Глава 41. Гиталеле

Мама Лада готовила на кухне обед и одновременно пекла свои коронные печенюшки в виде грибочков. Они всегда у неё получались похожими на настоящие боровики. Шляпку она окунала в шоколад, а ножку – в белую глазурь и мак. Объедение!
—  Мам! … А наш кружок бальных танцев собирается в поход, — заглянув на кухню, сказала Маруська и, помолчав, добавила, — с ночёвкой!
Лада отложила в сторону стряпню и села на табуретку.
—  Машенька! Доченька! Послушай меня! … Не хорошо это – … по ночам, в твоём возрасте, дома не ночевать. Парни там у вас взрослые, … а вы с Люськой — ещё глупенькие совсем!
—  Мам, так с нами Варвара пойдёт. … И парни у нас хорошие! … Ты же сама их всех видела! — начала успокаивать маму Маруська, —  Да и мы с Люськой – уже не маленькие, в обиду себя не дадим – не беспокойся!
Мама ласково посмотрела на дочку, вспомнила себя в молодые годы и улыбнулась.
 — Хорошо, доча! … Сходи! … Только одевайся теплее!  … Ночью холодно!
—  Ура! —  обрадовалась Маруська, не поверив своим ушам, — Ты, правда, мам, меня отпускаешь в поход?
—  Иди, … раз тебе хочется! — вздохнула мама и вновь принялась за стряпню, —  А что с собой покушать возьмешь? … Что тебе приготовить?
— Да, мы, мам, по рублю складываемся. … Наши парни всё, что надо – сами закупят.
—  Так, значит, … тебе рубль надо дать?
—  Не, мам! … Рубль я у себя из копилки возьму. … У меня много денег есть! … Сегодня я ещё к крёстной пойду, … она мне гитару продать обещала, … мы с ней договорились – за семь рублей продаст.
— Это ты столько денег уже накопила? — удивлённо спросила мама, —  Так ты что, Машенька, совсем завтраки в школе не покупала?
Маруська ничего не ответила маме, лукаво улыбнувшись, она притащила свою копилку, вытряхнула из неё мелочь и начала считать. Сначала объединила все монетки по 20 копеек, потом по 15, по 10, по 5 и уж потом подсчитала оставшиеся монетки по 3, 2 и 1 копейке.
—  Всего 8 рублей 36 копеек, мам! … Один рубль и 36 копеек у меня ещё останется. — гордо сказала Маруська, — Могу ещё хлеба домой купить! … На буханку и батон –  хватит.
Мама взглянула на дочку, покачала головой и опять улыбнулась.
—  Не надо хлеб сегодня покупать. … Ржаной у нас есть, … а вместо белого – вон выпечки сколько напеку!
— А! … Тогда пусть остаются. — махнула рукой Маша, —  Ещё пригодятся мне деньги! — сказала она и, отсчитав из общей кучки монет семь рублей, положила их в карман, —  Я к крёстной, мам!

Маленький домик на краю улицы, возле самой реки, с огородом на спуске с горы, который по весне, во время разлива, на половину утопал в воде, всегда казался Маруське таинственным и загадочным. В нём и жила Маруськина крёстная Мария вместе со своей мамой – тётей Тоней.
На стенах в маленькой, но уютной комнатке повсюду висели старинные фотографии, вышивки, картины и иконы.
Тётя Тоня – родная сестра Маруськиного дедушки Ивана. Она была лет на десять его старше. В их семье очень долго не было детей. А потом вот появилась их долгожданная радость — Мария – их поздний ребёнок. Она родилась, когда тёте Тоне уже далеко за сороковник было. Всю свою любовь родители ей отдавали, но воспитывали дочь в строгости и послушании.
Маруськина крёстная — двоюродная сестрёнка Маруськиного отца Ивана, выросла скромной девушкой, которая мало с кем общалась и почти никогда никуда не выходила. Чаще всего она занималась дома рукоделием или помогала своим престарелым родителям по хозяйству. Потому, приходу крестницы она всегда радовалась, хотя и разница в возрасте между ними была значительной.
И каждый раз Мария шутила и умилялась над Маруськиной доверчивостью.
—  Тебе, Машенька, что не расскажи, ты всему веришь. … Нельзя так! ...
А Маруська, бывая у крёстной в гостях, любила слушать её рассказы и при этом наблюдать, как эта белокурая и очень красивая взрослая девушка, худенькая, как тростиночка, с большими голубыми глазами – как два озера, что-то вышивает крестиком или вяжет на спицах.
—  Здравствуйте! — сказала Маруська, едва перешагнув порог, и сразу сообщила,  — А я к вам за гитарой пришла.
Тётя Тоня сидела за столом в прихожей, возле окна, и пила чай с вареньем из малины.
—  Здравствуй, Марусенька! — сказала она,  —  Садись со мной чай пить!
—  Спасибо! — улыбнулась ей Маруська, —  Но мне некогда, тёть Тонь! … Я за гитарой к Марии забежала! — ответила она и прошла в комнатку, где её крёстная строчила на швейной машинке.
—  Привет, Мария! … Опять что-то шьёшь? — спросила Маруська.
— Новенький летний сарафанчик. — ответила крёстная, — Смотри – какой! — развернув сарафан, с рюшечками внизу, по подолу, начала демонстрировать его Мария, —  Ну, как? … Тебе нравится?
— Ага! — кивнула Маруська, —  Красивый наряд получается! … Рукодельница ты, Мария! … Жениха б тебе ещё хорошего!
Мария рассмеялась:
—  Так у меня есть молодой человек! … Мы совсем недавно с ним познакомились! — призналась она и, застеснявшись, прикрыла своё лицо руками, а потом, открыв его, с раскрасневшимися щеками, шёпотом сообщила Маруське, —  Он скоро за мной на мотоцикле должен заехать.
— Ух, ты! — удивилась и порадовалась за крёстную Маруська, —  Поздравляю! … Так, значит, ты на свидание торопишься? — спросила она, — А я вот гитару у тебя пришла купить. … Помнишь, мы с тобой договаривались? … Завтра мы с кружковцами в поход собрались. … Так вот, … она нам, думаю, пригодится! — пояснила Маруська и поглядела по сторонам, отыскивая глазами ту самую гитару, которую раньше видела, висящей на стене.
—  Машенька! … Сколько раз тебе говорить – не гитара это, а … ги-та-ле-ле! —  сказала крёстная, —  Я сейчас тебе её принесу!
Крёстная аккуратно сложила сарафан и положила его на кровать. Когда она вернулась из чулана с маленькой, почти игрушечной, гитарой в руках, Маруська обрадовалась и подбежала к ней.
—  Вот она, гиталеле! — сказала крёстная и, протянув Маше музыкальный инструмент, спросила, —  Играть то умеешь?
Маруська взяла гиталеле в руки, погладила её, как кошечку.
— Маленькая моя! — ласково сказала она, потом улыбнулась и призналась крёстной,  —  Пока –  нет! … Не умею! … Но я обязательно научусь! … На баяне ж кое-что у меня получается, … значит, и на гитаре смогу! … Так что дома уже буду пробовать. … Спасибо тебе, Мария! … Вот денежки за гитару – ровно семь рублей, как и договаривались.
Маруська высыпала на стол целую кучу мелочи. У крёстной глаза, и без того крупные, ещё больше округлились.
—  Ты, Машенька, на паперти что ли стояла? —  удивлённо спросила она.
Что такое паперть Маруська не знала, но она ответила, застыдившись непонятого ею вопроса:
—  Нигде я не стояла! … Я накопила!
В это время за окном послышалось тарахтение мотоцикла.
—  А вот и Семён! —  сказала Мария и, не обращая больше уже никакого внимания на Маруську, засобиралась, быстро натягивая на себя брюки и водолазку.
Одевшись, она стрелой выскочила на улицу. Маруська поспешила следом за ней с маленькой гиталеле в руках, но увидеть Семёна, жениха Марии, ей так и не удалось, … опоздала. Лишь, когда она вышла за ворота, успела увидеть быстро удаляющийся от дома мотоцикл, на заднем сидении которого сидела счастливая крёстная.

Поход на природу Марии показался весёлым, но утомительным. Кружковцы ушли за реку – километров за двадцать от города, к небольшому озеру с камышами.
Единственную палатку, взятую кем-то из парней, ночью заняли Ангелина с Василием. Они закрылись в ней и не высовывались оттуда до самого рассвета.
Остальные ребята, разместившись возле костра, пели песни под Маруськину гиталеле, которую быстро освоил Лёшка, гитарист из ансамбля в техникуме, рассказывали анекдоты, ели уху, из заготовленной заранее парнями рыбы, и пили красное вино.
Но, так как любителей винных напитков оказалось мало, ведь девчонки наотрез отказались пить, а вина – слишком много, его слили в котелок после того, как дочиста съели всю уху.
Ночью всех, кто сидел у костра, атаковали назойливые комары. И хотя ребята обильно намазались кремом против них, они лезли им в уши, нос, больно кусали всё тело. В итоге, к утру, вся компания танцоров чесалась, а ночь, проведённая без сна, отразилась на их уставших и сморщенных лицах.
С рассветом рассеялось и их веселье. Ребята с тоской смотрели на котелок, до верха заполненный крепкой красной жидкостью. Толстый слой комаров и мошек, словно крышка, закрывал всю поверхность содержимого этого котелка.
—  Лёшка, выпить хочешь? —  смеясь и показывая на котелок, спросил Серёга у Алексея, который в темноте пить вино совсем не отказывался.
—  Ну, на фиг! … Сам пей! — посмотрев на слой комаров, ответил Алексей.
—  Так выливать – жаль! … Вино – денег стоит! … Пей, тебе говорю! … Пил же ночью, не брезговал!
Долго заставляли ребята друг друга его выпить, но никто так и не согласился.
Лишь выспавшийся Василий, когда, наконец, с рассветом, выполз из палатки, отодвинув ложкой комариный слой, хлебнул пару глотков, поморщился и без сожаления вылил оставшееся вино на землю.
—  Бр-р! … А я-то думал, что комары ночью так взбесились! ... А они, оказывается, налакались винишка! —  пошутил Василий, —  Вот, алкашня! … Вот изверги!

Собравшись — домой, не шли, а еле-еле брели по дороге, уставшие, но всё же довольные ребята.
—  Маруська, извини, что я струну порвал на твоей гитаре! — расстроено сказал Маше Лёшка.
—  Да не гитара это, Лёш! ... Гиталеле! — со знанием дела, поправила его  Маруська и, посмотрев на уставших своих друзей, добавила, —  Ну, и пусть, что на моей гиталеле оторвалась струна! ... Ну, и пусть, что я сильно устала от бессонной ночи! ... Я счастлива!