Вот парадный подъезд

  Вера Позднякова               
               
                Вот парадный подъезд
               
               
                Глава 1
                День первый, день второй
 

   Я шла к этому  обшарпанному подъезду, месту  своей будущей работы, измученная, больная, едва живая, ведомая, а вернее, влачимая теплящейся надеждой на знаменитое
«светлое будущее».
С трудом одолев пять этажей по узкой,  зашарпанной, грязной, замызганной, лестнице, с давно не мытыми  окнами, такими же зашарпанными, как и сама лестница, я была полуживой втянута в длинный, еле освещенный коридор, полностью соответствовавший всему ранее увиденному.
Увидев в конце коридора перед приемной свободный стул, я осела на него, как на спасательный круг.
 В голове билась кровь, только бы не поняли, что я совсем больная, и не передумали взять меня на работу.
Кругом сновали люди, множество женщин выступало из туманной дымки моего сознания.
Они сновали как рой мух  … или пчёл и жужжали до невозможности. И, как  в каждом рое, их нельзя было практически различить. Но иногда сквозь рой, как торпеда, проносилось существо иного рода, яркое, надменное и величественное … как оса.
И я поняла, что это и есть  налоговые инспектора, скорее налоговые инспекторицы, гордые и всесильные, как императрицы.
После выпитой таблетки, я стала приходить в себя и усилием воли собирала себя из обломков в одно целое. В глазах яснело и виднело. Рой стал распадаться, по крайней мере, вблизи меня на отдельные особи.
Рядом со мной сидела одна такая, выпавшая из общего роя, особь. Это была милая, вся  «домашняя лапочка» с фиалковыми глазами, задорной челочкой и улыбкой на знакомом чем-то лице.
Причем, чем больше яснело у меня в голове, тем  больше мне стало казаться, что эта улыбка предназначена мне,  в смешной топорщащейся юбке стиля « а-ля баба на чайник», под старой, растянувшейся, вязаной мохеровой шапкой малинового цвета, облезлой и сколотой сзади большущей булавкой.
 - Что, Эра Васильевна, отдышались, ну, пойдемте ко мне в кабинет.
Сил «упасть в ужас» у меня не было и вообще куда-либо упасть тоже. Я не узнала Её.
Это  была сама Богиня, сидящая на Олимпе районной налоговой службы, сама гроза неплательщиков и «мама»  всех налоговых осок её района, сама  Софья Петровна. Самая Главная районного масштаба.
Я умудрилась плюхнуться с ней рядом на стул, не заметив её и завалив её милый костюмчик  фалдами своей допотопной юбки.
Сквозь «молот», зазвучавший в моей  «наковальне» до меня доносился колокольчик её голоса откуда-то сверху, с высоты:
- А я вышла посмотреть, сколько у нас налогоплательщиков, и тут Вы, решила подождать, когда Вы отдышитесь. Я вызвала  Вас сегодня с тем, чтобы сообщить  приятное  известие, Вы приняты, с сегодняшнего дня, простым пока налоговым инспектором, но всё впереди, штаты будут расширяться после Нового года. А  пока я хотела познакомить Вас с  будущими коллегами.
Я шла по длинному  коридору в обратном направлении в фарватере, прокладываемом Главной осой налоговой службы района, как на буксире.
И вот милейшей ручкой Софьи Петровны открывается дверь, и мы попадаем из сумеречного мира роящегося коридора в мир солнца, света, тепла. Кругом множество столов, множество красивых дам, сидящих за этими столами, и … первое, что мне бросилось в  прояснившееся от радости сознание, внушительные кучки денег на этих столах, считаемые пальчиками в кольцах и без оных, а также красочные коробки с подарками по бокам столов.
Софья Петровна прощебетала всем приветствие, выслушав в ответ хор дифирамб, и сказала:
-Вот ваша новая коллега. Прошу любить и жаловать. Она грамотный специалист и знает бухгалтерию,  вам есть чему у неё поучиться, а налоговым премудростям мы попросим научить её нашего старейшего и заслуженного работника Елизавету Витальевну.
-Лизанька, помоги Эре Васильевне освоиться.
С этими словами небесно-лазурное облако упорхнуло. И я осталась  глаза в глаза, с роем хорошо организованных породистых ос, красивых в своем великолепии.
Которая из них  Лизанька, было трудным для меня вопросом. Я стояла у двери, прислонившись к косяку, чтобы не сползти, держась на ногах лишь за счет основного закона физики, за счет силы трения, нелепая и смешная  в своем наряде.
Осы, мгновенно оценив меня по десятибалльной шкале, выставили мне каждая по запредельной ниже нуля оценке и продолжили свой труд, шелест купюр звучал в этом помещении как звук арфы небожителей.
Вскоре горы купюр были тщательно отсортированы и уложены внутри кошельков и сумочек, коробки пересмотрены, и взгляды вновь устремились на меня.
И тут из-за соседнего с дверью и со мной стола выпорхнула совсем маленькая «оска», чуть выше стола и таких же объемов, как у осы. В свете лучей, льющихся из окна, она была еле различима  и то благодаря ярким  полоскам своей блузки и сверкающим медью тонким кудряшкам. И неожиданно тяжелым привыкшим командовать голосом прозвучало властно и размеренно:
-  Я – Елизавета Витальевна. Рядом со мной свободный стол, садитесь.
Я осела за стол с большим облегчением, радость потихоньку начала заполнять меня, как сосуд, страхи тоскливой бедности уходили, а с ними и боль в голове  и сердце.
И тут до меня донесся опять вкрадчиво-важный голос Елизаветы Витальевны:
- Вот, забирайте себе папки, это будут Ваши предприятия и работайте.
Открыв первую попавшуюся, я стала силиться понять « ху есть ху».
До обеда я в полном онемении просидела, упулившись в злополучную папку (до сих пор не могу вспомнить, что это было за предприятие). В обед я, собрав все свои оставшиеся ошметки сил,  подошла к начальнице отдела Глафире Поликарповне и отпросилась  в больницу. Там мне сразу вкололи укол, выписали больничный и вызвали такси до дома.
Так закончились мои предыдущие беды, они с трудом отцеплялись от меня, сожалея о хорошем для них плацдарме. Так закончился мой первый рабочий день. Так всходила новая эра в моей жизни, эра надежд.
С больничного меня выписали под Новый год. Утром я одела светлую блузку и отправилась на работу.
Этот мой второй день работы совпал с последним рабочим днем года уходящего.
С радостно бьющимся сердцем я поднялась на пятый этаж, вошла в «свой» кабинет и села за свой стол, красивый и удобный. А главное он был в любимом мною всегда углу. Вот уж повезло, так повезло.
Раскрыв злополучную папку, лежащую все дни моей болезни сироткою на столе, я стала листать документы, вчитываясь в каждую строчку, присасываясь мозгами к ней, именно «мозгами», т. к. то, что у меня было в голове в тот момент, « Мозгом» я назвать не могла.
В голове у меня была каша из забот о дочери, о  доме, грусть об ушедшем, тревога за будущее, радость за мою первую маленькую самостоятельную победу  над обстоятельствами, трепет от предстоящего знакомства с сослуживцами, и надежда, что я справлюсь со всей этой кашей, и разберусь со своей будущей работой.  Мне хотелось работать, работать хорошо и не подвести человека, принявшего меня на работу, поверившего, что я смогу.
Я была готова изучать, учиться у своих новых коллег, впитывать всё в себя, как первоклассник, а пока всё было в радостном «впереди».
Как новичок, я пришла значительно раньше остальных. Налоговые же богини, как олимпийские небожительницы, тянулись еще некоторое время после звонка. Томные, утонченные, значительные. И сказочно нарядные. Как говорили в моём детстве – нафуфыренные.
Но произошла приятная метаморфоза за время моей болезни, богини все, как одна,
заметили меня и ласково снизошли выказать мне знаки внимания. После первой встречи я была приятно поражена, но потом сообразила, что деньги уже, вероятно, все пересчитаны, подарки тоже и в ожидании торжественной части  я была развлечением.
Торжественная часть, речи, похвалы, поощрения розданы, Главная богиня налоговой прощебетала миленькие стишки, написанные ею собственноручно к данному празднику, и спела чудную песенку.
И я почувствовала тепло и какой-то неуловимый дух доброго единения этого  налогового «улья», наполненного милыми осами, которые сейчас все, как одна, походили на добрых пчел. 
Заключительным аккордом этой « Праздничной симфонии» прозвучала песенка про любовь, спетая всеми красивыми осками, после чего шумный рой разделился на маленькие группки и каждая нырнула  в свою соту.
 Раньше в прежнем своем коллективе мы тоже праздновали все советские праздники по всем канонам и стандартам, в новых юбках или блузках, сшитых самостоятельно или даже в ателье. И только некоторые дамы – «морячки», как говорили мы, блистали на каждом празднике новым «прикидом» из бонного магазина. Мы, остальные «серые мышки», подходили к этим  счастливицам и щупали  незнакомую нам ткань, просили их покружиться в своем великолепии и замирали от восторга.
Но то, что я увидела здесь, в корне изменило мои представления о том, как надо одеваться, выглядеть, «подавать» себя.
Здесь был парад «ниже не могу», «выше не могу» и «совсем не могу». Рой переливался как серпантин на праздничной ёлке. Все эти «чудесные видения» щебетали о чём-то своём  без  умолку, выполняя при этом массу дел, накрывая огромный праздничный стол из сдвинутых в центре наших письменных столов, открывая  домашние грибки и прочие соленья, кроша и перемешивая салаты, отвечая на звонки-поздравления по телефону и принимая запозднившихся посетителей («плательщиков» как принято  здесь говорить), которые спешили отметиться каждый у своего инспектора стандартным набором из красочного пакета с шампанским и коробкой конфет.
Горы коробок росли как грибы на всех столах.
Некоторых плательщиков, после благосклонного  принятия их даров, подводили ко мне и говорили, что я их новый инспектор.
Плательщики терялись, лепетали невразумительные извинения о том, что они не знали ничего, а то ни в коем бы случае не упустили такую возможность, выразить «поистине несказанную радость» от знакомства со мной, так сказать, материализовав эту радость в виде красивого пакета с шампанским  и конфетами. И в замешательстве удалялись.
Я, как новенький воробышек, сидела, нахохлившись от смущения, обалдело глядя на всё это « шествие гномов» с поздравлениями к небожителям.
Горы коробок росли, но вскоре исчезали в больших  пакетах под столом, сгруппированные по  размеру, массе и  достоинству. Но тут же появлялись новые.
Я сиротливо смотрела  на  эти горы и уже не делала вид, что листаю папку с документами.
Хотелось есть, познакомиться со всеми и понять, как кого зовут, освоиться в этом коллективе, жужжать вместе с ними и, не скрою, где – то в глубине души уже мечталось о совсем малюсенькой горочке из красочных коробочек и даже не о горочке, а о совсем маленьком пригорке, не для себя, для дочери.
И тут по телефону поступил призыв от какого-то «благодарного» плательщика, купить у него по себестоимости в честь праздника конфеты с  кокосовой начинкой. Это была новинка, и  дамы быстро  составили список, записываясь, кто на полкило, кто на двести грамм.
Дошла очередь и до меня, как полноправного члена коллектива, и я, нанюхавшись запахов коробок, сказала отяжелевшим пересушенным языком:
- Два килограмма.
Все дружно рассмеялись. Но радость моя не знала предела, конфеты обещали принести сегодня, а деньги взять уже после Нового года в зарплату.
Замечтавшись от нежданной радости, я не заметила некоторых передислокаций и была ошарашена, очень тронута вниманием своих новых коллег. Оказывается,  у этих красивых осок – небожительниц было принято делить все подарки поровну и  они  не обошли  своим вниманием и меня.
И вот, в несколько минут передо мною выросла небольшая горка, так неожиданно скоро для меня. Я обалдело глядела на неё и радость переполняла меня всю от багровых ушей
 до пяток в моих стоптанных сапогах.
Вскоре принесли заказанные конфеты с кокосом, мне отдали моих два кило, все принялись пробовать, кокетливо откусывая по чуть- чуть.
Я  ела эти конфеты одну за другой, не разжевывая. Их необыкновенный вкус парализовал мой разум, я впервые за многие годы ела конфеты, не считая их. На прежней работе на всех пирушках конфеты делились по счету и я не могла себе позволить съесть хоть одну, я бы себе этого не простила, ведь дома меня ждало  маленькое, худенькое, большеглазое существо, для которого эти праздничные конфеты были редкой радостью.
Я ела конфеты, а они не исчезали и их оставалось еще очень-очень много.
Новые коллегини смеялись:
-Ничего, Эра Васильевна, скоро Вы их  так есть не будете.
Я не могла себе этого представить и, смущенно улыбаясь, поглощала конфеты  уже под улыбки коллег.
Настал час торжественного обеда, вход в налоговую был перекрыт решеткой, все уселись за стол и притихли в ожидании Главной оски.
Она вспорхнула как мотылек и сходу начала свою поздравительную речь:
- Девчонки, вы хорошо поработали, впереди новые планы и задачи, а сейчас отдыхайте!
-Отдельно хочу  поздравить вашу новую коллегу,  она грамотный
специалист, и руководство приняло решение, поздравить и её  с Новым  годом и вручить ей эту чудную махровую простыню.
Я встала на ватных ногах, взяла красочный пакет, впервые за много  последних трудных  лет я была счастлива.
Пир полился рекой, было задействовано большинство из подаренных бутылок шампанского, в коридоре лилась музыка, смех и топот заглушали её.
Я не могла пить из-за своей аллергии на спиртное, но не пить я тоже не могла. Цветок, оказавшийся по счастью рядом, спасал меня, принимая основные тосты на себя. Но и остатков на дне рюмки мне хватило вполне из-за несчетного числа этих тостов.
 Кругом меня были милые добрые коллеги, полюбившие меня, много салата и колбасы, много конфет и вина.
Начинался второй самый важный этап всякой гулянки, её кулуарная часть, кофе, сигареты, тет – а – теты, в перерыве между дружным ритмичным топаньем каблучков в коридоре, куда изрядно повеселевшие оски вылетали из своих сот для коллективного роения с целью не только потанцевать, но и показать весь блеск своих сверкающих крылышек, то бишь сногсшибательных нарядов. Вихляние едва прикрытых бедер и пьяные наплывы на «фотокамеру»  из пары моих глаз, запечатлевавшей всю эту вакханалию, делало это коллективное роение неким магическим ритуалом, который завораживал своим блеском.
Я подглядывала на эту вакханалию из раскрытой двери нашего кабинета. Впрочем, и из других дверей кое-где выглядывали такие же, как и я, новички, стукнутые по мозгам всем этим великолепием.
Главная  оса, влетевшая в наш кабинет, схватила меня за руку и потащила на коридорные танцы. Меня спасло внимание к её персоне пьяненьких военных, приглашенных небольшим количеством для услаждения дам.
Но эта оса  была особенной и своё место занимала не зря. Это было Её место, она как  матка блюла всех и вся.
- Эра Васильевна, прячьтесь, Софья Петровна совсем напилась и идет приглашать Вас снова, она новеньких не бросает, пасет их,  чтобы не скучали.
Дверь отворилась как от ураганного вихря, я инстинктивно нырнула под стол. Это  спасло меня от пыток, нелюбимыми мною танцами, да к тому же я не могла представить свои стоптанные сапоги и свою дремучую юбку рядом с изящными туфельками и прикидами налоговых осок.
Мои новоиспечённые подруги смеялись моей, спасшей меня, детской выходке.
Я вылезла, обдергивая свою топорщуюся юбку, и поняла, что мне пора сбегать с этого пира. Бочком по стенке я прошмыгнула мимо разгоряченных танцующих осок, унося с собой новогоднюю радость  и много надежд на будущее.
И это будущее уже наступало, хотя его еще по старому советскому образцу честно делили по-братски и поровну  в новых,  только что зародившихся налоговых органах.
А пока я бежала домой с большими красочными пакетами в руках. И вот я дома. Немного неожиданного счастья вошло вместе с подаренными мне пакетами в наш пасмурный мир и осветило его.
Это тебе, Коша, нас всех поздравили, и это всё тебе. Я выкладывала коробки из  красочных пакетов. Моя малышка смотрела на это чудо, на эту гору коробок и улыбка появилась на её задумчивом бледном личике.
Она перебирала коробки, рассматривая картинки, и  боялась открыть хоть одну, вдруг это ошибка, и она что-то не поняла. За всю её грустную, не по-детски жизнь, она видела такое изобилие  (давно обещанное государством  еще её маме), впервые.
Мы боялись спугнуть это чудо, боялись, что вдруг отвернемся, и всё исчезнет.
Наша адаптация длилась долго, весь этот необыкновенный предпраздничный вечер.
Зато утром, вдоволь налюбовавшись, мы открыли сразу две коробки, и пили с ними чай.
Я боялась отъесть лишнего из коробок и ела весовые  кокосовые.
С  тех пор я не могу есть шоколадные конфеты, особенно кокосовые. А в  тот вечер мы долго решали, кому из наших друзей и родных какую коробку подарить.
Такое, внезапно свалившееся нам богатство, после жизни почти впроголодь на пике, достигнутого страной, почти коммунизма, было для нас слишком велико и нам хотелось поделиться им с другими.