Птицененавистник. Понедельник

«Ох уж эта Птичница!» – в очередной раз возмутился Монументалист, останавливая автомобиль напротив Министерства Бродячих Животных. «Ну до чего возмутительная женщина!» – не унимался он, выходя из машины. «Совершенно не удивительно, что прошлый Смотритель Памятников так плохо кончил!»
– Доброе утро, – сказал Монументалист молоденькой девушке на проходной. – А Ловец уже вернулся?
Она оторвала круглые толстые стекла очков от стопки документов и посмотрела на него пристально.
– У вас назначено? – спросила девушка после того, как спрятала весьма ароматную малиновую жвачку подальше за щеку.
– Ну-у… я каждое утро приезжаю, – замялся Монументалист, не сразу найдясь с ответом.
– У меня нет на вас пропуска. – Отрезала она, упершись очками назад в стопки листов.
– Да… верно… у меня тоже, – признался он. Девушка проигнорировала его. – А можно позвать Ловца? Я уверен, что он… эм… решит это недопонимание.
Но девушка, казалось, не слышала его.
Монументалист сверился с наручными часами. Если ему не удастся найти Ловца в течение ближайших семи минут, то он не успеет приехать в Министерство Благоустройства вовремя, а это означает, что, либо ему придется отчитываться перед начальством за опоздание, либо отложить визит к Бальзаку на более позднее время, чего делать было в любом случае невежливо. Бальзак жутко не любил ждать.
– Эй, Памятнищик! – тотчас услышал он голос Ловца и облегченно выдохнул. Девушка за стойкой бросила очень невнимательный взгляд в сторону Ловца, а затем сразу же вернулась к просмотру бумаг.
– Ловец! Привет! – Монументалист обрадовался тому, что сфинкс прикрыл свои ясные очи и ему удалось проскочить мимо стойки проходной навстречу к Ловцу. – Вообще, меня зовут Монументалист, – заметил он как бы между прочим, пока пожимал большую тяжелую руку, покрытую длинными черными волосками.
– Давай, пошли, нечего мямлить тут, – и Ловец, этот здоровяк с не очень острым слухом, но очень громким голосом, повел Монументалиста напрямую к клеткам.
– Ага… верно, – домямлил наш герой и поспешил вслед за приятелем.
Министерство Бродячих Животных переживало не самые лучшие времена. Многое в городе менялось, становясь пережитком прошлого, так и бездомных животных уже много лет как не осталось, за исключением последних семи котов. Тем не менее Ловец и еще два работника включая молоденькую девушку на проходной, не хотели уходить отсюда. Им было куда легче подделывать несколько накладных каждую неделю, чем искать новую работу, на которой, к тому же, пришлось бы работать. Полгода назад Монументалист предложил им очень удобное соглашение. Каждый день, кроме воскресенья он заезжал в Министерство Бродячих Животных, забирал семерых котов и выпускал их из клеток возле своих памятников, чтобы те охотились на птиц. Так он решал сразу несколько проблем – обеспечивал своим подопечным защиту от надоедливых голубей, давал работу Ловцу, который каждый день на рассвете отлавливал тех самых котов и, разумеется, кормил животных, так что все лица и морды, принимавшие участие в операции, оставались довольны в итоге. Сам же Монументалист считал, что лучше пару раз очистить площадь от недосъеденных трупов птичек, чем ежечасно оттирать их помет. В конце концов, работа с покойниками ему изначально была ближе, чем труд Золотарей.
– Как у котов настроение? – поинтересовался Монументалист, перенося клетки с Сатаной и Кровопийцей в машину, в то время как Ловец нёс гору из пяти остальных.
– Да неплохо, нагулялись за воскресенье, – отозвался тот, загружая своих питомцев в багажник. – Только сдаётся мне, Чертохвостый хворает. То ли заболел, то ли объелся. А может, годы уж не те. Я этого прохвоста помню ещё с первого дня моей службы. Сколько там? Лет пятнадцать прошло.
Монументалист взглянул на клетку, внутренности которой заполнял огромный лохматый кот с куцым, откусанным к какой-то драке хвостом. Чертохвостый вяло и без интереса поглядывал на своих запертых в других клетках коллег, что не переставали мяукать и выть на все шесть голосов.
– Да, и в правду, что-то он не здоров, – согласился Монументалист. – Жаль, если откинет лапы. Где я еще возьму такого зверя?
Ловец покосился на кота, отмахнулся и печально покачал головой.
– И не говори, – согласился он. – Ты с ним помягче, что ли. Он уж мне как родной стал.
– Я тогда лучше посажу его на переднее сиденье, – согласился Монументалист, перенося клетку. – Там посвежее.
 Ловец покивал, затем, кажется, не в силах бороться с чувствами, утер подступившие слезы и обнял Монументалиста, едва не придушив его здоровенными ручищами.
– Таких котов больше нет, – сказал он всё также невесело и затем поковылял назад в здание. – Давай, Памятнищик, удачи, – махнул он рукой на прощание и исчез в дверях.
Монументалист начал свой ежедневный объезд с Древа скорби. Оно представляло собой железное высокое дерево, возвышавшееся над соседними зданиями, а в его кронах на ветвях мостились маленькие дети-ангелы. Поставили его давно, в память о возмутительном случае терроризма, но с тех пор прошло уже много лет, и мало кто мог бы рассказать подробности того дня. Ещё только подъезжая к дереву, Монументалист сразу же заметил на ветвях не только ангелов, но и мерзких птиц, в связи с чем незамедлительно выпустил первого кота на свободу. Для этого памятника он избрал Душегуба – это был белый кот, правда ключевое слово «был» свидетельствовало скорее о грязно-сером цвете его короткой шерсти. Со дна клетки на Монументалиста взирали два зелёных глаза, а уши на расцарапанной голове угрожающе прижимались к затылку. Монументалист открыл дверцу клетки и немедленно поспешил ретироваться в сторону, потому что Душегуб сразу же пустился в бой, разгневанно рыча. Кот в несколько ловких бросков взлетел на Древо Скорби, будто вонзая когти в стальной каркас, и заставил птиц в панике разлететься в стороны.
Удостоверившись, что на верхушке остались только ангелы, Монументалист отправился дальше.
В скверике возле Научного Института было спокойно. Ни одной птицы Монументалист не заметил, но кота, на всякий случай, выпустить было нужно. Он достал клетку с Сатаной, который вопил без остановки с того момента, как оказался в машине. Вместе с чёрным зверем с подпалинами на боках, Монументалист подошел поближе к Менделееву. Старик с умудренным видом, как обычно сидел в своём кресле.
– Водород, гелий, литий, бериллий… что там дальше, Сатана? – спросил он, открывая клетку.
– Бооууррр! – завопил кот, наконец, освободившись, и тут же скрылся где-то в высокой траве.
С чистой совестью, Монументалист поехал дальше. Он покосился на пассажирское кресло. Чертохвостый все еще не показывал никакого воодушевления к охоте.
– Ну что ты, старик? – спросил его Монументалист. – Были же времена, когда ты им всем мог задать жару.
Но кот и ухом не повел.
Когда он приехал к городской площади, ещё стояло раннее утро. Граждане, кажется, только проснулись и стали выходить на работу. Монументалист сверился с часами:
– Пока успеваем, – объявил он котам, на что те откликнулись согласным мычанием.
В центре площади располагалась композиция с мустангами. Вообще она представляла собой фонтан – из-под копыт лошадей выбивались брызги воды, но пока фонтан не работал. С целью экономии, воду отключали на ночь. Увы, птицы поспешили воспользоваться предоставленной возможностью. Несколько голубей сидели на неподвижных крупах застывших в беге коней.
– Зададим им жару, Армагеддон? – предложил Монументалист лохматому рыжему коту.
Тот, в отличие от сестры и братьев, вел себя довольно тихо, но это только до поры. Стоило нашему герою открыть клетку, как кот немедленно принялся за работу. Степенно и быстро он прошмыгнул к лошадям, замер возле самого парапета и прижался к земле, не сводя глаз с левого голубя. Потрясая задней частью из стороны в сторону, Армагеддон изготовился к прыжку. И не было бы границ грации и красоте этого стремительного броска, если бы в секунду, когда кот почти вцепился в свою жертву, внезапно не заработал бы фонтан.
Тут Армагеддон забыл всю свою гордую сдержанность и издал нечеловеческий и даже не кошачий визг, уворачиваясь от струи воды, выстрелившей прямо в него. Птицы, правда, тоже разлетелись в разные стороны, но до них Монументалисту дела не было, он переживал за своего кота, который с пораженным видом выбрался из фонтана и неистово отряхивался, потрясая в воздухе мокрыми лапами.
– Эй, Памятнищик, рад тебя видеть! – тут же донесся до него елейный голос.
– Черт… не могло это утро обойтись без тебя… – пробубнил Монументалист череду проклятий себе под нос и затем безрадостно помахал рукой в ответ, – привет, Фонтанист!
Тот уже спешил к нему навстречу. Всё-то у Фонтаниста всегда было хорошо. Выглядел он вечно таким свежим, и машина у него, по обыкновению, блестела под лучами солнца. Его работа была на удивление непыльной. Фонтанов в городе было всего шесть, и Монументалист знал, что Фонтанист не очень торопится с объездом каждого из них. Обычно он включал воду утром и посвящал каждый рабочий день проверке только одного фонтана. По праздникам он добавлял в воду шампунь или эфирные масла, иногда раствор для мыльных пузырей. Всегда душа компании, буквально фонтанировал шутками. Его все обожали, и он постоянно вёл себя так дружелюбно и открыто, что вызывал у Монументалиста приступ неудержимой ненависти.
– Прекрасное утро, не так ли? – улыбнулся тот, когда они сошлись.
– Да, точно… только ты успел слегка подмочить репутацию моему коту. – Монументалист указал на Армагеддона, который теперь представлял собой довольно жалкое зрелище. Теперь у него уйдет полдня на то, чтобы привести себя в порядок. А там уж, кто знает, захочет ли он охотиться на птиц после того, как обожрется своей шерстью?
– Ах, да, извини за это, Памятнищик, – замахал руками Фонтанист. – Вообще, знаешь, я давно хотел тебе сказать, что, по-моему, тебе нет нужды волноваться за «Мустангов», я сам за ними пригляжу, освободи себе чуть больше времени на другие камни.
«Камни! То же мне! Как можно быть таким идиотом?! Он, что, правда думает, что я отдам ему лошадей?»
– Ну, нет, Фонтанист, знаешь, я смотрю на этот табун, и вижу, как раз памятник, а не фонтан… тут воды-то не так уж и много…
– Ты думаешь? – Он обернулся к «Мустангам» и внимательно посмотрел на них.
– Да… это точно памятник, значит он попадает под мою юрисдикцию.
– Мне всегда казалось, что если есть вода, которая бьет вверх, то это определенно фонтан. Согласись, без воды вид бы был сразу не тот, а так… лошади словно бегут.
– Думаю, они и без воды производили бы должный эффект, – не сдавался Монументалист. – Представь, если бы лошадей не было… вот это было бы поистине грустное зрелище: всего пара жалких струек…
– Зато погляди, какая радуга появляется на солнце… скоро же будет День Города. Хочу в этом году добавить красителей в воду. По-моему, получится очень здорово! Только представь, если вода, выбивающаяся из-под копыт мустангов будет зеленой! А еще и музыка повсюду… и фонтан танцует под нее… вот так зрелище!
День Города! Как Монументалист мог забыть о нём! Точно, нужно же было подготовить памятники к празднику, привести всё в порядок. Говорят, Министр будет осматривать город, если ему что-то очень понравится, то можно рассчитывать на повышение. Только вот не стали бы птицы опять проблемой…
– Ладно, Фонтанист, я должен спешить! – тут же всполошился Монументалист. – Не видел Птичницу сегодня?
– Эту милую женщину? Да, мы с ней встретились возле кафе «У двух нимф», я как раз пустил воду в тамошнем фонтане. Она, кажется, собиралась кормить щеглов у здания Филармонии.
– Вот чёрт! – Монументалист сверился с часами. Он ещё мог успеть спасти Моцарта от пернатого надругательства. – Тогда, я правда, должен ехать, нужно успеть вперед этой бестии! Было приятно поговорить…
– Ты всё ещё враждуешь с ней? Брось, по-моему, она очень милая…
– Да, не то слово… она так мило отравляет мою жизнь со своими птицами.
– Тебе нужно проще смотреть на вещи, Памятнищик, не будь таким бессердечным.
– Меня зовут Монументалист, – заявил Монументалист, вновь испытав приступ тошноты от разговора с Фонтанистом.
– Да, прости… всё время забываю. Просто предыдущий Памятнищик никогда не возражал, когда его так называли.
«Может, просто устал возражать… потому и повесился», – подумал Монументалист и, махнув на прощание рукой, поспешил назад к машине.
Увы, он опоздал. Птичницы на площади перед Филармонией уже и след простыл, а вот птицы клевали зерна и, с самым безмятежным видом, садились на статую Моцарта.
«Проклятье!» – подумал Монументалист, торопливо выходя из машины, и осматривая клетки с оставшимися зверьми. Для такого дела он выбрал Птицеглота. Этот был серый, с зелеными глазами и порванным ухом. Когда Монументалист взял клетку, кот грозно зашипел.
– Покажи им, я в тебя верю, – напутствовал он его.
Птицеглот не зря получил своё имя. Спустя всего несколько минут Монументалист с радостью увидел, как кот поймал первую добычу и с довольным видом принялся потрошить зазевавшегося щегла.
«Ура! Первая победа за день!» – подумал Смотритель Памятников радостно.
Но долго пожинать лавры он не мог. Удостоверился, что памятник Моцарту остался неоскверненным, затем вернулся в авто и некоторое время раздумывал, куда Птичница могла направиться после Филармонии. Для Бальзака было рановато, сегодня он ещё думал заехать на улицу Красочную и проведать статую местного художника, во всяком случае, это было недалеко.
Он оглядел своих зверей. Оставшись в меньшинстве, коты слегка поутихли. Одноглазка шипела на Кровопийцу, Чертохвостый, увы, так и не показывал никого желания к охоте.
– Ну, что ты, друг? – спросил Монументалист, – приоткрыл створку и попытался погладить широкую черную голову, но кот незамедлительно извернулся и цапнул его за большой палец, заставив отдернуться.
«Ладно, может, не всё так плохо», – решил Монументалист, осматривая кровоточащую ранку.
– Поехали к Колумбу, – сказал он котам, в частности Чертохвостому, и нажал на газ.
Когда они доехали до набережной реки, уже перевалило за полдень. «Нужно поторопиться, – решил он. – Раз уж скоро День Города, нельзя опаздывать в Министерство Благоустройства».
Увы, его опасения подтвердились. Огромные жирные чайки кружили над улицей, некоторые из них садились на голову и руку Колумба. «Вандалы! Ничего в них святого! На этой самой руке повесился прошлый Смотритель Памятников». Он вышел из автомобиля, сначала огляделся в поисках Птичницы, но никого не заметил. По активности птиц, правда, было понятно, что она уже успела здесь побывать. Монументалист вновь посмотрел на Чертохвостого. Кажется, тот хоть немного ободрился и теперь с интересом следил за беснующимися чайками.
– Ладно, давай рискнем, – предложил Монументалист и отворил дверцу.
Кот слегка встрепенулся, затем вылез на свободу. Немного неповоротливо переминаясь на коротких лапках, Чертохвостный побрел к стае пернатых, но проделав всего шагов пять лёг, растянувшись прямо на дороге с самым несчастным видом. Глубоко вдохнув, Монументалист оглядел оставшихся котов. Без подкрепления Чертохвостому точно было не обойтись, потому он остановил свой выбор на самой жуткой и агрессивной из всей стаи – худой и крапчатой Одноглазке. Эту кошку опасались даже остальные коты, она подпускала к себе только Ловца. Одноглазка, в отличие от Чертохвостого, повела себя совершенно уверенно и целеустремленно направилась к группе птиц.
 Монументалист не сомневался в кошке и уже хотел отправиться дальше, но тут прямо позади него на мостовую обрушилась горсть зерна. Он едва успел отскочить в сторону. Орда птиц, оглушительно грая, бросилась на него со всех сторон, раздвигая крылья в разные стороны, чтобы отбиваться от конкурентов. 
– Пшли отсюда! – крикнул он, отгоняя чаек, но, признаться, выглядели птицы весьма враждебно. Монументалист бы точно не рискнул пнуть их ботинком. К тому же пернатые превосходили его количеством. – Чтоб вам поперек горла это зерно! – выругался Смотритель, как тут же новые зернышки посыпались на камни, заставив его опять отпрыгнуть.
За ворохом перьев стояла пожилая дама, казалось, сама походила на своих подопечных, столько птичьего пуха покрывало её старый палантин, в который эта женщина куталась круглый год – не важно, лето стояло или зима. Птичница напоминала Монументалисту сову. Такой же изогнутый и заостренный клюв вместо нормального носа, на крошечной переносице которого она носила круглые очки с толстыми стеклами, бесцветные волосы лишь слегка выбивались из аккуратной дамской шляпки. Монументалист не знал, сколько ей лет. Наверняка, не одна сотня. Этот факт особенно подчеркивали выцветшие глаза, проглядывающие сквозь маленькие стёклышки очков. Сколько он себя знал, Птичница всегда занимала свой пост и довольно ревностно относилась к тем, кто хотя бы в стороннем разговоре претендовал на него. Как же он ненавидел её за упрямство! Эта женщина могла погубить его и упорно шла к своей цели.
Едва Монументалист успел открыть рот, чтобы выразить всё своё негодование в наиболее общественно допустимой форме, Птичница набрала ещё горсть и швырнула зерно прямо в него.
– Что вы себе позволяете?! – только и успел воскликнуть он, как птицы, не переставая галдеть, опять перешли в наступление. Одной из чаек удалось здорово ущипнуть его за руку, Монументалист отпрыгнул прочь, отбиваясь от наиболее смелых обитателей поднебесья.
– Что я себе позволяю? – переспросила Птичница. – Вы приходите сюда, к моим любимым чайкам-крачкам и выпускаете своих диких животных. Бедные птички совсем не могут за себя постоять, этих когтистых тварей давно пора усыпить, они же опасны даже для общества!
– Не стройте из них чудовищ, – Монументалист обязан был встать на сторону своего Легиона. – Это просто безобидные киски…
– Конечно! Видела я, как тот громила из Министерства Домашних Животных ловит их по утрам. «Сатана! Сатана! Кровопийца! Потрошители мои маленькие, идите сюда, чудовища!» – Монументалист должен был отдать ей должное: для своего возраста ей неплохо удавалось пародировать Ловца. – Так, прежде чем их в клетку загнать, он надевает на руки кожаные перчатки. А эти ваши «киски» всё равно умудряются его до крови расцарапать. Они же просто хладнокровные убийцы! Нет! Я определенно буду добиваться, чтобы Министерство Благоустройства уже приняло какие-то меры, и избавилось от них.
 – Да разве вы не понимаете, что… – Монументалист попытался сделать шаг к ней навстречу, но тут она опять бросила зерно в его сторону, обратив в позорное отступление. Смотритель уже едва сдерживался от брезгливости, неустанно отряхивая перья и пух с костюма. «Не подцепить бы только какую заразу от них». – Подумал он.
– Я еще раз повторю, – сказала Птичница грозно. – Больше не желаю видеть ваших котов рядом с моими птицами! У меня они все на счету, и я буду защищать каждую!
– Да ваши птицы только и знают, что гадить на головы великих! От них одни неприятности! – наконец нашёл духа заявить Монументалист, правда подходить к ней ближе в этот раз не осмелился.
– Мои птицы никому вреда не причиняют, они совершенно безобидны.
– Кормите их где-то подальше от моих памятников, они тоже у меня на счету, и я тоже буду защищать каждого!
– Какой вы грубый и ограниченный! – высказала Птичница. – Ваши памятники – просто куски гранита, они не живые и им все равно. А вот птицам нравится садиться на них. Все птички любят площади и скверы.
– За каждым из этих камней стоит великая фигура! – сказал Монументалист. – И они состоят не только из одного гранита… есть мраморные скульптуры, бронза, металл, алюминий, чугун, еще мраморная крошка, цемент…
– Довольно! – прервала его Птичница, – я надеюсь, мне удалось донести до вас мою мысль. Считайте это за предупреждение.
С этими словами она занесла одну из своих сумочек с птичьими кормами над автомобилем Монументалиста и безжалостно обрушила солидный остаток зерна на капот. Птицы накинулись на добычу, заполнив собой всё видимое пространство. Пока Монументалист разгонял их подручными орудиями, Птичницы уже и след простыл, будто она улетела куда-то со стаей своих грачек. Увы, автомобиль успел получить урон, и у Монументалиста ушло еще какое-то время, чтобы отчистить капот от следов пернатых бестий, при этом, он не переставал сыпать проклятьями.
«Хабалка!» – всё не унимался он, когда работа была окончена. Монументалист хотел поскорее покинуть площадь своего позора, уже открыл дверцу трабанта, когда вовремя вспомнил о котах. Чертохвостого и Одноглазку он обнаружил в тот момент, когда кошка была готова расцарапать ветерану морду.
– Одноглазка, что ты творишь, маленькая бестия?! – испугался Монументалист и бросился на защиту кота.
Кажется, он всё же допустил ошибку, подбежав к ней с левой стороны, с которой недоставало одного глаза. В следующую секунду Монументалист столкнулся с таким бешеным и неистовым выражением морды, что ему захотелось бы уверовать во всех министров разом. Оскал обнаженных клыков, сопровождаемый потусторонним шипением, заставил его передумать и отшатнуться прочь от кошки. К счастью, та не решила перейти в наступление, иначе день Смотрителя Памятников мог бы закончиться уже сейчас. Одноглазка ещё раз окинула подавленных и напуганных Чертохвостого и Монументалиста своим зорким глазом, после чего, всё же перенаправила свой праведный гнев на птиц.
– Ладно, я оставлю вас тут… ты… наверное, поосторожней с ней, – посоветовал Монументалист Чертохвостому. Ответа он не получил, но кот долго смотрел на человека с выражением в духе: «ты разговариваешь с котом». – Удачи! – напутствовал Монументалист напоследок и теперь уже точно отправился к машине.
– Проклятье! – объявил он оставшемуся в салоне Кровопийце. Оказавшись в одиночестве, бурый зверь с окрасом «под тигра» больше не видел смысла скрывать свою скуку, и недовольно метался по клетке, предупредительно рыча. – Тебе придется отдуваться за двоих, – пояснил Монументалист, заводя двигатель и отъезжая от набережной.
Оставалось лишь надеяться, что завтра Чертохвостый очухается, и что птицы за день не успеют окончательно загадить памятники. Время уже поджимало. Еще одна задержка, и придётся точно перенести Бальзака на вечер. Решив не терять больше времени, он поехал на улицу Красочную, где находился памятник местному Художнику, беззаботно почившему около полувека назад. Памятник установили сравнительно недавно. Увы, Художнику всегда требовалось уделять много внимания. По какой-то нелепой причине его разместили прямо на пешеходной улице Красочной, рядом с галереей. Никакого тебе пьедестала, ни постамента, из-за чего он привлекал слишком много внимания со стороны уличных вандалов. «Хоть бы сегодня всё обошлось», – вздохнул Монументалист, паркуя автомобиль на соседнем переулке.
Голуби уже обхаживали мостовую, поклевывая какие-то незримые глазу крошки. Возможно, они мерещились и им самим. Не без боли в сердце, наш герой принял решение пожертвовать последним котом. Помимо клетки он захватил из бардачка художественную кисточку и растворитель с тряпками. Кто его знает, чем местному Вандалу не угодил Художник, или, наоборот, чем привлекал его, но стальная фигура солидного старца, чуть склонившегося над своим холстом, страдала значительно. Кисточку оторвали уже давно, а так как запрос на восстановление памятника архитектуры проходил очередную серию подписаний для получения должного финансирования, Монументалисту приходилось заменять её настоящей, он никак не мог оставить почтенного Художника без своего орудия.
Едва памятник показался на горизонте, как помимо голубей, Монументалист увидел и уже знакомого мальчишку-Вандала, который дополнял картину чем-то непристойным.
– Эй! – окликнул Монументалист очередного своего врага. Мальчик тут же отвлёкся от своего занятия. – Прочь оттуда! Слышишь меня?!
Вандал отпрыгнул и, воспользовавшись дельным советом, обратился в бегство.
– Нет, стой! – тут же передумал Монументалист, – А ну остановись немедленно! – Но на это предложение мальчишка уже не согласился. Смотритель Памятников попробовал побежать за ним, но с клеткой наперевес это не представлялось возможным, потому он скоро передумал, остановился и выпустил Кровопийцу. – За ним! Схвати его! – скомандовал он коту.
Поначалу оголодавший кот выполнял приказание. В какой-то момент Монументалист и впрямь подумал, что Кровопийца сейчас даже догонит Вандала, но тут, когда до истинной цели коту оставалось сделать всего несколько уверенных прыжков, он сменил траекторию и налетел на зазевавшегося воробья, ловко уложив его на мостовую.
Когда Монументалист подоспел к памятнику, Вандал был уже очень далеко, зато Кровопийца уплетал свою добычу, аппетитно хрустя косточками.
– Ладно, не буду тебя винить, – согласился Монументалист, всё же сожалея, что настоящую мишень они с котом упустили. – И куда только смотрит Полиция в этом городе?! – посетовал он. – Безобразие! Дети прогуливают школу, шляются по улицам, портят памятники…
Тут он вспомнил о несчастном Художнике и поспешил исследовать урон.
Кисточка вновь отсутствовала. Ничего удивительного. Но ещё больше Монументалиста поразил результат, отразившийся на металлическом холсте, где застывший навсегда мастер должен был изобразить свою работу. Вместо какого-нибудь живописного пейзажа или детального натюрморта, по замыслу Вандала, Художник, кажется, хотел написать своё имя, вот только верными оказались только две первые буквы, тогда как последняя заставила Монументалиста скривиться от стыда.
Он незамедлительно принялся стирать надпись растворителем. Просто не мог оставить Художника и дальше пребывать в таком унизительном положении.
– Современная молодежь совершенно ничего не понимает в искусстве, – сказал он Художнику, оттирая оскорбительное слово. Потом, вдруг, подумал о Птичнице, – да и что там, некоторые представители вашего поколения тоже. Вы, наверняка, были знакомы с ней. Зуб даю, эта особа успела пережить всех своих современников. Такие, как она, вообще не сдаются до конца. Если так будет продолжаться, она и меня похоронит, да при этом заставит своих цапель станцевать на моей могиле… – родившаяся в воображении сцена заставила Монументалиста усмехнуться. На ум даже пришли строчки для новой эпитафии, и он стал продумывать её до конца, когда вдруг очнулся из-за далекого боя колокольни на Боевой Площади. Время сегодня обходилось с ним безжалостно. Нужно было немедленно отправляться в Министерство Благоустройства, чтобы не вызвать гнев начальства, поэтому ему пришлось прервать увлекательную беседу с Художником и ускорить работу.
В Министерстве Благоустройства царила всё та же удивительная смертная скука. В последние особенно насыщенные бумагами осенние месяцы, Монументалист всерьез начинал думать, что на кладбище в иной день обстановка была веселее. Во всяком случае, каждый памятник там отличался один от другого – просто кресты, могильные камни, статуи с ангелами, портреты или барельефы почивших, увитые плющом, обрамленные фигурками птиц, и самыми разными элементами… в общем, нигде на свете вы не найдёте кладбища, где каждая могила была бы точь-в-точь, как другая. Офис в Министерстве Благоустройства был полной и унылой противоположностью. Открытое офисное пространство, пять рядов одинаковых столов с одинаковыми жёсткими стульями, одинаковыми печатными машинками и письменными принадлежностями. К каждому столу подходила одинаковая трубка от пневматической почты, через которую трижды в день было необходимо послать отчёт о проделанной работе, исключая те задания, что могли прийти уже из неё.
«Ладно… уладим дела поскорее и прочь отсюда», – решил Монументалист, с неохотой усаживаясь за свой стол. Увы, быстро сбежать из офиса у него не получилось. Ближе к концу рабочего дня, пришло ещё и сообщение от Министра с указанием немедленно предоставить подробный отчёт о подготовке ко Дню Города, которую Монументалист пока и не начинал. После работы пришлось отправиться к Бальзаку, так что вечером Монументалист чувствовал себя совершенно измождённым.
«Надо с завтрашнего же дня немедленно начать подготовку к празднику», – решил он. Без котов работать было скучно. Лишенный и толики былого энтузиазма, Монументалист разогнал надоедливых птиц и поспешил вернуться в свой трабант, отправившись домой. Он был погружен в тяжелые раздумья, просчитывая возможные временные затраты, когда вдруг вздрогнул, заметив движение на дороге, и резко ударил по тормозам.
Гул шин ещё стыл в его ушах, когда он выскочил на проезжую часть и обнаружил Чертохвостого прямо возле левого колеса. К счастью, кот остался невредим.
– Ну что же ты! – осуждающе произнес Монументалист. – Беги скорей! А не то не миновать беды.
Кот лениво поднял на него глаза, один круглый, второй чуть прикрытый. Они показались Монументалисту мутными.
– Хочешь, чтобы Ловец отчитал тебя завтра за нерасторопность? – полюбопытствовал наш герой.
Чертохвостый и не думал никуда уходить.
– Я из-за тебя не могу ехать дальше. – Пожаловался Монументалист, но всё же снизошёл до того, чтобы опуститься к колесу и подтолкнуть кота рукой. Увы, ему не удалось даже оторвать мохнатого от асфальта.
Тяжело вздохнув, Монументалист понял, что не видит другого выхода.
– Ладно, поедешь на переднем сидении. – Согласился он. – Но, чур, без выходок! Ты-то знаешь, я пожалуюсь Ловцу.
Кот, к счастью, так и не выкинул ничего необычного, смиренно приняв свою участь, вот только доехав до дома, Монументалист задумался – а к счастью ли? Он постарался устроить Чертохвостого со всеми удобствами, пусть это и было для него в новинку, уж слишком давно он не принимал у себя гостей. Квартира Монументалиста даже ему самому казалась слишком серой и скучной, но что-то менять в ней не было ни времени, ни средств. Он воспринимал эти условия как добровольное притеснение, этакий гнёт, который от него самого не зависел. Подобная позиция позволяла переложить ответственность за обязательство создания уюта на обстоятельства. На деле же Монументалист просто не знал, как обустраивают дом.
В общем, с котом ему пришлось повозиться. Присутствие кого-то постороннего немало настораживало. Вдобавок Монументалист был не уверен в здоровье кота, и всю ночь прислушивался, стараясь различить его дыхание. К середине ночи, так и не сомкнув глаз, Монументалист пообещал завтра же отдать Чертохвостого Ловцу, после чего сразу уснул.