Севастополь в иных красках

      Олег проснулся от громкого стука в дверь. Резкие звуки металлических ударов, казалось, раздавались над самым его ухом. Он не сразу вспомнили, что, ложась спать, он развернулся головой в сторону прохода. Из окна немного тянуло, и это мешало заснуть. Олег взглянул на часы. Начало шестого. Кому неймётся в такую рань?
      Он протянул руку, лёгким касанием опустил вниз язычок предохранителя, блокирующего дверь в купе, и потянул за ручку. Проделывая это, он старался не отрывать голову от подушки, чтобы не вспугнуть чуткий сон. Снилось ему что-то хорошее, из детства.
 
      Дверь подалась не сразу и, нехотя отъехав в сторону, упёрлась в ногу соседа. Потревоженный, тот недовольно заворочался. Сквозь прищур глаз в образовавшемся дверном проёме Олег различил фигуру милиционера. Проверка документов, догадался он с сожалением. Придётся подниматься.

      Севастополь лишь с недавнего времени стал снова закрытым городом. Насколько он помнил, этот статус был прочно закреплён за ним в сталинский период, но позже, во времена хрущёвской оттепели, город снова открыли. Ограничение на въезд сюда было введено вновь с приходом к власти Андропова. Поговаривали, что руку к этому приложили пользующиеся своим влиянием высокопоставленные военные отставники, проживающие здесь и пекущиеся больше о своём комфорте, чем об интересах безопасности государства. Как же, главная база Черноморского флота, форпост южных рубежей страны!
      При этом все понимали, что базирующиеся здесь силы, запертые проливами, давно уже утратили свою стратегическую значимость, но открыто против этого никто не возражал. К тому же тот, кто хотел, всегда мог найти способ обойти эти бюрократические препоны и спокойно приехать сюда. Олег давно убедился в способности наших людей стойко переносить всяческие запреты и лишения, и при этом проявлять изощрённую изобретательность в поисках путей их преодоления. Это всегда было чем-то вроде нашего особого вида спорта, отличительной национальной чертой.
 
     Но всё же, с введением ограничений сезонный наплыв курортников существенно сократился, а с ним ушли и лишние проблемы, характерные для других черноморских городов. Хотя, даже и без этого Севастополь всегда отличался какой-то особой статью и образцовым порядком. Проявлялось это буквально во всём – и в чистоте вымытых с раннего утра, обрамлённых белыми бордюрами улиц, и в постриженных на особый манер кустах, казалось бы, круглогодично цветущего шиповника, и в горделивых кронах каштанов Приморского бульвара, и даже в накрахмаленных колпаках и чопорных взглядах уличных продавщиц мороженного – всё здесь было невольно пропитано духом сопричастности к боевым традициям и славе Черноморского флота, насыщено каким-то особым военно-морским шиком. А если добавить сюда ещё и тот факт, что даже матросы в своих ослепительно белых форменках при встрече вытягивались в струнку и гордо козыряли друг другу, то каждый понимал, что город этот во многом просто уникален.

     Лязгнув напоследок стальными суставами своих автосцепок, поезд остановился. Выйдя из вагона, Олег сощурился в лучах яркого южного солнца. Несмотря на ранний час, оно уже нещадно слепило глаза. Миновав мост над железнодорожными путями, он пересёк улицу и по Красному спуску направился наверх, к площади Ушакова.
      Следуя этим путём, он надеялся обогнать, как минимум, один, если не несколько троллейбусов, которые, стартовав несколько раньше от вокзала, всё ещё продолжали неспешно двигаться в сторону Графской пристани. Им  ещё предстояло сделать большой круг, прежде чем достичь этой площади, и затем уже отсюда проследовать на Остряки – в сравнительно современный микрорайон, удалённый от исторического центра и раскинувшийся вдоль проспекта, носящего имя генерала Острякова. Именно там находилась ведомственная военная гостиница, где обычно останавливался Олег и куда он направлялся сейчас.
      
      С отелями в городе обстояло неважно, и многие командированные, приезжая в Севастополь, находили приют в её стенах. Гостиница эта скорее походила на общежитие, нежели чем на то место, которое, как следует из его названия, должно было заботливо принимать в своё лоно дорогих гостей. Ибо не могла она похвастать ни количеством звёзд, ни претензией на их наличие. Но при всём своём аскетизме заведение это обладало одним неоспоримым преимуществом – владелец офицерского удостоверения личности всегда мог рассчитывать здесь на койку в четырёхместном, а, если повезёт, даже в двухместном номере. Поэтому, спеша туда, Олег хотел не только размяться после почти двухдневного пребывания в замкнутом пространстве вагона, но и оказаться там в числе первых и, по возможности, устроиться получше.

      Оказавшись на площади, он перевёл дух – быстрый подъём отнял немало сил. И только сейчас, вдыхая воздух полной грудью, он вновь ощутил его забытый, но быстро узнаваемый и ни с чем не сравнимый аромат. В их северных краях тоже росли каштаны и сирень, и цвели те же цветы. Но здесь было нечто такое, что придавало, казалось бы, столь привычным запахам какой-то волшебный, в чём-то схожий с кумулятивным эффект.
      Их взаимное сочетание и насыщенность создавали особые энергетические импульсы, которые могли легко преодолевать некий физиологический барьер, призванный защищать мозг от излишних эмоциональных потрясений и, миновав органы обоняния и многочисленные нейронные связи, напрямую устремлялись к центрам восприятия, формируя в сознании романтические образы и странные, порой томительные предчувствия.
      Казалось, что сама жизнь в атмосфере сгустков этих ароматов течёт совершенно по иным законам, нежели в их северных широтах, обделённых такого рода фантазиями и шалостями природы. Подожди немного, и скоро ты это убедишься в этом сам, игриво обещали они ему.

      Каждый раз, оказываясь под влиянием магии этих запахов, Олег ощущал прилив юношеских сил, и окружающий мир невольно окрашивался необычные, радужные тона. Вот и сейчас он испытывал нечто подобное. Охваченный бурей нахлынувших ассоциаций, он не заметил, как к рядом с ним выросла фигура офицера.

      – Почему не приветствуете старшего по званию? – обратился тот, вперившись в Олега строгим взглядом. Плечи офицера украшали погоны капитана третьего ранга.
      Олег слегка опешил – подобная форма обращения к младшему по званию, всего лишь на ступень уступающему его собственному, была довольно нетипична. В тех местах, где ему доводилось прежде служить, эти формальности отношений между офицерами, близкими по рангу, зачастую попросту игнорировались. Питер всегда славился своей демократичностью, а на боевых флотах – на Северном и, по слухам, на Тихоокеанском – было как-то не до этих мелочей. В специфике службы там имелись вещи поважнее. Он буркнул что-то, похожее на извинение за невнимательность, и отдал ему честь. Но этого, судя по реакции подошедшего, оказалось недостаточным.

      – Ваши документы, пожалуйста, – неожиданно потребовал кап-три. При этих словах он вытащил из кармана какое-то удостоверение и показал его Олегу. – Офицерский патруль, – пояснил он. – Доложите причину, по которой вы находитесь в городе в часы политзанятий.

      Ну да, конечно, как он забыл – сегодня же понедельник. Согласно недельному распорядку, первая половина этого дня у всех категорий военнослужащих неукоснительно отводилась для повышения их «польморсоса» – политико-морального состояния.
      Он достал из нагрудного кармана рубашки удостоверение личности с вложенным в него командировочным предписанием и протянул начальнику патруля. Именно данную обязанность исполнял, согласно предъявленному документу, этот кап-три. Олег на всякий случай оглянулся по сторонам – по его представлениям у каждого начальника подразумевалось наличие подчинённых, в данном случае – патрульных, назначаемых из числа рядовых. Рядом никого не было. Хотя, это выглядело вполне разумным: в случае бегства нарушителя – а могло случиться и такое – было бы нелепым и нарушающим привычную субординацию посылать в погоню за офицером матросов.
      Кап-три пробежался глазами по документам и с сожалением вернул их Олегу. Видимо, этот случай очков ему никак не добавлял, и план по выявлению нарушителей дисциплины мог быть сорван. Время политзанятий подходило к концу, а оно было самым плодотворным для этих целей. Раздосадованный, он даже не стал заносить его фамилию в списки провинившихся за «неотдание воинской чести»; козырнув, он развернулся направился на поиски новой жертвы.

      Через несколько минут подошёл троллейбус, и Олег с некоторым облегчением покинул центр города, который - как знать - мог таить в себе и иные неприятности. Не стоило забывать, что к воинской дисциплине на этом, неспроста носящим звание «парадный», флоте с давних пор относились со всей серьёзностью. Имевший место неприятный эпизод несколько омрачил его первое впечатление от свидания с любимыми местами. Но он не унывал – впереди были, по меньшей мере две недели сравнительно беззаботного пребывания здесь, которым было вполне по силам исправить не столь гостеприимное его начало. 

                *  *  *

      Известие о командировке в Севастополь Олег воспринял с немалым воодушевлением. Он уже не раз бывал здесь по служебным делам и успел всей душой полюбить этот город. Проводить здесь отпуск ему ещё не доводилось, и он мечтал когда-нибудь это осуществить. А пока же надеялся по возможности совместить поездку сюда с элементами приятного времяпрепровождения. Традиционно тёплая погода для этого времени года и ласковое море этому благоприятствовали.

      Его расчёт на благополучное заселение в гостиницу вполне оправдался. Появившимся здесь спустя некоторое время вслед за ним было предложено подождать лучшей участи до вечера. И уже через пару часов, оставив свои вещи в двухместном номере и наскоро перекусив, он снова проезжал мимо башенки вокзала, с которой он расстался утром, направляясь в сторону Угольной стенки. Рядом с ней базировалось опытовое судно ОС-333, которое предстояло посредством двух малярш, приданных ему в помощь, и хитрого лакокрасочного покрытия превратить в корабль-невидимку.
      Именно в этом заверял разработчик этого покрытия руководство их отдела. Во всяком случае, такова была легенда, которую Олег собирался поведать командованию судна для придания важности своей миссии и облегчения её выполнения. Но на самом деле всё могло оказаться гораздо более прозаичней - Олег уже не раз сталкивался с подобными рекламными трюками и со стороны организаций промышленности, старающихся выбить дополнительные средства из бюджета. Хотя определённым эффектом это средство могло и обладать. И предстоящие испытания призваны были это подтвердить. Или опровергнуть.

      Командир судна долговязый капитан-лейтенант со странной фамилией Бган, внешностью напоминающий киноартиста Басова, встретил Олега не очень приветливо. В его каюте, несмотря на распахнутый настежь иллюминатор, было довольно жарко. Недавно закончился обед, и с камбуза всё ещё тянуло запахом борща и жаренной рыбы.

      Олег протянул ему директиву. Надвинув на лоб пилотку, Бган бегло пробежал её глазами и отложил в сторону.
      – Сдалась нам эта наука, и без неё проблем по самый клотик. – Видимо, он так и не удосужился толком дочитать документ до конца. – Краситься невесть во что, потом по морям таскаться. Чует моё сердце, вы мне корабль уродливым сделаете. А на носу день флота, смотр – мне что, опять перекрашиваться? И кто будет этим заниматься? Личный состав наполовину из азиатов, ни к чему толковому не пригоден. Треть экипажа не укомплектована, каждый второй офицер списан сюда за нерадивость. Сам звание уже третий год перехаживаю, а перевода никак не добиться.

      Командир решительно входил в роль обиженного судьбой. Олег с интересом наблюдал за ним и не мог отделаться от ощущения, что исполнять её для этого уже немолодого капитан-лейтенанта было делом привычным. Что-то в его облике подсказывало, что, он, как и многие офицеры из этого экипажа, тянул здесь лямку не за самые выдающиеся заслуги перед родиной. Служба на подобных судах престижной никогда не считалась.

      – Не волнуйся, командир. Согласно директиве опытная эксплуатация покрытия – один год. Перекрашиваться нельзя. – Олег ткнул пальцем в соответствующий пункт директивы.

      – А ну-ка, дай мне взглянуть на неё ещё раз. – Он зевнул, вяло потянулся на кресле и снова взял протянутые листки. Теперь он читал текст более внимательно.

      Проект директивы Олег готовил заблаговременно. Зная флотские трудности, он предусмотрительно внёс в неё всё необходимое для преодоления самых непредвиденных препятствий. В ней были ссылки на приказы главкома ВМФ и другие руководящие документы, указывалось на недопустимость срыва сроков и на ответственность за ненадлежащее выделение потребных сил и средств. Но самое главное содержалось в последнем разделе документа, определяющем материально-техническое обеспечение проводимых работ. Отдельной строкой здесь значилась жидкость для обезжиривания корабельных поверхностей.
 
      – Це два аш пять о аш – сорок литров. – прочитал Бган чуть ли не по слогам. – Уж не «шило» ли это? – не веря своей догадке, переспросил он. В его глазах застыло ожидание чуда.

      При составлении разработчиком покрытия инструкции по его нанесению Олег настоял на том, чтобы предусмотренный изначально в качестве растворителя уайт-спирит был большей частью заменён на спирт, или «шило», а общее его количество было увеличено в пять раз. А, поскольку расходное имущество выделялось флотом, возражений не последовало. И теперь, предчувствуя эффект, который последует вслед за ответом на вопрос этого проницательного и догадливого командира, он утвердительно кивнул.
      – Так это же совсем другое дело! – чуть не вскочил со своего кресла Бган. – С этого бы и начинал!
      Он схватил гарнитуру корабельной связи и, включив тумблер на общую трансляцию, рявкнул в неё:
      – Говорит командир. Боцмана срочно ко мне.

      Через пять минут боцман со слегка примятым лицом появился на пороге каюты. На левой его щеке отчётливо прорисовывался отпечаток пуговицы от подушки.
 
      – Прибыл по вашему приказанию. – Мичман недовольно покосился на Олега. Наверняка именно этот незнакомый капитан-лейтенант был причиной его беспокойства в святой для каждого моряка адмиральский час.
     – Значит так, боцман. Вот тебе директива, – он протянул листки боцману. – Бери машину, двух бойцов и дуй на базу. Получишь там ветошь и прочую лабуду – здесь всё написано. – Он ткнул в листок. – А, главное, одну молочную флягу уайт-спирита и две фляги спирта. Не перепутай! И назад, да поживей. Будем краситься. Для науки! – он кивнул на Олега.

      При этих словах с боцмана моментально слетела вся спесь. Он как-то весь сразу приосанился, след от подушки расправился буквально на глазах. Олег вновь почувствовал на себе его взгляд: теперь вместо недовольства в нём читалось уважение. Видимо, спирт на этом корабле был редким гостем.
   
      – Разрешите идти?
      – Ты ещё здесь?

      Когда дверь в каюту закрылась, Бган по-мальчишески вскочил на ноги, звонко шлёпнул в ладоши и с удовольствием потёр их.

     – Так это же совсем другое дело! – повторил он первую фразу и похлопал Олега по плечу. – Вы мне только надпись на борту не закрашивайте – улыбнулся он.
      ОС-333, вспомнил Олег. Видимо, эти цифры ему были привычны и близки, и он, наверное, уже давно сроднился с ними. Может быть, ещё в школе…

                *  *  *
 
      С этого дня Олег стал лучшем гостем на корабле. Чем-то похожие друг на друга две дородные малярши, прибывшие сюда с ним для проведения покрасочных работ, уже на следующий день получили в своё полное распоряжение часть личного состава и терпеливо обучали его навыкам своего нехитрого искусства. А точнее, его подготовительному этапу – обезжириванию поверхностей. Глядя, с каким усердием они гоняли моряков под лучами палящего солнца, Олег чувствовал, что обезжиривание затронет не только корабельные поверхности, но и некоторых участников этого процесса. И если морякам оно едва ли грозило, то этим типичным с виду кустодиевским дамам его было трудно избежать. Впрочем это их, похоже, вполне устраивало.
      
      Процедура эта выполнялась исключительно традиционным способом, широко распространённым на флоте – с использованием подручных моющих средств, воды и ветоши. И только ответственные и особо грязные места обрабатывались «уайт-спиритом». Малярши удивлялись, почему для этих целей им выделили всего лишь одну флягу. 
      – Они что, пьют его, что ли? – сетовали они и с недоумением поглядывали на боцмана. Они сами видели, что фляг, полученных мичманом для их нужд, было существенно больше.

      Олег особо не утруждал себя частыми визитами на корабль, ограничиваясь лишь периодической инспекцией хода его окраски. Работа продвигалась неспешно: маляршам, видимо, тоже не хотелось быстро расставаться с южным солнцем и ласковым морем. Краска ложилась неровно, и, как и опасался командир, тёмные пятна чередовались с белёсыми. Всему виной был порошок какого-то металла, входящий в состав чудо-покрытия и быстро оседающий на дне емкости. Глядя на то, как усердно перемешивает эту мутную сероватую эмульсию специально выделенный для этих целей моряк, Бган сокрушённо качал головой.
 
      – Эх, загубите вы мне моего красавца, загубите. И свалился же ты на мою голову с этим своим зельем. Преотвратным.

      Говоря так, он имел в виду, скорее всего, «приворотным». В его сознании с какого-то момента стало крепнуть ощущение, что это злосчастное покрытие призвано было навлечь на его голову одни лишь беды и напасти. Он считал, что, выкрашенное в разнотонный, пегий камуфляж судно и вовсе потеряет остатки былой привлекательности и превратится из почтенного «опытового судна», знавшего и лучшие времена, в полностью подопытное, напрочь лишённое не только утраченных боевых качеств, но и даже воли к существованию. А вместе с этим будет окончательно загублена и его, Бгана, карьера.

      А, может быть, он ничего не путал, и под зельем подразумевал совсем другое – то, что стояло у него его каюте. Спирт действительно отдавал резиной, в чём Олег убедился вскоре сам. Тем более, что по утрам теперь вид у Бгана был каким-то несвежим и откровенно похмельным, и Олег уже отчасти сожалел о том, что столь радикально перекроил инструкцию. Хотя и вид корабля тоже его особо не радовал.

      Нельзя сказать, что и прежде этот корабль обладал какой-то модельной внешностью, способной украсить обложку иного тематического журнала. Будучи в своей прошлой жизни боевым ракетным катером, он, как и многие его собратья, был оборудован турбиной. И, как это заведено на флоте, кормовая часть его была выкрашена в чёрный цвет: как ни старайся, своей копотью турбина моментально вычернит любую иную окраску. Можно согласиться, что сочетание серого и чёрного неплохо смотрится в женской одежде, но для корабля это явный нонсенс. Его заметность на фоне морской поверхности резко возрастает, что делает его легко уязвимым и в значительной степени ущербным. А значит – уродливым.
      Но таково уж свойство человеческого восприятия: со временем уродство перестаёт бросаться в глаза и воспринимается как норма. А кому-то и вовсе начинает казаться если и не прекрасным, то, по меньшей мере, радующим глаз.Олег никогда не служил на подобных катерах, и мнение командира о красоте его корабля, которую способно было что-то загубить, не разделял. Но вслух это, на всякий случай, произносить не стал.

     В гостинице соседом Олега оказался молодой участковый милиционер в звании старшины, приехавший сюда в отпуск из Саратова. Витя – так звали паренька – со взглядом, полным нескрываемой зависти, смотрел, как Олег, собираясь в очередной раз проверить состояние дел на корабле, старательно утюжил черные брюки и разглаживал желтую форменную рубашку. Восхищали его и расшитый золотом краб, украшавший фуражку, и позумент – шитая золотом тесьма на ней.
      – А портупеи у тебя, случайно, нет? – спрашивал он.
      – А зачем мне она? Пистолет мне здесь по статусу не положен.

      Снаряжение, в котором моряки носили пистолет, судя по блеску в глазах Вити, вызывало у него какой-то особый, даже нездоровый интерес. Неужели у сотрудников милиции оно выглядело совершенно по-иному? Олег никогда не обращал внимания на подобные тонкости формы блюстителей порядка, и возможное отличие казалось ему довольно странным. А где же наша хвалёная унификация, бережливость и рачительность, эти основы планового способа хозяйствования? Тем более, что призывы сделать «экономику экономной» уже не первый год не сходили со страниц газет. И что в нём было такого особенного?
      Виктор пояснил, что вся суть заключалась в цвете. У них портупея была такой же, но коричневой, и это его абсолютно не устраивало. Причину он уточнять не стал.
      Олегу внезапно пришла в голову мысль, что какой-нибудь начальник местного отделения милиции на встрече со школьниками когда-то произвёл на юношу неизгладимое впечатление этим чёрным аксессуаром. И тот, наверное, на него клюнул - Олег помнил, что он в молодости тоже придавал значение разным мелочам. Но, в итоге, обманулся в своих ожиданиях. Или с этим цветом у паренька была связана какая-нибудь странная ассоциация, детская дразнилка, в конце концов. Как знать, может он из-за этого и в Севастополь-то приехал, чтобы разжиться флотским снаряжением.
 
      Витя, словно клещ, вцепился в "сокамерника". Достань мне, дескать, такую штуку, и всё тут. Олег отмахивался – ну где я тебе её раздобуду? В военторге такие вещи не продаются - и это была правда. Пытаясь перевести всё в шутку, он добавил, что, иногда, в конце месяца, снаряжение выбрасывают на прилавок, но лишь в том случае, если горит план продаж. И продаётся оно вместе с пистолетом. А куда потом его девать?
 
      Ирония Олега, похоже, ничуть не смутила молодого старшину. Он с надеждой посмотрел на календарь. Была только середина июля, и до конца месяца было ещё далеко. Видя эту святую наивность, Олег пожалел парня и пообещал, что при случае постарается помочь ему.

      Как-то, придя на корабль, он вспомнил об этой странной просьбе соседа. Не рассчитывая на удачу и лишь для того, чтобы очистить совесть, он спросил у Бгана, не завалялась ли у него лишняя кобура. Тот, не моргнув глазом, полез в рундук и вытащил оттуда своё практически не ношенное снаряжение.

      – Держи, и можешь не благодарить.
      Олег в очередной раз удивился всемогуществу универсальной жидкой валюты и оценил предусмотрительность, проявленную им при составлении директивы.

     Вечером в гостинице было ликование. Витя не помнил себя от счастья.
Нацепив на пояс снаряжение и меняя позы, он упоённо любовался своим отражением в зеркале. Мечта сбылась! Дожидаться конца месяца уже не требовалось, и с этого дня он можно было начинать считать дни до своего отъезда. Ему уже не терпелось поскорее выйти на службу.

      – С меня причитается, – сказал он Олегу. – Бегу в магазин. Ты что предпочитаешь?
      – Вино я не очень уважаю, а с остальным здесь проблемы. Впрочем, в этом нет необходимости. – Олег открыл тумбочку и достал оттуда бутылку со спиртом.
      У Вити округлились глаза. Видимо, он в очередной раз пожалел о том, что не связал свою жизнь с флотом.

                *  *  *

      Две недели пролетели незаметно. Романтические картины, которые ещё в первый день робкими мазками рисовали в его воображении чарующие ароматы этого юга, неожиданным образом обрели свою реальность. За это время Олег успел познакомиться с парочкой симпатичных молоденьких подружек, которых он посвятил в прелести ночного купания в окружении мириад вспыхивающих под руками золотисто-изумрудных искорок, а затем свозил на мыс Фиолент, показав им во всей красе эту жемчужину южного берега Крыма, где они, застигнутые грозой, укрывались от потоков воды и срывающихся с круч камней в маленькой тесной пещере. А позже в их обществе провёл несколько незабываемых вечеров в милых и уютных кафе, любуясь завораживающим видом садящегося в море солнца.

       Знакомство это случилось в тот самый вечер, когда Виктор стал обладателем вожделенной портупеи. Собственно, он и выступил инициатором их похода в бар в знак признательности за полученный подарок. Там они и продолжили начатый в гостинице импровизированный банкет, там же встретили этих очаровательных подруг.

      Общаясь с девушками в тот вечер, Олег ощущал прилив сил и вдохновения. Он живописно рисовал им захватывающие дух картины дальних морских походов и травил весёлые флотские байки, как если бы он сам служил на одном из местных крейсеров и был свидетелем всему тому, о чём рассказывал. Красотам здешних мест он тоже не мог не уделить внимание, ибо они того стоили. Говоря о них, Олег чувствовал себя чуть ли не коренным севастопольцем, причём не в первом поколении. Поэтому не удивительно, что подруги, расставаясь, попросили отважного моряка непременно познакомить их со всем тем, о чём он так ярко упоминал. При этом украдкой попросили Олега больше не брать с собой приятеля. Его манеры показались им не слишком уж утончёнными, а намерения весьма откровенными. Выполнить эту просьбу для него оказалось ничуть не обременительным. Витя и в самом деле явно выпадал из их компании.
      
      Наконец, наступил апофеоз его визита в Севастополь. В назначенный день судно должно было выйти на испытания. Накануне Олег посетил измерительный стенд и согласовал схему маневрирования. Наибольшую тревогу вызывала способность катера вовремя прибыть в назначенное место. Даже в случае небольшой задержки его могли попросту не выпустить из Севастопольской бухты. Порядок есть порядок. Опасения эти не были беспочвенными. За долгое время пребывания у стенки завода профессиональные навыки экипажа могли оказаться, мягко говоря, утраченными. Да и судно давно не покидало гавань и забыло упругость морской волны. Растущая нервозность в поведении командира и его попытки всячески оттянуть испытаний красноречиво об этом свидетельствовали.
      
      – А нельзя ли аппаратуру твою сюда привезти? – с надеждой в голосе спросил он у Олега накануне выхода.
      Олег отрицательно мотал головой.
      – Испытание без выхода в море – это же совсем другое дело! – Олег без сарказма вернул ему фразу, услышанную от него в первый же день. – Там фон естественный, и сигнал от обоих бортов надо сравнить в натурных условиях. Не переживай, всё будет нормально. – Ободряюще хлопать его по плечу он не стал.

      Как ни странно, в назначенное время судно появилось в нужном месте. Стенд связался с ним по радио, и оно приступило к маневрированию. Радиометр ловил в свой прицел его силуэт, самописец нервно вычерчивал похожие на кардиограмму испуганного кролика проходные характеристики, экран тепловизора светился радужными пятнами.
      Вечером, когда Олег появился на корабле, лицо у Бгана сияло благодушием. Все предписания директивы были соблюдены, и самое ответственно и волнительное из них – выход в море и благополучное возвращение в базу – осталось позади.
      
       – А ты не мог бы походатайствовать перед командованием о вынесении мне благодарности? – с надеждой посмотрел него Бган.
       – Я не против, но только сформулируй пограмотней обоснование, а то у меня фантазии для этого не хватает. За несрыв поставленной задачи? Или за  исключительно целевое и бережное использование выделенных материальных ресурсов? – Олег улыбнулся и пнул стоящую под столом полупустую флягу.
      Бган задумался на минуту и попытался сосредоточиться. Получи он благодарность или иное поощрение, – как знать – он мог бы рассчитывать на долгожданный перевод на более престижную должность или в более спокойное место. Но он так ничего и не сумел найти – его мысли в какой-то момент прервал оголтелый птичий гомон, прорывавшийся сквозь иллюминатор. Слетевшиеся к кораблю чайки хлопали крыльями и истерично галдели. Скорее всего, их привлекли сюда остатки обеда, выброшенного за борт, подумал Олег.
      – Этого вестового-азиата я когда-нибудь придушу, - прорычал командир подтвердил его догадку.
      Ну вот, нашёл крайнего.
    
      Олег уже успел свыкнуться с этим кораблём, с его немного чудаковатым командиром, с запахом компонентов лакокрасочного покрытия, пропитавших все помещения корабля, и даже с характерным привкусом резины у местного «шила». Тем самым, который они, предварительно разведя в нужной пропорции, сейчас разливали в стаканы. Так же, как и привыкнуть к ежедневному купанию в ласковом, пахнущим йодом прибрежных водорослей, море.

      Он иногда даже ловил себя на мысли о том, что, если бы не постоянное, чуть ли не круглосуточное пребывание в раскалённом от солнца железе корабля или в помещении штаба с выполнением рутинных, далеко не самых креативных обязанностей, если бы не закрепившаяся за Черноморским флотом слава парадного, с его зачастую доведённого до абсурда порядком и дисциплиной, то здесь вполне можно было бы и послужить. И, выйдя в отставку, остаться жить в этом городе.

      Но всё хорошее, как и всё плохое, когда-нибудь заканчивается. На следующий день ему предстояло возвращаться домой. Что же касается результатов испытаний, то у него на этот счёт не было особых иллюзий. Ну да, эффект получен - об этом свидетельствовал экспресс-анализ испытаний. Но и без этого было ясно, что оставленный для сравнения, окрашенный чёрной краской борт нагревался в лучах солнца куда сильнее, чем противоположный, замазанный «чудо-покрытием». И стоило тогда что-либо изобретать: достаточно было бы с тем ж успехом перекрасить его в обычный, серый цвет. Хотя оснований для его скепсиса было всё же недостаточно, и всесторонний анализ ждал впереди. Но несомненным итогом его поездки явилось то, что, как к палитре красок, формирующих в его сознании образ Севастополя теперь добавилась ещё одна, причём, довольно яркая. Вне такая, как Так же, как и то, что в палитре его представлений об этом городе появились новые оттенки.

      Всё это, как и выпавшие на его долю за прошедшие дни события и приключения продолжал с лёгкой грустью перебирать в памяти Олег, глядя на проплывающие мимо окна белые откосы холмов Инкермана. Сквозь мягкий, размеренный шум колёс неспешно движущего поезда он слышал, как в соседнем купе распихивали под сиденьями свой, густо пропитанный запахом экспериментальной краски, багаж его спутницы по командировке. Или, как выражаются штабные работники, приданные ему силы.

      Через год он вернётся сюда для инспекции этого хитрого покрытия, но к этому времени судно уже будет стоять в Феодосии. Но это, как говорят некоторые теледокументалисты в заключении своего репортажа, уже совсем другая история.