Валерка

 Валерка бежал за Петром, уворачиваясь от цепких клешней лохотронщиков, немного постоял возле тележки с горячими беляшами, а у высотки на Кудринской, пока Петр ждал просвета в череде ползущих по брусчатке машин, Валерка дышал ему в спину перегаром. За высоткой, почти вплотную к стене посольства, стоял нужный дом. Шахта лифта нависала над подъездом, Петр чуть пригнулся, чтоб не удариться головой и, прежде чем войти внутрь, сказал:
- Значит, слушай сюда, - Он звякнул связкой ключей перед Валеркиным лицом, - Ты помогаешь бригаде. Без жалоб, тебя не обидят, но поработать придется.
Валерка кивал, вытирая пот грязным рукавом. Лифт поднимался, путаясь в проволочном тоннеле. На этаже было всего две квартиры. Первая дверь, высокая, потрескавшаяся, была полуоткрыта, внутри валялись обломки мебели. Вторая дверь, напротив, свежая, цвета стали, излучала спокойствие. Не успели войти, как работяги обступили Петра, а Валерка сел, борясь со слабостью. Он не сразу заметил пристальный взгляд бородатого, бригадира:
 - Ты кто по специальности? Делать что умеешь?
- Бухгалтером работал.
- Счетоводом? Да ладно! А мешок поднять сможешь?
- Смогу, - ответил Валерка и, подойдя к цементу, попытался поднять, но с первого раза не получилось. Все засмеялись, а он, собравшись, рванул его вверх и забросил на плечо, цементная пыль взметнулась и стала оседать, а зрители одобрительно засвистели.
- Ладно, пусть работает. Только, - и бородатый постучал по блокноту Петра, - купи ему новую спецуху и тапочки, и матрас. Выбросим потом.
- Записано, - ответил Петр, - Пить ему не давайте.
Петр на обратном пути к метро вспоминал, как встретил Валерку на складах Товарной, когда пригнал машину за материалом. Среди грузчиков заметил доходягу в рваном костюме, тень человека, спившегося, но не способного воровать. Ночевал тот в пристройке рядом с кооперативным туалетом. В августе ночи стали холодными, Петр договорился с бригадиром подержать Валерку в чернорабочих до весны на объекте.
        Через несколько дней Валерка освоился. Днями он замешивал растворы и шпаклевки, бежал на разгрузку машин, пьянея от осеннего ветра. В обед ему не наливали, а еды не жалели, лишь бы работал. Впервые за год бесприютства он чувствовал подобие счастья. После еды его клонило в сон, и, сидя вплотную к тепловой пушке, он дремал полчаса, наслаждаясь почти домашним уютом.
Вдруг в один из вечеров конца сентября погасли окна в стоящем напротив Доме Союзов. Осталась лишь зловещая черная пустота на месте Белого дома. Валерка был знаком с этой безнадежной темью. Ни одной четкой линии, лишь неясные силуэты. И ему было невыносимо тоскливо, как в тот яркий весенний день, когда бумаги в ее руке, блеклые, стандартного формата, порхали подобно приказу о казни. Она летела над асфальтом в сквере у городского суда, а Валерка плелся за ней, топая по мартовским лужам. Глядя ей вслед, он пытался вспомнить ее глаза, когда они были вместе и счастливы. Но она обернулась, и он увидел презрительную усмешку и стальной взгляд, едва различимый за броней ресниц. Валерка тогда остался без жилья. 
Через несколько дней дом оказался в плотном оцеплении. Петр лишь раз смог прорваться, обойдя заграждения закоулками. Дороги перекрыли. В районе стало опасным пройтись пешком до ближайшего метро. Казалось, этот стальной заслон развеется утром, но с каждым днем становилось лишь хуже.
Рабочие ушли из квартиры, остались лишь бригадир и Валерка. Днями работали по мелочи, больше отдыхали. Телефонный аппарат молчал, ночью обрезали провода в подъезде. Валерке уже опостылела квартира. «Дойти хотя бы до палаток, купить сигарет», - мечтал он о небольшой прогулке.
- Куда ты пойдешь? – пытался остановить бородатый, - Взрослый мужик, тридцатник уже, а как школьник. Не дергайся на улицу!
Но Валерка не слушал, открыл дверь и побежал вниз. Дойдя до магазина, увидел сквозь витринное стекло табличку «закрыто» и остановился, решая, куда идти. Звуки выстрелов прилетели с набережной, эхом отскочили от фасадов и смолкли, но через секунду забухало рядом. Валерка двинулся в сторону «Краснопресненской», но его вдруг окрикнули. Валерка рванул к спасительному подъезду, не дожидаясь лифта запрыгал через ступеньки. Колотил в дверь что есть сил. Внутри молчали. Валерка затих и услышал отчетливые голоса в поднимающемся лифте. Он бросился в соседнюю незапертую квартиру и встал в прихожей у двери. Отсюда ему были слышны удары, сначала повыше, на четвертом этаже, а потом глухой удар чем-то тяжелым по металлической двери, и, как завершающий аккорд, мощный пинок в деревянное полотно, за которым он прятался. В прихожую ввалились трое, резкие, на пружинах. Валерка уже был готов защититься от ударов, но один из троицы крикнул вдруг: - Ну, сосед, ты и бегаешь! Кричу «Стой», а ты как олень! Какими судьбами, Лерик?
Валерка бормотал что-то невнятное, но его не слушали. Серега, его сосед по прошлой жизни, голова в солдатской каске, подпоясанный милицейской портупеей, говорил, не переставая. Вместе они вышли из подъезда, не обращая внимания на выстрелы и ядовитый дым, пошли в сторону Горбатого моста. Со всех сторон тянулись, с металлическими прутьями и палками, одетые кто во что горазд, мужички.
- Ну, ты готов, боец? – спросил Серега и протянул Валерке бейсбольную биту.
- К чему?
- Конституцию защищать, Лерик. Всем остальным пофигу. Утром шел по Калининскому -  все гуляют. Выходные у них! Будто и нет войны. А до проспекта меньше километра! Идешь?
Валерка молча стоял, сжимая в руке тяжелую лакированную биту. Народ дослушал мегафонные вопли очередного трибуна и начал заполнять машины.
- Едем с нами, встряхнем болото! Ты ведь уже все потерял. Хозяйка мебель поменяла, с козлом кооперативным живет.
- Вера? Ты давно ее видел?
- Проснись, сосед, нас обокрали!
-Ладно, - сказал Валерка, постоял еще минуту, докуривая, а потом вслед за Серегой вскочил в один из автобусов. Сидячих мест уже не было. Колонна тронулась в путь.
Шеренга в шлемах оттесняла прохожих обратно к метро, стуча дубинками по щитам. Петр стоял в толпе на перекрестке с Садовым, отчаявшись попасть на Баррикадную. С проезжей части убрали машины, а если кто-то из зевак хотел перебежать Садовое, вылетала, дымя едким газом, граната, и народ разбегался, ожидая, когда рассеется дым, чтобы снова напирать на оцепление. Петр почувствовал вдруг печаль, хотя было понятно, что войны на этот раз не будет, а в толпе включили звук радиопередачи с торжествующим премьер-министром. Он не мог найти сил уйти с перекрестка, дождался темноты. И на фоне черного неба вдруг пролился дождь из трассирующих очередей.
 Адрес был накарябан кое-как. Петр вышел из машины, отмахиваясь от первого снега скомканным договором найма, к подъезду, где мужички меняли колеса на «Москвиче». Петр подошел к одному из них, с перебинтованной ступней в полиэтиленовом пакете и примотанном скотчем тапке и, тщетно пытаясь разобрать адрес, спросил:
- Не подскажешь… - и они уже вместе исследовали каракули, пока забинтованный не прочитал: - Никитин Валерий… - и отчего-то испуг показался на его лице, но минуту спустя он вел Петра в нужную квартиру.
Забинтованный сам нажал кнопку звонка, прошептав: - Его выписали отсюда!
Петр успел лишь ответить: - Я знаю, – и дверь открыла блондинка в халате.
- Серег, ты чего? – спросила она, а сама смотрела на Петра, будто догадываясь о чем-то.
- Вера, ему Лерик нужен, по работе, - сказал Серега, и сам не уходил, ждал.
- Он выписан отсюда, алкаш, - сказала блондинка, - А вам что, денег должен? Он здесь не живет, а вы все ходите…
Петр не стал слушать и вошел в квартиру, где раньше жил Валерка, подошел к кухонному столу и положил триста долларов. Потом спустился и зашагал к машине, оставляя черные следы на первом снегу.