Как мы спасали Лёху Жукова

И ещё одна байка про пожарную лестницу.

Как уже сказано выше, в то время я был членом оперативного отряда. «Опер;» вели предупредительную работу среди жителей Комунки, выявляли нарушителей дисциплины, к которым относились пьяницы, нелегалы и картёжники. Нелегалы – это те, у кого нет пропуска в Комунку, и которым после 23 полагалось покинуть её стены. За любое из этих нарушений можно было запросто вылететь и из общаги, и из института. Впрочем, выгоняли не только за это. Одного студента выгнали за то, что … Впрочем, этому событию посвящена глава о борьбе с религиозными предрассудками. Короче мы, опера, выявляли нарушителей и писали на них Акты. Мне повезло – в комнате, где я жил, все повально были и алкашами, и картёжниками, и предоставляющими жилплощадь нелегалам. Уськаманская диаспора в Москве не признавала рамок предписаний. Лёха Жуков из «керосинки» (так называлась общага геологов), два Серёжи – Вольский и Зайцев, отчисленные с первого курса, Миша Слонов и Вова Новогодний, жившие в Москве на квартирах, организованных родителями, с точки зрения Порядка все были нелегалами. Они целыми днями пили пиво, играли в преферанс и жутко курили. Всё это сходило с рук, поскольку нашу комнату не проверяли. Считалось, что она как бы под охраной члена оперотряда в моём лице и там всё в порядке по умолчанию.

Этот факт не давал покоя Толе Тополенко, которому не хватало до звания «лучший оперативник» «взять» пару-тройку нарушителей. А тут как раз вот они! Трое в трусах усиленно шлёпали картами по столу. Толя вызвал наряд, а сам, выманив меня из комнаты под надуманным предлогом, увёл меня не помню куда. Когда я вернулся в комнату там уже свирепствовал наряд оперов. Их было двое, и один из них, точнее – одна, был девушкой. А поскольку мои сожители играли в преферанс по комунскому мужицкому обычаю в практически исподнем, наряд занял позицию в коридоре возле двери, велев всем одеться и следовать в штаб. Меня без разговоров пропустили в комнату ускорить процесс добровольной выдачи.

С порога было ясно, что дела наши хуже некуда. Вольский, Петров и Лёха разложили на столе пулю. За это писали рапорт декану, вызывали на совет общаги, потом на ковёр в комитет ЛКСМ, а там – как масть пойдёт. Тогда это было очень серьёзно. С выговором в личном деле, делать в институте было нечего. Кроме того, комната жутко воняла табачищем, а мужики  пивом. Но это – ещё семечки. Среди игравших был нелегал – Лёха Жуков. А это – выселение из общаги всей комнаты, рапорт декану и стопроцентное отчисление. Что делать? Взгляд упал на спящего на кровати Серёжу Зайцева. Тот завалил сессию, и ждал, когда его выгонят. Решение пришло мгновенно.

– Серый, вставай! Быстро! Бери карты – ты только что прикупил пять взяток на мизере! Тебе терять не...й, один хрен не сегодня-завтра выкинут! Лёха – быстро в окно! Там лестница – через десять минут будешь за воротами! Вольскому ничего не пришьют – он уже год как на учёбу забил, а Петрова я отмажу – всё-таки комсорг группы, да и я вступлюсь, возьму его поведение под личный контроль.

Пока Лёха с криком «первый пошёл!» переваливался через подоконник седьмого этажа в ночь, мы будили Зайцева. Сначала тот жутко матерился, рассказывая о нас сексуальные небылицы, потом долго моргал сонными глазами, затем изрёк, что всё это мило и патриотично, но, ради вас я пожертвую собой. Может мне медаль дадут. Посмертно. И все они пошли сдаваться.

Вышло как я и сказал. Дело двух Серёг – Вольского и Зайцева спустили на тормозах, их всё равно через месяц выселят, а третьего Серёгу – Серёгу – я взял на поруки. Через полгода Толю Тополенко отчислили из института за неуспеваемость, а ещё через полгода и мне пришлось расстаться с операми.