Старый дуб

Сколько мне лет?
Хм, интересный вопрос. Если бы я был человеком, то исчислял бы свой возраст месяцами, складывающимися в год.
Если бы я был волком, то мой возраст был бы равен пережитым голодным зимам.
Если бы я был птицей, то измерял бы свои лета колличество перелетов на юг.

Но я дуб, не имеющий ног, чтобы обойти эту землю вокруг.
Я дерево, не имеющее острых зубов, чтобы драться за свою жизнь до первой крови.
Я исполин, стоящий на холме, но не имеющий возможность взлететь над этим миром.

В моей кроне вьют гнёзда птицы, и я становлюсь крестным отцом птенцам, становящимся на крыло. Я являюсь свидетелем их взросления, и провожаю в первый перелёт на юг.

Под моими могучими корнями укрываются звери, зализывая кровоточащие раны. И я плачу вместе с ними от боли и страха.

В тени моей листвы находят убежище влюбленные, и я становлюсь хранителем их тайны, затерянной в шелесте листьев.

Знатным мастером был Данила, первым кузнецом на всю округу. Слава о его мастерстве простиралась на сотни вёрст. Косы, выкованные Данилой, были остры, как ятаганы  татар.
Подковы, которыми Данила подковывал лошадей, были легки, как перья лебедей.
А мечи, которые ковал Данила, рубили головы врагов, как серп колосья пшеницы.

Сильный, и могучий был кузнец Данила. Но вся его мощь пала к ногам ясноокой Алёны. Полюбил он её, пуще собственной жизни. Без её синих глаз небо казалось серым. Без её сияющей улыбки солнце теряло свою яркость.

А что же  Алена?
Дочь купца, первая красавица на селе, была сосватана за постылого Михаила, на которого глаза не поднимались смотреть, и сердце замирало от отвращения.
То ли дело Данила, о котором девушка думала день и ночь, и ловила каждый стук его молота, разносившийся по селу.

Вот их то и укрывал я в своих ветвях. Помню каждый поцелуй, который Данила запечатлевал на челе своей любимой. Помню каждый вздох, вырвавшийся из  груди, когда она падала в его объятия.

- Любимая, ты свет очей моих. Мысли о тебе не дают уснуть. Твой образ хранит моё сердце. Ты смысл моей жизни,- шептал Данила, прижимая к могучей груди Алёну.

- Сердце моё навеки отдано тебе. Оно бьётся, когда ты рядом, и замирает, когда тебя нет. Душа моя там, где ты,- отвечала Алёна, подставляя лицо для поцелуев.

Но не долго суждено было длится этому счастью. Прознал Михаил про соперника, да про их тайное место.
Впервые в жизни я пожалел, что родился бессловесным деревом, обречённым молча стоять, и от бессилия истекать горькой смолой.

Спрятались в моих ветвях разбойники, подкупленные Михаилом, чтобы погубить соперника.
Всё произошло  быстро.
Счастливый Данила прибежал под мою крону первым, облокотился о ствол, да так и остался стоять на веки вечные.
Десять острых стрел вонзились в его могучую грудь, пригвоздив его тело ко мне.

Ох и горько же мне было, ох и больно. Нет, не от стрел больно, а от того крика, который издала Алёна, увидав своего любимого. Долго она кричала, горько плакала, а я, проклятый истукан, не имеющий возможности утешить, стоял, и просил небо о смерти, чтобы больше никогда не видеть этой боли.

С почестями похоронили Данилу, так и не узнав, кто посмел поднять руку на мастера.

Бессловесную и обезумевшую от горя Алёну, готовили к свадьбе. Она молчала, когда ей готовили приданное. Молчала и в день девичника, когда девки собравшись вечером шутили и пели песни.
А в день свадьбы, когда её обряжали в подвенечный убор, отпросилась выйти на двор.

Прибежала она простоволосая ко мне, обняла ствол, и заголосила:
- Не могу я жить без тебя, любимый мой. Не могу дышать без тебя, жизнь моя. Не бьётся моё сердце, когда тебя нет рядом. Я иду к тебе, душа моя.

Оторвалась она от меня, и бросилась с обрыва в реку.
Вот и дождался Данила свою любимую. Соединились два любящих сердца на том свете.

Сколько мне лет?
Да кто ж его знает, если на моём стволе не счетное колличество зарубок.
Если моя кора помнит теплоту сотен рук.
Если моя крона хранит сотни сказанных клятв.

А я устал просить небо о смерти.
Значит ещё не время.
Ещё не все птицы вылетели из гнёзд в моей кроне.
Ещё не все  звери зализали свои раны в моих корнях.
Ещё не все клятвы были произнесены в тени моей листвы.
Ещё не всё дни, отпущенные мне на земле, прожиты!

И буду стоять я на этом утёсе столько лет, сколько Господу Богу будет угодно!