Краевед Александр Епанчин

   Александр Сороковиков   


    КРАЕВЕД АЛЕКСАНДР ЕПАНЧИН 

   Если говорить об Александре Александровиче Епанчине (25.12.1948 – 21.08.1998), историке и краеведе из Мурома, то нужно оставить с самого начала попытки охарактеризовать его   деятельность одной формулировкой. Не имея специального образования, он внес столь большой вклад  в дело развития краеведения Мурома, что могли позавидовать и облеченные степенями исследователи. Он был словно предопределен Богом на это поприще, а потому неудивительно, что эта страсть проявилось в нем еще в детстве. Иначе, как объяснить что 12-летний мальчик стал задаваться совсем не детскими вопросами: интересоваться историей края, собирать сведения об Илье Муромце, об истории монастырей и храмов, заниматься археологическими изысканиями. Возможно это было еще игра, но в этих играх был уже некий стержень, некоторая твердая составляющая, которая и определила впоследствии главное направление его жизни. В этом же возрасте появилось стойкое стремление к изучению генеалогии и геральдики. Это стало второй главной страстью его жизни. Изучать генеалогию Рода Епанчиных он начал именно тогда, пользуясь не только семейным преданием, но и архивными сведениями. К семнадцати годам родословная Епанчиных была составлена полностью, начиная от Гланды Камбилы, князя Решского, потомка Прусских королей.
   Гланда Камбила, в крещении Иоанн, является родоначальником Дома Романовых, а также и других родственных Царствующему Дому родов. Генеалогия, для Александра Епанчина являлась, по его словам, такой же страстью, как история и краеведение. Например, в письме (от 18-02-82г.) к своему другу, Н.В. Тутолмину из Санкт-Петербурга, он пишет: «…коллега по любви и увлекательнейшему делу – генеалогии. Ведь наша страсть к ней, это не тщеславие, а уважение к своим предкам, к истории нашей Родины, желание знать ее роль, кою род сыграл в истории, вклад, кою он внес в нее. В основе нашей любви и страсти лежит извечный вопрос: «Откуда мы, кто мы, куда мы идем?»
   Несколько позже, вновь пишет Тутолмину о генеалогии, завершая письмо в юмористическом ключе: «Воистину, генеалогия вспомогательная историческая дисциплина. Благодаря ей, я еще лучше узнал и постоянно узнаю историю (России и мировую), а недавно, занявшись божественными предками моей двоюродной тетушки, обстоятельно изучил генеалогию Олимпийских богов (донельзя безнравственную), о коей у меня ранее было весьма туманное представление».
   Насколько же, на самом деле серьезно, Александр Александрович относился к этой науке, видно из письма его (от 4-03-86г.) к Первому вице-предводителю и герольдмейстейру Российского, Предводителю Московского дворянских собраний Сапожникову Сергею Алексеевичу: «Ведь в генеалогии, как в капле, отражается Троичность Мира – Генеалогия, Иконография, Геральдика. Эти три науки равны, едины и неделимы, ибо суть три лица одной души».
   Изучая с детских лет историю, генеалогию, руководствуясь семейным преданием, Александр Александрович доказал, с большой долей вероятности, что основатель Дома Романовых Гланда Камбила и св. прав. Прокопий Устюжский, Христа ради юродивый, это одно лицо. К теме, насколько верны эти сведения, есть смысл вернуться позже, а сейчас, обратимся к биографии Александра Александровича Епанчина.


   Жизнеописание Александра Александровича Епанчина

   Если говорить о родословии Александра Епанчина, начиная от легендарных предков Андрея Кобылы (сына Гланды Камбилы), то первое колено связано с именем князя Виссикука, принадлежащему к племени аланов, сарматскому народу из массагетов. Аланы, в Первые века по Р.Х. являлись пассионарным народом, поэтому неудивительно, что странствуя, они достигали не только пределов Пруссии и Скандинавии, но также Индии, и островов Туманного Альбиона. Основатель Дома Романовых, князь Гланда Камбила (в крещении – Иоанн), принадлежал к 14-му колену, начиная от Виссикука и жил во второй половине Х;;; века. У него было двое сыновей, Андрей Кобыла и Феодор, по прозвищу Шевляга.
   Андрей Иванович Кобыла, его старший сын, явился родоначальником не только Дома Романовых, но и других боярских родов, например – Кобылиных, Кошкиных, Захарьиных, Коновнициных, Шереметьевых, Колычевых, Мотовиловых, Епанчиных…
   Основатель рода Епанчиных, Семен Константинович Епанча, родившийся около 1435 года, принадлежал к 5-му колену потомков Гланда Камбилы, и являлся его праправнуком по прямой. Александр Александрович принадлежал уже к 21-му колену. На основании краткой автобиографии, которую Александр Александрович составил сам, Нина Сергеевна, его супруга, написала более развернутое жизнеописание. В контексте настоящей статьи приведем сокращенный его вариант, с дополнениями из автобиографии, составленной самим А.А. Епанчиным:
   «Александр Александрович Епанчин родился 25 декабря 1948 г. в г. Муроме. Все его ближайшие предки жили в Санкт-Петербурге, но жизнь Александра Епанчина, историка и краеведа, прошла вдали от столиц, вдали от магистральных путей большой науки.
   Он принадлежал к древнему дворянскому роду Епанчиных. И, наверное, будет уместным подчеркнуть, что это, пожалуй, один из немногих родов России, где в семье было три адмирала. В начале ХVII века поселились Епанчины на Волоке, в нынешнем Боровичском уезде Новгородской губернии, где жили до 1917 года. Александр Александрович так писал об этом, для детского журнала «Купель»: «Род наш был морским, и особенно в нем отличились адмиралы Николай Петрович, Иван Петрович, и их племянник Алексей Павлович Епанчины».
   С образованием в 1990 году общественной организации «Союз потомков Российского Дворянства – Российское Дворянское собрание» (РДС), Александр Александрович и его мать Анна Алексеевна Епанчины были приняты в действительные члены этой организации с вручением дипломов: № 78 (протокол № 11 от 19.12.1990г. решения Совета Дворянского Собрания) и № 79 (протокол № 20 от 22.11.1991г.)
   Жили они вместе с мамой на частной квартире в доме муромской мещанки Клавдии Ивановны Антоновой, на ул. Советской – 35 (в настоящее время на месте нескольких частных домов, находившихся здесь, построен 5-этажный кирпичный дом, тоже под номером – 35) до 1963 года, когда Анна Алексеевна наконец-то получила свою квартиру на Московской 37-а. Здесь и прошла вся его жизнь.
   Таинство крещения совершил в этом же частном доме, 13 января 1949 года, о. Иоанн Дроздов (1889-1968) протоиерей Благовещенского собора. Восприемниками были – он же (о. Иоанн) и Мария Александровна Сенько-Поповская, в прошлом жена вице-губернатора г. Орла, сосланная в Муром за свое дворянское происхождение и прожившая здесь до конца своих дней (20 марта 1975 г.) Ее отец довольно известный в свое время музыкант-любитель, ученик и друг П.А. Чайковского.
   В 1956-1960 годах учился в начальной школе №4, а потом – в средней школе № 18, известной в городе как «Тимирязевская академия». В это же время учился в музыкальной школе № 1. В 1971 г. поступил на вечернее отделение радиотехникума, учебу в котором вскоре бросил, так как изучение технических дисциплин очень уж не отвечало его гуманитарному складу и казалось непреодолимо скучным и неинтересным.
   Все это время, после окончания восьмилетки, работал в разных местах, пытался получить техническое образование. Например, один  только список занятий показывает, его острую неудовлетворенность собой, стремление к поиску себя в жизни. Учеба в профтехучилище, а затем в школе рабочей молодежи, сменилась  поприщем в качестве рабочего-геодезиста. Поработав на телеграфе, и в качестве ученика слесаря, поступил на курсы компрессорщиков, по окончании которых два года проработал на производстве. Учеба в радиотехникуме тоже была проходящей. Для искателя истины премудрости «века сего» были непреодолимо скучны.
   Все эти годы страстно увлекался историей России и Европы, генеалогией российского дворянства, вел археологические изыскания, собрал богатую коллекцию предметов старины. С помощью матери собрал одну из лучших библиотек в Муроме по историческим дисциплинам.
   В 1973 г. поступил работать смотрителем в Муромский  краеведческий музей, учась одновременно с этим в школе рабочей молодежи. Здесь познакомился с Ниной Сергеевной Селиверстовой, простого происхождения, из крестьян Меленковского р-на Владимирской области, которая стала его женой. Это был второй брак. Первый брак оказался недолговечным и очень быстро распался.
   Среднее образование Александр Александрович завершил в  1974 году в вечерней школе № 1. В этом же году была сделана попытка поступить на истфак Горьковского университета, но, по чьему-то небрежению, во время пересылки документы были потеряны почтой.
   Александр Александрович был воспитан своей матерью Анной Алексеевной Епанчиной, жизнь и судьба которой заслуживают отдельного повествования, и которая по настойчивой просьбе сына и Нины Сергеевны, его жены,  успела оставить свои краткие воспоминания. Их небольшая часть, под названием «Блокадные странички», была опубликована Ниной Сергеевной в «Новой провинции» 20 апреля 2000 года, а также в газете «Дворянский вестник», № 5-6 за 2000г. (г. Москва).
   Биографическая справка в информационном бюллетене РДС гласит: «Анна Алексеевна Епанчина родилась 26 июля (8 августа н.ст.) 1913 года в Санкт-Петербурге. Педагог-музыковед. В 1941 г. окончила теоретический факультет Ленинградской консерваторию Работала с 1937 по 1942 годы в Ленинграде…  Дочь тайного советника Алексея Алексеевича Епанчина (1858-1941гг.) и его второй жены Марии Александровны, урожденной Вереха (1878-1941гг.), выпускницы Императорского Павловского института. Дед  Алексей Павлович Епанчин (1823-1913гг.) адмирал, директор Императорского Морского Училища. Все предки, как правило, служили на флоте и по военному ведомству».
   Анна Алексеевна, похоронив в блокаду всех своих родных и близких, в 1943 году оказалась в Муроме. При ее самом деятельном участии в городе в декабре 1943 года была открыта музыкальная школа (в настоящее время ДШИ № 1 им. А.А. Епанчиной), и Анна Алексеевна стала ее первым директором.
   Огромное влияние на А.А. Епанчина оказала и его тетка Надежда Алексеевна (1890-1968гг.), бывшая инокиня Воскресенско-Покровского монастыря Лужского уезда Петроградской губернии, которая после всех ссылок и тюрем за свою принадлежность к монашеству обосновалась в Муроме, так как проживать в Ленинграде ей, как бывшей ссыльной, было запрещено. Это обстоятельство сыграло решающую роль и в  жизни Анны Алексеевны; возвращаться в Ленинград без своей сестры она, по ее словам, не имела морального права.
   Анна Алексеевна смогла создать такую обстановку в доме, которая способствовала самообразованию сына, а труд был немалый.  Да, он образовал себя сам, и в этом было одно из главных его достоинств. В доме всегда было множество книг. Здесь и художественная классика, и научно-популярная литература, и серьезные научные издания, и словарная литература и так далее. Воображение мальчика просто наполнялось образами прочитанного.
   С раннего детства Сашу окружали образованные, интеллигентные люди, с которыми его мама поддерживала дружеские отношения. Это была среда, так называемая, бывших ссыльных. В Муроме была целая колония таких людей, которые были высланы из столичных городов (Москвы и Ленинграда): кто за свое непролетарское происхождение, кто за принадлежность к духовенству, а кто еще за что-нибудь.
   По прошествии многих лет, листая «жалобную книгу» Епанчиных («книга» для гостей, представляющая собой две обычные ученические тетради), не перестаешь удивляться той теплоте душевного общения, которая царила в их доме. У них в гостях были разные люди: ученые, писатели, музыканты, артисты, журналисты, лица духовного звания, коллеги Анны Алексеевны, среди которых было много ее бывших учеников, и просто муромские  друзья и знакомые. Многие из них оставили свои автографы здесь. Среди них, собственно, с него и началась эта «книга», великий музыкант, всемирно известный виолончелист М.Л. Растропович (1973 г.); народный артист России, профессор Санкт-Петербургской консерватории, композитор Б. Тищенко (1993 г.);  известный византолог, филолог Л.А. Фрейберг (1984 г.); потомки прав. Иулиании Лазаревской, проживающей ныне в Париже, среди них Н.М. Осоргин и И.С. Самарина. И многие, многие другие.
   Гостей подкупала их деликатность не только в силу высокой внутренней и наследственности. Но и в силу их личной одаренности. И как тут не вспомнить Л.А. Фрейберг, которая уже будучи очень больной, по воспоминаниям своих друзей, не раз говорила: «Как хочется в Муром, …к Саше!»
   Круг интересов А.А. Епанчина был огромен. Письма к нему, без всякого преувеличения, шли со всех концов тогдашнего СССР. Его знали и ценили многие историки и генеалоги. Среди них:
   - Андрей Валентинович [Пац-] Помарнацкий (1903-1987 гг.) – историк и искусствовед, научный сотрудник ряда ленинградских музеев, последнее время – главный хранитель отдела русской культуры Государственного Эрмитажа; автор многих трудов по истории отечественной культуры;
   - Александр Александрович Григоров (1902-1989 гг.) – почетный гражданин г. Костромы, выдающийся генеалог;
   - Игорь Васильевич Сахаров – президент русского генеалогического общества Санкт-Петербурга (с 1991 г.);
   - Ольга Андреевна Белоброва – научный сотрудник отдела древнерусской литературы Института русской литературы (Пушкинский Дом);
   - Мария Петровна Арапова (1900-1985 гг.) – по женской линии правнучка Н.Н. Ланской, урожденная Гончаровой.
   В связи с этим именем нельзя не сказать о том, что во время войны, в оккупированной и голодной Гатчине, ее мать (сама Мария Петровна в это время отбывала 20-летний срок тюремного заключения) Александру Андреевну, урожденную баронессу Майдель, навестил главнокомандующий финской армии (будущий президент Финляндии), барон Г.К. Маннергейм (1867-1951 гг.), с предложением своего покровительства и помощи, она ответила: «Я не могу принять Вашего предложения; моя страна находится в состоянии войны с вашей страной. До свиданья, до лучших времен». Они для нее так и не наступили. На глазах малолетнего внука она была убита грабителями, позарившихся на продукты, которые ей оставил Маннергейм.
   Среди его корреспондентов было много и личных друзей. И один из них, Н.В. Тутолмин (Санкт-Петербург), выражая свое ощущение потери после кончины Александра, писал: «каждое его письмо было как свидание,  -  такими они были живыми и непосредственными. Всегда казалось, что мы виделись совсем недавно».
   Принадлежность к такому древнему роду способствовала тому, что А.А. Епанчин серьезно и глубоко занимался генеалогическими исследованиями по истории как своего рода, так и других дворянских родов. «Родословная книга Епанчиных» была им составлена в 1967 году. Тому способствовала помощь со стороны его мамы Анны Алексеевны и тети монахини Надежды Алексеевны, которые, несмотря на все ужасы войны, тюрем и ссылок, сохранили семейные фотографии, документы, родословную роспись. Кроме этих сведений, им был изучен и систематизирован огромный материал из разных исторических источников. Тут были и сочинения С.М. Соловьева, его «История России с древнейших времен», и «Энциклопедический словарь» Брокгауза и Эфрона, также воспоминания русского дипломата, впоследствии генерала советской армии, писателя А.А. Игнатьева «Пятьдесят лет в строю», и исторический очерк «Морской кадетский корпус» (СПб, 1901).
   Кроме того, он вел огромную переписку с различными музеями и архивами СССР, где, по его предположению, могла встречаться фамилия Епанчиных. Но по большому счету, А.А. Епанчин работал над своей родословной всю свою жизнь. К счастью, с началом перестройки у него появилась легальная возможность работать в архивах, что позволило уже напрямую получать данные по генеалогии.
   Со своей второй женой, Ниной Сергеевной Селиверстовой, с которой познакомился в 1973 г. в школе рабочей молодежи, Александр Александрович счастливо прожил до конца своих дней. В ней он нашел не только родную половинку, но и соратницу во всех своих делах. Венчание их состоялось 14 ноября 1975 г. в Сухуми в Благовещенском грузинском соборе (бывшая греческая церковь). С 1984 по 1992 гг. он работал над родословной и своей жены. Сложность этой работы заключалась в том, что в отличие от дворянской, крестьянская среда обычно не имела традиции передачи из поколения в поколение документов и материалов личного происхождения. Родословие крестьян существовала в устном предании. Поэтому, Александру Александровичу приходилось много работать в архивах, изучая ревизские «сказки», пользоваться церковно-приходскими книгами, материалами первой Всероссийской переписи населения 1897 года, личным опросом родственников. Таким образом, род Селиверстовых был выведен им, по мужской линии – с начала ХVIII века, по женской – с первой половины XVII. 
   Людям, относящимся с усмешкой и пренебрежением к этому роду занятий, он замечал, подчеркивая важность генеалогической науки, что она является помощницей истории, а историю творят люди. И умение ощутить себя в  цепи поколений – это один из элементов культуры человека. Александр испытывал настоящую душевную боль из-за того, что в нашей стране после 1917 г. произошла массовая утрата индивидуальной и семейной генеалогической памяти, что в пределах двух-трех поколений произошло массовое истребление этой памяти.
   Неутомимый и самоотверженный собиратель и трепетный хранитель местных исторических, фольклорных и церковных преданий, он скрупулезно записывал все, что сохранили в своей памяти муромские старожилы; собирал предметы минувшего, по настоящему болея душей, чтобы ничего не пропало и не исчезло из того, что когда-то было жизнью города. Здесь и фотографии, документы, предметы быта, детали сносимых деревянных домов. Небольшая коллекции резных наличников с таких домов сейчас находится в музее.
   Еще мальчиком в 1962 г. он был награжден почетной грамотой за участие в Первой городской выставке коллекционеров-любителей. В своей собирательской деятельности он по праву являлся продолжателем дела муромского краеведа Николая Гавриловича Добрынкина. И конечно же, когда один из муромских коллекционеров в мае 1973 г. принес ему книгу, в которой Николай Гаврилович оформил свое краеведческое наследие и которая датирована 1880 годом, впоследствии получившая название «Альбом Добрынкина», чутье краведа не позволило ему остаться равнодушным, и он приобрел этот альбом. Можно отметить, что после его кончины в музей передано 481 наименование предметов и документов из его собрания.
   Александр Александрович оставил после себя богатый краеведческий архив. Часть его была издана в 2000 г. под названием «Топонимика Мурома и его окрестностей», в количестве 150 экз., а в 2001 г. переиздана тиражем в 100 экз. Это издание его работ вызвало искренний интерес,  как среди земляков, так и других людей знавших автора.
   Так О.А. Белоброва (Институт русской культуры) писала по этому поводу: «Сердечное спасибо за книгу Александра Александровича «Топонимика Мурома и его окрестностей»… Академик Д.С. Лихачев до конца своих дней очень ценил краеведческий труд и радовался, если выходили издания на местах. Ваш подарок позволяет оценить бескорыстную и такую обширную работу Вашего мужа… Она найдет здесь заинтересованного читателя, поверьте! И, тем самым, труд А.А. продлит благодарную память о нем…» Должно отметить, что эта книга была помещена в библиотеку древнерусской литературы ИРЛИ РАН.
   С 1994 года Александр Александрович начал печататься в газете «Дворянский вестник». В ней были опубликованы следующие работы: «Адмирал А.П. Епанчин» (№ 7/10, 1994); «К 900-летию крещения Муромской земли» (№ 10/41, 1997); «Святой благоверный князь Петр и святая благоверная княгиня Феврония – Муромские чудотворцы» (№ 6/49 и № 7/50, 1998); «Святые прав. Иулиания, прав. Георгий, прп. Феодосия и Младенец неизвестного пола, Лазаревские» (№ 12/55, 1998).
   Для детского православного журнала «Купель» (изд-во «Паломник», Москва) он подготовил четыре небольших очерка, опубликованные уже после его смерти: «Не бойся, король Датский, Епанчин с тобой» (№ 3/7, 1998); «Святой богатырь Илия» (№ 1/8 1999); «Муромские предания» (№ 2/9 1999); «Предания старины глубокой» (№ 2/12, 2000).
   Небольшая часть собранного им краеведческого материала была использована в сборнике «Нижегородские христианские легенды», в главе «Легенды о местном крае». Сборник выпустила кафедра русской литературы Нижегородского госуниверситета им. Н.И. Лобачевского. К сожалению, при ссылках на рукопись была допущена ошибка в его имени: вместо Александра указан Михаил.
   С началом проведения (1991 г.) в Муроме ежегодных Добрынкинских чтений, Александр Александрович, особенно в первые годы, являлся их активным участником.
   Но все-таки, главным определяющим качеством его натуры, было духовное, религиозное отношение к русской истории. А.А. Епанчин, как и его мать, Анна Алексеевна, были духовными людьми в истинном смысле этого слова. По настоящему верующий и воцерковленный человек, он был влюблен в историю России, ее святыни и храмы. И как недавно заметила З.П.  Давыдова (друг семьи Епанчиных, в прошлом преподаватель музыкального училища им. Гнесиных, Москва), знавшая Сашу с детства, в своих устных воспоминаниях: «Как же загорались глаза у этого мальчика, когда речь заходила о русских храмах, об этой, десятилетиями погубляемой, но, Слава Богу, не погибшей окончательно красоты. И невольно чувствовалось, что в этот момент, этой юной душе открываются Небеса» (Москва, ноябрь 2000 г. квартира Евлампиевых).
   Здесь же можно смело утверждать, что среди муромских краеведов, знатоков древних духовных святынь края, ему не было равных. Его уникальный материал «Забытые святые и святыни Мурома» был опубликован в 1993 году в «Муромском сборнике», благодаря коллективу научных сотрудников краеведческого музея. Эти материалы стали достоянием наших современников и введены в церковный оборот.
   Также, в небольшом сборнике «Жития святых и подвижников благочестия града Мурома», выпущенном в 1999 году Свято-Троицким женским монастырем, был использован материал А.А.Епанчина, относящийся к местночтимым святым и подвижникам из этой его работы. Это относится к жизнеописаниям: «Благоверный князь Феодор Феодорович»; «Протоиерей отец Гавриил Васильевич Ястребов»; «Старец  Антоний Муромский (1762-1851 гг.) – в Муромском сборнике – «Антоний Грошовник»; «Схиархимандрит Аполлоний»; «Благоверный князь Георгий Ярославич».
   Работа и усилия Александра Александровича, в конце концов способствовали тому, что администрацией города и городским фондом культуры были восстановлены кресты на могилах супругов Ермаковых (1993 г.) на Напольном кладбище; на могиле протоиерея о. Гавриила Ястребова (1997 г.) около Вознесенской церкви, братией монастыря во главе с игуменом Кириллом; на месте убиения св. Михаила (1996 г.) православным братством при мужском Благовещенском монастыре, игуменом Кронидом. Но, о своей роли в восстановлении этих святынь, он говорил очень опосредованно. Так в своем небольшом очерке «К 900-летию крещения Муромской земли», он писал: «Вечером был молебен в Благовещенском монастыре у могил местночтимых святого Василия (+1129 г.) и преподобного Иулиана (+1637 г.). Такого не было с 1919 года, когда был разогнан монастырь. Могилы были утеряны, как и место убиения св. Михаила… да и сама память об этом абсолютно стерлась из сознания поколений, выросших при богоборческой власти, и только благодаря одному боголюбцу (подчеркнуто Н.С. Епанчиной), все это записавшему и измерившему, все ныне восстановлено».
   Менее чем за год до кончины, он сказал своей супруге: «Ты, на всякий случай, запомни: мой материал о забытых святых  и святынях и моя «топонимика» - это уникальный материал».
   Александр Александрович скоропостижно скончался 21 августа 1998 года и его кончину переживал весь православный Муром. На ночь перед похоронами, гроб с его телом, с благословения матушки Тавифы, игумении Свято-Троицкого женского монастыря, был поставлен в Троицкий собор, и около него сестры-насельницы непрерывно читали Псалтирь. До момента похорон его поминали на всех службах и в обиходе всего церковного дня и ночи. Утром 25 августа состоялось соборное отпевание. Чин отпевания совершали шесть священников во главе с игуменом Кириллом. Кроме священнослужителей г. Мурома был иерей Николай Ненароков из Москвы.
   Почти все духовенство было на кладбище. На поминальной трапезе было зачитана телеграмма с соболезнованиями от Российского Дворянского Собрания. Уже после всего, когда в тесном кругу собрались родные и близкие, отец Николай Ненароков сказал: «Похороны Александра Александровича – яркое свидетельство рождения его в Жизнь Вечную!»
   В «Летописи Муромского Свято-Троицкого женского епархиального монастыря», изданной в 2001 году к 10-летию возрождения обители (1991 г.), отмечены его заслуги христианина, всей своей жизнью чтущего память, как великий Божий дар. В день 21-го августа сделана следующая запись: «В день почитания Толгской иконы Божией Матери скоропостижно скончался известный в Муроме краевед Александр Александрович Епанчин. Именно по его инициативе и его стараниями в 1989 году, мощи Муромских святых – благоверных князей Константина, Михаила и Феодора, Петра и Февронии, праведной Иулиании Лазаревской – были возвращены из историко-художественного музея в Благовещенский собор, тогда единственный действующий храм в городе. Отпевание усопшего по воле его вдовы было совершено в Свято-Троицкой обители 25 августа…» (с. 280-282).
   В отличие от предков, которые в основном служили по военному ведомству, Александра Александровича Господь отметил другим служением: изучением православной истории Муромского края, отысканием и описанием его забытых святых и святынь, возрождения их из советского небытия.
   За это свое ревностное служение, 31 августа 1996 года, он был награжден Архиерейским Благословением во внимание к усердным и прилежным трудам: «К 900-летию Муромского Спасского монастыря».
   В своем благодарственном письме, по этому поводу, он писал Владыке Евлогию:

   «Ваше Высокопреосвященство!
   Мне очень трудно передать чувства свои. С одной стороны, это огромная честь для меня,  а с другой – чувствую и знаю, что не «аксиос». Ибо все, что я знаю, что собрал и записал, это не мое, а Божие и народа православного, и Господь, почему-то, когда кругом разбрасывали камни, поставил меня собирателем. А ныне пришло время отдавать. «Твоя от Твоих, Тебе приносящее о всех и за вся».
   Спаси Вас Господи, Владыко, за честь, оказанную мне недостойному. Покуда дух мой пребывает во плоти, служить буду Церкви нашей отдавая «Богу Богово».
   Прошу Св. молитв Ваших и Архипастырского Благословения.
   А.А. Епанчин. Муром. 3 сентября 1996 г.»

   Нина Сергеевна Епанчина, составившая жизнеописание своего мужа, высказала в его заключении, по мнению автора, неложную мысль: «Меня все чаще и чаще посещает «крамольная» мысль: может и не записал он вовсе ту красивую легенду: «Благочестивые люди видят, что каждую полночь растворяются святые врата Благовещенского монастыря, и из них в большой золоченой карете выезжают Константин, Михаил и Феодор, одетые в дорогие одежды. И едут к кафедральному собору Рождества Богородицы, где их встречают св. Петр и Феврония. Помолясь, они все вместе тихо, плавно объезжают город, незримо охраняя его», а все сам когда-то увидел это своим духовным зрением. Как знать…»

   Даже беглый осмотр трудов Александра Епанчина поражает своей эрудицией, глубоким знанием материала и широтой познаний. С трудом верится, что все это собрал, систематизировал и описал человек, не имеющий не только специального, но, и вообще, высшего образования. Человек, который работал, то рабочим-геодезистом, то почтальоном, то компрессорщиком на заводе, а в последний годы, как он писал Т.Р. Руди, научному сотруднику «Пушкинского Дома» в Санкт-Петербурге: «Работаю в ПАТП, мою моторы. Есть плюсы и минусы, но доволен, и – очень».
   Историю, предания Муромского края, и собственно жития святых, как прославленных, так и местночтимых, Александр Александрович знал настолько хорошо, что буквально – «от зубов отскакивало», по слову знавших его. Когда же начинал говорить об Илье Муромце, то слушателю казалось, что он знал былинного богатыря лично, настолько скрупулезной была привязка к местности, к развитию во времени, к людям живущим в этих местах, и даже, конкретно к каждому дому на той или иной улице.
   В числе первых, он начал ратовать за восстановление старинных Муромских монастырей, а также, по их открытии, за передачу мощей святых из музея. Большинство иногородних паломников, самыми важными святынями представляются Спасский монастырь и Свято-Троицкая обитель, где находятся мощи св. князей Петра и Февронии. Но православный Муром начался не здесь. Крещение муромлян произошло неподалеку от того места, где сейчас на высоком берегу находится Благовещенский монастырь. Муромский кремль располагался на территории монастыря и окрестностях, поэтому место сие является для города сакральным. Александр Александрович уделял огромное внимание изучению истории этой обители, ибо отсюда Слово Христово широко распространилось по всему краю.


   Святой князь Константин – креститель Мурома

   Если говорить о Муроме, то для большинства людей этот город связан со святыми князьями Петром и Февронией. Это совершенно не случайно, так как с древних времен они стали почитаться русским народом, как покровители христианской семьи. Александр Александрович Епанчин, в своих изысканиях уделил им достаточно внимания. Но, нас интересуют те аспекты, которые остаются вне поля зрения массового читателя. А именно, история крещения муромлян, ибо, не будь такового события, то, и не появились бы на Руси столь великие покровители христианской семьи. Ко всему, надо отметить, что благоверный князь Петр являлся правнуком крестителя Мурома, благоверного князя Константина.
   Первые семена христианства в Муроме были посеяны св. блг. кн. Глебом, сыном св. равноап. кн. Владимира в 988 г. (по другим источн. 1010, 1013 г.) сменившем на княжении брата своего св. блг. кн. Бориса, но проповедь его не увенчалась успехом. Сам св. Глеб был вынужден жить не в городе, а в построенных им загородних крепостях: 1 – на месте Борисоглебского мужского монастыря в с. Борисоглеб, 2 – по преданию, близ города, где он воздвиг деревянную Спасо-Преображенскую церковь «что на бору». Впоследствии здесь был основан Спасский мужской монастырь, по преданию братом св. Константина, муромским кн. Олегом Святославовичем в 1077 году.
   В конце XI века муромское княжение досталось двум братьям – св. блг. Константину (в рождении – Ярослав, во святом крещении Панкратий) и Давиду Святославовичам, внукам Ярослава Мудрого.
   Некоторое время в Муроме правил князь Давид, и только после Любечского съезда князей, состоявшемся в 1097 году, Муром вновь достался св. Константину. Взяв с собой отцовское благословение – чудотворную икону Божией Матери, получившей затем название «Муромской», св. Константин с супругой св. блг. кн. Ириной  и сыновьями, св. блг. князьями Михаилом и Феодором, с епископом Василием (местночтимый святой), духовенством и переселенцами, прибыл в Муром из Киева. Не доходя до города, он, не желая кровпролития, выслал вперед сына Михаила для мирных переговоров. Муромляне заманив молодого князя в город, убили его, а тело, вывезя за город, бросили в лесу на дороге. Как только муромляне бросили тело мученика, произошло чудо – тело просияло неземным светом, от него пошло благоухание, послышалось ангельское пение. В ужасе убийцы бежали и закрылись в городе.
   На месте убийства князя Михаила была построена Предтеченская церковь. По перенесении ее в XIX столетии на другое место построена часовня Усекновения главы Иоанна Предтечи. Ныне на этом месте стоит Памятный Крест.
   После битвы под стенами города св. Константин, одержав победу, въехал в Муром. Он поселился на месте первого Муромского кремля, исторического центра города, к тому времени заброшенного, так называемого Старого Вышнего Городища. Св. Константин поставил здесь свой Княжий двор, который осыпал валом. Этот вал частично сохранился  в саду западнее Благовещенского монастыря и под западной стеной Троицкого женского монастыря.
   На дворе св. Константин построил деревянную Благовещенскую церковь, в которой поместил чудотворную икону Божьей Матери. Под храмом был погребен св. Михаил. Это был первый храм в городе, так как Спасский монастырь находился за пределами городских стен.  Вторым храмом был Борисоглебский собор, кафедра епископа, по преданию находившийся на месте Троицкого монастыря.
   По прошествии некоторого времени, язычники, недовольные проповедью христианства, составили заговор, вылившийся в открытый бунт. Христиане, собравшись в Благовещенском храме, стали молиться перед образом Божией Матери, и раздался глас с неба: «Константин! Ты был раб верен в малом, над многими поставлю тя. Вниди в радость Господа твоего. Не бойся, Аз с тобою!» Тогда св. Константин, взяв икону Божьей Матери, вышел один к мятежникам, и свершилось чудо – икона просияла ослепительным светом. В ужасе муромляне пали на колени и попросили крестить их. Вскоре произошло это невиданное для города событие. По преданию, крещение совершилось в заливе Оки, получившем от этого события название озеро Кстово. Во время совершения таинства произошло еще одно чудо – возгремел гром, так, что город поколебался, и огненные лучи осенили с неба новообращенных. Впоследствии Ока размыла берега залива, и Кстово слилось с ней. Это место находится перед южной половиной бывшего производства № 1 комбината «Красный луч».
   Над местом крещения был основан вскоре Воздвиженский женский монастырь. Затем он был упразднен и обращен в приходской храм. В 1929 г. закрыт и впоследствии разрушен. После крещения муромлян св. Константин стал основывать монастыри и строить храмы по всему княжеству, при монастырях открывались училища. Таким образом, кончился языческий период истории Мурома, а также был положен конец исламизации края, ибо часть его жителей успела принять мусульманство от соседних волжских булгар.
   В 1123 г. св. Константин перешел княжить в Чернигов, где в 1124 г. скончалась св. Ирина. Тело ее было перевезено в Муром и погребено рядом с сыном под Благовещенской церковью. В 1127 году св. Константин вернулся в Муром, где княжил до своей кончины. По преданию, при нем был написан образ Спаса Нерукотворного, висевший первоначально на Базарных воротах Кремля, а затем в Спасской часовне. Ныне эта святыня находится в муромском музее. 23 февраля 1129 года скончались князья Константин и Феодор, и 12 марта были погребены под Благовещенской церковью, рядом со св. Михаилом и св. Ириной.
   По преданию, у св. Феодора был сын Феодор, являющийся местночтимым святым, также погребенным под Благовещенской церковью вместе с остальными.
   В том же 1129 году скончался свт. Василий, первый  епископ Мурома. Из летописи муромского кафедрального собора известно, что им был впервые основан Благовещенский монастырь. При последнем епископе Мурома, свт. Василии II, мощи святых князей Константина, Ирины и сыновей их были обретены. Случилось это в 1288 г. после явления старице Варсонофии Матери Божьей и святых муромских князей.
   1293 году, после татарского разгрома Мурома, город был перенесен на другое место, на так называемый «Городок» близ с. Чаадаево и лишь только в 1351 году, св. блг. кн. Георгий Ярославич (местночтимый святой), внук святых Петра и Февронии, придя из Киева возродил Муром на прежнем месте. Здесь надо отметить, что св. Петр являлся праправнуком святых Константина и Ирины. Князь Георгий Ярославич возродил, в том числе Борисоглебский собор и Благовещенскую церковь, поселившись на месте двора св. Константина.
   В 1355 году на Муром напал рязанский князь Федор Глебович и согнал св. Георгия с престола. После суда в Орде, Муром был отдан князю Федору, которому св. Георгий был выдан головой в Муром, где «с истомы у него умре».
   По прошествии времени Пресвятая Богородица с князьями явилась в ночном видении муромлянину, жившему в посаде, Петру Псковитянину, и повелела идти в Псков, где в кафедральном соборе находится чудотворная икона Константина, Михаила и Феодора, и взяв ее, перенести в Муром, в Благовещенскую церковь. Что тот и сделал, положив ее на мощах. По преданию, именно эта икона, что на протяжении всего нахождения св. мощей  в храме, всегда находилась рядом с ними, вплоть до настоящего времени, будучи помещенной на правом клиросе теплого храма. После этого события, в 1547 году было установлено празднование св. Константину, Михаилу и Феодору – 21 мая/ 3 июня. Впоследствии были добавлены еще дни празднования – Собор Владимирских святых и Собор Рязанских святых.
   Во время Казанского похода, 13-20 июля 1552 года, царь Иван Грозный, пребывая в Муроме, помолился у могил блгв. Князей, на которых в то время стояла рака, и дал обет; в случае победы построить каменную Благовещенскую церковь. По возвращении в Москву, во исполнение обета, Государь прислал каменщиков и других мастеров, и 3 июня 1553 года при копании рвов под фундамент храма были обретены на глубине аршина пять гробов  с нетленными мощами. Настоятель церкви о. Герасим благословил сразу же бить во все колокола, на зов которых сбежался весь город. И тут произошли два исцеления – глухонемой от рождения старушки и сына боярского Ионы, страдавшего застарелой болезнью.
   После окончания строительства храма в 1555 году, по желанию царя Ивана Грозного, епископ Рязанский Гурий вновь основал мужской монастырь, после чего перенес мощи всех пяти святых: Константина, Ирины, Михаила, Феодора и Феодора в придел им посвященный, где положил в новую раку перед алтарем на правой стороне возле стены.
   От царя Иоанна IV монастырю были даны во владение вотчины. Указ этот был подтвержден его сыном царем Феодором Иоанновичем. После разорения монастыря в 1616 году шайкой Лисовского, царь Михаил Федорович пожаловал обители грамоту на безоброчное вотчинное владение озерами в Муромском уезде в Клинском лугу.
   В середине XVII-го века собор пришел в аварийное состояние, поэтому был разобран до подклета и отстроен вновь. По преданию восстановил собор в 1664 г. Богдан Цветной, о котором сообщалось ранее в «Писцовой книге 1636-37 гг.»
   После страшных пожаров 1792 и 1805 годов, уничтоживших весь город, в том числе и Благовещенский монастырь, в 1811-12 годах была построена каменная стена с башнями и крестной часовней на юго-восточном углу. В начале нашего столетия была поставлена железная часовня на могилах муромского купца Хохлова и его жены.
   В 1791 г. на территории монастыря было открыто Духовное училище, впоследствии перенесенное в город на Сретенскую улицу.
   В 1812 г. во время захвата Москвы Наполеоном чудотворные иконы Владимирской и Иверской Божией Матери и сокровища кремлевских соборов были перед сдачей столицы увезены преосвящ. Августином, викарием Московской митрополии, и 10 сентября владыка прибыл в Муром. И хотя целью путешествия была Вологда, но по одним данным, по дороге из Владимира лошади сами повернули в Муром, по другим владыку неверно информировали по дороге, о том, что она ведет через Муром. Преосвященный остановился в комнатах настоятеля, а чудотворные иконы были помещены в соборе монастыря, где находились до 20 октября, когда были возвращены в Москву. В память этого события, 10 сентября ежегодно совершался всем духовенством и жителями крестный ход вокруг города.
   Муром был не раз посещаем Царствующими особами Дома Романовых. Так, вечером 14 августа 1837 г. Его Императорское Высочество Цесаревич Александр II Николаевич, в сопровождении генерала Кавелина, молодых офицеров, князей Борятинских, князя Одоевского, графов  Адлерберга и Крузенштерна, наставников – поэта Жуковского и Арсентьева, посетил Муром и в том числе Благовещенский монастырь, где приложился к святым мощам.
   26 августа 1902 года, Его Императорское Высочество Великий князь Константин Константинович (знаменитый – К.Р.) при проезде через Муром также посетил Благовещенский монастырь.
   Из настоятелей монастыря пользовался глубочайшим почитанием архим. Иннокентий (Никольский), уроженец Мурома, бывший прежде настоятелем Лукиановой пустыни  Владимирской губернии. Управлял обителью с 1899 по 1912 годы. Жития его было 78 лет. Могила находится перед алтарем собора, третья с юга. При нем спасался в обители, живя под собором, схиархим. Аполлоний, прославившийся прозорливостью и исцелением бесноватых с помощью шапочки из святых мест, с зашитыми в ней частицами святых мощей.  Скончался в 1904 году. Когда его хоронили, то многие, прикасаясь ко гробу, исцелялись. Могила его перед алтарем собора, крайняя с севера. На ней сохранился камень от прежнего памятника, который чудесным образом немного растет и исцеляет от болезней ног.
   Рядом с архим. Иннокентием, с юга, погребен архим. Алексий (в миру Андрей Полисадов), бывший настоятелем с 1882 по 8 апреля 1894 года. Это прадед поэта Андрея Вознесенского, у которого о нем написана поэма «Андрей Полисадов».
   Монастырь был разогнан в 1919 г. при архим. Мелетии. Перед разгоном монастыря власти стали разрывать монашеские могилы перед собором, в которых оказались нетленные мощи и перезахоранивать их на Напольном кладбище, но, увидев, что их очень много, перестали это делать. Последнее такое обретение было при ремонтных работах 1953 года.
   Последним настоятелем монастыря и последним его монахом был архим. Михаил (игум. Мельхиседек), обладавший даром прозорливости и чудотворений. При нем служил алтарником и звонарем блаж. Павел, давший обет юродства. В 1937 г. Павел пришел в исступление, волосы дыбом и грозным голосом стал предрекать скорую гибель обители. И действительно, вскоре он сам, игумен, весь притч и многие прихожане были арестованы за участие  в кружке некоей «сестры Николая II», приехавшей из Нижнего.
   В 1940 г. собор был закрыт и открыт в декабре 1942 г. уже как кафедральный, каковым оставался до осени 1944 года, когда был упразднен муромский викариат, а затем стал городским собором. В 1945-46 годах здесь служил иеромонах Пимен, будущий Святейший Патриарх.
   В 1989 году, 20 января, произошло великое событие: из музея были возвращены св. мощи муромских чудотворцев – св. блг. князей Петра и Февронии (в 1992 г. перенесены в Свято-Троицкий мон-рь), св. прав. Иулиании Лазаревской и местночтимого святого ее младенца из с. Лазарева. Мощи св. князей Константина, Ирины, Михаила, Феодора и Феодора, находились в Благовещенском соборе.

   Генеалогии, Александр Александрович уделял огромное внимание, заниматься своей родословной начал еще в детстве, и еще до получения им среднего образования, родословную свою составил, не прекращая уточнять ее до конца своих дней.
   Князья Решские, к которым принадлежал и основатель Рода Романовых князь Гланда Камбила, произошли от древних прусских королей и княжили на земле современной Пруссии, Полонии, Белоруссии, Литвы и Кенигсбергской области. Они воздвигли множество замков, городов, некоторые из них сохранились и до сих пор. Например, древний прусский город Данциг (ныне – Гданьск), и доныне сохранил свой герб, который полностью идентичен с гербом князей Решских, исключая только кумиропоклонный дуб, который, по видимому, был удален во время прихода в Пруссию католиков завоевателей. Но, случилось это много позднее. Поэтому, для большего понимания истории появления на Руси целой плеяды славных боярских и княжеских родов, должно обратиться к первоистокам.
   Как говорит предание Рода Епанчиных, предками Гланда Камбилы (в крещении – Иоанн Прусский) был некий Виссикук, который принадлежал к племени аланов, народу индо-иранской языковой группы, которые в свою очередь происходили из массагетов, кочевой народности. Собственно, название – массагеты, от латинского – Massagetae, что происходит от слов – «масс», «сака» и «та» - то есть – «большая сакская (скифская) орда», или «великие геты», они носили не по причине национальной принадлежности, а по месту обитания. Так в античном мире называли все кочевые народы, живущие в степях Каспия, Арала и Сырдарьи. Вспомним, что и славян живущих в Таврии, называли скифами, в то время, как они не имели к ним никакого отношения. О массагетах, согласно описаниям Геродота и Страбона известно, что это был народ сильный, обитал на территории Парфии и Согдианы. В столкновении с ним, погиб основатель Персидской державы, полководец Кир ;;. С ними вел войны персидский царь Дарий ; и Александр Македонский. Характерно, что территория массагетов, находясь в междуречье Сырдарьи и Амударьи, являла тем прообраз библейской территории – междуречья Тигр и Ефрат. То есть, той территории, где находился Эдемский сад, где жили прародители всего рода человеческого. И видимо, не случайно, что столь сильный и пассионарный народ обитал в местности, являющей собой прообраз древнего Эдема.
   К Первому веку от Р.Х. аланы уже выделились из среды сарматского племени и заселили степи и предгорья Северного Кавказа. Церковная история говорит о том, что Просветитель славянских народов Апостол Андрей Первозванный, до того, как совершил путь от Таврии до Новгорода, побывал в землях Северного Кавказа, просвещая Словом Истины живущие здесь народы. Самым отзывчивыми на проповедь Благой Вести, из живших в предгорьях Кавказа племен, были аланы (асы, или – осы, как их называли в те времена). Апостол Андрей дошел до местности, предшествующей нынешнему Владикавказу, после чего повернул назад, дабы отправиться  на проповедь к славянским народам.
   Возможно, не случайно, что аланы, будучи пассионарным народом, достигли в скором времени пределов Балтики, то есть, в буквальном смысле проследовали путем Апостола Андрея Первозванного.
   Князь Виссикук, живший в начале V века, являлся первым аланским князем, появившимся на территории прусских племен. Согласно легенде, он женился на богине Кильде, которая была сброшена в море богом Перкунасом. Виссикук выловил ее сетью и взял себе в жены. Она назвалась на земле Сиэвалкой и родила ему сына – Родогаиса. Впоследствии она вернулась на небо и стала богиней ссор и раздоров. Кильда – Сиэвалка считается покровительницей князей Решских.
   Следует заметить, что в легенде о божественном происхождении Прусских королей нет ничего удивительного, ибо для языческих народов не только Европы, но и других стран мира, небесное, то есть - божественное происхождение царя, являлось обязательным.
   Сын Виссикука Родогаис-Стипраис участвовал в 467 г. вместе с гальскими аланами в походе на Рим, во главе с королем Георгом. В битве при Бергамо король Георг был убит. По возвращении в Галлию в область франков, живших на Рейне, аланы были почти полностью истреблены. Через год, остатки войска, во главе с Родогаисом пришли на кораблях в устье реки Вислы и завоевали Пруссию, королем которой стал Родогаис-Стипраис. Он поселился на земле Саулос-Поль в долине реки Сонас. Происхождение потомков Родогаиса тоже было божественным, ибо согласно легенде, он женился на богине целомудрия и стыдливости – Гиэдине (Каоуниба), дочери бога Перкунаса и богини земли Жемини. Она родила ему двух сыновей, после чего он изгнал ее за измену с месяцем.
   Целомудрие Гиэдине оказалось ложным, потому что вернувшись на небо, родила еще девять сыновей, младший из которых был хромой черт Шлюйнис. После удаления жены Родогаис оставил королем Пруссии своего старшего сына Прутено.
   Прутено был королем Пруссии в течение тридцати лет, но на рубеже Пятого и Шестого веков между пруссами и аланами произошла война. Не сумев подавить восстание, по причине преклонного возраста, король отрекся от престола в пользу своего младшего брата Вейдавуда. Сам же основал святилище Ромовэ (Новый Рим), где поклонялся вечнозеленому кумиропоклонному дубу, став первым Криве-Кривейте (от слов – Хорив, Хорс, то есть – солнце), иначе – Верховным жрецом и судьей судей. Почувствовав приближение смерти, сжег себя на костре вместе с братом королем Вейдавудом, принеся свои жизни в жертву богам ради счастья народа.  Его второе имя было – Литталион, поэтому именем Прутено стали называться Литва и Пруссия.
   О Вейдавуде следует сказать более подробно, ибо он много сделал для объединения прибалтийских племен в единое государство, дав Пруссии первое законодательство.
   Согласно легенде, Вейдавуд, вместе с отцом Родогаисом, сопровождаемый войском и тремя великанами – Куокуривейсом, Кольпустуменсом и Гарбарждисом, отправился в поход на Рим. С великанами возник конфликт, поэтому Вейдавуду пришлось вступить с ними в схватку, из которой вышел победителем. Но в этом походе погиб и князь Родогаис. После гибели отца, Вейдавуд встал во главе отряда. На седьмой год похода, на обратном пути они добрались до Вислы, где построили корабли и поплыли в Пруссию. На острове Рюген они потерпели кораблекрушение.  Спасся только лишь Вейдавуд, которого приютил король острова Один. Отдохнув на острове, Вейдавуд поплыл в Пруссию и снова попал в бурю, которая его выбросила в царство ведьм и колдунов. Спасение пришло от земгильского князя Метцотниса, везшего на корабле похищенную невесту.
   На свадьбе князя Метцотниса Вейдавуд влюбился в его сестру Скинститу, попросил ее руки и женился на ней. Претерпев множество приключений (даже побывав в аду), он вернулся с молодой женой на родину. Скинстита родила ему одиннадцать сыновей и трех дочерей.
   После войны аланов с пруссами, происшедшей на рубеже Пятого и Шестого веков, его старший брат король Прутено уступил ему королевский престол и народ на вече утвердил его власть. Став королем, он приучил своих подданных к трудолюбию, земледелию и скотоводству. Научил письму, установил брачные союзы и упорядочил государственную религию, введя культ трех верховных богов: Потриненс – бог морской и водный, Перкунас – бог грома, и Паталог – бог ада. Эта троица была изображена на его знамени и на кумиропоклонном дубе в Ромовэ.
   Уже в зрелом возрасте, Вейдавуд женился во второй раз на аланке. Видимо, это не случайно, ибо дед его – Виссикук был чистокровным аланом. От второй жены у него родился двенадцатый сын – Литва.
   В старости, овдовев, разделил Пруссию между своими двенадцатью сыновьями, а сам ушел к старшему брату в Ромовэ, где стал жрецом Криве-Кривейте. В глубокой старости, он и его старший брат Прутено собрали народ на вече, на котором дали пруссам, литовцам, латышам, ливам, куртам и еми единый религиозный культ, дали гражданские законы и после этого сожгли себя на костре, принеся свои жизни в жертву богам, ради счастья своего народа.

   ДОПОЛНЕНИЯ:
   Карамзин в примечаниях к «Истории государства Российского» выписывает из хроники Стриновского, что Вейдавуд, оскорбленный междоусобием народным, говорил так своим единоземцам: «Если вы имели бы разум пчел, то ссоры ваши давно бы прекратились. Знайте, что рой повинуется одной матке, и что она для каждой пчелы определяет особую работу, выгоняя ленивых из улья; воспользуйтесь сим примером – изберите Государя и вручите ему судьбу вашу, да судит распри граждан, отвращает убийства. Злоупотребленья силы и печется о всеобщей безопасности». Народ единодушно избрал его в цари, а Вейдавуд был знаменит как в своем отечестве, так и в чужих землях, умом и богатством. Более кроткими наставлениями, нежели страстностью, он приучил своих подданных к трудолюбию, земледелию, скотоводству. Вот народная сказка, которая может иметь историческое основание.
   Н.М. Карамзин, том 1, пр.81, стр.36.

   Основанием истинности легенды о Вейдавуде служат и записи первого прусского епископа Христиана, который пишет следующее: «Когда состарился Вейдавуд, то он решил для увековечивания своих узаконений, принести себя вместе с братом своим, верховным жрецом Прутено, в жертву богам Священного Дуба. Они собрали общее народное собрание в Ромовэ; верховный жрец Прутено, сняв с себя развевающуюся жреческую одежду, явился в праздничном одеянии, а Вейдавуд в царской порфире. Они объявили народу, что боги приглашают их на такой пир, который далеко превосходит всякое земное счастье; затем, сказав народу назидательную речь, потребовали избрания нового короля и нового первосвященника, и рука об руку оба старца взошли на костер, который и был подожжен жрецами. Боги изъявили народу свою волю посредством страшных громовых раскатов».
   Если исследовать «Хронику» Стриновского, также «Хронику» И.Д. Ривиуса – Вильно, 1816 г., «Историю литовского народа» Нарбута, то о культе Ромовэ говорится довольно подробно. Например, Стриновский сообщает, что богослужение идолам началось в Пруссии и Литве следующим образом: в 503 году по Р.Х. когда над древними пруссами правил король Прутено, он, будучи уже старым, передал королевство своему брату Вейдавуду, который был по сказанию Эразма Стеллия аланского происхождения. Прутено был выбран верховным жрецом к идолопоклонному служению и переменил имя, согласно обряду. Со временем, простой народ стал называть всех верховных жрецов именем Криве-Кривейте (Хориве-Хоривейте), что значит ближайший к нам господин. Этому жрецу пруссы построили храм много стоивший им, под дубом, широко распустившимся, в котором месте на правой стороне поставили идол Перкунаса или Перуна, там, где теперь (1582 г.) находится Helligen Leil, то есть Святая Секира. Те же древние пруссы заложили город названный Roma nova, или – Новый Рим. (Таким образом, фамилия бояр Романовых, основателей Царской Династии, не случайна. Связь с Ромовэ – Новым Римом, здесь онтологически присутствует. – прим. авт.)
   Петр Дусберг в своей хронике говорит о местах, назначенных для богослужения древних пруссов: они не строили храмов для богослужения, а ставили своих идолов при дубах; самых известных было четыре: Ромовэ, Гейлигбейло, на берегу Вислы, около города Тарриннум и около города Валау.
   Культ Ромовэ просуществовал до конца Х;V века, когда в 1387 году, основатель династии Ягеллонов, польский король и великий князь литовский Ягайло (1385-1434) начал разрушение Ромовэ, перенесенный к тому времени в Вильно. Тогда в стене Перкунаса были обнаружены 121 из числа данных жрицей Немана кирпичей. Каким образом эти кирпичи появились в стене храма, предание говорит следующее: когда князь Геремунд решил построить Ромовэ в Вильно, то отец его князь Свинторог в 1263 г. направил послов к жрице реки Неман на зиму да желая узнать у судьбе Ромовэ. Жрица предсказала, что Ромовэ будет существовать до крещения Литвы и дала 122 кирпича (число лет до разрушения храма), отмеченных мистическими знаками с предсказаниями хороших и дурных лет. Последний был отмечен знаком двойного креста. Этот кирпич не был заложен в стену (почему Ягайло обнаружил только 121 кирпич), а был подарен Геремунду, и знак его был включен в герб древней Пруссии. Когда же пришло время заделки его в стену, Ромовэ был разрушен, и язычество окончательно ушло с исторической арены.
   В Вильно святилище Криве-Кривейте было перенесено накануне событий по завоеванию Пруссии тевтонами. Случилось это в 1245 году, по желанию князя Геремунда, который хотел этим укрепить свое княжение. Построенный им каменный храм Перкунаса имел 150 локтей в длину, в ширину 100 локтей и 15 локтей в высоту. Крыши он не имел, вход находился со стороны реки. При стене, напротив входа были капища, под ней склеп, в котором находились священные пресмыкающиеся. Над капищем возвышалась башня, превосходя высоту стен на 16 локтей. В башне стоял деревянный идол Перкунаса на кремнистом основании. Перед капищем был алтарь в 12 ступеней, каждая в поллоктя высоты и 3 локтя ширины и обнесен оградой. Алтарь – 3 локтя высоты и 9 квадратных локтей ширины. Сверху его украшали множество зубровых рогов. Каждая ступень была посвящена знаку Зодиака, и на каждой помесячно горел огонь. Высшая ступень – Рака, нижняя – Козерога. В алтаре в праздники сжигали принесенных в жертву животных. Здесь горел Зниг (Зиг – у германцев) – неугасимый священный огонь. На середине алтаря была впадина, оберегавшая огонь от дождя и ветра.
   Несколько в стороне находился дворец Криве-Кривейте, в виде круглой башни из камня и кирпича. В этой башне проводили наблюдения за движением звезд и солнца. В начале каждого года в стену башни вмазывали данный жрицей Неман, отмеченный особым знаком кирпич, по которым велось летоисчисление. В башне было окно, в которое показывался народу Криве-Кривейте, объявляя народу волю богов.
   
    В Москве в 1886 году вышла книга барона Михаила Львовича Боде-Колычева «Боярский род Колычевых». В этой книге подробно описаны предки Андрея Ивановича Кобылы от Виссикука и прусских королей Прутено и Вейдавуда и приводится подробная поколенная роспись.
   При составлении этих росписей барон пользовался архивом герольдмейстера Степана Андреевича Колычева (160?-1733 гг.). Все эти сведения, по удостоверению С.А. Колычева, выбраны из разных древних хроник. При этом он упоминает об Эразме Стеле, Энее Сильвии, Петре Дусбурге, Андрее Целяпии и о польских, чешских, угорских и старорусских хрониках, хранящихся, по его удостоверению, в библиотеке светлейшего князя Дубрина Пезарского.

   О сыновьях Вейдавуда, кратко можно сказать следующее. О старшем его сыне князе Само (Самбо), давшем название стране своей Самбии, пишет немецкий историк Дусбург в своей хронике на стр. 72, упоминая о войнах древней Пруссии с рыцарями Тевтонского ордена: «Самбия была многолюдная и сильнейшая страна, она могла выставить 4000 всадников и 4000 пехоты, а остальные князья не могли выставить больше 2000 всадников и нескольких тысяч пехоты».
   Жители Судовии, принявшие название от второго сына короля Вейдавуда князе Судо, были еще сильнее Самбии и могли выставить 6000 всадников и бесчисленное множество пехоты и отличались благородством и богатством.
   Другие сыновья Вейдавуда – Агранс, Недрон, Слово, Галиндо, Бардо, Вармо, Огго, Помезо, Куяма владели различными землями известной в Х;Х веке Пруссии, Полонии, Кенигсбергской области, Белоруссии и Литвы. Младший сын Литво, родившийся от аланки, стал родоначальником князей литовских. Старшие братья разделили Пруссию на одиннадцать частей, Литве же предложили вернуться в Аланию, поселиться в краю принадлежащему его предкам, и там вступить в управление. Притесняемый же старшим братом Недроном, поссорился с ним и пошел на него войной. В схватке Недрон был разбит, и спасаясь бегством, утонул. За это он был изгнан братьями из отечества, отчего ушел в Литву, где стал княжить. Здесь он основал великое княжество литовское, где его потомки правили до Полемона Римлянина, избранного в 929 году литовцами после смерти последнего князя из этой династии.
   Князья Решские, к которым принадлежал Гланда Камбила, появились только в Пятом колене от Виссикука. О имени первого князя Решского, ничего не известно. Его старшим братом был Вейлево, князь Надровии. Старшей сестрой – Погузано, жрицей княжества, которое впоследствии стали называть Погузанией.
   Сыном Вейлево был князь Востопалпо. Данные о его потомках, а также о потомках его родственников отсутствуют. Лишь только в Х;; веке появляются упоминания о князе Судовии и Самбии Онкайме (+1194 г.) – в частности, в «Хрониках» («Dissertation») Дусбурга. Онкайма принадлежал уже к Двенадцатому колену князя Виссикука. Следуя традиции своих пращуров, разделил между сыновьями свои владения и стал жрецом (Криве-Кривейте) в Ромовэ.
   Князья Пейпо, Глеппо и Диване принадлежали к следующему Тринадцатому колену. О них известно, что Пейпо (+1122-?, возможно – 1222) являлся князем Натангии и Хельмской земли (г. Хельм, или – Кульм). Жил в г. Поторвине (Брандебург). Убит в сражении с меченосцами.
   Князь Глеппо (Оттонар или Бруно) являлся князем Решским. Например, если говорить о гербе князей Решских, до герб г. Данцига (ныне – Гданьск) полностью идентичен гербу князей Решских, исключая только кумиропоклонный дуб, который был удален после прихода туда католиков-тевтонов.  Собственно, к Х;;; веку в Пруссии уже было немало католиков, хотя языческая вера (как оппозиционная тевтонам) была главенствующей. Князь Глеппо, как и брат его Диване (отец Гланда Камбилы) получил образование в немецкой школе. В 1260 г. жители Бартии подняли восстание против немцев и снова возвратились в язычество. Князья Глеппо и Диване были избраны предводителями этого восстания. Глеппо, возглавив восстание, подошел к границам Жмуди и позвал жемайтов на помощь. В числе военачальников Глеппо был и Гланда Камбила, его племянник. Как говорят хроники, 23 февраля 1260 г., барты, возглавляемые прусскими князьями, напали на Жмудь, вырезали всех католиков и разрушили их храмы. Несколько ранее, была освобождена от католиков Бартия, где князь Диване захватив главные города Визенбург и Крейдбург, вырезал там всех католиков и священников, разрушив их храмы.
   В 1263 г. последовала реакция. Глеппо был разбит князем Брауншвейгским, маркграфом тюрингенским Генрихом Светлым, и насильно крещен с именем Оттонар или Бруно. По имени восприемников, короля Чехии Оттонара и архиепископа Пражского Бруно. Аналогичным образом был окрещен и его брат Диване, получив имена Ритару или Отто.
   Вот как об этом пишет историк Стриновский в «Прусской хронике»: Войско христиан (1261 г.) королевства Польского соединившись с рыцарями Тевтонского ордена вторглись в Пруссию в землю Натангии «с целью поганых пруссков и Жмудь избить и… Таким образом, они вошли в самую середину земли, часть войска оставили при обозе и военной казне, сами же с прочим войском окружили идолопоклонников подковою. Но поганые пруссы, пропустивши большую часть христианских войск, будучи прежде предуведомлены лазутчиками, ударили на тех, которые оставались при обозе, и всех их без большого труда побили и казну разграбили.
   Потом граф Барбойден пришел с войском христиан из Германии с целью отомстить пруссам за побитие христиан, но Пруссия и Жмудь снова соединились на войска немецкие и графа положили, и войско христианское в третий раз побили и оставались владельцами многих городов и замков…»
   Князь Дивоне после насильного крещения, не смирился со своей участью и в 1271 г. поднял новое восстание, во время которого был убит выстрелом из баллисты при штурме г. Шепендес.
   Сын Дивоне, Гланда Камбила, также получивший образование в немецкой школе, владел вместе с братьями (Русинген, Орман) городами Твингесте (Кенигсберг), Данцигом (Гданьск), Эльбингом и другими. Известно, что сестра Камбилы Скумена-Раздида являлась верховной жрицей кумиропоклонного дуба в Ромовэ.
   В числе первых военачальников, вместе с отцом и дядей, участвовал в восстании бартов. Но, после окончательного завоевания Пруссии немцами, был насильно крещен в католичество вместе со всем своим родом.
   Вскоре после этого (предположительно – 1263 г.) бежал на корабле с сыновьями, множеством подданных, дружиной, и своим домом в Россию. Остановившись в Новгороде, просвещаемый Духом Святым, полюбил Православную веру и вторично крестился в Православие, с именем Иоанн Прусский. В честь этого события в гербе князей Решских стали изображаться два креста под королевской короной.
   Александр Александрович Епанчин, основываясь на своих многолетних исследованиях, считает, что св. прав. Прокопий Устюжский и князь Решский Гланда Камбила, это одно лицо. Пленившись красотой Православного богослужения, он стал частым гостем в Варлаамо-Хутынской обители, где после бесед с игуменом ее (тоже Варлаамом), принял крещение и восхотел стать иноком этой обители.
   Русские люди, не в силах выговорить прусское имя князя, за глаза звали его Иваном Кобылой, а позднее это прозвище перешло и к его сыну Андрею.
   Насколько верна версия о том, что князь Иоанн Прусский и св. Прокопий, одно лицо, рассмотрим позднее, а сейчас вернемся к историческим изысканиям А.А. Епанчина.


   «Святой преподобный Илия Муромец Печерский. Муромские предания»

   - Эпос, это не хронограф. - справедливо указывает Александр Александрович Епанчин, начиная рассказ о прп. Илие Муромце. - В нем все перепутано, переставлено, перевернуто: события исторические и вымышленные, сказка и аллегория. Реальные исторические лица, жившие в разные исторические эпохи, в эпосе являются современниками, о географии и говорить нечего. И все же историческая основа обязательно есть.
   Из церковных источников Александр Александрович указывает книгу «Тератургима» инока Киево-Печерской Лавры о. Афанасия (Кальнофского) за 1638 г., где сказано, что Илия Муромец жил за 450 лет (т.е. – 1188 г.) до издания книги. 
   Из нецерковных источников самое старое относится к 1594 году. Это «Путевые заметки Ляссоты»: «В другом приделе (часовне Софийского собора в Киеве? – А.Е.) была гробница знаменитого героя, или богатыря, Элиа Муровлин, о котором рассказывают много басен. Гробница его ныне разрушена, но в том же приделе сохранилась гробница его товарища». При описании мощей в Киево-Печерской Лавре Ляссота пишет: «Великан и богатырь, прозванный Чоботком, на которого, как говорят когда-то внезапно напали неприятели, как раз тогда, когда он надел было один из сапогов своих. Не имея под рукой другого оружия, он в то время оборонялся от них другим сапогом, еще не надетым, и перебил всех своих врагов, почему и бы прозван «Чоботко».
   Тем не менее, несмотря на упоминание о нем, как в церковных, так и нецерковных источниках, летописи об Илии Муромце молчат. В то время, как о других богатырях: Алеша Попович, Добрыня Никитич, Самсон Колыванович, Иван Данилович, Василий Буслаев, Содко Сытинич, указания существуют.
   Александр Александрович высказывает предположение, что имя – Илия, могло быть дано при постриге. При этом приводит сообщение из Ростовской (Хлебниковской) летописи, со слов ростовского краеведа Титова А.А., их которой известно, что в конце Х;; века жил в с. Ильинское, что на Белыне, богатырь Илья Муромец Сокол с дочерью Шушей (Александрой), вышедшей замуж за сына Алеши Поповича богатыря Омелю (Емелю) и ставшей после отца владелицей села. Затем село перешло к ее дочери Феодоре, вышедшей за князя Андрея Борисовича Янова. Село находится в 30-ти верстах севернее Ростова, Вощажниковской волости. В нем была деревянная церковь прор. Илии. В 1813 г. построена каменная с приделом Казанской Божией Матери и приделом Василия Великого.
   В 1988 г. было проведено медицинское исследование мощей прп. Илии. Было установлено, что прп. Илия болел акромегалическим синдромом, у него  было также изменение позвоночника вправо, и явно выраженные отростки, что могло быть причиной ущемления нервов спинного мозга, а это, в свою очередь, явилось причиной не владения конечностями до 33-х лет. На теле много старых ран. Левая кисть и правая часть груди, в области сердца, пробиты копьем, из-за чего комиссия сделала вывод, что прп. Илия был убит. Пальцы правой руки сложены в крестное знамение. Обе ступни отсутствуют, из-за чего рост прп. Илии можно установить приблизительно – 1м. 80см. Возраст можно определить, из-за наличия у него редкой болезни, также приблизительно – 40-55 лет. Тогда же в 1988 году, С.А. Никитин, скульптор-криминалист (известный специалист в этой области), воспостроил подлинный облик прп. Илии.
   Так как кончина св. Илии произошла около1188 г. то, на основании его возраста можно заключить, что он родился приблизительно между 1133 и 1148 гг., исцелен и выехал на богатырские подвиги в Киев, где-то между 1166 и 81 гг.
   В Карачарове, Муроме и окрестностях существует много преданий об Илье Муромце. Некоторые из них, из числа собранных А.А. Епанчиным, приводятся ниже.

Как во славном Русском царстве-государстве
Под Богоспасаемом градом Муромом
В селе Карачарове.
Жил крестьянин Иван Тимофеевич,
Со женой Евфросинией Яковлевной.

   Поется в былине о богатыре Илье Муромце. Семья, в которой родился былинный богатырь, жила на том месте, где теперь в Карачарове проходит Приокская улица и стоит до № 151, а затем переехали на место, где в настоящее время «изба» № 279 на той же улице. Была у них дочь. И обещание они дали, если родится сын – служить каждый год молебны св. Николаю Чудотворцу. Около 1133-48 г. родился у них сын, которого окрестили Илией. Крестным отцом был богатырь Самсон Самойлович (Васильевич, Колыванович). Изба у них стояла в густом лесу, за что Илья Муромец получил прозвище «Гущин», ставшее фамилией потомков Гущиных. Но, как поется в той же былине, что Илья – «не имел в руках владенья, не имел в ногах хожденья». Сидел сиднем на печи тридцать лет и три года.
   Местное предание гласит, что в то время Ока текла нынешним Студенцом, и берега ее были поросшими густым дубовым лесом. В лесах водились шайки муромских разбойников, грабивших окрестные села и деревни. Вот и решили карачаровские мужики запрудив русло, изменить течение Оки и приблизить ее к селу, так как тогда разбойники не осмелились бы бродить по ее берегам. Для этого решили выкорчевать дубовый лес и закидать им часть русла. Каждая семья взяла себе часть берега. По преданию, весной около 1168-81 г. начали работать. В это время и произошло исцеление 33-летнего Ильи Муромца.

А уходила родна матушка с батюшкой,
А на ту ли на работушку тяжелую,
Оставался Илья да одинешенек.
Он сидит Илья на печи, думу думает:
«Ах вы руки мое не держалые,
Ах вы ноги мое не хожалые».
Тут приходят ко Илье да три страничка.
Три страничка, калики перехожия.
Како первый страничек – Иисус Христос,
А второй-то страничек – Апостол,
А и третий страничек – Никола Угодник.

   Страннички дали Илье совет – завести себе коня, да не простого, а чтобы «уздечка была впору». Коня надо было держать в срубе «три месяцы», да «кормить пшеном белояровым», да выводить кататься во трех росах – «Во Ивановскую, Петровскую, Ильинскую». Да водить его «поить на матушку Оку-реку».

А пройдет поры-времени три месяца,
Подведи его ко тыну ко высокому,
Как станет жеребчик через тын перескакивать,
Во тую и другую сторону,
Поезжай на нем куда хочешь,
Будет он тебе товарищем.

   Исцеленный старцами, Илья проводил их за околицу, в поле до бугра. Благословили старцы его и исчезли, словно сквозь землю провалились, а Илья прилег на бугор отдохнуть и проспал двенадцать суток. Проснулся он и пошел на Оку, помогать родителям. Пришел Илья к реке и видит, что все крестьяне спят – устали от работы. Илья подошел к горе, уперся в нее плечом и своротил в прорву. Но этого оказалось мало, река все равно текла старым руслом. Тогда Илья стал «дубки из земли подергивать, и во Оку-реку стал покидывать». Река и потекла по новому руслу.
   Впоследствии Ока снова пробила старое русло, образовав старицу, Студенец. Территория, с которой Илья Муромец вырвал дубы, таким образом, превратилась в окружающие Карачарово со всех сторон поля и луга. Длина ее 12 верст, ширина 10 верст.
   Проснувшиеся ото сна крестьяне пришли в ужас, увидев такие дела Илии, но потом воздали славу Богу, давшее Илие владенье и хожденье. Но, своей силой Илья поначалу распоряжался неразумно: «Кого схватит за руку – руку оторвет, кого за ногу – ногу оторвет, кого за голову – голова с плеч».
   Стали мужики на него жаловаться родителям, и те бранили его. А потом решили сообщить о нем князю. Муромским князем мог быть тогда Юрий Владимирович (1161-1174 гг.) или Владимир Юрьевич (1174-1201 гг.) Илья пришел в крепость к князю (находилась на месте нынешнего парка им. Ленина), которые милостиво принял его и нарядив в платье цветное, взял к себе в дружину. Желая испытать Илью, князь сказал: «Сильный, могучий богатырь! Поднимешь ли мой дворец за угол?» - «Извольте, хоть набок, хоть как хотите», - отвечает Илья Муромец. И поднял дворец за угол.
   Была у князя красавица дочь. Полюбили они с Ильей Муромцем друг друга. Известно также, что князь отдал Илью на обучение грамоте; учился в училище вместе с богатырем Иванищей. Водились в те времена в окрестностях Мурома драконы. Всех их до одного Илья Муромец поубивал, и кости их находят в земле до сих пор.
   Как поется в былине и как говорят легенды, служил Илья у князя, но еще не было у него коня. Во исполнения повеления странников – дождался Илья субботы, взял уздечку и пошел в Муром коня покупать. Целый день ходил, но так и не подобрал коня: то велика уздечка, то мала. Дождался второй субботы, снова пошел в город, и опять не купил. Дождался третьей субботы, пошел опять в город на базар. Видит ведет жеребчика не мудрого священник, косматого, худого, шелудивого. Этот жеребчик был старшим братом коням Добрыни Тимони Никитича Рязанича Златого пояса, Дюка Степановича и Чурилы Блады Пленковича. Добрынин – второй, Дюков – третий, Чуриллин – младший. А все они дети кобылы Микулы Селянинович Обнеси (Подыми) Голова.
   Примерил Илья Муромец узду – как впору пришлось. Положил руку – не шатается жеребенок.

Покупал Илья того жеребчика,
Что запросил священник, то и дал.
Проводил его Илья к себе во двор,
Становил жеребчика во срубе на три месяца,
Кормил пшеном белояровым 24 июня рано утром.
Выводил его кататься по росе,
В зеленых лугах на Иванов день.
«А уж ты Бурушка, мой косматушка,
А ты катайся ка на роске на ранней,
Чтобы шерсть-то у тебя сменялася,
Чтобы силы в тебе прибавилось.
А ты служи ко добру молодцу,
А на чистом поле разъезживать,
А через стеночки городовые перескакивать».

   Когда же Илья выполнил все указанное от странников, то – «сел в седло, а конь под ним не шелохнется». И как далее поется:

Утром выводил Илья Муромец коня на улицу.
Подводил ко тыну ко высокому.
Как стал жеребчик через тын перескакивать,
Во тую и другую сторону.

   В те дни вернулся из Киева князь и привез весть, что к дочери князя Владимира Красное Солнышко летает по ночам змей – всю ее иссушил, и Владимир просил его прислать к нему Илью Муромца убить змея. Призвал князь Илью Муромца и говорит: «Илья Иванович! Не можешь ли ты послужить, его убить?» - «Извольте», - отвечает. А дочь в другой комнате говорит: «Не ездите Илья Иванович. Убьет вас змей». - «Извольте оставаться и ничего не думать, - отвечает ей Илья, - я вернусь в добром здравии». Пошел себе меч искать. Какой ни возьмет в руку – рукоятка сплющивается. Пошел в кузницу.

Выковал себе Илья латы богатырские,
Выковал и палицу тяжелую.
Да копье бурзамецкое, да сабельку.
Выковал себе и червленый щит,
Смастерил тугой лук разрывчатый,
Три стрелы сковал, по пуду весом каждая.

   Задумал Илья испытать силу. Оседлал Бурушку и поехал в чисто поле. В поле ли, в лесу ли, наехал он на шатер, вызвал богатыря на поединок, поборол его. И оказался Бова Королевич и вернулся в Карачарово, предварительно обменявшись с Бовой крестами.
   Перед отъездом попросил с земным поклоном Илья благословения у родителей на дальнюю путь-дорогу. Иван Тимофеевич ответил ему: «Я на добрые дела тебе благословение дам, а на худые дела моего благословения нет. Как поедешь путем ты дорогою, не помысли злом на татарина, не убей в чистом поле крестьянина».
   Вывел Илья Муромец коня на улицу, прошел с ним по селу, и на Приокской улице, на южной стороне оврага от дороги, недалеко от начала моста (где теперь стоит изба № 74), сев на Бурушку, сделал отсюда свой первый богатырский скок.
   Согласно изысканиям Александра Епанчина, скрупулезно изучившего народные предания о русском богатыре, каждый скок Ильи Муромца имел конкретную привязку к местности.
   1 скок:
   Скакнул Бурушка около 950 метров восточнее и опустился в овраге, под Троицкой церковью, на северной стороне. И опустившись, четыреста или четыреста пятьдесят раз топтался на месте, и от этих топтаний забило 400 или 450 родников…
   В память об этом, на месте родников, вода из которых стекала в один бассейн, народ устроил колодезь, над которым построили часовню св. Илии Муромца.
   2 скок:
   Это место тоже было отмечено (часовня-столб св. Илии Муромца), на восточном углу улиц Красина и Ярославского. После 1917 г. часовня разрушена.
   3 скок:
   Скакнул Бурушка около двух верст. Пролетел над тем местом, где ул. Кирова выходит на Карачаровскую, на Фанерном поселке, и опустился на Орловском поселке, на Торском болоте, в дубраве. На этом поле он вырвал дубы. Когда конь опустился на землю, то от удара копытом образовался «колодезь». Вода в колодце исцеляет от головной и глазных болезней.
   Когда Илья Муромец слез с Бурушки, срубил дуб и сделал из него колодезный сруб и часовню над колодцем. На часовне подписывал свое имечко:

«Ехал сильный могучий богатырь
Илья Муромец, сын Иванович»

   Эта часовня в форме четверика, над ним шатер, простояла до 1890 г., когда она была полностью перестроена.
   Если говорить об остальных скоках, главных было тринадцать, и до одиннадцати – отдельных, то на всяком месте приземления богатырского коня появлялись источники и родники. Совсем неудивительно было для современников св. Илии, что скоки порой достигали протяженности в 34 версты. На месте источников ставили колодцы, часовни. Если источник был сильным, то его заключали в деревянную, либо цементную трубу. Вода в них обладала целебной силой. Народ ходил к этим источникам из дальних сел и городов. О некоторых из них надо сказать особо.
   Например, источник образовавшийся после 13-го скока: «Скакнул Бурушка около двух верст и опустился в овраге с южной стороны села Борисова Муромского уезда», - родник этот так и называется – «Копыто». В память о чудесных происхождениях этих родников, народ ставил рядом с ними часовни-столбцы, которые нередко именовали в честь Илии Муромца, либо пророка Илии.
   Народные предания хранят память и о видимых знаках богатырского коня. 

   Скакнул Бурушка
   около 34 версты и опустившись, ударился копытом о большой камень, на котором остался след. Камень около 50 см в длину, столько же в ширину и около 40 см в вышину. Он находится на поле у д. Федорково Муромского уезда. Федорково – следующая после с. Булатникова по Владимирской дороге, если ехать из Мурома… Ныне камень запахан и не виден.
   Скакнул Бурушка
   около 24 версты и опустившись, ударился копытом о большой камень, на котором остался след, но чудесным образом, благодаря заступничеству Николая Угодника, не сломал ногу. Пораженный этим Илья Муромец сказал, что только-де благодаря заступничеству Николы произошло это чудо.
   По другом известиям, след на камне остался от копыта коня Ивана Грозного. В 1552 г. Царь Иван Грозный пошел в поход на Казань. По дороге в войске его случился, по причине болезни «желез», падеж лошадей. 12 или 13 июля, пройдя мимо того места, на котором впоследствии поставили Никольскую церковь, и отойдя от нее около 200 метров на восток, лошади вдруг выздоровели. На месте исцеления лошадей Иваном Грозным был основан погост «Спас-Железино». Отойдя около одной версты от погоста на восток, конь Ивана Грозного оступился о камень. Под ним похоронили павших лошадей.

   С одним из таких скоков связан забавный случай:
   Скакнул Бурушка
   около 6,5 верст и опустился между Бельским затоном Оки и озерами Ракитным и Большая Бела, соединяющимся с затоном ручьями. В это время здесь находился крестьянин, у которого повешенная на колышки, варилась каша. Колышки по недосмотру мужика загорелись и Илья Муромец крикнул мужику: «Не пролей кашу»! С тех пор эту местность стали называть «Не пролей каша». Она находится северо-восточнее Ляпина, в 6,5 верстах.
   Последний скок связан с отъездом Илии на службу к Киевскому князю.
   Скакнул Бурушка
   около одной версты и опустился в Муроме. Здесь Илья Муромец стоял воскресную заутреню, поставил дорогую свечу и дав обет, по приезде в Киев поставить еще дороже. В Киев он рассчитывал доскакать за несколько минут и поспеть к обедне.
   Сии фантастические, или сказочные предания записаны Александром Епанчиным со слов крестьянки Ирины, 75 лет из д. Делово Селивановского р-на. Эти же предания говорят, что по дороге до Киева, на каждом скоке Илии поставлена церковь.
   После многих подвигов Илья возвратился в Муром. Ехал со слугой Торопом по той же дороге. Прибыли в Муром на третий день. Обе ночи ночевали, то у одной, то у другой бабы Яги.
   Первым делом пошел Илья к муромскому князю и отдал ему бумаги от Владимира Святого. Дочь же князя насилу дождалась приезда Ильи Муромца. «Ну, тятенька, извольте, я за него замуж пойду». Князь с нее воли не снял: «Ну, коли угодно, так поди». Поженились они и жили счастливо.
   Интересно предание о Соловье - Разбойнике.
   Соловей – Разбойник был языческим жрецом в Великом Новгороде. Прозван об был «соловьем» за красноречие, а звали его Богомил. После крещения Новгорода в 991 г. он бежал в леса, где став атаманом большой шайки разбойников, направлял ее на борьбу с христианами. По одним преданиям он жил в муромских лесах, по другим (что более вероятно) – на месте современного села Девять Дубов (Бугодощь) Карачевского уезда Орловской губернии. Сидел он на девяти сросшихся дубах, выросших из одного огромного дубового пня, кроны которых так переплелись, что образовали второй ярус. В то время здесь были непроходимые леса и болота.
   Отсюда Соловей три раза нападал с разбойниками на Одринский монастырь, сжигая и разоряя его. Здесь же протекает, упоминаемая во многих сказках река Смородинная. А само место, где росли дубы, называется «Соловьев перевоз». Еще в 1890 г. здесь существовал огромный пень одного из этих дубов. Рядом находился большой и глубокий колодезь. В 1905 г. около него была изба крестьянина Фомина. Село это самое древнее из деревень Карачевского уезда, и даже древнее Карачева, впервые упомянутого в 1146 г. Находится в 12 верстах на восток от Карачева и полуверсте от полустанка «Девять Дубов». Одринский монастырь – в семи верстах от села.
   Кроме церковсного предания о кончине прп. Илии, существуют три народных предания.
   В рукописи Киево-Печерской Лавры ХV;; века сказано, что: «В конце своей жизни прп. Илия Муромец покаялся в грехах и постригся в монахи Киево-Печерской Лавры. В монашестве он много плакал и когда братия его спрашивала, что ты отче, плачешь, отвечал: «Много я пролил крови неповинной». За покаяние свое св. Илия сподобился  дара чудотворения. 
   Народные предания довольно сильно отличаются друг от друга, но, каждое интересно само по себе:
   В конце жизни Илья Муромец постригся в монахи Киево-Печерского монастыря. В монашестве он творил много чудес. Однажды, около 1188 г. он поехал вместе с Добрыней Никитичем и Алешей Поповичем в раздольице чисто поле, где поехали на диво Невеличку, и Илья поборолся с ним. Невеличка помял ему бока, так что Илья крякнул: «Невеличка птичка, а носок востер»! Поехали они далее и наехали на каменный гроб. Лег Добрыня – гроб ему не в пору. Лег Алеша – гроб не в пору.  Лег Илья – гроб в пору и крышка сама захлопнулась. Так Илья в гробу и окаменел.
   Другое предание, имеет по всей очевидности, муромское происхождение:
   Перед смертью Илья Муромец решил съездить на родину. По пути о попал в терем к 12 безсмертным девам, долго жил у них, но стал тосковать и упросил отпустить его. Девы далее Илье крылатого коня, но наказали в пути нигде не останавливаться, а иначе он умрет. Приехал в Муром, а Муром сгорел, осталась лишь одна избушка со старушкой, сообщившей, что родители его умерли, но жив сын. На обратном пути видит Илья лежит на дороге младенец. Пытаясь остановить семикрылого коня, отсек ему Илья одно крыло. Попытался Илья поднять ребенка, но понял, что это его смерть.
   Третье предание перекликается с первым:
   В конце жизни Илья Муромец постригся в монахи в Киево-Печерском монастыре. В монашестве он творил много чудес. Однажды, около 1188 г. Илья Муромец, его крестный отец Самсон Самойлович (Васильевич, Колыванович – могила его около монастыря) и Иван (Василий, Самойла) – Колыван, похвастались, что смогут  втроем перевернуть землю, а Илья Муромец еще добавил, что не заедет в Киевские пещеры. Вдруг видят – лежит на земле небольшая сумочка. Хотели они ее втроем поднять, да не смогли даже с места сдвинуть – так в землю от натуги и ушли. Тут им и смерть пришла, а Илья Муромец еще и окаменел. В сумке той была тяга матери сырой земли…
   Святые мощи его были погребены в одном из приделов Софийского собора. В том же притворе погребен его товарищ. Впоследствии гробница была разрушена, и мощи Ильи Муромца перенесли в Лавру, положив их открыто в Ближних пещерах, где впервые упоминаются в 1584 г.
   В Муроме, частицы святых мощей прп. Илии находятся в церкви Гурия, Самона и Авива с. Карачарово, близ Мурома (ковчежец вмонтирован в икону преподобного) и в Спасо-Преображенском монастыре (в деревянной скульптуре, имитирующей гробницу).
   Особо нужно сказать о потомках Ильи Муромца.
   В селе Карачарове под Муромом живут крестьяне Гущины, по прозвищу «Большие Гущины». Они потомки Ильи Муромца. Прозвище это дано им за огромную физическую силу. Есть в Карачарове другие Гущины, но они не потомки прп. Илии. Большие Гущины живут на Приокской ул., дом № 279, на месте, где стояла изба Ильи Муромца. Это их родовое гнездо. Также живут Большие Гущины в домах по ул. Мира № 36 и Красина № 12. Первое упоминание о Гущиных было в 1612 г.
   Потомками Ильи Муромца являются также карачаровские крестьяне Ильюшины, как отмечает это «Журнал министерства народного просвещения» СХLIV, СПб., май 1869, с. 224 – «Исторический очерк устройства народных училищ в Муромском уезде».
   Как писал в своих письмах свт. Иоанн (Максимович): «С такой же вероятностью может быть приписан ему (Илье Муромцу) в родню и дворянский род Чоботьков, еще на моей памяти процветавший в Киеве» (И. Максимович, «Собрание сочинений» - ;-;;;, 1876-80 гг., Киев, том ;, стр. 128).
   Много воспоминаний сохранилось в Карачарове об Иване Афанасьеве Большом Гущине (1824-1907), обладавшем феноменальной физической силой. Однажды зимой, из-за Оки, он вез на лошади дрова. Уставшая лошадь в дороге не могла дальше идти. Тогда он со словами: «Отдохни, ты ведь устала, куда тебе такую тяжесть везти», выпряг лошадь, и впрягшись сам, довез воз до дома.
   На мельнице, он с братьями зубами таскал мешки с мукой. Или, он один мог поднять рычагом речную барку (мокшан). Однажды купцу Жирякову надо было из Прорвы (фарватер Оки возле Карачарова) доставить домой якорь с мокшана, весом 12 пудов. Артель запросила 5 руб., но Жиряков не соглашался. Тогда Иван Афанасьевич, ночью в одиночку перенес  якорь и повесил Жирякову на ворота. Жили они на Самодуровке (Приокская ул.). Пришлось Жирякову платить 6 руб., чтобы Иван снял якорь. Был еще случай, когда на колокольню Троицкой церкви в Карачарово надо было поднять тяжелую балку для колокола. На утро она была уже на колокольне. Решили, что это Иван Афанасьевич ее внес, но неизвестно, так ли это.
   (Записано 9 июля 1989 г. от его внука Михаила Алексеевича Гущина, родившегося в 1906 г.)
   Бывало, что когда везли чего тяжелое из-за Оки в Карачарово и лошадь не могла везти в «пригорок» на берегу, то Иван Афанасьевич выпрягал лошадь, и впрягшись сам, ввозил телегу.
   (Записано от его правнучки по женской линии, старосты церкви в Карачарове, Нины Ивановны Морозовой, 50 лет, 14 января 1992 г.)
   В прежние времена, в Карачарове на Низу, на мосту под Троицкой церковью, были кулачные бои. Половина села на половину. Деление шло по оврагу у церкви. Когда выходил Иван Афанасьевич, то южная половина обязательно побеждала. Однажды ехал какой-то барин и ему намяли бока. После этого власти запретили бои.
   (Записано от Михаила Алексеевича Гущина, 5 апреля 1992 г.)
   Таковы народные предания. В них есть особая прелесть, - подводит Александр Епанчин резюме своим изысканиям, - ибо прилагая исторические и эпические события к конкретным местам и предметам, они оживляют, поэтизируют историю, приближая к нам стародавнее.
   Александр Александрович считал, что хотя – «столь скрупулезное конкретизирование на местности всех этих «Скоков» и т.д. интересно лишь жителям Муромского края, и все же это необходимо, ибо пройдет еще лет десять, и уйдет поколение, сохраняющее остатки всех этих преданий, и тогда уже никто в мире не сможет отыскать эти места».


   «Святый Прокопий Устюжский – король Прусский Гланда Камбила»
   
   Александр Александрович Епанчин создавший версию, о том, что святый праведный Прокопий и основатель Дома Романовых князь Решский Гланда Камбила – одно лицо, основывался не на пустом месте. Тому предшествовали семейные предания и, собственно, изыскания самого Александра Александровича.
   Во второй половине Х;;; века, польский король при поддержке тевтонского ордена начал войну с Пруссией. Продолжавшиеся в течение всего века отдельные войны и выступления враждебных государств, серьезно изнурили Пруссию, поэтому Польша и тевтоны одержали временную победу.
   В 1260 году, король Пруссии Глеппо, вместе с братом Диване и племянником Гланда Камбилою, после выбора его восставшими бартами предводителем восстания, призвал на помощь жемайтов, и объединенными силами изгнал тевтонов за пределы государства. Но, уже через три года последовала реакция, в результате чего, разбитые брауншвейгским князем Генрихом Светлым, Дивоне и Глеппо были взяты в плен, и насильно окрещены в католическую веру. Глеппо получил имя Оттонар, или Бруно, по именам восприемников, и Диване  - имя Ритару или Отто.
   В 1271 году, Диване вновь собрал силы и поднял восстание, но был убит выстрелом из баллисты при штурме города Шепендес. По всей очевидности, именно этот год (а не 1260 г.) надо считать годом окончательного исхода прусской знати из завоеванного немцами государства. Культ Криве-Кривейте еще более ста лет просуществовал на территории Литвы (союзным Пруссии княжеством), но с воцарением династии Ягеллонов, прекратил существование и здесь. Это было очень серьезное время, когда силы тьмы побеждали повсюду. Второй Рим – Константинополь, после долгих лет оккупации крестоносцами, едва начал восстанавливать  былую славу. Иерусалим  вновь оказался под властью сарацин. Заря Третьего Рима – Москвы, еще не брезжила; Русь находилась под татаро-монгольским игом. В это же время рухнула последняя языческая твердыня на севере, являвшаяся сдерживающим фактором в распространении католичества на восток.
   Есть основания полагать, что последний король Пруссии Гланда Камбила, окончательно прибыл в Великий Новгород именно в 1271 году. Хотя, нет причин отрицать, что Гланда Камбила бывал в Новгороде и ранее. Например в 1260 и в 1263 годах, когда еще был жив св. блг. князь Александр Невский. Поселившись на новой родине, к Православию, основатель будущей Царской династии пришел не сразу. Возможно, что только здесь в Новгороде он узнал о кардинальных различиях между католиками и православными. Именно здесь постепенно проникся красотой и великолепием Православного богослужения, и уже сознательно подойдя к осмыслению Православной веры, крестился с сыновьями  и всем своим домом.
   В крещении, король Пруссии получил имя Иоанн, а сыновья, имена Андрей и Феодор, по прозвищу Шевляга. Фамилия прусского князя была незнакомой для русского уха, поэтому Камбила стало произноситься как – Кобыла. Отсюда, его потомки стали именоваться, как Кобылины, затем – Сухово-Кобылины. Род его, с течением веков умножался и рос, вступал в родство с другими родами, поэтому, к числу потомков Гланда (Иоанна) Камбилы принадлежит, как минимум, 30 боярских и княжеских фамилий. Кроме Кобылиных и Кошкиных, к ним относятся Лодыгины, Коновницины, Образцовы, Колычевы, Лобановы, Яковлевы, Герцены, Бобарыкины, Беззубцевы, Шереметевы, Епанчины, Мотовиловы, Романовы…  Но, слава Царствующего Дома явилась много позже, а тогда, все было иначе.
   В житии св. прав. Прокопия Устюжского сказано, что «неизвестно какого он был роду и племени». Русскому языку иноземец сей был необучен, и прибыл с торговыми людьми, чтобы после заключения выгодной сделки вернуться в землю свою. Житие святого Прокопия говорит о любознательности молодого купца, потому что, как иначе объяснить, что после торга он проводил время не в корчмах и увеселительных заведениях, а в храмах и монастырях новгородчины. Хотя, сам факт, что католик XIII-го столетия пришел в храм святой Софии на православное богослужения, более, чем невероятен. По чину естества, этого просто не могло быть. Для того, чтобы человек потянулся к свету истины, необходимы определенные условия, возможно какое-то горе, потеря ближних, имения, социального статуса, наконец – здоровья, либо – это потеря Отчизны. Случай же с купцом иноземцем, который ради любопытства ходил по православным храмам, рискуя навлечь гнев соотечественников, даже с поправкой, что «Господь побеждает чин естества», более чем невероятный.
   У пребывавшего же на чужой земле короля Пруссии, все эти условия для обретения истинной веры – потеря ближних, имения, социального статуса, здоровья, оставшихся за морем святынь,  самое главное – потеря Отчизны, присутствовали во всей полноте. И верно, не сразу – «томимый духовной жаждою», переступил он порог Святой Софии, не сразу посетил Варлаамо-Хутынский монастырь, где был любезно принят игуменом, тоже Варлаамом, как и основатель обители. Для этого необходимы были время, молитвы игумена монастыря и действие благодати Духа Святаго, побеждающей чин естества.
   Противоречие, в обретении истинной веры, записанное в официальном житии святого Прокопия, не ушло от внимания Александра Епанчина. Что побудило его к более внимательному исследованию жизни святого. Сравнительный анализ жития святого и жизнеописания Гланда (Иоанна) Камбилы, позволили выявить много точек соприкосновения биографий и того, и другого. Во первых, и святой Прокопий (тогда еще купец), и король Прусский прибыли в Новгород в одно время. Приблизительно – середина, вторая половина Х;;; века. Оба знали игумена Варлаамо-Хутынской обители, и окормлялись у него. Есть определенные несоответствия во времени кончины обоих: 1285 или 1303 год. Есть же основания полагать, что обе даты являются верными. 1285 год – это время ухода Прокопия из Новгорода, принятие им подвига юродства. 1303 год – ознаменован кончиной святого в г. Великий Устюг.
   Есть еще одно несоответствие в житие святого Прокопия, указывавшем, что подвиг странничества им был принят, дабы избегнуть славы людской. Инок Прокопий не мог спокойно жить в обители святого Варлаама, потому что был одолеваем толпами любопытных, которым не терпелось посмотреть на заморского купца постригшегося в монахи. Согласитесь – версия неубедительная. Неубедительной она показалась и для Александра Александровича Епанчина. По логике вещей, мог появиться десяток-другой любопытных, из разряда тех же купцов, желающих посмотреть на принявшего православия немца. Но, и только. Другое дело, если монахом стал… король. В этом случае, нескончаемых толп любопытного народа, ему было никак не избежать. И,  естественным выходом из создавшегося положения, могло быть только одно – уйти в места, где тебя никто не знает.  Для того же, чтобы не возникало проблем с властями, которые могли устроить дознание – из какой обители сей инок, оставалось только одно – принять на себя подвиг юродства. Божиим промыслом, царственный инок, через три-четыре года достиг Устюга, который в то время назывался Гледень (или – Глядень), ибо находился на высоком берегу, в месте слияния двух рек – Сухоны и Юг, дающей начало Северной Двине. При этом, промыслительно, что Прокопий поселился не в Гледене, историческое значение которого (крайний форпост Великого Новгорода) шло к закату, а в посаде Черный Прилук, на другой стороне реки, с которого и начался собственно Великий Устюг.
   Чтобы духовно укрепиться в правильности своей версии Александр Александрович, совершил вместе с женой Ниной Сергеевной паломническую поездку в Устюг. Произошло это в 1986 году. Здесь они поклонились мощам святого Прокопия, которые находятся под спудом, в соборе его имени. Если кому то приходилось бывать в этой северной жемчужине (в советское время – «городе музее»), то знает, что один из величественных храмов на берегу реки Сухоны, на соборной площади, есть храм святого Прокопия. По сути, этот собор, с двумя другими храмами – Успенский собор и церковь св. прав. Иоанна – есть визитная карточка Великого Устюга.
   Есть все основания полагать, что святой Прокопий прибыл в Устюг в конце 70-х, начале 80-х годов  Х;;; века, ибо в его житии сказано, что он застал в живых престарелых Иоанна и Марию – местночтимых святых, а также преподобного Киприана, основателя Михайло-Архангельского монастыря. История обращения татарского баскака Багуя (Буги-богатыря) и женитьбы его на Марии, относится к 1257 году (т.е. – после Неврюева нашествия), поэтому, если бы Прокопий пришел в Устюг в середине века, то он никак не мог бы застать Иоанна и Марию в преклонных годах. Собственно, даже через два десятилетия, возраст обоих мог быть сорок – много, пятьдесят лет.
   Возможно, с этой точки зрения – позднего прибытия Прокопия в Устюг, становится понятным, отчего горожане не вняли слову святого, когда он в 1290 году, в течение трех дней с плачем предупреждал народ о страшном бедствии. Люди почитали Прокопия безумным, а потому не верили ему. И лишь когда небо закрыло черной тучей, из которой исходили гром и пламень, народ с покаянным воплем бросился к соборному храму. Но, прежде всех, туда прибыл святой Прокопий, со слезами умоляя Пречистую о помиловании горожан. И случилось чудо. Воздух просветился и настала великая тишина. Остановленная невидимой силой, туча рассеялась, обрушив несомые ей лед и камень в находящийся за городом Котовальский лес. Лишь после этого народ стал понимать, сколь великого святого послал им Господь.
   Проходили годы, но Прокопий, как и прежде бегал по городу с кочергами в руках, разговаривая с горожанами в иносказательной форме. Но, народ уже знал, что Прокопий не говорит ничего зря, теперь к его, как если-бы несвязному слову прислушивались. Например, люди внимательно следили во время посевной, в каком положении находятся кочерги в руке Прокопия. Если кочерги смотрели вверх, это означало, что год будет урожайный. Если же вниз, то надо было ожидать засухи.
   В конце своей жизни, он предрек трехлетней девочке Марии, когда она шла с родителями в Успенский храм, великое будущее – стать  матерью великого святого. Прошло без малого сорок лет, когда это пророчество исполнилось. В семье Симеона и Марии родился будущий просветитель зырян, равноапостольный Стефан Великопермский. С самим Симеоном, причетчиком Успенского храма, Прокопий был давно дружен. Симеон, будучи молодым человеком, весьма скорбел о Прокопии, когда он  в стужу оставался на паперти храма. Дело же было не в том, что никто не брал Прокопия на ночлег, напротив, он сам с твердостью отказывался от всех предложений, повергая в немалую скорбь любивших его.
   В эту ночь случился небывалый мороз, так что немало бездомных и оказавшихся в пути людей  погибли от него. Прокопий, как и прежде, проводил ночь на паперти Успенского храма, согреваясь одной лишь молитвой. Почувствовав же, что замерзает, пошел он искать крышу над головой. Но, такие же как и он бродяги, прогнали святого из ночлежного дома. Спасаясь от вьюги и холода, забрел в заброшенный сарай, где нашли себе приют бродячие псы, но и эти бессловесные твари, с яростью изгнали Прокопия. Святой понял, что неугодно Богу его малодушие, поэтому он вновь возвратился на паперть, намереваясь в эту ночь окончить свой земной путь.
   Когда же биение сердца начало прекращаться в груди Прокопия, вдруг явился ему светозарный юноша с благоухающей райской ветвью в руках, и вопросил: «Прокопий, где ты ныне?» - «Сижу во тьме и сени смертной, окован железом», - ответил он жителю небес. Тогда, юноша ударил Прокопию ветвью в лицо, и сказал: «Прими ныне неувядающую жизнь во все твое тело и разрешение оцепенения, постигшего тебя от мороза».
   Обрадованный Прокопий поспешил в дом друга своего Симеона (будущего родителя свт. Стефана Великопермского), что поделиться радостью о сем видении.
   - Как молния, блеснул и скрылся от меня небесный посланник, - поведал он изумленному Симеону, - но жизнь, данная им оцепеневшим моим членам, приразилась мне, и я жив доселе.
   Симеон, со слезами молившийся ночью о спасении Прокопия, теперь восплакал от радости, и вместе со святым возблагодарил Бога за его милосердие.
   За несколько дней до кончины, Прокопию вновь явился Ангел, и предупредил о скором отшествии в небесные обители. Святой, теперь денно и нощно молился на паперти соборного храма, и лишь когда настало ему время умереть, пришел к вратам Михайло-Архангельской обители, основанной его другом Киприаном, где и предал душу свою в руце Божьи.
   Случилось это 8-го июля 1303 года. Но, несмотря на летнее время, как видимое знамение кончины святого, выпал глубокий снег, который полностью растаял лишь на четвертый день. Именно тогда горожане и обнаружили тело Прокопия, лежащего у монастырских врат, со скрещенными на груди руками. Похоронили его на берегу реки Сухоны, где любил он сидеть на камне, наблюдая за плавающими по реке ладьями. Лишь через сто пятьдесят лет, над местом его упокоения была построена часовня, а во второй половине ХVII века воздвигнут каменный собор его имени.
   Есть основания полагать, что совершенно не случайно, колонизация Сибири и Дальнего Востока, вплоть до Америки, началась именно с Великого Устюга. Если бы не было, более чем в век, походов устюжан за Югру (Урал), то и не было бы победы Ермака над Кучумом, не было бы походов, веком позже, Василия Пояркова и Ерофея Хабарова (тоже, кстати – устюжанина), не было бы чукотской экспедиции, уроженца Великого Устюга Семена Дежнева, и далее, устюжан – Владимира Атласова, Михаила Неводчикова, Афанасия Бахова – вплотную подошедшего к берегам Америки. И далее, северодвинцев – Александра Баранова и его сподвижника Ивана Кускова – первого командора Форта-Росс в штате Калифорния.
   Великий Устюг стал тем главным трамплином в освоении пространств Сибири и Дальнего Востока, без которого эти земли могли отойти к другим государствам, давно стремящихся овладеть несметными богатствами Сибири.      Разумеется, без помощи святых, столь великие дела не могли быть устроены, ибо не напрасно сказано: «Аще не Господь созиждет дом, всуе трудишася зиждущие» (???) И если это великий святой, то и дела его молитвы будут великими.    Ко всему, не может быть случайным, что обретение Казанской иконы Божьей Матери произошло в день памяти святого – 8/21 июля. Много раз, под знаменем именно Казанской иконы происходило спасение России, в годы войн, смут и потрясений. Первое и явное чудо произошло в 1612 году, когда Нижегородское ополчение освободило Москву от поляков. Ополчение шло с иконой Казанской Божьей Матери, в память чего установлено празднование ей 4 ноября по н/ст.
   Таким образом существует прямая связь празднования Казанской иконы с воцарением в 1613 году Династии Романовых. Благодаря небесной поддержке, явленной в образе этой иконы, Бог явил свою милость, даровав России нового Царя.
   Верно, все эти параллели и связи не случайны. Память основателя Дома Романовых совпала с  праздником Обретения Казанской иконы. Воцарение начальника новой Династии, с осенним ее празднованием. Устюг, с севера, как бы распростирал над Россией покров. Ко всему, надо помнить, что Устюг, всегда, даже в годы усобиц и смут, оставался верным Москве, ни разу не изменив ей.


    «Происхождение Епанчиных»

   Прежде чем рассказать о Епанчиных, оставивших особый след в истории государства Российского, необходимо вернуться к истокам этого рода, начиная от потомков самого Гланда Камбилы.
   Старший сын Иоанна Прусского (Гланда Камбилы) Андрей Иванович Кобыла (+1347) был боярином при Великом князе Иване Калите, а затем Великом князе Симеоне Гордом. От Симеона Гордого он имел отличную доверенность, и когда тот задумал жениться, Андрей Кобыла, вместе с Алексеем Басаволковым, ездил в 1346 г. в Тверь за невестой. Как о том гласит летопись: «Того же лета Князь Великий Семен Иванович, внук Данилов женился в Твери, взял за себя княжну Марью, дщерь Великого Князя Александра Михайловича Тверского, а ездил по нее в Тверь Андрей Кобыла».
   В том же году он был послан в Тверь воеводой. Владел землями в пределах Псковской области и в Новгородских пятинах. Известно село Кобылинское на Вологде. Кобылье городище упоминается в духовной Марьи Федоровны Голтяевой.
   Является родоначальником боярского рода Кобылиных.
   
   О брате Андрея, Федоре Шевляге ничего не известно, кроме того, что он стал родоначальником четырех родов – Мотовиловых, Грабежовых, Воробиных, Трусовых.

   Федор Андреевич Кошка, сын Андрея Иоанновича, стал родоначальником боярского рода Кошкиных. С 1343 года – боярин при Великих князьях Дмитрии III и Василии I. Был женат на Анастасии NN. Она упоминается в завещании Великой княгини Софьи Витовтовны: деревня Мятново, купленная у Настасьи, жена Федора Андреевича, села, купленные на реке Москве у ее дочери.
   При Великом князе Дмитрии Донском был одно время наместником новгородским. О знатности сего боярина говорил и С.С. Соловьев, свидетельствуя, что Великий князь Тверской женил своего сына не его дочери. В 1389 г. подписал 1-ю и 2-ю грамоты Великого князя Дмитрия Донского. В 1393 г. был послан Великим князем Василием I-м для заключения мира и сбора «черного бора» в Новгород.
   Федор Кошка был посылаем Великим князем Василием в Орду, для улаживания отношений. Хан Едигей весьма положительно относился к посланнику, называя его «добрым человеком», тогда как в отношении к Великому князю имел великое неудовольствие.

   Тимофей Федорович Мотовило (Монтвид-Монтвич), сын Федора Шевляги, с рождения именовался князем Решским. Родился видимо уже на Руси, где его языческое имя переделали в  Мотовило. Тимофей Федорович явился родоначальником дворян Мотовиловых. Которые занесены во II и VI части родословных книг Нижегородской, Саратовской, Симбирской и Ярославской губерний.
   Александр Александрович Епанчин записал интересную легенду из семейного предания Мотовиловых: «Александр Иванович Мотовилов полюбил девицу Марию Александровну Дурасову, но та ему отказала. Тогда Александр ушел в послушники в Саров, где нес послушание на просвирне. Однажды, будучи в просвирне, он задремал и увидел во сне следующее: входит в просвирню святой Николай Угорский (свт. Николай из Никольской (Угорской) церкви на могиле равноапостольного Князя киевского Аскольда, в крещении – Николая. – прим. авт.). Святой сказал ему следующее: «Не монастырь путь твой, Александр, а семейная жизнь. В супружестве с Марией, которая тебя отвергла, найдешь семейное счастье, и от тебя произойдет сын, которого наречешь ты Николаем, и он будет нужен Богу. Я – святитель Николай и назначен быть покровителем рода Мотовиловых. Им я был уже в то время, когда один из родоначальников твоих, князь Монтвид-Монтвич служил в войске Великого князя Дмитрия Донского, и в день Куликовской битвы сражался вместе с Великим князем. Татарский богатырь Челубей, поразивший иноков Пересвета и Ослябю, ринулся было с мечем не Великого князя, но Монтвид грудью своей отразил смертельный удар, и меч воткнулся в образ мой, висевший на груди твоего предка; он пронзил бы и твоего родича, но я ослабил силу удара и рукой Монтвида поразил татарина насмерть».
   Александр Иванович, выйдя из Сарова, вновь посватался к Марии Дурасовой и они поженились. От этого брака родился в 1809 г. Николай Александрович Мотовилов, знаменитый «служка Серафимов».
   Нательная икона, пораженная мечом Челубея, являлась главной фамильной святыней рода Мотовиловых.

   От Третьего колена пошли многие роды близкородственных с Домом Романовых. Это Григорий Семенович Лодыга, родоначальник Лодыгиных и Коновнициных. Александр Семенович Синий – родоначальник угасших родов Синих, Кокориных и Образцовых. Федор Александрович Колыч – родоначальник Колычевых, Колычевых-Хлызнёвых, Колычевых-Лобановых, Колычевых-Умных и др. Иван Александрович Хлудень – родоначальник угасшей фамилии Хлудовых. Иван Федорович Кошкин – сын Федора Кошки, был боярином при Великом князе Василии I. Александр Федорович Беззубец – родоначальник Беззубцевых.

   Принадлежащий к Четвертому колену Захарий Иванович Кошкин был в особом приближении к Великому князю. Об этом свидетельствует летопись, повествующая о том, что на свадьбе Великого князя Василия II (Темного) с княгиней Боровской Марией Ярославовной, Захарий Иванович по приказу матери Великого князя Софьи Витовтовны, сорвал золотой пояс с князя Василия Косого.

   Род Бобарыкиных произошел от Андрея Федоровича Бобарыки, принадлежащего к Пятому колену.
   Принадлежащий к тому же колену боярин Юрий (Георгий) Захарьевич, являлся отцом окольничего и воеводы Романа Юрьевича – родоначальника Дома Романовых.
   
   О знатности боярина Юрия Захарьевича можно судить по слову летописи, гласившей: «На свадьбе Великого князя Василия Ивановича (1526 г.), а за столом сидети бояриням… да Юрьевой жене Захарьевича Варваре…»
   Участие его на свадьбе Наследника Престола не было случайным, ибо еще в 1479 году, во время поездки Великого князя Иоанна III в Новгород, назывался одним из первых детей боярских, находящихся в ближнем окружении Великого князя. В 1485 году был отпущен в Казань, сопровождать царя Магмед-Аминя. В 1492 году, как особо доверенное лицо, вместе с князем Даниилом Щепой был послан сопровождать княжича Василия на Тверское княжение. О его высоком положении можно также судить по письму Великому князю («что мне стеречь князя Даниила?»), в 1499 году, когда его поставили под начало того же князя Даниила Щепы во время литовской войны. Великий князь Иоанн III ответил ему без обиды и с уважением: «Ты будешь стеречь не его, но меня, и моего дела, каковы воеводы в Большом полку, таковы в сторожевом, так не позор это для тебя».
   В 1501 году в числе бояр присутствовал на приеме литовских и венгерских послов. После кончины первой жены Варвары был женат второй раз на дочери Ивана Борисовича Морозова – Ирине Ивановне Тучковой, которая в 1533 году присутствовала на свадьбе Великого князя Андрея Ивановича Старицкого.

   Старший брат Романа Юрьевича, Михаил Юрьевич Захарьин-Кошкин, принадлежащий уже к Шестому колену, начинал от должности воеводы левой руки в полках Яналея и С.И. Воронцова в 1504 году. Затем, в 1513 году стал вторым воеводой и окольничим. Возглавлял посольства к Шиг-Алею в Казань и на встрече с послами короля Сигизмунда.
   В 1526 г. на свадьбе Великого князя Василия Иоанновича был его вторым дружкой (после Д.Ф. Бельского), что свидетельствовало о его высоком статусе при дворе. С 1528 года – боярин. Несмотря на опалу в 1531 году, Великий князь Василий III, незадолго до смерти в 1533 г. советовался с ним о престолонаследии, и назначил его в число трех советчиков к супруге своей Елене Глинской.

   Роман Юрьевич Захарьин-Кошкин (родоначальник Дома Романовых) был сыном Юрия Захарьевича Кошкина от его второго брака с Ириной Ивановной Тучковой. О нем известно, что он был окольничим и воеводой при Царе Иоанне Грозном. Был дважды женат; первая жена Иулиания NN. Его дети – Далмат, Даниил, Никита, Анна, Анастасия. Сыновьями Никиты были, боярин Михаил Никитич – замученный по приказу царя Бориса Годунова в Ныробе, также – Феодор Никитич (Патриарх Филарет), отец  первого Царя Дома Романовых Михаила Феодоровича.
   Дочь Романа Юрьевича Анастасия являлась первой женой Царя Иоанна Грозного. Таким образом, Царь Феодор Иоаннович приходился Роману Юрьевичу внуком.
   Как показали исследования, роста он был весьма высокого (178-183 см), широкой кости, имел богатырский вид, но при этом страдал болезнью ног – родовой болезнью Романовых, которая перешла по наследству и к его Царствующему Правнуку.
   Кончина Романа Юрьевича последовала в 1543 году. Погребен был в фамильном склепе, в подклете Преображенского собора Новоспасского монастыря.

   Род Епанчиных ведет происхождение от Александра Федоровича Беззубца, сына Федора Андреевича Кошки, и внука боярина Андрея Ивановича Кобылы. Напомним, что Андрей Иванович Кобыла являлся боярином Великого князя Ивана Калиты и сына его – Симеона Гордого.
   Сын Андрея Кобылы, Федор Андреевич Кошка служил боярином при Великом князе Дмитрии Донском. В конце жизни (+1407 г.) постригся в монахи с именем Феодорит и был похоронен в Чудовом монастыре.  Личность Федора Андреевича Кошки знаменательна тем, что именно от него произошел впоследствии Царствующий Дом Романовых.
   У Федора Андреевича Кошки, кроме Александра было еще два сына – Федор Федорович и Иван Федорович Кошкины. Как указывалось ранее, сыном Ивана был Захарий, внуком – Роман, а правнуками – Анастасия (жена Царя Иоанна Грозного) и  боярин Никита Романович – дед Царя Михаила Федоровича Романова.
   Родословие Федора Федоровича Кошкина тоже знаменательна, потому что его внучка Мария являлась женой Великого князя Василия Васильевича («Темного»). Царь Иван Грозный приходился Василию «Темному» правнуком. Таким образом, и у Царицы Анастасии, и у Царя Иоанна IV есть общий предок – боярин Федор Андреевич Кошка. Начиная от Великого князя Иоанна III, Московские князья являлись, таким образом не только потомками князя Рюрика, но и потомками короля Прусского Гланда Камбилы.
   
   Сын Александра Федоровича Беззубца Константин служил воеводой, а затем боярином при Великих князьях Василии II и Иоанне III. Как о том пишет «Степенная книга»: «множае тогда Казанский царь Маматян посла всех князи своих со многою силою воевать русские грады… Великий же князь Василий Васильевич посла противу их с воинством сына своего Великого князя Ивана. Потом же Великому князю бывши на Коломне и слыша яко идут на него татарове… И посла противу их служащего ему Царевича с ним же воеводу своего Константина Александровича Беззубова с Коломнити и настигаша их на Бтуце рече в поле, и Божию помощию побиша татар много, а иные убежали» (степень 14, гл. 12, стр. 24).
   Российская история кн. Щербатова также пишет о боярине Константине: «воевода Константин Александрович Беззубцев был послан в Казань с многочисленным войском с воеводою князем Петром Васильевичем Оболенским…»
   Также, о нем известно, что в 70-80-х годах присутствовал на обмене земель князя Андрея Васильевича Углицкого, был пожалован в бояре и назначен наместником г. Владимира. Был женат на Фекле Андреевне NN.
   У боярина Константина было пять сыновей. Андрей Константинович Шеремет стал основателем рода Шереметевых. От Семена Константиновича Епанчи пошел род Епанчиных.


   «Знаменитые Епанчины – три адмирала»

   О начальнике рода Епанчиных, Семене Константиновиче (Пятое колено от Иоанна Прусского) известно, что владел поместьем отца Константина Александровича Беззубцева на Белом озере. Был женат на тверской помещице Ульяне Годуновой. Прозвище его – «Епанча», имеет тюркское происхождение. Так назывался плащ без рукавов.
   У Семена Константиновича было четыре сына. Более всех отличился младший Семен Семенович, в иноках Серапион. Был женат на Соломониде NN, за которую сделал 1 июля 1533 г. вклад в Троице-Сергиеву Лавру – жемчужное ожерелье и кумачовое одеяло. В 1538 г. был пожалован в окольничие. Одновременно являлся головой в большом полку в Коломне. В 1539-40 гг. был воеводой передового полка на реке Угре, потом воеводой правой руки в Коломне. В Казанском походе 1542-44 гг. находился на должности воеводы.
   В 1550 году постригся в монахи в Троице-Сергиеву Лавру, пожертвовав ей свою вотчину, в которую входили село Епанечнино-Ивановское с деревнями Обухово, Новинки и двумя пустошами находившихся в Ярославской губернии.
   От другого сына Семена Епанчи Василия, пошел род, к которому принадлежит и автор этих исследований, Александр Александрович Епанчин.
   Сын Василия Иван получил на Бело-озере обширные вотчины. Был думным дворянином у Великого князя Василия III.
   Внук Ивана, Роман Иванович служил начальником Царской охоты при Царях Феодоре Иоанновиче и Борисе Годунове.

   Принадлежащий к Десятому колену Иван Романович, сын Романа Ивановича, особо отличился в Смутное время. Почил о Господе в 1629 г. как Белозерский помещик. В 1603 г. служил в Новгороде. В январе 1613 г., будучи назначен атаманом в Волоколамск, отличился при обороне войск от короля Сигизмунда. Под начало его, а также атамана Нелюби Маркова, осажденные волоколамцы в жестокой схватке с поляками отбили три приступа, после чего польский король снял осаду.
   В 1615 г. был послан с пятью товарищами на Белое озеро для разведки и военных действий. Так как в «Смутное время» его владения были разорены, в 1626 г. ему были пожалованы три деревни и вотчины в Белозерском уезде. Был женат на Анне Павловне Леневой (+1674 г.)
   
   Особо надо сказать о принадлежащих к Одиннадцатому колену, родоначальниках трех ветвей Епанчиных.
   Андрей Иванович, родоначальник старшей тульской ветви, родился в 1621 г. Был беден, не имея никакого поместья. Значился, как городовой вологжанин. В 1646 г. поступил на службу рейтора в Новгороде. Годом позже женился на Евдокии Еремеевне Юрловой, дочери иноземца Еремея. В первом браке она была за Иваном Тимофеевичем Юрловым, от которого унаследовала деревню Харинскую. В 1649 г. был наконец пожалован поместьями в Белозерском уезде. В 1657 г. получил несколько деревень по отпускной от тещи, вдовы Ульяны Юрловой. В том же году упоминается в послужных списках: «служит на мерине. Бою – пистоль да сабля». С 1667 по 1677 годы служил в Казанском уезде, в дворцовом селе Елабуга и селе Мансурово. Последующие два служил в Москве. Умер в 1685 г. обладая многими поместьями.
   Григорий Иванович Епанчин являлся родоначальником средней белозерской ветви. В 1640 г. к нему перешла деревня Мелинская. Двумя годами позже женился на NN, и стал обладателем еще нескольких деревень. С 1646 г. рейтор в Москве. В 1648 г. получил во владение более двух десятков пустошей на Волоке и деревню Каменку. В 1660 г. поделил со старшим братом Андреем поместья. В том же году ему дано поместье деревня Болтинская и половина деревни Тишинской, и от брата Андрея – пустошь на реке Суре.
   Третий брат, Иван Иванович (по всей очевидности – старший), является родоначальником младшей боровичской ветви. В 1624 г. за военные отличия в Смутное время был пожалован в поместья 25 пустошами. Тогда же женился на Ирине Алексеевне Кишкиной. В 1654 г. служил под началом князя Трубецкого. Был убит в бою под Дубровкой на левом берегу Днепра.

   Первым, кто открыл морскую линию в роде Епанчиных был принадлежащий к Четырнадцатому колену Иван Михайлович, являвшимся правнуком Аггея Ивановича, который, в свою очередь был внуком указанного выше Романа Ивановича – начальника царской охоты Царей Федора Иоанновича и Бориса Годунова.
   В 1779 г. Иван Михайлович поступил в морской корпус кадетов. Тремя годами позже, получив звание гардемарина, служил на Балтике. Получив последовательно повышения по службе, с 1789 г. в звании лейтенанта командовал полушебекой «Орел», участвовал в Рогенсальмском сражении. В 1790 г. участвовал в Выборгском и 2-м Рогенсальмском сражении, командуя полушебекой «Лев». После командировки в Астрахань, в 1796-98 годах, командуя ботом «Орел», ходил в составе Каспийской флотилии к Персидским берегам.
   После перевода в Санкт-Петербург, будучи уже в звании капитана-лейтенанта, до 1804 г. занимался заготовкой корабельных лесов в Нижегородской и Тамбовской губерниях.
   В следующем году участвовал в переходе корабля «Мощный» из Астрахани в Санкт-Петербург, после чего был вновь направлен на заготовку лесов. С этой службы, в 1809 г. был уволен со службы. Являлся помещиком Боровичского и Устюжских уездов.
   К морской линии принадлежал также Яков Семенович Епанчин (1695 – 1761), внук Аггея Ивановича. Первым браком был женат на Анне Ивановне, княжне Мещерской, от которой родился сын Александр. Потомки Александра Яковлевича пошли по морской линии. Трое из них дослужились до адмиралов.
   Яков Семенович прослужил много лет сначала на галерном, а затем на корабельном флоте. После службы в адмиралтействе, был уволен в отставку в чине сухопутного поручика. Скончался в 1761 г. в Тихотицах, погребен на погосте Волок Держков у Никольской церкви на реке Мсте.
   Сын же Якова Семеновича – Александр, по морской линии не пошел. С 1749 по 1752 годы учился в школе артиллерии и фортификации в Санкт-Петербурге. Женился на Марфе Дмитриевне Волковой. Межевал озеро Эльтон, а затем был на строительстве канала, соединяющего верховья Мсты с Волховом у Новгорода. В 1779 году переименован в титулярного советника, заведовал генеральным межеванием Боровичского уезда, и был заседателем уездного суда, исполняя одновременно обязанности Боровичского уездного предводителя дворянства.
   Его внуки – Иоанн, Николай и Павел Петровичи, продолжили традицию деда и прадеда, пошли по морской линии. Причем, Иван и Николай дослужились до звания адмиралов.

   Павел Петрович, прямой предок Александра Александровича Епанчина, родился 12 декабря 1789 года. По окончании Морского кадетского корпуса в 1805 году, по состоянию здоровья получил гражданский чин коллежского регистратора 14 класса. В 1813 г. женился в Боровичах на Елене Петровне Мусиной-Пушкиной, дочери помещика Петра Ивановича Мусина-Пушкина и Домны Петровны, урожденной Ушаковой.
   Владел нераздельно с братьями шестью селами, купил село Никольское и деревни Часовня и Филоброво. Шестого июля 1859 года отошел ко Господу. Похоронен на Николо-Мощинском  погосте Боровичского уезда, на реке Увере, рядом с женой.
   Судьба его братьев адмиралов, была не в пример более яркой. Внуком Павла Петровича, Николаем Алексеевичем Епанчиным, были написаны книги «Три адмирала» и «На службе трех императоров», изданные в 1946 г. в Нью-Йорке.

   Николай Петрович Епанчин, также как и его братья, принадлежал к XVII колену Боровичской ветви потомков Иоанна Прусского. Родился Николай Петрович Епанчин 23 июня 1787 года. В возрасте одиннадцати лет поступил в Морской кадетский корпус, откуда, в апреле 1805 г. был выпущен в чине мичмана. Его служба началась сразу с военных действий. На бриге «Нептун» участвовал в кампании против шведов, у острова Оденегольм. В дальнейшем проходил службу на кораблях «Северная звезда», «Тисба». В 1811 году был произведен в лейтенанты и получил в командование транспорт «Эйпичкайт» в Свеаборге. После чего, приняв в командование отряд из 4-х канонерских лодок, занял военный пост у острова Род.
   За последующие двенадцать лет службы командовал различными кораблями в Балтийском море, участвовал в боевых действиях, дослужился до звания капитан-лейтенанта. В 1824 г. был командирован в Архангельск, где командуя брандвахтенным шлюпом «Пираш» и фрегатом «Елена», совершил на последнем поход в Англию.
   В 1827 году, командуя фрегатом «Елена», участвовал в знаменитом Наваринском сражении, в Греции, за что получил орден святого Владимира 4-й степени с бантом, французский орден св. Людовика, английский орден Бани и греческий орден Спасителя золотого креста. Поступив в распоряжение президента Греции, до 1829 г. крейсировал в архипелаге. В октябре 1828 г. произведен в капитаны 2-го ранга и награжден золотой табакеркой с алмазами.
   О Наваринском сражении необходимо напомнить, что оно состоялось действием соединенных сил Англии, Франции и России. Причина его заключалась в отказе Турции подчиниться Лондонской конвенции, предоставлявшей Греции автономию. Сражение началось 8 октября 1827 года, сразу после того, как турки убили второго парламентера, посланного на флагманский корабль Мухаррем-бея. Наиболее решительно действовала русская эскадра, под командованием контр-адмирала Логина Петровича Гейдена. Она приняла на себя главный удар противника и уничтожила большую часть кораблей. В сражении особо отличился флагманский корабль «Азов», под командованием капитана 1-го ранга Михаила Петровича Лазарева. На «Азове» проявили себя будущие российские флотоводцы, лейтенант Павел Степанович Нахимов, мичман Владимир Алексеевич Корнилов, гардемарин Владимир Иванович Истомин. В составе русской эскадры находилось четыре линейных корабля и четыре фрегата. Одним из фрегатов командовал Н. П. Епанчин.
   По возвращении в 1830 г. в Кронштадт, Николай Петрович был награжден орденом св. Георгия 4-го класса. В июне следующего года произведен в капитаны 1-го ранга и награжден орденом св. Анны 2-й степени. В 1835 году, уже находясь в командовании кораблем «Императрица Александра», ходил с десантными войсками из Кронштадта в Данциг. Крейсировал в Балтийском море. За что награжден орденом св. Станислава 2-й степени.
   В декабре 1837 г. произведен в контр-адмиралы, получив назначение командовать 3-й бригадой 2-й флотской дивизии. Двумя годами позже, будучи командиром 3-й бригады 3-й флотской дивизии получил орден св. Владимира 3-й степени.
   В 1842 году, после назначения его на должность капитана кронштадского порта, начался завершающий период службы Н.П. Епанчина. Служба на столь ответственном посту была отмечена высокой наградой, орденом св. Станислава 1-й степени. Что послужило причиной перевода его в 1844 г. на должность директора кораблестроительного департамента морского министерства. В 1846 г. награжден орденом св. Анны 1-й степени. Двумя годами позже получил звание вице-адмирала. В 1854 г. назначен членом Адмиралтейского совета и председателем главного морского суда. 26 августа 1856 г. произведен в полные адмиралы, вместе с братом Иваном Петровичем.
   До самого своего выхода в отставку, Николай Петрович получал высокие награды: орден св. Владимира с мечами, орден Белого Орла, золотая табакерка с портретом Александра II, орден Александра Невского и алмазные украшения к ордену Александра Невского. По выходе в отставку, поселился в Санкт-Петербурге, на квартире на Васильевском острове, вместе с братом Иваном Петровичем. Но, через две недели братья разъехались, решив, что лучше ходить друг к другу в гости.
   Особо следует отметить деятельность Николая Петровича в области герольдии. В 1869 году, он обратился в департамент герольдии с прошением о дополнении дипломного родового герба, древним самобытным гербом Епанчиных, прообразом которого был герб князей Решских середины ХIV века: в золотом щите, в красной середине зеленый дуб, две серебряные звезды  и два креста, вокруг красной середины – лавровый зеленый венок, под венком – боярская шапка, под ней – медная пушка дулом вправо, и серебряный меч с золотой рукоятью острием влево. Над дубом и крестами – золотая королевская корона. Щит держат два льва с золотыми лбами. У правого льва в лапе скипетр, во рту масличная ветвь. У левого в лапе держава, во рту ветвь пальмовая. Львы стоят на зеленой траве, под ними, на серебряной ленте черными буквами девиз: «Deus. Fides. Amor. Virtus», что означает – «Бог. Верность. Любовь. Доблесть». Этот девиз, в средние века выражал собой полноту рыцарского благородства, независимо от национальности или страны проживания. Девиз витязя являлся универсальным для всех, касалось ли это России, Франции, Германии, Пруссии, либо далекого Кавказа. Иметь другие убеждения по отношении к своему Отечеству и своему монарху, считалось неблагородным. Щит же сей был покрыт королевской мантией и королевской короной.
   Новый герб был сочинен управляющим департаментом герольдии бароном Б.Б. фон Кене и Высочайше утвержден императором Александром II, 4 января 1873 года. Увы, сам Николай Петрович, не мог уже лицезреть новый фамильный герб, так как кончина его наступила 26 ноября 1872 года.
   Перед смертью, обратясь к сестре милосердия, сказал: «Перекрестите меня, пора» - и через несколько минут скончался. Могила его находится на Никольском кладбище Александро-Невской Лавры в Санкт-Петербурге.
   Характер имел прямодушный, благородный и твердый, был великий хлебосол. Вся жизнь его была посвящена Царю и Отечеству. Семьи своей он так и не завел, поэтому селения в Новгородской губернии, которыми владел совместно с братьями, отошли им и их наследникам.
   
   Младший брат Николая Петровича, Иван Петрович Епанчин родился годом позже, 8 сентября 1788 года, но в Морской кадетский корпус был отдан одновременно с ним, в 1798 году. Поэтому, течение его морской карьеры имело определенное сходство, особенно на начальном этапе, с карьерой старшего брата. Причем, необходимо отметить, что по окончании обучения кадетского корпуса в декабре 1805 года, получил в подарок за отличные успехи секстант, сопровожденный письмом министра адмирала Чичагова.
   Также, как и его брат, ходил на различных кораблях в Балтийском море. Затем, уже будучи в звании лейтенанта, вслед за старшим братом был переведен в Архангельск, где командовал брандвахтенным шлюпом «Пираш», приняв его от Николая Петровича. По окончании Архангельской кампании, перешел в 1813 г. на корабле «Гамбург» в Кронштадт. В 1814 году, также как и его брат ходил за десантными войсками, но не в Данциг, а в Любен.
   В дальнейшем, ходил на различных кораблях в Балтийском море и в Северном Ледовитом океане. 1824 году, командуя шлюпом «Свирь», будучи в звании капитан-лейтенанта потерпел крушение у острова Нерва, но был оправдан судом.
   В 1826 году женился на Екатерине Алексеевне Станицкой, но через год, потеряв скончавшуюся во цвете лет супругу, более не пытался создавать семью.
   В 1827 году, участвовал, как и старший брат, в Наваринском сражении, где командовал фрегатом «Проворный». За что получил такие же награды и Николай Петрович Епанчин.
   После этого сражения, судьба Ивана Петровича получила самостоятельное направление. В 1829 году , после участия эскадры контр-адмирала Рикарда по блокированию Дарданелл и Константинополя, в которую он входил со своим кораблем «Александр Невский», возвратился в Кронштадт. В 1830 году, за 25-летнюю службу, уже находясь в звании капитана 2-го ранга, получил орден св. Георгия 4-й степени.
   Морская служба в следующее десятилетие, заключалась в охране рубежей России в Балтийском море. Дослужившись за это время до контр-адмирала (1838 г.) получил за примерную службу  награды – орден св. Станислава 2-й степени, греческим орденом Спасителя золотого креста и орденом св. Владимира 3-й степени. Одновременно с получением адмиральского звания, Иван Петрович был назначен командиром 2-й бригады 1-й флотской дивизии. Имея свой флаг, крейсировал на кораблях «Не тронь меня», «Великий князь Михаил», «Гаппут», «Вола» и «Финлянд».
   В соответствии с табелью о рангах, ему было пожаловано в вечное и потомственное владение 2000 крепостных в Самарской губернии. Получив награды, ордена св. Станислава 1-й степени и св. Анны 1-й степени, назначен в 1846 г. командующим 3-й флотской дивизии.
   30 августа 1848 года был произведен в вице-адмиралы, с  утверждением в должности начальника 3-й флотской дивизии.
   В марте этого же года в Датской провинции Шлезвиг-Гольштейн произошла революция. Территория этого герцогства, в течение веков считалась спорной, но в 1806 году, после упразднения Священной Римской империи, отошла к Дании. Восставшие, по решению революционного сейма города Киль, обратились в Германский Союзный сейм, с просьбой о принятии Шлезвига в состав Союза. Германский сейм ответил согласием, после чего прусские войска вступили в Шлезвиг. Так началась Датско-прусская война.
   Россия в течение двух лет занимала политику наблюдателей. Но, так как Императоры Петр III, и Павел I династически принадлежали к Гольштейн-Готторпскому Дому, то Россия выступила на стороне Дании, таким образом, решив ход событий в пользу последней. 2 июля 1850 г. между Данией и Пруссией был заключен мир, где Шлезвиг получил особое датское управление. Гольштейн и Лауэнбург  также остались под властью Дании. Гольштейнцы попытались на свой страх продолжать войну с Данией. Для поддержки датского правительства были посланы войска Австрии и флот России.
  В ночь на 29 июля 1850 года, 3-я флотская дивизия, находящаяся под командованием Ивана Петровича Епанчина, вышла к датским берегам. Впереди шел флагман «Россия», имевший свой флаг, что являлось знаком особой чести.
   18 октября того же года, когда восставшие уже сложили оружие, эскадру посетил король Дании Фридрих VII-й. В знак благодарности, он вручил награды, командующему эскадры и его подчиненным. По анекдоту того времени, при вручении награды Иван Петрович произнес следующие слова: «Не бойся, король датский, Епанчин с тобою». Вице-адмиралу был пожалован орден Данебра 1-й степени (бриллиантовая звезда, лента, крест). По возвращении в Россию был награжден орденом св. Владимира 2-й степени.
   В 1853 году, Иван Петрович Епанчин был назначен членом комиссии по пересмотру Морского устава. Его работа была особо отмечена Императором Николаем I, который Высочайше пожаловал ему золотую табакерку со своим портретом при рескрипте. 4 ноября того же года, он был назначен военным губернатором и главным командиром Ревельского порта. В 1855 году назначен председателем морского генерал-аудиториата.
   В 1856 году, в день коронации Императора Александра II, вместе с братом Николаем Петровичем произведен в адмиралы, и за 50-летнюю службу в офицерских чинах награжден орденом Белого Орла. Спустя три года, пожалован орден св. Александра Невского.
   Служебный рост адмирала, отмечался правительством также и материально. К имениям в Самарской губернии в 1860 г. было пожаловано 5 тыс. десятин земли (проданы в 1864 г.), спустя три года пожалованы еще 4 тысячи. В 1865 году, за 60-летнюю службу, пожалован от Императора Александра II бриллиантовой табакеркой.
   В 1867 году назначен председателем Главного военно-морского суда. В дальнейшем был вновь отмечен Высочайшими наградами: алмазные украшения к ордену св. Александра Невского (1868 г.) и орден св. Владимира 1-й степени (1872 г.) выйдя в отставку, поселился на Васильевском острове, рядом с братом-адмиралом.
   До глубокой старости сохранял совершенную бодрость и крепкое здоровье. В день смерти, 5 августа 1875 года, ничего не предвещало кончины. Как всегда он совершил 2-х часовую пешую прогулку, но, в тот же день с ним случился заворот кишок, от которого скончался.
   Похоронен на Никольском кладбище Александро-Невской Лавры, рядом с братом. Впоследствии, в герб Епанчиных, в честь двух братьев адмиралом внесены два Андреевских флага.

   Последний из Епанчиных, дослужившийся до адмиральского звания, был прадед Александра Александровича, Алексей Павлович Епанчин. К двум прославленным адмиралам, он приходился родным племянником. Как было указано ранее, отец его Павел Петрович, также как и братья пошел по морской линии, но по состоянию здоровья, поступил на службу с гражданским чином 14 класса, коллежским регистратором. Все три его сына, Алексей, Николай и Михаил, по сложившейся уже семейной традиции, были отданы в кадетский корпус. Но, адмиралом стал только один из них – Алексей.
   Родился Алексей Павлович 9 февраля 1823 года, в Тихотицах. В 1835 году, поступил в кадетский корпус. В 1840 г. произведен в гардемарины, крейсировал в Балтике на фрегатах «Ольга» и «Александр Невский». В следующем году был произведен в мичманы, и будучи оставлен в офицерском классе, ходил на корпусных фрегатах «Постоянство» и «Надежда» между Санкт-Петербургом и Кронштадтом.
   В 1844 году, по окончании курса первым, с занесением фамилии на мраморную доску, был прикомандирован к Морскому корпусу, и назначен преподавателем навигации и астрономии. Через два года зачислен в штат корпуса.
   Казалось бы, что служба Алексея Павловича, несмотря на неординарные способности (был всегда в числе лучших учеников), с самого начала не задалась. Самое большее, чем одарила его судьба, это дежурства вблизи Санкт-Петербурга и Кронштадта. Никаких дальних походов, и даже дежурств по охране рубежей не предвиделось. Более того, назначен в преподавательский состав, что наверняка угрызало самолюбие молодого, рвавшегося в открытое море, офицера флота. Какие ордена и чины можно получить не в походах, но здесь, на берегу? Этот вопрос, наверняка задавал себе не однажды преподаватель Морского корпуса. Ничто не говорило, что именно на этом поприще он дослужится до звания адмирала.
   Но, жизнь шла своим чередом. В 1851 г. он назначен помощником инспектора классов. В 1853 г. награжден орденом св. Анны 3-й степени. Годом позже женился на Александре Гавриловне Лесниковой (05.03.1830 – 16.01.1911), дочери помещика Тверской губернии Гавриила Ивановича Лесникова. Похоронена в Александро-Невской Лавре, рядом с мужем. Родила 4-х сыновей и 3-х дочерей.
   В 1855 году Алексей Павлович был произведен в капитан-лейтенанты, с назначением командующим гардемаринской роты. За исправную службу, в 1858 году награжден орденом св. Станислава 2-й степени. В 1860 г. назначен инспектором классов корпуса.
   В следующем году именно его отправляют в зарубежную командировку – в Англию, Францию и Германию, для обозрения морских училищ. По возвращении, произведен в капитаны 2-го ранга, с одновременным назначением в члены Академического корпуса морских наук. За примерную службу в корпусе награжден в 1864 г. орденом св. Анны 2-й степени. В 1866 г. произведен в капитаны 1-го ранга, и награжден (годом позже) орденом св. Владимира 4-й степени.
   В 1871 году произошел перелом в жизни Алексея Павловича, показавший, что адмиралом он обязательно будет. После награждения его орденом св. Владимира 3-й степени, 8 ноября его назначают на должность директора Морского училища (бывший Академический корпус; ныне Военно-морское училище им. Фрунзе), с одновременным назначением на должность председателя Академического корпуса.
   Адмиральский чин не заставил себя ждать. 8 апреля 1873 г. произведен в контр-адмиралы со старшинством. После чего командирован в Ариадну. В 1876 г. отмечен высокой наградой, орденом св. Станислава 1-й степени.
   В 1877 году совершилось то, о чем, направленный в свое время на преподавательскую службу мичман не мог и желать. 28 января, контр-адмирал А.П. Епанчин зачислен в свиту Его Величества (и лично поздравлен Императором Александром II). Одновременно с этим назначен начальником Николаевской морской академии (бывший Академический корпус; ныне Военно-морская академия) с сохранением должности начальника Морского училища. За работу на этом поприще, в 1880 г. награжден орденом св. Анны 1-й степени.
   То, что Алексей Павлович отдавал на этой службе всего себя, видно из того, что в 1882 году, в возрасте 59 лет, был вынужден попроситься в отставку. Прошение было удовлетворено, но при этом, за А.П. Епанчиным было оставлено почетное членство в конференции Николаевской морской академии, также с оставлением в свите Его Величества, с предоставлением права носить мундир Морского кадетского корпуса, и с сохранением столовых денег по 3000 рублей в год.
   Высочайшим вниманием, тем не менее Алексей Павлович не был оставлен. Ибо в 1887 г. произведен в вице-адмиралы, с зачислением по флоту. Также, в 1891 году, по случаю 50-летней службы награжден орденом св. Владимира 2-й степени. В 1896 г. награжден Орденом Белого Орла. В 1901 году, в день 200-летия Морского кадетского корпуса, награжден орденом св. Александра Невского.
   В 1909 г. А.П. Епанчин вышел в отставку с чином адмирала. Поселился в Санкт-Петербурге на Потемкинской улице, у Таврического сада.
   Знавшие Алексея Павловича, отмечали его как очень доброго человека. Находясь в отставке, часто ходил по бедным районам, жертвуя деньги бедным людям. Однажды, выиграв в карты крупную сумму денег, всю ее раздал беднякам, по секрету от жены.
   В 1813 году, умер в возрасте 90 лет, от воспаления легких. Похоронен на Никольском кладбище Александро-Невской Лавры, рядом со своими дядьями адмиралами. Когда совершались похороны, то гроб с телом сопровождала большая толпа облагодетельствованных им бедняков.


   «Епанчины в послереволюционное время»
   
   У Алексея Павловича Епанчина были еще два брата, которые, согласно семейной традиции пошли по морской линии. Но, старший, Николай Павлович, вышел по болезни в отставку, в звании капитана-лейтенанта. Жил в родовом имении Мельницах на Святом озере Белозерского уезда Новгородской губернии. Был избираем в почетны мировые судьи. Но, жизнь его закончилась трагически. Был убит в 1882 году, выстрелом в спину крестьянином соседней деревни, мстившем ему за преследование их за самовольные порубки леса.
   Другой брат, Михаил Павлович, по получении им звания капитан-лейтенанта, уволился с действующего флота. После чего поступил на службу преподавателем математики в 1-й кадетский корпус. После увольнения в отставку в чине полковника, поселился в Санкт-Петербурге. Михаил Павлович был человеком глубоко верующим (знал наизусть все святцы), поэтому, не случайно, что именно он совершил паломничество в Иерусалим. Умер в 1907 году, от воспаления легких, как и старший брат. Ибо климат Северной столицы способствовал подобным заболеваниям. Похоронен на Смоленском кладбище, в ограде 1-го кадетского корпуса.
   У самого Алексея Павловича было трое сыновей – Николай, Алексей, Гавриил и трое дочерей – Елена, Мария, Александра.
   Старший сын Алексея Павловича Николай окончил Павловское высшее военное училище, с занесением на мраморную доску, как вошедший в число первых учеников. Участвовал в русско-турецкой войне, по окончании который поступил в Академию Генерального Штаба. В 1882 году женился на Вере Карловне Кульстрем, дочери контр-адмирала Карла Федоровича Кульстрема. В 1901 г. был произведен в генерал-майоры, затем зачислен в свиту Его Величества. В 1907 г. произведен в генерал-лейтенанты и направлен в Киев, командовать 42-й пехотной дивизией. В 1913 г. назначен в Вильно, командиром 3-го корпуса, в том же году произведен в генералы от инфантерии. С началом Первой мировой войны, участвовал в составе 1-й армии в битве у Столлупенена и Гумбинена (Августово сражение), за что получил «мечи» к будущему ордену Белого Орла. После разгрома его армии, был отправлен в отставку, но потом восстановлен в должности. После революции, состоял при штабе Деникина. Осенью 1921 г. покинул Россию вместе с семьей. В эмиграции жил сначала в Саксонии, потом в Ницце, где владел своим домом. Поначалу жил на средства от продажи акварелей, которые сам же и рисовал. Потом, начал печататься в газетах и журналах. Еще в царское время, он проявил себя как незаурядный писатель-очеркист. В эмиграции написал свои мемуары «На службе трех императоров». В 1946 г. в Нью-Йорке вышла его книга «Три адмирала», написана им в соавторстве с сыном Николаем. Похоронен на русском кладбище в Нокау в семейном склепе.
   Родной дед Александра Александровича Епанчина, Алексей Алексеевич пошел по гражданской линии, дослужившись до тайного советника. Родился он в 1858 году. В возрасте 20 лет закончил Пажеский корпус, после чего начал служить офицером Преображенского полка. Но, вскоре был отправлен в отставку, по причине сильной близорукости. Дальнейшая его служба проходила в Митаве. В апреле 1887 г. женился на Софье Тунцельман… дер Гольден Леер, Ревельской немке (1864-1906), дочери генерала Николая Антоновича Тунцельмана (1835-1905). Характерно, что его родная сестра Александра вышла замуж за родного брата его жены, Николая Николаевича Тунцельмана. Для чего понадобилось специальное разрешение архиерея. В 1924 г. они бежали в Копенгаген через Финляндию. Еще в 1899 г. составила генеалогическое древо рода Епанчиных.
   О Николае Антоновиче Тунцельмане, в семье Епанчиных ходил следующий анекдот: Некий кадет пехотного училища заказал в ресторане очень дешевый и плохой обед. «Фу, какая гадость!» - произнес сидевший рядом господин. Кадет покраснел, вскочил с места и сказал: «Милостивый государь! С кем имею честь?» Господин поднялся и ответил: «Тунцельман фон Адлерфлюг  Зюгенанд. Ригер дер Гольдене Леер!».  «Фу, какая гадость!» - отпарировал кадет. Софья Николаевна родила двух дочерей – Надежду и Софью. Умерла в Гатчине в 1905 году, похоронена там же на Всехсвятском кладбище.
   Только через пять лет вдовства, Алексей Алексеевич женился во второй раз. Его супругой стала Мария Александровна Вереха (1877-1941), дочь черниговского дворянина и мирового судьи Александра Николаевича Верехи. После революции 1917 г. несколько раз подвергался аресту, ибо власти не могли пройти мимо человека, дослужившего до чина тайного советника, но все заканчивалось благополучно. Тем не менее, в 1920 г. он оставил службу в министерстве финансов, и переехал в Гатчину, где у него был свой дом. Некоторое время работал в палате мер и весов, в 1924 г. был принят на должность заместителя директора в Гатчинский исторический музей, где в 1925 г. принимал сына известного изобретателя Альфреда Нобеля Роберта, и дал в его честь обед. В 1928 г. ушел в отставку.
   Во время войны, 4 сентября 1941 года, спасаясь от немцев, бежал с семьей из Гатчины в Ленинград, где зимой того же года, вместе с женой и горничной умер от голода.
   Анне Алексеевне, дочери Алексея Алексеевича от второго брака, чудом удалось выжить в этой обстановке. Накануне войны, она закончила музыковедческое отделение Ленинградской консерватории. В 1941 г. была принята на работу в Ленинградское музыкальное училище. При наступлении немцев, бежала с сестрой Варварой в Ленинград. 26 февраля 1942 г. ей удалось эвакуироваться через Ладожское озеро в Кострому, где в течение месяца лечилась от истощения и болезней. Потом была переведена в Тамбовскую область, где работала учетчицей в дер. Моисее-Алабушки. Через год переехала в г. Электросталь Московской области, где работала на заводе обдирщицей. И лишь в сентябре 1943 г. она поселилась в Муроме, где в декабре того же года, при ее деятельном участии была открыта музыкальная школа. Анна Алексеевна стала первым ее директором, и находилась на этой должности до ноября 1948 года.
 
   Революция разметала Епанчиных по всему свету. Скорбный путь пришлось пройти, и тем, кто остался в России, и тем, кто уехал за рубеж. В этой связи, представляет наибольший интерес истории старшей дочери Николая Алексеевича Епанчина Веры. С ее сыном Эдуардом (бароном Фальц-Фейном), Александру Александровичу и его маме Анне Алексеевне довелось встретиться в 1980 году, в редакции газеты «Московские ведомости».
   Родилась Вера Николаевна в Санкт-Петербурге. Закончила Санкт-Петербургскую гимназию. Жизнь ее проходила, в соответствии с рангом и возрастом. В 1909 г. она отдыхала на юге Франции в Ницце, вместе со своей матерью Верой Карловной. Именно там она познакомилась с Александром Эдуардовичем Фальц-Фейном, у которого находилась в Ницце роскошная вилла «Les Palmers». Он сделал Вере Николаевне предложение, и она согласилась, несмотря на то, что у Александра Эдуардовича были дети от первого брака: Ольга и Александр.
   30 июня 1910 г. состоялось венчание в Исидоровской церкви села Дудчино, после которого новобрачные отправились в свадебное путешествие в Египет.
    Александр Эдуардович Фальц-Фейн (1864-1919) был вторым сыном Эдуарда Ивановича Фальц-Фейна (1839- 1889), богатого обрусевшего немца, владевшего огромными землями в Таврической губернии, у которого было шесть сыновей. Старший брат Александра Фридрих (1863-1920) владел уникальным имением – зоопарком «Аскания-Нова». Фридрих Эдуардович был ученым-зоологом, и для него в этом заключался смысл жизни. Он тратил свое громадное состояние на исследования, экспедиции в Африку, в пустыню Гоби, в Южную Америку, где он доставал уникальных животных и акклиматизировал их.
   Александр Эдуардович во всем соперничал со старшим братом, старался ему подражать, и тоже устроил зоопарк, где разводил редких животных. Причем, это не являлось барской блажью, потому что, в свое время он закончил аграрную Академию в Берлине. Получив в наследство богатейшее имение Гавриловку – официально Фальц-Фейново, на берегу Днепра – где и производил сельскохозяйственные опыты. Летом он давал работу 1500 работникам, а зимой – пятистам. Ему удавалось увеличить запашку до 8 тыс. десятин.
   О богатстве Александра Эдуардовича ходили анекдоты. Спрашивают его «Сколько у тебя овец?» - а он отвечает, что не знает, даже сколько у него собак, которые их охраняют. Их семейный клан имел два десятка имений, ставших под их управлением процветающими, а кроме этого. У них были дома в Москве, Херсоне, Симферополе и Одессе, также за границей – в Германии, Австрии, во Франции, даже в Южной Африке. А еще фабрики, яхты, пароходы. Династия, к концу 19-го, начале 20-го веков, находилась на вершине своего экономического процветания.
   В 1917 году, накануне революции, Александр с женой и детьми снимали комнату в отеле «Медведь» в Петербурге. Время было смутное, прошел февраль. Фальц-Фейны готовились к отъезду в имение. Но вдруг Вера Николаевна заболела корью и своей болезнью спасла всех ( в имении их бы точно убили разгулявшиеся на юге революционные банды). В это время пришло известие об отречении Императора от престола. Иллюзий по поводу будущего России теперь не было никаких. Они сразу стали готовиться к отъезду за границу. В том же году Фальц-Фейнам удалось выехать в Финляндию. По получении Германской визы, весной 1918 г. прибыли в Берлин, где устроились в маленьком пансионе. С ними были их дети, также родители Веры Николаевны и ее брат Владимир. Но, и в Германии не было покоя. 9 ноября 1918 г. здесь разразилась революция, спасаясь от которой, император Вильгельм II бежал в Голландию.
   Хождение по мукам довершила ужасная весть – о трагической гибели от рук большевиков, матери Александра Софьи Богдановны. Это известие сразило Александра Эдуардовича. После случившегося с ним инфаркта, он скоропостижно скончался в 1919 году. Вера Николаевна похоронила мужа в Берлине на кладбище «Двенадцати Апостолов». Через год, рядом с ним лег его старший брат Фридрих.
   Из Берлина, вместе с детьми, родителями и младшим братом Владимиром, Вера Николаевна переехала в Саксонию. Поселились в городе Леснинг, где их приютил владелец обувной фабрики Мюллер, на своей вилле Бадшандау. Этот человек очень помог беженцам, заплатил за дорогу, и вскоре сделал Вере Николаевне предложение. Поначалу она согласилась, но потом все же отказала.
   В 1921 г. переехали в Мюнхен, где поселились в пансионе «Daser», недалеко от университета. Дети Веры Николаевны пошли в школу, а младший брат Владимир учился на медицинском факультете университета. Отца ее выбрали председателем русской эмигрантской колонии. Но, жизнь при этом оставалась тяжелой. Инфляция в Германии достигала ужасных размеров. Почтовая марка стоила 200 миллионов марок.
   После «пивного путча» Гитлера, посчитали за лучшее выехать из страны. В 1923 г. они поселились в Ницце, на юге Франции. Вере Николаевне удалось продать мраморную виллу мужа, в результате чего семья получила средства для существования. В Ницце, в 1941 году умерли ее отец – генерал Епанчин и мать Вера Карловна. Сама она прожила в Ницце, никуда не выезжая, до глубокой старости, где и скончалась в 1977 году. Почти все Епанчины покоятся на русском кладбище «Caucade» в Ницце, в семейном склепе Фальц-Фейнов-Епанчиных.
   Здесь в Ницце, Вера Николаевна написала замечательные мемуары о своей великосветской жизни в дореволюционной России в Петербурге, опубликованные ее сыном за границей. Часть их была напечатана в журнале «Наше наследие» в 1978 году.
   Дочь Веры Николаевны Таисия Александровна (1911-1978), вышла замуж за немецкого писателя Ганса Пешке.
   Сын Эдуард стал известным человеком. В 1936 году он получил баронское звание от князя Лихтенштейна Франца I. В 2000 году барон Фальц-Фейн издал свои мемуары «Жизнь русского аристократа» в Москве, пятитысячным тиражем. В нем он красочно описал свою необычайную жизнь.
   Барон много лет пытался приехать в СССР, чтобы увидеть, о чем много ему рассказывали родители и дед – генерал Епанчин. Тем не менее, сотрудники советских посольств упорно отказывали в визе, хотя «недобитому белогвардейцу», в 1917 г. было всего пять лет. Тем не менее, Эдуард Александрович побывал в России, в советский период дважды, в 1977 и 1980 годах. Он приезжал в СССР, как председатель Олимпийского комитета Лихтенштейна. Именно тогда, Анна Алексеевна и Александр Александрович встретились с бароном в редакции газеты «Известия».
  С тех пор, он стал в России частым гостем, а затем жил здесь почти постоянно. За доброе и умное меценатство, президент Ельцин наградил барона Фальц-Фейна орденом Дружбы народов, а украинский президент Кучма – «Знаком президента».
   Одним из первых пожертвований барона в России была библиотека Дягилева-Лифаря, которую барон купил в 1975 году на аукционе в Монако. Благодаря огромным усилиям барона Фальц-Фейна, в Россию попал архив следователя Соколова, хранивший тайну расстрела Царской семьи. Без преувеличения можно сказать, что этот архив во многом помог делу прославления семьи Императора Николая Второго, в лике святых. Ко всему, принимал участие в поисках и восстановлении «Янтарной комнаты».
   Одна из его личных заслуг – увековечение памяти Александра Васильевича Суворова в Швейцарии и Лихтенштейне. После сложной и многотрудной работы с историческими документами, барон доказал, что Суворов был в Лихтенштейне в октябре 1799 года, по возвращении из знаменитого похода через Альпы. Теперь на месте ночевки великого полководца стоит памятник.

   Необходимо сказать несколько слов о братьях Веры Николаевны. Младший ее брат Владимир, в 1828 году, окончив университет и получив диплом доктора медицины, переехал к родным в Ниццу. Здесь он женился на княжне Марии Николаевне Е., но она умерла во время родов. Ребенок тоже был мертворожденным. В тридцатых годах женился во второй раз на Наталье Ильиничне, дочери генерала Ильи Маклашевского и графини Е.А. Бобринской. Переехали из Франции в США.
   Старший брат Веры Николаевны Николай служил на путях сообщения им. Александра I. В 1915 году был начальником изысканий по орошению Ферганской долины. Затем был направлен в Каир на Суэцкий канал. К 1917 году дослужился до чина надворного советника. После революции эмигрировал во Францию, и как и его родные, жил в Ницце. После войны переехал в США. В 1946 году, издал в Нью-Йорке книгу «Три адмирала», написанную его отцем. С 1957 года, после смерти жены, жил у брата Владимира. Последние годы жизни провел в больнице, потом в богадельне, где и скончался. Был чудаковат, за что получил прозвище «филозоф».
   Младший брат ее отца, Гавриил Алексеевич, остался в России. Будучи в звании генерал-майора, и по Адмиралтейству – капитаном 1-го ранга, после революции не нашел себе никакого применения. В 1925 г. был выслан в свое бывшее имение (с. Боровичи), но через полгода его оттуда вызволила крупная большевичка – графиня Толстая. Скончался в Петрограде в 1933 году. Похоронен в Гатчине, на новом кладбище.
   Старшая сестра Николая Алексеевича Елена была одаренной девушкой. Занималась музыкой и живописью, но скончалась от чахотки, в возрасте 19 лет. Похоронена на Никольском кладбище Александро-Невской Лавры, рядом с родителями.
   Другая сестра Мария училась в Смольном институте. Вышла замуж за лечившего его доктора Михаила Николаевича Модестова. От этого брака родились трое детей: Александра, Павел и Ирина. После революции, принадлежащие ей имение в Новгородской области и дом в Гатчине, были отобраны. С 1922 года жила в Петрограде, где и скончалась в 1931 году.
   Лишь только младшая сестра Николая Алексеевича Александра (вышедшая замуж за Николая Николаевича Тунцельмана) в 1924 г. смогла эмигрировать за границу – Сначала в Финляндию, потом в Копенгаген. Очень гордилась своим родом; в 1899 году составила генеалогическое древо рода Епанчиных.

   Судьбы родных сестер Анны Алексеевны Епанчиной (Вере Николаевне она приходилась двоюродной сестрой), сложились по разному. Ее единокровная и единоутробная сестра (от второго брака А.А. Епанчина на Марии Александровне Верехе), жила с родителями в Гатчине, потом в Ленинграде. Работала заместителем заведующей библиотекой в Ленинградском Политехническом институте. Летом 1941 г. провела на оборонных работах в Новой Дубровке. В сентябре бежала из Гатчины в Ленинград, где умерла от голода, как умерли мать и отец. Похоронена на Пискаревском кладбище.
   Жизнь второй старшей сестры (от первого брака отца), Софьи Алексеевны, сложилась более счастливо, даже чем у других родственников, уехавших за границу. Родилась в Гатчине, училась в Оболенской гимназии, как и другие сестры. В 1920 году, для того, чтобы выехать за границу, вступила в фиктивный брак, на что согласился знакомый эстонец, сотрудник эстонского посольства. По выезде с ним в Таллин, оформила развод. Уже здесь в Таллине, вышла замуж за англичанина, лейтенанта Эрнеста Ленергана, католика по вероисповеданию. Сначала переехала вместе с мужем в Англию, потом в Копенгаген, затем в Канаду, где у них была ферма. Впоследствии ферма была продана, что дало возможность переехать в Ванкувер. От этого брака было трое детей: дочери Габриэла-Софи-Дагмар, Маргарет-Кетрин-Меринс и сын Эрнест-Алексис.
   Старшая сестра Надежда Алексеевна, была первенцем в семье. Родилась в Гатчине, жила в доме отца. Оболенскую гимназию закончила в 1909 году с золотой медалью. Но, замуж не вышла. Во время войны была сестрой милосердия в городском лазарете. После революции вернулась в Гатчину, в дом отца. В 1920 г. стала послушницей Воскресенско-Покровского монастыря в Санкт-Петербургской губернии. В 1929 г. приняла постриг с именем Надежда. После закрытия монастыря в 1930 году, переехала на жительство в Муром. По возвращении же в Гатчину, в феврале 1932 г. подверглась аресту, после чего отправлена в ссылку в Бен-Буди, в Среднюю Азию, сроком на три года. По возвращении из ссылки снова поселилась в Муроме, где жила по адресу ул. Советская, дом 35, у мещанки Антоновой. Ее происхождение и принадлежность к монашеству, создавали постоянную угрозу нового ареста, поэтому приходилось менять места жительства. В 1938-39 годах жила в селе Дедово Горьковской области, оттуда переехала в г. Осташков Калининской (ныне – Тверской) обл. Когда, Анна Алексеевна, ее младшая сестра поселилась в селе Моисее-Алабушки, то она переехала к ней, на Тамбовскую землю. В Осташкове, находящимся радом с линией фронта, жить было небезопасно. В августе 1943 года, вместе с сестрой переехала вновь в г. Муром, где прожила до конца своих дней. Много лет она прислуживала в Николо-Набережной церкви (ныне здесь находятся мощи св. Иулиании Лазаревской). В 1958 году переехала к своей сестре Анне Алексеевне, которая несколькими годами позже получила квартиру на ул. Московской, дом 37, кв. 49. Умерла инокиня Надежда в 1968 году. Похоронена на Всехсвятском (Напольном) кладбище, рядом с духовными сестрами.


   «Воспоминания»
   
   После кончины Александра Александровича Епанчина (+21.08.1998), в Муроме, из его родственников осталась только его жена, Нина Сергеевна Епанчина. Хотя, и в России и за рубежом, и по ныне здравствуют многие потомки этого славного рода. В России, добавляя к вышеуказанным, это Елена Георгиевна Каширина (Епанчина) и ее сын – Георгий Олегович Каширин. За рубежом – Николай Владимирович Епанчин, инженер-строитель: родился в Ницце, в 1951 г. переехал вместе с родителями в США. Туда же переехали и его младшие братья: Алексей Владимирович – доктор философии, и Павел Владимирович – детский психолог.
   Когда Александр Александрович почил о Господе, то это вызвало потрясение в общественной среде города Мурома. Горожане вдруг поняли, кого от них забрал Бог. Прощаться с ним пришла вся просвещенная общественность города Мурома. К сожалению, время закрывает, как зыбучим песком минувшие дни. На могиле Александра Александровича было сказано много теплых слов. Слова были сказаны, но письменных воспоминаний о нем почти не сохранилось.
   С этой точки зрения, особо интересными могут быть воспоминания Сергея Ивановича Домнина, человека хорошо знавшего Александра Александровича.  Ценность этих воспоминаний еще и в том, что писавший их, не считает себя Православным христианином (хотя он не отрицает христианства и Православной веры, но считает, что у него особый путь постижения духовных вопросов). Это тем более ценно, так как является взглядом со стороны, и взгляд этот непредвзятый. В контексте настоящей работы, есть основания привести очерк Сергея Домнина, хотя и с сокращениями, ибо в нем живой взгляд на этого удивительного человека.

   «Мои воспоминания об Александре Епанчине»

   Я, Домнин Сергей Иванович, был участником и свидетелем некоторых событий в жизни Александра Александровича Епанчина, в течение ее последних шести лет. Однако пишу здесь в основном не о них, а о своих убеждениях, мыслях, идеях. Почему? Потому что именно они подтолкнули меня к знакомству с Александром, они побуждали к очередной с ним встрече, к беседам с ним, поддерживали внимание к этому человеку…
   Знаю, что многие будут недовольны такими воспоминаниями. Особенно православные верующие. Ведь воспоминания об их единоверце используются для пропаганды какой-то иной веры. Подскажу невольным успокоительную мысль: мало ли с кем сводит Бог православного человека, для испытания его веры. Пусть православные считают, что так же думает об этом и сам Александр, пребывающий в новой вечной жизни… Если же кому интересно увидеть Александра глазами иноверца, кто не боится взглянуть на мир с иной точки зрения, пусть следует за мной.
   С Александром Епанчиным я познакомился на месте своей работы – в городском отделе статистики. Тогда он назывался информационно-вычислительный центр. Александр пришел к знакомому мастеру – Николаю Паутову – договориться о ремонте пишущей машинки. До этого, я знал его заочно, со слов моей жены Елены Александровны. В детстве Саша был учеником ее мамы, учительницы русского языка. Накануне я прочитал в местной газете его заметку, из которой мне запомнилась лишь подпись автора: «А.А. Епанчин, краевед, действительный член Российского Географического общества». Из-за этой солидной подписи у меня и возник к нему интерес. И когда я осторожно заглянул к ним в комнату и спросил о Николае, я был рад его увидеть и заговорил с ним. Если не ошибаюсь, это было летом 1992 года.
   Мое стремление познакомиться с ним имело свою причину. Дело в том, что я интересуюсь глобальной футурологией – наукой о будущем – и к тому времени разработал и описал принципиально новую эволюционную модель мира. Она основана на принципе множественности вселенных и на открытом мною общем законе эволюции (теории расщепления сред). В ней объясняется сущность Бога-Творца и рассчитывается будущее человечества на две тысячи лет вперед. Сделанные открытия захватывали дух и побуждали к активному поиску единомышленников… Я готов был видеть единомышленников в каждом культурном человеке. Им безусловно являлся предстоявший тогда передо мной действительный член Российского Географического общества…
   Воодушевленный его вниманием, стал рассказывать о модели мира, в которой  открывается будущее человечества… Однако, до объяснения сущности Бога дело так и не дошло. Александр вскоре извинился и признался, что не сможет оценить мои идеи, поскольку не силен в фундаментальных науках. Членство в Географическом Обществе к этому не обязывает. В Бога он тоже верит, но не готов обсуждать свое понимание Бога в рамках научной картины мира. На том мы и расстались в тот день… Увы, Саша до конца дней своей жизни так и не стал моим единомышленником. Однако, между нами сложились дружеские отношения, полезные для нас обоих. Саша консультировал меня по вопросам религии, давал читать книги из своей библиотеки, знакомил с людьми, общение с которыми способствовало развитию моего мировоззрения. Сам он не вникал в мои объяснения сущности и замысла Творца. Они казались ему слишком рациональными, непонятными, и он чаще обращался ко мне с житейскими просьбами – отремонтировать часы, утюги и прочее.
   Я тоже не вникал в его краеведческие изыскания, хотя считал их полезным делом, нацеленным на восполнение и оживление памяти народа о своем прошлом. Просто у нас с ним были разные призвания. Александр был верующим человеком – исповедовал традиционную православную веру. В своих трудах он утверждал любовь к малой родине и ее православному прошлому. Без которой нельзя быть настоящим патриотом. Но по убеждениям был монархист и считал религиозную православную идеологию единственно верной и подходящей для России 21-го века. В этом с ним я решительно расходился.
   А отличие от Саши, я был свободен в суждениях о прошлом и будущем нашей страны. Надо мной не довлели догмы религиозных или атеистических учений. Доказав существование Бога научным путем, я уже не был атеистом и уже не мог стать традиционно верующим… Я возражал Александру, видевшему спасение России в возрождении традиционной православной веры. Ведь не православные верующие развалили мировой социалистический лагерь во главе с Советским Союзом, не они избавили себя от гнета атеистического режима. Это сделала в ходе третьей мировой холодной войны иудео-протестантская Америка… И если не СССР, а США достигли своей цели, значит, их идеология оказалась сильнее атеистической идеологии, и уж тем более – сильнее православной. Значит, противостоять ей сможет только качественно новая идеология, имеющая больший объединительный и созидательный потенциал. Она должна быть основана на современных научных знаниях, и через них объяснять сущность единого для всех Бога. В ней уже не будет былых противоречий между библейскими и научными истинами. И тогда она уже сможет объединить  уже не одних православных против иноверцев, не пролетариат против буржуазии, а всех верящих в Бога, против неверящих в него. Именно такая глобальная объединяющая идеология нужна бывшему православному и бывшему советскому народу. Именно с ней наша нация обретет в душе мир и уверенность в своем будущем. В правильности этой идеи меня как раз убеждало несогласие с ней Александра – ярко выраженного носителя православной идеологии.
   Изначальное несогласие моего религиозного оппонента побуждало меня сверять свои «рациональные» представления о Боге с теми, что записаны в первоисточнике всей христианской религии – в Новом Завете. У нас дома имелась Библия, и ее чтение таким же важным занятием, как и чтение научно-популярной литературы. В феврале 1993 г. я с радостью обнаружил, что мое научное понимание Бога совпадает по смыслу с библейским описанием Творца.
   Изучение Библии было последовательным шагом в развитии моего научного богословия. Саша лишь дополнительно стимулировал этот процесс. Действительно, если модель дает новое понимание мира и Бога, то логично обратиться к Библии, в которой Бог уже рассказал о мире и о себе самом устами своих пророков… Так что мое обращение к Библии было неизбежным, но Александр ускорил его и нацелил на ведение идеологической борьбы.
   По моим тогдашним и нынешним представлениям, Иисус Христос – «Слово ставшее плотью» - не является Богом-Творцом. В этом вопросе, мое учение ближе к исламу, иудаизму и к учению самого Иисуса. Для меня, он по призванию – Мессия, то есть Христос, а по своей природе – сын человеческий и сын божий… Иисус Христос, это особый пророк, посланный Богом реформировать иудаизм, и основать на нем новую религию, предназначенную для языческих народов. К такому выводу я пришел уже вначале исследования библейских текстов, и за все прошедшее время лишь укрепился в нем.. Естественно, что с таким выводом не мог согласиться ни Александр Епанчин, ни другие ортодоксальные христиане. Для них почитание Иисуса Христа лишь как пророка, пусть даже особого, считается ересью, подобной учению Ария… Но, вначале, как и всегда, я сомневался в себе: может быть, мое толкование библейских текстов менее логично, чем у профессиональных богословов? И потому оно менее убедительно? Так я решил вникнуть в традиционное богословие и стал изучать «Толковую Библию», тексты которой комментируют православные богословы. Этот трехтомник – перепечатку дореволюционного издания – мы с Леной купили в 1990 году в Ленинграде, будучи там на экскурсии. Когда же мне встречалось что-либо непонятное, я обращался за помощью к Саше.
   Сочувствуя моим поискам истины, Александр дал мне дополнительно почитать «Конспект лекций по догматическому богословию». Это небольшая брошюра в 72 страницы, отмеченная экслибрисом Епанчиных, так и остался в моем архиве. В ней, с православных позиций изложены три учения: «о богопознании, о единстве Существа Божия, о троичности Лиц в Боге». Сашина книжка пришлась очень кстати. Она хоть и являлась учебным пособием для детей школьного возраста, но мне и этот уровень был достаточен для понимания сути традиционного решения главных богословских вопросов.
   Как оказалось, мой путь естественно-научного богопознания соответствует христианскому и, в частности, православному вероучению. Стремиться к постижению Творца можно и через постижение сотворенного им мира. Используя научные аргументы, можно и нужно доказывать научные знания – это своеобразные откровения Творца о своем творении, передаваемые через Духа истины жаждущим их людям – ученым. Однако, по мнению Церкви, нельзя абсолютизировать этот путь богопознания и пренебрегать другим путем – сверхъестественным, то есть – сверхчувственным, «иррациональным», совершаемым через религиозные ритуалы и обряды...
   Изложенное в пособии учение «о троичности Лиц в Боге» меня не убедило. Совершенный Бог заслуживает в рассуждениях о нем более совершенной логики… И что меня особенно возмутило, так это употребление в цитатах старославянского языка. Ведь это же затрудняет понимание смысла священных текстов!.. Александр не драматизировал ситуацию с употреблением старославянского языка.  В отличие от многих, он его хорошо знал – как краевед и собиратель древностей. Он видел в нынешнем употреблении этого языка – и в печатных изданиях, и в церковных службах – связь времен, которую нужно укреплять. Считал, что таким образом современные верующие приобщаются к  более «благодатной старине», к «Святой Руси» - Руси Александра Невского и Иоанна Грозного. Я же смотрел на тот период нашей истории без романтизма, с эволюционной точки зрения. И был уверен, что мало кто из почитателей Святой Руси согласился бы переселиться в ту эпоху – эпоху боярского произвола, междуусобных войн и крепостного права.
   Изучая Библию, я все больше убеждался в том, что толкование ее текстов с позиций эволюционной модели мира более логично, чем толкование их с позиций православного вероучения. И мое «рациональное» представление о Боге лучше совпадает с библейским его описанием, чем представления христан-ортодоксов… Я радовался совпадению научных и библейских истин и сочетал их в новом учении. Радовался не только за себя, но и затех, кому может пригодиться мой труд. За тех, кто как и я, уже не доверяет идеологии рухнувших империй и хочет приобщиться к более совершенной идеологии. Кто жаждет «молодого вина» новой веры, полученного из урожая откровений своей эпохи.
   Постепенно я начинал понимать, что мое научное мировоззрение, созданное для себя взамен утраченного, не должно принадлежать только мне… Такие мессианские настроения овладевали мной, по мере изучения Библии, и особенно – при изучении Евангелия от Иоанна. Из него я узнал, что слово «Мессия» переводится на греческий как «Христос». Смысл его объяснил мне сам Александр: «Мессия» происходит от древнееврейского слова «Мошиах», что означает «Помазанник Божий», то есть «Царь». Это знание потом мне очень пригодилось в разгадке одного средневекового пророчества о явлении в 1999 году «Короля устрашения», предсказанного Нострадамусом.
   В подобных вопросах авторитет Александра был неоспорим. Ибо, и сам он принадлежал к высокоименитому роду (князей Решских – прим. авт.), из которого происходил Дом Романовых. Александр состоял в Российском Дворянском собрании и даже печатался в его газете «Дворянский вестник». Однажды он подарил нам с Леной календарик на 1993 год с его фамильным гербом на обратной стороне, изданный Всероссийским геральдическим обществом. В его квартире висели портреты его вельможных родственников – российских адмиралов, с формой лица, как у Александра.
   Однако в решении других, более сложных богословских вопросов, я не признавал его авторитета. Например, мы расходились в понимании того места в Евангелии от Иоанн, где говорится об обещании Иисуса Христа прислать в мир «другого Утешителя – Духа истины». Я воспринимал это обещание более расширенно, в том числе и как пророчество о новом мессии, которое должно исполниться в наше время. Из «Толковой Библии» узнал, что примерно так же воспринимали его и некоторые дореволюционные богословы, оппозиционно настроенные к господствующей Православной Церкви (Бердяев, Булгаков – прим. авт.) Они говорили, что за «Церковью Отца» - иудаизмом, пришла «Церковь Сына» - христианство, так и за нею должна придти «Церковь Духа». Ее миссия, принести от единого Бога в единый мир единую веру. И тогда будет исполнена последняя заповедь Иисуса Христа: «Да будут все едино (в Боге)» (Ин. 17; 21).
   В наше время мир уже стал единым, готовым к восприятию единой веры – к приходу ее несущего нового мессии. Единство мира выражается в образовании общепланетной иерархической системы государств во главе с США. Эта система сложилась после распада СССР и окончания третьей мировой холодной войны. Оно имеет единое экономическое и информационное пространство и этим подобна древней Римской империи, перед появлении в ней христианства. Рождение общепланетной системы государств – закономерный шаг в эволюции человечества, и таким же закономерным будет следующий шаг – развитие этой системы. А для этого как раз и требуется новое глобальное мировоззрение, подобное моему (по пророчествам святых отцов – это и есть мировоззрение антихриста – прим. авт.) Оно предназначено для идейного единения всех народов, для их мобилизации на улучшение существующего мирового порядка…
   Александр отрицал закономерность и богоугодность появления новой общеземной веры. Он не считал угодным Богу и предыдущий этап эволюции – образования единой системы государств во главе с США. Его смущало, что в правящей элите Америки и с международных национальных органах управления, преобладают представители еврейской нации – сторонники иудаизма. А между иудеями и православными издавна сложились подозрительные, часто враждебные отношения. Но, такие же отношения сложились между последователями всех авраамических религий – иудеями, христианами, мусульманами. Все эти народы считали, что только они «правоверные» и «православные», и только сними Бог, и только им за это будет дана власть над миром… Так что образование единой иерархической системы государств – общепланетной Американской империи – это всего лишь закономерный итог исторической борьбы народов за мировое господство… Ведь и в государствах к верховной власти приходят сильнейшие – цари и президенты. Причем, они побеждают своих конкурентов, тоже не всегда в честной борьбе. Уж Александру это должно быть известно – как потомку царского рода и знатоку истории. Таковы законы эволюции – идти от хаоса к порядку, и от порядка в малом -  к порядку в большем. А порядок устанавливает сильнейший…
   Видя мое удивление точностью исполнения пророчеств Исайи, и желая остудить мои эмоции, Саша дал мне почитать пророчества иного рода – «Протоколы сионских мудрецов». В них тоже говорилось о мировом господстве евреев – об образовании наднационального мирового правительства. Но предупреждалось, что власть его будет богоборческой – как описано в «Откровении», власть «зверя» - антихриста. Я было начал читать «Протоколы», но они источали такой дух вражды и религиозной нетерпимости, что я их тут же и оставил. Что ж, мы и сами родились в СССР – при атеистическом тоталитарном режиме, и где он теперь? А если заглянуть вглубь истории – что стало с языческим Карфагеном, Вавилоном, Римом? Так и любой другой неоязыческий, богоборческий режим неминуемо рухнет, и на Земле в итоге восторжествует «Царство Божие» - гармонично развитое сообщество народов (что соответствует основному постулату ереси «хилиазма» и пантеистическим верованиям – прим. авт.)
   Критическое отношение Александра к моим мессианским идеям, безусловно, способствовало их развитию. Вспоминая о времени моего знакомства с Александром, я обратил внимание, что к тому моменту эволюционная модель мира в целом уже была создана и описана. Причем описана она уже трижды. Пришла пора обращаться к библейским текстам, чтобы сравнить научное и религиозное понимание Бога. Чтобы увидеть совпадение библейских и научных истин, а затем – и предсказанность такого совпадения. Чтобы при попытках убедить других, я прежде всего убеждался бы сам – укреплял в себе свою новую веру. На это и было нацелено мое общение с интеллектуально развитым, твердым в своей вере, но мягким по характеру, православным человеком – Александром Епанчиным. Так что наше знакомство было вовсе не случайным. Оно произошло по воле Бога и дало начало новому этапу в развитии моего мровозрения.
   В моих контактах с Александром разговоры на богословские темы не всегда были на первом месте. Они затевались сравнительно редко – когда мне требовалось проверить на прочность очередную новую идею, закалить ее в иноверческой среде, или получить новую порцию информации для дальнейших размышлений. Внешне наши взаимоотношения ничем особенным не выделялись. Мы дружили семьями: ходили друг к другу в гости, обменивались новостями, впечатлениями, вместе посещали разные культурные мероприятия – концерты, краеведческие чтения, церковные собрания. Инициатором нашего участия в этих делах в основном был сам Александр, а также его жена Нина и моя Лена. Я же принимал их инициативы без особого восторга. Как правило, на концертах и лекциях мне приходилось бороться со сном, а в церкви смотреть на молящихся тоже было не интересно. Я хоть и был, как многие, крещен в детстве в православную веру – украдкой от атеистической власти, но в церкви чувствовал себя неловко. Мне казалось, что если Бог привел меня к иной, новой вере, тио я должен как-то соблюдать ее внешние отличительные признаки – хотя бы отстраненность от религиозных ритуалов. Саша, напротив, чувствовал себя как рыба в воде. И на светских мероприятиях он тоже держался уверенно. Он был примером ревностного служения православной вере и галантного отношения к дамам.
   В отличие от меня, Александр был окружен единомышленниками и единоверцами. Большинство его друзей и знакомых относились к нему с уважением. Но кто-то – как к чудаку, который не от мира сего, а кто-то – пренебрежительно, мол, дилетант, самоучка. Его принадлежность к дворянскому роду вызывала у одних любопытство, у других – настороженность. Он, естественно, гордился своим происхождением, но окружающим это было незаметно. Оно придавало ему уверенности, служило дополнительным источником жизненных сил. При этом он был скромным и восторженным человеком. Романтик, энтузиаст, идеалист, обладатель обширных познаний в гуманитарной области. Он притягивал к себе окружающих. С радостью делился своими знаниями с другими, менее сведущими людьми, и никогда не смотрел на них свысока. Его скромность и стеснительность порой мешала ему в популяризации своих краеведческих трудов, тогда на помощь приходила его более решительная жена Нина.
   По мягкости характера, живости ума и вероисповеданию, Александр был близок к моей жене Лене. Он старался укрепить ее веру, которую она усвоила  по примеру своей мамы. Приобщал ее к церковной жизни, насколько это было возможно при муже-иноверце. Он часто обсуждал с ней вопросы по истории, краеведению. Если в таких беседах не мог сразу ответить на заданные вопросы, то отвечал на них позже. Собирал нужные  сведения, записывал их своим мелким почерком на полосках бумаги и бросал эти послания в наш почтовый ящик. Та что Лене было не привыкать разбирать его почерк, когда пришло время переносить в компьютер накопленную им информацию. После смерти Саши, она вместе с Ниной Сергеевной Епанчиной компоновала набранный  материал и готовила его к изданию. Мы до сих пор вспоминаем трогательную приписку в конце его очередных почтовых посланий: «Леночки от Саше». Искренность и смысл сказанного превыше правил русского языка. Подобные послания находили в своих почтовых ящиках и другие его знакомые.
   Как-то раз мы собирались вместе в нашей однокомнатной квартире праздновать Пасху. Кроме четы Епанчиных пришли два муромских художника – Юра Приклонов, пейзажист, с женой Мариной и Игорь Сухов, иконописец. Веселились, рассказывали разные истории, пили наше смородиновое вино, плясали до упаду под рок-н-ролл. В конце уже все устали, а Саша лег прямо на пол около балконной двери, положив под голову связку рулонов обоев. Сашин друг Игорь решил выяснить главное в моих убеждениях и настойчиво вопрошал меня: «В Христа веруешь?» Но для меня это был сложный вопрос, и я отвечал, что верю в Бога и верю Иисусу Христу. После моих слов вопрос уже не повторялся. Иконописец аллегорически говорил о своей работе, что делает «костыли», которые облегчают простым людям путь к Богу. Он не сомневался, что следовать нужно только этим путем. В тот день он подарил нам свою гравюру с видом куполов храма в зимнюю ночь.
   Однажды Саша с Ниной приходили к нам на Рождество – с Вифлеемской звездой на посохе, с пением старинной Рождественской песни. Православное Рождество, которое приходится на 7 января, с 1991 года стало выходным днем. Этот праздник стал для меня поводом к размышлению о календарных несоответствиях в нашей жизни. В России православные граждане отмечают Рождество после празднования Нового года. Это противоречит христианской традиции, поскольку считается, что Иисус родился до начала нового года – 25 декабря, в день зимнего солнцестояния, с которого начинает расти долгота дня. Так же считают и православные, но их юлианский календарь, принятый еще языческим Римом, отстает  от этого астрономического события почти на две недели (13 дней). И когда западные христиане уже празднуют Рождество и за ним – Новый год, наши православные все еще постятся – для них световой день еще не прибывает, и следовательно. Их Иисус еще не родился. Саша, кстати, тоже родился 25 декабря – как и Иисус, день зимнего солнцестояния. Он мог бы одновременно праздновать и свой и его день рождения. Но языческий календарь разделил эти дни… Такие календарные несоответствия Саша принимал как должное и считал лучшим старый юлианский календарь. Как и многие наши сограждане, он отмечал и новый и старый Новый год. На 1 января по новому стилю приходится День памяти Илии Муромца – былинного богатыря и святого. Поэтому в этот день Саша с утра уезжал в храм села Карачарово, откуда родом святой Илия. И нас с собой зазывал, но я противился.
   Я, вообще редко хожу в храмы, и то, когда сопровождаю в них мою жену. Однажды, когда я пришел с Леной в церковь и стоял в ожидании в стороне, появился Саша. Его возмутила моя отстраненность от происходящего в храме и скрещенные за спиной руки. Он не только строго заметил мне о моем неподобающем здесь поведении, но и, взяв мои руки, привел и в более правильное, на его взгляд, положение – «по швам». Потом, мы все вместе смеялись на этим эпизодом. Но, с тех пор, я и в ожидании жены, предпочитаю находиться вне храма, чтобы моя отстраненность от совершаемых в нем ритуалов не оскорбила чувств традиционно верующих…
   Мы с Леной часто бывали с гостях у Епанчиных, и когда еще была жива Сашина мама Анна Алексеевна, и после ее кончины в 1993 году. Она приехала в Муром во время войны из Ленинграда, где пережила блокаду. Здесь жила ее ссыльная сестра – монахиня. Мама организовала в 1943 году первую в городе музыкальную школу, в ней училась и моя будущая жена, ей Анна Алексеевна преподавала сольфеджио. С мамой Саша был очень дружен, они вместе изучали Муром и его окрестности, путешествовали по его заречной стороне и даже составили карту заречья. Когда у Епанчиных собирались гости и почтительно внимали немногословным рассказам Анны Алексеевны. Саша, пребывая в своем обычном жизнерадостном настроении, говорил о маме как о надежном источнике исторических сведений, поскольку «она еще Чингисхана помнит».
   В августе 1996 года мы с Леной пришли на торжественное собрание в Спасском монастыре, проводимом в честь его 900-летия. На нем награждали тех, кто особо отличился в возрождении православия в нашем городе. Стоял теплый солнечный день, на территории монастыря был сколочен помост, на который поочередно восходили награжденные люди. Взошел на него и Саша, где ему вручили грамоту с Архиерейским Благословением и окропили освященной водой. Он был очень воодушевлен происходящим событием, радовался высокой оценке его заслуг, и мы тоже радовались вместе с ним.
   Мы несколько раз бывали в Муромском музее на краеведческих чтениях, в работе которых принимал участие и Александр. Гуляли вместе с Сашей и Ниной по городу  и с интересом слушали его рассказы о древней истории Мурома. Он говорил воодушевленно, даже с азартом, не скрывая своей веры в разные чудеса и тайны. Помню, он убеждал нас в том, что из Спасского монастыря есть подземный ход под руслом Оки, ведущий на противоположный берег, а в этом ходе спрятаны сокровища. И что из Благовещенского монастыря тоже есть подземный ход, который идет под дном оврага и выходит где-то рядом с родником, что напротив монастыря. Мы даже ходили смотреть этот родник. Саша показывал его нам и своему новому знакомому Анатолию Лупанову. Это было в конце лета, мы еле пробрались по заросшему склону оврага и с трудом отыскали легендарный источник. Он был в довольно запущенном состоянии. Подземный ход решили не искать – за прошедшие века, как справедливо рассуждал Саша, он уже давно обвалился и сровнялся с землей…
   Александр не лишен был чувства иронии. Он проявлял его в отношении моих мессианских идей, которыми я с ним делился. Эти идеи я выразил в марте 1995 года в сочинении «О судьбе России и человечества». И развил их в другом сочинении, написанном 9 февраля 1997 года. Оно так и называлось «Появится ли в России новая вера?» В нем писал о том, что в 21-м веке человечество неизбежно перейдет на более высокий уровень своей внутренней организации. То есть – от нынешнего первичного мирового порядка к новому, более совершенному порядку… И вот, пребывая в радостном возбуждении от только что законченного и распечатанного сочинения. Я понес один его экземпляр Саше. Стоя у двери, передал ему листок и рассказал, о чем здесь веду речь. В заключение сказал, что если мои рассуждения верны, то получается, что я – пророк новой веры. На что, он, согласно кивая головой и улыбаясь, отвечал: «Оракул, оракул…» Я не заметил тогда разницы между словами «пророк» и «оракул». Оракулами называют языческих пророков – тех, кому был неведом единый истинный Бог. В глазах Саши, я конечно, не был истинным пророком, говорящим от Бога.
   Однажды, он более жестко отозвался о моей «рациональной» вере. Мы куда-то шли вчетвером – я с Леной и Саша с Ниной. Саша, как обычно, рассказывал что-то интересное и поучительное, а его православные спутники ему внимали. В какой-то момент их разговора, касающийся и меня, я вдруг возразил Александру. Что тоже верю в существование Бога. Видимо, своим возражением я нарушил его аргументацию, и он, защищаясь, оценил мою веру таким нелестным сравнением: «И бесы веруют, что Бог есть, и трепещут перед ним». Не помню, что я тогда ответил, как выразил свое несогласие с такой оценкой. А может быть, просто пожал плечами и умолк, решив более не мешать его рассказам.
   Наверное, я тогда задумался над его эмоциональным замечанием. Да, веры бывают разные. И человеку для спасения мало просто верить, что Бог есть. В отличие от бесов, мы должны осознанно и добровольно исполнять волю Творца. Но для этого прежде всего требуется понимать его волю, чтобы по невежеству не поступить вопреки ей – заодно с бесами…
   Я не придавал значение ироническим замечаниям Александра в свой адрес. Как и тому, что мои сочинения нигде не публиковались. Суд людей не есть суд Божий – всему свое время. Значение для меня имеют логические аргументы и факты, явления в природе и в обществе… Вот и тогда произошло редкое астрономическое явление, которое я воспринял как укрепляющий меня знак Бога: в конце февраля на небе появилась и постепенно разгорелась ярчайшая комета Хейла-Боппа – самая яркая в уходящем столетии. Она имела три хвоста и сверхдлинный период обращения вокруг Солнца – около 2,5 тысячи лет. Это было третье ее появление на небе Земли за всю истории цивилизации и первое – за всю историю христианства. Комета – «хвостатая звезда» - традиционно считается предупреждающим знаком, символом неотвратимой небесной кары. Это «знамение на небе» призвано напомнить всем о грядущем конце времени и Судном дне. Об этом же конце времени, как о неминуемом этапе развития Вселенной, говорится в эволюционной модели мира.
   Наверное, за полгода до пришествия кометы Хейла-Боппа Саша и Нина пригласили нас на беседу с гостями из Москвы – священником Николаем Ненароковым и его женой Марией. Московские гости через кого-то прослышали о муромском краеведе, человеке интересном и оригинальном, и решили приехать, познакомиться с ним и с нашим городом. Чтобы лучше узнать новых знакомых, Саша сначала вовлек их в богословскую дискуссию со мной, иноверцем – вот, мол, он «рационалист», в Троицу не верит. А сам наблюдал за нашим спором, почти не вмешиваясь. Спорили мы долго. Мое понимание единого Бога действительно отличается от того, что принято в традиционном христианском вероучении. Иисуса Христа я считаю сыном Бога, порождением Бога, его частичным воплощением, но не Богом. Об этом Мессия сам говорил в Евангелии от Иоанна: «ибо Отец Мой более Меня» (Ин. 14; 28). Ненароков же объяснял такие выражения самоумалением (скромностью) Христа. Я возражал: нельзя при толковании боговдохновенных слов изменять их очевидный смысл…
   Другой темой было выяснение смысла обещания Иисуса Христа прислать в мир «другого Утешителя – Духа Истины». Мне было интересно узнать об этом пророчестве мнение Марии (Ненароковой – прим. авт.), филолога по образованию… Признаюсь, я не помню, насколько стройной была  в то время моя аргументация. Не помню и мнения Марии, по поводу выделенного мной «критерия истинности слов». Видимо, ее знания по филологии не помешали ей остаться солидарной с мужем-единоверцем. Потому что, в результате спора, утомившего больше гостей, чем меня, каждый остался при своем мнении. Николай с Марией возвратились в гостиницу «Лада», находившуюся рядом с домом Епанчиных. Еще в подъезде он сказал про Сашу: «устроил нам проверку этим спором». Что ж, результаты проверки показали высокую идейную стойкость гостей из Москвы.
   Епанчины подружились с Ненароковыми, и они приезжали к ним в Муром в следующие два года. Не имея Сашиной стеснительности, я и им, неведомым оппонентам, предлагал прочитать мои мессианские сочинения, и высказать о них свое мнение. Николай их резко раскритиковал, написав карандашем эмоциональные замечания на полях и в тексте. Правда, потом просил не судить его строго, ведь он, как и Саша, не обладает должным объемом естественно-научных знаний – по образованию, он архитектор-строитель. В 1998 году Ненароковы предложили Саше подготовить материал для публикаций в детском православном журнале «Купель». Саша обещал этим заняться, и в итоге четыре его очерка там были напечатаны, но уже после его смерти. В разговоре он пожаловался Николаю, что в последнее время часто испытывает гнетущее чувство богооставленности.
   В 1998 году Епанчины пригласили нас на серебряный юбилей своей свадьбы. Других гостей не было. Выпили шампанского за здоровье юбиляров. Потом мы с Леной стали показывать свои находки, найденные в Окском парке. Это четыре вещи: раковина каури с дырочкой, бронзовая пуговица с кусочком шелковой ткани и орешек лещины. Мы нашли их в отвалах земли, вынутой из котлована под фундамент будущего памятника Илье Муромцу. Археологи там вели раскопки, но эти артефакты ускользнули от их рук, спрятавшись в комках древней почвы. Раковину я тогда принял за какую то рыбью косточку, служившую амулетом. В земле из древних горизонтов было много рыбьих костей, чешуи, семян злаковых растений, ореховой скорлупы, древесной щепы, осколков керамики. Найденный нами целый орешек решила подобрать моя сентиментальная жена. Эти находки еще сыграют дальнейшую роль в дальнейших событиях.
   Помню, сказал Саше, что в этом году нужно быть особенно осторожным: «Комсомолка» предупреждает, что число этого года равно утроенному «числу имени зверя» (666 х 3 = 1998). Он в шутку перекрестился со словами «Господи, помилуй», и разговор перешел на другую тему. До следующего знаменательного года – 1999, в котором выразилось «число имени Бога», Александр не дожил. В этот вечер мы фотографировались на память. Это была наша последняя встреча с Сашей в его доме.
   В последний раз мы с ним виделись в пятницу, 21 августа 1998 года – в последний день его жизни. Накануне он сообщил нам о собрании в здании клуба «Орленок» каких-то сектантов-богоискателей, из идеи могли быть мне интересны. Мы с Леной пришли, пришел и Саша с одним из друзей. Нины Сергеевны с ним не было, она уехала в Добрятино навестить свою маму. Увы, после часа, потраченного на прослушивание магнитофонных монологов и рассказов ведущего, мы поняли, что зря теряем время. Ни научной, ни богословской аргументации у  них не было. Пользуясь перерывом, решили уйти. В перерыв многие вышли из здания на лестницу – кто покурить, кто подышать свежим воздухом. Уходя, мы звали с собой и Сашу, которому все это тоже было неинтересно. Но, его товарищ хотел остаться, и Александр выбрал его компанию. Мы с ним расстались – уже навсегда. Его жена, вернувшись домой в субботу, нашла его мирно спящим вечным сном на диване. Мы увидели это, прибежав после звонка его соседа, Вячеслава Галкина, с которым вместе работали в статистике. Не сразу поняли, о ком и о чем он говорит: «Князь умер».
   В 49 лет, муромский краевед Александр Александрович Епанчин перешел из земной жизни в жизнь вечную. Он на три года пережил свою маму Анну Алексеевну и был похоронен рядом с ней на Вербовском кладбище. Его отпевали в Троицком монастыре. За день до похорон лил сильный дождь, а в день похорон, 25 августа, лили слезы близкие ему люди. Без Саши мир стал жестче. Мы остаемся в мире, что менять его к лучшему.
   Материалы  краеведа Александра Епанчина были изучены и изданы Ниной при помощи Лены. Вышли три его книги: «Топонимика Мурома и его окрестностей», «Господь поставил меня собирателем», «Краеведческий сборник. Материалы архива». Книги распространялись среди друзей Саши, продавались на ярмарках в День города, через Муромский музей, книжные лавки при храмах. На материалы из них ссылаются другие краеведы, историки, журналисты.
   В 2006 году Нина Сергеевна попросила меня написать воспоминания о Саше. Я начал их, но через какое-то время оставил. Вернулся к ним после того, как Лена подготовила и поместила в Википедию статью об Александре Епанчине (Знаменитые муромляне). Получился рассказ не столько о Саше, сколько о моих богословских идеях. Надеюсь, дочитавшие до конца, не пожалеют о потраченном времени.
Домнин Сергей, 25 ноября 2010 г.

      +  +  +
   В заключение, о жизни столь замечательного человека, хотелось бы добавить следующее. В жизни, с ее серыми скучными буднями, всегда есть место радости, надо только уметь видеть их, пытаться найти их, посреди общего состояния серости и обыденности. И Бог обязательно укажет на них, обязательно пошлет эти незаметные радости бытия. Этими радостями являлись, по крупицам собранные сведения в архивах, либо рассказы муромских старожилов, либо сведения в книгах церковной консистории, либо народные и семейные предания.
   Александр Александрович Епанчин, был из числа тех негромких подвижников, смиренных делателей на ниве возрождения Русской Православной культуры, которые, нисколько не кичась своим происхождением, а единственно, из любви к своему народу, своей истории, и своей родине, не искали мнимых благ «мира сего» - но отдали всех себя, без остатка, единственно ради – выполнения Божьего задания, здесь на земле.
    Как отмечали знавшие его при жизни, в нем было нечто от «рыцаря печального образа» Сервантеса. Потому что, так же, как и Дон Кихот Ламанчский, он не принадлежал своему времени, для некоторых был даже и смешон. Картина Павла Корина «Русь уходящая», это – и о нем тоже. По духу, его родиной, в лучшем случае, был век девятнадцатый, а потому и не искал он ни степеней, ни наград, ни общественного признания. «Мою моторы, но доволен, и очень» - писал он Т.Р. Руди, сотруднику «Пушкинского Дома» в Санкт-Петербурге. Человеком не от «мира сего» и не от «века сего», гусляром, воспевшим в своих трудах свою «малую родину», был Александр Александрович Епанчин. «Бог поставил меня собирателем», - говорил он неоднократно своим близким, умаляя тем свой негромкий подвиг прославления именно ее – родины, на которой родился и жил.
   Но, изучая труды Александра Епанчина, особенно того, что касается генеалогии, захватывает дух, от вселенского охвата его работ, ибо сам он писал что «генеалогия для меня, это больше чем страсть». Почти зримо видятся многотысячные полчища массагетов, переходящих из приаральских степей в предгория Северного Кавказа, а потом, спустя столетия, такими же многотысячными полчищами уходящих на освоение территорий – кто в Индию, кто в Скандинавию, кто к островам Туманного Альбиона, а кто-то в восточные и южные Прибалтийские земли. В те земли, откуда пришел с дружиной, сначала князь Рюрик, а потом, с остатками войска Иоанн Прусский – основатель Дома Романовых.
    Благодаря Александру Епанчину озвучена версия, что св. прав. Прокопий Устюжский и Иоанн Прусский (Гланда Камбила) – это одно лицо. И, с этой точки зрения становится понятно, почему именно Великий Устюг сыграл такую важную роль в освоении огромных пространств Сибири и Дальнего Востока, вплоть до Америки. Основатель Дома Романовых посылал их туда. Становится понятным, почему Романовы не раз переходили на духовное служение: это и Патриарх Филарет, и инокиня Марфа, и таинственный старец Феодор Кузьмич (которого считают Императором Александром I). И, отчего св. Царь-мученик Николай II, хотел стать Патриархом. И, эта таинственная история с Великим князем Михаилом Александровичем Романовым, тела которого после расстрела никто не нашел (да, и был ли он расстрелян), и затем о таинственном иноке Белогорского монастыря Михаиле Поздееве, который был так похож на пропавшего без вести Великого князя.
   Творчество Александра Епанчина будоражит мысль, заставляет искать, заставляет мыслить, оно побуждает любить свою Родину, побуждает любить Россию, потому что сам он был полон этой любовью.
   В одном из писем, своему другу Н.В. Тутолмину, датированном 1 января 1993 года, когда Россия была, в прямом смысле слова – «на краю», Александр Александрович пишет: «а жизнь на Руси наладится, в это верю. В какой форме не ведаю, но экономически не скоро, но наладится, а вот духовно (не только узкоцерковно, но православно) – не знаю. Что-то очень важное вырубили, не вырастить уже».
   В этих словах, и великая любовь, и великая правда. Потому что не бывает истинной любви без правды, то есть без слова обличения, произносимого ради спасения человека, и истинной правды без любви. Александр Александрович Епанчин, был живым носителем именно такой любви, и такой правды. Всей своей жизнью подтверждая нераздельность этих великих понятий.

   2012 год.