Как стать летчиком

               
Еще в старших классах школы мы время от времени задумывались о своей послешкольной судьбе. Мне почему-то хотелось поступить в летное училище. Первый раз я заговорил с родителями об этом в седьмом классе, но им удалось меня отговорить. Через год, после окончания восьмого класса, я снова вернулся к своему желанию. Родители всполошились и вызвали маминого брата дядю Яшу, который смог меня убедить, что лучше все же закончить среднюю школу, а потом уже решать, что делать дальше.
Уже имея на руках аттестат зрелости, я все еще не решил, что мне с ним делать. И тут мой одноклассник и приятель Юра Бойко – Боёк, как все его называли, – предложил:
– Давай подадим документы в Высшее военно-инженерное училище имени Макарова, расположенное под Ленинградом, я был в военкомате, нас могут туда направить. Училище классное.
Почти не раздумывая, я легко согласился, тем более что я и сам читал много хорошего об этом училище. Подали мы документы в военкомат, пришли на медкомиссию. Больше всего я боялся «крутилки». Сел в кресло. Сделав с десяток оборотов, кресло остановилось, когда поднявшаяся горячая душная волна уже готова была меня поглотить. Я встал, вытянул руки, прошел по половице. Все. Испытание выдержал. Вышел в коридор, прислонился к стенке, пытаясь отойти от головокружения.
Медкомиссия закончила работу. Всех собрали в кабинете у военкома, и тот начал зачитывать результаты. У кого все благополучно – прийти через три дня за медицинским заключением и документами для поступления в военное училище. У кого отрицательное заключение – зачитывает заключение, кому сразу отдает документы, кому предлагает лечь в больницу на дополнительное обследование. Нам с Бойком предложил пройти дополнительное обследование. В военкомат надо прийти через два дня, за это время они должны договориться с больницей.
Через два дня мы оба явились, но независимо друг от друга и в разное время. Боёк взял направление и лег в больницу, а я пришел, когда военкома не было. Мы его долго ждали, а потом пришел кто-то другой. Взял документы и каждого спрашивает, что ему предписано. Тому, кто ждал направление на обследование, велел ждать военкома, потому что направлений в документах не было. К этому времени я уже понял, что раз возникли препятствия, то дальше ничего хорошего не жди, и уж точно в это училище не попадешь – туда все-таки приличный конкурс. Поэтому, когда дошла очередь до меня, я, практически не кривя душой, сказал:
– Не прошел комиссию, – умолчав, что военком решил выводы комиссии оспорить.
Документы мне вернули, я отнес их в университет и вскоре стал его студентом. На этом прекратились мои мечты стать летчиком.
А теперь переключимся на младшего маминого брата Григория Синегина. К началу войны ему исполнилось двенадцать лет – самый хулиганистый возраст. И действительно, во время войны, когда село оккупировали немцы, и потом, когда их прогнали, он верховодил над всеми пацанами в округе. А развернуться было где – кругом можно было найти немереные запасы оружия и боеприпасов. Разного рода фейерверки из боевых патронов были любимым развлечением пацанов. У Гриши были в разных местах припрятаны свои запасы, в основном патронов разных калибров. Но разве от четырех-пятилетних проныр, среди которых был и я, что-нибудь утаишь? И мы, конечно, разыскивали эти патроны еще даже долго после войны, когда я летом приезжал к бабушке на каникулы, и тоже развлекались.
До войны Гриша успел закончить пять классов. Во время оккупации – с осени сорок первого до осени сорок третьего – учебы не было. После освобождения Александровки учеба возобновилась, и в сорок шестом году Гриша закончил восемь классов и, приехав в Днепропетровск, поступил в мукомольно-элеваторный техникум. В селе паспортов тогда не было, уехать оттуда было практически невозможно. Но Гриша был отличником, и ему выдали справку вместо паспорта, по которой он и прописался у нас. Жил он во время учебы тоже у нас. После окончания техникума в 1950 году его направили сменным инженером в Ставрополь, но он решил стать летчиком и поступить в военное летное училище, что и сделал, хотя удалось это ему не сразу. Вот его рассказ об этих событиях:
Сначала военкомат направил меня в Харьковское училище авиасвязи. Мне там не понравилось, я хотел быть летчиком, а не связистом, написал рапорт, и меня из училища отправили в Днепропетровск. Через неделю меня направили теперь уже в авиатехническое училище в Даугавпилсе. Училище окружал ров пятиметровой глубины, а в округе зверствовали местные власовцы, особенно охотились на курсантов, поэтому за ворота никого не выпускали. При мне один курсант пропал, и его так и не нашли. Пока сдавали экзамены, я познакомился с одним парнем из Днепропетровска. Он мне и говорит:
– Поехали отсюда.
Я спрашиваю:
– А как? Экзамены мы сдали, медкомиссию прошли.
– А ты в медсанчасть пойди и скажи, что у тебя что-то болит.
Так мы и сделали, и нам выписали заключение – не годен.
Приехали мы в Днепропетровск, парень мне говорит:
– Давай в Горный институт поступим, там у меня дядько работает.
Экзамены уже все закончились, но нам сказали, чтобы через несколько дней мы пришли в какую-то комнату. Прихожу, встречаю там этого парня, а он говорит:
– Ну, куда ж ты пропал? Меня уже приняли, и больше мест нет.
Пошел снова в военкомат. Военком говорит:
– Пришла разнарядка в Чугуевское истребительное авиаучилище. Последний раз даю тебе направление.
Я поехал и поступил. Всем принятым в училище, значит, уже курсантам выдали шинели, но сначала новых не было, выдали старые. Рассматриваем их, и вдруг сосед мне говорит:
– Смотри-ка ты, это же шинель Покрышкина, вот на ней специальная отметка.
Так что я неделю походил в шинели Покрышкина, а потом нам выдали новые шинели.
 В Чугуеве я проучился год – с 8 декабря 1950 года по 9 ноября 1951 года, после чего Чугуевское училище закрыли. Шло послевоенное сокращение,
и наш министр иностранных дел Вышинский заявил в ООН, что в Чугуеве училища нет, так его закрыли в течение ночи. Десятерых отправили в Борисоглебск, остальных по другим училищам. Борисоглебское училище я закончил в сентябре 1953 года. Экзамены мы сдавали на истребителях Ла-9, которые к моменту окончания училища списали, поэтому нас отправили на десятимесячные курсы при Центральном училище Высшей офицерской школы в городе Грозном, где мы обучались полетам на реактивных самолетах. Хотя мы еще с одним курсантом, Поповым, закончили училище по высшему разряду и имели право выбора при распределении, нас всех направили в Бакинский военный округ. За полсуток переодели в новую форму, провели выпускной вечер – и эшелоном в Баку. Приехали, пятьдесят градусов жары, все в кителях. Мы пошли с одним парнем на рынок, купили шведки, так и ходили. Через два-три дня вызвали в кабинет, сидит капитан, посмотрел на нас и говорит помощнику:
– Запиши в Кюрдамир.
Пошли мы выяснять, что это такое. Оказалось, самое страшное место в СССР: кругом голая степь с фалангами, из строений только железнодорожная станция и офицерские дома. Что делать? Вернулись в кабинет, я говорю капитану:
– Разрешите обратиться к командиру части.
Тот снова посмотрел на меня и командует помощнику:
– Запиши в Кировабад.
Кировабад оказался красивым городом, хотя летом там тоже ужасно жарко. Много старинных зданий, а в центре города, как везде, площадь имени Ленина.
Через год в Кировабаде организовали экспериментальную эскадрилью, летали почти каждый день. Сделали нас асами – летали в любую погоду, днем и ночью. Слава богу, здоровья мне хватало. Вспоминаю один случай, когда к нам в часть приехал проверяющий из Москвы. Основная его задача – проверить уровень профессиональной подготовки летчиков. Свелось это к тому, что он сел ко мне в самолет, и я должен был продемонстрировать ему свою способность выполнять фигуры высшего пилотажа. Командир мне тихонько говорит:
– Гриша, смотри, не подкачай. Покажи ему все, что умеешь.
А я рад стараться. Летать я любил, самолет знал как свои пять пальцев. Ну, и самолеты у нас были классные. В общем, закрутил я на полную катушку. А самый тяжелые маневры – пикирование и штопор – несколько раз повторил. Когда самолет срывается в пике, иногда даже опытные летчики на мгновение теряют сознание. А тут какой-то штабист. Короче, еле он вылез из кабины, вид у него бледноватый. А на следующий день говорит командиру:
– Давайте продолжим проверку. Только ты меня к этому мордатому больше не сажай.
Через год меня снова направили в Кюрдамир на два года. Еще пару раз переводили туда-сюда –то в Кировабад, то в Кюрдамир.
Довольно долго я не мог найти свою половинку. Практически каждый год в отпуск я приезжал в Днепропетровск, останавливался, конечно, у сестры. У нее сын уже довольно взрослый, окончил школу, поступил в университет. Так что мы с ним частенько вместе ходили на танцы. А он меня все время называет дядя Гриша, так что я чувствую себя совсем уже стариком.  Главное, перед окружающими неудобно. Тем более, что кругом девушки. А как за ними поухаживаешь, если ты уже дядя. Не вытерпел и каждый раз, когда вместе отправлялись на танцплощадку, предупреждал племянника:
– Ты ж смотри, не называй меня дядей.
Так я парубковал до тридцати лет. Все мои сослуживцы давно женились, один я хожу бобылем. И вот в 1959 году ухожу я в очередной отпуск, командир мне говорит:
– Если и сейчас не женишься, не пущу  обратно в часть.
            Поехал я в Одессу, ни разу там до этого не был, надо же посмотреть на знаменитый город. И вот как-то вечером иду по набережной, у пирса стоит пассажирский теплоход «Адмирал Нахимов».
Поднял я голову, чтобы получше его рассмотреть, и вижу – в один из иллюминаторов выглядывает девушка, на вид очень даже привлекательная. Помахал я ей рукой, она в ответ мне тоже махнула ладошкой. Я тут же купил билет из Одессы в Севастополь, поднимаюсь на теплоход, ищу, где же тот самый иллюминатор. Примерно определился, смотрю, на двери надпись – «Библиотека». Открыл дверь в каюту, захожу и вижу за столом ту самую девушку. Вблизи еще красивее, чем издали.
        Так я познакомился с Любой, мы почти сразу же расписались, и в свою часть я вернулся уже с законной женой.
Люба Калюжная, ставшая Синегиной, родилась в селе Каиры Одесской области, в 1957 году закончила Одесское культпросветучилище, получив специальность библиотекаря, после чего два года до замужества
плавала на теплоходе «Адмирал Нахимов». В 1986 году окончила Харьковский институт культуры и долгое время работала в Мелитополе заведующей библиотекой.
Своей женитьбой я, можно сказать, спас Любе жизнь. Если бы она осталась жить в Одессе , то наверняка продолжала работать на «Адмирале Нахимове». А тот в 1986 году, как известно, потерпел крушение и затонул, погибло около четырехсот человек. Любе в том году до пенсии было еще далеко.
Вскоре после возвращения из отпуска меня перевели служить в Аджикабул, где в 1960 году у нас появился первенец – Сережа. А спустя еще семь лет родился второй сын – Геннадий.
В 1969 году я демобилизовался, а перед этим проходил медицинское
освидетельствование в госпитале в Москве и приезжал во Фрязино к племяннику, с которым когда-то вместе ходили на танцы.
С июля 1969 года живем в Мелитополе, причем уже в ноябре получили квартиру. Мне ее дали вскоре после того, как я стал на общественных началах начальником штаба городской народной дружины.
Этот южный городок мне очень нравится. Спокойная размеренная жизнь, летом, правда, жарковато, но недалеко Азовское море, туда даже после работы можно смотаться. А недавно даже памятник Высоцкому открыли, мне кажется, неплохо исполнен.
С удовольствием принимаем у себя своих родственников  из самых разных регионов, в основном, конечно, в летнее время, в пору отпусков. Ездим вместе на Азовское море, как правило, в Кирилловку, угощаеи их знаменитой мелитопольской
черешней, а также арбузами и дынями.