От курицы до икон с улицы

Ну вот, сижу в подвальной кухне в веселой девичьей компании. На пароварке они готовят окорочка, потом хрумтят их, глодают как утята из лотка. А я, лицемерный и слабый Вжигорий, даже где-то вожделенный, знаю, что тайно черпаю с них что-то запрещенное любой моралью. Какими-то злыми присосками считываю с них доброе качество, мне, между прочим, не разрешенное. Мне бы мчаться в церковь и молиться, не вылазя; пахать на лоне литературы, не разгибаясь, а я - в неге созерцания и слушания. Туман испарения заполнил куб кухоньки. Шуршит вода в трубе. Плимкают редкие сообщения в кирпичах смартфонов. Трутся о ноги наглые коты. Поедатели птиц щебечут и смеются. А я тону в этом всем; даже не зажмуриваюсь, если кто-то стянул с себя свитер. Из молитвенного состояния, в котором обещался Творцу Неба и земли опускаюсь до качества животного мужлана. Диапазон у человека немаленький. Только в этом диапазоне высоте мы предпочитаем пресмыкание. Мерзкий бородвжиг, во всяком случае. Наконец, "гниленький и миленький" я нахожу сил раскланяться и удалиться. По ночным уличным лабиринтам бегу домой. Верю, что трудом искупить возможно. Нега и лень, прощай на веки, до следующего момента слабости. На утро погода дала шанс. Уборка снега против храма. Лопаты скребут брусчатку. Мальчик с бабушкой подошел к нам и с любопытством взирает. Оказалось, хотел лопатку. Мы дали, и он утрамбовал еще пуще нашего целую гору-пирамиду. Нагребать большие кучи - это в крови у людей... Листва сухая падает на новый снег. Взрослые распущенные ленью мужики посматривают на пацана, понимают, что лидер - вот он. На него надо равняться. В порыве искренней и чистой радости надо как песне упоенно отдаваться делу, а мы - одолжение делаем. Иконам, друг другу, лопате. Кичимся перед собой. Но приятно за будущее поколение. Оно свежо в намерении и нелукаво в деянии.

Физ труд отлично чистит ум. После лопат - отлично выходит проза. Ты берешь, кладешь и кидаешь, и так повторяешь. Моторика с механической реальности переносится на мыслительную. Полглавы быстрым прискоком накропалась. Улыбаюсь. Сам собой доволен. Про вчерашнее думать боюсь. Хватаю три ручки, две тетрадки и бегу на учебу. За столами, расставленными буквой П, мы благочинно сидим, созерцаем иконы на стенах, наблюдаем, как человек в рясе повествует неземной масштаб мудрости. Ручки строчат по бумаге. Скоро сессия, и масштаб будут спрашивать. День закончился такой же ночной улицей как вчера, но совсем другие ощущения. Свободный и благостный бежишь в дом с жильцами. Зерна будущих глав бережно зажаты в кулаках. Сеить их - уже завтра. Завтра - это такой неожиданный квест, с каждым днем становящийся все интереснее и интереснее.

По дороге я вспоминаю, что надо забежать к пьющему художнику и ругать его, чтоб он собрался с духом, бросил бухать и заплатил за квартиру, с которой его готовятся выселять. Я зашел на его флэт, оглядел пьяные рожи и накинулся на главного с руганью. Обгавкав, я великодушно сбавил тон. И казалось, надоумил чему-то. Человек вроде задумался о квартирных деньгах. Была молодая разратная девочка среди них. Вот с ней оказалось все непросто. Я и с ней держался привычно в меру агрессивно, пока она не призналась, что была изнасилована когда-то. Она задает вопрос: за что, господин хороший, ваш Бог, которого ты изучаешь в Епархии, это допустил. Я не сдержался, и обнял ее. Уже хотел плакать вместе с ней, но она в миг преобразилась и предложила вещи чудовищные. Я тутже схватил ее и потащил к храму. Перед мозаичной иконой на фасаде бросил ее и себя на колени и стал вслух произносить молитву, чтоб прекратился раз и навсегда разврат. Она послушно повторяла за мной. Но глядя на нее, я предположил, что в ближайшее время разврат не прекратится. Она побежала к своим пьющим покровителям, а я снова вспомнил о зернах литературы. Квест становится полон событий и покалеченных судеб, но надо помнить о главном. А главное - это главное, главное, главное.