Лес. Часть 4

- Пациенты разные бывают, да и их родственники тоже. Они, в особенности. Вы знаете, я больных, бывает, по родне и вспоминаю. Смешно, правда?
- Нет, нисколько. Я тоже лучше помню кошек и собак, а уж потом их хозяев и даже могу не понять, что в клинику пришел не Иванов, к примеру, с алабаем Буржуем, а сын, сват, брат того Иванова, а вот собаку вспомню сразу.
Они улыбнулись друг другу, синхронно позвенели ложечками и отпили уже остывший чай.
- У меня пациент был, случай легкий, автомобильная авария, ударился головой, гематома, кровь откачали, ничего угрожающего, а вот его мать. До сих пор помню... Рассказать?
- Да, если хотите.
- Хочу, очень хочу почему-то. Ей было уже около 80, ему под 60, я это запомнила, потому что она боялась умереть до того, как ему пенсию начислят. Он сильно пил, нигде не работал, она его содержала, а он ее еще и поколачивал. Она, как только узнала, что случилось, прибежала в больницу и домой ни ногой, сказала, только с Витенькой вместе уйдет. Отлучилась только один раз.
Она сглотнула и допила чай.
- У вас есть что-нибудь покрепче? Смешной вопрос в свете того, что я собираюсь рассказать, но все же...
- Водка? Коньяк? Вино?
- Вина, если можно.
Она выпила полбокала залпом, не почувствовав вкуса и попросила еще. Он неодобрительно покачал головой. Из уважения, вино достал хорошее, магарыч от благодарного клиента за спасенную собачью жизнь. Не удержался, заметил:
- Что же вы его, как портянку три топора? Его же почувствовать надо!
- Извините, - она отдернула руку от бокала. - Сама не знаю, что со мной.
- Это Лес, - он вздохнул и налил ей еще. - Пейте и рассказывайте.
- Эта бабушка, звали ее Зоя Евдокимовна, она только в день операции ненадолго отлучилась и когда я вышла ей все объяснить, сразу сунула мне в руки пакет. А в нем... угадаете?
- Конфеты, коньяк?
- Сардельки.
- Что?
- Сардельки. Килограмм примерно. Она объяснила, что Витенька очень любит сардельки, хоть ей они и не по карману, что лучше бы купить пару окорочков и сварить суп или соус, что тут бы было и первое и второе, но он любит сардельки, а их съел и нету. Вот, мол, Валентина Николаевна, съешьте за его здоровье, я вас очень прошу. Я посмотрела на нее и мне страшно стало. Изможденная, худая, истощенная, а ведь ни войны, ни голода, мирное время и я чуть не заплакала, я, как вы уже поняли, хорошо знаю, каково это жить с алкоголиком. Пакет взяла, она успокоилась сразу, сказала, что молится и за сына и за меня и всю мою семью. Сардельки я отнесла в столовую, попросила девочек эту бабушку не только кормить, но и по паре сарделек отваривать ей дополнительно, медсестру за пирожными отправила, потом сама каждый день сладкое покупала и бабушке мы все что-то убедительно врали. Да, она особо и не вслушивалась, отъедалась, она так ела, что все потихоньку слезу пускали. Голодная сильно была. Знаете, есть такой голод, когда постоянно не доедаешь или плохо питаешься или невкусно и когда дорываешься, не можешь остановиться. Вот она так и ела. Посвежела и несмотря на то, что постоянно в больнице, поздоровела. Когда сына выписывали, плакала, благодарила, все в гости звала.
- Приняли приглашение?
- Нет, вы же сами знаете, больница - это другой мир, оттуда люди бегут домой и им не хочется, чтобы им кто-нибудь напоминал о боли и страдании, а я не просто напоминаю, я и есть эта боль и страдание, поэтому, как правило, пациенты меня забывают, да и я их, если честно.
- Верю, - Михал Михалыч подумал, может быть как раз время сказать ей, что у нее на столе умерла его соседка, жена Вальки, но не успел, она уже рассказывала дальше.
- Я случайно узнала, что бабушка вскоре умерла. Дотянула все-таки до его пенсии и умерла.
- А он?
- А он, к несчастью, был одним из наследников ее ветхого домишки. Пару месяцев еще протянул и тоже ушел, наследство делили уже без него.
- Вы думаете...?
- Я не знаю. Я ничего не знаю, просто догадки. Вот такая печальная история и их у меня много, давайте лучше о другом. Что вы дали отцу?
- Секрет.
- А все-таки? Что-то запрещенное?
- Нет, ни в коем случае, все законно и легально, но это секрет, а кроме того, тут дело не только в напитке, но и в Лесе, куда ваш отец направился.
- И что будет там?
- Я не знаю. У всех по-разному.
- Я ведь и сама не знаю, зачем я к вам приехала, как будто подтолкнул кто, да и бумажку с адресом собиралась выкинуть, но сохранила.
Она думала, что он спросит, кто ей дал адрес, что сказал, но ветеринар молча встал и поставил чайник на плиту.
- А ведь уже совсем поздно, - она вдруг поняла, что чаевничают они уже часа три, давным-давно стемнело, а ее отец где-то в холодном лесу, а с ним незнакомый человек и огромная злющая собака. - Я позвоню папе.
- Здесь связь плохая, а в лесу может и совсем не ловить, не переживайте, придут.
И, как подтверждение его слов, хлопнула дверь.
- Ну, вот и пришли! - Валечка обрадовалась, засобиралась, потянулась к куртке, но растерялась и побледнела, увидев, что тот мужчина, который занес ее в дом и спас от собаки, вернулся один.
- Тут такое дело, - только начал он, а у нее перед глазами появилось растерзанное тело отца.
- Все хорошо, - Валентин увидел, как она даже не побледнела, посерела лицом и в очередной раз подивился, как вот такого человека, который пьет кровь по капле можно настолько сильно любить. - Тут такое дело, в лесу ваш отец остался.
- Как в лесу? Что с ним? Он идти может?
Валентин хмыкнул, вспомнив, как поначалу Валечкин отец не шел, несся вперед, помахивая тяжелой корзиной и как они с Бульдозером запыхались за ним по лесу петлять, а потом старый алкоголик говорил с огромной елкой, появившейся там, где Валентин ее и не помнил. Закончив разговор, пациент подозвал Валентина и сказал ему, что заночует под елкой, там сухо и ветви до земли достают, и что собака его согреет, а утром, он требует спальник, чайник, спички, сухпай, горячий завтрак, бутылку водки, а лучше не водки, а хорошего коньяка и "Сто лет одиночества" Маркеса и что пусть все  это Валентин принесет один. Чтобы никого постороннего около этой ели не было, особенно Валечки. А ей чтобы передал вот это.
Валентин полез в карман и вытащил смятый букетик земляники - крупной, такая растет в горах на местах схода лавин, земляники, благоухающей летом, солнцем и таким счастьем, которое бывает только в детстве, когда гордая едешь у папы на плечах. Валечка застыла.
- Здорово, а листики в чай можно будет, - вывел ее из транса бодрый голос ветеринара, - ну, я думаю, мы вас на постой к Вальке определим, у него вон дом пустой пылится, вы хоть своим присутствием его оживите.
- Какой постой? Там мой отец с неадекватной собакой, где-то в лесу и на морозе! Я немедленно вызываю спасателей.
- Пробуйте, - пожал плечами ветеринар, аккуратно оторвал несколько листиков земляники и кинул их себе в чай.
Связи не было. Совсем, вообще, абсолютно, ни проблеска, ничего!
- Как же вы тут живете? А если скорую надо, а интернет?
Расстроенная Валечка пила горячий чай. Она только что оббегала весь небольшой хутор, поднимая телефон и пытаясь поймать хоть эхо сотовой связи. Тщетно.
- Бывает иногда, пропадает связь совсем, пока везло, критических ситуаций не было.
- А сейчас? - Валя уже срывалась на крик и истерику, - сейчас не критическая ситуация? Человек в лесу, на морозе! Все, я иду за ним. Следы остались, по ним и пройду.
- Как хотите, - ветеринару казалось, было абсолютно все равно, - только ничего из этого не выйдет.
- Выйдет! - Валя оделась и вышла во двор, подсвечивая себе телефоном.
- Пригляжу за ней, - Валентин накинул куртку и тоже ушел.
- Ключи дай, я пока пойду ей у тебя постелю.
- Открыто, стели, чистое белье в шкафу.
- Найду, беги уже!
И только тогда за соседом захлопнулась дверь, ветеринар добавил, - Ромео! Хоть глаза ожили наконец-то!
Валентин и Валентина вернулись поздно, часа в два ночи, вернулись только по милости Лесника, сначала поводившего их по кругу, а потом укоротившего дорогу вдвое.
- Я не понимаю, мы же шли по вашим следам! Как мы могли вернуться к той упавшей ели? - Валентину Николаевну трясло от холода, усталости, напряжения и тревоги за отца.
- Вас леший по лесу никогда не кружил? Лево-право не путали?
- Неет, я не верю в эти сказки.
- А в законы физики тоже можно не верить, тем не менее они есть.
- Вы хотите сказать...
- Я хочу сказать, что пора ложиться, мне завтра с утра вашему отцу надо все по его списку нести.
- Я пойду с вами!
- Вы еще не поняли? Не пустят вас. Я вам слово даю, что прослежу за всем.
Валечка думала, что ей ни за что не заснуть. За отца боялась, представляла, как он там замерзает на голой земле, как синеет и умирает, но в гулком и пустом доме Валентине было тепло и спокойно и она заснула, а когда проснулась было уже часов 11. Она вскочила, заметалась по дому, надо было действовать, бежать, спасать отца, везти домой, где все привычно и знакомо, пусть уже пьет, потерпит, ей не привыкать. Валентина нигде не было видно и она подумала, что невежливо вот так убегать, даже не поблагодарив, но отец важнее.
Они столкнулись в дверях. Валентин при свете дня показался ей усталым, печальным и лишенным жизни, как тень.
- Только что видел вашего папашу, - сказал он ей вместо приветствия, - все передал, сеанс связи завтра в это же время, явки-пароли те же, а вам он попросил передать вот это.
Он вытащил из кармана шоколадку в странной упаковке - бумажной, как было раньше - сначала золотистая фольга, а потом красивая картинка. Валя покрутила шоколадку и вспомнила. Такие ей папа привозил из Риги, давным-давно, когда она была маленькой и каждая командировка отца была и трагедией - он ведь уезжал! И огромной радостью - он возвращался, всегда с гостинцами и она сначала раскладывала их на диване - книжки, шоколадки, заколки, колготки - все то, что он смог найти и купить, потом она, едва дыша от восторга, надкусывала шоколадку или печенье, примеряла вещи и обувь и кружилась по маленьким комнаткам квартиры в абсолютно восторге!
- Если он завтра передаст мне индийский джинсовый комбинезон или красные венгерские туфельки, я тронусь умом, - плача, сказала она Валентину. - Как он? Не замерз?
- Замерз? Вы мех Бульдозера видели? Это же печка! Они оба счастливы и довольны, особенно Буля, так собака радуется воле и простору, обоссал все деревья вокруг и, кажется, уже набил морды парочке волков, не удивлюсь, если через сколько-то там месяцев, в лесу объявятся белые волчата, что-то у Були глаза блестят так по-особенному.
Валентин говорил, говорил, говорил, только чтобы она отвлеклась от черных мыслей, только чтобы улыбнулась и немножко повеселела. Странно, но глядя на свою гостью, он не то, чтобы видел в ней покойную жену, но верил в свою жизнь, на которой еще два дня назад поставил жирную точку. Не крест, именно точку. Финальный знак любой жизни и любого события.
- Что мне делать? - прервала его мысли Валентина.
- А что вы можете сделать? - наигранно удивился он. - В Лес вас не пустят, сколько он там пробудет, я не знаю, да и никто не знает, остается только ждать. Езжайте домой, мы вам позвоним.
- Нет!
Валентин усмехнулся. Значит он в ней не ошибся. Маленькая, но цепкая и упрямая. Настоящая оса, а не женщина.
- Звоните на работу и оставайтесь. Места хватит.
Накануне
Как же ему не хотелось туда ехать!
- Валька, ты меня точно не в психушку сдаешь? - он всматривался в лицо дочери, ища жесткость, несгибаемое намерение и решение, которого он боялся каждую минуту своего трезвого существования. Понимал, что измучил дочь, что становится свиньей, но уже ничего не мог с собой поделать.
- Папа, давай съездим, может получится, может быть сможешь бросить пить, - она умоляюще смотрела на него и суетливо кидала в рюкзак ключи, телефон, пересчитывала наличность в кошельке. Она нарочно подгадала отгулы так, чтобы он уже и из запоя вышел, но еще не испытывал той лютой жажды, от которой зверел и которую удовлетворить можно было только одним способом - водкой.
- Ладно уж, поехали,  - согласился нехотя, делая ей одолжение.
По приезду вздохнул, видя сколько эта дуреха отвалила за такси. Это же сколько бутылок можно было купить! Начал считать в уме, расстроился и бросил. "Не к добру, не к добру мы сюда приперлись," только успел подумать и тут на него налетело чудовище и повалило на свежий снег.
- Аааа, - услышал Валькин вопль и началась битва дочки с кем-то огромным, мохнатым и рычащим. Пока она там своим рюкзаком махала, отец тихонько лежал на земле, чувствуя, как сердце клокочет уже в глотке и еще немного и выскочит наружу и поскачет прочь от этого ужаса. Потом его кто-то поднял и завел в теплый и уютный дом, Валька тут же была - бледная, дрожащая, скандал вот-вот закатит, он то ее хорошо знал! Но эта дуреха не сумеет ничего путного стребовать, поэтому он быстро взял дело в свои руки и потребовал перво-наперво выпить, а сам уже оглядывая дом и прикидывая, сколько можно с этого богатея содрать. Ишь, отстроил хоромы, а бедным людям выпить не на что! Первая, ох, как же хорошо пошла! Закусить, сволочь не дал, а потом и вовсе сказал:
- Вы, Николай Григорьевич, пожалуйста, принесите мне из леса картошечки, лучка, морковки, свеколки, а уж я вас премного отблагодарю.
Да сказал это так уважительно, что он даже выше ростом стал, вон, как его ценят. И вроде бы дело пустячное, из леса овощей приволочь, а только просят именно его, и платить ему будут, да и выпить дадут, это уж как пить дать. Он тихонько захихикал. Надо же, как складно подумалось - выпить дадут, как пить дать! А хозяин тем временем еще сказал:
- Будьте добреньки, захватите Кикиморе болотной игрушечку - волка плюшевого, баба эта сказочная там совсем одна, она этого волка оживит, вот и будет ей компаньон.
Тут Николай Григорьевич еще больше развеселился! Волк - компаньон! Ну, это и понятно, какая баба, такой и компаньон. Кикимора болотная в мерседесах не ездит, на шпильках не ходит, вот ей волк и пара!
- Лаадно, - сказал протяжно и важно, показывая, что цену себе знает, да еще и позор во дворе помнит и к плате приплюсует. - Так и быть, принесу.
Взял корзину, игрушку и пошел тихонько в лес. Страшно ему не было, холодно тоже и он почему-то точно знал, куда ему нужно идти. Большого белого пса и Валентина, идущих за ним, он не заметил.

Продолжение следует