Аэропортовские были

Казахстанские немцы
В самом начале девяностых поездки за границу еще не были столь привычным делом, как сегодня. Из всех аэропортов Москвы на международных перелетах специализировался только один – Шереметьево. Пассажиры – в основном бизнесмены или командировочные (челноки ездили в Польшу и другие страны по земле).
Я улетала в командировку в Германию. Неожиданно мое внимание привлекла нетипичная для Шереметьево публика. Толпа людей разного возраста: молодежь, дети, старики. Одеты бедно и не по погоде тепло. На дворе – конец марта, а странные пассажиры – в тулупах, грубых овчинных полушубках, чуть ли не в ватниках. Лица молодых – хоть и не особенно радостные, но оживленные. Солидные мужики явно чувствуют себя не в своей тарелке, суетятся, нервничают, мнут в больших кулачищах бумажки с декларациями. Особенно растеряны старики. А у стойки погранконтроля разыгрывается сцена, от которой захватывает сердца. Старушка, сидящая в инвалидном кресле, прощается с дочерью и внучатами. Старушка – летит, дочь и внуки – остаются. Рыдают все так, что смотреть невозможно.
Я знаю, кто эти нетипичные для Шереметьево пассажиры. Казахстанские немцы. Улетают на историческую родину. Очень сильно историческую. Как известно, на своей «предыдущей» родине, в Казахстане, немцы оказывались по-разному и в разное время. Кто - по воле Столыпина, кто – в результате раскулачивания, кто – после депортации из  Поволжья в начале Великой Отечественной.
От далекой первоначальной родины у казахстанских немцев остались фамилии, язык  и немецкий менталитет. Трудолюбивые, честные, аккуратные. Простые люди, большинство – сельские жители. Теперь они улетали в Германию, с надеждой на лучшую жизнь. Оставляя в далеком Казахстане дома, могилы предков, сдобренную потом землю. Больше всего было жалко стариков. Их увозили потому, что в Германии им полагались значительные пенсии.
Потом, через годы, мне приходилось встречать в Германии бывших казахстанских немцев. Их жизни сложились по-разному. А тягостная сцена в аэропорту осталась лишь маленьким кусочком «мозаики 90-х».

Забастовка
Мы с коллегой летели в командировку в Ижевск. Рейс ранний, регистрация в шесть утра, из Быково. Тогда, в начале девяностых, это был небольшой  захудалый аэропорт. Зная о возможных задержках, мы попросили водителя доставившей нас в аэропорт служебной машины подождать «отмашки». И правильно сделали. При входе в здание аэропорта мы сразу поняли, что тут происходит что-то странное. Зал ожидания  забит людьми, на табло -  информация о задержке буквально всех рейсов. Наш  отложен на два часа.
Но и в тот момент мы еще не осознали, насколько все серьезно. Вернулись в машину, разыскали в каком-то близлежащем поселке кафе и неожиданно вкусно поели. Сытые и довольные через два часа вернулись в Быково.
Народу стало еще больше. По залу бродили женщины в домашних халатах, кто-то спал, кто-то ел, кто-то нес по направлению к туалету детский горшок. Похоже, люди начали здесь обживаться. А на табло мы прочитали, что наш рейс задерживается еще на три часа.
Между тем, в Ижевск мы летели на очень важные переговоры. Которые оказывались под угрозой срыва. На стойке информации от нескольких разъяренных пассажиров отбивалась девушка в форме: «Ничего не знаю, все вопросы – к начальнику аэропорта».
К начальнику – так к начальнику. В приемной нас с коллегой встретила еще одна девушка в форме: «Начальника нет, ничего не знаю». Но тут подтянулось подкрепление: коренастый, похожий на Высоцкого мужичок, как потом выяснилось – бизнесмен, бывший летчик, Володя, кстати. Он тоже опаздывал на жизненно важные переговоры. Вместе нам удалось вырвать у секретарши признание: аэропорт практически парализован, т.к. забастовали диспетчеры. Начальник пошел с ними разговаривать, но, скорее всего, разговор ни к чему не приведет. И когда аэропорт возобновит работу, неизвестно.
«Вдохновленные» перспективой остаться в Москве, мы совершили противоправные действия: вошли в кабинет начальства и начали звонить во все колокола. Тогда, напомню, мобильников не было, единственный в аэропорту телефон-автомат не работал. Поэтому из кабинета начальника мы позвонили своим коллегам и попросили их срочно сообщить о случившемся в министерство гражданской авиации и в прессу.
Минут через пятнадцать появился хмурый начальник. Он не сильно возмутился нашим присутствием в своем кабинете. Поразводил руками – что, мол, я могу сделать. Рассказал о том, что мы – не в худшем положении, несколько самолетов стоят на поле уже несколько часов, а в самолетах сидят пассажиры, которые успели пройти регистрацию и  занять свои места, но не успели взлететь до забастовки. А потом, посмотрев на нас, вдруг оживился и предложил – а идите-ка вы сами поговорите с забастовщиками.
И мы пошли. Начальник привел нас в набитый людьми тесный зал где-то в недрах аэропорта. Забастовщики вызывали не возмущение, а сочувствие. И дело здесь не в «стокгольмском синдроме». Просто зарплаты людей, отвечающих за жизнь сотен пассажиров, были, действительно, возмутительно малы. И, будь я на их месте, я бы тоже, наверное, забастовала.
Вот только ни я, ни моя коллега, ни бывший лётчик Володя, ни десятки застрявших в аэропорту женщин, стариков, детей не несли вину за сложившуюся ситуацию. И разрешить её, при всем желании, не могли. Тут хитрый начальник сделал «ход конем»: вслед за нами он привел к диспетчерам делегацию от пассажиров, просидевших несколько часов в самолетах на летном поле.
Если до этого мы пытались найти выход из создавшегося положения (все-таки мы с коллегой – профессиональные экономисты, а бывший летчик Володя – юрист), то появление в зале разъяренных многочасовым сидением в замкнутом пространстве женщин с детьми накалило ситуацию до предела. Одна из страдалиц даже кинула на колени онемевшему диспетчеру своего ребенка (что-то подобное было в каком-то фильме). В общем, как часто бывает на Руси, решение о прекращении забастовки диспетчеры приняли не сколько умом, сколько сердцем.
Наш самолет вылетел из Быково не в восемь утра, как должен был, а в девять вечера. Переговоры в Ижевске были перенесены на следующий день. Не знаю, помогли ли диспетчерам из Быково наши с Володей рекомендации, повысили ли им зарплату.  Но больше о забастовках в Быково я не слышала. А в 2009-м и сам аэропорт Быково стал прошлым, прекратил свой существование.