала в лоб, но тяжелая техника была устойчива даже к автоматным выстрелам. Бульдозеры остановились. По бокам и за толкающей рамой бульдозеров, размещались полицейские с автоматами и винтовкам. Для них бульдозер выполнял роль танка. Попасть в полицейских было трудно, поэтому было решено обойти колонну с бульдозерами с двух сторон, и постараться зайти в тыл. Первый отряд, разделенный на две части начал огибать колонну бульдозеров, пытаясь взять их в тиски. По бегущим людям велся точный огонь, прожектора мелькали в разные стороны, вверх то и дело взмывали осветительные ракеты испускающие кроваво красный свет. Люди, падали замертво как скошенная трава. Вот правая колонна, смогла подойти довольно близко и вела огонь уже по боковой части бульдозеов. Немного позднее подбежали и остатки левой колонны. По бульдозерам начали вести перекрестий огонь. Раздавался звонкий стук пуль, ударяющихся о металл, мешающийся с криками людей. Одна осветительная ракета упала на место правой колонны отряда, и я увидел, что колонна была полностью уничтожена, на земле валялись только трупы людей. А левая колонна вела огонь, хотя и не такой интенсивный, были слышны только одиночные выстрелы из винтовок, видимо автоматные патроны закончились. Выстрелы со стороны бульдозеров тоже поутихли. Вот люди начали все ближе и ближе подбираться к бульдозерам, рассредоточившись по полю. Вот потухла последняя осветительная ракета, и все поле боя было окутано тьмой. Я уже ничего рассмотреть не мог, мог слышать только выстрелы. Рядом со мной стоял Генерал Петров и несколько офицеров из его окружения. Которые тоже следили за ходом события. Выстрелы стали слышны все реже и реже. Я начал беспокоиться за исход сражения. Однако через несколько минут, вдоль по дороге я увидел несколько офицеров идущих по направлению к нам. Один их них был ранен в плечо, его военная форма была перепачкана кровь. Подойдя к Генералу Петрову он сказал:
-Там было десять бульдозеров и около ста полицейских, мы их всех положили, но из нашего отряда в живых осталось не больше пятидесяти человек.
-Что с другими отрядами, - спросил Генерал Петров.
-На подходах к городу слышны выстрелы, значит где-то там ведутся боевые действия.
Мы все тут же устремились туда. Проходя мимо бульдозеров я увидел трупы полицейских, разбросанные вдоль дороги, а также бульдозеры, которые все были в вмятинах от пуль, казалось на них не было места, куда бы не попали пули, вдоль обеих сторон дороги валялись трупы. Подойдя ко входу в город, и остановившись около одного дома, Генерал Петров отдал приказ собрать тут оставшиеся в живых войска. Офицеры помчали отдавать приказ, розыскивая выживших. У новой точки сбора собралось около трехсот человек, включая офицеров. Все что осталось. Офицер, руководивший боевыми действиями в черте города сказал:
-Уничтожили около двухсот полицейских, и двадцать машин, вроде бы их силы иссякли, напор прекратился.
Дальше Всем выжившим было приказано, войти в город и зачистить его от оставшихся сил неприятеля Оставшиеся люди были разбиты на отряды по десять человек, и рассредоточившись, устремились в город вдоль главных улиц. Как проходили бои в полосе города я не знал. Я находился здесь и слышал лишь изредка выстрелы, несколько раз послышался вой сирен, затем снова выстрелы, и так продолжалось до рассвета. Под утро к ставке подъехал офицер на гражданской  машине, которую он видимо прихватил как трофей и объявил:
-Город полностью зачищен от неприятеля. В полицейском участке было человек двадцать, но они все убиты. Правда от численности войск осталось всего двести человек.
Как я мог резюмировать, город взяли на последнем издыхании.
Штаб Генерал Петров расположил в ратуше городского управления. Весь административный состав города, включая мэра был взят в плен и содержался в импровизированной тюрьме подвала помещения. Мне был выделен небольшой кабинет на третьем этаже ратуши, полностью оснащенный компьютерной техникой, так необходимой для моей работы. Надо сказать что этот городок назывался «Шахтерный» только потому, что лет пятьдесят назад тут работали шахты по добыче угля, но когда они закрылись и прекратили своё функционирование, название города, тем не менее осталось прежним. В первый же день было приказано всем солдатам и офицерам установить патрули по городу, и оповестить население о смене властного режима, чтобы пресечь мародерство, Генерал Петров отдал приказал расстреливать мародеров на месте. Трупы убитых было приказано похоронить в общую могилу, за городом, как раз в месте проведения боев. Организовать местное население на рытье могилы было приказано мне. Генерал Петров, приказал направиться в местную тюрьму, прихватив с собой десятерых солдат. Я должен был вывести всех зэков, которые находились в тюрьме, на столь неблагоприятные работы.
Вот так и начался мой первый рабочий день, в захваченном городе. Рано утром мы выдвинулись в путь. К услугам у нас уже были машины, довольно старые марки, но тем не менее рабочие. У ратуши машин было много, правительственные лица ими с удовольствием пользовались. Ехать до тюрьмы было не далеко, потому что городок был небольшой. Мы проезжали мимо серых домов, и скучных, трущобных домов, пока не добрались до западной части города, где располагалась огороженная высокими бетонными плитами обвитыми колючей проволокой тюрьма. Тюрьма охранялась двадцатью охранниками, однако сопротивления с их стороны не было. Перемена власти не вызвали в их чувствах ровно никаких перемен, нам спокойно предоставили доступ к камерам. В казарме тюрьмы стоял автобус с зарешетчатыми окнами, специально для перевозки зэков. В него и было решено их погрузить и вывезти на работы. Я подошел к начальнику тюрьмы, в сопровождении двух солдат вооруженных автоматами и попросил предоставить мне на рассмотрения личные дела заключенных. Начальник завел меня в свой кабинет и выложил на стол папки с документами.
-Вот, смотри, произнес он, тут только самая отъявленная мразь! В наш городок свозят самых настоящих отморозков, убийцы, воры рецидивисты, маньяки и прочие отбросы.
Я взял несколько папок с уголовными делами и стал их изучать, я был просто материалами, поражен  которые видел. Убийства из за бутылки водки, грабежи разбои, наркоторговля. В общем, посмотрев около пятидесяти папок с делами, я понял, с каким сортом людей имею дело. Один из таких выродков убил Патрика. Я понял, что оказался тут не случайно. Мое сердце пылало ненавистью к этим зверям.
-Сколько в тюрьме человек? – спросил я у начальника.
-Около тысячи! Но тут содержится довольно опасны преступник, вор в законе Иван Петлюра, в общем довольно крупная птица. Все воры его уважают, из тюрьмы он тут решает на свободе кое-какие дела, к нему на совет сюда крупнее авторитеты воровского мира приезжают.
-И чем он так знаменит?
-Да ты представляешь, по тюрьмам лет пятнадцати отсиживается. Первый раз сидел за воровство. Потом вышел начал торговать героином, установил поставки из стран востока, и создал довольно крупную сеть по всей Евразийской Республике. На воле даже смог отстроить себе особняк, и вроде как даже полиции платил, чтобы его не трогали. Его наркосеть работает до сих пор по на всей территории Евразийской Республики.
-Хм, интересно, - сказал я, - в общем так, нам сейчас нужно около сотни человек на работы. Пускай твои люди выгонят во двор тюремный автобус и выведут нам сотню зеков.
-Но в автобусе только сорок мест!
-А мне плевать! – закричал я, - пускай остальные стоя едут, или друг на друга ложатся, а всех кто не вместится я расстреляю!
Начальник тюрьмы в страхе отшатнулся от меня.
-Ах, да – продолжился я, - и еще приведите этого вашего авторитета Петлюру.
-Но .. – вдруг попытался возразить начальник
Не дав закончить ему фразу я достал из-за ремня свой девятимиллиметровый кольт и приставил ему к виску.
-Не сделаешь, что я приказываю, умрешь! – сказал ему я, глядя ему в глаза.
-Хорошо, хорошо понял, - ответил начальник.
Во двор вывели около сотни заключенных, хоть на улице и было довольно холодно, на них не было рубашек и я мог видеть их тела, изрисованные ужасными наколками, в виде крестов, тигров, пауков, церковных куполов, и прочих нелицеприятных корявых рисунков. Их построили в шеренгу прямо около автобуса. Я видел их дебильные глаза, изливающие хитрость, и злобу и озирающиеся вокруг.
-Эй, начальник, - крикнул один из зэков, - а холодновато на улице, не плохо бы нам и одежду подогнать какую-нибудь.
Я подошел к нему, и что было мочи ударил кулаком его в живот. Зэк свалился на землю, упав на колени. Кровь хлынула мне в голову и сердце мое от всех этих отвратительных тварей, стоящих передо мной, наполнилось яростью, готовую вырваться на свободу в виде извергающегося вулкану. Клянусь всеми святыми, я готов был разорвать их всех. Я знал на что эти звери способны, убить четырнадцатилетнего ребенка для ни проблемой не было. Лицо, Патрика, павшего жертвой, от рук таких вот тварей, постоянно стояло перед моими глазами и казалось я слышал его голос, зовущий к отмщению. И тут я прокричал на стоящего на коленях зэка:
-Голос Тварь, подавать будешь, когда я разрешу!
Но тут из толпы нагло зашагал в мою сторону зэк лет сорока, исколотый татуировками, как ни странно наручников на его руках не было, и это меня насторожило. Он держал в руках сигаретку и нагло покуривал. Подойдя ко мне он бросил окурок мне под ноги и проговорил:
-Парниша, ты видимо попутал чего! У нас тут свои законы, и когда и кому беспределить решаю я. Мне плевать на то, что у вас тут новая власть. У нас воров свои законы.
-Ты кто такой? – спросил его я.
-Я тут смотрящий, Иван Петлюра, может слыхал? – и тут он так нагло и самоуверенно засмеялся, затем обвел глазами всех стоящих в шеренги зэков, и они тоже принялись улыбаться, видимо чувствуя себя под защитой авторитета, - так вот парниша, уясни такой момент, - сказал он и положил свою руку, пальцы которой были украшены татуировками в виде перстней, мне на плечо, и глядя на меня своими наглыми глазами продолжил,  - тут свои правила, и если ты хочешь что-то тут устроить тебе придется, считаться с моим авторитетом. Поэтому запомни одну вещь …
Не дав ему закончить я выхватил из-за пояса пистолет направил на него, и нажав на курок, пустил ему пулю в живот. Петлюра свалился на землю, в глазах его я увидел ужас и страх. Он схватился руками за рану, из которой струилась кровь, и корчась в мука хрипел что-то невнятное. Я наступил ему на горло ботинком и произнес:
-Может для кого-то ты и авторитет, а для меня ты просто кусок гавна.
Я направил ему пистолет в лицо и выстрелил. Под его головой медленно начала образовываться лижа крови. Я поймал глаза окружавших меня людей смотрящих на меня в ужасе. Солдаты, охранявшие меня, прижали автоматы к плечу и встали на изготовку к стрельбе.
-Слушайте меня! – крикнул я обращаясь к смотрящим на меня зэкам, - все вы человеческая мразь, вы даже не люди, вы зверочеловеки! Все ваше существование – это глумление над моралью. Вы оскверняете само слово человек! Вы просто низшие твари, отравляющие этот мир. И каждый из вас будет делать то что я скажу! А теперь залезайте в автобус, а кто не вместиться будет расстрелян на месте.
Только что наглые и самоуверенные зэки, как трусливые кролики начали ломиться в задние двери автобуса, расталкивая друг друга, и желая втиснуться. Через пять минут они уже все загрузились в автобус как сельдь в консервную банку, стояли прижавшись друг к другу и трясясь от страха.
Двери автобуса закрыли солдаты. За руль мы посадили тюремного охранника и приказали ехать. Автобус ехал к месту назначения в сопровождении трех машин с солдатами, в одной из которых был я. Я размышлял о случившимся, и нисколько не сожалел о том что сделал. Преступление было штукой двоякой, и должно рассматриваться как свершившийся факт, но вот сам фактор преступления можно оценивать только по мотивам, которые двигали человеком. А мотивы у всех этих зверей были низменными. Я убивал, да убивал, но к преступникам не причислял себя, ведь я убивал ради какого-то идеала, а не ради наживы. Что тут сказать. Я не знаю, я думал о Евразийской Республике, и мысли мои были безрадостными. Даже если посмотреть на преступников, то среди тех, кто был в тюрьме не было ни одного из тех, кого бы судили за интеллектуальные преступления, или за политические. Раньше были политические заключенные, которых сажали в тюрьму за их убеждения, но со временем, их всех вытравили, и такой сорт людей стал вымершим видом.  Все были либо грабителями, либо убийцами, либо ворами, мразь в общем. В Америке отношение к преступлениям в интеллектуальной среде было особым. Например хакеров, уличенных в взломе сайтов, или тому подобное, не сажали в тюрьму, а заставляли принудительно отработать на страну именно в среде информационных технологий. В общем их таланты принудительно ставили на службу государству.  Как и всегда, тут Америка была на высоте в области отношения к людям с интеллектом. А от мыслей про Евразийскую Республику меня просто бросало в дрожь, и накатывалась такая тоска, что просто сознание все это не вмещало и я чувствовал приступы рвоты и головокружения. Тут все было безнадежно, просто все. Я старался просто об этом не думать. Иногда мне казалось что мир не многого бы лишился, будь Евразийская Федеративная Республика просто стерта с лица земли. Уж слишком к этому моменту я разочаровался в людях, которые здесь жили, казалось порядочных людей тут почти не осталось, одни варвары и дикари. Все эти мысли навевали на меня такую дикую тоску от которой просто не хотелось жить.
И вот мы подъехали к месту назначения. К полю боя устеленному трупами. Зэкам раздали лопаты и  приказал им рыть огромную яму. Когда работа была закончена я приказал им всем брать трупы с поля боя и скидывать в яму. Это заняло довольно продолжительное время, и только к вечеру работы была закончена. Я приказал зэкам построиться около ямы с трупами.
-Ну что ребята! Вы неплохо поработали. Также неплохо как и тогда, когда вы грабили и убивали! – сказал я им, - но вот только у меня есть для вас новость. Теперь у нас новое государство и в нашем государстве за такие преступления как у вас полагается смертная казнь.
Эти мои слова вызвали переполох. Зэки начали между собой переглядываться. И тут один из них заговорил.
-Эй, ты что такое говоришь? Ты убить нас хочешь? Не делай этого! Тебя найдут воры и расправятся с тобой! У нас по всей Евразийской Республики есть связи, тебе не жить!
Я выхватил из-за ремня пистолет, и тут же с прострелянным черепом этот зэк рухнул в общую могилу. В глазах всех отражался ужас. И тут закричал другой зэк:
-Пожалуйста, начальник, не убивай! Пожалуйста!
На что я хладнокровно ответил:
-Наверное люди которых убивал ты, тоже молили о пощаде, но тебе было плевать. А все рано или поздно возвращается обратно.
-Расстрелять их всех! – крикнул я солдатам.
Но солдаты замерев стояли держа автоматы в руках!
-Вы что не слышали! Расстрелять, - с бешенством в голосе закричал я.
Но солдаты по прежнему в робости стояли и не двигались. И тут я подбежал к оному из солдат и выхватил автомат из его рук. Затем направил на шеренгу зеков и выпустил в них всю обойму. Около десятка из них рухнули на землю, остальные бросились в рассыпную.
-Добивайте! Стреляйте! Иначе убегут! – закричал я на солдат и направил в их сторону пистолет, - стреляйте! Я приказываю, стреляйте!
Раздались автоматные очереди, косящие бегущих зэков. Через несколько секунд все они были мертвы.
После этого, все вместе мы принялись стаскивать их трупы в общую могилу, а потом взяли лопаты и принялись закапывать. На это ушло еще несколько часов. Работу мы завершили только к глубокой ночи.
Америка в 2025 году приняла закон о смертной казни на всей своей территории, и преступность сократилась, я бы даже сказал уменьшилась. Не знаю почему, может из-за того, что убили слишком многих людей, проведя своего рода чистку среди населения, а может других просто сдерживал страх. Ведь законы сильно ужесточились, если раньше в начале двадцать первого века убивали только за сверхтяжелые преступления, то теперь все изменилось. Каждого преступника, убившего кого-то или совершившего ограбление проверяла группа специалистов, оценивая то, сможет ли он вернуться к человеческой жизни и то есть ли в нем вообще признаки человечности. Тут рассматривалось многое, и поступки прошлого и склонности, и привычки, если же человек ничего не делал в жизни кроме грабежей и убийств, принималось решение от него избавиться. Если же человек подавал надежды или совершил преступление под гнетом тяжелых обстоятельств, то его просто заключали в тюрьму на долгий строк и устраивали на исправительные работы, которые больше напоминали каторжные. Конечно были возгласы о что смертная казнь есть неправильно, потому что бывают дескать судебные ошибки, но правительство возразило,  объявив, что казнь будет применяться, только к тем, чья вина была доказана на сто процентов. Поэтому в этом отношении проблем не было. Коррупция тоже сократилась после того как были казнены нескольку губернаторов и около тысячи полицейских берущих взятки, преступления подобного рода приравнивались к государственной измене и относились к разряду особо тяжких. Все было строго и правильно.
-Что это еще за хрень ты тут устроил!? – орал на меня на следующее утро майор Ершов, и в данную минуту я ужасно сожалел, что его не убили при штурме города, - кто дал тебе право расстреливать людей.
-Мой здравый смысл, - ответил я, - ведь мы строим гражданское общество, где всякой мрази не место! А вчера я сделал мир немного чище. В чем вообще проблема? Испытываешь симпатии к ворам и убийцам? А может ты и сам маленечко такой же?
Глаза майора Ершова наполнились бешенством и его правая рука дернулась, замахнувшись для удара.  Но видимо он передумал в последнюю минуту, и его рука сжатая в кулак безвольно опустилась вниз, в его глазах я уловил искорки страха. И правда он боялся меня. Он знал что ожидать от меня можно всего что угодно.
-Тебе это с рук не сойдет, маленькое чудовище! Я доложу Генералу Петрову и попрошу вышвырнуть тебя из нашего отряда.
Майор Ершов злился не от того что я отдал приказ расстрелять зэков, его бесило что этот мой приказ был исполнен - он боялся моего возрастающего влияния. Его страх ко мне был не напрасен, я бы с радостью повесил этого тупого выродка на ближайшем дереве. От одной дебилной рожи этого завистливого и мелочного пакостного урода меня начинало трясти.
Майор Ершов резко открыл дверь в кабинет Генерала Петрова и зашел внутрь, затем громким тоном о чем то с ним долго разговаривал. Как результат меня фактически лишили права работы с гражданским населением и заставили заниматься бумажной работой. Я разумеется оповестил прессу о происходящим, наплел, что город сдался фактически без боя и все в этом духе. Дальше стал вопрос о том, что же делать с пленным руководством города. Перво-наперво я хотел предложить их повесить, однако потом я подумал о том, что можно снять неплохой материал, который бы послужил нам на пользу. Я предложил Генералу Петрову, губернатора города и все его руководство отдать толпе на растерзание и заснять все это на видео камеру. Мне было дано согласие. У меня не было сомнения, что полунищий сброд этого города не будет испытывать какие-либо симпатии к руководству. И в этом я не ошибся. Я распечатал объявления, в которых призывал граждан собраться утром у городской ратуши. Объявления развесили по городу. На следующее утро у ратуши собралось около пятиста человек.
-Сейчас мы отдадим вам на суд ваших руководителей, - прокричал Генерал Петров, стоящий у самого входа в городскую ратушу, в сопровождении нескольких офицеров вооруженных автоматами.
После этих слов толпа буквально взвыла от восторга. Из ратуши вывели весь состав городской администрации, включая мэра. Всего их было около сорока человек. Такие все в дорогих костюмах, однако с изможденными лицами, ведь просидели они в плену несколько дней. Всех их толкнули прямо к бешено кричащим людям. Вот тут то и начался восторг: этих богатых франтов схватили сотни рук, затем повалили на землю и принялись запинывать, все больше и больше людей стремилось подойти к центру событий поближе чтобы тоже внести свою лепту в кровавую расправу. Затем руководителей утащили куда-то в центр толпы. Я их уже не мог видеть, просто видел как люди в старых одеждах бешено кричали и пинали тех, кто лежал на земле. Через  час все закончилось, толпа разошлась, а на земле валялись изувеченные трупы, в порванных одеждах, у некоторых из них были оторваны руки или ноги. Вот это вот я называю демократией в действии. Власть толпы, свирепой и необузданной. Все эти евразийские правители так лицемерно разглагольствовали о том, что они демократы и строят демократию, поэтому то что случилось сейчас я находил просто самым величайшим в мире торжеством справедливости. Строили демократию – получили демократию. В этом крылась даже некая злая ирония, злая, но тем не менее справедливая ирония.
Весь видеоматериал о такой пламенной «любви» граждан Евразийской Федеративной Республики к своим руководителям я разумеется отослал во все средства массовой информации. Далее жизнь шла свои чередом. Зэков использовали на рытье траншей и окоп, город патрулировали народные ополченцы и солдаты, всех мародеров вешали вдоль улиц, для устрашения. Магазины усиленно охранялись патрулями. В общем кое-какой порядок установился все-таки. В полицейском участке при обыске был найден американский военный френч, видимо кто-то заказал в качестве сувенира. Я выпросил этот френч себе. И вот теперь я был полностью доволен, на мне была надета военная форма цвета песка, с нашивкой в виде орла, в районе левого плеча. За поясом я всегда носил девятимиллиметровый кольт. Продовольствия в городе было предостаточно, хватило бы на несколько месяцев. Из людей сформировали ополченцев, и выдавали им двойной рацион, всем простым гражданам, занятым на работах выдавали овсянку и хлеб с пивом. Поскольку в городе был пивоваренный завод то проблем с этим не было. Пока рабочих кормили и поили пивом, они вели себя спокойно. Тут было несколько заводов про производству шин для автомобилей и прочей дребедени промышленно характера. В общем с помощью связи по интернету, я договорился с заводами и фирмами из других городов о продаже им этих товаров, так была налажена сеть сбыта продукции. В окруженный окопами город приезжали машины, в них загружали товар и производили расчет. Так постепенно устанавливалась торговля и в город уже начал вливаться некий поток денег, на который можно было тоже заказывать кое-какие нужные товары. Началась рутинная тягомутина. Я пытался сделать сверхъестественное. Писал каждый день газеты в статьи, разумеется с огромными преувеличениями наших успехов. Пытался вступить в переговоры с Пентагоном, но никто со мной не разговаривал, так считали меня лицом не уполномоченным. Генерал Петров однако был убежденным антиамериканистом, поэтому принципиально не соглашался даже начинать переговоры. Он наивно полагал, что в других городах люди присоединятся к его восстанию, свергнут правительство и поднимут знамя коммунизма. Тут Генерал Петров не понимал психологию было масс. А все было очень просто: пока они сыты, они довольны. Сдвинуть с места их может только голод. А голода не предвиделось, правительство снабжало своих рабочих едой и пивом регулярно, поэтому некому в общем-то и не было дела то того что происходит тут у нас. Поэтому ждать от необразованного скота признания и понимания целей и задач, которые ставил перед собой Генерал Петров, я считал просто безосновательным. Тут был только один метод воздействия – силой. А для этого надо было попытаться заручиться поддержкой Америки и уверять их в нашей лояльности, однако к моим предложениям никто не прислушивался. Все включая Генерал Петрова были полны высокомерия и наполнены безосновательным чувством национальной гордости, которая мешала им искать поддержку у других более развитых стран. Я не мог понять то о чем они говорили, о евразийской идее и прочем бреде. Как вообще можно было гордиться что ты коренной житель Евразийской Республики? Скорее этого надо было стыдиться. Страна, населенная по большей части воровским и криминальным быдлом, единственная национальная идея которой это водка и совершенные преступления, которыми люди гордились. Как еще объяснить то низкое положение, которое Евразийская Федеративная Республика, занимала на международной арене, как ни испорченностью большей части народа, которому по всей видимости нравится бултыхаться в грязи? Если тут каким то чудом и рождаются умные люди, то они стараются отсюда как можно скорее уехать за границу, если у них это не получается то в такой среде они просто погибают. За всю свою историю Евразийская Республика миру практически ничего не дала в культурном и политическом плане. Были конечно единичные случаи проявления гениальности, как в случае с некоторыми гениальными поэтами, но их же в свое время сильно гнобили и поливали грязью, а потом в конце концов и убили. Дикие варвары сами уничтожили тех гениев, которые по странному стечению обстоятельств тут родились. На весь мир Евразийская Федеративная Республика произвела впечатление именно как очаг чумы, называемой коммунизмом,  и была известна только тем, что эту свою заразу пыталась распространить на весь мир, и под гнетом этой же заразы и превратилась в мировую помойку. Все тут гордились тем что якобы победили во второй мировой войне, но глядя на руины Евразийской Республики и ее нищих граждан я смеялся. Разве так выглядит страна победитель? Цель любой войны – это захват ресурсов. А после второй мировой войны все ресурсы Европы, как раз отошли Америке, а не к Евразийской Республики. Поэтому кто победитель? Евразийская Республика потеряла двадцать семь миллионов человек, а Америка только двести тысяч. Вот тут я уже гордился своей страной по праву: с минимальными людскими потерями достичь полного превосходства. Не это ли показатель военного успеха?
Но не смотря на всеми мои усилия, убедить командование в необходимости выказать лояльность к американскому правительству, их позиция оставалось прежней. Уйти в глухую оборону и ждать пока свершатся восстания в других городах. Я понял, что это провал. И тут либо придут в город правительственные войска и всех поубивают, либо с восточной границы приедут китайцы и попытаются тут навести свои порядки. Хоть не смотря на то, что западную дорогу ведущую в город укрепить получилось довольно хорошо, выкопав два глубоких рва, через которые не сможет проехать ни один танк, опасность экономического эмбарго была наиболее существенной. Я как мог пытался всех убедить, что единственное спасение – это дружественные переговоры с американцами, потому что как, только они узнают об антиамериканских настроениях царящих в среде руководства восставших, кислород тут же будет перекрыт. Однако из-за глупости командования, мои предложения оставались сильно раскритикованы. Мне было досадно от глупости окружающих, и вообще от глупости всех людей, потому что никто не понимал, что единственная страна, с которой Евразийской Республике было выгодно дружить геополитически – это Америка. Все мыслили Америку, как врага, и это было настолько глупо, все равно что маленький котенок мыслил бы себе врагом огромного тигра. Америка врагом не была нам уже только потому, что все мы тут сидел только с ее лояльности, потому что Пентагон, оценивая ситуацию еще не дал приказ нас раздавить. И этим нужно было пользоваться. Но все находились в какой-то спячке и своих стереотипных мыслительных окостенениях.
Так мы тут встретили Новый Год. Родители мои думали, что я работаю официантом в Сталинграде, куда по моей легенде я якобы уехал. Ведь не мог же я позвонить и сказать, что примкнул в восстанию. Население относилось к нам довольно холодно. Правительственная пресса писала сводки о том, что в городе «Шахтерном» просто массовые беспорядки, и прилагала как можно больше усилий чтобы о восстании просто замолчать . Из-за отсутствия у нас какого-либо прогресса, западная пресса тоже перестала проявлять внимание к нашим делам. Идти в другой город просто возможным не представлялось, ибо ближайший город был от нас в семистах километрах, ополчение конечно же можно было набрать, но вот как их перевезти в нужное место никто не знал, в транспортных средствах мы были ограничены. В общем попали мы в вязкое болото.  Ситуация усугублялась тем, что торговые отношения ухудшались с каждым днем, и желающих иметь с нами дела поубавилось. Детали которые производили заводы в нашем городе фирмы предпочитали покупать либо за рубежом либо налаживать производство на месте. В общем день ото дня наши заводы становились не востребованы. И если так и дальше будет тянуться то ситуация сулила всем перспективу просто голодной смерти, либо народного бунта.
Мне в голову тут пришла хоть и безумная но все же идея: до ближайшей поездной станции было не так далеко, поэтому теоретически я придумал, что можно будет захватить поезд, высадить оттуда всех пассажиров и загрузив в поезд десант, высадить его в нужном месте.  Поезд проходил мимо города «Северного», довольно большого. И если его захватить таким способом то это бы произвело эффект. Мой план вначале встретили в штыки, но еще спустя два месяца полной безысходности его все-таки утвердили. План был очень рискованным, потому что к городу «Северному» примыкали еще несколько крупных городов, из которых в течение двух суток могла приехать подмога, и за это время требовалось не только взять город, но и укрепить две дороги, ведущие к нему. Эта задача могла рассматриваться как непосильная, однако другого выхода просто не было. Можно было сидеть здесь и ждать пока закончатся припасы, и тогда случится народный бунта, который нас просто сожрет. В конце февраля, когда морозы уже спали, мы решили действовать. На операцию Генерал Петров определил около двух тысяч наспех подготовленных ополченцев, которые еле умели держать в руках винтовки, командовать которыми предполагалось оставшимся в живых офицерам.
План был добраться до железной дороги, перегородить железнодорожные пути поваленными деревьями и выставив солдат на железную дорогу приказать поезду остановиться. Все было исполнено так как и задумали, правда по кабине машиниста еще и ударили очередью из автомата, для большей убедительности. И вот поезд остановился, всех пассажиров из него выгнали, в самой скорой спешке отобрав у них сотовые телефоны, чтобы никто не мог никуда позвонить. Взяв один из телефонов я убедился, что тут была мертвая зона и сигнал не ловил. Это было уже большим  успехом. Я не знаю смог ли кто-нибудь так или иначе сделать звонок, но даже если и сделали то ведь с точностью указать наш планы никто не мог. Возможно поступили сигналы о том, что поезд просто грабят, и вряд ли, как я думал, кто-то думал, что мы собираемся высадиться десантом. Все солдаты и ополчены зашли в поезд, я все снимал на камеру, тут я был кем-то вроде репортера ведущего хронику. Пистолет был всегда при мне, спрятанный за ремнем моего военного френча.  Итак, поезд был захвачен, и взятый в заложники машинист, тронул состав с места. В пути по расчетам предполагалось провести около восьми часов. Солдаты и ополченцы разместились на пассажирских полках. Генерал Петров находился в военном штабе в городке «Шахтерном» и требовал от офицеров, чтобы ему звонили каждый час и докладывали обстановку. За восемь часов, что мы были в пути, поспать мне так и не удалось, даже сгустившиеся сумерки не смогли навеять на меня сонливость. Под утро мы должны были приехать, и тогда начнется бойня. Смогут ли две тысячи человек взять под контроль город? Ответа у меня не было. Да и волнений было не мало. Надо сказать в данный момент, когда поезд нес нас на верную смерть,  в моей голове звучала симфония номер девять, Людвига Бетховена, которую я знал почти наизусть, в детстве еще когда мне было лет семь наверное мы всей семьей ходили на концерт симфонического оркестра, и эту симфонию я очень хорошо запомнил. Слушая ее каждый раз я испытывал некий торжественный восторг и возвышенное трепетание души. И вот почему то именно сейчас я вспомнил именно эту музыку. И тут интуитивные чувства, что я завершаю свой путь охватили меня, я чувствовал, что наконец таки получу то чего хочу! Как будто бы я был рожден именно для того что должно скоро произойти и именно сейчас я исполню свое земное предназначение.
 
ДЕВЯТЬ.

Вот из-за горизонта показались первые лучики солнца, я понял что скоро мы будем на месте. Поезд постепенно начал сбавлять скорость. По вагоном поезда начали раздаваться крики офицеров:
-Все приготовились! Готовность к бою.
Солдаты выстроились вдоль вагонов, по направлению к дверям. Я ходил из вагона в вагон, снимая все на видео камеру, ведя хронику событий.  Вот за окнами показались первые здания города, серые хмурые строения, также были фабри и заводы, и в общих чертах все было таким же невзрачным и хмурым. На подходе к станции поезд сбавил скорость дом минимума и еле плелся. Вот я увидел станцию,  но то что на ней не было ни одного человека, маленько меня насторожило. Поезд остановился. Я находился где-то в середине поезда, в одном из центральных вагонов. Двери открылись.
-Все, выходим! Выходим! – послышались крики командования.
И тут только из вагонов начали выходить люди, как послышались выстрели, и все кто вышли упали замертво, остальные бросились обратно в вагоны. Выстрелы продолжались. Я смог уже различить полицейских, прятавшихся за всевозможными укрытиями, кто то стрелял из окон станции, кто-то был рассредоточен за самой станцией и прятался за деревьями. Стреляли по самому поезду. Первые выстрели были произведены из пистолетов и поэтому обшивку вагона пробить не смогли.  Приглядевшись я увидел, что тем кто находился в первых и последних вагонах все же удалось выйти, ибо по ним не стреляли, стреляли по центральным вагонам. Те кому удалось выйти, вели огонь по полицейским, и нескольким людям даже удалось забежать в станцию. Но судя по тому, что из окон станции стреляли по нам, попытка штурма станции не увенчалась успехом. Тут к станции откуда-то из города приехало несколько полицейских машин и выбежавшие из них полицейские, вооруженные автоматами, подключились к перестрелке, стреляя по центральным вагонам. Окно в которое я смотрел было пробито пулей, которая пролетела прямо у моего виска, я рефлекторно наклонился. Автоматные очереди уже пробивали обшивку вагона, и после первой очереди несколько человек, стоящих в вагоне были ранены. Остальные прячась от пуль легли на пол. Стрельба из автомата по вагонам не прекращалась. Я  устремился в носовой вагон, но протиснуться не смог, потому что началась паника и самая настоящая давка, все старались убежать из вагонов, подвергавшихся обстрелу.  Многие сраженные пулями падали на пол, другие в ужасе рвались в другие вагоны, но стоило им встать в полный рост, как тут же они были убиты. Вниз сыпались осколки стекол, и уже почти все окна были выбиты.
-Стреляйте из окон! – раздалась команда.
Но все оставшиеся в живых лежали на полу, боясь высунуть голову. Я слегка выглянул в окно и увидел, что там идут бои. Люди сумевшие выбежать из первых и последних вагонов рассредоточились по местности и вели огонь по полицейским машинам. В вагоне где находился я убито было наверное половина находящихся в нем людей, и как раз насколько трупов валялись под моими ногами. Как только стрельба немного прекратилась, я поднялся на корточки и попытался перелезть в другой вагон, моему примеру последовали другие. Перейдя в соседний вагон я увидел что там дела обстояли очень плохо: вагон был испещрен пулевыми дырками как решето, в живых никого не было, весь пол был залит кровью, и завален трупами. Видимо по нашему вагону стреляли еще не так интенсивно. Посмотрев в окно я увидел, что боевые действия все-таки велись, и на площади у вокзала валялись убитые полицейские, и некоторые машины были усеяны пулевыми отверстиями. Повстанцы пытались занять станцию, но пробиться к ней не могли, оттуда велся интенсивный огонь. Из окон поезда, кто-то начал стрелять, видимо выжившие. Полицейские увидев это вновь открыли по вагонам поезда огонь из автоматов.  Несколько пуль попало в вагон где находился я, о чем я узнал по звону рвущегося металла. Я присел у окна и начал снимать происходящее на видео камеру, на меня внимания кажется никто не обращал, мимо меня пробегали люди и стремились попасть в головной состав поезда, чтобы выбежать из тех вагонов, которые находились в зоне обстрела.
Но как бы там ни было бой стал очень вязким, наступление прекратилось, солдаты и ополченцы рассредоточившись, кто под поездом, кто внутри поезда, кто-то за деревьями и прочими укрытиями и вели огонь по полицейским машинам. Некоторые машины под стальным градом пуль превращались в решето, но на место их приезжали новые. Так продолжалось несколько часов. Перестрелка без видимого успеха. Ополченцы постоянно пытались пробраться в станцию, но из-за плотного огня, из окон не могли к ней близко подойти. Четкого командования не было, и получилось так, что наша воинская часть была разбита на две части: на тех, кто выбежал из задних вагонов и из передних, те же, кто находились в центральных вагонах по большей части были уничтожены. Тут образовалась некая передышка, и огонь из здания станции начал стихать, видимо у полицейских закончились патроны. Этим воспользовались войска правого фланга и выбежав из укрытий бросились в наступление, пока они бежали к станции, полицейские находящиеся в машинах вели по ним ожесточенный огонь, но так или иначе небольшой группе повстанцев до станции удалось добраться и проникнуть внутрь. Я слышал выстрелы и крики, перестрелка уже проходила внутри станции. И через некоторое время из окна станции выглянул офицер, который прокричал, что станция взята. Войска левого фланга, тоже начали подтягиваться к станции, но по ним тоже велся сконцентрированный огонь, который их подавил и люди вернулись обратно в укрытия. Центральный вход на станцию располагался прямо перед окном вагона поезда в котором я сидел. Я мигом выскочил из вагона через дверь и побежал к станции, по мне начали вести огонь и тут я почувствовал жуткую острую боль в левой ноги, еще через мгновение я упал на землю. Оглядев ногу я увидел что я ранен. Но лежать тут на перроне под пулями было нельзя, поэтому я  кое-как поднялся и заковылял до спасительного убежища. По мне вновь открыли огонь, но к счастью я успел добраться до станции и через центральную дверь войти внутрь. Внутри я увидел страшное зрелище. Внутри станции стояли около сотни ополченцев многие из них были ранены и лежа на полу стонали от боли. Кругом были разбросаны трупы. Тут лежало около пятидесяти мертвых полицейских. И примерно столько же убитых ополченцев. Те кто мог стоять на ногах заняли боевые позиции у окон станции и вели огонь по полицейским машинам, расположившимся у здания станции. Ситуация была критической. Хоть из окна я увидел много расстрелянных машин, но из города постоянно ехали новые. Нога сильно ныла. Разорвав штанину в месте ранения я увидел что пуля прошла на вылет, задев только мягкие ткани, кость же ноги была цела. Немного отдышавшись. Я достал из за ремня штанов свой кольт, и выпустил всю обойму в новенькую полицейскую машину, как раз подъезжавшую к месту боевых действий. Несколько пуль попали в лобовое стекло, несколько в капот. Машина резко затормозила. Кажется я ранил водителя. Но когда двери открылись оттуда выскочило двое полицейских, сидевших на задних сиденьях, и принялись стрелять по окнам из автоматов. Я пригнулся и сел у окна, опершись спиной об стену. Нужно было раздобыть новое оружие. Ползком пробираясь по залитому полу кровью я взял автомат у одного из убитых полицейских, затем высунув автомат из окна я нажал на курок, но выстрелов не было так как у автомата закончились патроны.
-У кого есть патроны? – прокричал я.
Но все молчали. И это было очень тревожно. Я оглядел людей. Все они были до смерти перепуганы. И озирались по сторонам. И тут один из офицеров оставшихся в живых прокричал:
-Подбирайте патроны у убитых!
И тут же ополчены подползая к трупам, принялись поднимать с пола винтовки и автоматы у убитых людей и доставать оттуда патроны. Положение было можно сказать критическим. Выйти в город можно было только через здание вокзала. Высокий железный забор, огораживающий рельсы, по которым ходили поезда кажется тянулся в бесконечность. Вдоль городской улицы ведущей на вокзал стояло около двадцати полицейских машин, которые вели плотный огонь по отряду, находящемуся возле рельс поезда и людям прячущимся в вагонах. Добежать до станции где сидели мы им было тяжело.
-У всех есть патроны? – спросил офицер.
-У меня последний магазин.
-У меня тоже.
Раздались голоса.
-В общем все по команде стреляем одновременно из окон по машинам, - скомандовал офицер.
Люди сгруппировались у окон и по команде принялись подавлять огнем полицейские машины, пытаясь поразить прятавшихся за ними полицейских. Из задних ворот станции ведущей к поезду выглянул один из офицеров и прокричал:
-Прорывайтесь к вокзалу! Мы прикрываем огнем.
Из укрытий начали выбегать люди и бежать к вокзалу, тем не менее по ним велся огонь, но не настолько сконцентрированный, поэтому многим удалось добежать в здание. В общей сложности в вокзал забежало около семидесяти человек. Все кто тут находился, заняли позицию у окон и вели огонь по полицейским. Я осмотрел улицу, где сгруппировались силы неприятеля и подсчитал около ста трупов полицейских и около десяти машин изрешеченных пулями. Еще около сотни вели по нам огонь. Некоторые прячась за машинами, некоторые из за различных прилегающих построек. Ситуация была тяжелой, вот тут мы были загнаны как в мышеловку, с ограниченным количество боеприпасов и находясь под перекрестным огнем. Перестрелка стала довольно вялой. Многих ополченцев ведущих огонь из окон убивали меткими выстрелами, поэтому к онам люди уже подходить не осмеливались. Все либо лежали на полу либо стояли приткнувшись к стене. Кое-кто осмеливался стрелять из окон одиночными выстрелами, но толку от этого было мало, ибо времени, чтобы прицелиться полицейские не давали и тут же открывали по стреляющему огонь. Так продолжалось до самого вечера. Под вечер у нас уже почти закончились патроны, и выстрелы из окон раздавались очень редко. Увидя ослабевшее сопротивление полицейские начали все ближе подходить к зданию вокзала. Стоящие вдали, прикрывали наступающих огнем, целясь в окна. И тут в здание вокзала залетела дымовая граната, потом еще одна. Постепенно видимость пропала, а слезотачивый газ начал разъедать мои глаза. Я закрыл лицо воротником рубашки и забился в самый дальний угол вокзала. Затем я услышал выстрелы, и крики, но что происходило я так и не мог понять. Когда около меня я увидел ноги полицейских я сразу понял, что здание подвергается штурму, и понял что это конец.
Из всех остался в живых только я один. Остальных убили. Меня взяли в плен и доставили в полицейский участок. А что потом? Да бесконечные допросы, избиения и все в этому роде. Хотя что с меня взять? На требование выдать сеть заговорщиков я отвечал отказом, просто потому что никакой сети заговора то и не было. Были ли подготовки к восстанию в других городах я не знал, да и говорил что думаю что нет. Месяц меня держали в тюремной камере, не разрешая общаться с внешним миром, кормили только хлебом и водой, за это время я превратился в тощий скелет. Я думал, что меня тут уморят голодом. Что со мной будет я не знал. И вот такая случилась штука, что китайская сторона потребовала выдать меня и привести в китайский гарнизон для допросов. Меня ночью посадили в машину и несколько суток везли к китайской границе, затем передали китайским властям. Для китайцев я представал гораздо больший интерес. Им необходимо было, чтобы я дал опровержение всем статьям которые я писал в газету, и исключил роль китайской стороны в конфликте. Когда я узнал, что восстание Генерала Петрова полностью подавлено, а сам Генерал Петров убит при штурме городка «Шахтерный» который состоялся через неделю после нашего неудачного десанта, я рассказал все как было на самом деле. Дал показания на военном суде, без всяких преукрас и преувеличений. Дело это имело вроде как международное значение и мои показания должны были пролить свет на суть происходящих событий.
На суде никак не могли понять, зачем я присоединился к восставшим если я не разделял коммунистических убеждений. А все тут очень просто. Неужели кто то думает, что когда Ахиллес шел на троянскую войну ему было какое-то дело до междоусобиц царей и похищенной принцессы Елены? Ахиллес шел за славой и за подвигами, а на все остальной ему было наплевать. Глупцы умирают ради денег, герои ради славы, а мудрецы, наверное ради идеала. Хотя я не знаю. Мне сложно сказать что-то про этот мир, кроме того что я его не понял. Мало кто его понял, а те кто говорят, что понял, либо глупцы, либо лицемеры. Я знаю, что мир жесток, и люди тоже жестоки и скверны, и тут все очень просто, либо ты становишься свинопасом, либо свиньи растопчут тебя своими копытами, разумеется если ты сам не свинья, а тогда ты будешь хрюкать и валяться вместе с ними в грязи.
Где же я сейчас? Сейчас я сижу в одинокой камере и дописываю свою рукопись, на написание которой мне любезно предоставили время китайские власти, и время это уже подходит к концу. Суд признал меня виновным в действиях против китайского Императора. И наказание за это смерть. Завтра утром меня расстреляют. Мне как раз исполнится восемнадцать лет. Прекрасный подарок на день рождения. Я говорю это спокойно, без иронии и сожаления. Ведь жизнь, как пьеса, не важно сколько она длится, важно, как хорошо она сыграна. В этом мире мне не было места. Поэтому я ухожу, в другой мир, более прекрасный.
Ну чтож … уже глубокая ночь и глаза мои слипаются от усталости. Перед тем как меня расстреляют мне хотелось бы хоть немного поспать.  Поэтому, дорогие мои друзья, на этой ноте, мы наверное с вами распрощаемся …