Из жизни шлимазлов

                Из жизни шлимазлов.


Времена меняются, а с ними и способы нормального выживания, в ненормальных условиях. Критерии, нормально – не нормально, разные.  Да и условия, возможно, не самое главное. Важнее сущности, попадающие в эти условия.
Кто-то пролетает по жизни, даже не заметив сдвигов во времени и миропонимании. Зима и лето одним цветом.  Дни летят, не затрагивая особо их чувств, и не  изнашивая сердца до невозможного предела. Для них всё просто и ясно. И не понятны им терзания и поиск чего-то там, что не даёт свободно дышать остальной, гнилой части человечества. С ними никогда, так просто, ничего не случается. Возле них спокойно, но… скучно. Другая категория, наоборот, воспринимает жизнь, как катастрофу. Страашно жить. Кругом враги, завистники, или просто недоброжелатели. Чему завидовать, зачем воевать, - сами не знают, да и не углубляются до пониманий. Так и живут в своей скорлупе, до естественного конца.

 Кто-то творит и получает, в соответствии с усердием и талантом, свои дивиденды.  Кто-то ничего особо не делает, и лишь растекается мечтами, увы, бесплодными, о свершениях, открытиях и обязательном признании. Иногда талантливы, но патологически ленивы. И название у них есть, - вечный лузер. ( Не путать с вечным жидом.) Вечный жид-  это проклятие, назначенное свыше а лузер, это профессия, причём благоприобретённая. У евреев же, существует ещё одно понятие – шлимазл. Вот это уже ближе. Это просто не везёт, причём хронически.

Лёлька Фридман была с рождения определена именно в эту группу. Скорее всего, из-за наличия свободных и недорогих мест. Приличные родители только грустно вздыхали, глядя на трепыхания любимого чада. Если болела, то обязательно в самой  тяжёлой форме, на грани жизни и смерти. Если чем-то увлекалась, а это было её обычным состоянием, то до опасного предела.
 Фигурное катание – травма головы. Радио кружок – наушники, включённые в розетку 220 вольт, и спешное увольнение несчастного руководителя. Танцевальный ансамбль, уж тут-то, казалось, ничто не предвещало…   Ан нет.  Во время ответственного концерта, перед шефами-деньгодавателями, и городскими властями развязалась тесёмочка на юбке. Танец был зажигательный, и юбка, не сумев удержаться на тощеньких боках, волнуясь, упала к ногам. В стреноженном виде, понятно, не потанцуешь, и Лёля с шумом, стараясь сохранить грацию, рухнула следом за ней. Остальные танцоры, не успев притормозить, составили ей компанию. Успех был оглушителен. Никогда ещё они не слышали таких оваций. Публика смеялась, что-то орала, а Лёля всё пыталась выбраться из юбки и обрушившихся на неё тел. О последствиях она вспоминать не любила, но в танцах разочаровалась.

В детстве и юности, часы замедляют свой бег. Словно давая возможность насладиться этой бездумной, счастливой, невозвратной порой. Беспричинная радость, жажда новых приключений, буйные фантазии, ошеломительные открытия, не могли быть омрачены какими-то неурядицами. Лёлька лишь закалялась и приобретала иммунитет.   В институте она, преуспевающая студентка, вылетела с пятого курса лишь за то, что не явилась на собственный открытый, зачётный урок. Беспрецедентный случай.
 А получилось всё, как всегда, просто и нелепо. В квартире был ремонт, всё вверх тормашками, поэтому готовилась к торжественному мероприятию с вечера. Платье, соответствующее случаю, разложила на заваленном столе, прикрытом плёнкой. Бельё, туфли – рядом. Всё в поле зрения. Каково же было удивление, когда утром обнаружила исчезновение  платья. Белье на месте, туфли ждут, а платья нет. Ошалев от непонятности происходящего, металась по квартире в поисках прошедшего времени и злополучного платья. В итоге, окончательно потеряла и то и другое. Натянула потрёпанные, дежурные джинсы, и уже постфактум, поехала на расправу.

 Встретило её короткое гнетущее молчание, быстро перешедшее в визг и вопли куратора, отвечающего за процесс экзамена. Дети в радости разбежались, но дирекция школы и преподаватели института были, к несчастью, ещё на месте.  Бедная Лёлька ещё не знала, что у куратора, злющей бабы, откровенно ненавидящей её за неробкий язык, случилась трагедия. Единственное существо, способное её выносить, покончило жизнь самоубийством. Да, её собака,- огромный дог с подорванной психикой,  выпрыгнул в окно с пятого этажа. Этот бедный пёс не выносил скрипа от шагов на чердаке, под которым находилась квартира. А там работала бригада, совсем не сентиментальных работяг. Терпение лопнуло, и… прыжок в окно.  Лопнуло терпение и у хозяйки. Лёлька очень любила собак, но не любила кураторшу. За её грязный язык, поливающий всех других преподавателей, за недвусмысленные намёки в адрес студентов, и откровенное нежелание нести доброе и вечное. Провинившийся студент и нахрапистый преподаватель, силы не равные. Лёлька покинула стены альма-матер молниеносно. Правда, и восстановлена была быстро. Родители всё списывали на молодость, свято веря в  дальнейшую остепенённость и осмотрительность.

 Молодость – беда проходящая. Зрелость наступает вдруг и сразу. Неприятности приобретают другую окраску, но не спешат покидать полюбившуюся территорию. Лёлька, по-прежнему, вся в движении и замыслах. Фантазии становились жизнью, а жизнь жадно питалась фантазиями. Но… любое начинание, даже самое успешное, неизменно обрастало ненужными эксцессами, граничившими с чувствительными неприятностями. Так, ненароком, проскочила  пару браков, без суда и последствий, и…  по-прежнему очаровательная, улыбчивая, но рука  на взлёте. Чтоб махнуть привычно –« Да иди оно всё ! Это не смертельно». И глаза сияют, и новых планов громадьё. И одному только Богу известно, что творилось, на самом деле, за этой симпатичной вывеской.
А время, вступив в зрелую пору, не просто полетело, а бешено понеслось, лишь слегка спотыкаясь на датах. Ушли родители, пришла пенсия, а с ней и новые, скромные мечты. Жить стало даже проще. Теперь она не боялась, за случайный ущерб родным и близким. Всё ей, одной единственной. И понеслась душа, а за ней и послушное тело, вскачь. Очередная задумка не вызывала опасений. Всего лишь поездка в страну, вроде историческую родину, где не требовалось виз, да и билет стоил дешевле, чем вояж по родным просторам. И даже родственники имелись.
 Дальше, дело техники. Списались, договорились, на недолгий срок, и вперёд, расправив паруса. Выбрала самый невостребованный сезон. Зима дома, тепло там.

 Отзвенел бокалами Новый год, и Лёлька засобиралась в неведомое. Душа пела и расцветала новыми надеждами и чаяниями.  Билеты куплены, путь предначертан.  Наличные закончились, а банковская карточка, непостижимым образом исчезла. Где положишь, там и потеряешь, привычно успокоила себя Лёля, но, всё же заблокировала карту. Чужой опыт, за неимением собственного, принимался на ура. Очередь на восстановление карточки была длинной, но интересной.
     -Это всё она, стерва. Так и следила, пока я пальчиком нажимал.
    -Ну штож вы меня мучите?!  Вставил, а потом не помню. Да хто ж его знает, куда делась.
- Ааа, и нет. Не скажу. Иишь хитренькие. Я вжик, а оно и киздец. Да не пьяный я, Светка скажет. Принявший немного, но в норме. Пшли на х-р.
Лёльке нечего было сказать. Пропала и всё. В последнюю, уже ненужную секунду, получила и помчалась укомплектовываться. Перелёт, на удивление,  без эксцессов, даже не очень и утомил. Сказалось нервное возбуждение, новизна чувств и ожидание чего-то невероятно прекрасного. После всех препонов  бдительных еврейских служб, выловила с ленты свой чемодан и покатила в зал, где  уже встречали, обнимали и целовали счастливчиков, прибывших на  Святую Землю.
Где-то здесь, её тоже должны были встретить, ни разу не знакомые, родственники. И только сейчас ей пришло в голову, а как же они узнают друг друга. Но  это были, хоть и родные по крови, но адекватные люди. Над головой они держали плакатик. Крупными печатными буквами, имя и фамилия - Фридман Евлалия. Лёлька не сразу поняла, что это, именно она, Евлалия. Всю жизнь она была просто Лёлей, а вычурное имя, дань прихоти, какой-то из бабушек. Оробело помахала рукой и тоже, наконец, получила свою долю объятий и поцелуев.

     - Миня, нет, ты только посмотри, ну вылитая Софа. А что уже Софы нет? Ах и Сени тоже? Бедненькие, так и остались в том аду. А Сара с Лёвой? Ещё живы?  Ну, дай им Бог, коль больше некому.  Ой, ну красавица, скажи Миня. Даже лучше уже, чем Софа. А Софа была та ещё штучка. А худенькая-то. Плохо кушаешь, да там и кушать то, наверно нечего.  А что и мужа нет?  - Да  были, махнула Лёлька рукой. -  И что,  тоже умерли?     - Да нет, живее всех живых.
       - Да ты не расстраивайся, мы тебе и мужа подходящего найдём. У нас этого добра…
Лёлька вдруг почувствовала, как устала. Машина в двух шагах от входа, маленькая, но удобная и, главное, с кондиционером. Полтора часа  езды, под нескончаемый аккомпанемент расспросов и рассказов, утомили больше, чем весь многочасовой перелёт. Но, всё когда-нибудь кончается. Уютная квартирка, прохладный душ, обильный и вкусный ужин – глаза уже слипались. Оказавшись в мягкой постели, она уснула сразу, как только голова коснулась подушки. Этот длинный, насыщенный день закончился долгим сном, без сновидений.

Следующие три дня пролетели  под лозунгом – хочу всё знать. Её водили, возили, знакомили и старательно откармливали. Фотоаппарат, освоенный перед путешествием, не успевал щёлкать. Хотелось запомнить всё и навсегда. От обилия впечатлений и восхищения этой удивительной страной, перехватывало горло, и слова тонули  в изумлённой голове, оседая  в каждой клеточке наэлектризованного организма.  К концу третьего дня, подуставшие родственники объявили о своём отъезде на пару недель, к своим соскучившимся детям и внукам. Провели показательную экскурсию, уже на близлежащей территории. Большая площадь, со всеми нужными заведениями, - от всевозможных магазинов, до обменного пункта, турагентства и всяческих мастерских, на случай сотворённых ею катастроф. Они были умными и предусмотрительными. А главное, показали ближайшую дорогу к морю. Лёлькина душа возликовала. Одна, две недели, без надзора и кормёжки, без бесконечных расспросов и рассказов о родных и близких, которых никогда не знала. Чтобы связь не терялась, оставили номер своего телефона и строго наказали сменить её российскую симку на израильскую. Это на той же площади и не дорого. Ночью снилось море и каменистая дорога от берега до самого горизонта.

 Утро ворвалось солнцем и голосом  обретённой тёти, (двоюродной или троюродной, Лёлька так и не выяснила).
     - Детонька! ( Ох, как давно её так никто не называл.) Красотуля ты наша. Мы таки почти уехали. Завтрак на столе, обед в холодильнике, остальное мы хорошо уже объяснили. Скучать и голодать, вредно для здоровья. У нас в роду все весёлые и сытые. Не забывай звонить.
Щёлкнул замок в двери и… Свобода!
 Вопрос выбора не стоял. К чёрту завтрак, - душ, джинсы, футболка. Телефон, пока ещё немой, в карман, фотоаппарат, ключи, доллары для обмена, в сумочку и… вперёд. Новый мир ждал. Выйдя из подъезда, вдохнула глубоко и жадно. Впервые, не отвлекаясь на разговоры и излишнее внимание чадолюбивой тётушки, осмотрелась. Прямо перед входом толстенный, чешуйчатый ствол пальмы, уносящей к небу перистые листья-ветви, похожие на огромные, небесные опахала.  Может, это именно они несут лёгкий ветерок, смягчающий вечный жар священных камней, впитанный тысячелетиями знойной истории.

 Камни повсюду,- дома, странной архитектуры, облицованные белыми каменьями, камни во дворах, в качестве украшений, вдоль дорог, чтоб не забывали главного направления. Под ногами тоже камни, только уже любовно обработанные добрыми и умными руками. Вот по этому плиточному полу, Лёлька и двинулась,  в большой и таинственный мир. Первым делом, конечно, к морю. Дорогу запомнила плохо, но ноги несли сами, не советуясь с головой. Собственно, голова  тоже жила сама по себе, пытаясь осмыслить и запомнить всё сразу. Дома из выпуклых, неровных каменных плит, прячущиеся за каменными стенами-заборами, увитыми плющом. Затейливые воротца, изукрашенные арками из чудно подрезанных деревьев. Плиточные дорожки, обсаженные цветущими деревьями, ведущие от ворот, до  крутых ступеней домов. На больших балконах  кресла и столики, разбросанные внутри, и кучи каких-то вещей по углам. И цветы. В больших и малых вазах, расставленных по всему полу, горшках,  на широких балконных ограждениях, и на ступеньках  наружных, закрученных лестниц. Окна плотно прикрыты широкими жалюзи.
 И всё это в обрамлении чудо-деревьев, с развесистыми кронами и шапками цветов. Отдельно стоящие красавцы, поражали стволами. Огромные, толстенные, гладкие, словно их обстругали, зачистили наждаком и отполировали. Или же наоборот, совсем не бритые, ощетинившиеся, на весь мир обиженные. А вот пальмы, словно дикие африканцы, в травяных, топорщащихся юбках. Может, их просто не успели побрить.  Есть деревья-семьи. Множество стволов, толстых и тонких, скручены в одно целое. И не поймёшь, то ли основной ствол держит всё семейство, то ли эти приросшие дети поддерживают могучего старца. Обогнула очередной дом, с затейливой калиткой и упёрлась в маленькое уличное кафе. Несколько столиков из ротанга, в окружении таких же весёленьких, кручёных креслиц. Яркие зонтики-навесы, восхитительный аромат кофе и свежайшей выпечки.   – На обратном пути, обязательно зайду. Подумала и вспомнила, что деньги ещё не обменены, и нет никакой возможности порадовать голодный желудок. Пока размышляла о делах насущных, свернула за угол и остановилась в изумлении.

 Синь, умноженная солнцем и небом, полоснула по глазам, затормозила ноги и ошеломила душу. Море, сказочно красивое, искрящееся миллиардами серебринок. Чуть светлее к берегу и ультрамариновое там, ближе к горизонту. Лёлька влюбилась в него сразу и бесповоротно. Отныне, жизни без него, просто не представляла. Она не строила планов, не просчитывала, просто знала,- это навсегда. На белопесочном берегу разбросаны одинокие столики, пустые креслица – не сезон. И не нужно было никого и ничего. Море, заполнив всё пространство, жило своей жизнью. Что- то бормотало, пришёптывало, лаская берег, радуясь первозданной тишине и безлюдью. И было  в этом содружестве неба, моря и берега столько красоты и мощи, что человечество казалось лишним.
 Лёля сидела в пластиковом креслице, чувствуя себя песчинкой, на пороге вечности.  К действительности вернули голоса, сразу нарушившие это волшебное единение с первобытной природой. Резко встала, недобро взглянула на  неповинных людей, решивших устроить здесь небольшой пикничок, с пивком и бутербродами. Всё это уже было разложено и расставлено на ближайшем столике. Вздохнула, обругала себя за, вдруг вылезшую из каких-то тёмных закоулков души, неприязнь, и побрела назад, в уже окончательно проснувшийся город.
 Перед поворотом оглянулась на море, увидела, как оно подмигнуло своим серебряным глазом, махнула рукой в ответ, и уже лёгкой походкой, полетела вершить дела.
 Площадь встретила разноголосьем  и множеством колясок с сидящими в них полулюдьми, полутрупами. Молодые, и не очень, мужчины и женщины катали их по всем направлениям. Кого в магазин, кого к морю, а кого так просто, в тенёк. Потом узнала то, о чём простому россиянину, и знать не надо бы. Это вам не там.  Это здесь. Не двести рублей вспомоществования, а  ежедневный, ежечасный, трогательный уход за немощными стариками.
Деньги обменяла без проблем, осталась сменить симку. Вдохновлённая успехом, бодро вошла в магазин, торгующий телефонами.
     -Сменить симку? Легко. 50 шекелей и вы на связи со всем Израилем. У Вас здесь много друзей? Ну, так Вам крупно повезло. Скидки всем  прибывшим. Мы рады видеть Вас в течение месяца. Дальше, простите, Ваш телефон замолчит. Ему просто нечего будет сказать. Голодный не болтает, пока его не подкормят. Не надо благодарности, это наша работа. -  Вручил оживший телефон, чек и  сделал ручкой.

 Снаружи, между тем, что-то произошло. Небо заволокло тяжёлыми тучами, начисто стерев  недавнее, ласковое солнышко. Остервенелый ветер гнул верхушки пальм, поднимал смерчи из пыли, обрывков целлофана, бумаги и окурков. Ещё двадцать минут назад площадь казалось такой чистой. И откуда что взялось? Лёлька разжала пальцы, выпустив чек на волю. Так, до кучи. С интересом понаблюдала, как ветер натягивает юбки на головы женщин, и порадовалась своим джинсам. Расправила крылья, и уже было полетела по ветру, но, неясная пока мысль, погасила порыв. А где  российская симка? Забыла забрать у улыбчивого продавца? Вернулась в магазин. Объяснила, ещё раз объяснила, показала, на пальцах…  Он тоже объяснил, один раз с улыбкой, второй без. Симку он отдал вместе с чеком, и какие к нему претензии!?  Никаких. Все претензии Лёлька привыкла адресовать лишь себе.
 В полном смысле слова, пустила спокойную жизнь по ветру. Жить в Израиле оставалось пару недель.  Всю оставшуюся жизнь планировалось прожить в России. Все контакты, -дружеские и, главное, деловые, все важные дела, связь с банком и сведения о платежах, были  в телефоне. Сейчас это  просто бесполезная безделушка. Ничего лучшего, чем искать и найти, Лёльке в голову не пришло. Сказано-сделано.
 Через несколько минут изумлённые, добропорядочные евреи могли наблюдать странную картину. Среди мусора, сметённого ветром со всей округи, ползала вполне приличная женщина, не первой молодости. Подбирала бумажки, разворачивала, тщательно ощупывала, только что не обнюхивала, и снова швыряла их в общий хаос. Устав, отдыхала, не вставая с колен, и снова возвращалась к своей непонятной забаве. Остановил Лёльку голос.    
   - Вам помочь, или не мешать? –       Подняла голову. Стоит с грустной миной, а глаза исходят смехом.      -   Может привлечь праздный народ?-
     -  Не говорите, что мне нужно делать, и я не буду говорить, куда Вам нужно идти.   
Грубо, конечно, но Лёлька уже не думала о приличиях. Он видно не знал, без её напутствия, куда идти и присел рядом. С минуту так и сидели посреди площади, молчаливым и печальным островком. Смех разобрал обоих и сразу. Сначала хихикнула Лёлька. Он расплылся в ответной улыбке и… Просмеявшись поднялись, помогли друг другу отряхнуть площадную пыль и, подгоняемые ветром, покинули, уже вместе, неприветливую площадь.
По пути, рассказала свою нехитрую историю. Про вечное невезение и про всю свою непутёвую, запутанную жизнь. Вот так, совершенно чужому человеку. В ответ получила то, чего ей так давно не хватало – искреннее сочувствие и понимание. И мудрено ему было не понять её.

 Где-то там, в прошлой жизни, подающий надежды журналист, был щедро обласкан фортуной и женщинами. Всё складывалось само собой. Мелкие срывы не напрягали, лишь давали  озорной толчок. Всё там, впереди. Но…            
     -Дня завтрашнего не зови приход. Ты сам не знаешь, что он принесёт…
Очередная статья, острая, злободневная, но без учёта нюансов наступившего времени, поставила точку  в его распоясавшемся  вольном творчестве. Не сориентировался, тронул не того. Разразился скандал, и его самого тронули весьма предметно. Сначала требовали опровержения. Гордо отказался и получил сполна. Поймали в подворотне, и совсем не по-джентельменски, без предварительного вызова на дуэль, отмутузили с обидными словами.
   -    Вошь ты мелкая, классик жанра грёбанный. Что, в себя поверил? На кого тявкаешь, бумагомаратель? Сопли утри и сгинь, тварь дрожащая.
Обливаясь кровью и бессильными слезами, всё - таки отметил  их некоторую литературную подготовленность. Но это не спасло. Итог – больничка, почти ослепший глаз и стойкое отвращение к журналистике, как к жанру. Попытки наказать обидчиков закончились увольнением с работы. Что ж, жизнь наказывает за потерю чутья и неумение идти в ногу со временем.
 Долго сидел на скамеечке во дворе, уже чужой, редакции. Смотрел на дерущихся в пыли птичек и думал невесёлую думу свою.
  -  Вот, твари божьи. Жрут, прыгают,  гадят сверху, не выбирая голов, и ничего, никаких обид. Ну, разве матерок в никуда. А здесь, никакого физического вреда, а пинок  ощутимый, и последствия необратимы.   С журналистикой пришлось завязать. Молва всегда летит вперёд быстрее собственной реакции на неё, обеспечивая на долгие времена «волчий билет»  Пробовал писать рассказы, но мешала обида. Любой рассказ становился обличением, и при прочтении посторонними лицами, мог легко спровоцировать новый конфликт. Уже не хотелось, да и глаз всего один остался.  Вот так и оказался на земле этой.
 Да, судьба….   Она вечно заносит нас туда, куда мы идти не собирались.
Так, за разговорами, дошли до лёлькиного временного убежища. Развернулись лицом друг к другу и, наконец, познакомились.
   -Евлалия, в миру Лёля.
     -Гедалий, в миру Гадя, а для друзей Геля.
Созвучие уловили оба. И не только в именах. Жить захотелось со страшной силой. Увесистый, грустный  нос, ехидная улыбка, собачьи умные глаза, с нависающей над ними кудрявой шевелюрой. Ростиком не вышел, но ладно скроен. Досмотр прошёл явно в пользу визави. Женщина в женщине умирает последней. Пожалела, что не в лучшем виде и попыталась исправить положение своей самой очаровательной улыбкой. Непонятно, что подействовало больше. Возможно, улыбка, а может её необдуманный рассказ. В итоге, он взял её за руку  и не отпускал уже все оставшиеся дни. Абсолютно невинно, с перерывами на ночь.   Таких пионерских отношений у неё не было с тех самых пионерских лет.  И это почему-то нравилось. Давно она не чувствовала такой лёгкости и непринуждённости. Давно так не радовалась и не изумлялась всему, что он, от щедрот душевных, показывал и рассказывал. Но и Геля испытал второе рождение. Всё, что уже было похоронено и забыто, вдруг воскресло и забило ключом.  Мозг оформлял мысли легко и непринуждённо в нужные слова. И, главное,  всё это находило отклик, живой и непосредственный, честный и восторженный. Жизнь вдруг решила вернуться, и отпускать её было бы безумием. Но, мы предполагаем, а Бог располагает.

Две недели пролетели стремительно. И за всё время ни одного, даже маленького, недоразумения. В аэропорту руки разняли и молча, попрощались. Слабый взмах рукой, растерянная улыбка и непонимающие глаза. В душе «спасибо»  и недолгая тоска.
Россия встретила морозом и вечным гололёдом. Бились машины, люди и, конечно, Лёлька не стала исключением. За неимением  симки, такси вызвать не смогла, и доверилась услужливым частникам. БЫСТРО, ВЫГОДНО, УДОБНО - гласила реклама в порту. Как всегда поверила и возрадовалась. Нет безвыходных положений. Родина не подведёт. Подвела не Родина, хотя хрен кто разберёт. Кто в кого врезался, не поняла. Помнила только долгий вальс  на льду и… -  Ничего страшного, гипс на ногу  и на запястье, всего лишь на месяц.
      
 Дом, обиженный за то, что его бросили, отомстил незамедлительно. Компьютер помигал и ушёл в несознанку. Телефон, в глубокой амнезии. Кран в ванной комнате, открытый неумелой загипсованной рукой, не захотел закрываться и фонтанировал во все стороны. Технических познаний хватило, чтобы понять, сорвала резьбу. Поскакала на лестничную площадку, вызвала соседку. Мир не без добрых людей. Пришла. Спокойно и уверенно перекрыла воду. Посмотрела на Лёльку, сокрушённо покачала головой и ничего не сказала. Наверное, слов подходящих не было. Со своего телефона вызвала слесаря и компьютерщика. Взяла у непутёвой хозяйки паспорт и тупо молчащий телефон и куда-то ушла. Вернулась через час, с ожившим телефоном и пакетом какой-то снеди. Всё оказалось не так страшно. Симку восстановили, даже с сохранением прежнего номера. Скоро пришёл и слесарь, а за ним и мастер компьютерных дел. Все растеклись по квартире, занимаясь своими делами. Соседка возилась на кухне, из которой уже поплыли чудные ароматы. Слесарь ловко менял покалеченный кран на новый, а компьютер начал подавать признаки жизни. Лёлька восседала в кресле, глотала слюнки и тихо радовалась, что всем дала работу.
Через час слаженных действий умельцев,  всё функционировало, и даже стол был накрыт.
Звонок прозвучал робко и неожиданно. Никто никого не ждал, все уже устроились за столом, в ожидании трапезы. Дверь открывать пошла соседка. Вернулась с букетом цветов в одной руке и бутылкой вина в другой. У Лёльки вдруг перехватило дыхание.  Слесарь радостно потёр руки. Какая- то возня в прихожей и…
 Он вошёл, как будто просто выходил на пару минут. Удивлённо посмотрел на мужиков и, вычленив загипсованную Лёльку, покачал сокрушённо головой.
     -Как чувствовал, что что-то случилось. Нельзя было тебя одну отпускать. Пришлось лететь следующим рейсом. А что у вас тут такое? Возвращение, почти удачное, отмечаем. В компанию примите?   -
 Все вопросительно смотрели на Лёльку. А она, ошеломлённая происходящим, тупо молчала. Наконец, перевела дух и кивнула головой. Все сразу заулыбались, кто-то принёс стул, кто-то открыл бутылку, поставили дополнительный прибор и, конечно же, фужеры. Никто ничего не понимал, но почему-то все были рады.
 Первый тост от соседки - за феерическое возвращение. Второй за то, что все мы здесь сегодня собрались. И лишь третий, после многозначительных переглядываний, за счастье в этом доме. Расставались почти друзьями. Уже в дверях Лёльке вручили визитки, с обещаниями явиться по первому зову. Денег не взяли, и впредь обещали спасать по льготному тарифу. Соседка обняла и шепнула
    -Ну, ты даёшь, мать. Классный мужик! Не будь идиоткой и не твори глупостей. С тебя станется.
Чмокнула в щёку и удалилась.
Наконец, остались одни. Вопросы, до того разрывавшие мозг, вдруг испарились. Они смотрели друг на друга и молчали. Геля подошёл вплотную к Лёле, прислонившейся для надёжности к стене. Стоять на одной ноге ещё не научилась. Неожиданно поднял руку и ласково погладил по голове, как обиженного ребёнка. Реакция была ещё более неожиданной. Лёлька вдруг расплакалась. То ли напряг последних дней, то ли ноющие конечности, или эта нежданная ласка… Слёзы текли и текли, и она ничего не могла с этим поделать. Пыталась что-то объяснить, рассказать… Губы шевелились, но звука не было. Мудрый Геля знал, что если вовремя не поцеловаться, то можно так навсегда и остаться друзьями. Прижал к себе худенькие, вздрагивающие плечи и поцеловал. Сначала мокрые глаза, затем беспомощные, такие желанные губы.…

      Уже утром пытались понять, что же произошло, и что с этим делать.
    -Как ты решился? Случайная встреча и твой демарш.… Вдруг это очередная ошибка, а за ней раскаяние и куча новых разочарований.  Я не хочу, нет, хочу быть с тобой, но очередного краха просто уже не переживу.
     -Лёленька, милая, пойми. Мне было страшно лететь, лишь бы увидеть  тебя, но ещё страшнее, не увидеть вообще. Случайная встреча - самая неслучайная вещь на свете. Мы выбираем не случайно друг друга. Мы выбираем только тех, кто уже существует в нашем подсознании. Ну, зачем думать о плохом, так можно проскочить мимо самого лучшего. У тебя жизнь не очень заладилась, да и я, как выяснилось, не баловень судьбы. Но если умело перечеркнуть наши минусы, то получится плюс.

Его несло. Всё, что передумалось и пережилось за последние годы нерадостной жизни его, рвалось наружу. Говорил и понимал, что жить по -старому уже не сможет. Представить себя без этой женщины было невозможно. Больно и не нужно. Ведь всё так просто. Быть всегда вместе. И неприятности, поделённые пополам, уже не неприятности, а  так, развлекаловка, чтоб не завяли. Она слушала и соглашалась с каждым словом. Всё казалось простым и ясным. Правда о плохом она никогда и не думала, оно приходило само, без приглашения. Да и не расстраивалась никогда  по-серьёзному. Сегодня темно – завтра светло. Но было в его словах что-то новое, невыразимо приятное и завораживающее. Лишь где-то, на самом донышке копошился маленький червячок сомнения. Чувство, ранее мало знакомое. Всю жизнь, с широко распахнутыми глазами и неистребимой верой  во всё светлое и доброе. А если что-то и рушилось,-любимый, отработанный жест рукой, и да шло оно всё…мимо.
      - И как ты всё это представляешь?  Кто мы, где мы, чем живём? Будем разыгрывать весёлые пантомимы на нашей любимой площади в Израиле? Или выберем площадь побольше, здесь, в России. Может, начнём сегодня? Загипсованная российская пенсионерка и свежеприбывший иностранец, неважно с какими корнями, изобретают новое шоу под названием «Остановись, мгновенье, и пожертвуй!» Или что-нибудь другое придумаем?
Говорила и не понимала, она ли всё это произносит, или что-то чужое, тёмное говорит её голосом. Верила? - Да. Не верила? - Да. Геля, слегка ошарашенный её практицизмом, подводил почву.
    -У меня наклюнулась неплохая работа. Но мне нужно через месяц вернуться, чтобы не похерить её. Снимем квартиру и будем вдвоём, только вдвоём. Ну что ещё нужно! Через месяц с тебя снимут эту сбрую, и мы вместе, понимаешь, вместе уедем в далеко не худшую страну. Шикарной жизни не обещаю, но голодать не будем. Даже сумеем мир посмотреть. Ну, скажи ДА.
Лёльку заклинило, лишь кивнула головой. Месяц ещё нужно прожить.  Прожили. О прошлом никогда не говорили. Жили сегодня и сейчас. О будущем говорить страшились, чтоб не сглазить. На Лёльке всё заживало, как на собаке. С руки гипс сняла давно самостоятельно, с ноги остерегалась, но вовсю ходила. Подмётка, прохудившись, отлетела сама. Жизнь снова улыбалась в тридцать два зуба, если считать, что на всю жизнь выделяется лишь тридцать два. Редко какой человек долетает до середины жизни с полным набором зубов. Им удивительно везло, буквально во всём. Ни обычных зимних простуд, ни бытовых катастроф, ни малейших недопониманий, или, кошмар, ссор. Завтраки, обеды, ужины, под лёгкое винцо, просмотр новостей, чтение вслух, и утренние священные омовения, -не дай Бог смыть гипс.
Но вот настал час икс. Извечный вопрос – быть или не быть. И вновь Лёльку застопорило. Что творилось в её душе, когда он безнадёжно оглянувшись, затворил за собой дверь, никому знать не ведомо. Что творилось в его душе, представить можно, но не нужно.
 Вместо предполагаемого покоя, Лёлька металась по пустой квартире, молилась, хоть и в бога не верила, просила покоя и…кинулась в кладовку за чемоданом.  Ведь смог же он это сделать…
  12.08.2017.