Как меня забрали в красную армию

Где-то в январе 80-го пришла мне повестка. В армию. Повестку я отнёс в нашему заводскому военкому и он посоветовал её выбросить в мусорный ящик.  Во-первых, на заводе была бронь, а во-вторых, в то время молодых специалистов с высшим образованием, окончивших военную кафедру, в армию брали в одном  исключительном случае: то есть только тогда, когда стране в жопу клюнет жареный петух.

А с петухом и жопой было как раз всё в ажуре. Наши войска с огромным успехом ввязались в победоносную афганскую кампанию, и во-первых, бронь с оборонных заводов сняли, и во-вторых, объявили чуть ли не всеобщую мобилизацию среди лиц с высшим образованием, окончивших военную кафедру. 

В феврале пришла вторая повестка, уже  я вновь отнёс её заводскому военкому.
 
– Да не волнуйся, ты! Отмажем! Спокойно работай, не ссы!

Что, в общем-то, я и старался делать. Только что-то плохо получалось, особенно со второй частью совета. Особенно после того, как в марте побывал на подготовительных сборах.

А в апреле в раскомандировку пришёл специальный дядечка. Он подгадал в мою вечернюю смену, для того, чтобы можно было спокойно поговорить. Он сказал, что я «назначен» в ряды вооружённых сил и предложил посвятить мои оставшиеся годы почётной профессии – Родину защищать. Иначе … одно из двух. Уходя, он попросил никому об его визите не рассказывать. Эту просьбу я, как видите,  нарушил.

В мае была пародия на медосмотр: стам человекам в течение получаса написали в карточке «годен», в июне меня вызвали в военкомат и предложили написать заявление о добровольной сдаче. Напомнили, про членство в КПСС, объяснили, какие причины могут приняться во внимание. Ни одной из описанных причин у меня не оказалось, о чём я честно и написал: «Причин для отсрочки нет».

В июле на оперативке технолог отделения сказал, что я сам подписал приговор и ничего сделать больше нельзя. А еще через день начальник отделения сказал, что вопрос с армией решён положительно – я остаюсь в городе и могу спать спокойно.

Вздохнув с облегчением, мы с Таней ушли в горы, на плёс что на Горной Ульбе, она меня давно звала туда. 19 июля в палатке где-то без десяти двенадцать я сделал Тане предложение, а на следующий день в пять минут первого получил согласие.

Вечером 20 июля счастливый я вернулся домой и застал маму в слезах: на столе лежала повестка явится 27 июля в Алмату для прохождения воинской службы в рядах советской армии.  За оставшуюся неделю мы с Таней поженились, я уволился с завода, и мы снялись в какой-то телепередаче.

Что ещё добавить к этому? Что повесток на завод пришло около ста штук, что у всех нашлись причины, что в этот период многие мои знакомые проявили свои истинные качества, кто лучшие, а кто и … Бог им судья. Спустя десять лет мне назвали фамилии тех, кто «помог» мне устроиться в армию. Могу их назвать, но не хочу. Двоим из них это уже не поможет, их уже нет, а на третьего я зла не держу, мне он всегда был симпатичен, и я верю, что его просто использовали. Нашлись и те, кто возрадовался: на два года ушёл конкурент в карьерном росте. Мне даже процитировали слова, сказанные не скажу кем, что, мол, сын аппаратчика будет служить, а сын не скажу кого – не будет. Сейчас мне уже всё равно. Этот дяденька живёт сейчас в Москве и пусть у него всё будет хорошо.