9. Нано для генерала Кукареки

9. Нано для генерала Кукареки

Брусницкий взялся за ум. Изучая историю по утилизации заключённых, он обратил внимание на то, как хозяйственные нацисты умело использовали для дополнительной подработки всякую мелочь. Из человеческой кожи они изготовляли галантерейные сумочки для любимых подружек; из подкожного жира убитых арестантов варили мыло; а волосами замученных узников набивали матрацы. Даже высушенные человеческие головы имели успех. Ими украшали прилавки элитных магазинов. Но эдакое подневольное творчество осталось в далёком прошлом, ведь, с европейскими доходягами стали обращаться почти гуманно, и, получая за это хорошие деньги, немецкие надзиратели забыли о хозрасчёте. И, казалось бы, что почва для процветания рыночной экономики за колючей проволокой лагерей уже оскудела навеки, когда пристыжённый генералами Брусницкий поднаторел в науке утилизации и переплюнул самые смелые расчёты экономистов.
Известь — строительный материал. Обожжённые в печке камни Пакоста и Кучумов гасили в большом творильном ящике из железа. Известковое тесто они цедили сквозь мелкое сито в эмалированную ванну, стоящую на тележке, и готовую массу перевозили для расфасовки на товарный участок. Оттуда она поступала в магазины в толстых полиэтиленовых пакетах, и, несмотря на малый объём содержимого и его дороговизну, имела спрос. Товароведы ревниво следили за белизной.
 Как-то однорукому капитану доложили, будто его промзоновские работяги Пакоста и Кучумов имеют сотовый телефон. Заявившись к ним в цех, Брусницкий около часа ворочал лопатой в большом металлическом ящике, где остывала недавно загашенная извёстка, в надежде подцепить и извлечь на свет какой-нибудь заныканный свёрток. Да безуспешно. Заключённые улыбались, и тогда осрамившийся сыщик приказал вывалить всё содержимое творильной тары на пол. После неудачной кантовки краном тяжёлый ящик, гулко грюкнув, перевернулся. Мелкие известковые брызги окропили Брусницкому и ботинки, и брюки. Надзиратель расстроился.
— Ты-ы мог бы немного поаккуратнее это сделать, — высказал он Кучумову. — Ты же оскорбляешь мою офицерскую честь и государственность. .
Осужденный извинился, но огрызнулся:
— Вы бы, начальник, пошли в другое место.
И воевода осерчал:
— Ты-ы меня куда-то послал?.. Да, я же за такие слова отправлю тебя в «нулёвку». Там на тебя наденут наручники и согнут, не разогнёшься до окончания срока...
Угроза была реальной.
— Вы меня неправильно поняли, гражданин капитан, — оправдался Кучумов. — Ну, действительно, ну вы подумайте?.. Ну, какой же идиот будет свою мобилу прятать в кипящей извёстке? Все ж микросхемы перегорят.
— Ты-ы меня не учи, наглец. Ты очень много знаешь, твою мобилу могли запаять в пенопласт или положить в термос, а потом лишь упрятать в эту тару, — не унимался Брусницкий.
Но, убедившись, что никакого пакета в металлическом ящике нет, однорукий вояка сквозь зубы приказал Кучумову собрать на полу, всю почерневшую от грязи известку и загрузить её обратно в творилку: «И бултыхать, и бултыхать, и бултыхать при этом получше, скрывая серость». А пожилому напарнику Кучумова Андрею Андреевичу Пакосте суровый воитель велел приготовить для досмотра обжигательную печку:
— Пакоста, приоткрой в ней все её люки и окна.
— У меня больные суставы, — отказался, было, Андрей Андреевич, — без хруста ни на какую работу ноги ни шагу не идут. Мы только-только закрыли эту печку после холодного ремонта для разогрева.
— Ты, Пакоста, со мною не пререкайся, а выполняй. И не борзей, как твой подсобник Кучумов, а то озверею!.. Или ты тоже хочешь пойти в «нулёвку» вместе с ним?.. Дык, ведь, я устрою вам — на пару. Мы там ваши больные суставы растянем, как резину, да подлечим их дубинатором по ахиллесу. Я ж и левой рукою с этим легко управлюсь, как раньше, бывало, правой — не оплошаю, заверещите.
Недовольный старик надел рукавицы и подчинился воле начальства, а капитан вооружился длинным железным прутом, как кочерёжкой, чтобы поковыряться им в остатках каменного сырья, местами пригоревшего к стенкам. Понятно, что ничего похожего на сотовый телефон в печи не оказалось по той же причине, что и в извёстке — в горячее пекло мобилы никто не прячет. Раздражённые работяги ядовито шептались, косо поглядывая в сторону офицера — тот оконфузился.
— Пакоста, а Пакоста, — вдруг особенно сердито обратился Брусницкий к огнеупорщику, — а известка она из кальция получается или нет?
— Да-а, как будто, из кальция.
Заключённый ещё не почувствовал никакого подвоха.
— И твои кости тоже из кальция… Я правильно понимаю?
Удручённый Пакоста оторопел.
— Вам, конечно, виднее, гражданин капитан…
— А если я, вдруг, тебя скручу и сожгу в твоей же, вот в этой каменной печке, как последнего еврея третьего рейха, то какая от этого польза нашему народу?
— Никакой, гражданин начальник, — мирно ответил Андрей Андреевич, отвечая шуткой на офицерские выкрики. — Я стану сажей по цвету моей души, и товарный вид у извёстки будет навеки испорчен. И на рынке её никогда и никто не купит ни за какие коврижки, а вас опять лишат премиальных до Нового года
— А вот и неправда!.. Для очищения от сажи твоя зачуханная душонка умчится на небо, а, вот, косточки твои беленькие останутся в печке и рассыплются на извёстку пригодную к рынку.
— Вы, гражданин начальник, по-арийски мудры, словно Хесс или Гимлер…
— А ты мне не хами, я тебе не немец… Но тоже соображаю…
На этой высокой ноте надзиратель закончил досмотр обжигательного участка и собрался из цеха вон. Подгребая последние сгустки испорченной извёстки в лопату, Кучумов пробубнил ему в спину:
— Вся наша нынешняя работа пошла коту под хвост. А вот, ежели, я всё-таки расскажу про это главному инженеру промышленной зоны, то вас тогда накажут, гражданин капитан.
— Ты ещё пожалеешь об этом, — ответил ему Брусницкий.
Пояснительную записку для генерала Кукареки он набрал на компьютере одним указательным пальцем левой руки. В ней были такие строки: «Изменилось политическое устройство нашего мира, люди — главная ценность. И следом за этим поменялись формы и методы хозяйствования. Понятно, что до Европейского экономического чуда нам ещё далеко. Я стал виновником растраты пара в траншее во время уничтожения кошек в зимнее время. И согласен, что операция по охлаждению теплокровных, проведённая на «пятёрке» прошла значительно лучше. Но, тем не менее, реального денежного дохода колонии она не принесла. Скрытые ресурсы необходимо искать и находить в любых ситуациях. Подходит лето. Я предлагаю уничтожать ненужных кошек в нашей небольшой вращательной печке, используя попутный огонь. В костях у этих животных содержится кальций — бесценный материал для производства извёстки. Проводить эту ответственную операцию необходимо без усыпления кошек уколами, дабы не тратить на это деньги. Иначе экономический эффект будет незначительным. Сжигать животных нужно живьём».
По поводу им, якобы, испорченной краски Брусницкий ответил устно главному инженеру промзоны: «Осужденные Кучумов и Пакоста сделали это самовольно и специально — из чувства личной неприязни к офицеру ФСИН, добросовестно исполняющему свой служебный долг. Они очернили, измазали честного человека ни за что и ни про что. То есть — оклеветали». В доказательство капитан показал на свои испачканные брюки, потом на ботинки. На них ещё сохранились следы извёстки. Ему поверили на слово, как настоящему офицеру.