Голытьба глава 2
Другая часть иногородних и бедных казаков вынуждена была батрачить у богатеев. Ремесленники, кузнецы, сапожники, печники, бойщики скота, и другие, занимались своим делом за плату получаемую деньгами, или натур оплатой по их желанию: зерном, семечками подсолнечника или птицей.
К иногородним, казаки, особенно, зажиточные богачи, относились пренебрежительно. Не любили пришлых казаков из соседних станиц, исключение составляли те, кто становился родственником, шел в зятья.
За право жить в станице, за приусадебный участок, Иван Дерибасов платил посаженную плату. За неуплату его могли по решению станичного схода выдворить из станицы и разрушить его дом и хозяйственные постройки.
Ни один раз это происходило даже с зажиточными иногородними мужиками. Как пришлому казаку Ивану было запрещено: пользоваться услугами заводской конюшни и ветеринарным пунктом. При станичном бедствии он не получал пособия из общественных хлебных амбаров. Даже запрещалось, стричь волосы и носить казачью одежду, то есть, в нем не признавали казака.
Нужно отметить, что в станице в общем, были казаками все, но так получилось, что при отсутствии военных действий царь, перевел часть казачества в крестьян, чтобы лишить их льгот, а при необходимости, они снова получали казачество.
Сама станица, где поселился со своей семьей Иван, была основана в 1825 году 21 сентября на берегах Кумы, при выходе из ущелья. В одна тысяча семьсот семьдесят седьмом году был подписан царский указ о переселении Хоперского полка расположенного на реке Хопер, вместе со своими семьями на вновь возводимую Азово – Моздокскую линию. Прибывшие казаки хоперцы по Линии основали крепости и при них казачьи станицы.
Поселение казаков носило характер укрепленного военного стана, обносилось земляным валуном и глубоким рвом. От слова «стан» и пошло название «станица».
Станица дважды пополнялась, последнее ее пополнение было в одна тысяча восемьсот сорок девятом году. Пользовались смешанно русско- украинским диалектом. Казаки не расставались с оружием, не смотря на то, что переняли многое от своих горских соседей, а рядом жили абазинцы, карачаевцы и многие другие, например подогнали свои чекмени, под крой черкесски, оружие было кавказского образца вместе с тем, они сохранили прежний быт, казачьи семейные и общественные отношения и привязаны были к христианской вере.
Когда Кавказ покорился России, от одна тысяча восемьсот шестьдесят восьмого года сторожевые службы станицы преобразовали в службу полковую и, стали пополнять первый Хоперский казачий полк. Полвека станица жила мирно. В это время в семье Ивана родился сын Алексей одна тысяча девятьсот одиннадцатом году.
До одна тысяча девятьсот восемнадцатого года станица жила в мире, а с одна тысяча девятьсот восемнадцатого года за свой Присуд мир был нарушен в результате русской революции.
Участились набеги на станицу, в результате при защите своих укреплений гибли казаки. Но особенно станица понесла не исчислимые потери при советской власти. Весной одна тысяча девятьсот восемнадцатого года все ее население приняло участие в изгнании на Кавказе красноармейских и матросских отрядов.
В предгорьях Кавказа две станицы первые подняли восстание против новой русской власти, к ним присоединились еще две станицы и под командованием полковника Шкуро изгоняли красных пришельцев со своей земли.
В восстании так же приняли участие женщины и дети. Несколько раз станица переходила из рук в руки, погибло много людей, сгорело много дворов, церковь, школа.
Иван занимался, как и его отец, Илларион в свое время, ремеслом, выделывал шкуры, шил стельки для обуви и сбрую для лошадей. Этим зарабатывал себе на жизнь. Было у него к тому времени две коровы и лошадь.
Призвали его на войну. Оставив жену и детей, ушел служить. Отвоевав всю Империалистическую начиная с августа одна тысяча девятьсот четырнадцатого года, потеряв здоровье, вернулся домой. Пошел работать поденщиком, надолго уходя в другие станицы и хутора.
С Евдокией оставались дети. Старший сын Петр уже с девяти лет работал на хозяйском дворе. Евдокия горбатилась с раннего утра и до поздней ночи на чужом подворье за краюху хлеба и чашку картошки. Ели сводя концы с концами. Деньги Петру не платили, да и по тем астрономическим ценам все равно ничего не купить. Жили впроголодь, было время, когда Евдокия ходила по дворам и просила милостыню, чтобы накормить детей.
Как-то зимой, легко одетая, в рваной одежонке сильно простудилась и слегла, становилось ей все хуже и хуже. Мужа на тот момент не было, на заработках, а дети, какой с них спрос, вот и угасала как свеча каждый день.
Дети сами пошли по дворам побираться, кто давал, они съедали по дороге, домой не приносили ничего, да и мать ни чего не ела. Евдокия все время находилась в забытье, и привиделся ей сон, подошла к ней женщина в черном платье и говорит,- уходи отсюда, рано тебе еще здесь стоять, твой черед еще не подошел. Отвари полыни и выпей стаканчик, да поешь селедки.
Евдокия очнулась, на пороге стоял муж Иван. Она рассказала ему про сон. Он пошел в поле, среди снега торчали сухие побеги полыни, несколько штук сорвал и принес домой.
Отварил, настоял в кружке и стал понемногу давать Евдокии, разделив питье на несколько частей приема. К вечеру она выпила все содержимое кружки и даже не почувствовала горечи. Ночь спала спокойно, а утром попросила селедки, но где же ее взять, кругом голод.
Иван пошел к богатому казаку Трифону и говорит:- жена болеет очень, просит соленой рыбы хоть кусочек, а мне взять негде. На порог вышла мать Трифона, ровесница его матери, сказала,- погодь,- и ушла в дом. Принесла большую жирную селедку и отдала Ивану. Он поклонился ей в ноги и понес селедку Евдокии. Она съела ее, оставив только хвост и голову и, провалилась в сон. Спала сутки, когда проснулась Иван сварил галушки из заработанной на хуторе муки и накормил ее и детей.
Петр, сын Ивана, чем старше становился, тем больше понимал и убеждался в том, что существуют богатые и бесправные бедные казаки и крестьяне. Часто приходилось ложиться спать, не проглотив ни крошки хлеба. Когда ему исполнилось двадцать лет он с двоюродным братом, его теской, сбежали из дома в славный город Ростов-на-Дону. Хотелось, есть, и они в поисках пищи забрели на базар, но как оказалось не вовремя. На базаре стоял крик, полицейские хватали всех подряд и тащили под крики толпы в участок, осыпая тычками сопротивлявшихся.
- Братцы, заступитесь, кричали задержанные. Несколько человек фабричного вида просили городового отпустить их товарища. Толпа увеличивалась на глазах, вокруг задержанных назревал бунт. Два Петра стояли, разинув рты, и смотрели на происходящее вокруг них. Таких смелых речей они еще не слышали.
- Да что это такое, кричала толпа, за что людей без причины хватаете. Из полицейского участка несся звериный крик,- убивают! Кто-то поднял камень и бросил в закрытую дверь участка. Из ворот выскочил околоточный,- разойдись, заорал он не своим голосом.
-Ты не ори на нас чучело,- закричали из толпы. За что человека без суда калечите.
Околоточный выхватил из кобуры револьвер и выстрелил в воздух. Толпа дрогнула, но с места не двинулась.
- Так ты стрелять сволочь.
Околоточный дернул из ножен шашку, - зарублю,- махнул над головой сверкнувшим клинком.
Но лучше бы он этого не делал. Мигом в его голову полетел увесистый камень, брошенный из задних рядов и, тюкнул воинствующего «фараона» прямо в темечко. Полицейский, выронив шашку, упал, Петр старший мигом ее подхватил и исчез в толпе. Младший Петр последовал за ним.
Хлопцы были поражены увиденным. Спрятав шашку, они пошли все-таки, искать, чего бы поесть. Перекусив, чем Бог послал, забрав шашку, укутав ее во всякое тряпье, они решили уйти из города.
Через несколько дней они пришли в станицу Луганскую, где жил старый друг отца Петра старшего, дядя Тимофей. К нему они и направились. У дяди Тимофея были гости, хозяин представил хлопцев как своих родственников казакам, сидевшим за длинным столом. Казаки хмуро оглядели «родственников» и, промолчали.
- Не помешаем?- спросили хлопцы, и сели за стол.
- Садитесь, здесь все свои,- сказал Тимофей.
И вдруг, сидевший рядом с Петром старшим казак неожиданно злобно и громко выкрикнул, продолжая наверно начатый разговор:- вышла свинья за ворота, она уже в лесу, вот те и потрава, плати штраф казне. Потому, как в лесу пасти нельзя! Объявил нам токсатор, что леса у нас в пользу казны отымают, а напоследок наказал выставить тридцать казаков для дележки леса на делянки. Казаки идти отказались, уперлись как бык на базу. Землемер поорал на всю округу и укатил в Ростов.
Приехал оттуда с начальством, а с ними генерал, важный такой, с огромным животом. Собрал сход казаков, кричит,- казаки, я еще в одна тысяча девятьсот шестьдесят первом году усмирял крестьян, которые вздумали бунтовать против воли дарованной им царем освободителем.
А казаки ему,- мы тебе ваше превосходительство не мужики.
- Генерал заорал,- урядник, переписать бунтарей. Урядники начали переписывать всех подряд, кто кричал и не кричал, глухих и немых. Кинулись на них казачки и давай их лупцевать, да так отходили, что они все бумаги побросали и бегом обратно к генералу.
Казаки к атаману, какой ты атаман, если не можешь защитить народ, отдай булаву и уходи, а не отдашь, голову саблей отрубим. Атаман булаву бросил и сбежал.
Петр старший впервые в городе, а затем в станице увидел народ смелый дружный, готовый за себя постоять. Он понял, что не сможет мириться с прежней жизнью батрака. Наступил новый период в его жизни.
Оба Петра решили вернуться домой, ведь бороться с урядниками можно и дома. Они зашли попрощаться к дядьке Тимофею, он стоял спиной к входной двери и читал на память стихи Некрасова, казаки слушали, неотрывно глядя на Тимофея:- Жаль только жить в эту пору прекрасную, Уж не придется ни мне, ни тебе. Сжалось что-то в груди хлопцев, доживут ли они до поры той прекрасной?!
Увидев их, дядька Тимофей понял, пришли прощаться. «Но что ж, у каждого своя дорога».
При прощании он сказал:- в Новочеркасске формируют полк кавалеристов казаков, для рабоче-крестьянской армии. Вам бы одежку и лошадей справить, да шашки, можно и в кавалерию, будете красными кавалеристами.
- У меня есть чем воевать, - сказал Петро старший, и вынул из тряпки шашку, показал Тимофею,- а коня я добуду.
Старший Петр, сын Ивана, решил добираться до Новочеркасска, а младший Петр, сын Григория, вернуться домой.
Так они расстались. Старший стал красным кавалеристом, а младший белогвардейцем, служил в кавалерии белой гвардии. За время службы и военных действий не встретились они в бою, не допустил Господь, выбора жить, или умереть от руки брата.
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ
Свидетельство о публикации №219112400825