Миллионеры

 
- Ну чо, шабёр? Иди, засмолим. Мне махорки привезли  хорошей, – зазывал дед Иваныч соседа Геннадия, чтобы посидеть у двора, поговорить, пообщаться, новостями поделиться.
- Ты уж сам смоли. Ты же знаешь, што я не курю. А вот поговорить можно, – отвечал Геннадий, подходя к Иванычу и протягивая ему руку. – Ну, здорово, здорово!
- Здорово, да не очень здорово. Грыжа, будь она не ладна, замучила, – жаловался Иваныч и, посматривая по сторонам на небо, продолжил. – Дождик, наверно, будет. Это у меня барометр верный. Да и в воздухе, чуешь, дождём попахивает.
- Дождя-то бы надо. Только такова, тихого, спокойного. А то принесёт чево-нибуть. Ураган какой-нибудь. Перебутырили всю природу. А по телевизору спорят. Одни говорят, погода ненормальная стала, и слово-то какое придумали, аномалия, другие говорят што всё нормально. Вроде раньше тоже такое было. И не знай, каво и слушать. Воздух отравили, воду отравили, ну надо столько отходов выбрасывать. А ливни какие страшные стали? В океане, говорят, из отходов целый остров огромный образовался. Выходит, не верь глазам своим. И как тут разобраться, нормально, или не нормально? – философски рассуждал Геннадий.
- А чо тут не понятного, чо разбираться? –  уверенно сказал Иваныч, смотря на соседа. – Деньги тут, Гена, деньги. Заплатили им. Вот они нам простому народу мозги и туманят.
- Зачем это им надо? – спросил  Геннадий.
- Зачем? Это не им надо, кто об этом говорит. Это тем надо, кто им заплатил. Кто-то што-то надыбал где-то, надо же им землю ковырять и похабить. Нефть на севере добывать в море, а там, видишь, льды. Деньги им надо там добывать. Свели эти деньги на земле всех с ума, ой как свели. Вот и придумали, чай, как льды расплавить. Её, землю-то бедную, сейчас то в страшный жар кинет, то в холод. Ох, не простит земля-матушка людям этого. Не простит. Оно, конешно, и без денег-то нельзя. И как тут быть, тоже не понятно? Вот если взять весы, да на одну тарелку положить всё хорошее, что деньги для людей сделали, а на другую всё плохое. Не знай, что ещё перетянет? – выдал на удивление Геннадию Иваныч. – А воюет-то кто? Люди, што-ли, Гена? Деньги, Гена, воюют деньги. Одни наживаются, а другие гибнут из-за этих проклятых денег. Правильно говорят, кому война, а кому мать родная.
- Сейчас это на людей напасть какая-то – деньги. А уж воруют-то как. Миллиардами, и за это, видишь, ничево. А вот картошки мешок укради – срок дадут. Раньше тоже разное было, но больше по мелочи. А если по крупному, тогда, в то время, к стенке. Непременно к стенке. Оно, конешно, тоже не правильно: у нево надо всё отобрать и двадцать часов в день работать заставить. Несунов тогда много было, а щас эти, как их карыпцанеры да алигархи. Слова-то какие, не выговоришь. Откуда они только берутся? Нарошно, штоли, где выращивают. А по телевизору-то всё говорят, боротца с ними надо. Борятца, борятца, а побороть никак не могут, вот тебе и карыпцанеры, – поддержал разговор Геннадий.
- Раньше, видишь, спекулянты были, а щас их нет. Они щас предприниматели. Щас, видишь, покупай чо хочешь. Продавай тоже чо хочешь,  и никому никакого дела до этого нет. А раньше все на виду были. Чуть чо, и за мяхкое место возьмут. Иди сюда. Если кто деньжонки и имел, то, как говорили, в чулок потихоньку складывал, – сказал Иваныч, прикуривая самокрутку.   
- Это уж точно. Некоторые копили. И порой много. Тут в селе одном  миллионер был. Я, помню, туда как-то приехал по делам и на обед в столовую зашёл. Сижу, закусываю. Смотрю, мужичок, так, небольшого роста, в годах уже. Одет так себе. Пинжачишка засаленный, брюки, сапоги кирзовые. Ходит, со столов объедки собирает. Пиво из кружек допивает. Раньше это редко ведь было. Их тогда милиция тут же забирала, чтобы власть не позорили. Это счас бомжуют и дела никому нет. Тогда-то я подумал, што здорово мужика-то жизнь, видно, загнула. Верно, ни пенсии не заработал, и ни родных, ни близких у него, у бедного нет.
- Чо-то слышал я про нево, вроде, – перебил Иваныч Геннадия и махнул рукой. – В тех краях где-то.
- Вот мне итересно стало, – продолжил Геннадий. – Мужиков начал я знакомых расспрашивать. Они мне говорят, што он пенсию получает, только сразу её на сберкнижку кладёт. В общем, с молодости это у нево пошло. На Дальний Восток на Амур он уехал. Деньги хорошие зарабатывал там. Тогда и начал копить. Короче, заболел он этими деньгами сильно. Вернулся домой. И здесь всё это продолжил. Конешно, никакой семьи. Какая ему семья? Деньги у него семья. Одно только на уме. Покупал он облигации разные и лотерейные билеты, и надо ведь, часто выигрывал. Ты вот выигрывал? Нет. И я тоже.
- Оно видишь, Геннадий, как в народе говорят, деньги к деньгам идут, – вставил опять Иваныч. – Я сколько раз брал и ничево, хорошо, если рубль выиграю.
 - Иногда взаймы он, говорят, давал, но редко и только старался тем, кто отдавал. И ты понимаешь, Иваныч, отдавать ему надо было такими деньгами, какими он давал. Говорили вроде, у него примета какая-то своя была, на это дело.
- А што, всё может быть, – согласился Иваныч.
- Денег у нево много, конешно сгорело.
- Как сгорело? – не  понял Иваныч.
- Да никто точно не знает. Дом у нево сгорел. А уж от чего, не знай. Народ и начал говорить, что вместе с домом и деньги сгорели. Стал он жить тогда в бане. Потом начал скитаться. То на почте, то на ферме ночевал. Денег на книжках много, а видишь, дом не купил. Вот так и мотался. Может, боялся.
- Ну видимо, и скряга был, и зачем они ему нужны тогда были? Это выходит как собака на сене, сам не ам и другим не дам, – удивился Иваныч.
- Вот ты говоришь, скряга. А когда в селе задумали новую школу строить, он пришёл в совет и им там говорит, так мол и так. Ну, в общем, предлагает он денег на строительство школы, но только с условием. Чтобы на ней табличка была с его именем и фамилией. Вот и подумай, – сказал Геннадий.
- Ну и чо? – удивлённо спросил Иваныч.
- Чо, чо? Да ни чо.  Разве тогда это можно было. Это сейчас любую табличку повесят, хоть золотую, хоть серебряную. И эту табличку кому хошь, только деньги давай. Глядишь, и им от них маленько к рукам прилипнет. Видишь, у нас тут на горе и часовню построили,  и купальни на колодцах. Люди-то мы все разные. И миллионеры тоже, видишь разные. Только вот те, кто ворует, он денежки-то сразу за границу отправляет. Вот это скряги настоящие, народ оберут и до свидания. Таких надо бы кой за што подвешивать, – убеждённо сказал Геннадий.
- Эх, дураки! Надо было деньги взять, школу построить, а табличку, можно было подумать, вешать или нет. А впрочем, можно и повесить было на время, а потом можно и снять, – хитровато прищурившись, сказал Иваныч.
- Видишь, у него, оказывается, мечта была, и не одна, как я понял. Ещё разговор был, что он мемуары какие-то писал и стихи. И вроде бы книжку хотел выпустить, – добавил Геннадий.   
- А книжку што же? – спросил Иваныч.
- Видишь, ево вроде больным признавали, а тогда ведь не щас, книжку не каждый мог выпустить, хоть миллион у него, хоть два миллиона, – сказал Геннадий и замолчал. Молчал и Иваныч. Самокрутка у него потухла. А что тут скажешь.