Приключения шалопая. 19. Советский облучённый

Предыдущая: http://www.proza.ru/2019/11/13/649


     19. "А Я ПРОСТОЙ СОВЕТСКИЙ ОБЛУЧЁННЫЙ..."

     С Юрием Симченко, руководителем Лаборатории № 3, произошёл несчастный случай. Он проводил радиационные испытания образцов, сделанных у Тимофеева, и неожиданно выронил урановый кусочек на пол, быстро поднял его незащищённой рукой, чтобы снова положить в священный свинцовый сосуд. В результате получил глубокий, а не поверхностный, радиоактивный ожог.

     Затем полгода пролежал в спецбольнице. После возвращения страшный чёрный сквозной ожог на его руке стал светло-серым, но ненадолго. И снова он угодил в больницу, где начал курить. Симченко говорил: «Невозможно в нашем государстве не делать этого, зная, что в нём курит хотя бы ещё один человек!»

     Здоровался он левой рукой, пряча правую в рукаве.

     Исследования люминофоров в жёсткой радиоактивной среде стали проводиться не только в Курчатовском институте, но и в ВЭИ в целях экономии, потому что курчатовцы брали большую арендную плату за эксплуатацию реактора. Степень радиации в ВЭИ была значительно ниже требуемой, поэтому иногда приходилось работать и на курчатовском реакторе.

     Реактор! Его официально называли для конспирации «газовым заводом». При первом знакомстве с этим учреждением Рязанцева очень удивило то, что три берёзки, растущие у входа, весной сбросили первые клейкие, но уже пожелтевшие листочки.

     Высота реактора – в несколько этажей. Подниматься надо по узкой, почти вертикальной, железной лесенке-трапу. Жара, как в русской печке: более 60 градусов. Вес амуниции свыше 30 килограмм. Подъём по узенькой лесенке – две минуты. Работа – четыре минуты. Она очень простая: образцы опускаются на различную глубину в небольшое круглое отверстие вместе с термопарой. Записи результатов должны быть отчётливы, но пальцы в просвинцованных перчатках булькают в поту и скользят. Никакой чёткости не получается. Иногда Рязанцев, так же, как и его напарник, снимал с руки перчатку. Часто пот, стекающий со лба, застилал ему глаза. Чтобы видеть, он приподнимал защитную заслонку из прозрачного оргстекла. Это всего на несколько мгновений, но радиоактивные ожоги обеспечены.

     Обратный путь стремителен. Это скольжение вниз при слабом торможении локтями о металлические шершавые перильца лесенки. В результате, особенно без привычки, разбитые в кровь колени.

     Почему такая спешка? Случались нейтронные пробои – следствие неполадок и технических накладок. Тогда - вой сирены, как во время войны при воздушном налёте, и бешеное мелькание красных лампочек. То есть без нарушения техники безопасности никак не обойдёшься.

     Только один раз Рязанцев потратил пару драгоценных секунд, чтобы сверху оглянуться вокруг. Огромной зал, где он совершенно один. Чувство грозной опасности. Противный тягостный гул.
 
     А внизу, в кабинете, за свинцовой стенкой - пульт управления и большой портрет Курчатова –«Бороды», как его все называли. В этой комнатке ждал напарник. Здесь ему передавалась амуниция – свинцовые нагрудник и передник, галоши, перчатки и остальное…

     Теперь очередь напарника лезть наверх. Возвращался каждый из них через десять минут при норме всего в восемь, в которую никто никогда не укладывался. Затем - второй подъём. Работали, как в тумане, словно биороботы.

     После всего этого – холодный душ, обязательно с хозяйственным мылом, чтобы смыть радиоактивную пыль, осевшую на воспалённое тело. Затем небрежная проверка показателей с помощью карманных счётчиков Гейгера («карандашей»). В эти показания испытатели не вникали. У них считалось дурной приметой знать, какую степень облучения ты сегодня получил. Вот и вся работа.

     Правда, иногда бывало и такое. Один из инженеров никак не мог заставить себя совершить повторный подъём на реактор. Или потому, что очень кружилась голова, и он страшился потерять сознание наверху, или же просто жалел кисть руки с ещё не зажившим предыдущим ожогом? Пришлось напарнику подниматься на реактор трижды: за себя и за него, проклиная всё на свете.

     После душа шли в столовую, где им уже приготовили боевые сто грамм и кушанья на выбор: украинский борщ, узбекский плов, сёмга, салаты, свежая клубника - и за всё это символические десять копеек. ПоворА говорили, что все продукты с кремлёвского стола.

     Продавалось и роскошное холодное бочковое чешское пиво, но уже за полную стоимость. Портило удовольствие только абсолютное отсутствие аппетита!

     А потом - скорее домой на такси! При внезапно захлёстывающей слабости всего организма. Главное, успеть добраться до дивана. И там на целые сутки провал в небытие…


Следующая: http://www.proza.ru/2019/11/27/723