Приключения шалопая. 20. После реактора

Предыдущая: http://www.proza.ru/2019/11/24/795



     20. ПОСЛЕ РЕАКТОРА

     После реактора последующие два дня – твои. На лечение ожогов синоларом и пронизалоном, на театры, коньяки и женщин. Последние восстанавливали душевное равновесие. А без него невозможны трудовые достижения и подвиги. Главное - сохранять присутствие духа и не терять самообладания!

Туман. Рассвет. Дома под черепицей.
И Нотр-Дам, и даже «силь-ву-пле»!
Наполеон над картою. Не спится.
И белая перчатка на столе.

И Старой Гвардии последняя атака.
И снова на рассвете соловьи…
Я сам рождён под Знаком Зодиака.
Там Ватерлоо… Ну а тут – ВЭИ.

Конечно, я предчувствую победу!
На небе грозовые облака…
Напрасно смерть торопится по следу,
Надеясь позабавиться слегка…

     Замкнутый круг: диван – ВЭИ – реактор – диван…

     Вот поле битвы Рязанцева и других бедолаг, которое он описал одной строфой:

И снова вверх, по лесенке, по трапу.
И снова вниз, нейтронами дыша.
Мне кажется: я побывал в гестапо,
А без него – и жизнь нехороша!

     Через три года после ВЭИ поэт случайно познакомился в подмосковной электричке с одним парнем. Тот начинал работать в Курчатовском институте и тоже инженером и ещё не вошёл в курс дела. Он спросил: «Почему в «Курчатнике» такая гнетущая атмосфера?»

     Рязанцев ответил: «Это тебе показалось. Привыкнешь – и очень даже понравится. Уходить не захочешь. И деньжат заработаешь».

     А что поэт мог ещё сказать? И зачем? Наверняка парень отлично знал, на что шёл.

     Пока Рязанцев там работал, Михаил Аркадьевич Светлов дал ему рекомендацию для поступления в Литинститут имени Горького – кузницу литературных кадров. Но, увы, опоздал.

     Его ученик уже превратился в полуживой экспонат для студентов второго мединститута. В него тыкали указкой, хотя и так хорошо было видно: огненно-красная рожа, опухшая настолько, что глаза открывались только с помощью рук.

     Кисть одной из них, особенно той самой, с которой он на реакторе чаще всего снимал просвинцованную перчатку, издавала страшное зловоние, потому что была в огромных жёлтых гнойных пузырях. Они лопались и возникали снова. Бинтовать руку категорически запрещалось. В процессе лечения гнойная мерзость засыхала толстой коркой, и под ней появлялась тоненькая защитная плёнка новой кожи. Но рука отчаянно чесалась. Днём ещё удавалось сдерживаться, но ночью на простыне опять появлялись пятна крови.

     Наконец, страдалец не выдержал и нарушил инструкцию врача: «Руку можно промывать только дистиллированной водой комнатной температуры!» Он сунул её под кран, под мощную струю холодной воды и держал там почти до оледенения. Повторял это снова и снова всю ночь, чувствуя внезапное облегчение.

     При утреннем обходе лечащий врач с удивлением установил, что больному стало лучше. Ночные опыты с холодной водой продолжились. Больной не признался в них, боясь, что ему запретят это.

     Дело явно шло на поправку. Рязанцев даже развеселился и стал заигрывать с самыми красивыми практиканткам, сдающими зачёты на его примере. Обнаглевший поэт засовывал им украдкой записочки в карманы халатов, назначая свидания, когда окончательно выздоровеет, конечно, и номер своего домашнего телефона. Девчонки подмигивали ему, словно обещая дождаться этого счастливого момента, но никто так и не позвонил.


Следующая: http://www.proza.ru/2020/01/03/1185