Моложавый

        При высоком росте в метр восемьдесят шесть у него было мальчишеское, с почти всегда наивным выражением, лицо. С возрастом эта наивность превратилась, из-за его ленивой ограниченности, в глупость. При этом он, обладая кукольно-приятной внешностью, считал себя красавцем, постоянно любовался собой, отражаясь в зеркалах, витринах – в любых блестящих поверхностях. Трудно вспомнить его имя, но все, кто его знал, сразу понимали о ком речь, если слышали о моложавом. Так и приклеилась к нему эта кличка – Моложавый.
После девяти классов школы, он кое-как окончил торговый техникум, теперь прозываемый «колледж», работал продавцом, а в последние годы менеджером, в магазине мебели, где покупатели появлялись настолько нечасто, что Моложавый главным своим делом считал фланировать между столами и диванами, принимая модельные позы и ловя пристальные взгляды перезрелых покупательниц. Так он и женился, предварительно узнав, что одна из его поклонниц обладает значительным вдовьим состоянием, хоть и на десяток лет его старше.
Как там и что – можно  доверять или не доверять слухам, но Моложавый стал одеваться ещё с большим лоском, принарядившись, выходил на центральный бульвар и прохаживался по нему, как по подиуму.
Каждый год, когда была весна, цвели каштаны, благоухал цветник посередине бульвара, народ вечерами валом валил на прогулку по этой артерии города, где можно было повстречать знакомых, поболтать, сидя на скамейке, зайти в уютное кафе или купить на углу в киоске напитки и мороженое.
Моложавый останавливал каждого, с кем был хоть как-то знаком, задевал, улыбался, шаркал ножкой... В общем, кокетничал. Насколько известно, с женщинами он дальше поцелуя в щёчку не шёл, то ли сохранял верность супруге, то ли... Говорили, жена жаловалась, что он не столько муж, сколько красивый манекен в её спальне. Бывает. И кому бы до этого было дело, если бы у Моложаваго не было привычки, встретив кого-то из ровесниц – одноклассниц там, однокурсниц, соседок по былой хрущёвке – не сказать, всплеснув ручками: «Ой, а ты постарела! Что так? Мы же с одного года, а я ещё молодой!» Женщины отпрыгивали от него, а он хватал за руки или за рукава, умоляюще складывал губы трубочкой и тянул тенорком, словно пел: «Ну-у-у, не переживай! Что тут поделаешь? Такая у тебя природа – гены, наверное». Одногодки, конечно, сердились на него, но не долго, повертят пальцем у виска, мол, что с него возьмёшь? Жаль убогого. Комплиментов он не говорил никому, но сам постоянно напрашивался на похвалы своей внешности и нескончаемой молодости, спрашивая ласково: «Как ты меня находишь? Не старый я? Не страшный ещё?»  Люди были к нему добры. Профессор Академии, его бывший сосед, заметил жене: «Нельзя же  огорчать дурака! Бог не велит обижать убогих».
Так промелькал он в городе лет тридцать. Похоронил жену, которая вытерпела его до своего последнего дня, рассказывая подруге, что больно он беззлобный и уступчивый, что в доме всё делает, жалеет её... А что мужик никакой, так разве его вина? Природа такая, наверное, гены».
Только одно происшествие значилось на биографии Моложавого как заметное. Как-то раз на бульваре он зацепил бывшую свою преподавательницу по колледжу, уж забылось, какой предмет она вела. Заговорил с ней, придерживая за пуговку жакета, склонив, как привык голову к правому плечу, чтоб удобнее заглядывать в глаза собеседнице. Ну, как обычно, ляпнул про то, что она, мол, постарела, что ему жаль... Тут весь бульвар и охнул, потому что дама размахнулась своей сумкой на длинном ремешке и начала чистить его моложавую физиономию, приговаривая: «Ах ты, урод! Недоносок! Я тебе сейчас все морщины нарисую! На мозгах нету бороздок, потому и рожа, что яйцо! На, получай! Шрамы украшают мужчин!..» Какие-то ещё слова были, сыпались градом, но не стоит их воспроизводить. Кровь из носа остановила экзекуцию, дама, тяжело дыша, обтёрла сумку о светлую куртку Моложавого, изгадив её кровью, и, гордо подняв голову, проследовала в нужном ей направлении.
— За сто? Посему? Сто я такого скасал? – плакал навзрыд Моложавый, зажимая платком нос, отчего слова получались гнусавыми и картавыми.
Его окружили знакомые женщины, почти не скрывавшие восторга перед смелой и жестокой гражданкой. Но всё-таки милосердие и сознание умственной слабости пострадавшего подвигло их на сдержанные слова сочувствия и утешения, добрые женские руки извлекли из сумочек влажные салфетки, и скоро привели внешний вид мученика почти в норму, если не считать распухшего носа и ссадины на лбу от металлического замка сумки.
Не понял урока Моложавый, не осознал. Скоро, как вода с гуся, сошла наука с него, и он продолжал раздавать свои нелестные оценки направо и налево. Однако, поступок дамочки с сумкой отпечатался на психике окружающих, и бывшие знакомицы стали обегать Моложавого, не задерживаясь возле ни на мгновение. Он и заскучал, и потускнел разом, словно запылился. Плечи его стали какими-то покатыми, походка вялой. СпрОсите сколько ему лет? А во время того случая уж за пятьдесят пять было. А ещё через три года после такого нерадостного бытия, Моложавый внезапно умер. Говорили, сердце хватануло, а рядом – никого...
В квартире, где сердобольные, заботливые соседи выставили гроб с телом, было красиво, роскошно, висели картины и прекрасные люстры, стояла великолепная мебель. Много чёрных полотнищ скрывало большие зеркала, разнообразные, подсмотренные публикой снизу, светильники. Народу собралось – не протолкнуться. Почти все присутствующие, за исключением немногих мужей и братьев их спутниц – женщины. Им втайне очень хотелось взглянуть на Моложавого в новом качестве. Они чего-то ждали от этой картины «Моложавый в гробу». Не обманулись – некоторое ощущение шока случилось. На детском лице покойного проступили жёлтые пятна, серая, несколько обвисшая с возрастом кожа от излишне приподнятой головы образовала подобие второго подбородка, и все поняли, что мужчина, упорно не поддаваясь старению, умело и постоянно пользовался косметикой, оказалось, носил парик на совершенно голом черепе.
Но детскость выражения этого лица была такой беззащитной, такой жалкой, что дамы искренне горевали, проливали горькие слёзы и поминали Моложавого добрыми словами, тем более что он, как оказалось, держал в конверте на видном месте с надписью «На всякий случай» приличную сумму денег, и честные соседи сделали в кафе на бульваре приличные поминки. Интересно, что всякий, кто вставал для поминального тоста, сказав, каким покойный был покладистым, любезным, общительным, не забывал добавить: «Удивительно» или «потрясающе», или «необыкновенно» был моложавый мужчина!»