Разные миры одного мира

Жизнь у меня никогда не была и, наверное, не могла быть обеспеченной и устроенной, как у моих сородичей бурят, живущих в России и связанных друг с другом крепчайшими узами родства, одних и тех же понятий, языка, обычаев, традиций, восприятия истории, религиозных канонов и всего того, что связывает людей, которые не выходят за пределы своих, скажем так, этнопсихологических границ. Как я выпал из этих границ не знаю, но у меня такое ощущение, что меня там никогда и не было, хотя это невозможно представить, но на это всегда намекали сородичи. А сегодня очевидно, что возможности войти в этот круг нет никакой, даже при моём очень хорошем знании языка, обычаев, традиций. Как бы я переводил с бурятского языка, не зная ничего этого?
Но только в пожилом возрасте я ощутил, что меня в этих кругах стали довольно сносно воспринимать, а в некоторых случаях – ещё и уважать, даже несмотря на то, что я старался избегать этой, казалось бы моей, среды. Ведь там я никогда не найду того, что мне нужно и того, что я ищу, а то, о чём говорится и восхваляется этой средой, живёт во мне, как неотъемлемая часть моей крови, требуя постоянного обновления и развития, то есть темы этой среды я знаю лучше среды. И помню, что всякое восхваление - задержка развития на радость врагам, если они есть, а любое развитие - победа над ними и собой. Всё излечивается методичным образованием...

Причин недоумевать или обижаться на такое восприятие не было и нет, а притворяться своим – только увеличивать обман и случившуюся в генах размолвку. Ещё неизвестно – кто прав.
Единственное недоумение: отсутствие какой-либо цивилизационной идентичности моих сородичей в повседневной жизни, а то, что присутствует на сцене и на показ никак нельзя отнести к устоявшейся и развивающейся культуре какой-нибудь цивилизации.
Мне казалось, и до сих кажется, что тут какой-то большой обман, что это нечто отдельное вообще от каких-либо цивилизаций, пусть даже и хорошее, человечное на первый взгляд… Подмена цивилизационной идентичности какими-то другими понятиями, пусть даже близкими к традиционным, – ничем, кроме обмана, быть не может, обнаружение такого обмана – не только трагедия народа, но личная трагедия каждого человека, оторванного от своей цивилизации произведённой подменой. Путь к полному исчезновению начинается с потери идентичноти. Сначала исчезает язык, потом культура оказывается на сцене и т. д. и т. п... Никакая "Алтаргана" и финансы уже не спасут...
Неужели такую подмену я чувствовал всегда?
Есть ли подобные мне люди среди бурят? Конечно. И довольно много. Отличие наше в том, что мы никогда не жили в автономных и республиканских образованиях, определённых Россией для бурят.

Другое дело – монгольский мир за пределами моего края или России. Там я всегда был и буду принят безоговорочно, с большим уважением и почётом. Именно как свой. Знание родного языка не играло никакой роли. Хорошее знание русского языка воспринималось с большим одобрением и как пример для остальных. Знание монгольского языка подразумевалось на генетическом уровне. То, что есть в генах всегда может ожить и обогатиться при общении, что случалось и будет случаться при каждой встрече с людьми своей цивилизации. В эти дни я без особого труда перевожу с оригиналов произведения монгольских писателей.
Монголы мира без сомнений воспринимали и воспринимают меня, как представителя монгольской цивилизации. Эту цивилизацию я не то, чтобы воспринимал, но был и остаюсь человеком этой культуры, этой цивилизации, её естественной частью. Более того, во мне всегда живёт ощущение, что я воин этой культуры.
Вот почему я каждой клеткой ощущал и ощущаю несомненное величие и мировое значение своей цивилизации, намеренное замалчивание и принижение её значения, многих фактов её истории. Мне казалось, что моя цивилизация погружена в глубокую и многовековую дремоту, а то, что на поверхности только короста и пыль на историческом исполине, реальное присутствие которого каждый истолковывает на свой лад, убавляя реальность и привнося самые невероятные выдумки в зависимости от уровня развития и культуры…

Но большинство знающих меня или знакомых с моим творчеством людей без никаких раздумий и сомнений относили и относят меня к человеку русской культуры и цивилизации, чего я никогда не оспаривал и не собираюсь оспаривать. Мне довелось родиться в славянской среде, с юности изучать старославянский, древнерусский и современный русский языки. Моя среда всегда была средой русской цивилизации, ибо никакая другая цивилизация не могла меня окружать.
Сильнейшее влияние на меня оказали скитания по Забайкалью, особенно Нерчинские Заводы, куда, как я определил позже, пришла кондовая Русь и откуда началась Российская империя. Места эти краеведы называли Мунгальскими серебряными копями. Я жил в этом старинном русском селе, построенном по образцу Санкт-Петербурга, начала XVIII века. Посудите сами – первое серебро России было найдено на месте Нерчинских Заводов в 1676 году, образцы выплавлены в 1689 году, Санкт-Петербург основан в 1703 году, Нерчинский Завод основан в 1704 году. Серебро и золото Нерчинского горного округа дали мощнейший толчок и преобразовали Русь в Российскую империю…
Жилищем моим в Нерчинском Заводе была избушка, по окна вросшая в землю, возраст подслеповатой избушки был чуть ли не 200-250 лет. Но вокруг стояли такие же, а может быть, более древние, строения, рядом – гора, где и добыли каторжники первое серебро России. Я ощущал себя озябшим писцом или дьячком петровской эпохи, живущим при свете коптилки во глубине сибирских руд...
Всё здесь дышало и жило историей, оживающей в моей памяти: речушками Алтача и Мунгача (Серебрянка), окриками конвойных и жандармов, разговорами каторжников, звонами цепей и ржанием лошадей. В морозном воздухе проступали очертания дома Кандинских, бывших церквей, казарм. Я находил в огородах старинные (1700-х годов) монеты, какие-то гильзы, ржавые штыки, бляхи, жители во время вспашки полей на склонах серебряной горы собирали отдельно пожелтевшие от времени черепа, рядом было кладбище, где, говорили, покоятся начальники заводов. Выше – земля, усеянная костьми каторжников: на закате солнца ровная земля начинает рябить ямками и холмиками…
Во снах мне читали стихи Бальдауф и его товарищи, первые поэты Сибири, родившиеся здесь, учившиеся в Петербурге, знавшие Пушкина, рассказывал о Нерчинском горном округе Иван Багашев, первый журналист Сибири, выпускавший рукописную газету. Недалеко от места, где я жил родились писатели Константин Седых и Василий Балябин, известные по романам «Даурия» и «Забайкальцы».
Книги или дневники многих просвещённых людей России не надо было изучать по каким-то программам, ибо они здесь жили, томились в тюрьмах и на каторге, становились, как бы, моими знакомыми и просто делились своими мыслями и текстами, которые я встречал в библиотеках и домах своих друзей.
В общем, жизнь моя сложилась таким образом, что однажды, когда я сказал какое-то нерусское слово, женщина, жившая со мной, удивлённо воскликнула: «Ты говоришь, как нерусский». А когда я заметил, что я и есть нерусский, то она всплеснула руками и засмеялась: «Я и не знала вовсе!»

В 1990-х годов я начал изучать самостоятельно английский язык, надо было читать в оригинале письма моего дяди из США; в начале 2000-годов, выпуская еврейскую газету "Йом Тов", я с огромным интересом изучал мир еврейского народа; мировую культуру и историю я изучал всю жизнь. Для возникновения интереса не нужны поводы, повод - это ты сам и твоя жизнь. Всё и всегда будет только промежуточным звеном и никогда не станет цельным и вечным. Всюду были и есть свои, промежуточные, миры. И в каждом надо быть человеком.
А ещё я должен сказать, что учебные и образовательные программы гуманитарного направления не имеют ничего общего с развитием человека. Напротив, они обедняют и усредняют его возможные знания.

Прошли годы… Вопросы идентификации меня уже не волнуют. Но иногда мне радостно сознавать, что я человек двух цивилизаций – монгольской и русской, мне радостно ощущать через свой опыт, что человек не только может, но и должен вмещать в себя все миры, что всякая локальность только тормозит и задерживает развитие разных людей, живущих на одной Земле. Людей, которые веками, через войны и раздоры, отчуждённости и открытия, пробиваются навстречу друг другу для того, чтобы, наконец-то, забыть о мнимых различиях и просто жить, не подмахивая никому и не выпячивая свои особенности, но неустанно познавая и открывая бесконечную Вселенную.
Вот почему любому человеку для развития необходимо освободиться от каких бы то ни было этнопсихологических границ и оков, но помня о них, как о ступенях на пути к свободе, от маленьких миров - к большому миру всех людей. Культуры и страны – должны становиться прочитанными книгами, а инфантильность развития лучше не замечать. Но если эта инфантильность связана с имперским сознанием, то – презирать и даже ненавидеть для того, чтобы не заразиться.

На снимке: у входа в штольню серебряной горы Крестовка. Нерчинский Завод, 2004 год. Приехал навестить родную каторгу, которую поначалу называли Мунгальскими серебряными копями.

* * *

В миражах моих Гоби и красный туман,
И Монголия дремлет за этим туманом.
Неужели подняв на земле ураган
Наша воля и дух сметены ураганом?

Неужели нас нет? Неужели мы - сброд,
Полегли род за родом, за племенем - племя?
Собираясь в поход, погибает народ.
Но по всем континентам рассеяно семя...
 
О, как тяжко мне видеть ваш ищущий взгляд,
Дорогие, любимые сёстры и братья!
Кто ещё на Земле нам сестра или брат?
Поднимайтесь, родные, раскройте объятья!

Сами мы для себя - вечный узел проблем.
От кого и когда ждёте вы откровенья
Всё пытаясь сравнить себя с кем-то? Зачем?
И какие для нас существуют сравненья?!

Философия наша не быт - Бытиё,
Всё вмещая в себя, только ложь отторгает.
И монгольская речь, (пусть не знаю её),
Будто вечная память во мне смолкает.