Однажды в китае сценарий повести год белой змеи

СЦЕНА 1
(1928 год. Казачья заимка на склоне пологой сопки. Ранее утро. На деревянных крюках вдоль стены рубленного зимовья висят хомуты и сбруи, тут же прислонены косы и деревянные грабли. Телеги стоят с другой стороны зимовья. Над остывшим костром висит на треноге большой таган, на земле стоит медный чайник. Чуть поодаль, в загороде из жердей стоят лошади, одна под седлом. Далеко впереди виднеется излучина реки. Тишина. Торопясь и озираясь, к зимовью подходит человек в шароварах с желтыми лампасами и фуражке с околышем. Нетерпеливо стучит в низкое оконце).
НЕЗНАКОМЕЦ: (негромко) Арсений, Арсений Платонович, это я, Семен Косых, дружка твой. Беда Арсюха. Сюда красноперые скачут, вот-вот объявятся, бежать надо, убьют иначе.
(внутри зимовья загремело и через минуту на пороге показался статный усатый казак в форменной гимнастерке и шароварах с лампасами. На груди три Георгиевских креста. Следом выскочили домочадцы)
ЧУБАТЫЙ КАЗАК: (на ходу одевая шашку) Что случилось, Сеньча?
СЕМЕН: Донес кто-то, что ты Аргунь переплыл вчера. Они с вечера кинулись в твою избу в станице, а там никого. Потом Пантелей Дружинин вспомнил, что все на заимку уехали. Порешили, что с рассветом отправят сюда отряд. А я - со стожарами прямо сюда, не близок путь-то.  Торопись Арся, торопись, иначе порешат они тебя. Да ты это, дальней балкой-то уходи, чтоб встреч-то не попасть. Конь отдохнувший, уйдешь. Давай, пошел.
(Арсений быстро обнимает родителей: отца, мать, крепко прижимает громко всхлипнувшую жену, быстро вскакивает на коня, на глазах слезы)
АРСЕНИЙ: Прощевайте, все прощевайте, чует сердце, что не скоро теперь свидимся.
СЕМЕН: Скачи Арся, скачи, слышишь топот, вот-вот будут здесь.
АРСЕНИЙ: Ну, Гнедко, выноси, родимый. (Арсений пускает коня вскачь. Слышны выстрелы и крики: вон он, уходит, уходит. Звучит песня «Георгиевский крест» (по ссылке: https://www.realmusic.ru/songs/1182720) 
  СЦЕНА 2
(В современном китайском рыбном ресторане. Вдоль  стен расположены аквариумы в несколько ярусов с подсветками.  В середине зала на большом круглом столе выставка различных блюд  из овощей, рыбы, креветок и моллюсков. Приглушенный свет, за столиками сидят немногочисленные посетители. Из соседнего зала доносится негромкая музыка и пение. Похоже на караоке.  Входят Женька с Артемом. Женька рослый, костистый. Артем напротив невысокий, шустрый, короткостриженный, с торчащим вверх чубчиком и серьгой. Оба в спортивных майках и кроссовках. Официант-китаец, в белом длинном кителе и белых перчатках услужливо предлагает им столик у окна.  В стол  встроен небольшой таган, с трубой посередине, как у самовара и подогревающийся снизу газовой горелкой. Осматриваются, садятся. Официант ждет).
ЖЕНЬКА: Что закажем?
АРТЕМ: Ты меня спрашиваешь? Я ж в этом ровным счетом ничего…
ЖЕНЬКА: А ты выбирай, Тема. Ткни пальчиком сначала в блюдо, а потом в рыбину в аквариуме. Ну, напряги серое вещество. Есть оно у тебя? Здесь можно и без языка, самую малость соображаловки и…. Хотя, постой… (Женька некоторое время разговаривает с официантом на китайском) Фууюань  предлагает китайский самовар.
АРТЕМ: Чего? Вот эта штуковина в столе и есть самовар? Или самогонный аппарат?
ЖЕНЬКА: Слушай, я может чего-то не  допонял, но  весь ужин из свежих морепродуктов для каждого из нас обойдется всего в 60 юаней. С пивом.
АРТЕМ: Комплексный обед, что ли?
ЖЕНЬКА: В том-то и вопрос, что нет. Как я понял: сиди хоть целый вечер, ешь и пей сколько угодно и за все про всего по 60 юаней с носа.
АРТЕМ: Это ж всего 240 наших деревянных! Столько стоит полкилограмма перемороженных креветок в питерском супермаркете. Ты в своем уме? Переводчик,  блин. Узнай-ка поточнее.
 ЖЕЬКА: (снова говорит с официантом на китайском) Да нет, все так, как я сказал, 60 юаней.
АРТЕМ: При коммунизме живут узкоглазые. Ладно, попробуем китайского самовара. А ты спроси, можно со своей-то водкой, ни за пазухой же разливать. В наших-то ресторанах со своей не пускают.
ЖЕНЬКА: (снова говорит с официантом, смеется)
ОФИЦИАНТ: ( с сияющим видом)Сулян! Сулян! (советский) Кеи! Кеи! (можно, можно) Мей венти! (нет проблем)
АРТЕМ: (хмуро смотрит на официанта) Слышь, совками нас обзывает, харя узкоглазая. Мэй венти, проблем  у него нет. Говорю харя ты, узкоглазая.
ОФИЦИАНТ:  (улыбаясь)Хао! (хорошо) (официант уходит)
ЖЕНЬКА: (с улыбкой) Ну, ты и..
АРТЕМ: Кто?
ЖЕНЬКА: Человек же к тебе со всей душой…
АРТЕМ: Слушай, Эти китаёзы, в самом деле, такие…
ЖЕНЬКА: Какие?
АРТЕМ: Ну… такие внимательные, предупредительные, что ли, или это коммунистическое воспитание? Как в той песне – «за детство счастливое наше, спасибо родная страна». Глядя на них, не скажешь, что они живут в недемократическом обществе.
ЖЕНЬКА: Я уже тебе говорил, что не хочу разговаривать на языке ярлыков. Коммунистический, демократический…  Да и место не очень подходящее для таких бесед.
АРТЕМ: Ладно. Но ты, я вижу, тоже чем-то удручен? Давай угадаю: о Маринке думаешь?
ЖЕНЬКА: Угадал провидец ты наш. Не по-людски как-то вышло. Смылись тайком  ни Маринке, ни Елене Александровне ничего не сказали. Уже вечер, поди, вся школа на ушах, потеряли нас.
АРТЕМ: (дурашливо, подражает Али Бабе из «Джентльменов удачи») «А в школе щас ужин, миен тхяо-макароны». Да не переживай ты, мы же Тоньку предупредили, успокоит всех. Кроме твоей марухи-маринки. Эта тебе не простит, та еще стервочка. И чё ты на нее глаз положил?  Из 25 баб в группе, выбрал самую прожжёную хищницу. Хотя…  Скорее она тебя выбрала после приезда в Шеньян и первой нашей пирушки в «Оке дракона».  Помню, как она заявилась в нашу комнату среди ночи, дыша духами и страстью. Ты, поди, и охнуть или ахнуть не успел, как тебя на дыбе распяли (Артем хохотнул). Здорово у нее это получается.
ЖЕНЬКА: (краснея) Стоп, стоп, стоп.  Это уже перебор, приятель. Ты лучше про себя расскажи, как это тебя из Питера угораздило оказаться в Срединном царстве-государстве. Там ведь через Балтику и уже Европы, демократия, рай, пидорасы, толерантность и красные фонари.
АРТЕМ: (с неохотой) Да… уж…  Занесло вот… Да в сраку не упирался мне этот Китай. Эти рисовые рожи мне во, как надоели, уже с первого дня. Этот язык… Иероглифы. Эта кухня… Бр-р. Черт меня дернул записаться в институте на специализацию «востоковедение». Пошел бы на английский. Хотя языки мне все плохо даются. Как представлю, что целый год буду смотреть на этих узкоглазых велосипедистов…  Весь Шеньян в велосипедистах. Если бы не родичи, никакими коврижками сюда  меня не заманить.
ЖЕНЬКА:  (с издевкой) Ну, прям Чайлд Гарольд угрюмый, томный…  Где уж нам убогим скифам дотянуться до ваших высот. Вы там окна прорубаете в европы, а мы тут последний хрен без соли доедаем. Азиатчина.
( Между тем официант принес несколько крепкосоленых салатов, палочки для еды и горячие махровые салфетки для лица и рук. Расставил фарфоровые соусники, кубышки для водки  и тонкостенные стеклянные стаканчики для пива, зажег горелку, наполнил таган из чайника  горячей водой и накидал в него каких-то специй. Не успели Артем с Женькой протереть горячими салфетками лицо и руки, налить по первой, как он принес на тарелках шевелящихся креветок, небольших крабов, мелкой рыбешки, каких-то ракушек,  и все это вживе ссыпал в кипящую воду. Потом на столе появилась зелень – свежий салат, лук, петрушка и что-то похожее то ли на крапиву, то ли на одуванчики)
АРТЕМ: (наблюдая, бурчит) Помрешь, и не будешь знать от чего. (пытается призвать все свои познания в китайском и что-то сказать улыбающемуся официанту, жестикулируя руками.  У него ничего не получается, он  обращается к Женьке)  Скажи ему, чтоб принес хлеба и вилку. Пусть сам жрёт своими палочками.
ЖЕНЬКА: (смешком) Да Тёма, тебе бы переводчиком для глухонемых работать на телевидении. Здорово ты пальчиками кренделя выделываешь.
АРТЕМ: (разливает по рюмкам водку) Раздражают меня почему-то эти рисовые морды. Эти улыбки, не поймешь или радуются или насмехаются. Ладно, давай по первой. (выпивает) Хороша!
ЖЕНЬКА: Водка-то иркутская!
АРТЕМ: Шутишь?! (смотрит на этикетку) Точно. Ну, блин, сам Бог велел врезать по второй! (пьют) Да, славную водяру делают в вашем Иркутске, Дэн. Не то, что ихнее пойло. С души воротит. Интересно, может они специально  делают свою водку такой вонючей, чтобы нельзя было, как следует, надраться?
ЖЕНЬКА: Может ты и прав. Ты же знаешь, что китаец пьет водку не для опьянения, а как лекарство.
АРТЕМ: Чтобы кровь быстрее по жилам бежала? Слышал, слышал. Ну а мы пьем, чтобы кровь не просто бежала, а бурлила. Правильно я говорю? (подмигивает официанту) Наливай! Предлагаю выпить за понимание и сближение.
ЖЕНЬКА: (шутливо) Это ты насчет какого сближения?... А то девочки наши многое про тебя говорят.
АРТЕМ: (тоже с улыбкой, но без смущения) Что я гей? Ты же знаешь, что бабы дуры. Я за нормальное мужское понимание. Ведь нам почти год вместе придется бок о бок постигать эту тарабарскую мудрость – китайскую грамоту. Вот уж действительно не зря говорят – китайская грамота, потому что ни хрена не поймешь. Ну ладно я, а тебя-то кто надоумил заниматься этой тарабарщиной?
ЖЕНЬКА: Да никто, сам, со школы. Хотя, пожалуй, батя как-то в этом поучаствовал.  И еще есть одна причина…  Сейчас я тебе прочитаю маленькую лекцию. Вот это все, где мы сейчас  находимся - Ляодунский полуостров. Его в 1898 году династия Цин сдала в аренду Российской империи, здесь построили морской форпост, который назвали Порт-Артур. Это вон там, западнее. Крепость стала одной из лучших российских  баз  на Тихоокеанском флоте. А восточнее Порт-Артура был заложен торговый порт и назван исконно русским словом Дальний. В результате последующих исторических перипетий русский порт Дальний стал Далянем. И вот сюда мы приехали из Шеньяна несколько часов назад. Представляешь?! А Тёма?!
АРТЕМ: Откуда ты это все знаешь? Ты случаем не ФСБшник?
ЖЕНЬКА: Базар фильтруй. Иногда ты бываешь несносным. В университете проходили. И сам читал. О КВЖД слышал?
АРТЕМ: О чем?
ЖЕНЬКА: О Китайско-Восточной железной дороге. Русские строили, чуть ли не через весь Китай. Еще в начале века. Потом была война с Японией…  Очень может быть, что где-то здесь погиб мой прадед Арсений Балябин, забайкальский казак.
АРТЕМ: А зачем город отдали желтопузым?
ЖЕНЬКА: Ну, мы много чего поотдавали, а в последнее время так особенно. Короче, если ты все правильно уловил здесь ответ на то, почему я оказался здесь и учу язык. А что особенного? Язык, как язык, не хуже и не лучше любого другого.
АРТЕМ: Ну, ты сказанул! А иероглифы? А эти тона, эти звуки тхе, цхе , тьфу. Да и вся Европа и Америка общается на цивилизованном английском, где все ясно и понятно. Ну, уж на крайняк – испанский. Латиница и все такое…  Миллиард человек общается!
ЖЕНЬКА:  А здесь живет почти полтора миллиарда и все общаются на китайском.
АРТЕМ: Ты хочешь сказать, что за этими азиатами будущее?
ЖЕНЬКА:  Убежден. И чем быстрее мы это поймем, тем лучше для нас.
АРТЕМ: Старик, ты серьезно?
ЖЕНЬКА: Вполне. И даже, надеюсь, мы будем тому свидетелями.
АРТЕМ: Не дай божок. О чем ты говоришь? Сюда цивилизация будет шагать еще тысячу лет.
ЖЕНЬКА:  Тёма, окстись. Ты выйди на улицу и посмотри – то, что ты называешь цивилизацией давно уже здесь.
АРТЕМ: Я просил тебя Тёмой меня не называть. И ты знаешь, что я не это имею в виду. Речь о демократии. Вспомни площадь Тяньанмэнь, где студентов танками давили. Здесь коммунисты правят бал  и, судя по всему, власть свою тоталитарную не собираются народу отдавать.   
ЖЕНЬКА: Слушай, старик, давай лучше о бабах. Тему ты выбрал, конечно,  интересную, но не застольную. Все не так просто. Кстати, давай, отведаем китайского самовара. Наливай. (Женька пригубил стопку)
АРТЕМ:  А ты почему не пьешь? Сачкуешь?  Споить меня хочешь?
ЖЕНЬКА: У тебя не проходящий эгоцентризм. Ты все привязываешь к своей персоне. Почему это я хочу тебя споить? А может мне просто не очень нравится это дело.
АРТЕМ:  (пьянея) А мне очень даже нравится. О-чень да-же ндра-вит-ся.
(Помолчали, закусывая. Артем курил, пьяно обводя взглядом полумрак ресторана. Во всей его небольшой фигуре чувствовалась, непонятно отчего, накапливающаяся агрессия).
АРТЕМ: (обращаясь к официанту) Пидью! (гдядя на Женьку и подмигивая). Водка без пива деньги на ветер. Верно?
ЖЕНЬКА:  Я бы здесь остановился, но если ты хочешь…
АРТЕМ: (пьяно хохоча, смотрит на официанта) Мы хОчем!  Да, харя узкоглазая?
ЖЕНЬКА: Перестань! Что это ты вдруг в разнос пошел?
АРТЕМ: Ой, что это я, правда, разошелся (делает нарочито глупую физиономию Артем и дурашливо бьет себя ладошками по щекам)  вот тебе, вот тебе, негодник ты этакий. Ладно, Дэн, ты не сердись, бывает, меня заносит. Давай пивком из ствола шлифанем и до дому, в смысле до гостиницы (делает длинный глоток из горлышка). Кстати, классный номер мы сняли, прям Европа, блин.
ЖЕНЬКА: Слушай, а ты случаем не неформал какой-нибудь? Этот чубчик, серьга в ухе, наколка  на плече…
АРТЕМ: В точку попал. Про скинхедов слышал?
ЖЕНЬКА:  Баркашов, «Память» - эти что ли?
АРТЕМ:  Ну, это же националисты, они заодно с коммуняками.
ЖЕНЬКА: А те, что забили насмерть у вас же в Питере, кажется, девочку-арабку и парня-негра, разве это не националисты? Или не скинхеды?
АРТЕМ: (досадливо) Да скинхеды, скинхеды. Отморозки уличные. Их же много разных течений – есть националистические, есть демократические.
ЖЕНЬКА: Похоже, ты относишь себя к последним?
 АРТЕМ: Конечно. Мы на Невском тусовались, у нас там свой элитный клуб, к нам даже Валерия Новодворская приезжала, слышал про такую?
ЖЕНЬКА: А Жириновский с Борей Моисеевым вас там случайно не окормляли?
АРТЕМ:  Дэн, что за намеки опять? Какой Жириновский, ты базар фильтруй. Я ж тебе по-дружески все рассказываю.
ЖЕНЬКА:  (ВЫЗЫВАЮЩЕ, С УСМЕШКОЙ) Извини, не хотел тебя обидеть. Так вот где истоки твоей непреодолимой тяги к политике. Уж, не из-за нее ли тебя сюда сослали?
АРТЕМ: (пьяно сузил глаза, заиграл желваками) А с чего ты решил, что меня сюда сослали? А впрочем, да, сослали… Ты догадливый.  Вот такой я плохой мальчик. Не как ты. Это у тебя все гладенько: цель в жизни, учеба, девки тебя любят. А я - гаденький утенок, педик, удовольствия люблю, наркоту тоже, ты это хотел услышать? Про это тебе наши девочки не говорили?
ЖЕНЬКА: Что ты несешь?
АРТЕМ: (громко, с вызовом кричит) А что слышал!  И вообще… Пошли вы все…Надоело!
(Казалось, он перевернет столик. Артем вскочил, сжав кулаки, с ненавистью посмотрел на Женьку, скрежетнул зубами и выбежал  из ресторана, опрокинув стул).

ОФИЦИАНТ: Йоу вэнтхи ма?
ЖЕНЬКА: Нет, нет никаких проблем.
               
СЦЕНА 3

( Женька стоит у кассы автовокзала озадаченный, нетерпеливо похлопывает ладошкой по бедру, словно что-то выискивая, смотрит по сторонам. В это время к кассе подходит небольшая группа русских туристов. Больше всех привлекает внимание пухленькая, со свежим личиком девушка в гавайской цветной рубахе, джинсах, бандане, с маленьким голубым рюкзачком за плечами и больших солнцезащитных очках. Она смотрит  на Женьку, улыбается)
ДЕВУШКА: Русский?
ЖЕНЬКА: (со вздохом) Русский, русский.
ДЕВУШКА: Какие-то проблемы? Можем чем-то помочь?
ЖЕНЬКА: Вот собрался сьездить в Порт-Артур…
ДЕВУШКА: (радостно затараторила) В Порт-Артур? Так и мы туда же едем. Сейчас подойдет автобус.
ЖЕНЬКА: Я бы с превеликим удовольствием поехал с вами, да вот проблема – на посещение этой зоны требуется специальное разрешение. Формальность, конечно, но у меня его нет. Таксисты местные предлагают решить проблему, но ломят такие цены, просто запредельные. Вот и стою в раздумье…
ДЕВУШКА: Подождите пока что-то предпринимать. Сейчас подойдет наш переводчик, точнее переводчица и может быть все само собой устроиться. Меня Юлей зовут.
ЖЕНЬКА: Евгений.
ЮЛЯ: Можно Женя?
ЖЕНЬКА: Конечно. Можно даже Дэном, так ребята в группе меня называют.
ЮЛЯ: Так ты студент?
ЖЕНЬКА: Верно, прохожу в Шеньяне языковую практику. Вот вырвали пару деньков с приятелем и приехали в Далянь для культурного обогащения.
ЮЛЯ: А где же приятель?
ЖЕНЬКА: (с улыбкой) Немного силы свои не рассчитал. Обмыли вчера наш приезд в ресторане и… Спит приятель сном богатырским в даляньской гостинице.
ЮДЯ: Понятненько.  А я в этом году закончила технологический и родители, вроде как в награду, устроили мне эту поездку. ( Юля  посмотрела на стоящую рядом зрелую пару, с доброжелательной улыбкой слушавшую  разговор. Потом подумала и  весело добавила) И себе тоже.
(В это время к ним подошла стройная китаянка в строгом брючном костюме и с небольшим акцентом заговорила на  русском)
КИТАЯНКА: Наш автобус скоро подойдет, прошу не расходиться и, пожалуйста, дайте мне ваши паспорта. Есть одна формальность – по дороге,  на пропускном пункте, нам надо оформить разрешение на проезд.
ЮЛЯ: (обращается к китаянке)  Оля,  нельзя помочь человеку? Понимаешь, ему очень надо попасть в Порт-Артур, а у него нет разрешения. Его Женей зовут.
ОЛЯ: Но его нет в списках нашей группы.
ЮЛЯ: Ну, Оленька, ну, голубушка, ну, придумай что-нибудь.
ОЛЯ: (обращаясь к Женьке) А паспорт у вас с собой, Жень Я?
ЖЕНЬКА: Да, пожалуйста, и даже студенческий билет.
ОЛЯ: (с улыбкой) Это не понадобится. Я не совсем уверена, но думаю, смогу вам помочь. Но если не получится, то, как это не…
ЖЕНЬКА: …не обессудьте.
ОЛЯ: Именно так. А вот и наш автобус. Прошу садиться
(все поднимаются в автобус, рассаживаются по своим местам, Жень опускается на кресло рядом с Юлей. Оля сидит впереди, вполоборота ко всей группе.  Автобус  трогается)
ЮЛЯ: Женя, а почему тебя называют Дэном, как американца.
ЖЕНЬКА: - Во-первых, игра слов. Меня зовут Жень Я, сокращенно – жэн, что по-китайски значит человек. А еще, я как-то рассказал ребятам о Дэн Сяо Пине – отце китайских реформ, и мой приятель, Артем, быстренько окрестил меня  Дэном. Но я не обижаюсь…
ЮЛЯ: И тебе это даже немножко льстит. Верно?
ЖЕНЬКА: Есть такой грех.
ЮЛЯ: А как можно перевести по-китайски мое имя?
ЖЕНЬКА: Юль Я, Ю Лья… Не знаю. Вот если бы тебя звали Ню Ра (Женька рассмеялся) я бы знал, как  перевести первый слог ню…
ЮЛЯ:  В стиле «ню»?
ЖЕНЬКА: По-китайски слово «ню» обозначает вообще все, что связано с женщиной – госпожа, дочь…  Ну и стиль, разумеется, тоже… (сидевшая впереди вполоборота Оля с улыбкой посмотрела на Женьку)
ЮЛЯ: Скажи, Дэн, а ты уже бывал в Порт-Артуре, там действительно есть на что посмотреть?
ЖЕНЬКА: Нет, не бывал, но много читал. Это русская крепость, почти неприступная. Почти… Потому что японцы ы 1905-м все-таки нас одолели. И мы их отсюда выбили только в 45-м, когда воевали с Квантунской армией.
ЮЛЯ: Ты интересуешься военной историей?
ЖЕНЬКА: Не только. Наша семья немножко причастна к этой истории. Где-то здесь воевал и погиб мой прадед Арсений Балябин.
ЮЛЯ: Как интересно! Герой, наверное, танкист или летчик?
ЖЕНЬКА: (играет тихо музыка) Казак, забайкальский казак. Дело в том, что он ушел в Китай с Семеновской Армией еще в 20-х годах 20-го века. И так в Россию больше и не вернулся. По семейному преданию сначала жил в приграничье, вдоль железной дороги. Там много жило казаков. Пока граница охранялась слабо, они часто тайком приезжали к семьям. И мой прадед тоже. Последний раз это было в  1928-м, когда его чудом отвела судьба от красноармейской пули. И больше он уже не возвращался. А в 1929-м родился мой дед Андрей Арсеньевич. С тех пор  о прадеде лишь доходили скупые слухи. Последняя весточка была о том, что он осел сначала в Харбине, а затем перебрался в город Дальний и служил в торговой фирме русского купца Чурина. А потом… Потом, как рассказывал, уже дед, году в 47-м, семья вдруг получила письмо, без обратного адреса, от неизвестного человека, который писал следующее:
«Я не мог не написать этого письма и не исполнить последней воли покойного. Судьба нас свела на Ляодунском полуострове. Там шли ожесточенные бои с Квантунской Армией. Нам помогали китайские части, среди которых воевал небольшой отряд русских-китайцев, живших здесь еще с Гражданской войны. Командовал ими потомственный забайкальский казак Арсений Балябин, уже в летах, но крепкий и отважный мужик. Так получилось, что мы вместе защищали одну высотку и сидели в одних окопах. Там между боями он и поведал мне свою судьбу. После того, как он последний раз перешел границу, он понял, что назад пути нет. Сначала жил в Харбине, перебиваясь с хлеба на квас, потом перебрался в город Дальний. Сильно тосковал о семье, о России. Долго жил один, потом в одной русской торговой конторе, где работал, приметил одну китаянку и они стали жить семьей и родили дочурку. Он испытывал большую вину перед семьей, и все время повторял: «Грешник, грешник я великий, семью, жену со мной венчанную, детей кинул. Нет мне прощения. Лучше бы я смерть принял». Когда наши войска обьявили войну Японии и начались бои на китайской территории, он пошел добровольцем в китайскую армию. Говорил: «Хоть так еще послужу России-матушке». Носил георгиевский крест. Шальная его зацепила, когда он поднимал в атаку взвод. Он умер у меня на руках, взяв с меня слово, передать родным хоть малую весточку. По понятным причинам я не могу сообщить своего имени и адреса. Да хранит вас Господь. Живите с миром».
В конверт была еще вложена фотография, где прадед был снят в казачьей форме вместе с таким же, как он, но не знакомым казаком. Они стояли, прислонив друг к дружке головы, в  фуражках с царскими кокардами, чубатые, усатые, подпоясанные ремнями, но без портупей, погон и шашек, облокотившись на высокой точеный столик на фоне фигурной балюстрады,  лебедей, кипарисов и пальм. Внизу фотографии надпись: Дальний, 1938 год. Вот такая история. Оппа-на! Стоп машины. Шлагбаум.
(За время рассказа в автобусе восстановилась полная тишина. Женька несколько раз ловил на себе внимательные и удивленные взгляды китаянка Оли, пока автобус не остановился перед шлагбаумом. Оля поднялась)
ОЛЯ: Ну, держитесь за пуговицы, чтоб пронесло или…
ЖЕНЬКА: Молитесь.
ОЛЯ: Да, это надежней.
(Она скрылась с паспортами и бумагами в сером двухэтажном здании, не было ее достаточно долго. Пассажиры стали потихонечку нервничать, и Женька кожей почувствовал общее досадное молчание, которое словно пары нашатыря, было разлито по автобусу. Даже Юля подозрительно припухла. Наконец Оля появилась вдвоем с приземистым китайцем,  одетым в серую фирменную  с темным околышем фуражку, такую же рубашку и черные брюки. Судя по энергичным и резким  фразам, разговор был серьезным, жарким и бурным. Но, если брать в расчет  наступательные жесты, перевес был явно на стороне Оли. Все же было видно, что другая половина занимала  оборону – китаец молча слушал без возражений, а  когда они подходили к автобусу, то больше согласно кивал. Наконец он вскочил на подножку, обвел всех дежурным взглядом, недобро кольнул зрачками Женьку и, спрыгнув на землю, пошел открывать шлагбаум. Лицо у китаянки было сердитым и она с досадой посмотрела на Женьку. Он вжался в кресло. Автобус тронулся).
ЖЕНЬКА: Я приношу вам глубочайшие  извинения, за те неудобства, которые доставил. Большое вам спасибо. Теперь я ваш должник, Оля.
(взгляд китаянки  потеплел, и даже, как показалось, повеселел).
ОЛЯ: Пустяки, не стоит благодарности. Несколько неприятных минут. Мои земляки в каждом иностранце почему-то видят шпиона.
(в автобусе все заулыбались)
ЮЛЯ: Я знала, знала, что все закончится благополучно. Оля, какая ты молодец!
 

СЦЕНА 4

(Скалистая круча каменистыми уступами уходит, почти отвесно к морю.  Сосны, неровная местность.  Длинноствольное артиллерийское орудие,  отливавшее вороненой сталью.  Чуть ниже, в небольшой ложбине, точно специально защищенной от обзора с моря, расположились приземистые бетонные казематы. Они как бы вросли в каменистый пейзаж, поросли травой и кустарником и  похожи на природные пещеры. Здесь же стояли уже современные легкие павильоны, какие-то мосточки, дорожки, переходы, по которым чинно прохаживались туристы. Женька с группой выходит из автобуса, озирается по сторонам удивленно и восторженно).
ОЛЯ: Сейчас подойдет наш гид, и мы посетим несколько павильонов. Рекомендую посмотреть всем панораму морского сражения.
ЖЕНЬКА: Оля, а если я поброжу один,  можно?
ОЛЯ: Конечно. Давайте условимся о встрече. Вам хватит  полутора часов?
ЖЕНЬКА: Вполне. Встретимся… у второго каземата, у входа, хорошо?
ОЛЯ: Хао!
(Женька взволнованно бродит по окрестности. Звучит вальс «На сопках Манчжурии» в исполнении Д.Хворостовского. На «заднике» мелькают документальные кадры конной атаки, морского сражения. Женька присаживается на траву, сложив руки и голову на колени. И так замирает на некоторое время. Подходит Оля, трогает его за плечо)
ОЛЯ: Вы меня слышите, Жень я?
ЖЕНЬКА: (будто очнувшись ото сна, поднимает глаза, улыбается, на глазах у него слезы) Да, слышу.
ОЛЯ: Вы в порядке?
ЖЕНЬКА: В полном.
ОЛЯ: (с нежностью) Возвращаться пора.
ЖЕНЬКА: Да… да…Пора. (он встает и их лица совсем на мгновение оказываются очень близки. Оля вздрагивает и поспешно уходит)
СЦЕНА 5
(Гостиничный номер. Из окна  был виден морской горизонт. Номер  двухместный, с телевизором, баром-холодильником. По стенам висит несколько дешевых картин-эстампов, с красными пионами, сосновыми ветками, птичками.  Женька усталый входит в номер)
 АРТЕМ: Ну, наконец-то, Дэн, я уже тебя совсем заждался. Ты где потерялся?
ЖЕНЬКА: Я ведь тебе вчера говорил, что хочу побывать в Порт-Артуре.
АРТЕМ: Извини, старик. А то я уж грешным делом подумал, что ты так обиделся  на меня за вчерашнее, что укатил в Шеньян.
ЖЕНЬКА: Да брось ты, я и сам вчера изрядно поддал и молол невесть что.
АРТЕМ: Так ты не обижаешься? Ты классный мужик, Дэн. Слушай,  жрать хочу, как из ружья. Давай где-нибудь поужинаем?
ЖЕНЬКА: (с ехидцей) Как вчера?  Ладно. Пойдем, конечно. Хотя если честно, устал, как северная ездовая. Куда ты хочешь?
АРТЕМ: Борща хочу, наваристого, со свининою и со сметаною.
ЖЕНЬКА: Так борщ можно и сюда заказать, в номер.
АРТЕМ: Давай, так и поступим, Дэн.
ЖЕНЬКА:( набирает номер)Чем занимался весь день?
АРТЕМ: Да со скуки чуть не помер. Спал, в телек пялился, да только что толку, там такая тарабрщина, ни одной русской программы. А ты? Как съездил?
ЖЕНЬКА: (делает жест указательным пальцем и делает заказ по телефону). Ну, вот заказал тебе борща и пива. Или ты хочешь водки?
АРТЕМ: Нет-нет, пидью нормально. Так как  поездка? Доволен, нашел своего прадеда? 
ЖЕНЬКА: Прадеда не нашел. Но маленький инсайт испытал. Мне казалось, что я наяву вижу и морское сражение, и наступление японской пехоты. Дым, палящий зной, разрывы снарядов, винтовочные выстрелы, крики «ура». Я много читал о русско-японской войне, но даже не ожидал, что это может так будоражить внутри, когда приезжаешь туда, где происходили события.  Место удивительное: круча скалистая, уступами убегающая к морю, казематы, как пещеры, форты, «гром пушек, топот, ржанье, стон»… А под конец…
АРТЕМ: ..ты встретил красавицу.
ЖЕНЬКА: (удивленно) Тёма, ты ведьмак?
АРТЕМ: Что угадал, да? Ну, колись, давай.
ЖЕНЬКА: Да вроде и колоться-то не в чем, ничего особенного не произошло. Гид у нас была, китаянка Оля. Удивительная девушка. Она и на китаянку-то не похожа. Глаза светлокарие, кожа белая, а волосы…(раздается стук в дверь)   Вот и борщ твой приехал, Тёма. (идет, открывает дверь, входит официант).
АРТЕМ: Наконец-то. Сесе, сесе. (спасибо)
ЖЕНЬКА: Ты сегодня предупредительно вежлив, с голодухи, что ли?
АРТЕМ: Ух, жрать хочу, слона бы съел. (садятся за стол, начинают есть, Артем накинувшийся было на еду остановился) Н-да, этот борщ похож на социализм с китайской спецификой.
ЖЕНЬКА: (Женька хмыкнул, поперхнувшись) Ну и сравненьица у тебя Тёма.  Давай хоть  телек включим, все веселей (берет с тумбочки пульт, включает телевизор, на экране китайский оркестр играет Свиридова)
 АРТЕМ:  Свиридов, «Метель».
ЖЕНЬКА:  Тёма, ты меня удивляешь…
АРТЕМ: (немножко с вызовом) Чем же это таким я тебя удивил?
ЖЕНЬКА:  Может, еще закажем пива?
АРТЕМ: Я пас, а ты, если хочешь. Да-а. Как там говорили латиняне  Suum cuique… Каждому свое? Вот именно… Так чему ты удивился, Дэн? Тому, что я знаю, кто такой Георгий Свиридов? А ты зря удивляешься. Я даже могу сыграть из него кое-что.
ЖЕНЬКА: Вот как!
АРТЕМ: Ты не ерничай. Я сегодня целый день провалялся в номере, все перемалывал вчерашний конфликт.
ЖЕНЬКА: Да какой конфликт. Так не сошлись, малость, во мнениях.
АРТЕМ: Брось, ты прекрасно знаешь, отчего я дернулся. Но самое интересное в том…  что ты оказался прав. Меня действительно сюда сослали, точнее, родичи сбыли с рук, откупились. Им не до меня, свою жизнь надо устраивать.
ЖЕНЬКА: Может, сменим тему, зачем ты мне все это говоришь?
АРТЕМ: Сам не знаю. Может, я за последнее время впервые трезво смотрю на жизнь. Устал врать, изворачиваться. Да и участия какого-то хочется. А ты я вижу, мужик с косточкой, тебе можно доверять.
ЖЕНЬКА: Артем, я не хранитель чужих тайн и не поп, чтобы мне исповедоваться. Знаешь, такой принцип: меньше знаешь, крепче спишь. Поэтому, ты можешь ничего мне не рассказывать.
АРТЕМ: Ладно, не кипятись. Может мне выговориться хочется, может устал я в себе носить свои тайные пороки. Надо их вывести наружу, глядишь  и легче станет. Ты, наверное, догадываешься, какая причина моей ссылки сюда, в этот, долбанный Китай?
ЖЕНЬКА: Неужели Маринка права?  Ты гей?!
АРТЕМ:  Маринка – дура, извини. Я наркоман, Дэн, наркоман со стажем. Перед тем , как сюда приехать месяц отвалялся в клинике, и родичи даже домой не привезли: сразу из больницы, как говориться еще тепленького,  на самолет и сюда. Они почему-то уверены, что в Китае нет наркомании.
ЖЕНЬКА: Но ведь ее действительно здесь нет!
(Артем как-то странно-двусмысленно псмотрит на Женьку долгим взглядом)
АРТЕМ: Нам с тобой судьба устроила родиться в роковых 77- 78-м. Ты обрати внимание, сколько осталось в живых твоих пацанов-одноклассников? Раз, два и обчелся. То-то. Если не скололись, то спились или по тюрьмам сидят. Думаешь случайно? Не-е-т! Мы попали в сложный замес, который называется пе-ре-строй-кой. Это вроде как после нескольких лет монашества окунуться в безудержный разврат. Начинали пионерами, а заканчивали… Кто кем. Я вот, пожалте, наркоша со стажем. Начинал еще с ханки, слышал про такую? Потом герасик, сейчас кокаин.
ЖЕНЬКА: Слушай, ну хоть убей, никогда бы не подумал, что ты…
АРТЕМ: Валяй, чего там. Ты никогда бы не подумал, что я наркоман. Или как ласкательно говорят наркоша. По рукам, конечно, не заметно,  все дорожки на венах у меня заросли. А ведь были, жутко смотреть, раны незаживающие. Прошли после того, как я на коку присел. Однажды вкатил такую дозу геры, что очнулся в парке, в кустах, в одних трусах. Хорошо дело было летом, тепло. Помню только, что в состоянии отруба, видел себя в огромном длинном, нескончаемом туннеле. Было душно и жарко, я задыхался, распирало грудь и мутилось сознание. Рядом – никого, одни голые каменистые выступы. Туннель узкий, подсвеченный каким-то фиолетовым едким светом. Какие-то мерзкие клубящиеся испарения и приступы удушья. Мне казалось, что что-то отделилось от меня, поднялось к низкому потолку и наблюдало за мной как бы со стороны, вернее с высоты, как я, задыхаясь, разбивая себе в кровь коленки и раздирая ногти, куда-то упорно шел, задыхаясь, падая и вставая, вставая и падая. И вот когда, как мне показалось, остался последний вздох и мне уже не хватит сил сделать второй, я увидел, что туннель неожиданно кончился, и в лицо мне пахнула свежесть солнечного утра. Именно утра. И когда я очнулся, было действительно утро, свежее, с капельками росы на листьях и траве. Птички какие-то пели. Честно говоря, тогда я сильно испугался и несколько дней безвылазно сидел дома. Даже в институт не ходил. Я  несколько раз слышал от дружков, что увидеть туннель это не к добру. Дал себе зарок завязать с наркотой. Но едва встретился с соукольниками…Эх, мечты, мечты…
(Артем с наслаждением затянулся сигаретой, продолжал).
Когда я начинал, быть наркоманом считалось даже каким-то геройством. Вроде ты не такой, как вся остальная серая масса. Это геройство поощрялось нашим ТВ. Что не фильм – то, американский супермен, вроде Траволты, герой-любовник, который так, слегка покалывается, ловит кайф, удовольствие и снова в норме, всех мочит направо и налево. Да что тебе рассказывать. Только это на дурака киношка. Нельзя быть немножко беременной. Если ты присел на иглу, то слезть с нее не так-то просто. С каждым разом дозу надо увеличивать и, в конце концов, ты уже не кайф ловишь, а спасаешь себя от ломки. В итоге, когда-то придет момент, когда очередная доза станет для тебя роковой и… Так большинство пацанов нашего возраста и кончило свой путь в этом мире.  С  кокой попроще, но зависимость сильней.
ЖЕНЬКА: А как ты пристрастился к этой заразе? Вчера ты про каких-то скинхедов нес.
АРТЕМ: Так с них-то все и началось. Ты же знаешь, что в жизни любого, сколько-нибудь думающего человека, всегда наступает момент, когда хочется начать отвечать на какие-то вопросы. На проклятые, что ли. Мы начинаем искать и, в конце концов, находим то, что нас устраивает, точнее устраивает наши  мозги и мир приобретает какую-то осмысленность. Находим людей-единомышленников и сбиваемся в стаи, в стаи по интересам. Во всяком случае, так было у меня. Я всегда был любознательным. Мне легко, без напруги давалась учеба. Я почти  закончил музыкальную школу. Но потом бросил, поняв, что это не мое. Мои родители, точнее отец, геолог и я вместе с ними вдоль и поперек обьехал всю Россию, причем ни один раз. Я побывал чуть ли не на всех морях и океанах, в тундре, тайге, в горах. Несколько раз мы были за границей. Я даже в Артеке был, как примерный пионер. Потом, в году, наверное, 95-м, когда только-только я начал что-то тямлить, у меня и появилась потребность в этом поиске.  Да, это как раз было в конце школы. Мы уже жили в Питере, в стране шли демократические преобразования. Митинги - чуть ли не на каждой улице. В школе у нас историю преподавал Иван Лазаревич Волков. Мужик – просто класс. Умница, эрудит и помешанный на идеях демократии. И я понял, что жили мы в жуткой стране. А Сталин – просто исчадие ада. Палач, националист. Что он захватил пол Европы и установил там свой режим. Иван Лазаревич рассказывал нам о венгерских событиях, с которых и началось освобождение от коммунистической заразы, про Китай, Тянанмынь, Корею, где это сохранилось до сих пор. Ты спрашивал откуда у меня тяга к политике? Теперь понял откуда? Волков приносил нам кучу каких-то брошюрок, которые я просто проглатывал за час. А однажды рассказал, что есть интересный кружок, где тусуются наши единомышленники и мы чуть ли не всем классом туда пришли. Там верховодил Изяслав Ругайло, мужик до того мерзкий, что с души воротит. Знаешь такой, вкрадчивый, обходительный, а глаза злые и всегда подозрительные. Походняк такой, будто к мешку с дерьмом ноги приделали. Я до сих пор не понимаю, как такого мудака допустили к благородному делу. Хотя, наверное, такие чаще всего и примазываются. Об этом мне многие ребята потом говорили. Вот было бы здорово, если бы у нас Иван Лазаревич заправлял! Короче этот Ругайло давай нам втирать, что мы основные борцы с коммуняками в Питере, а чтобы узнать своих, нам надо выделяться. Мы постриглись наголо, навешали на себя цепей и давай по городу на митингах тусоваться. Я уже к этому времени поступил в технологический. За это время прочитал столько всяких умных книжек…
А с наркотой началось все с выборов Ельцина, в 96-м. Мы тогда здорово поработали. Дрались с коммуняками постоянно. Потом была победа. Мы гуляли чуть ли не месяц. В первый же день Ругайло дал денег и приказал купить чуть ли не машину пива и всяких вкусностей. Мы надулись этого пива. Потом появилась травка. Знаешь, под общий замес все кажется детской забавой. А курили все, кроме этого гондона Ругайло. Это я уже потом узнал, что он давно наркотой промышлял, таких, как мы подыскивал. И как он только в этом кружке оказался, не пойму. Короче, как я уже говорил, мы целый месяц дули это пиво и курили сколько хотели. Хохотали, как дураки. Потом появилась ханка, потом гера, потом кока. Я вот уже учусь лет пять, а все на третьем курсе. С отца денег вытянул хренову тучу, и все этому пидору отдал. Что ты на меня так смотришь?
ЖЕНЬКА: Как?
АРТЕМ:  Да вроде как на придурка.
ЖЕНЬКА: Нет дружище, успокойся.   А сейчас я хочу спросить, если ты уже не ловишь кайф, то, что мешает бросить?
АРТЕМ: Все дело в начале. Первое время, когда ты приседаешь на наркотик, это… это действительно кайф. Он  запоминается, кажется,  каждой клеточкой тела, заседает в мозгах, как навязчивый бред, к которому хочется возвращаться снова и снова.
ЖЕНЬКА: И что, ты сейчас укололся бы после нескольких месяцев перерыва?
АРТЕМ: Я не знаю, скорей всего да! Это чувство сидит в тебе, как заноза и выгнать его не просто. На ум ничего не идет – ни учеба, ни друзья. Думаешь почему у меня с языком не двигается? Ты же видишь, я не дурак. Так вот про друзей, если честно, у наркоманов и друзей-то нет. У алкашей собутыльники, а у наркоманом соукольники. Так и живут от дозы до дозы. Если сравнить, то это как эффект первой затяжки – голова кружится, мир хорош. Ты хоть травку-то пробовал?
ЖЕНЬКА: Пробовал, не пошло. Тошнота, слабость. Но…Как же ты в институте учился?
АРТЕМ: Дэн, ты что, в самом деле, как с печки упал. Ты посмотри, что в вузах-то творится? Или у вас не так? Да чуть не половина колется или нюхает, а травку курят все поголовно. Преподаватели на это смотрят сквозь пальцы. Плати бабки за учебу, а остальное никого не касается.
ЖЕНЬКА: Да где ж этих бабок набраться?! Вон меня родоки едва снарядили в эту поездку.
 АРТЕМ: Вопрос, конечно,  интересный. Как-нибудь расскажу, не сейчас. Я о другом хочу сказать. Ты знаешь, я сегодня подумал: может это даже и не плохо, что меня сюда, как ты сказал, сослали. Оторвали от той среды.
ЖЕНЬКА: А дальше?
АРТЕМ: Что дальше?
ЖЕНЬКА: Ссылка ведь когда-то закончится, и надо будет ехать домой. Снова да ладом?
АРТЕМ: Не знаю Дэн, не знаю. Пока стараюсь не думать об этом. Как звезды сложатся. Обычное дело – передоз  и привет родным. Все просто. А на самом деле трагедия. В душу же никто не заглянет, что в ней творится? А там много всего: и страх, и сожаление, и обида на весь мир – почему я такой? И стыд, и неуверенность, ненависть к себе, и второсортность, и печальное чувство, что ты изгой. А насчет бросить… Есть, конечно, сильные личности. Но, по-моему, я не из таких. Да и имеется еще одна небольшая проблемка, посмотрим, как она разрешится. Но не будем о грустном.  Как там, у Стаса Намина: как прекрасен этот мир? Спасибо, что выслушал. А сейчас, может, прогуляемся, еще есть время. А то тут, в десять часов вечера уже все ложатся на боковую, улицы вымирают. У нас в Питере, можно сказать, жизнь только начинается. Что скажешь?
ЖЕНЬКА: Я не против.
(Артем с сожалением посмотрел на свою почти не тронутую тарелку )
АРТЕМ: А так хотелось настоящего борща!
СЦЕНА 6

(Яркоосвещенная мощеная  городская площадь. С разных сторон в центр площади мощно и напористо бьют с опор ярким  светом галогеновые прожекторы. По закрайку можно  проследить, как со всех сторон, точно ручейки в большое озеро, впадают в площадь, заканчивая свой путь,  городские улицы. На залитой светом огромном брусчатом пространстве, уставленным различными цветами в горшках, толпится народ, в основном молодежь - в джинсах, майках, кроссовках. Многие  увлечены своеобразным ножным бадминтоном, подпинывая вверх ногами, точно футбольный мяч, резиновую штуковину, с прикрепленными  к ней для стабилизации птичьими перьями. Иные даже умудряются поддеть ее пяткой, и когда она перелетает из-за  спины через голову, снова и снова, поочередно то левой, то правой ногой подпинывают ее вверх. Группа ребят и девчат, распевают песни. Им аккомпанируют несколько музыкантов. Тут же колонки, микрофоны. Наперебой запевают и подхватывают то одну, то другую композицию. Иногда, кажется,  что музыканты не знакомы с какой-то мелодией, но они тут же виртуозно подхватывают, подстраиваясь под мотив, и уже после первого куплета вполне сносно аккомпанируют поющим.
Неожиданно Женька приметил в толпе Олю-китаянку. Она стоит в окружении нескольких парней и девчат и, видимо, тоже давно заметила его, потому что едва он удивленно поднял брови, как она тут же весело помахала ему рукой. . Сейчас девушка выглядит совсем иначе, чем во время поездки в Порт-Артур. Она успела переодеться, и на ней кружевная белая кофточка, какая-то блестящая  бижутерия на  шее, такие же блестящие клипсы-висюльки,  и джинсы. Густые волнистые волосы  схвачены на затылке простенькой заколкой).

ОЛЯ: (машет Женьке рукой)
ЖЕНЬКА: Привет. Неплохая у вас тут тусовочка. А «Подмосковные вечера» слабо сыграть?
ОЛЯ: Легко. Только для вас.
(музыканты играют «Подмосковные вечера»)
 ЖЕНЬКА: Сяодие, кэи ма?* (барышня, можно вас пригласить)
ОЛЯ: Да, мой господин.
(они кружатся в танце, а в это время Артем подходит к  с музыкантам, и когда они закончили начинает им что-то обьяснять, жестикулируя руками. Затем берет микрофон)
АРТЕМ: (ВОЗБУЖДЕННО) Друзья… (замешкался)
ЖЕНЬКА: Оля, помогите ему, пожалуйста.
ОЛЯ: (Переводит по-китайски) Пхеньёу.
АРТЕМ: Друзья. Когда-то я очень увлекался музыкой и даже сочинил песню. Ее никто не слышал никогда, кроме моей девушки. Но сегодня я хочу спеть эту песню для вас.
(поет песню «Свиристели» по ссылке: https://www.realmusic.ru/songs/1182718. Едва он закончил, и прозвучали аплодисменты, как площадь начала пустеть)
ЖЕНЬКА: Тёма, ты, в самом деле, сочинил эту песню?
АРТЕМ: Была такая история. А что за девушка, с которой ты танцевал?
ЖЕНЬКА: (озираясь по сторонам) Это Оля, наша переводчица, я ж тебе рассказывал о ней. Красавица.
АРТЕМ: (пропуская слова Женьки мимо ушей) Очень  милое создание! Глядя на нее, охота сочинять стихи.  Хороша!  Кого-то она мне напоминает…
ЖЕНЬКА: Мне тоже…
АРТЕМ: Вы знакомы?
ЖЕНЬКА: Тёма, ты чем слушаешь? Я ж говорю тебе: Оля-китаянка была нашей переводчицей, когда я ездил в Порт-Артур.
АРТЕМ: Я просто очарован. Сколько женственности. Движения плавные, а о волосах можно стихи сочинять.
ЖЕНЬКА: Если честно, мне она тоже понравилась.
АРТЕМ: Сто очков форы даст твоей марухе-маринке. Вот девушка достойная, чтобы потерять от нее голову.
ЖЕНЬКА: Что-то я тебя не пойму, приятель. То  тебе все в этой стране не нравится, то вдруг китаянке оды поешь.  Что уж в ней такого особенного?
АРТЕМ: Да она и на китаянку-то не похожа. Старик,   когда дело доходит до баб, ты глупеешь.
ЖЕНЬКА: А ты умнеешь?
АРТЕМ: Я  над схваткой. А ты, с Мариной, полной дурой, шашни завел. Еще жениться надумаешь.
А у этой девушки, ум и порода на лице написаны.
ЖЕНЬКА: Это как же ты так скоро догадался с первого взгляда насчет ума и породы этой девушки? По твоим словам, это ж дремучая азиатчина?
АРТЕМ: Я ж сказал,  на лице написаны. Ну, и МОЙ жизненный опыт общения с людьми, и… сам понимаешь…( Артем многозначительно постучал согнутым пальцем по своему лбу).
ЖЕНЬКА: Ну, ты, приятель, от скромности не умрешь.
АРТЕМ: Верно, я от другого умру.
ЖЕНЬКА: (с вызовом и досадой) Так поведи сам ухом или рылом, подбей клинья к китаянке, за чем же дело встало? А то все мы мастаки только советы давать.
АРТЕМ: Не моего поля ягода. Да и где она твоя китаянка? Тю-тю. Так что поезд ушел, и для тебя тоже. Потому что по теории вероятности ваша встреча уже невозможна. 
ЖЕНЬКА: «Несвоевременность, вечная драма, где есть он и она»  (пропел по- шутовски Женька слова из тальковской песни) Достал ты меня знаток женских душ. Сопли утри.
АРТЕМ: (не обращая внимания на Женькины слова) Ну, вот и заканчиваются наши удивительные приключения. Завтра до дома до хаты, грызть в школе с романтическим названием «Сяоян» бамбук китайских наук. Неохота. (Смотрят друг на друга, беспричинно смеются).
СЦЕНА 6
(Перрон Даляньского жд вокзала. Женька с Артемом торопятся, поглядывают на часы. Из динамиков слышится сообщение об отправлении. )
ЖЕНЬКА: Уф, успели. Ну, Тёма и горазд ты спать, даже китайская пиротехника против тебя слаба.
АРТЕМ: Да ладно, успели же. Даже если бы и опоздали, через час следующий поезд на Шеньян. Я же  говорю, они тут при коммунизме живут.
(Женька с Артемом входят в вагон и застывают в изумлении: в купе сидит Оля и еще одна молодая китаянка)

ЖЕНЬКА: Ни хау! (привет)
(Несколько опешивший от неожиданной встречи он, даже не услышал ответного приветствия и не заметил, как радостно вспыхнули Олины глаза)
 АРТЕМ: Йоу! Выходит, наш поезд еще не ушел. Видать судьба, приятель.
ЖЕНЬКА: Ну и дела…
АРТЕМ: Эй, приятель, ку-ку. Ты что это дар речи потерял? Понимаю. Но не будь эгоистом, познакомь.
ЖЕНЬКА:  (весело) Да, конечно. Познакомьтесь, это мой приятель, Арт1м, с которым мы вместе в Поднебесной постигаем тайные смыслы  китайской лингвистики. «Ученый малый, но педант…»
(Сделав растянутое ударение на слове «педант», нарочито выпятив губу и подняв указательный палец, он действительно вызвал общую улыбку. Заулыбалась даже сидевшая рядом с Олей китаянка, хотя, как показалось Женьке, она вряд ли  понимала по-русски. Ему вдруг, в самом деле, захотелось подурачиться, поцеловать дамам ручки, что он непременно сделал бы, окажись в подобной ситуация в России. Но, зная о твердых нравах во взаимоотношениях между мужчиной и женщиной в Китае, он только  показательно учтиво поклонился и сказал, больше обращаясь к Олиной подружке)
 А меня зовут Жень Я, можно Дэн. Ни нэ (а вас)?
ОЛЯ: (обращаясь к Артему) Это моя подруга Чен Шуан, а меня зовут Оля.
АРТЕМ: А по-китайски?
ОЛЯ: Фэй хуа.
ЖЕНЬКА: Цветок сливы?!
ФЭЙ ХУА: В Китае не принято переводить имена. У вас ведь тоже так. Просто меня зовут Фей Хуа. Но если вы хотите…  Да, цветок сливы. Вам не нравится?
ЖЕНЬКА: Я этого не говорил. Просто мне вспомнились стихи вашего поэта, кажется Чень И. Мы их по университетской программе проходили. Что-то там:

Когда наступает глубокая зима,
Нет уже и следов цветов.
Но цветы сливы не покорились,

ФЭЙ ХУА: «Они на каждом дереве распускаются на ветру и в снегу». Да, это стихи маршала народной Армии Чень И. Это - «Красные цветы сливы».
АРТЕМ: Вы очень хорошо говорите по-русски. Вы, наверное, лингвист?
ФЭЙ ХУА: Спасибо. ( Фэй Хуа смутилась) Да я заканчивала лингвистический, потом в России училась.
АРТЕМ: А где в России, если не секрет?
ФЭЙ ХУА: В Санкт-Петербурге.
АРЕМ: Что?!
ЖЕНЬКА: Тёма. Создается впечатление, что у тебя эксклюзивное право на «окно в Европу». Другим там бывать строго воспрещается.
АРТЕМ: Да что ты, старик, я просто очень рад!
(Как водится, в подобных случаях, начались бесконечные расспросы, что, да как, где училась, где жила, куда ходила, с кем встречалась, что понравилось,  и что нет. Артем отчего-то разволновался, раскраснелся, глаза его азартно горели, излучая живой интерес. Женька вполуха слушал разговор Фэй Хуа и Артема о Невском, Васильевском острове,  Авроре, театрах – Фей Хуа оказалась завзятой театралкой, музеях, поглядывал в окно. Несколько раз пытался заговорить с Олиной подругой. Это была красивая, смуглая китаянка, в очках с модной оправой, с тонкой гладкой, почти детской кожей и короткой прической. Волосы у нее были толстые, как конская грива и блестящие, казалось, можно было пересчитать каждую волосинку. Немножко портили ее вид синеватые крупные зубы. Она смущалась, отвечала односложно, и скоро Женька потерял к ней всякий интерес. Артем  преобразился, говорил с воодушевлением, даже ни разу не сходил в тамбур покурить. Слушая Фэй Хуа, он чуть подался  навстречу, внимательно заглядывал ей в глаза, часто кивая головой, и было видно по всему, что эта светлокожая «азиатская дивчина»  ему интересна. Сцена происходит на фоне музыки из песни, которую пел вчерашним вечером Артем).
АРТЕМ: Дэн, ты, где витаешь? Фэй Хуа интересуется твоей персоной. Расскажи, расскажи, где рождаются такие красавцы вроде тебя.
ЖЕНЬКА: Тёма, ну и язычок у тебя. Что он тут вам про меня нагородил, Фэй Хуа?
ФЭЙ ХУА: Только хорошее. Он говорит, что вы настоящий полиглот и говорите на нескольких языках.
ЖЕНЬКА: (недоуменно) На двух: на русском хорошо и сносно на китайском, в смысле есть пить смогу попросить (с улыбкой).
ФЭЙ ХУА: А на английском, испанском?
ЖЕНЬКА: (поет) Аванти попполо а ля рикосса. (поют все) Бандьера росса, бандьера росса.(смеются) Знаю самую малость, основы.
АРТЕМ: Скромничает, цену себе набивает,  хочет вам понравиться, Фэй Хуа.
ФЭЙ ХУА: А где вы учились, Жень Я?
ЖЕНЬКА: В Иркутске. Сначала школа, потом иняз. Практику на китайских овощных и фруктовых рынках проходил. Ничего интересного. А вы? Вы едете в Шеньян, вы там живете?
ФЭЙ ХУА: Да, с родителями. У меня папа горный инженер, а мама преподает в Шеньянском университете русский язык, она Шолохова очень любит.
АРТЕМ: Ну, вот же, Шолохов! А мы тут голову сломали: на кого же похожа Фэй Хуа? Да на Быстрицкую, на кого же еще?  Казачка донская.
ЖЕНЬКА: Аксинья, да Аксинья.
ФЭЙ ХУА: А мне нравится, когда меня Олей называют. Жен Я, а то вы по гороскопу?
ЖЕНЬКА: Скорпион.
ФЭЙ ХУА: Да нет,  по восточному гороскопу.
ЖЕНЬКА: А-а-а, забыл, кажется, кажется… Я родился в 77-м, значит, значит…
ФЭЙ ХУА: Значит вы змея.
ЖЕНЬКА: Верно.
ЖЕНЬКА: А вы Фэй.. Оля?
ФЭЙ ХУА:  Я, как и вы, змея, очень сложный знак.
ЖЕНЬКА: Почему?
ФЭЙ ХУА: Змея всегда кусает и редко с кем может ужиться. Порой она жалит сама себя.
ЖЕНЬКА:  Ну, по европейскому гороскопу я  скорпион и тоже жалю себя, а тут еще и змея, значит, жалю вдвойне. Хотя, если честно, я за собой этого не замечал. Так бывают угрызения совести, попереживаешь чуток, но чтобы мазохизмом заниматься – это не для меня. Надо полагать, что Змея не входит в ряд тех счастливцев, кто мог бы ужиться со змеей?
ФЭЙ ХУА: Увы!
АРТЕМ: (стучит пальцами в грудь) А с лошадью, с лошадью как у Змеи?
ФЭЙ ХУА: Здесь, к счастью, все прекрасно.
АРТЕМ: Йес. А ты знаешь Дэн, что у Фэй Хуа – русские корни?
ЖЕНЬКА: Что?!
ФЭЙ ХУА: Да, мой прадедушка русский.  Они познакомились с моей прабабушкой в Даляне еще до Освобождения  в 1940-м и тогда же, родилась моя бабушка. У нее даже имя было русское – Лена. Но потом, когда наступили годы культурной революции бабушка стала Ли Юй Шин. У бабушки даже фотографии  тех лет сохранились.
АРТЕМ: А знаете, Фэй Хуа, что прадед Дэна тоже здесь жил, был женат на китаянке,  у них была дочка.  Может это ваша бабушка и вы с Дэном родственники? Вот было бы классно!
ФЭЙ ХУА: Да, я знаю, я слышала женин рассказ в автобусе, когда мы ехали в Люй Шунь, в Порт-Артур. Я не очень хорошо знаю все подробности этой давней истории. Об этом надо поговорить с бабушкой. Она много может рассказать. Даже по-русски, хотя уже не так, как раньше. Но мы, кажется, подъезжаем к Шеньяну. Нам надо сойти немножко раньше. Очень рады была с вами встретиться и познакомиться.
ЖЕНЬКА: Оля, вы не против, если мы продолжим наше знакомство? Знаете, мне интересно все, что связано с русскими в Китае. И то, что мы с вами встретились, это как подарок судьбы.
ФЭЙ ХУА: Конечно. Вот моя визитка, звоните в любое удобное время, не стесняйтесь.
(девушки уходят)
ЖЕНЬКА: Ну, старина, вижу, зацепила тебя южноазиатская дивчина.
АРТЕМ: Зацепила. Помнишь, я тебе говорил про одного мерзопакостного дядьку – Ругайло?  С этой тварью связано, почему-то все самое гадкое и мерзкое в моей жизни. Он мне даже однажды приснился с совершенно демонической мордой, какие могут быть только там (Артем ткнул пальцем в пол). Так вот, когда я поступил в институт, у нас на курсе в соседней группе оказалась одна девушка…
ЖЕНЬКА: Похожая на Фэй Хуа?
АРТЕМ: Как ты догадался?
ЖЕНЬКА: Жизненный опыт, ну и сам понимаешь…,(Женька иронично-многозначительно постучал согнутым указательным пальцем по лбу, как когда-то это сделал Артем).
АРТЕМ: Ты знаешь и похожа, и не похожа. Глаза – точно похожи. Такие же, карие, с восточным разрезом. Она была из Казани. Пожалуй, похожи губы и волосы, знаешь такие густые, как войлок, только светлее. А в остальном… Она была маленькой, с тонкой талией худышкой. Но при этом у нее была такая… как бы это сказать, большая для ее роста и сложения  грудь. Когда у нас были совместные лекции, я часто смотрел, как она сжимает своими тоненькими, игрушечными пальчиками ручку, и мне было до того это умилительно, что хотелось встать и накрыть эти старательно выводящие буквы руки, как заводную игрушку. При этом она склоняла голову, и прядь этого вьющегося войлока постоянно падала ей на щеку. Она поправляла ее маленькой ручкой и продолжала дальше старательно писать. Ее пальчики гнулись как у ребенка. Если бы я сказал, что весь курс был от нее без ума, то это далеко не так. Но я уже говорил, что каждому свое. Наверное, это было мое.
Она постоянно смущалась, если кто-то с ней пытался заговорить, краснела, и была со всеми внимательна и обходительна. Даже казалось, что она всем готова услужить. Будто весь ее вид говорил: может вам в чем-нибудь помочь? Есть такая категория людей. Короче смотрел я, смотрел, а однажды, узнав у сокурсников про ее день рождения, взял да и купил ей огромный букетище роз. Дэн, представляешь, как мне было хорошо. Именно мне, когда я смотрел на ее смущенную благодарность. Как она волновалась, как играл на ее щеках румянец, который она пыталась спрятать, зарывшись в букет. И мне казалось, что это был вовсе не румянец, а цвет роз отражался на ее щеках.
Это и для меня был поступок. Я никогда не отличался донжуанством, и самой сильной у меня была, как у всех, наверное, первая школьная любовь, когда мы жили в Якутии, в поселке Батагай. Это была вторая. Мы стали встречаться, и скоро случилось то, что и должно было случиться. Она жила в общаге и встречи наши были отрывочными, мы использовали любой момент или повод, чтобы остаться наедине. Как бы это сказать… Короче, она была очень страстная, - Артем сделал паузу, - как твоя Маринка. Ты извини, я иногда кое-что слышал, когда уж слишком бурно у вас все происходило. У нас с Гулей, ее Гуля звали, тоже все получалось, и ты знаешь, меня распирала, какая-то потаенная гордость. Так было здорово ощущать себя мужчиной,  особенно, когда ты делаешь приятное другому человеку. Я не думаю, что она играла, думаю, что все было взаправду. Но она была не только страстная, она была еще и умная. Я повторяюсь, но действительно, интеллект у нее был на лице написан, вернее в ее глазах. Поэтому я тебе сказал про Фэй Хуа. Я знал, что говорил. Она любила Омар Хайяма, Блока и Шолохова. Особенно его «Поднятую целину». По взглядам она была… социалисткой, что ли, короче, очень жалела, что развалился Советский Союз. У нее отец был каким-то секретарем, и видно привил дочке такие взгляды. У них почти все родственники работали в нефтехимии, и ее снарядили на учебу по семейной профессии в Питер.
Короче, мы встречались несколько месяцев и когда наши отношения перешли уже в серьезную плоскость совместной жизни, она рассказала мне, что у нее есть двухлетний сынишка. Но ты знаешь, я нисколько не расстроился. И даже в душе  обрадовался. И дернул же меня нечистый рассказать все своей мамашке: так, мол и так, хочу жить с девушкой, ну словом все рассказал и о ребенке тоже. Я ж за советом к ней, а она  – не бывать этому, только через мой труп и пошло поехало. Они уже к той поре с отцом не жили. Ладно, думаю, проорется, успокоится и все уладится. Да не тут то было. Она навела справки, нашла Гулю, и закатила ей такой концерт, что вся общага на ушах стояла. Мне оставалось только сквозь землю провалиться.
В ту пору мы уже с Гулей ходили к этому козлу Ругайло. Гуля была как  в воду опущенная от скандала с мамашкой. А тут эти выборы, это пиво,  травка, потом герыч. Ты знаешь Дэн, нет ничего страшнее, когда женщина приседает на героин. А Гуля присела. И ты не представляешь,  что такое для наркомана ломка. Чтобы снять ее он готов на все, только дай ему дозу. И однажды пришел такой момент, когда не было  в кармане ни гроша, она за дозу пошла с этой мразью Ругайло. Что он только не делал с ней, Дэн. Я даже говорить не хочу.
ЖЕНЬКА: А дальше, что же было дальше?
АРТЕМ: Что? А, дальше… Дальше все просто: приехали родственники, и увезли Гулю домой. Больше я, ее не видел. Однажды, правда, пришло письмо на факультет. Видно она писала домой, но мамашка была на стреме и мне ничего не говорила. Но и это письмо я даже читать не стал. К той поре я уже плотно присел на геру и решил, что не жили богато, не хрен начинать. Что я ей мог дать? Она может, сумела выскочить из этого болота, а я только больше увяз.
ЖЕНЬКА: Слушай. А Фэй Хуа, что ты скажешь на счет Фэй Хуа? Ведь она ж тебя зацепила, сам говорил. Закадри ее, тем более она похожа на твою Гулю.
АРТЕМ: Гениально.  Долго думал?
ЖЕНЬКА: А что я такого сказал?
АРТЕМ: Да ничего особенного, я ж говорил тебе, что когда дело доходит до баб, ты тупеешь.
ЖЕНЬКА: А ты умнеешь?
АРТЕМ: Мы повторяемся. Я ж говорю тебе, я над схваткой. А Фэй Хуа девчонка действительно классная… Да ты и сам это понимаешь и потому ее никому не отдашь.
ЖЕНЬКА: Я?! Я…-
АРТЕМ: Так-то вот.

СЦЕНА 7
(Школа «Сяоян». Длинный коридор. Женька с Артемом входят. Навстречу им попадается Тоня, их согруппница)
ТОНЯ: (радостно) Привет, Дэн. Ну, вы даете: сначала сами пропали из школы, потом Маринка дома не ночевала.
ЖЕНЬКА; Как не ночевала?
ТОНЯ: (невинно) Так ты не знал?!  А я думала вы вместе. Ой, может, я что-то не так сказала? Иди вон она в столовой  злые слезы льет.
(Женька проходит а столовую один )
ЖЕНЬКА: Марин, привет… Ты это, извини, что так получилось. (Женька подошел в девушке, пытаясь дотронуться до ее прически).
МАРИНКА: Убери свои щупальца!
ЖЕНЬКА: Ты что, африканских грибов объелась? Чего голоском-то играешь? Что уж я такого натворил, чтобы ты так на меня нападала?
МАРИНКА: А ты не знаешь? Ты же бросил меня, уехал втихушку с этим педиком. Что с ним лучше, чем со мной?
ЖЕНЬКА: Ты что это, совсем офонарела, что ты несешь, дура?
МАРИНКА: Я… Я дура? Сам меня бросил и я же дура.  (Маринка начинает плакать).
ЖЕНЬКА: (раздраженно) Ну вот, только этого нам не хватало. Ты же знаешь, что я давно хотел вырваться в Далянь. А тут появилась возможность, потому что деньжат подзаработали.
МАРИНКА: Каких деньжат?
ЖЕНЬКА: Помнишь, я тебе говорил, что приезжали Артемовские знакомые из Питера? Короче, я у них три раза по полдня поработал переводчиком, и они отвалили больше трехсот баксов.
МАРИНКА: Сколько? Триста баксов и ты молчал? (опять начинает плакать)Вот так ты ко мне относишься. Вместо того, чтобы потратить их на меня, ты их потратил на этого гея.
ЖЕНЬКА: Перестань! Я уже говорил тебе, что он нормальный парень. может быть, еще получше нас с тобой.
МАРИНКА: (ехидно) Ага, сейчас, получше нас с тобой- Ну и что же вы там делали?
ЖЕНЬКА: Я съездил в Порт-Артур… А почему я должен перед тобой отчитываться? Ты лучше расскажи, что ты здесь делала?
МАРИНКА: Я? В каком смысле?
ЖЕНЬКА: В самом прямом. Ты все это время, пока нас не было, ночевала в школе или где-то еще?
МАРИНКА: Я…
ЖЕНЬКА: Да что с тобой, ну ты, конечно, а кто же еще?
МАРИНКА: Это тебе эта сучка Тонька уже успела разболтать? Она давно метит поменяться со мной местами.
ЖЕНЬКА: Да какая разница, кто мне это сказал. Так ты что, в самом деле, не ночевала в школе?
МАРИНКА: Да! Ко мне приехала моя знакомая. Она часто бывает в Китае. Она танцовщица и сейчас привезла в Шеньян группу. Она приходила сюда  в школу и отпросила меня у Ольги Александровны. Можешь спросить у нее.
ЖЕНЬКА: Да не буду я ни у кого спрашивать. Не вижу здесь никакого криминала. Я верю тебе. МАРИНКА: (подходит к Женьке, обнимает его, ласкается, говорит волнующим шепотом) Ладно, Дэн, я  прощаю тебя.
ЖЕНЬКА: Не надо меня прощать, я ничего особенного не натворил. ( тоже интимным шепотом, но твердо ответил Женька).
МАРИНКА: Надеюсь, вы там с Темой не согрешили.
ЖЕНЬКА: Не пошлИ.
МАРИНКА: Молчу, молчу. Предполагаю, что у тебя, из трехсот баксов еще кое-что осталось?
ЖЕНЬКА: Есть предложение?
МАРИНКА: А как же! Сначала «Бельмо дракона», а потом…  Догадайся с первого раза.

СЦЕНА 8
(в школе Сяоян)
АРТЕМ: Знаешь, кто тебе привет передавал? Угадай с первого раза.
ЖЕНЬКА: Фэй Хуа?
АРТЕМ: Точно, как ты догадался?
(Женька постучал согнутым пальцем по лбу).
ЖЕЬНКА: У меня в Китае не так много знакомых, чтобы долго гадать. Ты что звонил ей?
АРТЕМ: Было дело. ( Артем почему-то отвел глаза) Кстати, она сказала, что разговаривала по телефону со своей даляньской бабушкой и у той, действительно есть какие-то фотографии, документы, письма. И я сказал, что завтра у тебя день варенья.
ЖЕНЬКА: Надеюсь, у тебя не хватило ума,  пригласить ее к нам в школу?
АРТЕМ: Ума то у меня как раз хватило,  это же твои именины.
ЖЕНЬКА: Соображаешь, ясное море. Ну и как у Фэй Хуа дела?
ЖЕНЬКА: А ты сам у нее спроси. А то она все: как там Жень Я? У него все нормально?
АРТЕМ: А ты?
АРТЕМ: Я? Да говорю, схлестнулся тут Жень Я с одной дурочкой, пустой, как турецкий барабан.
ЖЕНЬКА: Что ты несешь?
АРТЕМ: Да ладно, пошутил я. Сказал, что ты скучаешь по Фэй Хуа и даже во сне произносишь ее имя.
ЖЕНЬКА: Тёма, у тебя язык, что помело.
АРТЕМ: Зато я над схваткой. Она сказала, что обязательно поздравит тебя. Так, что жди звонка.
СЦЕНА 9
(В ШКОЛЕ «СЯОЯН» Женька вдвоем с Артемом)
АРТЕМ: (УЧАСТЛИВО) Ты в порядке? Тучка мрачная застряла у тебя между глаз.
ЖЕНЬКА: (раздраженно) А тебе, что за дело?
АРТЕМ: Эй, приятель, что с тобой? Какая муха тебя укусила? Кстати, тебе звонила Фэй Хуа?
ЖЕНЬКА: Тёма, отвянь, а?
АРТЕМ: Как-то мне не очень нравится, как ты играешь голоском. Мне, собственно, до твоих дел, как вот до этой лампочки с китайской спецификой. Дуйбуци (извини).
ЖЕНЬКА: Ладно, не сердись. С кем не бывает, в настроении настала черная полоса.
АРТЕМ: С Маринкой, что ли, поцапался?
ЖЕНЬКА: Было дело.
АРТЕМ: Тю-ю, нашел из-за чего расстраиваться. Вот давление падает, и погода меняется,  зима на носу, это скверно. Теплолюбивый я.
(звонит телефон)
ЖЕНЬКА: Да, да! Это я! Привет, Фэй Хуа. Да! Где? Возле императорского дворца? Да знаю, обязательно приду.
АРТЕМ: Понятно. Сияешь как начищенный юань. Когда?
ЖЕНЬКА: Сегодня!
АРТЕМ: Понятно. Глупостей не натвори.
ЖЕНЬКА: (делает жест большим и указательным пальцами) Все будет ОК, Тёма!

СЦЕНА 10

(ресторан пекинской утки,  живой огонь,  круглые крутящиеся столы, услужливый официант в безукоризненно белой форменной одежде и таких же перчатках).
ЖЕНЬКА: Фэй Хуа, даже не знаю, как выразить вам свою признательность. Это была удивительная экскурсия.
ФЭЙ ХУА: Может бытьЯ, перейдем на «ты»?
ЖЕНЬКА; Пустое «вы» сердечным «ты»… Классно! Продолжай, прошу тебя.
ФЭЙ ХУА: Этот исторический музей, где мы только что были, один из лучших в Китае. Я здесь иногда бываю. Когда соприкасаешься с подлинными вещами и документами, мне кажется, острее ощущаешь другие времена. 
ЖЕНЬКА: Ты знаешь, мне немного грустно. Грустно, когда сталкиваешься с обстоятельствами, непостижимыми для человека разумного. Вот в вашей истории тоже было всякое: и «борьба против трех  и пяти зол», и «большой скачок», и культурная революция, и с воробьями воевали, и сталь чуть ли не в каждом дворе плавили. А смотри: и к императорам, и к Сунь Ятсену, и к Мао, и к старине Дэну относитесь и с почтением и уважением. Мы же царей обгадили, Ленина с грязью смешали, Сталина сделали исчадием ада, Хрущева с Брежневым осмеяли, Горбачева и Ельцина народ тихо проклинает и ненавидит.
ФЭЙ ХУА: Женя, ты у меня спрашиваешь?
ЖЕНЬКА: Извини. Это  «тихо сам с собою, я веду беседу», как поется в одной песне. Все же познается в сравнении и если сравнить вас и нас, то мы в серьезном проигрыше. Зачем тогда нужны были все эти жертвы – революции, война, перестройка? За что поломали судьбу моему прадеду?
ФЭЙ ХУА: Не знаю, Женя. Как большинство восточных людей я,  как это, фаталистка. Если что-то случилось, значит так  и должно быть. Значит это  для чего-то нужно, для какого-то опыта.
ЖЕНЬКА: То есть, ты хочешь сказать, что история должна чему-то учить?
ФЭЙ ХУА: Да, правильно!
ЖЕНЬКА: Согласен!  Но нас-то она почему ничему не научила? Мы только и успеваем наступать на одни и те же грабли. Шарахаемся влево, вправо, вниз, вверх, думаем, что двигаемся вперед, а сами летим в пропасть.
ФЭЙ ХУА: А ты в силах что-то изменить?
ЖЕНЬКА: Н-нет, наверное, нет.
ФЭЙ ХУА: Тогда к чему бесполезные переживания? Ведь многое, если не все, происходит помимо наших желаний. И если за все переживать, рвать сердце, то надолго его не хватит.
ЖЕНЬКА: Но мы же люди!
ФЭЙ ХУА: Опять правильно. И как у людей, у нас есть не только чувства, но и разум. Китай не зря называется Срединной страной. Середина – значит равновесие. У нас даже когда едят палочками, держат их посередине. Если вперед от середины – значит жадный, если назад – слишком щедрый. Тоже плохо. Середина это правильно. Я тоже иногда думаю о том, что ты сказал. Самое плохое, что страдают от всего этого простые люди. Которые  не виноваты. Великий Кон Фу Цзы говорил: не дай Бог жить в эпоху перемен. Твой прадед, моя прабабушка. Думаешь, ей легко было? Ее в 14 лет отец продал в услужение помещику в город Даньдун. Это на границе с Кореей. А она очень красивой была. Помещик к ней стал приставать. Она сбежала, добралась до Даляня, и здесь нанялась в уборщицы к русскому купцу Чурину. Это мне все бабушка рассказала. В Чулин гунсы* тогда много русских работало. И моя прабабушка познакомилась с русским. Как это… казаком. Да казаком. В 1940 году родилась моя бабушка Ли, или Лена. Когда отношения Советского Союза с Китаем испортились, семье пришлось очень трудно. Прабабушку сослали в деревню, потом посадили в тюрьму, за то, что у нее муж русский. Оттуда она уже не вернулась. А бабушка одна осталась в городе с моей маленькой мамой на руках. Ее мужа тоже сослали, а позже хунвэйбины его забили до смерти. Особенно трудно было пережить «три года бедствий». Тогда вся страна сильно голодала. Но бабушка сумела выжить, выучиться и всю жизнь проработала учительницей. Вот такая история.
ЖЕНЬКА: А того казака, ну мужа твоей прабабушки, как его звали?
ФЭЙ ХУА: Я не знаю. Это все, что мне рассказала бабушка по телефону. Я уже говорила, что у нее есть какие-то письма, фотографии. Но для этого надо ехать в Далянь. Я пока не знаю когда смогу это сделать. Сейчас я устроилась в одну русскую компанию переводчиком. Вот почему я ездила в Пекин.  Мы готовимся к большой выставке и очень много работы.
ЖЕНЬКА: Понятно. Большое тебе спасибо. Мой прадед ведь тоже был казаком и тоже работал в Чулин гунсы. Может и правда нас связывает больше, чем случайное знакомство.
(Женька пристально посмотрел на девушку).
ФЭЙ ХУА: Не знаю.
ЖЕНЬКА: Расскажите о себе…
ФЭЙ ХУА: (с улыбкой) Вы думаете, в моей биографии есть что-то интересное?
ЖЕНЬКА: Когда человек интересен, любая мелочь может нести романтический оттенок.
ФЭЙ ХУА: Даже так… Ладно. Насколько  я помню себя, в нашей семье всегда был достаток. И в рассказы матери и бабушки о недоедании, когда чашка риса с одуванчиками или морской капустой, которую после шторма собирали по побережью и сушили, были за счастье, и что первый черно-белый телевизор и велосипед отец купил по разнарядке, пришедшей сверху на геологическое управление, где он работал, лишь перед самым началом четырех модернизаций, в конце 70-х, мне не совсем  верилось. Как не верилось и в то, что когда я родилась, года два-три семья с трудом сводила концы с концами. Мне казалось, что я уже родилась в хорошей квартире, ставшей через несколько лет  еще лучше. Там всегда стояли последних моделей телевизор и холодильник, пылесос, утюг, на полу лежали ковры и паласы, на полках были выставлена перегородчатая эмаль, сувениры, эстампы и еще много разных приятных мелочей, без которых немыслима современная жизнь.
Я училась в хорошей школе с уклоном на русский язык. На этом настояла бабушка, детство которой в основном прошло в русской среде и, хотя минуло уже столько лет, как не стало в Даляне русской общины, она до сих пор, хотя уже и не с той легкостью может изъясняться на языке своего отца. Я общалась с бабушкой  дома только на русском, и уже к окончанию школы я могла свободно читать в оригинале рассказы Чехова и Бунина. Но больше всего на меня произвел впечатление Гоголь. Особенно его повести с ведьмами и вурдалаками и прочей чертовщиной. Я удивлялась сама себе, как порой смысл, казалось бы, специфических гоголевских архаизмов я постигала  какой-то таинственной интуицией, и когда сверяла свои догадки со словарем, они удивительным образом совпадали.
И ты знаешь, Женя, когда я читала «Вечера на хуторе близ Диканьки», я ощущала себя русской. Я сказала об этом своей бабушке. Она как-то странно на меня посмотрела, заплакала, а потом сказала, что русские – это очень хорошие люди.
ЖЕНЬКА: Надеюсь, ты такого же мнения? ( Женька осторожно дотронулся до ее руки).
ФЭЙ ХУА: Да, правильно. (мечтательно посмотрела на него Фэй Хуа и руки не одернула. Но всего лишь на короткое время, а потом, убрав руки со стола, стала поправлять свои черносливовые волосы).  Я это особенно хорошо почувствовала, когда жила в России. За полтора года я многое узнала. И ты знаешь, какой вывод я для себя сделала: русские и китайцы очень похожи друг на друга. Нет, ни  внешне, а по укладу, что ли, по… как это…
ЖЕНЬКА: Менталитету.
ФЭЙ ХУА: Да, правильно.
ЖЕНЬКА: Интересно.
ФЭЙ ХУА: Мне кажется, что в наших народах живет сильная тяга к справедливости. К справедливому устройству общества. Разве случайно революции произошли именно здесь: сначала в России, потом в Китае. Не в маленьких странах, где-нибудь в Венгрии или Болгарии, а в великих державах. И еще: простые китайцы, как и русские очень душевные люди.
ЖЕНЬКА: Ты рассуждаешь, прям, как мой отец. А еще, еще в чем похожи?
ФЭЙ ХУА: Наверное, ты удивишься, как я и сама удивилась, когда додумалась до этого. Русские и китайцы похожи даже в еде.
ФЭЙ ХУА:  Ты знаешь, Женя, пожив там, в России, у меня в сознании произошло какое-то раздвоение. Когда я жила там, меня тянуло сюда, а сейчас меня тянет обратно в Питер. Я этого никому еще не говорила, кроме бабушки.
ЖЕНЬКА: И что же бабушка?
ФЭЙ ХУА: Как-то странно смотрит на меня и плачет.
ЖЕНЬКА: Поплакать – это русская черта. У моей бабушки тоже глаза на мокром месте.
ФЭЙ ХУА: Да, правильно. Это хорошо сказано: глаза на мокром месте. Я могу это оценить. Когда я заканчивала институт, я писала работу об идентификации пословиц и поговорок в русском и китайском языке. Очень интересный материал. И ты знаешь, русский язык нисколько не уступает в этом китайскому языку, хотя китайский древнее. Поэтому я так и настроена: искать не различия, а сходства.
ЖЕНЬКА: У тебя интересная работа?
ФЭЙ ХУА: К сожалению. Я занимаюсь рутиной, переводами договоров с китайского на русский, изредка работаю «живым» переводчиком.
ЖЕНЬКА: В торговле?
ФЭЙ ХУА: Да, это связано с торговлей, но основная специфика, это нефтехимия. Мама мне посоветовала после лингвистического, пройти специализацию в этой области, потому что она перспективная. Что я и делала в Петербурге. Сейчас я занимаюсь процессингами, полихлорвинилами, нефтью. А мне бы хотелось переводить Гоголя.
(У Фэй Хуа зазвонил сотовый телефон. Она извинительно посмотрела на Женьку и аккуратно поднесла раскладную трубку к маленькому розовому ушку, слегка зарделась, услышав ответный голос. У Женьки мелькнуло ревнивое чувство: звонит мужчина. Фэй Хуа отвечала спокойно и односложно, и, окончив разговор, точно блокнот,  мягко сложила блестящую трубку своими гладкими, в ямочках ладонями. Подняла глаза).
К сожалению, у меня еще дела. Спасибо за приятный вечер.
ЖЕНЬКА: Как жаль, что он так быстро закончился.
ФЭЙ ХУА: Я думаю, у нас еще будет время встретиться.

СЦЕНА 11

( Большой двухместный номер, на 20-м этаже с видом на телебашню, с баром-холодильником, забитым европейскими напитками и сладостями. Сашка Петрунько – бывший сокурсник Женьки, он только что  принял душ,  в  белом,  махровом халате   встречает  у входной двери Женьку и Артема. У Сашки горловой рокоток насмешливый и одновременно располагающий. Он ведет себя свободно, независимо, даже снисходительно. Он бывший баскетболист, крепкого телосложения и потому уверен в себе. Обнимаются. С Женькой они  ровесники, но из-за пробивающейся бритой синевы,  роста и сложения, Санька выглядит  старше своих лет).
ЖЕНЬКА: Ни хрена ты устроился!
САНЯ: Двадцатый этаж, суперлюкс.  Вот этот, мелкий и есть твой друг, о котором ты мне говорил по телефону?
ЖЕНЬКА: Саня, ты не исправим.
САНЯ: А что я такого сказал? Он что, крупный? Мелковат, мелковат. Саня ( протягивает Артему руку, опять обращается к Женьке) Тебе мать там передала какие-то банки и стряпню. Наверное, остопи..дела местная хавка?
АРТЕМ: Во как!
ЖЕНЬКА: Как там родоки?
САНЯ: Бати дома не было, братанов видел. Митяй у тебя крутой растет. Слушайте, я сейчас переоденусь, и мы пойдем куда-нибудь пожрем и хорошенько надеремся. А то у меня бабки ляжку жгут.
ЖЕНЬКА: Отец подкинул?
САНЯ: Отец? Это вряд ли. Я теперь сам бизнесмен. Я ж сюда не зря прикатил.
ЖЕНЬКА: А куда пойдем, куда бы ты хотел?
САНЯ: Кто-то мне перед отьездом про какую-то то ли курицу, то ли утку трындел. Это вкусно?
АРТЕМ: Бейцзин кхаоя - пекинская утка. Тебе понравится. А водки ты случайно с собой не привез?
САНЯ: Взял с пяток пузырей на всякий случай.
АРТЕМ: Ну, Крупный, ты предусмотрительный.
САНЯ: (снисходительно смотрит на Артема сверху) Споемся. Может сейчас по рюмахе?
ЖЕНЬКА: Есть идея, Саня. Еще успеем, нахОдимся  по ресторанам. А сейчас предлагаю организовать все в номере. Смотри, какие у тебя хоромы, вид какой на Шеньян!  Дело говорю.
САНЯ: Мелкий, что скажешь?
АРТЕМ: Нормальный расклад. А заказать можно… да хоть чего, бабки плати и все в ажуре.
САНЯ: Ладно, уболтали черти велеречивые. Или все-таки…
ЖЕЬКА: Даже не думай об этом.  Меня прошу не принуждать, Если я выпиваю лишка, я тупею.
САНЯ: Даже если не выпиваешь …
ЖЕНЬКА: Ладно. Один ноль в твою. Звоню в службу заказов. Это не долго. Что еще кроме утки?
САНЯ: Все! Рыбу, кальмаров, лапшу, салаты, фрукты, пиво, все.
ЖЕНЬКА: (со смехом) Ладно. А ты пока рассказывай.
САНЯ: А что говорить? Бизнесом вот теперь занимаюсь. Приехал сюда заключить договора на строительные материалы.
ЖЕНЬКА: Фирму, что ли открыл? (попутно делает заказ)
САНЯ: Да не я, батя всё. Его мертвяцкий бизнес в гору так и прет.
АРТЕМ: Мертвяцкий бизнес? Это как.
САНЯ: Ну, мелкий, все тебе надо разжевать. Ритуальное агентство у бати. Народец мрет, как мухи – от водки паленой, наркомании, мордобоя, от блатных разборок. Только успевай бабки собирать. Особенно летом: нанял пару бичей, они на тебя все лето мантулят, могилы роют за хавку, да випивон. Но это не мой бизнес, меня от него воротит. Однажды в отцовой фирме увидел бабку всю в черном, и сама почернела: щеки ввалились, глаза дикие, губы бледные, собраны в такой комок, что щипцами не раздерешь. Молчала, молчала, пока документы оформляла, а потом, как завоет могильным голосом «Ой ты, мой, внучичек»,  со мной чуть нервный тик не случился. Оказывается, у нее внук от паленой водки крякнул. Чурки там везут какую-то гадость – очиститель что ли, что-то с ним делают и водку бадяжут. Менты знают и хоть бы хны. Сколько народу от этой дряни загнулось. Так вот бабка внука похоронила, а потом, говорят, сама в петлю. Так потом она мне даже приснилась.
АТЕМ: ( с издевкой) Петля, что ли?
САНЯ: Мелкий, тебе первое китайское предупреждение. Короче, я бате рассказал, он в смех. Говорит: слабоват ты, Сантер, в коленках. Иди бичам милостыню подавай. Рассентиментальничался. Деньга-то прет! Вот что главное. Ладно, говорит, повезло тебе, решил я  вложиться  в строительство: пару гектаров земли в муниципалитете прикупил и фирму строительную открываю. Вот это по мне. Я даже от себя не ожидал, что получится. Сейчас – заместитель генерального по материальному обеспечению. Офис в Иркутске открыли и я вроде как там за главного.
ЖЕНЬКА: А в Китае-то, что собрался покупать?
САНЯ: Отделочные: плитку, фурнитуру разную, электрику. Это же дешевле. А то у нас тоже есть бизнесмены-делегаты: впаривают на рынках китайскую плитку, а кричат итальянская, французская.
АРТЕМ: Как тебе Китай?
САНЯ: Еще толком не рассмотрел, но по сравнению с нами небо и земля. Дороги, здания, небоскребы, отделка – нам и не снилось. Наверное, здесь не воруют, как у нас.
(Звонок в номер, два официанта вкатывают тележки со снедью, расставляют, уходят)
САНЯ: Ну, что, понеслась душа в рай. Мелкий, чего медлишь, насыпай. Да не в эти наперстки, давай в фужеры. (пьют)
АРТЕМ: Эх, и знатная водяра. Да Дэн? Что смотришь?
ЖЕНЬКА: Да вспомнил кое-что, такую же пили.
САНЯ: Накосячил, мелкий, а?
АРТЕМ: Кто старое помянет. Саня, ну как ты держишь палочки: клади вот так – одну на средний, другую на указательный и старайся держать их по середине. А то держишь их в самом конце – шибко щедрый, что ли?
САНЯ: Не то чтоб, но не жмот. А у тебя что, финансовые проблемы?
АРТЕМ: Нет проблем.
САЯНЯ: А то я могу проспонсировать. Мне иногда даже хочется избавиться от этих бабок. Грязные они. Как вспомню ту старуху…  И батю они сделали каким-то чурбаном нечувствительным. Мать бросил, уже с третьей живет, моей ровесницей. Все у него мудаки, да дебилы. Или как он говорит дЭбилы. А раз звонит мне,  приезжай, мы в бане с компаньонами. Я приезжаю, а там полная баня баб. Узнали, что я его сын, переглядываются, посмеиваются, а мне почему-то неприятно. Собрался и ушел. Батя потом, обижался.
АРТЕМ: Мудаки да дебилы, да? Ха-ха-ха. Сань, а Сань. Мы с Дэном хотим тебя  пригласить завтра к нам в школу встречать новый год. Мы уже перетрещали с нашим руководителем Ольгой Александровной.
САНЯ: И что, таможня дала добро?
АРТЕМ: Верно. Ха-ха-ха. Таможня. Ха-ха-ха. Слышь…
САНЯ: Стоп, стоп, стоп.  Анекдот вспомнил. Короче Саида зарыли басмачи в песок, одна башка торчит. Хоп – Сухов идет, головой качает, спрашивает: «Пить, поди, хочешь, а, Саид?» «Курить, говорит,  хочу». «Даже не думай об этом, я ж тебе не далее как вчера пачку английских СИГАРЕТ оставил».  «Так, Стреляли». Ха-ха-ха. Так что там у вас?
АРТЕМ: Ха-ха-ха.  У нас там Саня, настоящий гарем. Там Саня, двадцать телок ждут не дождутся такого жеребца, как ты. Ха-ха-ха. Помнишь, Саня, анекдот: сейчас, говорит, мы медленно спустимся в долину и перетрахаем все стадо. Ха-ха-ха.
САНЯ: Так, Мелкому больше не наливать,  а то он начал выпрягаться. Сейчас еще попросит завернуть косячок.
АРТЕМ: А что, есть?
САНЯ: Даже не думай об этом. Есть да дома. А здесь, слышал, за это сразу лоб намажут зеленкой и в расход. Один мой кент рассказывал, как одна русская девчушка попыталась провезти в Манчжурию несколько героиновых чеков. Поймали ее на таможне, через несколько дней – суд, потом неделю возили на машине с дощечкой на груди, где было написано решение суда, чтобы все видели. А потом увезли в сопки, и бикса стала папиной клиенткой.
АРТЕМ: (очень опьяневший) Верно, верно, но не все так просто…. Все… ребзя…я спать (УХОДИТ В ДРУГУЮ КОМНАТУ).
ЖЕНЬКА: Все,  Саня, этому товарищу больше ни капли.
САНЯ: Тогда сам пей.
ЖЕНЬКА: Ладно, наливай. Так как ты насчет завтрашнего?
САНЯ: Если все так, как рассказал Мелкий, то кто ж отказывается от такого предложения. Посетим ваш гарем. А что сегодня?
ЖЕНЬКА: Что СЕГОДНЯ?
САНЯ: Продолжение банкета будет?
ЖЕНЬКА: Какого банкета?
САНЯ: Ты дуру не гони. Ты точно тупеешь, когда пьешь.
ЖЕНЬКА: Сань, ты даже когда не пьешь.
САНЯ: (ВЕСЕЛО ) Выпросишь у меня.
ЖЕНЬКА: Один грозил, грозил, да яйца отморозил.
САНЯ: Ладно, хватит. Пора по бабам.
ЖЕНЬКА: Саня, давай все на завтра. Ты устал с дороги, да и в школе нас ждут, мы ж только до вечера отпросились.
САНЯ: Нет, давай баб пригласим. Есть здесь такая услуга? Или китаянки этим делом не занимаются?
ЖЕНЬКА: Не знаю. (раздраженно ответил Женька)– Не пользовался.
САНЯ: Ладно, черт с тобой. Пусть будет по-твоему. Но не одному же мне ночевать. Закажи мне  девушку, и катитесь в свою долбанную школу. Ради друга мог бы и остаться.
ЖЕНЬКА: Тебе кого: кореянку, китаянку или русскую?
САНЯ: Даже вот так!   Давай русскую, о чем я с кореянкой буду толмачить? Вдруг она не знает английского?
ЖЕНЬКА: А ты знаешь?
САНЯ: Ну, ты уж совсем-то меня в придурки не записывай. Хоть что-то в бестолковке все равно осталось. С голода, небось, не пропаду, доведись куда попасть.
ЖЕНЬКА: Так кого?
САНЯ: Я же сказал – русскую!
(Потом он сходил  к входной двери, отщелкнул и поставил на предохранитель замок и снова разлил водку)
САНЯ: Давай, со свиданьицем,  Жиган, я очень рад тебя видеть. Помнишь институт, КВН, хорошее было время. Помнишь, стишок ты сочинил, весь факультет трындел…  Как же там… А: бомбс ноу, секс йес, тугеде гоу в соседний лес. Ха-ха-ха. Ирочка была. Помнишь Ирочку Тверскую? (поет) «У нас любовь была, но мы рассталися…» Хорошо было. А сейчас  хочу выпить за нас, за нашу встречу, здесь, на китайской земле.
(стук в дверь)
САНЯ: (громко) Открыто.
(В дверь вошли три девушки: китаянка и две русские. Одна из них была Маринка. Увидев пьяных Саню и Женьку,  она убегает).
СЦЕНА 12
( в столовой школы «Сяоян». Разговор Женька и Маринки)
ЖЕНЬКА: Ты просила, чтобы о случае в гостинице никто не узнал.  Я выполнил твою просьбу и поговорил с Артемом , языком он чесать не будет, да и честно говоря, он толком и не понял вчера, что произошло – поддатый был сильно. Санька тоже тебя не успел запомнить. Но мне кажется, что это уже секрет полишинеля – Тонька как-то странно посматривает на меня, будто знает что.
МАРИНКА: Я покурю. (закуривает) Чего ж Тоньке не посматривать, если ее знакомая в нашей группе давным-давно этим занимается.
ЖЕЬНКА: Да, тесен мир. Ну а тебя-то как угораздило?
МАРИНКА: Дэн, это долгая история, не хочу об этом говорить. Да и зачем тебе?
ЖЕНЬКА: (направляясь к двери) Ладно, раз не о чем говорить, зачем же время терять.
МАРИНКА: Погоди, не горячись.  Должны же мы объясниться. Я, наверное, виновата перед тобой…
ЖЕНЬКА: Наверное, или виновата?
МАРИНКА: Не цепляйся к словам. Ну, виновата. Тебе от этого легче?
ЖЕНЬКА: Мне и без этого не особо тяжело.
МАРИНКА: Ты пойми, Дэн, мы разные люди.
ЖЕЬНКА: Я это знал с самого начала. Что дальше?
МАРИНКА: Тогда что за претензии?
ЖЕНЬКА: У меня?! Претензии?! Девочка, ты что-то попутала.
МАРИНКА: Ладно, извини. Не могу успокоиться, после разговора с этой  коровой.
ЖЕНЬКА: Это ты о ком?
МАРИНКА: Да о Тоньке Неделяевой. Учить тут меня давай, как жить – мораль, этика, совесть.
ЖЕНЬКА: Не понял, что тебе здесь не нравится?
МАРИНКА: Какая мораль, какая совесть?! Главное в жизни нормально устроиться. А этого можно добиться, если у тебя есть деньги. У самой жизнь не сложилась – одна одинешенька, ребенка родила хрен знает от кого, а лезет других учить.
ЖЕНЬКА: По-твоему, выходит, что деньги это в жизни все
МАРИНКА: Конечно деньги, а что еще?
ЖЕНЬКА: И не важно, как они заработаны?
МАРИНКА: Абсолютно.
ЖЕНЬКА: Постой, постой, ты это мне серьезно говоришь?
МАРИНКА: Как на духу. Вот вспоминаю своих предков: папаша мантулит оператором, получает в месяц жалкие гроши. Ну, разве может он когда-нибудь купить матери такую шубу, как у меня? А я не хочу жить, как она: платья носить по десять лет, на заграничное житье смотреть по телеку, фрукты покупать по праздникам, хочу жить свободно, а свобода – это деньги.  Боже, как я хотела вырваться из-под их дурацкой опеки: с мальчиками будь осторожна, не кури, блюди себя. Сами жизни не видели и меня туда же хотели затащить. Совки, они и есть совки. Мораль, совесть, бр-р.
ЖЕНЬКА: Говоришь, будто прошла огни и воды.
МАРИНКА: И медные трубы, Дэн. Кое-что довелось повидать.
ЖЕНЬКА: Еще дома, в Иркутске?
МАРИНКА: И дома тоже. Мы ведь с Жанкой ни один день знакомы. Ой, чтой-то я разговорилась. Ты меня не пытай, что было, то быльем поросло. Забыто. Сейчас для меня главное деньги – вот и вся мораль.  И я их буду зарабатывать любыми способами.
ЖЕНЬКА: Даже такими?
МАРИНКА: А что тут особенного, весь мир так живет.
ЖЕНЬКА: Ну, положим, не весь.
МАРИНКА: Весь. А тот, кто не живет так, все равно тянется к этому. С виду все правильные, чистенькие, а загляни в бошки, столько грязи, что плеваться охота. Любят они в замочную скважину за чужими грехами подглядывать, осуждать, а сами при этом в карманный бильярд наяривают.
ЖЕНЬКА: (смеется) Да, про карманный биллиард это здорово. Ну,  а любовь, чувства?
МАРИНКА: Какая любовь, Дэн? Все заканчивается постелью. Много мы с тобой начувствовали?
ЖЕНЬКА: Не все же было так плохо?
МАРИНКА: Было. Но разные мы, и пути дорожки у нас разные.
ЖЕНЬКА: Ладно, не о нас, в самом деле, разговор. Но как же быть с  семьей, детьми, до них ли с такой жизнью? Или ты не собираешься устраивать свою судьбу?
МАРИНКА: А кто узнает?  Кто докажет чем я занималась? Кто спал со мной, сам откажется, а кто нет…  Да плевала я на все сплетни. Наоборот, если я буду одета, как модель, если в кармане будет звенеть, да я себе такого мужика отхвачу… такого… как ты.
ЖЕНЬКА: Мне конечно, лестно, но мы нашу остановку проехали и электрички идут в разные стороны.
МАРИНКА: Не зарекайся. А дети… Пока у меня нет ни малейшего желания ими обзаводиться. Как подумаю: пеленки, бессонные ночи, бр-р. Для себя сначала надо пожить, а там, как получится.
ЖЕНЬКА: А скажи, если не секрет, что ты собираешься делать дальше? Продолжать учиться в школе?
МАРИНКА: Дэн, ты давишь на самое больное место.
ЖЕНЬКА: А на какое тебе лучше давить?
МАРИНКА: А то ты не знаешь. Что есть желание? Но теперь только за бабки.
ЖЕНЬКА: Не буду отрицать, может и есть, но, неприятность эту мы переживем. А за бабки или без них ты уж с кем-нибудь другим. Так что со школой?
МАРИНКА: Будете постигать эту тарабарщину без меня, я уже заявление написала, что заканчиваю учебы. В случившемся прошу никого не винить.
(В дверь осторожно постучали)
МАРИНКА: (раздраженно) Да, кто там?
(В дверь опять поскреблись, Женька подошел к двери, приоткрыл).
ЖЕНЬКА: Кто?
СЯО ФУ: (полушепотом, прихожив ладонь к уху) Жень Я. Да дьяньхуа! (телефон) Фэй Хуа.
ЖЕНЬКА: Сяо Фу, Нин ши хаоян дэ. (ты замечательная)
МАРИНКА: Кто там скребся в дверь?
ЖЕНЬКА: Повар наша, Сяо Фу, на ужин приглашает.

СЦЕНА 13
(Большая современная квартира. Фэй Хуа, Женька и бабушка Фэй Хуа - Ли Юй Шин , интеллигентная пожилая китаянка в очках, с  красивой проседью в густых мягких, зачесанных назад, волосах. Коричневая шелковая кофточка у шеи  пришпилена серебряной брошью с большой, отливающей розоватой эмалью, жемчужиной в середине. Поверх кофточки на блестящей тонкой цепочке падал на грудь серебряный православный крестик. На журнальном столике чай и десерт). 
ЖЕНЬКА: Рад с вами познакомиться, уважаемая… тетушка Ли, вы прекрасно владеете русским языком.
ТЕТУШКА ЛИ: Спасибо, Жень Я. Мое детство ведь прошло среди русских людей. Они работали в разных местах: на железной дороге, в торговле. У купца Чурина было здесь в Китае очень большое дело. У него были магазины, конюшни, мастерские, склады возле вокзала. Там в основном были русские. Недалеко от складов стояла церковь. В ней крестили мою маму и меня. Вот этот крестик я храню с того самого времени. Я не помню, как меня крестили, я была совсем маленькой. Но потом я помню, как мы всей семьей, с тятей и мамой ходи в храм на Рождество, на Пасху и в другие праздники. Особенно я ждала Пасху.  Тогда мы прибирались в своем домике, белили известкой стены, красили яйца, пекли ку… Забыла.
ЖЕНЬКА: Куличи!
ТЕТУШКА ЛИ: Да, правильно! Куличи. Помню, тятя всегда надевал чистую рубаху, причесывал свой чуб. Мы зажигали свечи, они с мамой долго крестились на иконы. Потом мы ели и шли гулять или в гости. Иногда кто-то к нам приходил. Я училась в русской церковно-приходской школе среди русских ребятишек. Мы учили Закон Божий, арифметику, географию. Я много узнала о России. Мы читали русские сказки. Помню, одна сказка была, про уточку Серую-шейку, как ее хотела сьесть лиса, мы все в классе плакали очень горько. Потом я сама научилась хорошо читать, а на русском разговаривала даже лучше, чем на родном. Хотя я и не знаю, какой язык мне родной: тятин или мамин. По-китайски меня заставляла говорить мама, и очень сердилась, если я не хотела на нем разговаривать. Когда тятю выслали из страны, у Китая с Россией были очень хорошие отношения. Тогда здесь работало очень много специалистов, а русский язык преподавали в школах. Но если раньше мы пели «Боже, царя храни» или «На сопках Манчжурии», то сейчас стали петь «Катюшу», «Подмосковные вечера». Тогда даже книжечки выпускали специальные, для тех, кто изучал русский язык. Я все их прочитывала. А когда окончила педагогический техникум, то преподавала русский язык в школе. Мне это было легко сделать. Вот так до сих пор и не знаю, какой язык для меня родной.
ЖЕНЬКА: А как звали вашего отца?
ТЕТУШКА ЛИ: Тимофей. Тимофей Юшин. Он был родом из казачьей станицы, где-то на Амуре-Хейлунцзяне. Я даже в книге была записана как Елена Тимофеевна Юшина. Это уже потом я стала Ли Юй Шин.
ЖЕНЬКА:А моего прадеда звали Арсений, Арсений Балябин.
ТЕТУШКА ЛИ: Арсений, Арсений… Нет, не помню. Может на какой-нибудь фотографии он есть. Сейчас принесу (уходит в другую комнату).
ФЭЙ ХУА: Жен Я, а я ведь начала читать по твоему совету на русском «Тихий Дон».
ЖЕНЬКА: А где ты достала книгу?
ФЭЙ ХУА: В моем институте очень хорошая русская библиотека и мне это было сделать не трудно.
ЖЕНЬКА: Туповат я, мог бы и сам жогадаться!
ФЭЙ ХУА: Скажи, Это правда…Ну… Даже не знаю как сказать.
ЖЕНЬКА: Что, правда? Говори как есть.
ФЭЙ ХУА: Что я похожа...
ЖЕНЬКА: На Аксинью Астахову? Правда, ты очень красивая.
ФЭЙ ХУА: (смеется счастливо, куда-то в пространство, как смеется женщина получившая комплимент)А ты не похож на Григория.
ЖЕНЬКА: А на кого?
ФЭЙ ХУА: На себя.
ЖЕНЬКА: Это плохо?
ФЭЙ ХУА: Я бы не сказала.
ТЕТУШКА ЛИ:  Сейчас, сейчас.  (входит тетушка Ли с мокрыми красными глазами, протягивает Женьке фото). Это мой тятя. После Овобождения, мне уже шел десятый год, всех русских стали высылать из Китая. Разьезжались кто куда: в Австралию, в Европу, в Америку. Тятя поехал в Россию. Первое время писал, очень скучал. Говорил, что как только закончатся какие-то проверки, он постарается нас к себе забрать. И больше мы с мамой о нем ничего не слышали. А потом и у нас началось здесь такое, что лучше не вспоминать.
ФЭЙ ХУА: Бабушка до сих пор боится, что можно получить наказание за одно неправильно сказанное слово.
ТЕТУШКА ЛИ: А как не опасаться, касатушка? Это меня так тятя называл – касатушка. Как не опасаться, когда людей за одно слово убивали? Я-то это видела.
ФЭЙ ХУА: Но здесь-то кого опасаться? Мы же одни.
ТЕТУШКА ЛИ: Береженного Бог бережет, так мой тятя говорил. Он прямо стоит как живой перед глазами. Возьмет, бывало, меня на колени, прижмет к груди, задумается о чем-то, а потом медленно, запоет такую тоскливую песню, что и сам слезу пустит. Скажет:  касатушка моя, ты вот с тятькой, а там где-то далеко бегают одни сиротинушки и не знают, в какой стране-чужбине мыкается их родитель. А вот еще фотография… Здесь он со своим однополчанином, но я с ним не знакома. Вот.
(тетушка Ли протягивает Женька фотографию, на которой изображен его дед, копию той, о которой рассказывал когда-то по дороге в Порт-Артур Женька. У него повлажнели глаза)
ЖЕНЬКА: Арсений Платонович Балябин… Ну, здравствуй, казак. Для чего-то ты привел меня в эту страну.

СЦЕНА 14
(В квартире Фэй Хуа. Она с заплаканными  глазами)
ЖЕНЬКА: Что-то случилось?
ФЭЙ ХУА: Я «Тихий Дон» дочитала (плачет по-детски). Женя, как страшно. Неужели это было на самом деле? Брат на брата, друг на друга.
ЖЕНЬКА: И спасенья нету: как бы не трепыхался, не дергался, а все равно втянут в эту бойню с той или с другой стороны.
ФЭЙ ХУА: Но зачем, для чего? Я не могу понять.
ЖЕНЬКА: А, поди, разберись. Все: любовь, семья, работа, поставлена на кон, во имя каких-то непонятных идей. Самое чудовищное, что всякая власть пользовалась одним страшным лозунгом: кто не со мной, тот против меня. Белые, красные, монархисты, анархисты, все. Хотя этим словам – две тысячи лет, их произнес Христос. Но он не мог их не произнести, потому что он – Бог. Или с ним – или с Сатаной, третьего не дано. Страшно, когда этими словами, вобщем-то справедливыми, стали пользоваться люди.
ФЭЙ ХУА: Да, правильно.
ЖЕНЬКА: Но зато на этом фоне какая сильная, всепобеждающая человеческая любовь!
ФЭЙ ХУА: (ВСХЛИПЫВАЕТ)Да… Женя, когда я читала, мне казалось, что я живу там среди этих казаков. Среди их куреней, в хуторе. Я чувствовала, как трещит лед на Дону, как пахнет земля, цветы, как льется дождь, мычат коровы и ржут кони. А однажды мне приснился сон, будто я верхом на коне, скачу шибко по степи, а за мной кто-то гонится. Ветер свистит в ушах, мне страшно и вместе с тем весело. Мне кажется, что я даже не скачу, а лечу на своем коне, не касаясь земли. А того, кто скачет сзади, я и боюсь и почему-то хочу, чтобы он меня догнал. Ах, какая это была скачка! Вот он ближе, уже наши кони идут рядом, стучат копыта, я оглядываюсь, вижу его разгоряченное скачкой лицо. Он бросает поводья, протягивает за мной руки. Я кричу и… просыпаюсь
ЖЕНЬКА: А ты узнала того, кто догонял тебя? – чуть напряженно спросил он.
ФЭЙ ХУА.Да. Это был ты.
ЖЕНЬКА: Ты специально позвонила и пригласила меня, чтобы сказать об этом?
ФЭЙ ХУА: Да, Женя.
ЖЕНЬКА: Хорошо-то как! Эх, ясное море, совсем забыл. Я тебе принес подарок.
ФЭЙ ХУА: Что это?
ЖЕНЬКА: Открой.
ФЭЙ ХУА: Нефритовый шарик? Белый? Ой, какой нежный,  спасибо. И у меня для тебя есть подарок.
ФЭЙ ХУА: (Достает с полки конверт) Фотографии с первой нашей встречи, во дворце императора. Смотри.
(Она была совсем близко. Женька чувствовал смородиновый аромат ее тела и вдруг быстро коснулся ее губ своими губами. Она точно ждала этого, и хоть  не ответила на поцелуй, но и не отстранилась. Только рассеянно провела ладонью по Женькиному лицу, а потом, молча прижалась щекой к его груди).
ФЭЙ ХУА: Хочешь чаю?
ЖЕНЬКА: Какой чай?!  Я  хочу…  хочу быть с тобой. Ты слышишь меня?
ФЭЙ ХУА: Да. Я тоже… тоже тебя люблю.
ЖЕНЬКА: Родная моя. ( Женька осыпал ее лицо поцелуями, жадно вдыхая ее смородиновый пьянящий аромат. Он чувствовал, как слабеет ее тело, слабо отвечая на его ласки. Казалось, она была в каком-то полузабытьи, уронив голову ему на грудь и полузакрыв глаза. Охваченный страстью, Женька увлек ее  на диван. Но  Фэй Хуа вдруг схватила его за запястья и сильно сжала их).
ФЭЙ ХУА: Подожди, Женя, подожди, я не могу так.
ЖЕНЬКА: Что, в чем дело?
ФЭЙ ХУА: Женя, ты извини, я не могу так сразу. ( совсем другим, извинительно-плаксивым голосом попросила Фэй Хуа).
ЖЕНЬКА: Объясни в чем причины, девочка моя.
ФЭЙ ХУА: Женя, ты знаешь…  Знаешь, ведь у меня еще ни разу не было ничего подобного ни с одним мужчиной.
ЖЕНЬКА: Ты?...  Ты девица?!
ФЭЙ ХУА: Да.  (она потупилась, словно ей было стыдно, что она так долго хранит девичью честь).
ЖЕНЬКА: Ну, дела! И ты еще никого не любила?
ФЭЙ ХУА: По-настоящему нет. В Питере ухаживал за мной один преподаватель, но ничего серьезного у нас не получилось. Я тебя ждала.
ЖЕНЬКА: А в Китае?
ФЭЙ ХУА: Есть один парень, Сю Юй. Я его видела несколько раз. Он из хорошей семьи и наши родители хотят, чтобы мы поженились.
ЖЕНЬКА: Что?!
ФЭЙ ХУА: Женя, в Китая еще до сих пор так принято.
ЖЕНЬКА: А ты?
ФЭЙ ХУА: А я? А я, Женя. А я тебя люблю и больше никого не хочу любить. Ты понимаешь?
ЖЕНЬКА: Но раз в Китае так принято, тебя  могут заставить?
ФЭЙ ХУА: Меня, Женя, никто не может заставить, потому что  у меня есть ты.
ЖЕНЬКА: Тогда, что тебя удерживает? Почему ты не можешь стать моей здесь и сейчас?
ФЭЙ ХУА: Потому что я не хочу, чтобы нам мешали друзья, знакомые, соседи, телефонные звонки. Я хочу, чтобы мы были совсем одни, как на необитаемом острове.
ЖЕНЬКА: И как ты это себе представляешь?
ФЭЙ ХУА: Очень даже хорошо представляю. Я тебе потом все скажу.
ЖЕНЬКА: Когда, потом?
ФЭЙ ХУА: Ты даже себе представить не можешь, как скоро.

СЦЕНА 15
( Женька возвращается домой вечером. Темный городской переулок. От стены дома отделились две мужские фигуры и перегородили ему путь).
ЖЕНЬКА: В чем дело, ребята? Вы не ошиблись адресом?
ГОЛОС: Нет, не ошиблись.
ЖЕНЬКА: Я русский, учусь здесь, дайте пройти.
ГОЛОС: Я знаю.
(К Женке приближается ся невысокий коренастый китаец, голова которого, из-за стрижки была похожа на картонный куб. Он стремительно схватил правой рукой Женьку за ремень, зло начал)
КИТАЕЦ: Если ты…
ЖЕНЬКА: Ручонки убери. (Женька сильно ударил ребром ладони по запястью китайцв)Ребята, я повторяю, я русский, учусь здесь. Ничего плохого я никому не сделал. Если вы хотите меня ограбить, то все, что у меня есть, это сотня юаней. Повторяю, вы ошиблись адресом.
КИТАЕЦ: Слушай ты, русский. Вали отсюда в свою вонючую Россию и там валандайся со своими грязными русскими бабами. А Фэй Хуа оставь в покое, лысина поганая. А не сделаешь так как я сказал, я сделаю из тебя отбивную. Ты понял меня, сука русская?
(Женька ожидал удара, который был не сильный, и среагировал мгновенно – правой рукой отвел руку китайца и тут же пнул его в живот левой ногой. Тот охнул,  но в то же время его дружок изловчился и скользом зазвездил Женьке в глаз. Немного замешкавшись и ожидая второго удара, Женька отпрыгнул за угол и готов был уже пуститься наутек, когда вдруг из темноты выскочила невысокая приземистая фигура и с ходу, развернувшись в прыжке, сшибла второго Женькиного противника с ног).
АРТЕМ: Дэн, ты в порядке?  Эй вы…  Еще один шаг и мы изметелим вас в крупу, суки желтопузые. Ха!
ЖЕНЬКА: Тёма, ну ты даешь! Откуда ты взялся? Тут ребята хотели меня заставить отказаться от любимой девушки. Ты одобряешь их затею?
АРТЕМ: Нет, приятель.
(Женька резко подпрыгнул к китайцу, который первым напал на него и еще корчился в полусогнутом состоянии от удара в живот и попытался ухватить его за волосы. Но его прическа была коротка, и он с силой толкнул его в макушку. Тот, раскинув руки, полетел на асфальт. Женька кинулся к нему, придавив ногой)
ЖЕНЬКА: Слушай, ты. Фэй Хуа – это моя девушка. Даже не девушка. Это моя жена. Я люблю ее. И если ты встанешь на моем пути, я не только сделаю из тебя отбивную, я тебя урою, порву на куски. Иди.
(Когда двое ретируются, Женька обнял Артема).
ЖЕНЬКА:  Тёма, рассказывай!
АРТЕМ: А что рассказывать? Скажи спасибо Вану. Помнишь его? Ну, велорикша, я с ним с самого приезда задружился.  Эти двое почти целый день тусовались возле школы. Я запомнил их. Сначала они с Ваном что-то там выясняли. Потом вызвали меня. Короче, из всей этой тарабарщины я понял, что они что-то хотят от тебя. Потом они ушли и Ван, встревоженный… Короче, он рассказал, что они хотят тебе ввалить за Фэй Хуа, чтобы мало не показалось. И я их весь вечер пас. Ну, а дальше ты все видел. Будь осторожен, приятель.
ЖЕНЬКА: Ну, Тёма!
(Потом они шли теплыми вечерними улицами)
АРТЕМ: Дэн. Мы совсем не общаемся. Ты постоянно с Фэй Хуа. Я, конечно, все понимаю, но все же... Мне хреново.
ЖЕНЬКА: Тёма, ты прости, наверное, я порядочная свинья. Но пойми меня, я никогда не испытывал ничего подобного. Это как наваждение. Я совсем потерял голову. Ты должен понять меня и простить: с каждым когда-то такое случается. Даже с Маугли. Тёма, у нее глаза, блестят как полированный мрамор. Ее волосы то ли шафраном, то ли корицей пахнут. Случилось что?
АРТЕМ: Есть причина, Дэн. Может, мы где-нибудь  выпьем?
ЖЕНТКА: А не поздно?
АРТЕМ: Ладно, давай завтра днем, я тут одно местечко присмотрел, думаю тебе понравиться.
ЖЕНЬКА: Идет, приятель!
СЦЕНА 16
(Женька и Артем сидят на открытой террасе какой-то гостиницы. Отсюда с высоты пятидесятого этажа открывался захватывающий вид на залитый солнцем город. Время было обеденное, и улицы были заполнены людом. Почти со стометровой  верхотуры маленькие движущиеся человечки были похожи на забавных лилипутиков, а снующие взад и вперед автомобили казались игрушечными. Терраса хорошо продувалась и точно огромный парашют, плавно пузырилась над головой своей тентовой крышей).
АРТЕМ: Ну, и высотища – пятидесятый этаж. Представляешь, с такой крутизны грохнуться – костей не соберешь. Всего один шаг и тебя нет. Ужас. Ты не боишься высоты?
ЖЕНЬКА: Тёма, бояться и опасаться, это разные вещи. Когда я прыгал с парашютом, то сначала боялся. А когда парашют раскрылся – петь хотелось радостно. А надо было сделать, как ты сказал, всего лишь один шаг – от тревоги до радости.
АРТЕМ: (ЗАДУМЧИВО) Да, всего лишь шаг…
ЖЕНЬКА: Рассказывай,  старик, что случилось? У тебя не проходящая хандра или депрессия.
АРТЕМ: Отец письмо прислал, денег. Пишет, что уезжает куда-то в Северную Африку на геологоразведку. С матерью они развелись окончательно.
ЖЕНЬКА: Насколько я знаю, все к этому шло.
АРТЕМ: Верно. Но все равно грустно. Отец понятливей, душевней матери. Когда я связался с наркотой, он так переживал. Таскал меня по всяким клиникам, кучу денег потратил. А мать, все кричала, мол, что с ним валандаешься: хочет пусть колется, не хочет – пусть бросает. У нее все просто. А отец понимал. И сюда – это он меня отправил. Столько муки со мной хлебнул, даже плакал не раз, все умолял меня бросить. А сколько я вещей у него перетаскал… Помнишь, ты спрашивал откуда бабки. А вот оттуда… Однажды утащил у отца одну штуковину. Это когда мы жили на севере, там один мастер был, он из ценных камней – нефрита, чароита, всякие поделки делал. У отца был шикарный набор, даже с маленьким золотым самородком. Ты знаешь, за сколько я его продал? Эх, ма, тру-ля-ля, говорить стыдно. И вот сейчас вернусь, а кому я нужен? У мамашки точно какой-нибудь хахаль, она без этого не может, отец уехал, Гули нет. Что делать, куда податься.
ЖЕНЬКА: Ну, впереди еще три месяца до отъезда. Живи, наслаждайся
АРТЕМ: Три месяца? Дэн! Давно ли мы с тобой, кажется, были в Даляне, а сколько воды утекло? Три месяца пролетят, как один день.
ЖЕНЬКА: Ну не смертельно, же, дружище! Ты смотри, сколько вытерпел, значит, есть в тебе косточка, воля, главное не раскисать.
АРТЕМ: Дэн, знаешь такую присказку: пришла беда, отворяй ворота. Это мой вятский дедушка, любит повторять. Но у него это все касается коров да кур – одна потерялась, другую машиной задавило.
ЖЕНЬКА: Тёма, ты какими -то загадками говоришь.
АРТЕМ: Я сколько просил тебя Тёмой меня не называть. Тёма и жучка…  Ладно, не хотел об этом говорить…
ЖЕНЬКА: Слушай, раз не хотел, так…
АРТЕМ: Нет, скажу, все равно уж один конец.
ЖЕНЬКА: Ты о чем? Что так все запущено. Что за трагизм?
АРТЕМ:  А что бы ты сказал на то, что Маринка  оказалась права?
ЖЕНЬКА: В чем права? Слушай, я действительно не вьезжаю.
АРТЕМ: В том, что я… В том, что я педик.
ЖЕНЬКА: Тема, ты меня разыгрываешь?
АРТЕМ: Нет, Дэн, не разыгрываю. Конечно, педик – это громко сказано. Но у меня действительно это было, всего два раза, но было. Помнишь, я тебе про Ругайло и Гулю рассказывал? Так вот, я там тоже участвовал. За дозу, за одну дозу, как это мерзко.
ЖЕНЬКА: Тёма. Знаешь такое правило, что осознание греха, это почти его прощение. Ну, было, с кем не бывает? Но это же не стало твоей потребностью.
АРТЕМ: Не стало Дэн, в этом ты прав. Скажу тебе – это мерзопакостно. Но эта беда привела другую: вскоре я узнал, что Ругайло, этот мерзкий поганец ВИЧ инфицирован. И все это время, я не мог отделаться от мысли, что я тоже инфицирован. Вот почему я ни с кем из девчонок ни разу не спал: кому приятно получить от кого-то заразу. Но до последнего времени я, все же сомневался. А тут, когда я, помнишь, заболел ангиной  воспалились лимфоузлы, мне  тоскливо стало, я понял, что…
ЖЕНЬКА: А что бы ты ответил на то, это не проблема.
АРТЕМ: Что значит не проблема?
ЖЕНЬКА: Что нет никакого СПИДа.
АРТЕМ: Ты в своем уме?
ЖЕНЬКА: Я то, как раз, в своем. Уже давно доказано американским профессором Питером Дузбергом, что никакого СПИДа нет, это все выдумки для дураков.
АРТЕМ: Дэн, ты конечно, умный мужик, но иногда перегибаешь палку. Как это весь мир считает, что СПИД есть, а ты такой умный, считаешь, что нет.
ЖЕНЬКА: Мы же говорили уже с тобой, что весь мир верит, что есть какая-то демократия, свобода, равенство. Но ведь их нет. Или кто-то может считать, что в 17-м году центр революционного движения переместился в Россию. А не то, что несколько десятков бандитов приехали с Лениным в запломбированном вагоне и задрали подол матушке России. Или, что в России в 90-х действительно была перестройка, а не развал страны. Или эти примеры тебя не убеждают?
АРТЕМ: Не убеждают!  Для чего кому-то придумывать легенду про СПИД?
ЖЕНЬКА: А для чего легализовали в России наркоманию?
АРТЕМ: Наркотики – это бизнес!
ЖЕНЬКА: Вот ты и ответил на вопрос.
АРТЕМ: СПИД это бизнес? Ты говори, да не заговаривайся.
ЖЕНЬКА: А что, производство лекарств, которые не лечат, а напротив еще больше снижают иммунитет, дорогие клиники, огромные бюджетные деньги – это как-то по-другому называется, а не бизнес? Сколько на тебя отец денег потратил, это ж не мои слова.
АРТЕМ: Дэн, в твоих рассуждениях постоянно присутствует идея какого-то всемирного заговора: кто-то дирижирует войнами, болезнями, революциями.
ЖЕНЬКА: А разве не так? Послушай, дружище, я понимаю тебя. В это очень трудно поверить, но мир действительно управляем. Это еще Достоевский подметил. Прочти его «Легенду о Великом Инквизиторе». Там всего 14 страничек.
АРТЕМ: К черту Достоевского. Ты мне ответь:  что же по твоему такое СПИД?
ЖЕНЬКА: Типичная проблема для всего человечества – снижение иммунитета. Люди дышат плохим воздухом, пьют отравленную воду, едят генетически измененные продукты, колются антиботиками. Все это каждодневно подрывает их здоровье. Чтобы этого избежать, надо вкладывать в производство, делать его экологически чистым. А это – колоссальные затраты. Кто ж на них пойдет? Легче придумать новую чуму, которая, якобы терзает все человечество. И дело в шляпе. Не только не надо вкладываться в экологию, но тебе еще дополнительно деньга капает.
АРТЕМ: (зло) Так возьми и переспи с больной СПИДом, если ты такой умный.
ЖЕНЬКА: И это тоже доказанный факт. И опять же это сделали американские ученые, честные ученые. Они впрыснули здоровому человеку кровь якобы больного СПИДом. Но, увы и ах, результат был нулевой. Я, конечно, не собираюсь ни с кем-то спать и чего-то экспериментировать. Но знаю одно, что мне СПИД не грозит.
АРТЕМ: Еще скажи, что СПИД лечится?
ЖЕНЬКА: Готов тебя обрадовать, что сниженный иммунитет, а не СПИД, восстанавливается. И опять это доказали американцы. Дальше рассказывать? Так вот, двое профессиональных медиков, один из которых был якобы болен СПИДом, воспользовались ими же разработанной методикой и стали различными естественными способами повышать иммунитет. И что ты думаешь? Через несколько месяцев тесты на СПИД все были отрицательными. Но когда они стали пропагандировать свою методику, знаешь, что с ними сделали? У ни отобрали лицензии.
АРТЕМ: Дэн, ты, в самом деле, так думаешь, или просто меня успокаиваешь? Знаешь, кого ты мне напоминаешь? У Горького в пьесе «На дне» был один старик, он там всех успокаивал, вот кого ты мне напоминаешь, Дэн.
ЖЕНЬКА: Сожалею, что не смог тебя убедить. Но я тебе обязан был это сказать, как другу. А дальше уже сам решай.
АРТЕМ: К черту, иди к черту.  Ничего больше не хочу слушать.
(Артем вскочил, засуетился, доставая из кармана деньги)
ЖЕНЬКА: Ты куда, постой…
АРТЕМ: К черту, к черту ( повторял Артем. Его трясло, как в лихорадке). Мне надо побыть одному.
СЦЕНА 17
 (домик-бунгало  у моря, слышен шум прибоя.  Входят  Женька и Фэй Хуа,  страстно целуются, Женька увлекает ее на невысокую жесткую кровать. Потом они разгоряченные молча приходят в себя. Фэй Хуа смущенная и подавленная прячет свое пылающее лицо на его груди, лежит на боку, белея своим красивым нагим телом. Женька пытается заглянуть в глаза девушки, но та не дает приподнять свое лицо. Наконец, он добился своего и увидел, что глаза ее влажны, а взгляд смущен и подавлен).
ЖЕНЬКА: Тебе было больно?
ФЭЙ ХУА: Немножко.
ЖЕНЬКА: А почему ты плачешь?
ФЭЙ ХУА: От счастья.
(играет музыка. Женька спит, а ФЭЙ ХУА, подперев щеку рукой смотрит на него).
ЖЕНЬКА: (во сне) Стой! Нет! Фэй Хуа…
ФЭЙ ХУА: Женя, Женя, я здесь, проснись.
ЖЕНЬКА: Господи, ты здесь, я ведь чуть не потерял тебя, как вовремя ты меня разбудила. Сон мне приснился, будто мы с тобой ловим у большой пещеры рыбу. Вдруг из пещеры выскакивают какие-то люди в черном. Они хватают тебя и тащат  в черный зев подземелья. Ты кричишь, бьешься, протягиваешь ко мне руки. Но мои ноги  точно приросли к земле, я не могу сдвинуться с места. А ты вот-вот пропадешь из виду. Я кричу, зову тебя, и сердце мое разрывается. Ты где-то была? От тебя пахнет ветром.
ФЭЙ ХУА: Я бегала  к морю. Там свежо и красиво.
ЖЕНЬКА: Это ты свежа и красива. Я люблю тебя.
ФЭЙ ХУА: И я тебя люблю.
ЖЕНЬКА: Пошли купаться!
ФЭЙ ХУА: Вода очень  холодная, прямо ледяная.
ЖЕНЬКА: Ерунда. Вперед.
(музыка. Там же в бунгало, входят Женька и Фэй Хуа. Он в одних плавках, с мокрыми волосами, он прямо на пороге начинает ее обнимать)
ФЭЙ ХУА: Женя, не надо увидят. (она понарошку  отбивается от него, а сама доверчиво льнет к нему, как бы мимоходом целует его мокрое лицо влажными теплыми губами.
ЖЕНЬКА: (громко)Пусть видят. Пусть все видят, какая девушка меня любит. Почему девушка? Ты моя жена! Моя жена!
ФЭЙ ХУА: Женя перестань!
ЖЕНЬКА: Почему перестань? Ты моя жена, ты родишь мне детей. Сколько ты мне родишь детей? Ты родишь мне трех мальчиков и одну девочку. Ты поняла?!
ФЭЙ ХУА: Ха-ха-ха. Женя. В Китае больше одного ребенка родить нельзя.
ЖЕНЬКА: А кто сказал, что ты будешь рожать детей в Китае? Ты будешь рожать их в России.
ФЭЙ ХУА: И буду работать твоей секретаршей?
ЖЕНЬКА: Нет, ты будешь работать моей женой, матерью моих детей. 
(Женька докрасна растирается полотенцем)..
ФЭЙ ХУА: Женя, а как это работать женой?
ЖЕНЬКА: Как?  Иди-ка сюда.
ФЭЙ ХУА: Ох, Женя!
(музыка. Женька и Фэй Хуа обедают)
ЖЕНЬКА: Скажи, Фэй Хуа,  Ты веришь в судьбу?
ФЭЙ ХУА: Конечно!
ЖЕНЬКА: Ты думаешь, что мы должны были встретиться?
ФЭЙ ХУА: Да, правильно.
ЖЕНЬКА: И ты берегла себя для того, о котором даже не догадывалась?
ФЭЙ ХУА: (смеется). Почему? Я тебя ждала.
ЖЕНЬКА: Господи, какой у тебя красивый смех. А дальше что?
ФЭЙ ХУА: Не знаю.
ЖЕНЬКА: А я знаю! Да, знаю. Я увезу тебя к себе, на Байкал. Там не просто красиво, там божественно красиво! Там синей небо, ярче звезды. Там такая тайга! Там мои родители, бабушка, братья. Знаешь, как они будут тебя любить. Потому что тебя невозможно не любить. Ты согласна? Ведь так и будет?
ФЭЙ ХУА:  Наверное, во всяком случае, я этого очень хочу.
ЖЕНЬКА: Что за сомнения, девочка моя?
ФЭЙ ХУА: Женя, мне отчего-то тревожно. Надо бабушке позвонить.
ЖЕНЬКА: Родная, не включай телефон, не надо никуда звонить, я прошу тебя, - почему-то шепотом проговорил Женька. – Мы же на необитаемом острове. Здесь нет связи, здесь только ты и я. Ты слышишь? Ты и я.
(Проснулся Женька от шума волн. Фэй Хуа спала на его плече, подогнув колено. Женька молча смотрел нее, боясь пошевельнуться. Фэй Хуа открывает глаза).
ЖЕНЬКА: Спи, родная, ночи в мае короткие.
ФЭЙ ХУА: Спасибо. С добрым утром.
ЖЕНЬКА: Цзао шан! Как ты спала?
ФЭЙ ХУА: Хорошо.
ЖЕНЬКА: Что ты видела во сне?
ФЭЙ ХУА: Видела что-то, не помню. Крепко спала. Но что-то не совсем хорошее, тревожное.
ЖЕНЬКА: Это на погоду.  Слышишь, море шумит и плещет, ветер поднимается. Пойдем завтракать?
ФЭЙ ХУА: Надо бабушке позвонить. Отвернись, пожалуйста, я оденусь.
ЖЕНЬКА: Ни за что!
ФЭЙ ХУА: Ладно. (Она  стыдливо улыбнувшись,  стала одеваться, все же повернувшись к Женьке спиной. Потом она поправила свои волосы, закинув загорелы руки за голову, заколола сливовые пряди заколкой. Достала мобильник, набрала номер) Бабушка!  Что случилось? Но мы же договорились… Все равно не верит, м-м-м… Места себе не находит? А при чем здесь Сю Юй? Ладно, ладно. Да выезжаем. Да, выезжаю.
ЖЕНЬКА: Что случилось?
ФЭЙ ХУА: Мама закатила истерику, нас… меня потеряла.
ЖЕНЬКА: А что ты дома сказала, куда едешь?
ФЭЙ ХУА: Сказала, что к бабушке.
ЖЕНЬКА:  А бабушке?
(Фэй Хуа выразительно смотрит на Женьку).
ЖЕНЬКА: Значит, бабушка  все знала?
ФЭЙ ХУА: Да, правильно. А если позвонит мама, бабушка должна была сказать, что мы уехали с подругой в Порт-Артур. И что у меня, наверное, сел телефон, И что я заночевала у подруги.
ЖЕНЬКА: Хорошая легенда, правдивая. А что, мама не поверила?
ФЭЙ ХУА: (раздраженно) Женя. Дай мне собраться с мыслями.
ЖЕНЬКА: (обиженно) Как хочешь.
ФЭЙ ХУА: Ладно. Не обижайся. Там Сю Юй, ну жених мой поднял тревогу. Он сказал маме, что тебя тоже нет в школе, что нас случайно вместе увидел Ван, как мы садились в такси. Вот мама и подняла тревогу. Надо ехать, Дэн.
ЖЕНЬКА: Значит твоя мама, скажем прямо, не очень меня жалует.
(Фэй Хуа  кивнула).
ЖЕНЬКА: А бабушка?
ФЭЙ ХУА: А бабушка в тебя просто влюблена.
ЖЕНЬКА: Что ж, хоть это радует.
(звонит телефон, Фэй Хуа берет трубку)
ФЭЙ ХУА: Да, мама. Нет, мама. Нет, не надо меня встречать. Я еще не знаю на чем приеду. Нет, мама. Я была у подруги. Я приеду и все тебе объясню. Все.
СЦЕНА 18
(Несколько коротких сцен на фоне тревожной музыки). Сцена 1. Гремит гроза, дождь. На террасе, под навесом, где друзья пили недавно пиво и опять повздорили, появляется Артем. В руках у него шприц. Он подходит к парапету, облокачивается на него, некоторое время смотрит вниз. Потом делает себе укол. Оборачивается к сидящим за столиками, обводит всех блуждающим взглядом. Затем подпрыгнув садится на парапет. Начинает нервно смеяться, потом, четко отделяя слова, произносит: «Все будет хорошо»… Сцена 2. Женька идет по той же улице, где они подрались с Сю Юем. Он поглощен своими мыслями и не замечает, как  двое крепких парней стремительно на него нападают. Начинается жестокая  драка, участников которой увозит подоспевшая полиция. Сцена 3. В полицейском участке, распухшее от ударов лицо, разбитые губы, ноющие от пинков бока, недобрые взгляды полицейских, благородная, интеллигентная седая шевелюра консула, его встревоженный, решительный голос, откуда-то издалека:
КОНСУЛ: Давай, парень, домой собирайся. Иначе, влипнешь в историю, не выпутаешься. Они ведь на тебя все валят, мол, ты драку затеял.
ЖЕНЬКА: Ну, вы то верите, что это не так?
КОНСУЛ: Верю, а что толку. Тебе что, все надо обьяснять?
ЖЕНЬКА: Да понял я. Разрешите позвонить?(Консул протянул Женьке мобильный телефон. Но не домашний ни мобильный телефоны Фэй Хуа не отвечали). Никто не отвечает. Что я должен делать?
КОНСУЛ: Я уже все уладил. Подписывай бумаги, и я сейчас же увезу тебя отсюда. Билет на самолет уже купили. Заедем за вещами и сразу в аэропорт.
ЖЕНЬКА: А…
КОНСУЛ: По-другому нельзя. Нельзя, парень, итак наворотили вы тут дел.
ЖЕНЬКА: Как это наворотили? Я – наворотил.
КОНСУЛ: А ты, что не знаешь?
ЖЕНЬКА: Что не знаю?
КОНСУЛ: Ты не знаешь, что Артем погиб?
ЖЕНЬКА: Как это погиб?
КОНСУЛ: Выбросился с пятидесятого этажа.
ЖЕНЬКА: (плачет) Артем, Артемушка, Тёма, я чувствовал, я чувствовал, ну, почему, почему ты мне не поверил… Ну, почему…
(музыка)
 
СЦЕНА 19

(Деревянный дом барачного типа, небольшой по размеру, где размещается отряд «Передовой» Н-ской заставы. Сухой жар печи плывет  по комнате теплыми струями.  В пять рядов стоят двухярусные солдатские койки. В тусклом душном пространстве горит сороковаттка, крепким настоем висит, годами впитанный штукатуркой, сложный запах мужского пота, сохнущих портянок, кирзы, сапожного крема, оружейки. В окошко виден двор с собачьей будкой, с высоким, неровным, покосившимся забором, традиционный, сложенный из кирпича и выкрашенный в зелено-красную полоску пограничный столб, сарай для дров, небольшой отсыпанный щебенкой плац,  наблюдательная вышка. Простенькие ворота, сваренные из арматуры,  с висящим на них небольшим алюминиевым, кажущимся потешным для такого обьекта, замком. Невысокое ограждение из колючей проволоки, которое легко можно перепрыгнуть. Вместе с замком в воротные ушки продета толстая суровая нить. Оба конца ее заведены на деревянную, с углублением плашку и залиты сургучом с отчетливо видным оттиском печати – государственная граница. На некоторых койках спят солдаты-пограничники. Женька лежит на верхнем ярусе и смотрит в окно. Дверь открывается и входит Мишка Кирсанов по прозвищу Чех. Он в шинели, шапке, с автоматом и подсумками. Раздевается у вешалки. Ставит автомат в ружейный шкаф.).
ЖЕНЬКА: (оборачивается на дверь, говорит вполголоса) Привет доблестным дозорным.  Как обстоят дела с нарушителями?
ЧЕХ: Замэрз як на морском днэ, как говорил Попандопулло. (подставляет ладони к плите)  И это только ноябрь. Представляю, что нас ждет впереди. С нарушителями, говоришь…  Опять видел эту особу в пальто с мерлушкой. Красивая такая, прохаживается вдоль фонарей  и все в нашу сторону поглядывает. Я ее в визуалку хорошо разглядел. Шпионка, наверное (Чех улыбается своей шутке.  Без шинели Чех статный, крепкий атлет. Гимнастерка плотно облегает его крепкое тело и кажется, что если он напряжет свои  бисцепсы, ткань расползется по швам. Чех скидывает один о другой сапоги и, не снимая обмундирования, ложится на соседнюю койку).
Кайф! Слышь, Баляба, я чё подумал, может это твоя китайская принцесса там прохаживается, тебя ищет. Как ее там зовут, ты говорил, Цветок сливы или Банановый аромат?
ЖЕНЬКА: Фантазером работать не пробовал? И не лапай мой светлый образ своими заскорузлыми граблями.
ЧЕХ: (смеется) А чё, неплохо бы да? В увольнительную бы на пару-тройку дней отпустили на ту сторону, оторвались бы с подружкой по полной. Там ведь не то, что у нас: жрачка копеешная, шмотки разные. Это российские кровососы все не наедятся, а там вожди все же думают о народе.
ЖЕНЬКА: Ты-то откуда знаешь,  о чем они думают?
ЧЕХ: А я чё не вижу в какую строну по железке гонят нефть, бензин, лес и металлолом? Оттуда только порожняк идет. Да ты же сам рассказывал, помнишь в курилке еще летом?
ЖЕНЬКА: (со вздохом) Рассказывал…
ЧЕХ: Не держится у тебя, Баляба, теплая водица в одном месте. Чесал бы языком поменьше, так и со старлеем Дзюбой был бы полный ажур. А так он невзлюбил тебя – из наряда в наряд посылает.
ЖЕНЬКА: Ничего, потерпим. А сам-то ты… Кто тебя за язык тянул тогда же ляпнуть при старлее, мол, я нашу власть защищать не буду, потому что там сидят те, кто развалил страну, ворюги и проходимцы. Про Чубайса давай трындеть, про Ельцина. Дзюба же сразу на меня все стрелки перевел, что это  я тебе политинформацию прочитал.
ЧЕХ: А что, я неправду сказал?
ЖЕНЬКА: Да кого волнует твоя правда? Это же ФСБэшные войска. Они власть защищают. Любую. А тут солдат, погранец, заявляет, что в случае какой-то заварушки свалит из части. Конечно, получился скандал. Еще скажи спасибо, что из части не турнули.
ЧЕХ: А то они сами так не думают, им же тоже не сладко: зарплаты копеечные, жилья нет, это что, не ельцинская заслуга, в ковычках, конечно…
ЖЕНЬКА: Мало ли кто чего думает. Есть долг, честь в конце концов. Да и Ельцина уже тю-тю. Сейчас Путин отдувается за лихие девяностые. Батя мой говорит, что у него получается, а я бате верю, у него чутье на все эти политические дела.
ЧЕХ: (заливисто хохочет) Слышь, вспомнил, как тебя менты с армейкой развели, вежливо так попросили, мол проедемте, кое-что уточнить надо. А сами в военкомат привезли и повесточку под расписочку. Ну, ты и лох Баляба. 
ЖЕНЬКА: Так кто ж знал. Я ведь когда прилетел из Шеньяна целый месяц ходил, как чумной. Морда в синяках, на звонки в Китае никто не отвечает. И тут эти менты. Я -то думал, что это с Китаем связано, с Артемом…
ЧЕХ: …да, жалко парня…
ЖЕНЬКА: …а меня под белы рученьки и в военкомат. А там, как узнали, что владею китайским, сразу записали в погранцы. Кстати, «покупателем» из части был сам Дзюба, он меня сюда привез. А потом, когда узнал про мою историю, так и взъелся.
ЧЕХ: А как он узнал?
ЖЕНЬКА: Да я сам рассказал.
ЧЕХ: Ну и балбес, что рассказал.
ЖЕНЬКА: Так он же ФСБшник. Как короед влез в душу, ну, я ему все и выложил: и про Китай с любовью,  про Артема и Фэй Хуа. Смотрю, а у него рожа киснет, глаза злостью горят, а губы стали на куриную жопу похожи. Ну, я смикитил, что не туда гребу, хотел дать задний ход, да поздно.
ЧЕХ: Знаешь, моя бабушка всегда говорит: нашел молчи, потерял молчи. Целее будешь.
ЖЕНЬКА: Да кто ж знал-то и чего он взъелся.
ЧЕХ: Я слышал у него кто-то из родственников на Даманском погиб, вот он и ненавидит Китай.
ЖЕНЬКА: Он бы еще про Нерчинский договор вспомнил…
ЧЕХ: (неожиданно, пристально глядя на Женьку) Слышь,  а ведь на той стороне точно твоя китайская пассия разгуливает, а? Колись, ведь и ты видел ее?
ЖЕНЬКА: (смутившись) Да, Чех, это она. Ума не приложу, как она меня нашла?
ЧЕХ: Да очень просто: могла написать родителям, ведь она знала твой адрес?
ЖЕНЬКА: Да, знала. Я перед поездкой на учебу сделал несколько визиток… Конечно, знала. А я сижу голову ломаю.
ЧЕХ: Так, понятно же о чем думаешь! Не о любви же. У девушки молодки, загорелося в середке… (Чех захохотал)
ЖЕНЬКА: Чех, все переводишь на ниже пояса.
ЧЕХ: А на что еще переводить? Ты думаешь, я поверю, что здоровый мужик полгода не имевший женщину будет думать о высокой любви?
ЖЕНЬКА: Ладно. Ты мне вот, что скажи. Как мы сможем увидеться?
ЧЕХ: Да это-то проще простого. Тут до их колючки, до пропускного пункта  пятьдесят метров. Всех видно. Смотри сколько хочешь, можешь даже пару слов сказать, чтобы Дзюба не слышал.
ЖЕНЬКА: Точно!
ЧЕХ: Но ты же о свиданке мечтаешь.
ЖЕНЬКА: Мечтаю, если она вообще возможна.
ЧЕХ: В этом мире ничего невозможного нет.
ЖЕНЬКА: Как ты себе это представляешь?
ЧЕХ: А я-то почему должен это себе представлять?
(на соседней койке заворочался солдат)
СОЛДАТ: Эй, бойцы, может, вы свои проблемы обсудите где-нибудь в другом месте? Мне в наряд через полчаса, дайте поспать.
ЧЕХ: Все, все умолкаю, а то по шее получу, и подвиг свой не совершу.

СЦЕНА 20
( в пограничном отряде)
ГОЛОС: Рядовой Балябин к командиру.
(начальник заставы майор Сизов, подтянутый, стройный, рядом низкорослый и худощавый старлей Дзюба)
ЖЕНЬКА: (переходит на строевой шаг) Товарищ майор…
МАЙОР: Вольно. Кто эта Фей Хуа?
ЖЕНЬКА: Девушка, моя знакомая.
МАЙОР: А она говорит, что невеста.
ЖЕНЬКА:  Так точно, товарищ майор, невеста!
МАЙОР: Встретиться с тобой хочет. Звонил мне их начальник заставы. Просил не отказать: беременная твоя невеста.
ЖЕНЬКА: Что?!
МАЙОР: Вот так-то! Значит так, договорились, что она перейдет границу, и вы встретитесь на нашей таможне. Я сегодня уезжаю, поэтому все вопросы к старшему лейтенанту Дзюбе. (майор кивает на стоящего рядом старлея). Я ему уже все объяснил. Ладно, боец, любви все нации покорны, но родину не забывай.
ЖЕНЬКА: Так точно.

СЦЕНА 21
(Женька стоит у ограждения из колючки.  Он в шинеле. На той стороне в пальто стоит  Фэй Хуа. Она весело и машет ему рукой).
ЖЕНЬКА: Как ты меня нашла?
ФЭЙ ХУА: Скоро все тебе расскажу.
ДЗЮБА: Рядовой Балябин, отойдите от ограждения.
ЖЕНЬКА: А что я такого противоправного совершил, товарищ старший лейтенант? (покорно и даже заискивающе).
ДЗЮБА: Рядовой Балябин, вы не слышали приказа? В расположение шагом марш! Вы не на прогулке. Это граница. При несоблюдении правил – стрельба на поражение. Вы это слышали.
ДЗЮБА: Есть?! Но…
ДЗЮБА: Вы не слышали приказ?!
( Женька уходит,  посматривает в щелочку в заборе, грея дыханием руки, нервно похаживает, чтобы согреться. С той стороны раздался тревожный голос ).
ФЭЙ ХУА: Женя, Женя.
(Женька бежитв узкую калитку в заборе,  перепрыгивает   заборчик из колючки. Он не слышит, как беспорядочно захлопали выстрелы с той и другой стороны. Он видел только, как испуганно металась на той стороне его Фэй Хуа, что-то крича ему и взмахивая руками. Он не пробежал, а пролетел эти пятьдесят метров одним махом. И вот он рядом, вот они гладкие круглые ладони в ямочках, чуть покрасневшие от мороза, сливовые волосы из-под кокетливой шапочки. Их разделяет только один, совсем несерьезный ряд колючей проволоки, еще миг и он перелетит через эту преграду, как птица. Но что это так остро кольнуло в спину и так тяжело дышать. Он хватается пальцами за колючую проволоку)
ЖЕНЬКА: Фэй Хуа, родная… Я знал, что ты найдешь меня…ты плачешь? Ты плачешь от счастья?