На лесной опушке

  Утро  занималось  ясное, солнечное.  Солнце  разливало  тёплый  свет  повсюду, кидало  на   землю  целые   горсти  золотых  лучей - стрел. 
Видеть  самому, как   зарождается  утро -  радость, счастье.
Сколько  чистоты, свежести и  торжества!  Утро  радостно вздрогнуло   от  переклички  петухов  в  деревне  Метенино.
Утреннюю   тишь  растревожил  звонкий  голос  жаворонка.
Жаворонок разбудил  заросшие  берёзкой  окрестные  поля, речную  луговину,  лесную  опушку  и  началось  в  природе  преображение. 
Просёлочная дорога  блестела  лужами, по  обочинам    важно  расхаживали  чёрные, как  головешки- грачи. Слышался  сварливый  стрекот  сорок. Тесной  кучкой  без  всякого  строя  пролетели серые, как  пепел  воробьи,  в  сторону  речки  Пекши.
Лес  начинался  прямо, сразу   за  околицей.
Опушку  обрамляли  и  охраняли  корабельные   сосны. Сосны  с  широкими  стволами,  высокие, стоят  просторно,  вдоль  опушки.  Кора  у  одних  светло – жёлтая, у  других  ярко – красная.  Красивые  сосны, растут  сами по  себе. Рядом  стояли  юные  сосёнки  и  ёлочки. И  такой  у  них   был  задорный  вид, что  душа  радовалась.
Весело   запела  синичка,  вскрикивала  тревожно  сойка.
Густой  запах,  аромат  стоял  здесь. Шёл  он  от  цветов, которые одни  зацветали, другие  уже  цвели.    
Шагаю  по  опушке  тропинкой, к  березняку. И  только  поравнялся  с  первыми  ветвистыми  берёзами, так  и  застыл  на  месте:  в  молодой  сочной  траве – белое  кипение,  на  загляденье. И  не  снег, а  белые  ромашки  цветут,  с  кружочками  солнца  в середине. Вот  поистине  радостное  цветенье.  Нет, нет, не  простое, а  какое -  то      
  колдовское, очаровывающее  сразу.
Раздвигаю  ветки  молодых  берёзок, кусты  вереска и  вдруг  остановился  в  изумлении:  передо  мной  предстали – колокольчики.  И  я  с каким – то  трепетом, с каким -то волненьем  стал  разглядывать их. Колокольчики  бело – фиолетовые, чащи  у  них  огромны, провисли  книзу, стебли  гнут, словно  здоровались, словно  поздравляли  друг  друга  с  тем, что  совершили:  зацвели. 
Я  то  подступал  к ним, то  отходил  назад , и  трогал  их  огромные  чащи  и  мне  показалось, что  они в  тиши  слегка  позванивали.
   Ближе  к  ёлочкам  густая  стенка  чистотела, словно  окантовывает  левый  край  опушки, цветы  жёлтые  похожие  на   бабочек, севших  друг  перед  другом. В дальнем  самом углу  замелькала  медуница. Сине- фиолетовые  цветы  посещают  пчёлы. Как   медуница  похожа  на  глазурь  небесную.
Где –то  в  середине  заскрипел  натужно, не смазано  коростель.  Неожиданно  над  головой, на  берёзе, выбил  яростную  дробь  дятел.
Жара.  Солнце  полыхает. Размаривает.  От  земли, от  кустов – зной. Над  опушкой, над  луговиной, не  сказал,    чтобы  высоко, расходился  коршун, наглый  и  зоркий.   
Всё  видит, всё  примечает.  Тень  его  отражается  на синеющей  глади  речки   Пекши, то  чертит  по  траве.
Лесная  опушка  жмётся, примыкает  к  левому  берегу  речки. На  речке  тёплые, звонкие  детские  голоса, всплески, вскрики, смех, взвизги.  Как  легко  шумит  речка, как  играет!  Вот  когда  она  беспредельно  счастлива – всех собирает  к  себе, всех  ласкает.
Сижу  на  камне, с  интересом  наблюдаю  за рыбёшкой.  Ах, как  много  малька!  Этакие  живые  стрелочки  снуют  т уда – сюда. И  как  же  красива  наша  речка  Пекша, в которой плещется, дробя  солнце, колебля  тени  береговых  сосен, гуляющая  рыбёшка!   Дружным   дозором  поглядывают сосны  на  речку, что  изгибисто  вьётся  низиной, на  пойменный, в  немыслимом  цветочном  буйстве,  луг, на  деревню  Метенино.  Далеко – далеко  всё  видно  им, но и сами  видны  далеко.         
….Шагаю  берегом.  Над  головой, как  ручеёк  звенит, трезвонит  жаворонок. Залитые  солнцем, стоят  на  берегах  сосны. Плеснулась  мелкая  рыбёшка  в  омуте, бочаге,  и  зыбко  колыхнулись  тени  сосен  в  воде. Как  всё  ожило.    «До  чуда  не  хватает  только  разве  музыки», - и  не  успел я  подумать  об  этом, как   вот  она  и  музыка: дрозд  запел – мелодично,  бодро, звучно  и  весело.    
А  на  лесной  опушке  опять затрезвонили  колокольчики, а  ромашки  улыбались, как  белозубые  девушки. В  березняке  иволга,  жар – птица  лета, подала  голос, объявила  всем:  «  Жить  можно….  Можно  жить».