Три бабы и один мужик

Эта история, хоть и кажется невероятной, на самом деле абсолютно реальна. Даже имя героя я не изменил.  И когда размышляю об его судьбе, думаю, что  будущее каждого из нас складывается из нашей  воли и стечения обстоятельств. Но какой из этого получится  сплав, одному Богу известно…

Разбитая витрина
После развода Николай запил.   Бывшие супруги жили в одной квартире. Жена привела   сожителя, плечистого грузчика. Он схватил Николая в охапку и спустил с лестницы. Предупредил: «Еще раз тут увижу – убью!»
Николай ушел жить к собутыльнику, а когда того выгнала на улицу взрослая дочь,  стал бомжевать.
В тот роковой день 21 ноября у Николая было плохое настроение. Накануне он договорился за сто гривен и бесплатный обед поучаствовать в митинге. Надо было по команде кричать «Геть!»   Полдня Николай мерз возле парламента, орал до хрипоты, а как дошло дело до оплаты, более наглые участники митинга  расхватали деньги, Николаю не досталось ничего. И с обедом он пролетел, все  сожрали другие, правда, одна жалостливая толстушка дала Николаю ломоть хлеба и кусок колбасы. А он так хотел на заработанные деньги купить бутылку!
Проклиная судьбу-злодейку, Николай  бесцельно бродил по вечернему городу и  матерился. Увидев ярко освещенные, украшенные витражами огромные окна ресторана, Николай злобно выкрикнул: «Бухаете, твари?! На народном горе миллионы сколотили! Нет на вас Сталина, гады! Ох, мне бы сейчас один  «калаш» да три рожка патронов – я бы вам показал кузькину мать, буржуи проклятые!»
Злоба переполняла его. Он увидел кусок асфальта, недолго думая, схватил его, размахнулся  и  со всей дури запустил в красочное окно ресторана.
Ему бы сразу бежать, может, и сошло бы с рук. А он стоял, любовался, как брызнули осколки стекла, как внутри ресторана засуетились официанты. А когда  решил делать ноги, было уже поздно: цепкая рука охранника схватила его за воротник…

«Комната  пыток»
Охранники привели избитого Николая в кабинет директора ресторана.
«Михаил Николаевич, вот эта сопля разбила витраж справа от входа,- доложили директору.-Что с ним делать? Был бы человек нормальный, поставили бы на счетчик, заставили возместить ущерб. А эта гнида – бомж. У него больше десяти гривен в кармане отродясь не водилось. Что будем делать? Ментам звонить?»
«Какой смысл?- пожал плечами директор.- Они и дело заводить не станут на бомжа. Даже если заведут, нам выгоды никакой. Тащите это животное в «камеру пыток» и прикуйте к стене. Будет чистить картошку для ресторана. За несколько лет отработает, что напакостил».
Николая потащили в подвал. Там директор ресторана, возглавлявший одну из преступных группировок, держал заложников, пытал должников и предателей. Николая приковали  цепью к стене, поставили рядом ведро, бросили под ноги полбуханки хлеба.
Утром ему принесли ведро картошки и нож, приказали: «Через час должен все почистить. Не успеешь – жрать сегодня не дадим».
И потянулись дни, серые и однообразные. Николай чистил картошку, драил наждаком подгоревшие кастрюли и сковородки. Спал он на матрасе у стены, на улицу его не выпускали. Ни телевизора,  ни радиоприемника не было. Водки не давали.  Охранник Сергей, пожалев бедолагу, принес ему пачку прошлогодних газет. Вот и все развлечения.

«Это чмо нам как бельмо на глазу!»
Прошло полгода. Николай свыкся с этой жизнью, и хоть она напоминала тюремное заключение, находил в ней даже свои плюсы. «Жрать дают, спать есть где. Что еще надо?»- пытался он себя утешать. Но получалось слабо, ведь человеку нужна свобода.
 В мае двумя выстрелами из «ТТ»  убили директора ресторана. Новый директор, вступая в должность, обошел заведение и увидел подвал, где жил Николай.
«Что это за чмо болотное? - сморщился директор, увидев Николая. - Почему от него воняет, как от вокзального сортира?» «Да он полгода не мылся,- объяснил начальник охраны. - Этот придурок  разбил витражи у входа. Мы за них треть лимона художнику заплатили.  А этот алкаш в них камнем бросил.  Вот  прежний директор его сюда и определил для погашения долга. Зовут Николаем, он у нас картошку чистит, сковородки драит. Кормим  объедками, денег не даем». «Да на хрена он тут нужен!- разозлился  директор. – Вы с ума сошли, парни?!  А если придут с проверкой и увидят этот подвал? Вы хотите скандала? Убрать его!»
Когда вышли в коридор, директор подозвал к себе охранника Сергея и, перейдя на полушепот, приказал: «Его нельзя просто так отпускать. Он может пойти к ментам, к правозащитникам, да в конце концов к нашим конкурентам через дорогу. Неприятностей не оберемся». «Так что с ним делать?» - не понял Сергей. «Наденешь наручники, бросишь в багажник, как стемнеет, вывезешь в лес. Ну, а дальше, сам знаешь: как в 90-е годы. Вырыл яму, шмальнул в затылок, столкнул  в яму, землей присыпал, утрамбовал, а сверху дерном покрыл. Выполняй!»

Второе  рождение
Сергей сделал почти все, как велел  директор. Около полуночи,  за много километров от города, в глухом лесу,  он  выкопал могилу, вытащил из багажника окоченевшего от страха  и холода Николая, поставил того на колени у края ямы, передернул затвор.
«Господи, да святится имя твое! Помилуй меня, грешника!- забормотал Николай. - Потом припал к ногам Сергея, целуя его туфли, взмолился: - Не убивай! Я ведь еще и не пожил толком! Мне и сорока нет! Не убивай, Сереженька! Ты же добрый! Помнишь, как ты мне газеты принес? И колбасу списанную давал! Не убивай, умоляю!!!»
Что-то екнуло в душе охранника. Он и раньше сочувствовал этому бедолаге. Понимал его. Когда-то и сам Сергей, после развода с первой женой, запил. Правда, длилось это всего неделю, но и он по пьяни наломал дров, из-за ерунды сломал челюсть соседу. Пришлось потом тысячу баксов заплатить,  чтобы до суда не дошло.
Не  смог Сергей нажать на курок. Спрятал пистолет, освободил от наручников руки Николая, сунул ему в нагрудный карман сотку баксов, предупредил: «Чтоб в город ты больше ни ногой! Понял? Хозяин если узнает, что я приказ не выполнил, меня самого кончат. А у меня семья. Еще раз увижу в городе – сам пристрелю, не обижайся! Вали куда-нибудь подальше и никогда больше не бухай.  Водка превращает мужика в дерьмо, в животное, а мужик должен быть мужиком. Сто баксов тебе на первое время хватит, а потом найди работу. Обязательно найди, работа дисциплинирует, человеком делает. Начни новую жизнь, а старую забудь, как страшный сон. Прощай, Коля!»
Сергей сел в свой «джип» и уехал. А Николай еще долго стоял на коленях у края могилы и молился, не веря, что остался жив. «Господи, благодарю тебя!- шептал Николай, и слезы текли по его небритым щекам. - Сегодня  мой  второй день рождения! Спасибо, Господи!»  Потом он с трудом поднялся на ноги и побрел сквозь лесные заросли, сам не зная, куда…

Хутор на поляне
Николай  брел через лес часа два, при свете звезд пытаясь найти дорогу,  потом, совсем выбившись из сил, наломал веток, лег на них, ветками укрылся и провалился в сон. Проснулся перед рассветом от холода и опять побрел, сам не зная, куда.
Он бродил по лесу, не понимая, где он, не встречая никаких признаков цивилизации. Дважды где-то высоко, за облаками,  пролетал самолет, но ни дороги,  ни строений Николай не видал.
Солнце уже сияло в зените, когда он разглядел  среди поредевших деревьев большую поляну, где  стояли три избы. Возле крайней плечистая высокая баба в коричневой юбке и синей блузе размашисто, по-мужски, колола дрова.
«Почудилось что ли?- не поверил своим глазам Николай.- Галюники, наверно?» Он помотал головой, отгоняя наваждение, но нет, не почудилось. Баба, крякая, рубит полено, от хаты тянет вкусным  дымком. Подойдя ближе, Николай откашлялся в кулак и вымолвил: «Доброе утро, женщина! Вы не бойтесь меня. Я заблудился… Мне бы водички попить да покушать купить. Деньги имеются,- он похлопал себя по карману, где лежала зеленая купюра.- Вы не бойтесь меня, я ничего плохого вам не сделаю». «А я и не боюсь!- распрямила спину женщина, поигрывая топориком.- Кто  боится, тот здесь не живет. Заблудился, говоришь? Наверно, из зоны сбежал?» «Вот тебе крест, не беглый я!- торопливо перекрестился Николай.- Говорю, заблудился. Продайте хлебушка. Я заплачу. Но у меня только доллары. Вы их принимаете?»  «Ой, доллары у него!- рассмеялась женщина, показывая крупные белые зубы.- Умора! Кому здесь твои баксы нужны? Даже в клозете на гвоздике они не пригодятся, слишком узкие, а задницы у нас широкие! Шучу, идем в дом, накормлю тебя, так и быть».
Она назвалась Галиной, привела его в дом, усадила  за стол,  достала из печи чугунок, налила в большую миску борща. Отрезала увесистый ломоть хлеба. Это был какой-то необычный хлеб, он был грубый, попахивал лесными травами, но оказался невероятно вкусным.
«Хлеб мы сами печем,- объяснила хозяйка.- До города очень  далеко, не наездишься, хоть у нас и есть велосипеды.- Мы  тут сами все  делаем. Зерно ручными мельницами мелем, в тесто добавляем сушеную крапиву и лебеду. Есть у нас два кабанчика, три козы, огороды имеем. Если ты человек добрый и работящий, оставайся с нами. Нам без хорошего мужичка скучно!»
Вскоре пришли еще две женщины, Оксана и Наталья, симпатичные, хоть и без косметики на лице. Приятные для глаза, но немного грубоватые, как все женщины, которые долго живут без мужчин, в чисто женском коллективе.  Все трое были родные сестры. «У нас у всех с личной жизнью не сложилось,- объяснила Наталья.- Оксанка вон вообще мужика не знает, 32 года, а еще целочка!» «Что ты брешешь, идиотка!»- покраснела Оксана и стыдливо отвернулась к окну. «У меня и у Галки мужики были алкаши конченые,- продолжала Наталья.- Они усцыкались в постели, денег не зарабатывали, били нас под пьяную руку.  Да и попетрушить толком не могли. Хлебнули мы горюшка, развелись,  детей, к счастью, или к несчастью, не было. Вот и сошлись три сестренки-неудачницы  на почве одиночества, занялись туризмом. Ездили по стране на велосипедах, в пешие походы ходили.  Однажды набрели на этот заброшенный хутор, люди отсюда выехали в 90-е годы. Мы дома привели в порядок да и поселились здесь». «Как же вы тут живете, без электричества, без телевизора?»- ужаснулся  Николай. « А что по тому брехливому телеку смотреть? - пожала плечами Галина.- Одна лживая  политика да слезливые мелодрамы, где уборщицы выходят замуж за олигархов.  Все это брехня, только зрение портить. У нас три огромных рюкзака книг, читаем классику. А Оксанка  стихи пишет. Кстати, классные. Почитаешь, Оксанка?» Оксана опять покраснела и отвела свои синие глаза от любопытного взгляда Николая. «Неужели власти вами не интересуются?»- все удивлялся он. «Власти только своим карманом интересуются,- фыркнула Галина.- А что с нас взять? Денег не имеем, налогов не платим, но зато ничего от государства не просим. Сами все проблемы решаем.  Даже зубы друг другу сами рвем. Но зубы у нас почти не болят, ведь ни конфет, ни тортов у нас тут не водится. Вместо сахара – сушеные ягоды, а от них зубы не портятся. Вот только с мужичками неувязка… Если б хороший попался, то и не помешало бы! Женщины мы нормальные, не лесбиянки!»
 Сестры заулыбались, бросая на Николая кокетливые взгляды. А он все не мог поверить, что это реальность, а не снится ему.
«Неужели к вам никто от властей не приезжает?»- все удивлялся Николай. «Да сдались мы этим властям! -отмахнулась Наталья.- Пару лет назад наведался как-то участковый из одного села, до него отсюда километров сорок, если прямиком. Бродил в лесу, искал какую-то девочку заблудившуюся и случайно на наш хутор набрел. Удивился жутко, думал, мы старообрядцы какие-то. Мы его брагой напоили, лесным чаем с медом диких пчел. Потом баньку ему истопили. А он на нашу Галку так запал, так запал! Думали, останется, женится. Так нет же, всего одну ночь провел у нас, обещал приезжать, но больше не появлялся. Видать, Галка ночью его уработала! Га-га-га!»
Женщины оказались веселыми, они напоили Николая брагой, квасом, накормили, потом истопили баню, заставили мыться, принесли опасную бритву, попросили сбрить бороду. «Парень ты симпатичный, только воняешь, как старый козел,- объяснила Галина.- Помойся, мы девки чистоплотные, грязных мужиков не переносим!»
После бани, чистый, побритый, на десять лет помолодевший,  Николай почувствовал, что не хочет отсюда никуда уходить.
«Как называется ваш хутор?»- спросил он у Натальи.
«На карте его нет, в документах  нигде не числится. Мы его зовем Нихуевка. Если не нравится, придумай другое название». «Да ладно, название оригинальное,- рассмеялся Николай. -Пусть будет Нихуевка. Лишь бы все тут было хорошо». «А это, мил-человек, от самих нас  зависит», -вздохнула Галина.

Полгода счастья
Николаю постелили во времянке, где он провел две ночи. А на третью, под утро, тихо проскользнула в дверь Галина, откинув одеяло, легла рядом. Взяла его руку, положила себе на грудь… Он проснулся, желание охватило его. Он любил ее так страстно, как было только в юности, один раз, сразу после армии. А она тихо стонала и шептала: «Еще, еще! Давай, миленький!»
Она приходила к нему неделю, каждую ночь, потом попросила перебраться к ней в  дом. Они прожили как муж и жена месяц, все у них ладилось.
Однажды, виновато улыбаясь, Галина завела деликатный и, видать,  не очень приятный для нее разговор: «Коленька, ты мне очень дорог. Хороший ты мужик, добрый. И я бы тебя никому не отдала. Но ты понимаешь, Наташка… Сестра моя родная, люблю ее до слез, жалею. Сегодня встретила меня у колодца, все лицо заплаканное. Умоляет: «Дай мне Колю хотя бы на ночь! Все для тебя сделаю! Хочешь, твой огород сама обрабатывать стану? Только дай мне своего мужичка. Я ведь нормальная баба, мне еще и 36 нет. Ну что мне так и подыхать, не зная ни нежности, ни ласки?!» Побудешь с нею, а потом ко мне вернешься,- виновато улыбнулась Галина, смахнув  слезу.- Ну, а если Наташка тебе больше понравится, она ведь на полтора года моложе, то, значит, не судьба нам вместе быть,  живи с ней»…
Николай расцеловал Галину, успокоил, заверил, что любит только ее.
…Три волшебные ночи он провел с Натальей, потом вернулся к Галине, хотя страстная ее сестра пришлась ему по сердцу и часто вспоминалась.  Но и Галину он уже  полюбил. Они прожили еще месяц, раза три, по просьбе Галины, Николай ночевал у Натальи.
Однажды, когда он чинил крышу в сарае,  тихо подошли  Галина и Наталья. «Коленька, разговор есть деликатный. Только пойми нас правильно. Мы тебя обе любим,- нежно вымолвила Галина.- Может, это не по-христиански, но так уж сложилась жизнь, что ты один, а нас трое. Мужик ты крепкий, с двумя справился, надо и о третьей позаботиться.  Пойми, милый, там, в городе, когда нужно семью создать, детей растить, у женщины должен быть только один мужчина. Здесь все иначе. Три бабы, один мужик, и всем нам ты нравишься. Помог нам забыть свое одиночество, помоги и ей»…
У Николая отвисла челюсть, он перекрестился: «Господи,  да кому еще я понадобился?!» «Оксанке, она действительно  мужчины никогда не знала,- начала Галина.-  А бабе тридцать третий годок пошел. Больно ей видеть наше счастье, любим мы тебя, ты нас жалеешь, заботишься о нас. А у нее этого нет. Будь с ней поласковей.  Надо ей помочь с огородом. Пойди, помоги да и заночуй. Тебя не убудет.  Потом к нам вернешься».
Николай три дня прожил у Оксаны. Первые две ночи они почти не спали, любили друг друга, потом она до утра читала ему свои и чужие стихи.  Память у нее была феноменальная! Знала она почти всего Есенина на память, «Евгения Онегина» прочитала наизусть полностью, только три раза сбилась.
…Вскоре они  жили одной большой семьей: три женщины, ранее не знавшие любви, и мужчина, которого едва не сгубила проклятая водка.  Николай из трех старинных деревянных кроватей соорудил огромное, прочное, широченное, как у королей в старину, ложе, установил его в доме Натальи, самом просторном из трех, и они все там поселились. Николай делал мужскую работу по хозяйству, женщины – женскую, а вечерами они собирались у печки или у костра во дворе, пили чай из лесных трав, рассказывали разные истории, смешные и грустные, пели песни. Спали они вместе, в обнимку, Николай искренне полюбил их всех троих, одинаково нежно, это была  для него как бы одна ласковая Женщина, приходившая к нему в трех  разных лицах. От физической работы на свежем воздухе, от натуральной пищи, он возмужал, раздвинулся в плечах, мышцы налились силой. Он чувствовал себя  настоящим мужчиной, защитником, в нем проснулись огромные душевные и телесные силы, ранее задавленные выпивкой и семейными скандалами. «Ты наш любимый неутомимый бычок!»- шутя, ласково называли его сестры. А когда он уходил по делам и они оставались одни, женщины сокрушались,  что встретили Николая слишком поздно, когда заводить детей уже опасно. Да и как выживать с младенцами в такой жуткой глуши!
Однажды, перед Новым годом, жарко натопив печь, они вчетвером, раздевшись и совершенно не стыдясь своей наготы, лежали на ложе любви, предаваясь утехам тела. Николай по очереди отлюбил сестер так нежно и так страстно, что они, улыбаясь от счастья, совершенно обессиленные, заснули на нем, облепив его с трех сторон: Галина справа, Наташа - слева, а Оксанка - на его животе, нежно посапывая ему в пупок. Николай лежал на спине, раскинув по-богатырски  руки,  довольный собой,  лежал по-королевски, улыбался в синюю теплую темноту, вдыхал запах новогодней елки в углу и  слушал, как мягко падает за окном снег. Наверно, так, большой семьей, жили наши предки в доисторические времена. Так, в окружении жен и наложниц, наслаждались жизнью ханы и цари. «И так теперь живу я»,- с гордостью подумал Николай, млея от счастья.
 Луна  заглянула в окошко, Николай подмигнул ей и подумал весело: «И ты хочешь стать моей четвертой женой? Нет, старушка, с меня и трех  хватит. Для четвертой в сердце уже нет места». Луна обиделась и скрылась за тучкой, а Николай подумал, что полгода здесь, на этом всеми забытом хуторе со смешным названием, он был самым счастливым человеком на Земле. «Теперь и умереть не страшно»,- решил он, и тут же отогнал эту эгоистичную мысль. Разве имеет он право умереть? Он, единственный здесь мужчина? Нет, он должен заботиться о своих девочках, защищать их, ограждать от трудностей. «Как хорошо, что я бросил тогда камень в окно ресторана!- неожиданно для себя подумал Николай.- Если б не тот скандал, до сих пор бродил бы я  где-то на вонючих грязных улицах, жил на сырых чердаках да в  обосцанных подъездах, подворовывал на базарах,  в подворотнях бухал с алкашней.  И не знал бы этого счастья». Потом он подумал о  Сергее, вспомнил, как тот передернул затвор и приставил холодное дуло пистолета к его виску. «Если б Сережа меня в том лесу не пожалел, я бы ничего этого не знал,- подумал Николай.-  Как хорошо, что он тогда не нажал на курок!»