Право на предательство. Глава 23

      Глава 23. ЛЮБОВНЫЙ ТРЕУГОЛЬНИК (ОКОНЧАНИЕ)


      Г-н Резников встретил молодых широкой улыбкой.

      — Пап, я с последними новостями и за своими вещами.

      Женя счёл своим долгом немного порозоветь.

      — Как раз вовремя. Женя, твои родители только что позвонили, горят желанием вас расцеловать и полюбоваться подарками. Я перезвоню.

      Меньшовы приехали очень быстро.

      «****ец! — подумал Женя. — Как же я мог забыть о подарках!»

      Визит родителей намного осложнял дело: сын намеревался поехать к ним, по-быстрому отбрехаться и заглянуть к Алёшке, хотя бы на полчасика. Впрочем, за наймом прислуги и посещением врача даже быстрый перепих уже был невозможен: время ушло, родители Алёши должны были с минуты на минуту вернуться домой, а ехать на дачу за одним оргазмом было долго и не имело смысла, трахаться же по-скорому в подъезде Алёше гордость не позволит. И Женя почти с облегчением услышал сброс звонка, когда, выбрав минутку, свалил в соседнюю комнату подальше от беззаботного щебетания двух поколений, рассматривающих подарки и охающих над ними, и набрал номер любовника. «Да, первый день всё же хлопотный. Воскресенье тоже маловероятно. Поеду в понедельник на вполне легальных обоснованиях: к другу с бизнес-планом».

      «Мама, смотри, какая прелесть! Ты мне такое же купишь?» — «Да возьми эту, здесь ещё такая же». — «Ирочка, покажите изнанку, там должно быть клеймо». — «Папа, ты представляешь, сегодня Женя мне в постель кофе…» — «Ирина, ты спуску-то прислуге не давай, муштруй как на плацу. Я на следующей неделе заеду, проверю». — «Ах!» — «Ох!» — «Дамы, нельзя ли побыстрее?»

      Мужчины стоически выдержали всю экзекуцию и честно улизнули в кабинет Павла Дмитриевича, только когда женщины добрались до последней упаковки, причём Артемий Денисович, никогда не отказывавшийся от хорошего коньяка, на этот раз попросил просто минералку. Пока мужчины курили и женщины болтали, выяснилось, что все проголодались. В качестве реверанса Меньшовы стали приглашать Резниковых к себе, мотивируя это тем, что Женя всё равно должен заехать к ним за одеждой. Павел Дмитриевич, с утра вынужденный провести несколько часов за консультациями в своём офисе, а потом — приглашать рабочих разбирать мангалы и плиты, не испытывал никакого желания ехать в гости и бросил молящий о помощи взгляд на Алину Викентьевну; почтенная дама, фактически давно ставшая членом семьи и улавливавшая любую эмоцию на лице хозяина, к тому же оставалась рачительной домоправительницей и стала категорически возражать: во-первых, она и сама устала, зорко следя за тем, чтобы под руками пролетариата не треснула ни одна облицовочная плитка и под ногами не вылетела из своего паза ни одна паркетина, а то, что Меньшовы из одного уважения к Павлу Дмитриевичу захватят и её, не вызывало сомнений; во-вторых, вчера было наготовлено, настругано, нажарено, напарено и напечено столько, что, даже учитывая свершившиеся чаяния официантов, никогда не упускавших возможность втихомолку полакомиться за чужой счёт, холодильники, шкафы и кладовки просто ломились от даров пиршественного стола, выбрасывать же вкусное, свежее, дорогое и изысканное было жалко — возражать против этого было трудно, и через полчаса уже сдвинутый стол практически ничем, кроме размера, не отличался от вчерашнего изобилия, а Алина Викентьевна с гордостью прикидывала, что из съестного можно погрузить в меньшовский «Мерседес», чтобы в конце концов потери были бы сведены к минимуму. «Если что-нибудь лишнее всё же останется в избытке, в предпоследний день хранения в церковь свезу или в какую-нибудь социальную столовую», — решила женщина и успокоилась окончательно.

      Во всей этой кутерьме обеда, болтовни, загрузки подарков и одеяний, заезда к родителям Женя успел-таки улучить пару минут и сбросить Алёше SMS-ку: «У меня гениальный план. В понедельник у тебя в два». Ответ «поцелуйтесь со своей свиньёй» последовал тут же. «Ну вот, по крайней мере эти четыре слова я не услышу, так как они уже напечатаны». — И новобрачный вздохнул с облегчением.

      В сборах и разъездах день незаметно подошёл к вечеру.


      И была ночь с субботы на воскресенье, и была ночь с воскресенья на понедельник. Ира наконец-то узнала, что такое наслаждение, она поняла, какое оно есть, это сладострастие. Женя вёл её легко, и ей удалось расслабиться под его пальцами, она чутко прислушивалась к реакции собственного тела и не гнала её естественный ход, пусть всё идёт, как и вчера, само собой, а она уловит её сосредотачиваясь, но не зацикливаясь. Она ощутила взбегающее словно по ступенькам возбуждение, поднимающееся короткими рывками всё выше и выше, доходящее до крайней точки, а потом… Замирание на пике, тишина внутри, тело, освобождённое от своей тяжести в звенящей невесомости, миг на этой грани — и она ушла в вязкий дурман, он накрыл её с головой, а в центре, сотрясая эту тягучую, неизведанную доселе негу, рождая и рождая её новые волны, пульсировал и сжимал в своих схватках их источник центр наслаждения. Это было потрясающе, одуряюще, это было нечто, ради чего не жалко было и душу, и тело со всеми потрохами в придачу заложить дьяволу… В последних стихающих сокращениях влагалища Ира поймала оргазм Жени, её рука, замершая в собственных ощущениях на его голове, бессильно откинулась в сторону. Ира бездумно смотрела в потолок.

      — А тебе приятно, как оно сокращается… на тебе?

      — Ну конечно. Это такие сокровенные объятия… Поэтому я и кончаю после тебя — чтобы их ощутить.

      Женя не врал, ему действительно понравилось это новое, понравился секс с женщиной. Его словно приглашали в увлекательное путешествие — и он просто балдел, когда погружал головку в набухшие, сочащиеся влагой губы, с усилием раздвигал их, ему нравилось это усилие, сопротивление и податливость женской плоти одновременно, ему нравилось, как плотно охватывало его влагалище, как доверчиво льнуло и набухало в последовательности его фрикций, ему нравилось двигаться, лаская членом клитор, ощущать между ним и вагиной бугорок мочеиспускательного канала, задевать и его и натирать всё это, вызывая ответную реакцию. Это было новое, неизведанное, манящее, этого не было в его сексе с Алёшей. Может быть, это было даже интереснее?.. Естественнее — точно… Правда, Жене не хватало той вседозволенности, которой он предавался в постели с любовником, но он считал, что поступает правильно. Ему казалось, что своей сдержанностью он щадит Ирину наивность и неискушённость, ему казалось, что нельзя иначе вести себя в постели с женщиной, которой секс открылся только что, где-то в глубине души она была для него всё ещё девушкой, невинной и целомудренной, и если физически это было не так, то в своём поведении, оказываясь с мужем наедине в спальне, Ира была робкой и нерешительной. Ей очень нравился Женин член, такой красивый и аккуратный, смутно белеющий в темноте стволом с выступающими венами, с налившейся розовой головкой, но стыдливость не позволяла ей взять и сжать его рукой, заскользить вверх-вниз, поцеловать и облизать набухшую плоть. Ей очень нравились Женины яички в подобравшейся мошонке, с каким удовольствием она ощупала бы их, обмахала языком, обласкала пальцами, продвинулась дальше к промежности!.. Говорят, и там у мужчины чувствительные места… Зарыться головой туда, в это мужское естество, чтобы он сжал её бёдрами, подхватить крепкой хваткой под низ ягодицы перед оргазмом и сильно надавить, чтобы глубже и полнее ощутить член… Ира оставляла это на потом, она ещё раскрепостится, излишняя скромность исчезнет, она неуместна. Она просто ещё не освоилась во всех своих владениях, но главное-то она уже испытала… В глубине сознания Ира была развратной и жадной до сексуальных пикантностей, но это пока не выступало наружу, и Женя не мог прочитать тайные желания жены. Он обуздывал себя и тоже хотел большего — перед ним вставала трудная, но занимательная и увлекательная задача полностью раскрыть жену в постели, и её решение сулило так много захватывающего впереди… Но идти надо было осторожно, во многом — наугад — и Жене было весело и жутко-волнительно уже в самом начале пути. Попросить разрешения обсосать клитор или несколько дней обождать? Разомкнуть языком набухшие губки и вылизать вход во влагалище, навести Ирину руку на свой член, а потом предложить заменить её ртом… или сначала намекнуть о лёгких поцелуях… или просто дождаться их… но тогда надо первым пересечь грань тривиального полового акта. Интересно, а как она среагирует на палец в своей заднице? — это же ещё больше возбудит влагалище… А потом сменить его чем-то более существенным… Каждую минуту что-то будоражило и звало дальше и дальше…

      «Вот оно: ситуация разворачивается, она ведёт себя всё вольнее и вольнее», — с удовлетворением констатировал Женя в третью ночь, когда Ира уже откровенно подставляла ему соски, увереннее и сильнее сжимала в объятиях и стонала во время оргазма.

      — Входишь во вкус? — И муж положил руку на разгорячённый живот жены.

      — Точно. В первую ночь это как-то мимо меня прошло, не врубилась, а теперь… это так здорово — возбуждение и разрядка, торможение.

      — А классно, что мы с тобой брачный контракт подписали, — брякнул Женя. — Всё ясно и разочтено, я у тебя ничего не выпрашиваю, ты мне не предъявляешь никаких требований — и мы со спокойной совестью занимаемся сексом. От чистого сердца.

      — Ну, не совсем. От этого… от немного ниже. — И Ира потянулась за фруктами. — Держи персик. А вообще это всё барахло — брачный контракт, хата, тачка. У отца полмиллиарда евро, ты думаешь, он будет распекать меня за то, что я не туда вложу приданое и прогорю? Построит недовольную мину на минуту, а потом и не попрекнёт. Так что будут идеи — излагай. Или пока отдыхаешь? Какие планы на завтра?

      «Вот и побочный эффект. Именно тот, что мне нужен. Зелёный свет инвестициям без заморочек. И теперь ясно, почему мой отец так вцепился. Значит, полмиллиарда. И такая примерная девочка. Могла ведь по мужикам скакать уже года три-четыре, так нет — хранила себя для одного-единственного. И вообще не зря я с ней связался». — Женя преисполнился счастьем, достоинством, гордостью и благодарностью фортуне за то, что так отлично устроился.

      — К Алёшке пойду. Пусть его дед прозондирует трудоспособных провинциалок с умеренными притязаниями. Согласятся на работу на дому — можно будет через недельку поехать, оборудование поставить и образцами снабдить — пусть шьют, вяжут и клепают. Потом интернет-магазин. Посмотрим, как товар пойдёт. Не пойдёт — отправим кого поактивнее в Москву на барахолку. Вообще-то этот Елегорск — идеальное место для агропромышленного комплекса полного цикла — от поля до прилавка. Для реализации, правда, собственные точки нужны, в супермаркеты сложно пробиться.

      — А рэкет? Не боишься?

      — Там посмотрим. Нормальная прибыль будет — и рэкет не страшен. Но это так, прогнозы. А сейчас… второй раунд?

      — Ммм…



      Ещё не пуская Женю внутрь, Алёша критически оглядел молодожёна.

      — «Всегда доволен сам собой,
            Своим обедом и женой».

      — Учитывая твой ответ на субботнюю SMS-ку, Гоголя с Пушкиным мы уже прошли. Может, всё-таки пустишь? — И Женя ввалился в прихожую, на ходу сграбастывая Алёшу в охапку. — На звонок-то чё не ответил?

      — Обойдёшься. Чай не помер. Ну как, вскрыл Иркину дырку?

      — Ага. Знатно девушка законопатилась, но я со всем справился с первого раза.

      — Пальцами или резиновым членом?

      — Обижаешь. Своим собственным. А теперь слушай. У меня гениальная идея. Мы уже наняли прислугу. Хорошая такая женщина. А контракт помесячно. Можно так: я обнаруживаю в ней какие-то изъяны… или, скажем, она как бы стащит у меня какую-то мелочь — я расторгаю договор, а ей на замену выбираю смазливого пацана. Смекаешь? Он соблазняет Ирку — и я с ней развожусь.

      — А если он не захочет? А если ей не понравится?

      — Так я же найму его с этим негласным пунктом. А чтобы она согласилась, на неделю уеду в командировку — вот она и заскучает, утроба мужика потребует.

      — Но это возня с видеокамерами.

      — Для дела можно потерпеть. Взялся бы сам и соблазнил Ирочку.

      — У тебя семь пятниц на неделе: ещё четыре дня назад ты предлагал мне покорять почтенного вдовца.

      — Одно другому не помешает, открывай сразу два фронта. Вот как я. Вариант Иркиной измены в уме держу? Держу — это раз. — Женя начал загибать пальцы. — Тем временем с Иркой сплю и вгоняю её в сексуальную зависимость и до гроба лубофф — два. Ты всё ревнуешь не к месту и очевидных выгод не видишь, а сейчас внимание! Вчера ночью мадам, настонавшись и наудовлетворявшись, вылепила мне, что брачный контракт — так, побоку, и открыла мне доступ к инвестициям. Так и сказала: «Будут идеи — излагай».

      Алёша равнодушно пожал плечами:

      — Это ещё не доступ, а ни к чему не обязывающие слова. Знала коварная, когда произнести: ночью, когда все банки закрыты. А попробуй подъехать сейчас — много ли получишь?

      — Вот всё тебе не верится! Я же говорю, она текла и проговорилась, что у папочки полмиллиарда в кубышке и десять миллионов, впустую потраченных доченькой, не сильно его расстроят. Понял?

      — Понял, что ничего хорошего. Если у него полмиллиарда, то твой собственный пахан будет его обхаживать и слышать не захочет о твоём разводе, ты ему и не заикнёшься.

      — Так и здесь плюс! Потерпишь немного дольше, пока господин строитель на тот свет не отправится, делим его наследство на три части: одна — дочке, другая — моей семье, третья — нам с тобой. И все дела!

      — Я вообще не понимаю, к чему эти расчёты вилами на воде. Уже сегодня всё можно решить. У тебя два твоих миллиона — так? Так. Разводись и забирай. Снимем квартиру и прекрасно будем на них жить. Чего тебе ещё, мало, что ли? Всех денег на свете не загребёшь.

      — Но два миллиона гораздо меньше того, на что я рассчитываю!

      — А зачем рассчитывать на большее, оно тебе надо? Допустим, снять хату — тысяча в месяц. Жратва, коммуналка, бензин — что, в пять не уложимся? Это шестьдесят тысяч в год, на тридцать лет хватит, а за тридцать лет то, что пока не трогается, в два раза больше процентов принесёт. Это ещё если работать не будем.

      — А институт? Вдруг ты по бюджету не пройдёшь — придётся платить. А отдых?

      — Мы на эти пять тысяч прекрасно в Европу съездим. И, потом, какой отдых от отдыха?

      — А шмотьё? Ты просто мыслишь мелкими масштабами. Ну представь, я сваливаю с этими двумя миллионами. Снимаем квартиру — и трахаемся. До одури, а дальше что? Мы же в четырёх стенах друг другу опостылеем за неделю и сядем на бутылку или иглу. Дело же нужно, бизнес, надо себя реализовать.

      — Да кто тебе сказал, что у тебя это получится? Было бы так легко — все давным-давно в бизнесмены подались бы.

      — Вот и проверю на собственном опыте.

      — Значит, ты боишься, что мы друг другу осточертеем? Значит, наши отношения для тебя — слишком мало?

      — Но ты же сам понимаешь, что они не вся наша жизнь. И твоя в том числе. Что ты хочешь? Быть наседкой, сидеть в съёмной квартире и по очереди готовить ужин?

      Алёша понимал, что его представления о будущем благополучии ущербны; Женя осознавал, что его великие замыслы вполне могут потерпеть фиаско, но ему хотелось настоять на своём — едва ли не больше, чем попробовать и рискнуть, и он продолжил:

      — Пусть у меня сейчас два миллиона, но я не собираюсь их вот так сразу грохнуть. Развестись сейчас я тоже не могу: предки мне мозг вынесут, а я не хочу с ними ссориться…

      — Что, хочешь ещё столько же от своего пахана?

      — Вот не начинай-да, не начинай! — Женя был раздражён и выплюнул «не начинай» с частицей усиления, употребляющейся на юге для привлечения дополнительного внимания к сказанному, чем иногда грешила мать, его действительно злило, что Алёша так просто, за бортом, оставляет его отношения с родными и ищет в том, о ком говорит, что любит, очередной корыстный интерес. — Ты что, считаешь, что нежные чувства — исключительно твоя прерогатива, а я могу ничего не испытывать ни к своим родителям, ни к своей сестре?

      — Против Лизы ничего не имею, а предки твои уже о тебе позаботились — так, что мы четвёртый месяц это дерьмо разгрести не можем.

      — Они делали так, как, думали, лучше!

      — Для кого? Для тебя? А, может, для себя самих? Или тебе тоже так лучше? Тебе вообще по фигу, кто с тобой лежит? Какая разборчивость! Какая взыскательность! Бездна вкуса! Не думал, что свяжусь с таким циником и извращенцем… Иногда мне действительно кажется, что пора Резникова клеить: по крайней мере, от баб он в сторону шарахается, не то что некоторые…

      — Если хочешь знать, и с женщиной можно спать и получать удовольствие. Некоторые, попав в тяжёлое положение, ищут выход, по крайней мере, бабки у нас уже есть, Ирка меня обожает и сексуально зависима — это всё сделал я, это моя заслуга, а ты сидишь с видом оскорблённой невинности и уверен на триста процентов, что можешь и пальцем не шевелить, потому что всё в любом случае должно устроиться и без твоего участия — как по волшебству, само собой или другими лицами. Исключительно потому, что тебе так хочется.

      — Ты меня упрекаешь в бездействии? Хорошо, принято, я буду действовать, спасибо за карт-бланш.

      — Вот и прекрасно, тогда давай не воздух сотрясать словами, а постель — делом.


      Секс выдался холодный и какой-то механический. Часа не прошло, как всё было закончено. «Бережёт себя, для Ирки готовится, скотина, — зло подумал Алёша. — А я опять не смог устоять».


      — У меня всё идёт по плану, — говорил Женя после физкультуры, раскуривая трубку мира, то есть взявшись за очередную сигарету. — Сначала очень небольшой кустарный бизнес в Елегорске. Ты можешь связаться с дедом, чтоб он узнал, готовы ли взяться тамошние пенсионерки за работу на дому?

      — Что, решил перекрыть китайский вал отечественным ширпотребом из глубинки? Как это мелко по сравнению с масштабами тестя!

      — Ты можешь ответить по существу? Если да, поехали бы с тобой вместе.

      — Во-первых, у меня, в отличие от тебя, школа, а не твой блатной институт, где можно месяцами не показываться, во-вторых, мой дед тебе в подручные не нанимался, в-третьих, нечего меня держать в качестве секс-эскорта на замену Ирочке.

      Женя вздохнул. Он не понимал, что говорит в Алёше: злость, тупость, ревность, обида, зависть, просто глупое желание противоречить всему — и первый раз в голову пришло, что с Ирой ему интереснее, спокойнее и проще. Может быть, это естественно и закономерно? Может быть, их отношения с Алёшей уже давно выдохлись, и то, что происходило только что, — лишь рефлексия, немного привычки, остаток?

      — Ты прав, я был некорректен и сделал тебе невежливое предложение. Придётся мне с Милой договариваться. — Женя затушил до половины недокуренную сигарету и потянулся за пиджаком.

      — Ах! Я совсем забыл! — картинно удивился Алёша. — У тебя же теперь две бабы.

      — Ага. На замену выбывшему. — Женя уже вышел в прихожую. — Будь здоров и не кашляй.

      — ****ун! — крикнул Алёша, с грохотом захлопывая дверь.

      ****ь!