Рыбацкие перегрузы. Глава 15

                15
      У меня свои профессиональные заботы. Вместе с шефом-поваром и вторым помощником составлял меню. Потом лечил официантку Ларису от воспаления придатков. Затем появился больной моторист с флегмоной коленного сустава. Также пришлось делать дезинсекцию мух, которые налетели к нам с БАТМ “Корморан“. Проводил ее с боцманом и двумя матросами, распыляя против мух дихлофос. Пришлось при этом побеспокоить членов экипажа, смотревших в салоне команды телевизор.
     Наше судно стояло недалеко от берега Марокко. С борта виделась только белая полоса города Дахлы. А далее по обе стороны от поселка вдоль берега тянулись песчаные полосы. На океанском просторе установился полный штиль. Пришвартовались к танкеру “Альфа-1“, приписанного в Ла Валетте. На его корме развевался красный флаг с белым мальтийским крестом. Берем у него топливо. Вечером танкер ушел.
      На следующий день снова обратился больной моторист, у которого флегмона колена. Его состояние ухудшилось. Колено отекло сильнее и увеличилось в объеме. При надавливании на его красную кожу на ней оставались вмятины. Я ввёл больному внутривенно антибиотик, а на колено наложил повязку с синтомициновой эмульсией. На следующий день больному стало легче. Он находится на больничном листе.
Я боялся, что подкожное воспаление перейдет на сустав, но, к счастью, это не случилось, и отек колена прошел.
      Наше судно встретилось с РТМС “Малта“, с которым мы работаем в паре. На палубе я увидел своего коллегу, врача-хирурга Рака. Он был острижен наголо.
Говорил, что ходит работать в рыбцех ежедневно, и работает там по четыре часа. А на перегрузе, как и я, работает счетчиком. Конечно, он там заработает хорошо. А я работать физически ежедневно не смог бы. Я и так еле хожу, на ходу лечась то ли от язвы желудка, то ли от гастрита с повышенной кислотностью. А был бы здоров, то я не против бы подработать. Он попросил у меня желудочные таблетки “Викаир“ и лекарство для поджелудочной железы “Фестал“. Я переправил ему на веревочке несколько упаковок. Также я отдал ему все свои лимоны (около десяти штук), баночку пива и пару баночек напитка “фанта“. Затем бросил в мешок банку рыбных консервов и тыквенные семечки. Он встретил эту передачу с большим удовольствием. А мне он передал три мои фотографии, на которых я снят в Лас Пальмасе. Через час наши суда разошлись для дальнейшей рыбной ловли. Рыба ловилась довольно хорошо. Каждый день рыбаки выбирали из воды трал за тралом, полные скумбрии или сардины.
А ко мне стали обращаться больные с гриппом. Каким его ветром занесло? Грипп необычный, марокканский. Он плохо поддается лечению нашими препаратами.
Я объявил, чтобы больные гриппом не ходили в кинозал и принимали пищу в последнюю очередь.
      Прибыл для перегруза очередной транспорт “Глобал Рифер“, приписанный в Голландии. На этом судне всего одиннадцать человек: трое из Риги, один испанец, а остальные индонезийцы. Этот экипаж неплохо изъяснялся по-английски, а рижане – по-русски. Индонезийцы были маленького роста, как наши подростки из пятого или шестого класса. Наши матросы промеж себя называли их “зайцами“. Я снова пошел на транспорт счетчиком. Один матрос Рыжов, работавший в трюме, поразил меня своей наглостью. Во время перекура он протянул из трюма: “Доктор, у меня температура“. Я знал, что он дурачится, и что никакой температуры у него нет, и потому ответил, что шутка неуместная. Я помнил, что он был у меня на приеме два дня назад с простудой, и я дал ему таблетки на три дня. Но он продолжал своё: “Я болен гриппом, а вы  меня в трюм загнали“. Я велел ему прекратить болтовню, если не хочет попасть на “ковер“. Он прикинулся, что не знает, что такое “ковер“. В это время лебедчик спорил о чем-то с коренастым трюмным матросом, употреблявшим мат через каждое слово. Я не выдержал и спросил матроса:
– Тебе что, в психбольницу захотелось?
     Матрос растерялся и ничего не ответил. Зато “больной“ Рыжов, с остриженной наголо головой, косыми глазами и горбатым носом, гнусаво сказал:
– Если кого-то и надо отправить в психбольницу, так это доктора. Гы, гы, гы…
     Мне было невыгодно показывать, что я это услышал, и потому промолчал.
      После смены я находился в медпункте более часа, но жаловавшийся на температуру Рыжов на прием так и не явился. И я в следующую смену сделал об этом
замечание.
– Так вы же мне угрожали, что на “ковер“ пошлете, – ответил Рыжов.
– Я сказал, что отправлю вас к капитану за придурь. А если болен в самом деле, то я могу дать больничный лист, и рыбу перегрузят без тебя.
      В этот раз открыли другой трюм. Но там был другой счетчик, и он мне свое место не уступил. Пришлось мне лезть в трюм. Там нашлась мне работа: клеить на коробы с рыбой этикетки. Они были с клеем в рулоне. Я не догадался сразу повесить себе на веревке рулон на шею, и поначалу отрывал куски этикетной ленты, и, то положив их в карман, то повесив на шею, бегал вдоль рядов и наклеивал этикетки. Я еле успевал все обклеить. Бригада отдыхала, а я всё клеил, так как во время разгрузки не хотел никому мешать работать. В один из перекуров я продолжал клеить, а гнусавый верзила Рыжов попытался меня донять, показав пальцем на ругавшегося недавно с лебедчиком матроса:
– Доктор, у этого Сергея мания величия. Он нацепляет себе на шею этикетки и ходит с ними.
     Бригада почему-то не смеялась, а ждала моего ответа. Я знал, что Рыжов занимается культуризмом и ответил соответственно:
– Манией величия обычно страдают культуристы. У них комплекс неполноценности, мало ума, а, в то же время, очень хочется стать суперменом. Вот и тягают железяки, пытаясь заменить пустоту мозга объемом мышц.
     Все засмеялись, вспомнив, как Рыжов занимался накачкой мышц, поднимая гантели. Смена закончилась, и матросы разошлись по каютам.
     Вечером я зашел на камбуз снять пробу пищи. Туда же зашел и Рыжов. Я велел ему выйти из камбуза, так как туда посторонним вход воспрещен. Но он не очень спешил выполнить мою команду. Однажды я уже заставал его здесь до снятия пробы. Ему тогда повар насыпал полную миску пельменей. Теперь я напомнил ему об этом и потребовал, чтобы это было в последний раз. Рыжов вышел, но тут же вернулся, и попросил у меня капли для носа. Я рассердился за такую развязность, и строго сказал:
– Еще раз повторяю. Выйдите отсюда! Здесь не медпункт. Тем более, сюда с насморком не заходят.
     Недовольный Рыжов ушел. ”Этого тебе еще мало, – подумал я. – Он моложе меня в два раза, а старается надо мной подшутить. А я ведь лечил его в начале рейса от последствия случайной половой связи. Неблагодарный тип. Дебил гнусавый“.
     На следующий день перегруз закончился. Технолог подарил экипажу транспорта несколько метровых рыб-капитанов, и было видно, что там такому подарку были рады. А к другому борту этого транспорта пришвартовался ранее упомянутый РТМС “Азимут“, и на его борт поднялся в роли счетчика врач Горбачев. Я спросил у него, как дела у его матроса, которого марокканец столкнул в трюм. Оказалось, что доктор подозревал перелом голени, поскольку на ней имелась большая гематома и отек. Для уточнения диагноза он возил больного в Дахлу на рентгенограмму.
     К счастью, на снимке перелома не было. Был диагностирован разрыв связок, и доктор выдал матросу больничный лист. Больной оказался скандальным. Он обвинял судового врача в том, что тот возил его на рентген без надобности, вследствие чего он, якобы, потерял напрасно рабочее время, а следовательно и стивидорные. Якобы, по состоянию здоровья он мог бы работать счетчиком. Горбачев ему отвечал: “Ты радуйся, что нет перелома. А насчет оплаты обращайся к старпому. Может, он тебе поставит в табель рабочие дни“. На их судне рейс заканчивается на полтора месяца раньше, чем у нас, и у них будет заход судна в порт Бременсхафен.
                (продолжение следует)