Сёмина жизнь -3-

III.

Диня обладал одним ценным качеством, которого не было у Семёна и которое вызывало у него уважение. Диня умел думать. Нет, даже не так: Диня умел мыслить. Он быстро оценивал ситуацию, правильно реагировал на обстановку и принимал верное решение.
Семён так не мог. Он не был дураком, но был, скорее, тугодумом. Ему требовалось время, чтобы осмыслить и оценить. Иногда на это уходил час, иногда неделя, иногда месяцы. Всё зависело от задачи, настроения и бог ещё знает от чего.
Часто случалось таким образом, что Семён вспоминал какой-то давний случай и отчётливо понимал, что поступил неправильно. Но время было упущено, и ничего изменить он уже не мог. Семафор знал эту свою особенность и в ситуации, требующие быстрых и скоропалительных решений, старался не влезать.
В этом случае он прислушивался к мнению Дини, которое часто выводило его из мыслительного ступора.
Говорил Диня негромко, почти тихо. Семён никогда не слышал, чтобы Диня кричал. Казалось, он просто физически не мог этого сделать. Диня мог ругаться, смеяться, проявлять разные другие эмоции, но это всегда было вполовину обычного голоса. Ещё он боялся обидеть людей. Даже когда Диня был прав, он говорил так, как будто извинялся. Он пускался в объяснения даже в тех случаях, когда в этом не было никакой необходимости. Многие знали эту его привычку и пользовались ею, чтобы сделать Диню без вины виноватым. Особенно в этом преуспела его семья.
Динину жену, Анну, Семафор не любил.
Это была эгоистичная, своенравная женщина, на пять или шесть лет старше Дини, которая работала какой-то начальницей в банке и получала большую зарплату, размера которой точно не знал даже Диня. Все Динины деньги уходили в семью, но куда девалась зарплата жены, для Дини было загадкой. Об этом он мог судить только по столику с косметикой в спальне жены (они спали раздельно) и обновлениям на вешалке в коридоре.
Когда все сбрасывались по какому-то поводу, и у Дини не было денег, за него всегда закладывали, и он всегда отдавал долги. В денежном отношении Диня был очень щепетильным. Если он был при деньгах, то всегда сдавал первым и до последнего не требовал сдачи.
Красивым женщинам многое прощается по умолчанию. Уже только потому, что они красивы. Красота помогает на время спрятать недостатки, акцентируя всё внимание именно на ней, на красоте. Знание сущности приходит позже. Но жена Дини не была красивой, поэтому её недостатки сразу бросались в глаза.
Семён удивлялся, как товарищ мог жениться на Анне. Одна его знакомая говорила, что это любовь.
В любовь Семён не то, чтобы совсем не верил, просто не воспринимал эту версию всерьёз. А может, просто не успел осознать истинность такой версии в силу своего тугодумства. И здесь Диня уже никак не мог ему помочь. Возможно, осознание ждало его впереди.

Диня был очень добросовестным, и шеф доверял ему одну из машин Фирмы. Утром Диня ездил на машине из дому на работу, днём разъезжал по заявкам, а вечером снова ехал домой.
Машину он держал в гараже какой-то бабушки, которая выпивала, и, будучи чуть ли не постоянно выпившей, жаловалась Дине на жизнь, на спившихся сыновей, на соседей и вообще, любила поговорить. Диня её жалел и в тайне от жены носил бабушке еду, давал сверху деньги, кроме гаражных, и рассказывал о старушке Семёну.
Семафора эта история не интересовала, но он поддакивал Дине, пытаясь поддержать товарища и утвердить его в мысли, что тот всё делает правильно. Дине было нелегко, ему требовалась моральная поддержка, и Семён это хорошо понимал. Бывало, Диня делился с Семафором самым сокровенным, и это ставило Семёна в тупик.
Например, он мог пожаловаться, причём, совершенно серьёзно, что жена ему вчера отказала, впрочем, как отказывала уже вторую неделю подряд. Диня комплексовал из-за своего веса, из-за своего характера, из-за своих отношений с женой, и всё это Семафор отлично понимал, и от этого понимания ему было вдвойне, втройне неудобно перед Диней. Он кивал головой, искренне сочувствовал Дине, но всерьёз думать о проблемах товарища не хотел.
Он пытался избегать чужих проблем, впрочем, как и собственных тоже. Он старался избегать острых углов собственного существования, чтобы не нарушать привычно-размеренного образа жизни. Он не хотел переживать за других, принимать на себя их проблемы и разочарования. Наверное, он был трусом, но ничего не мог с эти поделать. И не хотел.

Иногда Диня под разными предлогами отказывался ехать к клиенту с самого утра, не заезжая в офис, и приводил при этом какие-то совсем детские и неубедительные аргументы. Сначала Семён не понимал,  с чего это вдруг такой обязательный Диня отказывается от поездок. Он чувствовал, что Диня врёт, но не мог понять почему. Правда выплыла очень скоро.
Выяснилось, что Диня с утра подвозил жену на работу. Жена никак не могла опоздать на работу, ведь она «зарабатывала много денег и кормила всю семью». Сначала он возил её к ближайшей станции метро, но очень скоро этого оказалось недостаточно, и он стал возить её прямиком к зданию банка.
При этом Диня едва успевал на работу и оттого очень нервничал. При таком раскладе об утренних поездках к клиентам можно было забыть. Это приносило Дине дополнительные внутренние мучения и усиливало чувство собственной неполноценности.
В сущности, Диня был несчастливым человеком. И несчастливым, по мнению Семёна, его делала именно жена.

Семён время от времени пересекался с Анной на мероприятиях-корпоративах, вроде празднования Нового года, куда сотрудники Фирмы приходили со своими родственниками или друзьями.
Диня приходил с женой, а Семён – или сам, или с сестрой, потому что он не был женат, и постоянной девушки у него тоже не было. На корпоративах Семафор старался чем-нибудь поддеть жену товарища, думая, что таким образом он как бы заступается за него.
Например, на последнем мероприятии Анна пришла в блузке с полупрозрачным лифом и Семён, поздоровавшись с ней, демонстративно уставился в то самое место. Анна смущалась и пыталась закрыться руками, но Семён уже вошёл в раж и не обращал на её смущение никакого внимания. Потом он прямо спросил её в том смысле, что зачем носить прозрачную блузку, если не давать никому на неё посмотреть? Чуть позже, выпивши, он ещё больше разошёлся и начал рассказывать анекдоты о фригидных  женщинах, жадных банкирах и о разном другом в таком же ключе. Хотя Анна и смеялась вместе со всеми, но было видно, что ей это неприятно.
Неожиданно для Семафора, его защитная деятельность возымела обратный эффект. Диня попросил Семёна больше не наезжать на его жену, так как она возмещала свои обиды и недовольства на муже. Она упрекала его в дружбе с беспардонным и невоспитанным Семёном, а ему приходилось это терпеть. Семён подумал, может, действительно, это и есть та самая любовь…

Но ничто не остаётся безнаказанным. За Диню отыгрались дети, которых у него было двое. Старшая, Иринка, росла у Семафора на глазах, даже приходила к его маме на занятия по швейному делу. Это была пухленькая девочка с большими глазами и унтер-офицерскими замашками. Время от времени она «строила» младшенького Пашку на предмет разных бытовых мелочей.
Когда папа Денис спрашивал, зачем она это делает, девочка, хлопая ресницами на больших красивых глазах, беззастенчиво отвечала: «Для профилактики». Дети ссорились, дрались и приносили родителям массу хлопот и неприятностей вперемежку с радостями и очередными заботами. Впрочем, как и любые другие дети.
Иринка быстро и незаметно выросла, как это умеют делать чужие дети, обрела приятные женственные формы и уже не была похожа на того пухлого карапуза, который приходил к маме Семёна на швейные занятия. Окончив школу и поступив в институт на заочное отделение (кстати, против воли матери, которая желала видеть её исключительно на дневном обучении), она с подачи отца устроилась на Фирму, где помогала Семёну в бумагопроизводстве.
Здесь Семён понял, что Иринка – это та же самая Анна, только моложе и симпатичнее. Девушка была трудолюбива, аккуратна в обращении с бумагами, но, в то же время  корыстна и эгоистична. У Семёна с Иринкой сложились нормальные, почти дружественные отношения и Семён полусерьёзно-полушутя говорил ей, что так нельзя, что своим поведением и запросами она отпугивает от себя потенциальных женихов. Даже советовал ей «выпустить когти позже», а для начала не предъявлять к потенциальным избранникам особых претензий.
Но Иринка, видимо, не очень прислушивалась к пожеланиям своего временного шефа и к двадцати пяти годам так и оставалась не замужем.
А вот Пашка нашёл себе барышню недалёко от собственного жилища, быстро женился, так же быстро заимел ребёнка, и теперь жил у жены и бегал кроссы от родителей к тёще, прихватывая из старого дома палку колбасы или ещё какую-нибудь материальную ценность. Иринка от этого бесилась, грозила не пустить Пашку в старый дом, мол, пусть живёт, где и живёт. Она явно ревновала к Пашкиной обустроенности и отношению к нему их матери.
Мать, чтобы достойно выглядеть в глазах новых родственников, выделяла Пашке денег на семью и баловала продуктами. А когда у Пашки родился ребёнок, то нянчить внука собирались оба семейства, и это тоже не обходилось без подарков. 
На Фирме не платили много денег, по крайней мере, столько, сколько нужно было Иринке, и она ушла.
Но периодически названивала и поздравляла Семёна с днём рожденья, Новым годом, двадцать третьим февраля, как и он её с восьмым марта и другими подобными бессмысленными праздниками.
Но Семафору всё равно было приятно, он относился к Иринке также дружелюбно, хотя с высоты прожитых лет и понимал, как ей будет нелегко в дальнейшем. Если она не найдёт такого же тюфяка, как и её отец.
Зато Анне Иринка давала прикурить по самое нехочу, что особенно радовало Семёна. Женщины ругались практически на любую тему: одежда, косметика, еда, уборка и прочая бытовуха, что вызывало со стороны Семафора новые язвительные шутки и замечания.
Анна закрывалась в комнате и плакала, о чём Семёну рассказывал Диня. Но сам Диня этому не радовался, совсем нет. Это приносило в его жизнь новые заботы и проблемы, от которых, видимо, ему не суждено было избавиться никогда.

Семён никогда не планировал жениться, это было не его. Наблюдая за жизнью Дини, он ловил себя на мысли, что должен чувствовать себя счастливым. Но счастья не было, поскольку приходили другие проблемы, не связанные с браком, и они затмевали радость от осознания своего свободного и независимого существования. Состояние счастья, почему-то, было только одно, а причин, которые могли его или подпитывать, или, наоборот, уничтожать, было много.
Если причин для счастья и хорошего настроения было много, то это никак не влияло на градус этого самого счастья. Оно оставалось таким же счастьем и более счастливым быть уже не могло. Но любая негативная мысль, так не вовремя посетившая осчастливленный Сёмин мозг, напрочь убивала состояние счастья. Это казалось Семафору несправедливым, но, в то же время, он гордился собой за то, что осознал эту открывшуюся ему истину. 
Поэтому Семафор старался избегать проблем и радоваться по любому поводу, включая удачно сложившийся день или возможность, приняв четыре глотка коньяка, прогуляться вдали от широких и людных трасс.
Он учился любить жизнь.