ПОЗЫВНОЙ – «ЯРИЛА».
Часть 1.
ПРОЛОГ.
Нужный Наталье кабинет находился в конце женского отделения стационара, к коему была приписана её поликлиника. Такой маленький отсек - тупичок, отделенный от длинного коридора широкой дверью с толстым, непрозрачным стеклом. Внутри него - еще одна дверь с белым трехзначным номером на черной, квадратной, металлической пластине. На длинной, обитой коричневым дерматином скамейке – три молодых женщины не старше тридцати лет. При появлении Натальи они, как по команде, с любопытством обернулись в её сторону. Такой неприкрытый интерес к её персоне вызвал у Натальи глухое раздражение. Кивнула в сторону двери:
- Кто в триста двадцать четвертый последний? - Для чего назвала номер кабинета – она и сама себе не могла объяснить: ведь он был здесь один. Ответила та, что сидела ближе к ней:
- А тут нет очереди. Сиди и жди, когда тебя позовут. Объявят номер, что на талончике указан – значит, твоя очередь заходить!. У нас ведь теперь не абы - как: везде высокие цифровые технологии. Чай не в деревне, в областном городе живем! – Презрительно скривила губы и подвинулась, освобождая для неё место. Судя по всему, она была не в настроении.
Наталья осторожно присела на самый край скамейки. Желания поддержать разговор, о высочайших достижениях в сфере медицинского обслуживания, у неё не было вовсе. С детства испытывала неприязнь, и даже страх перед змеёй, окрутившей чашу, и посещала медицинские заведения только в случае самой крайней необходимости. И если была малая возможность избежать встречи с потомками Гиппократа – всегда ею пользовалась. Сейчас возможность у Натальи отсутствовала, поэтому отрицательные эмоции имели место быть!
Скамья была без спинки, и она облокотилась на выкрашенную в ядовито зеленый цвет стену. К частым колебаниям состояния организма она почти привыкла. Так что песку в глазах, тяжести в внизу спины и кислому во рту привкусу – особого значения не придавала. По точной информации опытных подруг – при беременности это обычное дело.
Сидящая рядом женщина не успокоилась. Громко высморкавшись в цветастый платок, придвинулась к Наталье и в полный голос поинтересовалась:
- Ты еще только на чистку или уже на осмотр после аборта? – Отвечать не хотелось, но Наталья себя пересилила: - Еще только.
- А срок какой? – Пришлось пересилить себя еще раз: - Предельный почти. Двадцатая неделя пошла. – Незнакомка присвистнула и покачала головой:
- Рожала уже, или первородка? Если еще не рожала, то зря ты так затянула с чисткой: с такими спецами, как в нашей поликлинике – можно на всю оставшуюся жизнь яловой остаться! У меня, на третий день после кресла, такие выделения начались, что прокладки каждый час меняю! А они деньги стоят! Вновь презрительно скривила губы:
- Высокие цифровые технологии, блин! Лучше бы хирургов уму – разуму учили! Коновалы конченные, блин! – И повторная продувка носа. Как к тому отнесутся, сидящие рядом соседи – её нисколько не смущало. Волна жуткого раздражения захлестнула Наталью:
- Что ты ко мне со своими разговорами пристаешь? Мы, что подруги или хотя бы знакомые? Я, что тебя просила мои сроки оценивать? Или мне интересны твои выделения? Может, думаешь, что прокладки я покупать тебе буду, когда ты о своей беде мне расскажешь? Не надейся! Своих проблем выше крыши! – Соседка резко отодвинулась от неё. Рот перестал кривиться, но губы надулись от обиды:
- Ты че, на голову больная или токсикоз так на тебя действует? Я с тобой по человечески, а ты как с цепи сорвалась! – В глазах полыхал огонь нешуточной обиды, но Наталье было на то наплевать: её душа, да и весь её организм, действительно, третий день пребывали в полной растерянности. Причину этого она знала, но от того становилось еще горше: её поведение этим оправдать было никак нельзя.
Наталья вновь прислонилась к холодной стенке. Волна раздражения, обрушившаяся на неё, потеряла свою силу и медленно освобождала возбужденный мозг, оставляя вместо себя сожаление о том, что не смогла удержать в узде эмоции. Привкус сожаления, сменивший вкус раздражения – был более омерзителен и горек. Навалившаяся усталость недовольства собой потянула в сон, и она смежила веки. Пытаться проанализировать происходящее с ней, желания не было: уже пробовала неоднократно и ничего у неё не получалось.
В прошедшую субботу, она ждала звонка от Вадима, мужа, за которого она вышла замуж почти два года назад. Так сложилось, что его редкие звонки из командировок почему – то приходились именно на этот день. Обычно, такие отлучки были не особо долгими и длились месяц – максимум полтора, но на этот раз что – то не сложилось. Уже дважды муж сообщал, что его возвращение откладывается на некоторое время, не называя причин и срока задержки. Нынешнее его отсутствие затянулось на целых три с лишним месяца.
Все бы ничего, если бы ни одно «но»: Вадим был прапорщиком и служил снайпером в бригаде спецназа ГРУ ГШ ВС РФ, а это в корне меняло отношение Натальи к его периодическим командировкам. Коню понятно, что не для охраны виноградников гонят на Северный Кавказ подразделения спецназа. Этот выезд для него был четвертым. Итог первой поездки – медаль «За Отвагу». Вторая поездка – еще одна такая же медаль, а вот третья добавила на его грудь «Орден Мужества» и первую седину на висках.
Наталье пришлось довольствоваться тонкой морщиной на лбу и навсегда застывшим в глазах страхом ожидания страшной вести. И на то были причины: из первой командировки не вернулось домой два знакомых офицера. Из третьей – еще два офицера, а один прапорщик лишился ноги. Страх за любимого человека отринул сон, туманил разум и скручивал нервы в тугой жгут. Медицинских успокоительных снадобий она не признавала. Ночь стала каторгой.
Но если быть честной перед собой, то надо признаться, что делая предложение, будущий муж честно обрисовал ей все «прелести» семейной жизни при его профессии, но она любила его, уже стала его женщиной и страху не поддалась. Или не приняла сказанное всерьез, а теперь пожинала плоды своего легкомыслия. Хотя причем тут легкомыслие? Они ведь любят друг – друга, а значит, иного выбора у неё не было.
После отъезда Вадима в крайнюю командировку она поняла, что сладкие ночи с любимым мужчиной не прошли бесследно: через неделю после его отъезда она обратила внимание на понятные изменения в своем организме. Первое же посещение женской консультации подтвердила её догадку: она беременна и срок составляет шесть недель!
Сказать, что Наталья обрадовалась будущему материнству - это значит не сказать ничего. Она была в восторге! Она впала в эйфорию! Она грезила наяву: у них скоро родится ребенок! Без разницы кто: мальчик или девочка! Главное – у них!
Первой мыслью было немедленно поделиться новостью с Вадимом, но поразмыслив решила пока не волновать мужа, не отвлекать его от службы, а дождаться его возвращения из командировки и сообщить ему радостную весть при встрече. Уж очень хотелось видеть его счастливые глаза при этом!
Но, как говорится, ты предполагаешь, а жизнь располагает: командировка растягивалась, и вместе с ней увеличивался срок беременности. Однажды пришедшая мысль засела в голове, укоренилось в сознании, и напрочь лишила первичного восторга. И чем больше она эту мысль гнала прочь, тем чаще она посещала её голову.
Мысль страшная по своей сути, но вполне житейская: что она будет делать с малым ребенком на руках, если Вадим не вернется из этой, или любой другой из своих будущих, опасных командировок?
Ответа не находила. Ей всего девятнадцать лет, профессии никакой нет. Чтобы она появилась, надо еще три года учиться в институте, а на что жить? Родители живут в соседнем поселке на мизерную пенсию и богатых близких родственников, что могут финансовую помощь оказать – не наблюдается! Тупик!
Она смирилась с бессонницей, которая, в конце концов, подсказала единственный выход из сложившегося положения: Вадим должен оставить свою службу. Демобилизоваться или как там у них это зовется! Уволиться и найти любую другую работу. Пойти в охранники или в пожарники или даже в участковые милиционеры. Да куда угодно! Лишь бы от этой войны подальше! Мужик он здоровый, разумный, тренированный, непьющий. Да такого, да еще с такими наградами, в любой организации, только покажись - с руками и ногами оторвут!
Придя к такому выходу, она немного успокоилась. Дело оставалось за малым: убедить Вадима сделать то, что она задумала, и это не казалось ей неразрешимой проблемой. Он её любит и она знает, как вести себя: ночь по приезду всегда бессонная и длинная!
Мысли вернулись к прошлой субботе. Ожидая звонка Вадима, а он звонил всегда во второй половине дня, Наталья сделала необходимую и обязательную уборку по плану ПХД (парково - хозяйственного дня). Именно так называл муж субботние хлопоты по наведению порядка в комнате офицерского общежития. Сам он участия в том не принимал, так – как в это время находился на подобных работах в стрелковом тире части.
Закончив с уборкой, Наталья посетила гарнизонный военторг. Особых деликатесов в нем не купишь, но необходимый набор продуктов там всегда был в наличии.
Усталость давала о себе знать. Вернувшись с закупками она, не раздеваясь, прилегла на старый диван, продавленный многими поколениями предыдущих жильцов этой комнаты. Чуткий, легкий сон быстро овладел слегка уставшим от бытовых забот телом. Скрип входной двери мгновенно подбросил с уютного дивана: на пороге стоял родной, долгожданный Вадим! От безумной радости помутилось в голове: несколько минут она висела у него на шее, вдыхая запах камуфляжа, пропитанного ароматами леса и земли.
Пока Вадим принимал душ, она успела на скорую руку приготовить легкий «перекус»: яичницу с мелко покрошенной ветчиной и зеленым луком, любимый завтрак мужа. Выставила непочатую бутылку молдавского коньяка «Белый Аист», порезала слегка увядший лимон и распечатала малую коробку «Птичьего молока», что ждала соей очереди еще со встречи Нового Года. Картину дополнили две хрустальные рюмки и пепельница из морской ракушки.
Но все её старания оказались напрасными. Выйдя из ванной, Вадим так внимательно посмотрел на цветастую ширму, которая скрывала их спальное ложе, что она сразу догадалась, о каком «перекусе» он сейчас грезит. Противиться не стала: её голод был сродни того, что ясно читался в глазах мужа. Взяла его за руку и повлекла за занавеску, свободной рукой расстегивая пуговички на стареньком халате.
Часа через два, набросив халатик на голое тело и выйдя из ванной, узрела Вадима стоящего за столом и разливающего коньяк по рюмкам. Из одежды на нем был махровый полотенец скрывающий только бедра. Блаженно улыбаясь во все тридцать два зуба, он пояснил:
- Дозаправка треба! Энергии затратил столько, сколько надобно потратить для подъема на Сунженский хребет!
- А кто это такой и где он находится? - Муж усмехнулся и поднял рюмку на уровень глаз. Казалось, он рассматривает её через янтарную жидкость. Или целится в неё сквозь насечки на хрустальном стекле.
- Есть такой земляной вал, который тянется через всю Ингушетию и Чечню. Ночей на нем не бывает. Там веками горят факела попутного газа. Красиво! Но я не про то! Мне другое кино интересно! - Кивнул ей на вторую рюмку. Но она отрицательно покачала головой. Вадим удивленно изогнул бровь и медленно выпил свою рюмку до самого донышка.
- Натаха! Жена моя разлюбезная! Ответь мне на один вопрос, который возник совсем недавно и не дает мне покоя! – Отвел взгляд в сторону, прикурил сигарету от простенькой зажигалки, пыхнул синим дымком и продолжил:
- Нынешней осенью исполнится три года, как ты, сраженная моим обаянием, упала в мои крепкие и мужественные объятия – Он как всегда балагурил, но в глазах явственно плескалось какое – то непонимание.
- То чем мы только – что занимались – дело знакомое, нам обоим по душе и в охотку! За время нашей сексуальной жизни, мы изучили друг – друга досконально. Я знаю твою любимую позу, знаю твое дыхание! Чувствую твои руки и предвижу момент, когда ты спрячешь глаза и скривишь губы от наслаждения!
Все это было и сейчас, но мне показалось, что все было не так как раньше. Ты ни разу не позволила мне оказаться сверху. Ты верховодила! Ты всегда была надо мной! Я уверен, что мне не показалось, а для этого должна быть причина. И еще: в твоих глазах я иногда замечал непонятную тоску, которой раньше никогда не было! Что – то произошло? Что –то случилось, родная? – Последнее слово поразило Наталью: так к ней он еще никогда не обращался. И тут её прорвало! Всхлипнув, отогнала сигаретный дым, который стремился в её сторону:
- Вадим! Открой, пожалуйста, окно и не кури когда я рядом: мне алкоголь и никотин сейчас вредны и противопоказаны! Я – беременна! Срок – более четырех месяцев! Именно поэтому я так вела себя в пастели. Боялась, что навалившись на живот, ты навредишь нашему ребенку! – Вадим некоторое время моча глядел на неё, по детски приоткрыв рот от только - что услышанного, затем вскочил из – за стола. Загремел упавший стул, мелодично тренькнула разбитая об пол хрустальная рюмка. Обнял и поцеловал её так, что зашумело в голове:
- Ну, ты и даешь, родная! Я ведь давно ждал от тебя подобных слов, но, как оказалось, готов к ним не был! У меня и чуть крыша не поехала от радости и счастья!
Как ты себя чувствуешь? Расскажи подробнее все, что знать положено на этот момент будущему отцу! - Наталья, неизвестно куда спеша, глотая окончания слов, подробно начала выкладывать новости. По мере приближения её рассказа к финалу, цветок радости на лице мужа стал вянуть. Когда Наталья замолчала, Вадим сидел с опущенной головой, мял между пальцами незажженную сигарету и разглядывал потертую краску на половицах. Молчание затягивалось. От тишины у неё начало звенеть в ушах, и она не выдержала:
- Вадим! Милый! Умоляю тебя! Послушайся меня и сделай то, о чем я тебя прошу! Поверь: я не смогу жить так дальше, особенно в нынешнем моем положении! Я сойду с ума от бессонницы, нервы лопнут от страха за тебя, за себя, и судьбу нашего ребенка! Я уверена, что эта проклятая война проглотит наше счастье и разрушит нашу семью!
Я люблю тебя! Но пойми одно: я не смогу одна вырастить ребенка! Я – слабая женщина, хотя и стараюсь казаться сильной. На чью – то постороннюю помощь я не надеюсь и иллюзий на этот счет не питаю! Мы оба нужны только друг – другу и нашему ребенку. Больше никому! До нас и нашей семьи никому нет дела!
Объясни мне, как мне жить? Почему именно мне выпала судьба костенеть от страха в ожидании вести, что тебя больше нет, или ты, искалеченный, лежишь в госпитале? – Её глаза начали набухать слезами. Вадим продолжал мять сигарету и изучать половицы. И она начала терять контроль над собой: - Что ты молчишь? Ты не понимаешь, что мое сердце не вынесет прощальных, пустых речей и траурного салюта на кладбище? – Голос стал прерываться, в нем зазвучали натужные, истерические ноты: - Почему нашему ребенку уготовлена судьба, расти сиротой? Только потому, что его отец решил стать героем и спасти человечество? Именно он и никто иной! Тебе что, больше всех надо? - В голосе послышался клекот.
- Вадим, услышь меня! Ну, живут же миллионы семей обычной счастливой жизнью: любят друг – друга, заботятся о свих близких людях, ходят на работу и вовремя возвращаются домой! Не бегают по горам, не подставляются под пули, а мирно сидят в офисах или работают на стройках. А может, пекут хлеб или шоферят на дорогах. Да мало ли работ не связанных со смертельными командировками!
По первости, придется снять квартирку, а потом, глядишь, утрясется и с этим. Не век же будем скитаться по чужим углам. Что – ни будь да подвернется. Голова у тебя светлая, руки не из мягкого места растут. Захочешь – бизнесом займешься. А там деньги совсем другие! Да и я после института сидеть дома не намерена. Начну работать, и еще легче нам станет!
Вчера на детской площадке увидела Татьяну, жену капитана Петрушина, что не вернулся из первой вашей командировки. Веришь – еле признала! Старуха, а ей и тридцати годков нет! Лицо желтое, мешки под глазами, руки трясутся и взгляд мертвый. Сидит, курит, а на сынишку что на качелях качается – даже внимания не обращает! Вся в себе! Ничего вокруг не замечает! Скажи, ты мне такой судьбы желаешь? – Наталья уже не говорила, она уже почти кричала!
Муж же продолжал молчать и немигающим взглядом пялился в пол. Только желваки на скулах ходили ходуном и имели цвет переспелой вишни. А она уже остановиться не могла:
- Ну, что ты молчишь? Сказать ничего не можешь, или не желаешь? Знаешь, мне сейчас пришла в голову мысль, что на меня и на нашего ребенка, который скоро родится – тебе просто наплевать! Что для тебя семья? Для тебя куда важнее ваше долбаное воинское братство! Тебе ближе твои сослуживцы, у которых мозги поплыли от войны! Они только с виду выглядят как люди, а на самом деле это форменные монстры и нравственные уроды! Для них убить живого человека – все равно, что муху прихлопнуть! И их жертвы к ним во сне не приходят!
Вы же, вернувшись из командировки, больше двух дней дома пробыть не можете: уже на третий день собираетесь вместе в дальней беседке за гаражами, чтобы повидаться и водки выпить. При том говорите шепотом и рюмки прячете в кулаках, чтобы, когда чокаетесь, звука не было. И по сторонам постоянно зыркаете, как будто боевики к вам сейчас подкрадываются!
Да кому они нужны ваши подвиги? Кто из людей вам за них спасибо скажет? О тех четверых, что в землю закопали, даже не вскрывая цинковых гробов, кто кроме жен, детей и родственников помнить будет? Кто слезы проливать будет? Хорошо если пузатые начальники в Москве озаботятся, вам, живым и мертвым, блестящие железки на грудь повесить, а вы и рады!
Как же: вы же герои и без подвигов во славу чего – то или кого то – жить не можете! И наплевать вам на тех, кто ночами не спит, у кого при каждом телефонном звонке сердце тоской смертной заходится! – Хрустальная рюмка, расплескав в полете янтарную жидкость, со звоном врезалась в стену. Вадим стоял во весь рост, и вид его был страшен: губы крепко сжаты, брови сошлись в одну прямую линию и нависли над веками. Вишневые пятна со скул сгинули, но все лицо приобрело цвет той самой вишни:
- Ты отдаешь отчет словам, которые только что сказала? – Голос мужа тихий, но в нем столько металла, что у Натальи ослабели ноги. Показалось, что он сейчас сорвется, потеряет свое всегдашнее самообладание и тогда произойдет, что – то ужасное! Холодный ручеёк пота прилепил халатик к позвоночнику. Накатился уже привычный приступ рвоты и она, перебирая непослушными ногами, кинулась к туалету.
Рвало долго и мучительно. Сил стоять не было, и она опустилась на колени, приобняв холодный унитаз. Дважды её казалось, что приступ закончился, но стоило ей выпрямиться, как рвотный позыв вновь ставил её на колени, и все начиналось заново.
Когда она вышла из туалета – комната было пуста. На полу ярким пятном выделялось махровое полотенце. На обоях цвели мелкие брызги от коньяка «Белый Аист». Жужжала муха, попавшая в западню между стеклом и занавеской и ей стало ясно: произошло что – то ужасное и непоправимое, и что она большая дура.
Утром вставать не хотелось. В теле поселилась какая-то слабость, а ребенок, напротив, проявлял небывалую активность. Ворочался и толкался так, что ей, иногда, становилось не по себе. Как его успокоить она не знала. Ближе к полудню ребенок сам успокоился и она встала. Есть не хотелось, но она силком заставила себя выпить чашку чая с лимоном.
Мысль предпринять его поиски в пределах военного городка, отвергла напрочь: глупо и стыдно. Где он может находиться, она даже не представляла. Надежда, что вот – вот откроется дверь и на пороге объявится муж – не покидала голову. Но когда минули еще сутки, а дверь так и не открылась, она запаниковала и намертво прилипла к окну. Но ожидание оказалось пустым и напрасным. Вадим так и не объявился.
И вот тогда томительное ожидание сменила злость. Нет не злость – ярость! Жгучая, всепоглощающая и безрассудная! Если ждать бессмысленно, то надо принимать решение и незамедлительно действовать. Отныне – каждый сам по себе! Каждый выживает в одиночку и планирует дальнейшую свою жизнь исходя из своих возможностей, а они у неё невелики.
Мысли комариным роем гудели и вертелись в голове. Усилием воли она заставила себя успокоиться и разложить ситуацию по полочкам. Результат раздумий ужаснул её: в нынешних условиях, родить ребенка она позволить себе не может! Его рождение будет означать конец учебы в институте, что сводит на нет все её мечты на престижную работу и будущую карьеру. Вывод напрашивался пусть и страшный, но однозначный: надо срочно делать аборт! Тут же вспомнилось, что мать сокурсницы и подруги работает в гинекологическом отделении стационара, той же поликлиники, где она стоит на учете. Встреча и беседа с ней может помочь избежать всяких формальностей и ускорить исполнение задуманного. Сказано – сделано!
Сомнения, родившиеся после того, как она перешагнула порог отделения гинекологии, прочно поселились в её истерзанной душе. Причину их появления она не знала, и выискивать не желала. Ведь все равно ничего не изменит! Волнения она победить не может.
И все бы ничего, но её волнение передалось ребенку. Который еще не родился, но уже жил своей жизнью. Пусть пока в утробе матери, но жил! Чувствуя какой- то дискомфорт, он немного поменял положение, при этом слегка толкнув мать в живот. Был день, но он его никогда не радовал: именно при свете, ему всегда мать портила настроение: много ходила и предавалась каким- то грустным мыслям. Эта её ходьба, эти частые наклоны, создавали ему дискомфорт и отвлекали от любимых занятий: младенческого сна и сладкого сосания пальцев рук или ног. Угнетенное же состояние матери вызывало у него беспокойство и страх. Совсем другое темнота: мать успокаивалась, ложилась так, чтобы лишний раз его не тревожить, гладила живот и от её рук к нему стекались реки любви и нежности.
Вот и сейчас, нежданно родившийся страх заставил его проснуться и забарабанить ручками и ножками в материнский живот. Такой активности своего ребенка Наталья еще ни разу не испытывала и поэтому даже растерялась. Почему – то заложило уши, как это бывает при посадке самолета и появилось желание срочно посетить женскую комнату. Чтобы присутствующие женщины не заметили того, как колышется её живот под тонкой блузкой, она встала со скамьи и переместилась к входной двери. Стараясь успокоить разбушевавшегося малыша, наложила обе ладони на места, куда он особенно сильно стучался, надеясь лаской унять его неожиданную агрессию. Однажды такая уловка дала результат, но сейчас по какой – то причине не сработала. Ребенок не шел с ней на контакт, не чувствовал её ласковых ладоней!
Наталью бросило в пот. В горле застрял комок чего - то кислого и смрадного. Руки мелко дрожали. Преодолевая понятное отвращение, она несколько раз судорожно сглотнула. Комок провалился в пищевод и одновременно уши освободились от посадочных пробок. Показалось, что именно через них в мозг хлынул поток непонятных звуков, шумов и свиста. На их фоне она с трудом различила младенческий голос:
- Мама! Мамочка! Мамуля! Помоги мне! Спаси меня! Мне очень страшно! – Молния догадки пробила Наталью от макушки до ног. Она вдруг поняла, что слышит голос своего, не родившегося ребенка! Так, конечно, быть не могло, но так было!
А тем временем голос крепчал, покрывая все шумы и посторонние звуки. Он уже не просил – он молил! Ребенок уже кричал!
- Мама! Мамочка! Мамуля! Пожалей меня, не убивай! Я ведь все уже понимаю! Я большой, я уже вырос! Я различаю день и ночь, я слышу, как ты разговариваешь! Я знаю, что ты поссорилась с моим папой! Но это ничего: скоро ты с ним помиришься, и все будет хорошо!
Мамочка! Не убивай меня! Я обещаю тебе, что буду всегда любить и во всем слушаться тебя и папу! Я буду хорошо учиться в школе, и вы будете мной гордиться! Когда вырасту, я стану таким, как мой папа: сильным и добрым! Я буду заботиться о вас, буду защищать вас и ухаживать за вами, когда вы состаритесь! – Голова шла кругом, ноги отказывались держать, и Наталья прислонилось спиной к стене. Теперь дрожали не только руки – дрожала она вся: так бывает при сильном ознобе. А ребенок продолжал кричать, как будто он впал в истерику:
- Мама! Мамочка! Мамуля! Пощади меня! Не делай этого! Если ты убьешь меня, то я не смогу родиться, и ты меня никогда не увидишь!! Ведь меня никогда не будет на свете! Все на нем будут, а меня не будет!
Мама! Мамочка! Мамуля! Я не хочу умирать! Я ведь не поспал у тебя на руках! Я совсем не знаю, какого цвета у тебя глаза, я не попробовал вкуса твоего материнского молока! Мама! Мамочка! Мамуля! Молю тебя! Позволь мне родиться! Я только увижу вас с папой, мы совсем немного побудем вместе, ты поцелуешь меня, и после этого мы расстанемся. Навсегда!!! Я тебе мешать не буду: делай со мной что хочешь!! – Голос младенца заглушил оживший динамик:
- Пациентка Ярилова! Пройдите в кабинет номер триста двадцать четыре! – Наталья от дикого отчаяния закрыла глаза. До указанного её кабинета было всего шесть шагов. Но где взять силы, чтобы их пройти?
Все описанные события, наверное, никогда и не происходили, и являются плодом воображения автора. Совпадения имен и названий невозможны, но вероятны. Если они все же проявятся, то винить в том надо Википедию и биографию Автора.
Глава 1.
Военный аэродром Ханкала, который находился в восточной части города Грозный, прилетевших специальным бортом пассажиров, встретил нудным, никак не летним, моросящим и холодным дождем, что вполне соответствовало нынешнему настроению Вадима. Спускаясь по трапу, он почувствовал, как лицо пропитывается влагой, как если бы он нанес на него пену, готовясь к бритью.
Попутчики, угрюмые здоровяки, с объемистыми баулами камуфляжной раскраски, числом не менее двадцати, споро, без всякой команды, покинули борт первыми и, не желая зря мокнуть, укрылись под крылом проверенного многими года службы, верного АН 24. Хотя, со времени промежуточной посадки для дозаправки в Элисте прошло чуть более часа, где они два часа болтались около здания аэропорта и чадили вдоволь, никотиновый голод уже присутствовал и Вадим направился вслед за служивыми под крыло.
При его появлении разговоры стихли: как видно парни были из серьезной конторы и что такое служба и дисциплина они крепко усвоили. С учетом этого, нарушать основные правила пожарной безопасности Вадим постеснялся, тем более что никто из стоящих под крылом, дымом не баловался. Здоровяки гостеприимно потеснились, уступая ему «место под солнцем», но ни любопытства, ни дружелюбия при этом не выказывая.
Через несколько минут, к самолету подкатил густо забрызганный грязью ГАЗ 66. Из кабины объявился усатый военный, без головного убора и воинских знаков различия на погонах, но в разгрузочном жилете и с «Абаканом» на груди.
Сказал несколько слов в портативную рацию, коротко маханул вновь прибывшим и они, кроме одного, очевидно старшего над ними, плавным ручейком, не спеша, перетекли под автомобильный тент. Старший, забросив баул в кузов, направился к хозяину машины. Коротко обменявшись приветствиями – заговорили, задымили сигаретами.
Топать два с лишним километра под «приветливым», летним дождем, категорически не хотелось и Вадим, покинув убежище, направился к курильщикам. Не дойдя до них нескольких шагов – становился, не мешая разговору и дожидаясь, когда на него обратят внимание. Первым обернулся местный. Вадим подобрался и кинул ладонь к головному убору:
- Старший прапорщик Ярилов! Прибыл в свое подразделение из краткосрочного отпуска! До лагеря спецназа не подвезете? Нет особого желания шлепать по грязи и мокнуть почем зря! Дождь, судя по всему, прекращаться не собирается. Зарядил надолго! – Встречающий тряхнул короткостриженой, влажной головой: - Это ты точно подметил! – Затем представился, как это и положено:
- Помощник коменданта этого вавилонского столпотворения, майор Штанько. Честь не отдаю, бо, к пустой голове - руку не прикладывают! Это я тебе на отсутствие головного убора намекаю. В других случаях устав для меня, что псалтырь для попа или гармонь для деревенской свадьбы. Чту всех, кто это понимает, и ставлю раком тех, кто в том сомнения имеют! Ты это учти на будущее. Авось – пригодится!
А с погодой действительно творится что – то непонятное: дня четыре такая хлябь держится. До костей промокли! Одно радует: чичи успокоились. Носа из своих горных схронов не кажут! Нам уютнее: мы в палатках и модулях от сырости ховаемся, а они в своих пещерах и землянках гниют. Хоть и враги – но не позавидуешь! – Осклабился, показывая зубной мостик из металлических коронок:
- А насчет подвести – это всегда пожалуйста! Места хватит. Вот покурим всласть и тронемся. Запрыгивай, если здоровье бережешь, и организм никотином не травишь! А если дым глотаешь – то присоединяйся! – Протянул примятую пачку «Ростова». Вадим поблагодарил, но воспользовался своей «Явой».
Старший над попутчиками к разговору не присоединялся. Молча курил и смотрел сквозь, сейчас неуместные, солнцезащитные очки куда - то в сторону.
Комендант смял в пальцах фильтр выкуренной сигареты, носком берца выкопал ямку между аэродромными плитами и надежно схоронил останки производства Ростовской табачной фабрики. Было видно, что этот ритуал он провел не осознано, а на автомате. Так всегда поступают опытные диверсанты, находящиеся в тылу врага. Спрятал пачку в карман и поинтересовался:
- Слушай прапорщик, а у тебя среди своих позывной, если не секрет, может Ярила? Вадим чуть не поперхнулся: в подразделения специального назначения все бойцы, независимо от должности и звания, имели личный позывной. Обычно он был созвучен имени или фамилии и давался на веки – вечные: на все время, пока ты служишь в спецназе.
С ним так сживались, к нему так привыкали, что даже в мирной жизни, находясь за рамками боевой службы, обращение по фамилии или по имени, резало слух и вызывало легкое недоумение.
Позывной у старшего прапорщика Ярилова действительно был – Ярила. Само собой, так его нарекли не потому, что он походил на славянского бога солнца – Ярилу. Просто фамилия «Ярилов» и имя «Ярила», имели один корень и на слух были созвучны. Таким образом, Вадим и получил позывной по имени языческого бога.
Но откуда об том мог знать помощник коменданта? В расположении подразделения спецназа он никогда его не видел, поскольку доступ туда был строго ограничен, а нынешняя его должность - помощник коменданта, в соответствии с табелем о рангах, такой возможности не предоставляла. Для спецназа существовали совсем другие правила. Но следующая фраза майора Штанько разъяснила ситуацию:
- Я недавно, по своим делам, был в штабе КТО (контр террористической операции) и случайно стал свидетелем разговора двух офицеров из оперативного, толи управления, толи отдела. Я в их кухне плохо кумекаю.
Они обсуждали некого прапорщика с позывным Ярила, который здорово отличился в недавнем боевом выходе спецназа ГРУ для поиска и последующего «знакомства» с отрядом наемников из остатков Исламской Международной миротворческой бригады, ныне покойного Хаттаба. Выход оказался успешным. Отряд обнаружили и всех горных скитальцев зачистили. А сами вернулись без потерь и даже без раненых! И особо при том отличился прапор с позывным Ярила. Настолько здорово, что его представили к Герою России!
Про остальных бойцов, правда, тоже не забыли: все будут представлены к орденам. Толшько не скопом, а кто какие награды заслужил, конечно! – Помощник коменданта повторно высветил свой железный мостик и хитро усмехнулся:
-Вы представляете, с той стороны более тридцати обученных арабов, а наших всего лишь десять спецов. И результат драки: из тех - ни одного не осталось, а наших, сколько ушло в горы, столько домой и вернулось! – Вадим растеряно промямлил: - Представляю! – Известие о Герое России, которую только что поведал майор Штанько, была настолько неожиданной и ошеломляющей, что он, на какое – то время, потерял дар речи.
А помощник коменданта уже не прятал свой железный, зубной заборчик. При этом его улыбка была вполне благожелательной:
- Так что теперь Ярила не просто древнеславянский бог весны и солнечного света, его ранг куда выше. Отныне Ярила – Герой Российской Федерации, а уж потом только - солнца и весны боженька. – Штанько, довольный своей шуткой, громко заржал и оглушительно хлопнул Вадима по плечу. Потом обернулся к прибывшему здоровяку, как бы приглашая присоединиться к его веселью, но тот приглашения не принял. Молча стоял и поверх неуместных, фирменных очков пристально и уважительно глядел на прапорщика. А на помощника коменданта напал приступ неукротимого веселья:
- Ты уж прости обычного майора, лучезарный Ярила, за то, что я не приглашаю тебя к себе в кабину: тесновата она у меня. Только на меня и водителя рассчитана.
Если бы заранее знал, кого встречаю – УАЗик комендантский прямо к самому трапу пригнал! И дорожку ковровую постелил! Следующий раз так и поступлю, а пока тебе придется кузовом под тентом довольствоваться. Ехать - то до модулей, где спецназ обитает – всего ничего. Не успеешь по сторонам оглядеться, а мы уже на месте. Запрыгивай! Где остановиться – я точно знаю! – Кураж балагура был вовсе не обиден: в нем не было насмешки, и тем более издевки. А вот искреннее уважение присутствовало. Вадим широко улыбнулся:
- Ничего, мы ко всему привычные! Главное – грязь не месить и под дождем не мокнуть! А ковровая дорожка к трапу – это уже снобизм. Ему нас еще не научили! – Взял в руку баул, козырнул, как это и полагалось строевым уставом, и не спеша направился к заднему борту машины. Следом пристроился самолетный попутчик. Помощник коменданта спрятал железные фиксы, высморкался при помощи пальца, перебросил «Абакан» под мышку и лихо запрыгнул в кабину ГАЗ 66.
К появлению чужака в кузове автомобиля, здоровяки отнеслись если не приветливо, то, во всяком случае, спокойно. Приняли от него баул, подали руку, помогая взобраться на борт, потеснились на скамейке и все это при полном молчании. Вадиму, такое поведение попутчиков, полностью устраивало: зачем заводить разговор, если через несколько минут они расстанутся, и каждый займется своим делом?
Гладкое, комфортное движение по ВПП (взлетно – посадочная полоса), продлилось не более двух минут. Далее шестьдесят шестой вильнул влево, уходя на грунтовку, которая вела к полевому «городу» где ранее располагался Объединенный штаб СКво, а ныне - штаб КТО. Израненная траками многих БМД и колесами бесчисленных тяжелых автомобилей дорога, хотя была и короткой, но пассажирам в кузове пришлось не сладко: мотало так, что всем приходилось хвататься друг за друга, чтобы усидеть на скамейках. Но Вадим к такому пути был привычный.
Глава 2.
Помощник коменданта сдержал свое слово: высадил Вадима почти рядом с местом, которое было отведено для постоянной дислокации отряда спецназа ГРУ. Их земельный надел, размером примерно двести на сто пятьдесят метров, располагался на небольшом удалении от православной часовни, построенной Ульяновскими строителями и освященной благочинным отцом Назареем в 2001 году. О том гласила памятная доска на входе, которую Вадим выучил наизусть в прошлых командировках.
Территория, в отличие от многих подобных в этом «Вавилонском столпотворении», по выражению майора Штанько, была огорожена забором из колючей проволоки со шлагбаумом и караульной будкой на въезде. На ней, как по линейке были расставлены два жилых модуля, три хозяйственных (столовая, баня и туалеты), и два штабных, размером поменьше.
В полевом автопарке, в углу лагеря, в настоящий момент пребывали два УАЗ 469 и пассажирская газель защитного цвета с красными, медицинскими крестами на боках. В другом углу – мини спортивный городок с необходимым набором тренажеров. Вся территория рассечена дорожками, отбитыми крупными булыгами и засыпанными мелким речным окатышем, добытым в русле реки Сунжа. К чему Вадим имел самое прямое отношение.
В прошлой командировке, будучи на отдыхе между боевыми выходами, ему дважды приходилось возглавлять отделение контрактников, откомандированных на речку для заготовки тех самых окатышей. Такие хозяйственные работы были не в тягость и воспринимались на «ура»: когда еще выпадет возможность поплескаться, пусть и в мутной, зато теплой, речной воде.
Кроме часового, спрятавшегося от дождя под грибок возле входа в штабной модуль, ни одного человека на территории лагеря видно не было. Безлюдье вещало, что основная часть спецотряда занята своим прямым делом: боевые выходы никак не связаны со временем года и не зависят от погоды за пределами жилых модулей.
Вадим представил себя на месте тех, кто сейчас пробирается по горным тропам или неподвижно лежит на раскисшей земле, выслеживая остатки банд «непримиримых борцов за независимость Ичкерии», и колючая волна холода, на мгновение, сковала позвоночник. Но что поделаешь: у каждого своя работа. Кто – то у моря загорает, а кто – то по горам шастает! Тут, как говорится – кто на что учился!
Незнакомый младший сержант в будке при шлагбауме, просмотрев бумаги Вадима, закрыл форточку и крутнул ручку ТА-57. Сказал несколько слов в трубку, выслушал ответ, вновь открыл форточку и протянул документы обратно:
- Проходите в штабной модуль. Это прямо по дорожке. Вас встретят. – Поправил бронежилет и потянулся за початой бутылкой Спрайта: - Вас проводить? – Вадим усмехнулся:
- Спасибо, друг! Сам найду. Тем более что эти дорожки я сам отсыпал. Какая куда ведет – на всю жизнь запомнил. Бывает, даже во сне их вижу! – Подхватил баул и заскрипел подошвами по окатышам.
На пристроенном к штабному модулю деревянном крыльце, стоял молодой, бравый офицер, в новеньком камуфляже и без головного убора. На боку - Стечкин в деревянной кобуре. Он внимательно оглядел визитера и только после этого приглашающе взмахнул рукой:
- Прапорщик Ярилов? А мы тебя ждали ближе к ночи! – Кто такие «мы» он пояснять не стал, а Вадиму переспрашивать почему – то не хотелось. Бравый военный ему не понравился с первого взгляда. Уж слишком в картинной позе он стоял: ноги на ширине плеч, левая рука в бок уперта, а правая – на рукояти Стечкина. Ну, прямо Клинт Иствуд из голливудского вестерна! Цирк, да и только! Не смог сдержаться и по - детски съязвил:
- Извините уважаемый, вы стоите так высоко, что отсюда я не вижу вашего звания, но вынужден огорчить: или вы ждете кого – то другого или – ошиблись! Я не прапорщик Ярилов, а старший прапорщик Ярилов. Если вам известна моя фамилия, то и звание мое вам должно быть известно. А может, вы встречаете моего однофамильца и он в другом звании? Тогда вы не по адресу, но в том моей вины нет! Ждите и далее, может он, как раз – то к ночи и объявится:
– Лицо ковбоя пошло красными пятнами, губы шевелились, но голоса слышно не было: такого ответа он не ожидал и поэтому впал в короткий ступор. Через несколько мгновений ему удалось взять себя в руки: тело само по себе приняло строевую стойку, правая рука покинула рукоять пистолета и, как бы приглашая Вадима, развернулась в сторону двери:
- Проходите! Мы ждали именно вас! Я - представитель Особого отдела, старший лейтенант Левочкин – и после паузы добавил: - Кирилл! - Вадим широко улыбнулся:
- Боец Н – ской бригады спецназначения Главного Разведывательного Управления Генерального Штаба – старший прапорщик Ярилов – и после паузы: – Вадим! – Ладони сошлись в крепком рукопожатии: знакомство состоялось!
В командирском отсеке, куда Вадима проводил особист Левочкин, пахло табаком, кофе и оружейным маслом. Напротив огромной карты Северного Кавказа, спиной к двери, стоял начальник штаба бригады подполковник Серебрянский Сергей Николаевич, (позывной Сунжа), который возглавил нынешнюю смену спецназа. Этого боевого офицера Вадим хорошо знал и относился к нему с большим уважением. Вторая и третья его командировка на Северный Кавказ проходила именно под руководством начальника штаба, и в обоих, он показал себя опытным и решительным командиром, способным тщательно планировать боевые выходы и излишне подчиненными не рисковать.
В потере двух офицеров в третьей командировке – его вины не было: оба погибли при огневом контакте с боевиками. Война – есть война и без потерь она не бывает. Прапорщик же лишился ноги по собственной неосторожности и элементарной потере бдительности: покидая давно заброшенный боевиками блиндаж, после его досмотра, не заметил открывшегося датчика цели, американской мины VS50, установленной возле тропы еще в первую чеченскую компанию.
В отсеке, кроме подполковника Серебрянского, за столом сидели начальник разведки бригады, капитан Акулин, позывной «Акула» и офицер оперативного отдела бригады майор Сорокин, позывной «Сорока». Оба внимательно следили за зеленой точкой маркера от электронной указки, бегающего по карте. При появлении в отсеке Вадима, начальник штаба выключил указку и скрыл карту за синими шторками:
- Товарищ полковник! Старший прапорщик Ярилов прибыл в Ваше распоряжение для дальнейшего прохождения службы! – На то, что он повысил начальника штаба на одну ступень в звании, никто внимания не обратил: в войсках такое практиковалось сплошь и рядом. Просто срабатывала привычка. Что легче выговорить в боевой обстановке: подполковник или полковник? Вот то – то и оно!
Серебрянский положил тюбик указки на стол, между плоским монитором и стопкой разноцветных папок и только после этого приветливо улыбнулся Вадиму:
- Кто это к нам пожаловал? - Крепко пожал руку и даже приобнял за правое плечо:
- Наконец - то к нам вернулся солнышко ясное, свет Ярила! А то, как уехала ваша смена и ты вместе с ней – так сразу зарядил этот противный дождь и конца - краю ему не видно! Единственная надежда унять его – это ты! Надеюсь, что уже завтра с ним будет покончено, и мы вспомним, что до осени целых три недели и что лето своих прав еще не сдало! Выручай нас брат, Ярила. Не дай моим спецам превратиться в мокрых куриц! – Подполковник говорил громко, весело, но глаза смотрели цепко и серьезно. Приветливая улыбка, никак им не соответствовала. Обернулся к сидящим офицерам:
- Ну, все, мужики. Я вас больше не задерживаю. Занимайтесь своими делами, но далеко не отлучайтесь: возможно, вы еще мне понадобитесь.
Офицеры загремели стульями. Проходя мимо прапорщика, приветственно жали ему руку, улыбались и покидали отсек. Вадима они знали. У двери продолжал стоять представитель особого отдела.
Серебрянский сел за стол, отодвинул коврик «мышки», достал пачку сигарет «Ява», выловил из неё последнюю и с удовольствием задымил. По - хозяйски кивнул Вадиму и Левочкину:
- Ну, что стоите? Занимайте освободившиеся места. Подымим, пошепчемся: новости свежие обсудим. Ярилов, вон от нетерпения и неизвестности – копытом линолеум скребет. Чует, наверное, что его жизнь скоро и кардинально поменяется! – Встал, приоткрыл, густо замазанное с внешней стороны белой краской окно и бросил на стол нераспечатанную пачку «Ростова»:
- Сам себе удивляюсь: с чего это я такой добрый? – Из ящика стола извлек пузатую бутылку коньяка, с хрустом свернул пробку:
- Ахтамар! Настоящий, не паленка! Мне его дружбаны, однокашники по академии из самой Армении подогнал. Уже неделю на него облизываюсь, слюной от жажды захлебываюсь, но поскольку сам решил, что башку ему скручу только в особом случае – стараюсь даже ящик не открывать без особой надобности. И сам не верю, но – сохранил! – К бутылке присоединились три стограммовых, граненых стаканчика из толстого стекла и тут же наполнились до краев. Подполковник встал. За ним потянулись Вадим и Левочкин:
- Давайте, хлопцы! Первый – без тоста. Тост будет когда нектар в бутылке к самому донышку приблизится, а наш душевный настрой к штурму горлышка приступит. – Понюхал продукт армянского виноделия и с видимым удовольствием отпил половину. Еще раз понюхал янтарную жидкость, цокнул языком и от удовольствия прищурил глаза. Кирилл с Вадимом последовали его примеру. Коньяк действительно был хорош. Послевкусие – выше всех похвал и закуска к нему не требовалась. Начальник штаба выбил из пачки очередную сигарету, сунул её в рот, но прикуривать не спешил. Было заметно, что он в мыслях очень далек и от редкого коньяка Ахтамар и сигарет Ростов. Но все же вернулся с небес на землю и чиркнул зажигалкой. Кирилл с Вадимом вновь последовали его примеру. Серебрянский выпустил серое облачко из ноздрей:
Глава 3.
- Ну, что же: ценю, Вадим, твою врожденную деликатность и ангельское терпение. Молодец! Уже десять минут у командира в кабинете - и ни одного вопроса! Даже на мой заброс о скором изменении твоей жизни – огромный болт забил! Никакого любопытства и волнения. Это говорит о том, что с нервами у тебя все в порядке. Хвалю! – Вадим напрягся, но вида не подал: начальник штаба впервые за время совместной службы обратился к нему по имени. Тем более что в бригаде все знали: субординация для подполковника Серебрянского – все равно, что для индуса священная корова. А если учесть еще и угощение фирменным армянским коньяком, то надо будет признать: он ведет себя - более чем странно. Надо ждать чего – то, из ряда вон выходящего.
Ждать, так ждать! Чему – чему, а этому Вадим был хорошо обучен. Ожидание, одно из главных качеств его профессии. Снайпер, не умеющий терпеливо ждать – никакой не снайпер, а просто меткий стрелок! – Подполковник вновь выпустил плотное облако дыма и забарабанил пальцами по полировке стола:
- Ну не буду тебя томить и начну с последней новости. В том, что тебя вернули на Кавказ, не дав отдохнуть после предыдущей командировки – вины командования бригады нет. Решение принимали на самом высоком уровне, и корни его находятся в Москве, в центральном аппарате. Мне, о скором твоем возвращении, из бригады сообщили только вчера и без всяких подробностей.
После получения шифровки, примерно через час, по спутнику мне позвонил наш комбриг. Звонок короткий и ясности не добавил: встретить, разместить в расположении отряда, выдать оружие и боеприпасы, экипировать по твоему требованию и ждать дальнейших, высоких распоряжений. Вот так: коротко и непонятно! По всей видимости, комбриг знал не больше моего.
Если хочешь знать мое мнение обо всем этом – я тебе отвечу: на территории Чечни готовится, какая – то сверхсекретная операция и твое участие в ней, напрямую санкционировано руководством ГРУ. Но это мои предположения, мои догадки. Более мне сказать тебе нечего.
Может у контрразведки, есть какие- либо соображения или сведения, интересные моему, здесь присутствующему, подопечному? Если это не страшная Государственная тайна, то поделись с нами. – Левочкин хмыкнул и отрицательно закивал головой:
- Нечего мне сказать! И добавить, к сказанному вами - нечего. Мои предположения и домыслы не представляют интереса, поскольку не имеют под собой достоверной информации от вышестоящего начальства.
Я согласен с вашим мнением, о скорой важной операции, но её цель, место и время проведения - для меня такая же тайна за семью печатями, как и для вас. Лично мне поставлена конкретная задача: обеспечить надзор и должное сопровождение прапорщика Ярилова во время его нахождения в Ханкале, в вашем лагере. Чем я, с сегодняшнего дня, и намерен заняться, а что будет происходить далее – не моего ума дело. Не мой это уровень, чтобы до меня доводили такие сведения! – Начальник штаба понимающе кивнул головой:
- А что означает в вашем лексиконе – «должное сопровождение»? – Левочкин вновь хмыкнул и отвернул голову в сторону двери, давая понять, что ответа не будет. Мол, догадайтесь сам, если вас так это волнует. Подполковник сердито засопел, но настаивать на ответе не стал:
- Ну и ладно! Оставим наши гадания, все равно толку от них - ноль. Как говорится: будет день – будет пища. Вот и давайте ждать наступления того дня, который даст нам пищу для объективного анализа. – Серебрянский отсалютовал рюмкой и расправился с остатками коньяка.
- А вы чего сидите, как не родные? Без тоста пить отвыкли? Будет вам тост, только рюмки для него освободите! – Подождал исполнения своей команды и поровну разлил остатки Ереванской роскоши. Встал, держа стаканчик двумя пальцами у самого донышка, и заговорил голосом, в котором явственно звучали несвойственные для подполковника торжественные нотки:
- Вы помните мой рассказ об этой бутылке с божественным напитком? Я давал себе слово, что откупорю её только в особом случае. Так вот: он настал! – Позволил себе короткую паузу и продолжил речь, на манер штатного замполита на торжественном собрании:
- Наша бригада специального назначения, в которой мне довелось честь служить, еще молода: со дня её создания прошло всего то - неполных четыре года. Но у неё уже есть своя боевая история и ей она может гордиться!
Многие из тех, кто служил в ней ранее и служит в ней сейчас, за свои ратные дела награждены боевыми орденами и медалями. Некоторые – неоднократно! – На щеках начальника штаба, толи от волнения, толи от армянского нектара, выступил легкий румянец. Он позволил себе еще одну паузу и уже другим голосом добавил: А некоторые – посмертно. – Провернул меж пальцев донышко стакана. Голос вновь обрел прежнее звучание:
- Мы их всех знаем поименно, и живых и мертвых. Помним и гордимся ими. Честь им и слава! И на любом застолье будет звучать тост в честь наших, отличившихся в операциях товарищей. Но эту рюмку я хочу выпить за конкретного человека, с которым меня свела судьба. Человека, который с молоком матери впитал в себя такие понятия, как долг, честь и воинское братство. Человека, с которым всегда можно идти в разведку, который в любом случае прикроет твою спину. За Ярилова Вадима Викторовича, первого бойца в составе нашей бригады, которого представили к званию – Герой России! - Нарушая традицию, прятать рюмку в кулаке, коснулся открытым стеклом стакана Вадима, затем Кирилла, лихо вылил коньяк в рот и грохнул стакан об пол. Только брызги полетели!
Вадим выпил, но рюмку бить не стал: аккуратно поставил её на стол. В груди пело и дрожало от услышанного, от навалившего восторга, от гордости за самого себя. А подполковник, тыльной стороной ладони утерев губы, обнял, вконец растерявшегося виновника торжества, и расцеловал его в обе щеки:
- Даже не сомневайся, Вадим! Все будет так, как я сказал. Вчера я звонил в Москву, своему дяде. Он у меня большая шишка в Министерстве Обороны. Так вот: твое представление к Герою, прошло через необходимые инстанции и сейчас находится в Кремле. Готовься к скорой встрече с самим президентом! – Вадим растеряно улыбался: случайно услышанный комендантом разговор в штабе КТО – это далеко не то, что информация от начальника штаба их бригады. Теперь в то, что вокруг него происходит – он поверил, окончательно и бесповоротно.
Серебрянский вернулся в свое кресло. Поднял трубку телефона внутренней связи и задал короткий вопрос невидимому собеседнику:
- По Ярилову все вопросы решены? – Некоторое время прижимал трубку к уху, причем так плотно, что присутствующие не слышали ни одного звука из телефонного динамика.
В полном молчании минуло пара минут, а затем начальник штаба занервничал. На лбу нарисовались парочка глубоких морщинок, брови сошлись в одну линию. Потянулся к пачке сигарет, но передумал и отдернул руку:
- Твою мать, Федорук! Я же тебе ясным, простым русским матерным языком сказал: второй, пустующий модуль! Более того я, для особо продвинутых, но непонятливых, уточнил: двухместный отсек, куда мы обычно офицеров из проверяющих комиссий селим. И чтобы там были холодильник и телевизор, желательно исправные. Ну что тебе непонятно? – Прервал речь, выслушивая ответ неведомого Федорука, а затем вспылил по - настоящему:
- Что ты мне горбатого лепишь? Как это нет исправных? Я смотрю, ты совсем нюх потерял. Никакого порядка! Да, и откуда у тебя тот порядок возьмется, если ты больше времени проводишь возле госпиталя и прачечной, разглядывая в бинокль задницы молодых медсестер и прачек - чем на своем хозяйстве! Делом заниматься надо, а не дрочить в кулак от увиденного в оптику! Несколько секунд слушал, а затем грохнул ладонью по столу:
- Все, хватит! Ты меня уже достал! Плазму из своего отсека перенесешь: в скором времени она тебе не понадобится. И Бородаенко заодно обрадуй: вместе в горы прогуляетесь, жирок немного растрясете. Биноклем вы ведь по очереди пользуетесь? Вот и будете по очереди, для боевой группы минометные плиты транспортировать.
Кстати: вот и исправный холодильник нашелся! У Бородаенко в отсеке шикарный «Аристон» без пользы простаивает! Вдвоем, в пустующий жилой модуль доставку осилите? Не слышу ответа!
- Ну, вот и славненько! Через тридцать минут жду от тебя доклада! Ярилов примет укомплектованный отсек лично от тебя. По описи! Я его проинструктирую, как правильно надо принимать! - С треском положил трубку на аппарат:
- Совсем оборзели хозяйственники! Мы уже здесь неделю, а у меня руки до них все никак не дойдут. Они ведь на смену прибыли еще в начале весны. За это время успели неплохо обжиться, присмотреться, понять, откуда ветер дует.
Нас ведь через пару – тройку месяцев меняют, а они совсем по другому графику живут. Времени у них больше для адаптации и для того, чтобы корни – щупальца глубже в землю пустить и хлебные тропинки освоить. Управы на них нет! – Было заметно, что начальник штаба рассержен не на шутку:
- Вот, я пригрозил им прогулкой по горам, а они, втихую, посмеиваются над такими угрозами. Точно знают, что абы кого спецназ на боевой выход не берет! – Неожиданно подал голос, молчавший до этого старший лейтенант Левочкин:
- Сергей Николаевич! Я не ослышался, что Ярилова вы определили в двухместный отсек? Может и мне в нем место найдется, если конечно он не против такого соседства? Вдвоем все – таки веселее! – Вадим пожал плечами, тем самым показывая, что на такое подселение он согласен. – Подполковник махнул рукой:
- Ну, вот и ладушки! Будем считать, что с размещением вас – вопрос окончательно решенный. С завтрашнего дня вы на полном котловом и вещевом довольствии. Оружие и тир тоже в полном вашем распоряжении. Одна просьба: поменьше светитесь вне нашей территории. Да и по своей земле, парадным шагом, ходить не стоит.
Глава 4.
Ко второму, нежилому модулю вела малохоженая дорожка из тех же самых голышей - окатышей, сквозь которые, местами, уже начала пробиваться молодая трава. Так уж сложилось, что предыдущая смена уступала место для жилья в первом модуле - последующей, а стоящий рядом второй модуль оставался пустым, в ожидании «лучших» времен, когда жизнь потребует усиления численности спецназа. Пока, слава Богу, обстановка в зоне КТО на этом не настаивала.
Прапорщик Федорук встретил их на входе в модуль. В руке он держал приличную связку разнокалиберных ключей; возле ноги стоял точно такой же баул, каким пользовались и Вадим и Левочкин. Этого коротышку прапорщика с круглой, лысой головой и животом, коему было тесно под камуфляжной курткой, Вадим несколько раз видел в прошлой командировке, но знаком с ним не был и даже ни разу с ним не разговаривал.
Дверь в пустующий модуль была распахнута настежь, и из неё тянуло затхлостью нежилого помещения. Отсек, куда их молча проводил Федорук, подсвечивая себе и им под ноги фонариком, находился почти по центру модуля: сразу за умывальником и пустующей комнатой для хранения оружия и боеприпасов.
Когда Федорук щелкнул выключателем – Вадим застыл на пороге от изумления. Это был не отсек: это был VIP отсек! Под потолком сияла пяти рожковая люстра, линолеумный пол почти полностью скрывался под широченной ковровой дорожкой. На стене, довольно приличная плазменная панель, в углу двухметровый, зеленый холодильник. Две новые деревянные кровати, вместительный, темный шкаф, современный телефонный аппарат на прикроватной тумбочке и низкий полированный столик - довершали убранство приюта для проверяющих особ. Пожив в таком люксе, у проверяющей комиссии наверняка не поднимется рука поставить низкую оценку!
Тем временем прапорщик Федорук приступил к сдаче отсека: включил телевизор и настежь открыл для обозрения совершенно пустой «Аристон». Потоптавшись на ковре, засветил оба прикроватных бра, поднял, послушал и положил трубку телефона. При этом на его лице без труда читалось искреннее недоумение: как это мог начальник штаба поселить в «генеральский» номер столь мелкого по званию офицера и с ним прапорщика, которого он где – то видел, но вот вспомнить где - никак не получалось.
Кряхтя наклонился над своим баулом и начал выкладывать из него в холодильник увесистые свертки, завернутые в пищевую, пергаментную бумагу. При этом он вначале нюхал, а затем комментировал каждую закладку: - Семга копченая, слабосоленая; колбаса сыровяленая; ветчина из хрюшки; сыр голландский; индейка, копченная по особенному рецепту; печеночный паштет с чесноком; масло сливочное; сервелат финский.
Сделал небольшую паузу, и в чрево холодильника пошли продукты в заводской упаковке: жестяные банки, картонные коробки и коробочки, тюбики с импортными соусами и кетчупами. Парад деликатесов завершали две бутылки «Гжелки», две коробки зефира в шоколаде и коробка с вафельным тортом. Про упаковки с соками, неизвестный благодетель тоже помнил.
Вадим стоял столб – столбом. Ему казалось, что он спит и видит расчудесный сон. Такого быть не могло, потому что не могло быть в принципе! Вокруг – война, кровь, цинковые гробы и изнуряющие, смертельно опасные выходы в горы. Причем здесь «Аристон», забитый по маковку продуктами, вкус и запах многих из них, он в своей жизни не знал и не нюхал?
Но – было! И никакой это не сон! Только взгляни на потное лицо и размазанную по нему подобострастную улыбку прапорщика Федорука и сразу поймешь, что все это происходит здесь и сейчас. Никакого намека на морок или мистику!
Левочкин, подпиравший во время загрузки холодильника дверной косяк, наконец, то отклеился от него и шагнул вглубь отсека:
- И что, вы всех прикомандированных так принимаете? И в каких таких закромах вы такие вкусности добыли? На полках нашего военторга, что – то я такого ассортимента никогда не видел и не припомню даже похожего. – Взгляд Федорука вильнул из стороны в сторону:
- Не всех, в только тех на кого начальство пальцем укажет. Мы, старожилы, народ не только гостеприимный, но и исполнительный: как нам велят – так мы и делаем! Кого, где и как принять – не нашего ума дело.
А насчет продуктов, – на Центральном продскладе, с недавнего времени, только птичьего молока нет. Приноси писульку с печатью от начальства, и тебя отварят по каждому пунктику в ней указанному! – Говорил, а сам пятился, спиной вперед, к входной двери:
- Вы уж извините, если что не так. Я – человек маленький, но стараюсь выполнить все, что мне прикажут: в точности и вовремя! – Толкнул задом дверь и прежде чем исчезнуть из отсека пробубнил:
- Ключи от номера на столике. Будете уходить – запирайте. Хотя, у нас насчет этого спокойно, но мало – ли что! – В пустом модуле, шаги уходящего прапорщика сопровождались гулким эхом. Левочкин легонько пнул ногой свой баул:
- Ну что, давай располагаться? Потом накатим по рюмочке, перекусим тем, что нам бог послал, а прапор доставил – и в коечки! Что – то я сегодня подустал от насущных новостей и неожиданностей. Да и подумать над тем, что происходит – не вредно! – Вадим, против такого плана, возражений не имел.
Будильник, установленный в подкорке сознания Вадима, сработал минута в минуту: ровно в семь часов утра. Сквозь мельчайшие полыньи, небрежно закрашенного зеленой краской окна, вовсю пробивались острые лучики августовского солнца. Было понятно, что единственное, ослепленное краской окно «VIP номера», смотрит на восток. В этих лучиках, в веселом танце, словно искорки мельтешили невесомые пылинки.
Вадим поглядел в сторону кровати Кирилла. Возле неё, на ковре, лежала пустая пистолетная кобура. Рукоять Стечкина торчала из - под подушки. Сам же Левочкин лежал без одеяла в позе эмбриона: перед утром похолодало, вот он и продрог, досматривая предрассветные, сладкие сны.
Желание посетить спортивный городок и хорошенько размять мышцы на местных тренажерах – имело место быть и Вадим не стал ему противиться. Кроссовок на босые ноги и штанов от спортивного костюма, которые всегда имелись в его бауле – было вполне достаточно.
Перед тем, как покинуть отсек, аккуратно, чтобы не будить Кирилла, укрыл его одеялом. Не тут – то было: Кирилл спал очень чутко. Еще не открыв глаза, его рука метнулась под подушку, но признав Вадима – мгновенно вернулась на место. Вадим усмехнулся:
- Вставайте, граф! Рассвет уже полощется! Нас ждут великие дела! – Улыбнулся во весь рот:
- Не желаете ли проследовать на свежий воздух к тренажерам? – Кирилл сладко зевнул и тут же насупил брови:
- Я, что, на дефективного похож? Или на сына нищих родителей? Какой нормальный человек в такую рань кровать покидает! Это ты, языческий бог солнца, обязан ни свет, ни заря за народом бдеть и железо почем зря тревожить. Мне иное полагается: утренний кофе с булочкой и мягкая пастель с дурочкой! Гуляй без меня! Как говорится: кто на что учился! – Натянул одеяло на голову и отвернулся к стенке.
Вадим заржал на манер легендарного коня Буцефала и направился к выходу. Вслед ему донеслось под одеяльное, ехидное хрюканье.
Спортивный городок был пуст, как морской пляж в зимнее время. Все тренажеры, установленные на бетонированной площадке, были в полном его распоряжении. Памятуя, что силовой зарядкой он не занимался уже недели две, решил сильно не нагружать обленившиеся мышцы. Три – пять минут на одном тренажере и, не давая телу остыть - спешный переход к следующему. Сделав два круга и добившись обильного выделения пота, посчитал, что задачу, поставленную перед собой, он успешно выполнил. Постоял несколько минут под утренним солнышком и направился в хозяйственный железный модуль, который служил для спецов баней.
Надеяться на продолжение вчерашних чудес, что ради них с Кириллом будут топить печь и греть воду, было в высшей степени глупо. Но это его совершенно не огорчало: графом он себя не считал и запросто мог мыться и под холодной водой. Что он и проделал, зарядив себя на весь день дополнительной энергией и возбудив, вспоминания о времени, проведенном с женой за цветастой ширмой. Скрыть результат возбуждения, бугор на штанах – потребовал некоторых усилий. Поскольку полотенец он с собой не брал, баню пришлось покинуть с влажной головой и мокрым торсом.
Открыв дверь своего VIP отсека, Вадим удивленно замер: Кирилл, предпочетший утомительной зарядке, сладкий утренний сон – полностью одетый, сидел за столом и что - то внимательно разглядывал. Завидев вошедшего, сделал круглые глаза и приложил палец к губам, призывая Вадима к осторожности в разговоре:
- Ну, Ярлов, ты и садист! Разбудив меня, прервав эротический сон на самом, что ни на есть интересном месте - сам сбежал качаться на тренажерах, а я после того – так и не сумел заснуть. Век тебе этого не прощу! Только шикарная девочка трусики с себя совлекла, а тут ты, со своим долбаным одеялом. Одним словом – садист!
Пойдем, что ли свежим воздухом подышим, заодно и перекурим. А то сердце еще и сейчас из груди выскочить хочет! – Сгреб что – то со стола и зашагал на выход. Выйдя наружу, сел на ступеньку и разжал ладонь. В ней покоилась черная таблетка, размером не более монеты достоинством в один рубль. Кирилл в усмешке скривил губы:
- Жучек. Кто – то, вельми любопытный, желает слушать о чем говорят в нашей с тобой обители! А вот это уже непорядок. Это есть, ни что иное как, неприкрытое вмешательство в личную жизнь двоих военнослужащих. Или, говоря языком контрразведчиков – скрытый сбор разведывательной информации. А по - простому - шпионаж! Прием старый, как мир, много раз проверенный и надежный.
Глава 5.
Некоторое время молча пускали дым в небо. Вадим докурил сигарету первым:
- И где ты этого шпиона надыбал?
- В самом удобном и прогнозированном месте – в люстре. Особо и не искал. Я еще вчера, при вселении, обратил внимание на песок, что оставили на сидении стула. Мне сразу стало интересно: кому и зачем понадобилось становиться на стул в грязных берцах в нежилом отсеке?
Ответ «зачем» нашелся сразу: эта фиговина покоилась рядом с электропатроном, в чашечке плафона. Как ни - будь её замаскировать – даже и не пытались. А зачем? Кому придет в голову, лезть под самый потолок и осматривать источник света? Вот «они», или «он» - не стали особо заморачиваться: опустили «жучка» в плафон и на этом успокоились. Или дилетанты, или инструктаж был не к черту!
Закладка свежая. Жука ставили совсем недавно. От одного до трех дней назад. Пыль не успела сесть на следы, после их работы. Причем работали в перчатках: «пальчиков» нам не оставили. – Вадим с интересом рассматривал атрибут шпионских игр:
- Это серьезный аппарат?
- Так себе. Не супер, но и не театральный реквизит. В радиусе пол – километра сиди в машине или в модуле, приложив к уху штатный приемник, и слушай или пиши на носитель все, о чем говорят в этом номере. Качество звука - как будто ты находишься в отсеке. Такие игрушки можно свободно купить на Ростовской барахолке баксов за тридцать - пятьдесят. Как сможешь договориться. Китайская «лицензионная» штамповка: работает недолго, но качественно. – Вадим с уважение поглядел на Левочкина:
- Лихо ты все это провернул! Вот бы еще найти, кто его устанавливал или того, кто нас собирался слушать. – Кирилл поскреб ногтем небритый подбородок:
- Бум стараться в этом направлении! А сейчас, понесли его обратно. Включим – и на старое место. Пусть себе жужжит дальше! Но с этой минуты – ни одного неосторожного слова в разговоре. Ведем себя так, как – будто ничего о его присутствии мы не знаем. Прежде чем фразу молвить – семь раз думаем, в уме её смысл на вкус пробуем, а затем уж произносим! А чтобы не ошибиться и в дерьмо не вляпаться – будем стараться, как можно меньше в нашем VIP номере находиться, а значит и разговаривать на микрофон. Береженого - бог бережет!
А я сегодня человека одного в гости приглашу. Пусть он в наше отсутствие, хитрым прибором порыскает. Вдруг в нашей шикарной комнате, еще и другие сюрпризы имеются!
Да, звонили из столовой, на завтрак приглашали. Так – что давай братан поспешать: война – войной, а обед, сам знаешь – по распорядку!
На предложение Вадима составить ему компанию посетить стрелковый тир, или как именовали его сами участники КТО – пулевого стрельбища, Кирилл согласился без колебаний, правда, с условием, что к обеду они вернутся на место: после обеда он должен присутствовать в особом отделе КТО на совещании.
Пулевое стрельбище находилось в двух километрах от лагеря, за бетонкой ВПП. Это если идти строго по прямой. На деле все выглядело несколько сложнее: появление на аэродроме посторонних лиц, без специального разрешения, был строжайше запрещено, и добраться до тира можно было только окружным путем. А это уже не два километра, а вдвое больше!
Конечно, Вадим мог обратиться к начальнику штаба и он бы, вероятно, не отказал ему в транспорте, но он этого делать не стал. Судя по всему, его комфортной жизни, в скором времени придет конец, а значит надо восстанавливать, необходимую для спецназовца, форму. Козе понятно, что поход на стрельбище её не восстановит, но возникшие проблемы высветить может.
В оружейной комнате первого модуля, в котором проживала нынешняя смена спецназа, он получил оружие, которое он запланировал пристрелять лично для себя: снайперские винтовки ВСС (в привычном названии – винторез) и СВДС. Подумал и добавил к ним родного брата ВСС, автомат АС «Вал».
Прапорщик – оружейник, очевидно оповещенный о визите Вадима, безропотно выдал выбранное оружие и боеприпасы к нему, предварительно дав ему расписаться в нужной книге.
Загрузив на себя винторез и СВДС, и доверив «Вал» Левочкину, Вадим строгим тоном объявил:
- До стрельбища движемся ускоренным темпом, то есть – бегом. Темп – средний! Будешь отставать, контрразведка, я тебя ждать не буду: мне свои ноги и легкие проверить надо. Как только выйдем за пределы лагеря – стартуем. На меня не равняйся и за мной не тянись. Если станет невмоготу – остановись, отдышись: умирать тебе без надобности, да и рано!
К вящему удивлению Вадима, Кирилл во время кросса держался молодцом: почти половину пути он слышал за спиной его сопение, но потом он стал отставать. Желание полнее проверить свои возможности, заставило Вадима увеличить темп. Достигнув горловины пулевого стрельбища, он обернулся. Левочкин отставал метров на двести, но не сдавался, хотя даже с такого расстояния было видно, как ему тяжело даются последние метры марш – броска. Сила воли у старшего лейтенанта присутствовала, а это вызывало искреннее уважение.
«Хозяин» стрельбища, пожилой, усатый, старший прапорщик, очевидно заранее тоже предупрежденный кем – то из руководства отряда, споро укрепил несколько мишеней на торцах горизонтально уложенных бревен. По просьбе Вадима, он постелил стрелковые коврики, роль которых выполняли обычные солдатские плащ – палатки, на трех дистанциях: шестьсот, четыреста и триста метров от мишеней. Покончив с подготовкой к стрельбе, старший прапорщик занял место у подзорной трубы, установленной на высоком штативе.
Стрелял Вадим быстро. Казалось, он не целится, а просто проверяет каждое оружие на способность воспламенить порох в патроне: по два щелчка из ВСС и АС с малых дистанций и два выстрела из СВДС с шестисот метров.
На всех видах оружия, из которых Вадим стрелял, имелись оптические прицелы. Тем не менее, результаты его стрельбы комментировал усатый хозяин стрельбища: девятка на пол – седьмого. Десятка, десятка, десятка! Восьмерка на пол – второго, девятка на пол – третьего.
Вадим, находясь на рубеже шестьсот метров, хмыкнул, пару секунд поколдовал над прицелом СВДС и тут же, почти слившись в один, прогрохотали еще два выстрела. Прапорщик оторвался от тубы подзорной трубы и восхищенно крякнул:
- Снайпер - он и в Африке снайпер! Почти одна в одну: и обе в яблочко. Классно работаешь, сынок. Почти, как я в молодости! – Под пшеничными усами расцвела добрая улыбка. Кирилл не остался в стороне: хлопнул Вадима по плечу и скопировал его недавнюю похвалу:
- Лихо ты все это провернул! Я о такой стрельбе от знакомых слышал, а наблюдать лично – не приходилось. Представляю, какой ты ущерб государству Российскому нанес: чтобы так научиться пулять – вагон патронов сжечь надо! – И весело рассмеялся. Вадим шутку понял, но не стал комментировать. Поднялся с коврика и протянул Левочкину «Вал», пустой магазин и початую коробку с патронами:
- Чем лютую зависть смехом прикрывать, лучше сам попробуй. Если хоть раз в мишень попадешь – собственная гордыня мои успехи, медным тазом накроет! Лупи с двухсот, но только одиночными. Помни: боеприпасы дефицитные и каждый выстрел бешеных денег стоит. Если за промахи вычитать – зарплаты не хватит расплатиться!
И не забудь после стрельбы гильзы стрелянные собрать. Мои тоже. Должно быть ровно двадцать штук. Мне за каждый выстрел, перед оружейниками отчитываться надо.
Обратный путь в лагерь они проделали обычным, походным шагом. Возбужденный недавней стрельбой (из шестнадцати выпущенных пуль, в мишени отметились тринадцать!), Кирилл говорил не умолкая, на все лады нахваливая новое для него оружие. А иначе не могло быть: автомат специальный (АС) «Вал» в войска не поступал. Им вооружали исключительно подразделения специального назначения.
Слушая его разглагольствования, Вадим улыбался. Походом в тир он тоже был доволен: стрелковые навыки не утеряны, а шероховатости в физической подготовке, возможно, устранить за неделю. Утром и вечером – по десять километров и все станет на места.
Уже при подходе к лагерю, по ушам ударил грохот артиллерийского залпа. Через пол - минуты еще залп, и еще один. Вадим на слух определил, что это, скорее всего, бьет САУ «Гвоздика» и огонь ведут не менее трех установок. В какую сторону улетели 122мм снаряды, понять было невозможно. Да и зачем? У каждого свои задачи. Жизнь продолжается!
Августовское солнце припекало не на шутку. Возле входа в их модуль сидел рыжий воин лет тридцати в десантной летней майке. При их приближении, лениво поднялся со ступенек и представился:
- Прапорщик Бородаенко! Пришел поинтересоваться: как у вас с продуктами? Если закончились, или еще чего желаете – могу поднести. Я по продовольственной части, так – что не стесняйтесь! – От рыжего прапорщика явственно несло спиртным духом. Скорее всего – пивом. Кирилл поинтересовался:
- Интересно: кто же это перепутал нас с космонавтами? Или даже с астронавтами? По такому пайку кормят только их. Хотя нет. Гжелка в том пайке точно не значиться! А пиво?
Глава 6.
Грохот повторного залпа гаубиц вновь ударил по ушам. Через равные промежутки времени, еще два залпа и – тишина. Прапорщик на гаубичные причуды внимания не обратил. Даже ухом не повел. Достал из кармана массивный, похоже серебряный портсигар с арабской вязью на крышке и полумесяцем, инкрустированным несколькими зелеными камнями. Выудил из него толстую сигарету без фильтра и с удовольствием закурил:
- На космонавтов вы действительно непохожи. Если только на аргонавтов, тех, что с чудищами приплыли драться. Да и то только издали. Вблизи – обычные спецназовцы, но плотно прикрытые крылом большого начальства. А почему, по правде сказать – мне до лампочки. Мое дело обеспечить вас всем, что пожелаете. На это я имею конкретный приказ начальника штаба. И чтобы я репу чесал, думая о причинах такого гостеприимства – в нем не слова! – Пыхнул сизым дымом, затушил окурок об подошву берца: - Так что вам еще притаранить? - Кирилл с детским интересом разглядывал рыжего «десантника»:
- Да ничего не надо. Все у нас есть! Разве, что пивка холодненького, по паре бутылок на брата. При такой жаре было бы в самый раз! Но если сегодня на местном пивзаводе выходной, то мы потерпим до лучших времен. Не графья, чай! – Бородаенко поднялся со ступенек, щелчком пульнул окурок в сторону:
- После обеда пивко у вас будет. Если вместо бутылок будут жестяные банки, очень огорчитесь? – Подхватил на руку форменную, камуфляжную куртку, портупею с пристегнутой, тяжелой кобурой и упругой походкой зашагал в сторону штабных модулей. Кирилл задумчиво глядел ему вслед:
- Какой интересный персонаж! Первый раз встретил прапорщика, запросто курящего французские сигареты «Житан», которые хранит в серебряном портсигаре. И сам портсигар - не «Раша – штамповка», на барахолке купленная. Арабская азбука на крышке гласит, что Аллах велик, а в месяц – пять красавцев изумрудов врезаны. Если это не сувенирная подделка, в Анкаре купленная, то за него смело можно предлагать подержанный, шестисотый «Мерс», и еще тысяч пять зеленых сверху. И не прогадаешь! – Вадим тоже смотрел вслед бойцу «продовольственных» войск:
- А я обратил внимание на его речь: чистая, связанная и с заметной долей юмора. Ну, прямо не прапорщик тыловой службы, а лектор общества «Знание»! А что касается портсигара, может он трофейный или у кого местных на продукты выменял!
- Точно! Словил, невзначай Руслана Гелаева в горах и в качестве трофея, взял его портсигар, себе на долгую память. На него взглянешь и сразу понято: вот он – гроза и победитель Аль – Каиды! – Кирилл хрюкнул от собственной шутки.
А вот «выменял» - мне больше нравится. Сам видел: едешь по Чечне, а вдоль дороги местные с портсигарами стоят. Шеренгами! И меняют их только на банку тушенки, причем обязательно свиной. Это чтобы не съесть ненароком: они же мусульмане, а им свинина Кораном запрещена. Эту банку они ставят себе в сервант в качестве сувенира и берегут пуще глаза!
Сам – то веришь в свои предположения? Местные далеко не дураки. У них каждый малец в ценных вещах разбираются похлеще нас двоих вместе взятых! Чтобы такую вещь у них нашему прапорщику выменять, продуктов со всех складов КТО не хватит! – Вадим грустно улыбнулся:
- Ладно, проехали. Давай автомат, пойду сдавать оружие. – Кирилл нехотя и с явным сожалением расстался с пришедшим ему по нраву «Валом». Следом протянул мятую, картонную коробку со стреляными гильзами:
- Ровно двадцать штук. Иди, сдавайся, а я пойду в умывальник к обеду готовиться: надо пороховой нагар смыть! – Вадим улыбнулся: надо же полтора десятка патронов сжег, а уже поет, как будто в полноценном бою участвовал. Нужно ему, видите - ли, пороховой нагар смыть! Но мысли свои высказывать не стал: еще обидится, но от мелкой колкости удержаться не смог:
- Меня на обед не жди. Я аппетит так и не нагулял. И чистка оружия много времени требует. Перекушу, чем бог и Бородаенко послали. Когда - то же надо холодильник разгружать!
А насчет помывки – это ты зря! Представь: заходишь ты в офицерскую столовую, и твой пороховой запах сразу забивает все съестные ароматы. Молодые поварихи выглядывают из кухни: кто это к нам, весь такой боевой и героический, пожаловал? А тут ты: блондин, высокий, стройный, широкоплечий, косая сажень в плечах! Ну, прям былинный богатырь: Алеша Попович напополам с Ильей Муромцем!
От такого прекрасного вида, поварихи, те, кому двадцать пять лет не стукнуло, и которые попадают под параметры 190 – 160 – 190, штабелями валятся на пол, закатывая глаза и шепча твое имя!
Мой тебе совет: не ходи в умывальник. Польза двойная. Первая: воду сэкономишь, вторая – в офицерской столовой всегда будешь получать двойную пайку. Поразмысли над этим! Стоит ли овчинка выделки? – Веселые матюки Кирилла выслушивать не захотел: развесил по плечам оружие и зашагал к первому модулю.
В VIP номере было прохладно и сумрачно: солнце клонилось к западу и в окно уже заглядывать не пыталось. В открытую форточку легкий сквозняк затягивал запах уходящего лета и сохнущей, после обильных дождей, земли. Чистую столешницу облюбовали две зеленые мухи, задравшие вверх крылья и что – то перетиравшие между передними лапами. Этот явный вызов и посягательство на территорию спецназа и Вадим устранил его одним взмахом полотенца.
Покопавшись в чудо - холодильнике, он остановил свой выбор на копченой индейке и печеночном паштете. Отсутствие хлеба – огорчило, но не сильно: на боевых выходах случались вещи и похуже. Бывало, пища есть, а в сухое горло не протолкнешь: во флягах ни капли воды. Не то, что ныне. Есть и яблочный и апельсиновый сок. Одним словом – не графья. Нет шампанского - бургундским обойдемся. Мы ко всему привыкшие!
- Мысли о доме, несмотря на обещание самому себе, стараться не думать ни о чем, что не связанном с командировкой, все равно пробились в сознание. Вадим, после скромного обеда, сидел на ступеньках своего модуля и дымил «Явой». Тело, лишенное в боевых выходах летних процедур, настойчиво требовала солнца, тепла и загара. Противиться желанию не было сил, и он наверстывал сезонные пробелы.
Экипировка соответствовала занятию: темные, каплевидные очки; личный жетон на шее; шорты, купленные Натальей в прошлом году в Геленджике во время отпуска и китайские резиновые сланцы.
Со времени ссоры с женой прошло шесть дней, и острота её несколько притупилась, злость и обида тоже, как – то сами – собой, стали менее злыми и обидными. А многие её слова и выражения вообще стерлись из памяти. Во всяком случае, события того дня приобретали совсем другой, менее оскорбительный для Вадима характер, чем в первые часы и дни после того, как они произошли. На первое место выдвигалось другие аргументы: известие о её беременности и о скором времени получения им статуса отца. А с учетом этого, её упреки и просьбы, и его глупая, взрывная реакция на них – смотрелась несколько иначе. Да к черту «несколько»: совсем не так!
Конечно, она своими словами поставила под сомнение такие понятия, как воинский долг, присяга, боевое братство. Понятия, которые являются для него и его сослуживцев, если не святыней, то путеводной звездой по жизни – это точно! Она не понимает, что от результатов их командировок на Северный Кавказ, зависит мирная жизнь не только в той «гордой» республике, но и во всей стране! Что каждый отловленный или уничтоженный ими «непримиримый борец за независимость», возможно, сохранит жизнь десяткам, сотням, а может и тысячам их сограждан!
Возникает вопрос: почему она этого не понимает? А ответ, лежит на поверхности: с какого испуга она должна все это понимать? Почти всю свою короткую жизнь она прожила в маленькой, богом забытой, мирной деревеньке. В семье отродясь военных не было. Отец в армии не служил, по причине слабого здоровья. Дед, воевавший в Отечественную, ушел из жизни еще до рождения Натальи. Военную форму она видела только тогда, когда редкие хлопцы – земляки, на короткое время возвращались в деревню после «дембеля»: повидать своих родных и близких и спешно укатить в шумные поселки и города.
Первое знакомство, связанное с особенностями и «прелестями» воинской службы, произошло уже после её замужества, но ясности и знаний не принесло. Телевидение тоже не стало источником для осмысления того, что происходит в стране. Еще живя в деревне, Наталья, как и все её односельчане, крепко подсела на сериалы и слезливые, полукриминальные фильмы о золушках, приехавших из глубинки в большой город и там встретивших своего принца на белом коне. Вопросы, откуда берутся столько белых скакунов и богатых бездельников, её не волновали. Выйдя замуж, она своим привычкам изменять не собиралась.
Но самым обидным было то, что и он, муж, объяснить ей необходимость, ради чего он и его сослуживцы жертвуют семейным уютом, своим здоровьем, а бывает и жизнью – так и не удосужился. Раскрыть ей главное, что является смыслом службы и подробности их пребывания в горах Северного Кавказа, по понятным причинам он не мог. А рассказы о бытовых и житейских условиях командировок, в его изложении выглядели такими скучными и блеклыми, что самому становилось тошно от своих речей.
Знакомые жены офицеров и прапорщиков, в разговорах между собой, темы службы мужей старательно избегали, что укрепляло в её сознании принцип: в армейской жизни каждый живет своими интересами. И лезть с вопросами в душу, даже к очень близким людям, как – то не принято! Получается, что выпрыгнуть из мира деревенской жизни, возможности у Натальи не было! Жгучее чувство досады и злости на самого себя захлестнуло Вадима. В том, что недавно произошло между ним и женой – огромная доля его вины! Ведь он, за время их семейной жизни, не сделал ни одной попытки, объяснится с Натальей. Для этого у него не хватало времени!
Глава 7.
Мощный залп тяжелой, дальнобойной артиллерии прервал самобичевание Вадима. Крупнокалиберные снаряды с шелестом улетали куда – то за Грозненский хребет. Стрельба через пять минут прекратилась, за это время «Гвоздики» успели произвести по десять выстрелов. Это говорило о том, что «непримиримые» не желают примиряться и находятся от лагеря не далее двадцати километров. Что разведка не дремлет и корректировщики огня свое дело знают туго. Звука разрывов слышно не было, значит «Гвоздика» работала на максимальную дальность.
Возвращаться к грустным мыслям, как и загорать, почему - то резко перехотелось и Вадим, шлепая сланцами по линолеуму, направился в свой отсек. И, как оказалось, вовремя: уже на подходе к двери услышал раскатистый телефонный звонок. Спешно сняв трубку, узнал голос начальника штаба:
- Привет, Герой! Как отдыхается в компании контрразведчика? Гжелку прикончили? Если так, то могу еще подкинуть! Или пивом обойдетесь? Бородаенко для вас целую упаковку на складе получил. Когда принесет - ты пересчитай банки. Их должно быть ровно двадцать четыре. Если будет меньше – звони! – Вадим весело усмехнулся:
- Здравия желаю, Сергей Николаевич! Отвечаю в том порядке, в каком эти вопросы были вами заданы. Отдыхается нормально: он бдит, а я балдею. Гжелка в неприкосновенности стоит в холодильнике. Я её покажу Бородаенко, а он вам подтвердит мои слова.
Банки обязательно пересчитаю и если, что не так – набью прапорщику морду, даже если их будет не двадцать четыре, а тридцать! – На том конце провода послышались бульканье, сильно напоминающее смех:
- Рукоприкладство в армии запрещено, но я тебе разрешаю. Только несильно, и если только банок будет больше, а такого не может быть в принципе! Такое, может в страшном сне присниться: прапорщик – хозяйственник освоил действие сложения, и предпочел его любимому вычитанию. Так – что за здоровье Бородаенко я могу быть спокоен! – И тут же без перехода и совершенно другим голосом:
- В общем, так, Вадим. Сегодня пятница, Субботу и воскресенье балуйтесь пивком, а в понедельник у тебя начнется работа. К десяти ноль – ноль ты должен быть в штабе! Буду тебя знакомить с очень крутыми людьми. Вопросы не задавай – не отвечу. На месте все узнаешь! И не забудь побриться: бородатых, эти люди очень не любят. Если все понятно – то до встречи в моем кабинете, в понедельник. – И не дожидаясь ответа, положил трубку.
Вадим присел на край кровати. Правду говорят, что ожидание смерти – страшнее самой смерти. После слов подполковника Серебрянского, на душе как – то стало легче. Пелена неизвестности и ожидания если не спала, то точно стала намного прозрачней, и за ней явственно проявился скорый активный период его жизни. Где и как все будет происходить – вопрос!
Со стороны входа в модуль донесся звук автомобильного двигателя, а через минуту раздался осторожный стук в дверь и на пороге нарисовался, недавно упомянутый прапорщик Бородаенко. Шумно выдохнув воздух, стерев ладонью пот со лба, поставил на пол объемистую, клеёнчатую сумку, какими успешно пользовались «челноки» в лихие девяностые и хриплым голосом, без всякого приветствия, как будто и не расставались, просипел:
- Я тут обещанное пивко вам принес. Ровно двадцать четыре банки. Сомневаюсь, что оно сейчас холодное, но в вашем холодильнике места для него имеется. Если его в морозилку загрузить и включить режим быстрой заморозки, то через минут пятнадцать оно инеем покроется.
Выбора на складе не было, брал то, что дают. Но эта марка мне нравится: называется «Факсе» и варят его в Дании. Может вы к такому непривычные, но другого сорта взять негде. Так что – извиняйте! – Расстегнул сумку и вывалил из неё запаянный брикет из толстого полиэтилена. Через него проглядывались ровные ряды пивных банок с черной надписью «FAXE». Упаковка не нарушена, и считать количество банок, не имело смысла. Вадиму осталось только поблагодарить «честного» и добросовестного хозяйственника. Что он и сделал!
Солнце клонилось к закату, когда объявился Кирилл. На предложенную банку пива, сказал: - Ух ты! – Щелкнул замком и оторвался от банки, когда она опустела. Блаженно погладил себя по животу, вкусно рыгнул и только тогда начал снимать портупею с грозным «Стечкиным»:
- Значится, хозяйственник оказался не болтун? Прапор сказал – прапор сделал? Так что ли? – Вадим кивнул головой:
- Вроде того. Но боюсь, что его участие в этой операции ограничивается написанием заявки и походом на продовольственный склад. Главная заслуга в пивном празднике, как я лично понимаю – начальника штаба. Он мне сам по телефону доложил, что Бородаенко с двадцатью четырьмя банками скоро будет у нас. Без ведома Серебрянского, ему бы от мертвого осла уши со склада не выдали! – Раздевшейся, уже почти до трусов, особист вскинул голову:
- Значит подполковник тебе уже отзвонился. Выходит, что ты в курсе происходящего?
- Да ни хрена я не в курсе! Приказал в понедельник прибыть в штаб для знакомства, с какими – то серьезными людьми. А за выходные, нам с тобой выпить все пиво. И все!
- Ну, это мы с большим удовольствием и запросто. Нам бы еще, для полного счастья, астраханской воблы. Тогда бы мы его приказ выполнили на сутки раньше! Сам понимаешь – семга к пиву не катит! А в остальном, все так и выглядит. В лагерь прибыла какая – то серьезная группа, из самой Москвы. Доступ к ней строго ограничен и цели её прибытия – тайна за семью печатями. Это я услышал на сегодняшнем совещании в особом отделе КТО. Представляешь, каков уровень секретности, что даже мы, контрразведка, никакой информацией не обладаем. Причем, на этом совещании присутствовал, неизвестный никому московский полковник из нашего главка, который все совещание чертил круги и квадраты в блокноте и за все время ни слова не вымолвил. Я сидел позади него и все это видел.
Но самое главное: после совещания он поманил меня пальцем и задал всего один вопрос: как ты себя чувствуешь, и какое у тебя настроение! Ты знаешь, я от этого вопроса чуть в осадок не выпал. Посуди сам: московский полкан, весь такой важный и загадочный, и вдруг такой интерес к скромному прапорщику, пусть и Герою! – Кирилл удрученно развел руки. Вадим, хмуря брови, открыл холодильник и достал две банки пива, одну протянул Левочкину:
- Ладно, чего уж тут гадать. Ясно, что дело не во мне. Возможно, причем с большой долей вероятности, что мне отведена какая - то роль. Но смысла пытаться попасть пальцем в небо, я не вижу. Предлагаю, до понедельника к этой теме не возвращаться. Давай пока наберемся терпения, и не будем изводить друг – друга игрой в настрадамусов
Семга действительно к пиву категорически не подходила. Слишком жирная! А пиво рыбный жир не расщепляло: язык и нёбо становились скользкими и вкусовые рецепторы, на них расположенные – отказывались выполнять свои функции. Глоток пива неотличимо походил на глоток слабо подсоленного рыбьего жира. Гадость еще та!
Выход из создавшегося положения нашелся: семгу назад в холодильник, и по рюмке «Гжелки» без закуски. Неприятнее послевкусие, как рукой сняло! Заменивший семгу голландский сыр и сервелат – пришлись, как нельзя кстати. Кирилл открыл очередную банку:
- Вадим, ты заметил, что я говорю с тобой совершенно откровенно? Поверь, при том у меня нет никаких разъедающих душу сомнений. А я, все – таки, контрразведчик и мне по уставу положено доверять только самому себе. Остальным, с кем меня столкнула жизнь - только по утрам и только тем людям, которые святее самого Папы Римского! Ты – к таким не относишься! Тем не менее, я смело говорю тебе о том, что происходило на сегодняшнем совещании: о прибытии к нам группы спецов из самой Москвы, о странном задании, которое я получил в отношении тебя.
Более того: начальник особого отдела при штабе КТО, мне ясно дал понять, что ты должен знать как можно больше, и что от тебя у меня не должно вообще быть секретов! Ну ладно, я молодой контрразведчик и опыта у меня мало, но ты бы видел, как низко отпали челюсти у тех ветеранов нашей службы, кто собаку на ней съел, когда они такое услышали. Это же крушение всех незыблемых постулатов и основ нашей работы! Как можно рассказывать человеку, далекому от службы в особом отделе, о чем говорим на наших, для всех закрытых совещаниях? Это же уму непостижимо! – Вадим уже не улыбался: он был предельно собран:
- Ну и о чем еще говорили у вас на тайном вече? Меня просто на части разрывает от любопытства: чем это скромный старший прапорщик заслужил такое доверие у чекистов? Может, в скором будущем я получу от вас предложение перейти на службу в органы ФСБ? – Кирилл вяло отреагировал на колкость:
- Никто никуда тебя звать не будет. Где служишь, там и будешь продолжать служить. Только со вчерашнего дня ты уже не старший прапорщик, а младший лейтенант! С чем тебя я и поздравляю! Приказ Министром Обороны подписан и в понедельник тебе вручат погоны. Первые, офицерские! Если так дальше покатит, то, глядишь, и меня скоро обгонишь.
Одна просьба: когда будут читать приказ – сделай квадратные глаза, будто для тебя это сюрприз и большая неожиданность. Не выдавай друга! Просто не удержался и поспешил тебя первым поздравить. За что мне первому от тебя и причитается! Такой я шкурный и приземленный человек! – Вадим, мало соображая, на полном автомате, полез в холодильник за «Гжелкой». Надо признать, что для такого поведения были веские основания. Слишком много событий для одного месяца уходящего лета: сначала представление к званию Герой России, а теперь еще производство в первое офицерское звание! Как выразился Кирилл: - «Это же уму непостижимо!».
Пока Вадим нарезал колбасу, ветчину и принесенный из столовой мягкий белый хлеб, Кирилл покопался в своем бауле, достал маленькую, полевую, зеленую звездочку и протер чистой салфеткой. Критически оглядел накрытую для торжественного случая поляну и до краев наполнил водкой два хрустальных стакана, изъятых от хрустального же графина с питьевой водой. В стакан новоиспеченного младшего лейтенанта опустил символ вхождения в офицерское сословие:
- Ты не думай, мы традицию не нарушаем. Если бы я своими глазами не видел приказа о присвоении тебе офицерского звания, я бы твою звездочку, раньше времени в стакан не бросил!
Глава 8.
Ударная волна от очередных залпов «Гвоздик» трижды ударила в единственное окно отсека. В замкнутом пространстве они показались даже мощнее чем на улице. Вадим и Кирилл, несмотря на то, что за пределами модуля ночь начинала праздновать победу – люстру не зажигали, а довольствовались отсветом, что исходил от включенной плазмы.
На столе стояли ополовиненный хрустальный графин с обыкновенной водой, бутылка приконченной до дна «Гжелки» и заветренные остатки, как выразился их ангел продовольственик прапорщик Федорук – «ветчины из хрюшки». Вторую емкость открывать не стали, посчитав, что торжественный ужин и так удался и что вторая бутылка будет лишней.
Разговор между ними протекал не то чтобы вяло, но без патетики и надрыва: о звезде и офицерском звании более не упоминали, служебных тем старались избегать, помня о притаившемся «жучке» в плафоне люстры.
Появилось стойкое желание глотнуть табачного дымка, но в отсеке они себе курить не позволяли, а выходить на воздух было лень. Так и сидели в полумраке, вспоминая случаи удачной рыбалки (Вадим), и грибного промысла (Кирилл). Темпом, с разницей минут в десять, обладатель чистых рук и горячего сердца, предлагал «еще по одной», на что Вадим трезвым голосом согласие подтверждал, и Кирилл добросовестно наливал воду в стаканы. Крякнув и добросовестно выдохнув, они сообщали «жучку», что застолье идет своим чередом, и из воинской канвы: не откладывать на завтра, то, что можно выпить сегодня - в ближайшее время выходить они не собираются.
Кирилл в очередной раз наполнил водой стаканы, развалился на стуле, вытянул ноги в сторону кровати
- Давай еще по одной, и пойдем на улицу перекурим. Спасу нет, как дымом отравиться хочется. Уши уже опухли! – Сошлись стаканами, крякнули, сделали вид, что закусывают. Жучок добросовестно зафиксировал продолжение банкета. Про него они помнили и собой были довольны: ни одного неосторожного слова не было ими сказано. Да и говорил – в основном Кирилл, а он свое дело знает! Пиво с собой взять они не забыли.
Светомаскировка в лагере поддерживалась строжайше и неукоснительно. Из памяти участников КТО не выветрились случаи, пусть и редкие, обстрелов из гранатометов со стороны Грозненского хребта, как аэродрома, так и самого лагеря.
«Вавилонское столпотворение», как выражался помощник коменданта майор Штанько, плотно накрывала непроглядная южная ночь. Ни одного светового пятнышка, ни одного лучика не разрывало бархатную, августовскую темень. Звезды на черном небосводе смотрелись не просто большими, а огромными и какими – то мохнатыми. Таких звезд, в пределах границ человеческого обитания, никогда не увидишь!
Присели на ступеньки жилого модуля и с удовольствием задымили сигаретами. За день нагретая солнцем земля начала делиться влажным теплом с ночью. По сравнению с отсеком, сидеть на ступеньках было душно: голые торсы курильщиков моментально покрылись легкой испариной. Вязкую, глубокую тишину нарушали только невидимые сверчки и немногочисленные, но охочие до человеческой крови комары. Кирилл, выдохнул облако табачного дыма и неожиданно объявил:
- Наши специалисты, заранее зная куда планируют нас поселить, накануне дня твоего приезда проверили номер на предмет возможных, шпионских сюрпризов. Так вот: в отсеке все было чисто. Из этого следует, что «жука» нам внедрили непосредственно перед нашим вселением. Днем, когда ты в самолете парился, или, скорее всего - предшествующей ночью.
Следы несанкционированного вскрытия замков жилого модуля и отсека – отсутствуют. Других способов проникнуть в отсек тоже нет. Окно – исключается: оно, в отсутствии постояльцев, наглухо блокируется изнутри, о чем делается запись в специальном журнале. Такое правило, сам понимаешь, действует только для тех помещений, где возможны разговоры, пусть даже случайные, но имеющие определенный интерес для той стороны. Все штабные модули и офицерские отсеки в тот список попадают.
Еще: ключи от таких помещений, когда они не заселены, хранятся у дежурного по нашему лагерю в двух экземплярах от каждой двери и в опечатанном виде. Взять их под роспись имеют право всего пять человек. Все они известны и нами проверены. Из этой пятерки интерес для нас представляют двое: прапорщики Бородаенко и Федорук. Именно они, по вполне обоснованной причине, за день до нашего вселения брали ключи от модуля и отсека. Основание – приказ самого подполковника Серебрянского, подготовить двухместный «генеральский» номер к приему жильцов.
В книге выдачи ключей, за день до нашего вселения, имеется подпись прапорщика Бородаенко об их получении. Время указанно – одиннадцать двадцать пять. А в восемнадцать тридцать, того же дня, Федорук доложил начальнику штаба о готовности отсека к приему гостей и что в VIP номере неисправен холодильник и отсутствует телевизор. Серебрянский сделал себе пометку: завтра разобраться и укомплектовать номер полностью. Это было сделано прапорщиками перед нашим вселением. Но записи, в этот день, в книге выдачи отсутствуют. Выходит, что ключи у них находились почти двое суток. И еще: ключи получал, Бородаенко, но нам их вручил – Федорук, и только от отсека и только один. Ключи от модуля остались у них. Дежурному они их не сдали!
Далее: немедленно, нашими сотрудниками, началась повторная, углубленная проверка обоих прапорщиков и кое – что интересное уже нарыла. Особенно по Бородаенко. – Кирилл достал маленький листок из нагрудного кармана. Читать при таком освещении было невозможно, значит, содержание его он знал наизусть:
- Бородаенко Алексей Степанович. Родился, крестился и проживал в селе Ясень, какое есть в Ивано – Франковской области, на Украине. После срочной, возвращаться на Родину не захотел и подал рапорт на продолжении службы в качестве прапора. Школу прапорщиков осилил без труда. По окончанию учебы подвязался по линии хозяйственной деятельности. Начпродом. Поначалу в отдельной роте, а затем в батальоне специального назначения ВДВ. Служил исправно, кормил сытно и в прошлом сентябре удостоился чести отправиться в Грозный, уже в составе спецназа ГРУ. Холост, почти все денежное содержание отправляет престарелым родителям. При том, себе в тратах на рынках Грозного не отказывает, что от сослуживцев тщательно скрывает.
Еще один интересный факт из его биографии: толи в январе, толи в феврале этого года у него появилась пассия. Причем из местных! Тридцатилетняя славянка по имени Ира. И что самое интересное – она землячка Алексея Степановича! В смысле, она тоже с Украины, и тоже западной!
В Грозный она приехала из Ужгорода, после окончания сельхозтехникума в девяностом году. Но не по распределению, а в гости к престарелой родственнице, которая обосновалась здесь еще в самом начале шестидесятых. Город её понравился, и она решила тут остаться. Работа тоже подвернулась сразу: кассир на переговорном пункте междугородней связи.
Именно там она познакомилась с молодым, перспективным, партийным работником: начальником идеологического отдела, Октябрьского райкома КПСС города Грозного – Багаутдином Ильясовичем Мержоевым. Через короткое время он превратился для неё в Бореньку, а она для него стала - просто Ируськой. На шашни муженька с молодой красавицей хохлушкой, официальная жена Мержоева – Лейла, сотрудница того же отдела райкома, смотрела сквозь пальцы. Кавказ – он есть Кавказ и Коран на нем никто не отменял! Многоженство – тоже!
С этого времени, кривая жизни Ируськи резко поползла в гору. Через три месяца она поменяла работу: как по велению Золотой Рыбки, из скромного кассира, превратилась в уважаемую всеми, заведующую престижного в городе кафе, под названием «Терек». Тогда и начался золотой период в жизни Ирины Убийволк из далекого города Ужгорода.
По велению той же «рыбки», у неё появилась четырехкомнатная квартира в центре города, неподалеку от театра имени Ханпаши Нурадилова. Следом – черная, «Волга» ГАЗ 3110, которую вскорости, сменил новый Мерседес 240, первый, на то время Мерс в городе Грозном. Боренька, теперь, чаще ехал на службу из её «гнездышка», чем из семейной «трешки».
Развал Союза и отмена КПСС не очень сильно повлияли на золотой период их жизни. Мержоев, сразу после пресловутого ГКЧП, сменил кабинет начальника идеологического отдела в райкоме, на кабинет директора Центрального рынка города, полновластным хозяином которого, он фактически и стал.
Надо отдать должное и проснувшейся бизнес – жилке у жгучей украинской красавицы: из заведующей кафе она трансформировалась в крутую бизнес леди, став собственницей привычного «Терека» и еще трех ресторанов в городе. Отныне её уважительно величали Ириной Семеновной, а за глаза – «Хохлуха – Рестораторша», но только шепотом и оглядываясь по сторонам. Кому, на трезвую голову, придет мысль так величать её вслух? Все знали, что она является второй, а может и первой женой самого Мержоева, у которого, только для охраны рынка, собрано более двух сотен активных штыков. Желающих ссориться с ним, было очень мало, можно сказать – вообще не было! – Кирилл запалил очередную сигарету. Вадим сидел весь, превратившись вслух. История странной любви и бизнеса между чеченцем и украинкой была занимательной, а рассказчик из Кирилла - был еще тот!
Время подкрадывалось к полуночи: сверчки стали объединяться в оркестры, комары же, наглотавшись табачного дыма - пропали напрочь. Было тепло, уютно и тихо. Казалось, что война удалилось куда – то далеко за горы и вместо неё, на истерзанную танками и пушками землю пришел долгожданный мир. На самом деле – все было не так.
Где – то в горах бродили черноволосые люди с зелеными повязками на лбу, с горящими от ненависти и желанием скорой кровной мести, глазами. Пусть они и родились под другим небом, и другими звездами. Пусть! Но они были уверены, что несут настоящую Веру и истинное толкование Корана. Смерть неверным! Трижды смерть неверным! Кинжал наточен, глотка русуков податливая. Ради этого стоит посылать местных аборигенов в кровавую мясорубку. Тем боле, что те тоже хотят, есть, пить, платить калым за невесту, а некоторые – даже учиться.
Деньги для каждого найдутся. Для того есть фонды, различные гранты и личные, на веру пожертвования. Зеленые деньги – они и на их далекой родине деньги. Даже с учетом того, что они не имеют никакого отношения к Казначейству США и печатаются в схронах «независимой» республики Ичкерия. Правда, в последнее время, местные аборигены иногда стали задумываться о том, что враги ли, на самом деле, эти русские? И друзья ли, эти арабские проповедники истинного ислама? А это уже, по мнению приверженцев истинного ислама, было в корне не верно!
Глава 9.
Вадим поднялся со ступенек, разминая затекшие от неудобного сидения ноги. Достал пачку сигарет, но обнаружив, что она в ней последняя, закуривать не стал и отправил пачку назад в карман. Кирилл протянул ему свою, но он только отмахнулся:
- Интересный и познавательный у тебя рассказ получился. Даже спать расхотелось! Чем же эта «бизнес – любовь» закончилась? – Кирилл криво усмехнулся:
- А ничем! В смысле ничем хорошим! Вкратце напомню тебе недавнюю историю. В самом конце октября девяносто первого года, на президентских выборах победу одержал Джохар Дудаев, уроженец селения Ялхорой, выходец из тейпа Цечой. Он же отставной генерал – летчик. И столица только что образованной Чеченской Республики Нохчи – чо, зажила совсем иной жизнью. В Грозный хлынули потоки земляков и родственников новоиспеченного президента, которым требовалась теплая, хлебная среда для проживания. Начался передел собственности.
Буквально в течение одной недели Мержоев лишился своего рынка, а рестораторша - всех трех ресторанов, соответственно. Даже грозная охрана бывшего партийного функционера не смогла защитить нажитую «непосильным трудом» собственность. Как говорится – против власти не попрешь! И что самое обидное – жаловаться некому, да и не на кого! В народе рождается новая поговорка: « Прав не тот, у кого больше прав, а тот, у кого тейп более могучий и уважаемый!»
Но беда не приходит в одиночку: в январе девяносто второго года, вовремя пожара в бывшем обкомовском доме, погибает его жена Лейла и пятилетняя дочь Фатима. Потайной сейф, вмонтированный в стену, в котором хранились немалые драгоценности и украшения, вкупе с ценными вещами – исчез неизвестно куда. Жаловаться снова было некому.
После этого Мержоев идет ва - банк. Делает неожиданный и рисковый ход. За свои деньги закупает стрелковое оружие, боеприпасы и экипировку, захваченную боевиками на складах 556 - го полка внутренних войск, после его разгрома в феврале 1992 года. Цель ясна и понятна: создание собственного отряда в четыреста стволов, костяк которого составили охранники рынка.
Далее – следующий, еще более хитрый ход: после месяца стрелковой подготовки и строевых занятий, отряд, под личным командованием, Багаутдин выводит на площадь перед президентским дворцом, поднимается на девятый этаж в кабинет самого президента и презентует главе нации вполне боеготовое, воинское подразделение. Джохар подарок оценил по достоинству. В силовой подушке безопасности он ох, как нуждался!
Личный состав отряда немедленно привели к присяге. Мержоев, отдельно от всех, принес клятву верности чеченскому народу и лично её президенту, целуя побуревший от времени, но еще острый клинок, старинного родового кинжала семьи Дудаевых. Джохар Мержоеву, хотя тот был уроженцем не его тейпа, поверил сразу и бесповоротно. Такими вещами горцы не шутят!
И водоворот новой жизни бывшего функционера КПСС и бывшего единоличного хозяина Центрального рынка, вновь пришел в движение, все глубже затягивая в образовавшуюся воронку и самого Мержоева, и его отряд, и Иринку Убийволк. Водоворот поражал воображение своей стремительностью: в течение нескольких дней число стволов в отряде было доведено до семисот единиц. Местом его дислокации стала территория того самого, 556 - го полка внутренних войск, разоруженного отрядом чеченского ОМОНА, который возглавлял, на тот момент, министр МВД, в правительстве Джохара Дудаева – Алкултанов, и боевиками ярого активиста митингов в поддержку новой власти – Санламбекова.
Золотая Рыбка вспомнила о своих обязанностях, и в расположении отряда появились строительные бригады, которые приступили к ремонту и обустройству бывших полковых казарм и служебных помещений. Помимо этого отряд, в срочном порядке, доукомплектовали бывшими сержантами, прапорщиками и офицерами Советской Армии, прошедших Афганистан и имеющих реальный боевой опыт. Под их руководством началась интенсивная, плотная, боевая подготовка. Вместе со всеми учился воевать и Мержоев. Вновь созданный батальон специального назначения, вошел в состав личной президентской гвардии. Командиром его был утвержден, уже знакомый нам – Мержоев.
Бывший перспективный партийный лис, все рассчитал правильно. И результаты его неожиданного хода не заставили себя ждать: вскоре ему вернули утраченную собственность. Правда, наполовину: он стал вторым совладельцем Центрального рынка. Первым - был дальний родственник самого президента. Но Мержоев был не в обиде. Пока!
А вот Ирине повезло больше: под её крылышко вернулись все три ресторана. Одним словом – жизнь вошла в прежнюю колею! Во всяком случае - в вопросах собственности.
До обеда Мержоев проводил время на тренировочном полигоне, постигая вместе со своими джигитами азы воинской науки. После обеда работал в своем кабинете на рынке, а вечер и половину ночи – трамбовал на роскошной итальянской кровати ненасытную, незнающую запретов в пастельных играх, украинскую красавицу. Такая жизнь нравилась и устраивала обоих.
Но не зря придумали поговорку: все хорошее – быстро заканчивается! Через полгода, между совладельцами рынка пробежала кошка. Сначала маленькая и серенькая, затем - огромная и черная. Причина тому была банальной: падение доходов.
Мержоев взвалил на свои плечи поставку на рынок импорта. Поначалу он ни в чем не проигрывал. Одно дело загружать на прилавки турецкий ширпотреб из портов соседней Грузии и совсем другое тащить картофель из России или закупать баранину и говядину, мотаясь по родным горным аулам. Турецкие «Твиксы», «Сникерсы», «Фанта» и «Кола» в Батуми и Сухуми стоили копейки, в фурах места занимали мало и на таможенных постах ценным грузом не считались. Вся трудность – найти надежных поставщиков. В этом ему помогали старые, партийные связи.
Импорт тряпок и кожи с красивыми лейблами обеспечивали, лишившиеся работы и обнищавшие до предела, земляки. Бизнес, в последствии названый челночным, на Кавказе только набрал силу и размах. Компаньонам оставалось только собирать урожай с палаток и киосков, как грибы выраставших на территории рынка.
До поры, до времени его компаньона Магомеда Тепкоева, такое положение дел очень даже устраивало и доходы от рынка делились ровно пополам. Но пришло время разрыва всяческих и всех хозяйственных связей гордой республики со своими соседями. Заводы, фабрики, сельские предприятия разваливались, разворовывались, люди теряли работу, а соответственно и заработок. Русскоязычное население, жившее на этих землях не одно поколение, еще со времен завоевания Кавказа, за бесценок продавали дома и квартиры, а чаще всего их просто бросали и уезжали, куда глаза глядят. Поговорка – продают только тогда, когда покупают - во всей красе расцвела в гордой, независимой Ичкерии.
Коренное население, исполнив свою давнюю мечту «чеченская земля – только для чеченцев» - на рынок за импортными товарами в очередь не вставала. Их совсем не интересовали Сникерсы и Твиксы, им они предпочитали собственного производства лаваши, заморскому маслу, из неведомых оливок – привычное подсолнечное масло. Что уж говорить о турецких кроссовках: куда удобнее родные ичиги из местной кожи! И дешевле и в носке надежнее!
Терпевший до этого, Магомед, безапелляционно заявил Багаутдину, что его поставки импорта не пользуются спросом, значит равный раздел прибыли – отпадает. Каждый получает то, что сумел заработать. Попытки Мержоева сослаться на временные трудности, вызвали у Тепкоева кривую, презрительную усмешку. Ухмыляясь, он предложил заняться поставками белорусского картофеля, украинского сахара и масла и макарон из Ставрополя. Для Мержоева это было ниже собственного достоинства и категорически неприемлемо. Разговор закончился серьезной ссорой, что на обещание Тепкоева никак не повлияло: доходы от рынка стали делиться один к четырем. И одина – была доля Мержоева.
Но Аллах велик и несправедливости не прощает. Через месяц, легко бронированный местными умельцами УАЗ 469, на котором Тепкоев рассекал по городу, налетел на малый фугас, заложенный на единственной дороге, которая вела к его загородному дому. Силы взрыва хватило, чтобы Магомед и его трое телохранителей отправились райские кущи на свидание с обнаженными гуриями. Владельцем Центрального рынка вновь стал Мержоев.
Но! За Тепкоева было кому вступиться. Служба Шариатской безопасности открыло следствие, и над Мержоев сгустились тучи: многие люди знали о его конфликте с Магомедом при дележе доходов от рынка. Но Аллах не оставил его без своего покровительства. Следствие истину не вскрыло: таких конфликтов у Тепкоева насчитывалось более сотни, и найти исполнителей и самого заказчика подрыва – было невозможно. Дело закрыли, следствие свернули.
Кривая линия доходов «семьи» Мержоевых резко поползла вверх, но всякая манна, без жертв со стороны жаждущих, с небес не падает. И Мержоеву пришлось жертвовать: теперь подготовке своей боевой дружины он много время уделять не мог. Всю боевую учебу он взвалил на своего заместителя, бывшего майора Советской Армии – Умара Мусаева.
Об этом майоре, выпускнике Орджоникидзевского, Высшего Общевойскового Командного, дважды Краснознаменного Училища, бывшем командире разведывательного взвода десантно – штурмового батальона, 67 – ой отдельной мотострелковой бригады, воевавшего под Джелалабадом, кавалера двух орденов Красной Звезды и двух медалей «За Отвагу» - следует рассказать подробнее. – Кирилл щелкнул ключом, открывая очередную банку пива. По тому, как он к ней приложился, было понятно, как пересохло у него горло от долгого рассказа. Вылив в себя не менее половины банки – продолжил:
- После Афгана, Мусаев, тогда еще капитан, продолжил службу в Литве, в поселке Рукла, в составе 22 - ой учебной дивизии ВДВ, в должности заместителя командира батальона. Боевой опыт, награды и редкое для офицеров, вернувшихся из Афганистана, добросовестное отношение к службе – позволило ему быстро завоевать высокий авторитет и право поступления в академию Фрунзе. Чем он, будучи уже командиром батальона и воспользовался. А вот получить высшее военное образование ему не удалось. Летом, после первого курса к нему, в общежитие академии приехал двоюродный брат с двумя земляками из Наурского района, на то время - Чечено Ингушской АССР. Пробыли они в Первопрестольной, решая свои дела, целую неделю. Каждый вечер, до глубокой ночи, Умар слушал своих земляков и чем больше слушал, тем больше чернел лицом. Через две недели после их отъезда, он собрал скудные вещи и купил авиабилет на Родину.
Глава 10.
Вадим потянулся к пачке сигарет, вытащил из неё последнюю, и не спеша прикурил её от зажигалки. Кирилл последовал его примеру. Осмелевшие комары спешно покинули дымное пространство вокруг ступенек. Дневной зной, а вместе с ним и духота, уступили место прохладе, напитанной запахами августовской, южной ночи. Сквозь редкие тучи периодически выглядывал широкий серп зреющей луны, и тогда становилось светло и по мирному спокойно и уютно. Даже артиллерия, отнюдь не склонная к лирике, перед лицом такой природной идиллии, наконец – то угомонилась. Кирилл поднялся со ступенек и потянулся так, что хрустнули кости в суставах:
- Может на сегодня достаточно? Не пора ли баиньки? – Глянул на светящийся в ночи циферблат дорогих часов: - Ого! Уже без четверти час! Самое время ухо к подушке клеить. Сон, как и еда – в армии штука обязательная! – Вадим выпустил клуб дыма и затушил сигарету:
- Знаешь Левочкин, какая мысль мне пришла сейчас в голову? Ты не контрразведчик, ты – следователь НКВД в самом плохом понимании. Тот, что ведет допросы при помощи пыток. То есть – садист! Оборвать рассказ на самом интересном месте и не довести его до конца – только садист и может. А насчет сна можешь не волноваться: завтра, если ты не в курсе – суббота. Храпи хоть до обеда, я тебя будить не буду! Если у тебя глаза слипаются - для поддержки твоего тонуса, могу и за пивком сбегать. Ты только вещай далее! – Кирилл погладил себя по животу:
- Не, пива не надо! Пузо и так, как барабан! Есть желание прогуляться кой – куда, и мочевому пузырю сделать приятное. А ты, раз назвался, сбегай пока к холодильнику: может после облегчения меня снова на пенное потянет. - Кирилл быстро менял свое предыдущее решение.
- Ну и чем закончилась история члена КПСС, командира батальона специального назначения личной Гвардии Дудаева – Мержоева? – Вадим и Кирилл вновь сидели на ступеньках своего жилого модуля. В ногах стояли две запечатанных, запотевших банки пива. Августовская ночь продолжалась, и до утра еще было далеко. Кирилл от вопроса отмахнулся:
- Да хватит о нем говорить. Он в нашем деле никакой роли не играет. Нам интересна его «жена», украинская красавица Ирина, Тем более что в августе 94-го, партийного работника, а ныне «спецназовца» - Аллах забрал к себе!
Батальон, которым он командовал, по личному приказу тогдашнего начальника штаба ВС Ичкерии – Масхадова, привлекли к операции против главы оппозиции Автурханова, который собирал, толи съезд, толи сход в Урус – Мартановском районе. Противостояние тогда, между оппозицией и Дудаевым, достигло высшей точки, и президент церемониться не собирался. Им был отдан однозначный приказ на уничтожение всех конкурентов. А тут, как на зло, у Умара Мусаева воспалился банальный аппендицит и его уложили в госпиталь. Принять участие в боевом выходе, по понятным причинам, он не мог. Все руководство операцией пришлось брать на себя Мержоеву, а тут выяснилось, что занятия рынком, в ущерб боевой подготовки, сыграло с ним злую шутку. Его познания в военном деле были настолько мизерными, что в планировании операции он сумел допустить столько ошибок, сколько не сумел бы допустить даже вчерашний выпускник кадетского корпуса. Не вдаваясь в подробности, скажу, что операция была с треском и шумом провалена. Командиры рот, лишившиеся привычного для них руководства со стороны обученного и опытного Умара Мусаева, в момент потеряли слаженность в действиях рот, рухнула жесткая дисциплина, на
которой и держалось управление всего батальона. Роты были предоставлены самим себе, каждый командир начал действовать по своему усмотрению и на свой страх и риск.
Посуди сам, как человек военный, который принимал участие в нескольких подобных операциях: можно ли посылать своих подчиненных в бой, если ты не имеешь даже отдаленного плана этого боя? Если у тебя вообще отсутствуют данные о противнике? Если ты даже не провел рекогносцировку местности, на которой планируется проведение операции? Если ты не подумал о своих резервах, на случай если бой будет складываться не в твою пользу?
Любой, уважающий себя командир тебе ответит – нет! Не пошлю! Этот бой будет проигран, еще не начавшись!
А Мержоев послал, урезав боевой приказ для ротных до минимума, превратив его в партийный лозунг, который кричат на митингах и парадах:
- Джигитов на броню и на всех парах в селение! За триста метров до первых домов, первая и вторая роты уходят вправо. Третья и четвертая - рвут к центральной площади. За ними главный удар! Пятая и шестая – уходят влево. Селение маленькое, сил для его окружения хватит!
Пленных не брать! Всех прихвостней Автурханова, этих предателей нашего народа, отправляем к Шайтану! Тех, кто попытается ускользнуть из селения – туда же!
Минометный взвод развернуть возле главной дороги, справа от моста через арык. Я буду вместе с минометчиками! Вперед, джигиты! Аллах с нами и он нам поможет! Помните, что все решает скорость и внезапность! – Кирилл потянулся за банкой с пивом. Удивление его жест не вызывал: от таких долгих речей, хочешь не хочешь – горло сохло. Вадим терпеливо ждал, пока он смягчит сушняк живительной влагой. Более того, он проявил солидарность: тоже вскрыл банку и сделал несколько глотков. Пиво уже утратила искусственный холод «Аристона» и было то, что надо. Вроде бы он все это время молчал, а шершавый комок в его горле тоже присутствовал:
- Ну и каковы подробности того боя? Удался Мержоеву его «чапаевский» наскок?
- Смеёшься или издеваешься? Роты, посланные в обход, задачи своей не выполнили. Кто же мог подумать, что делегаты того съезда, или схода, окажутся такими непредсказуемыми и коварными? Что они догадаются заминировать подступу к селению? Потеряв в общей сложности три БМП, обе группы, посланные для окружения селения, прекратили выполнение маневра. Тогда еще, даже обученная на полигоне гвардия, не имела боевого опыта и как вести себя в подобной ситуации, не имела понятия. Поэтому обе группы прекратили движение и замерли посреди полей, утыканными противопехотными и противотанковыми минами.
Еще меньше повезло ротам, выделенным для главного удара. Уже на въезде в поселок они нарвались на мощный огневой заслон боевиков Автурханова, чьи гранатометчики подожгли два головных БМП, тем самым загородив главную дорогу, ведущую центральной площади. Роты спешились и заняли оборону в садах и огородах близлежащих домов. Завязался бессмысленный затяжной бой.
Межуеву хватило даже его «партийного» и житейского опыта, чтобы почувствовать, как ему в задницу вставили и подожгли фитиль. Еще пол – часа боя, и от его батальона останется только воспоминание. И тогда он решает использовать единственный козырь, который остался у него в руках: минометный взвод! И надо сказать, что минометчики со своей задачей справились на оценку отлично: ни одна 82 - мм мина не улетела за пределы поселка! Метко стрелять их научили!
Но переломить ход боя минометчики не смогли. Злые и коварные «прихвостни» и «предатели» народа, оказывается, тоже подвезли к поселку свой единственный миномет, который установили за околицей в овраге, а его расчет был тоже кой чему обучен. Он моментально ответил на дружеское приветствие дудаевских гвардейцев. Да так удачно, что уже вторая мина угодил в УАЗ 469, на котором с биноклем, во весь рост стоял командир специального батальона.
Погребальный саван для бывшего партийного чиновника Межуева понадобился совсем небольшой, так – как заворачивать в него было почти нечего. 120 – мм мина, выпущенная из миномета 2С12 «Сани», шансов остаться целым, тому в кого она угодила – не оставляет!
Надо отдать должное оставшимся в живых его подчиненным: похоронили они своего неудачника бизнесмена – командира, строго по мусульманским законам. Погребение его останков было осуществлено до заката солнца. – Вадим шумно выдохнул: история, так заинтересовавшая его, подошла к логическому концу. Но он ошибся. Кирилл, после небольшой паузы, продолжил:
- А теперь перехожу к главному, что для нас действительно интересно. Весть о гибели любовника и компаньона Бореньки Мержоева, украинской красавице принес, оправившейся после удаления аппендицита, его бывший заместитель, а ныне приемник на посту командира батальона – Умар Мусаев. Каково было его удивление, когда черноокая, украинская бизнес - леди, услышав страшное известие, не проронила ни одной слезинки по своему возлюбленному. Более того: она даже не поинтересовалась подробностями его гибели, а когда Мусаев сделал попытку передать ей вещи покойного, она просто отмахнулась от пакета. При этом попросила Умара занести его ей, на следующей неделе, когда она полностью привыкнет к мысли, что Багаутдина больше нет на белом свете. Просьба выглядела более чем странно, но Мусаев на неё согласился.
Но воинские хлопоты и заботы, навалившиеся на новоиспеченного командира отряда «Борз» (борз, в переводе с чеченского – волк), не позволили ему в срок выполнить обещание. К «вдове» он выбрался дней через двадцать, предварительно позвонив ей по телефону, который в городе еще работал.
Когда Ирочка – Рестораторша открыла ему дверь, командир «волков» уронил слюну на бороду. Перед ним стояла богиня! Прозрачный, синий пеньюар открывал больше, чем скрывал: крупная, не меньше четвертого размера, грудь, плоский живот, тонкая талия, широкие и крутые бедра, длинные ноги и маленькие ступни с ярким педикюром. Не женщина – а гурия из древней сказки «Тысяча и одна ночь», которую сам он не читал, но что – то о ней слышал.
В расположении своего отряда он появился только в середине следующего дня. Руки непроизвольно подрагивали, опухшие губы не смогли скрыть густые усы и борода, и он заметно тормозил при разговоре с подчиненными. Через два дня, забрав из казармы все свои немудреные пожитки, комбат Мусаев переселился в четырехкомнатные апартаменты «неутешной вдовы». На службу он теперь прибывал на джипе «Toyota Land Crozier», подаренный пребывавшей в скорби, но ставшей очень щедрой, украинской переселенкой. Изголодавшийся по женскому телу комбат, свои ночные, мужские обязанности выполнял более чем добросовестно.
Заранее предвидя твой вопрос – спешу на него ответить: все эти мелкие подробности мы узнали лично от Мусаева, который и сейчас отбывает пожизненное заключение в колонии «Белый лебедь», что находится вблизи города Соликамска. Во время первой чеченской компании у командира «Волка», по - видимому, отказали тормоза. О его жестокости ходили легенды. Грехов он натворил столько, что для его поимки пришлось посылать отдельный отряд спецназа. Но это, как говориться, уже совсем другая история.
Глава 11.
Трамвай догонял Наталью, периодически звонками требуя освободить ему дорогу. Но подчиняться ему, Наталье категорически не хотелось. Настырные звонки раздражали и пугали одновременно, но идти по рельсам было, приятно и уступать их она не желала.
Трамвай подобрался почти вплотную и звонок давил на уши. Спина уже ощущала тепло разогретого солнцем и движением металла. Страх усилился, желание противиться красному чудовищу пропало, но пропала и возможность уступить рельсы. Ноги её не слушались! Наталья изо всех сил рванулась в сторону и……. проснулась!
Звонил телефон. Требовательно и зло. Она машинально посмотрела на настенные часы: девять часов сорок две минуты. От скверного предчувствия сжалось сердце. Но не часы её встревожили. Причина крылась в телефоне. В комнате офицерского общежития, при отсутствии в части Вадима, он никогда не звонил. Все звонки шли через внутренний коммутатор и желающих без дела поболтать или посплетничать, не находилось. Кому нравиться вести свои разговоры, если их может прослушать дежурная телефонистка? Само название строго предупреждало: служебный телефон. И точка!
Правда, на него звонил Вадим, когда находился в командировке, но это происходило всегда в субботу, когда коммутатор менее загружен, но сегодня только четверг. Значит это не он! Тогда кто это может быть? Сердце уже не сжималось, оно напиталось мокрой тяжестью. Шлепая босыми ногами по затертому линолеуму, как привидение добрела к телефону. Голос незнакомый, но бодрый, даже восторженный:
- Наталья Петровна? Доброго вам дня! Беспокоит заместитель командира бригады Василявичус Видмантас Витаутович. Не пробуйте повторить: не получится, да еще и язык можете сломать! Но в том моей вины нет. Как говорится – родителей и национальность не выбирают!
К сожалению, лично познакомиться – случай не представился. Но это дело всегда поправимое: по возвращению мужа, надеюсь, что он меня вам представит, чему я буду искренне рад. – Наталья отметила: слишком горячо и слишком восторженно звучит голос. Она не понимала о чем идет речь. Но голос тут же затвердел и в нем проклюнулся если не металл, то беспокойство и тревога однозначно:
- Уважаемая Наталья Петровна! Разрешите поздравить вас с присвоением вашему мужу первого офицерского звания младший лейтенант. Он это заслужил! Я его вчера лично с тем поздравил! К сожалению, с ним нет постоянной связи, и он просил передать вам привет и заверить вас, что у него все нормально. Так, что в скором будущем планируйте вашу с ним встречу.
Мы тут посоветовались и решили, что настало время поменять вам комнату в вашем офицерском общежитии на квартиру в новом ДОСе (дом офицерского состава), который строители сдали на прошлой неделе. Думаю, что для вас это будет очень своевременно. Ходят упорные слухи, что в скором будущем на свете появиться еще одно солнышко, еще один Ярила, или одна Ярилка!
Буду рад за вас, и если позовете, то я заранее даю согласие стать крестным папашей будущего ребенка и кумом родителей семьи Героя! По возвращению главы семьи – подумайте над предложением самозванца. Без ложной скромности я вам заявляю: лучшего кума, в радиусе тысячи километров – вы не найдете! Ну, как, договорились? – На вопрос невидимого собеседника Наталья ответила вопросом, от которого он, на короткое время, потерял голос:
- А что, Вадим опять уехал в командировку? И снова на Кавказ? – Не дождавшись ответа, закусила до крови губу, но рыдание удержать не смогла. Собеседник это отчетливо слышал в трубке: внутренняя связь в военном городке работала исправно.
Наталья аккуратно положила трубку. Плечи тряслись и что – то ёкало внутри. Чтобы хоть как – то успокоиться, выпила стакан противной, теплой воды из графина и ничком упала на еще теплую пастель. Обида, злость, вернее – ярость, застилали глаза слезами. Ожидаемо проснулся, испуганный поведением матери ребенок: заворочался, засучил ножками, толкнул розовым, мягким кулачком в мамочкин живот. Наталья, на недовольство будущего ребенка, никак не реагировала. Все мысли и чувства захлестывала приближающаяся истерика:
- Ну, вот и все ответы на мучавшие её в последнее время вопросы. Что со мной – ему неважно. То, что я чуть не убила своего ребенка – ему до лампочки! На мои предложения, ни слова не ответил, поиграл желваками и смотался к своим дружкам на Кавказ. Как же: спасение мира для него на первом месте, жизнь собственного ребенка – на сто первом! Любящий муж и будущий отец так поступить не может! А значит надо отбросить слова «любящий» и «отец», как пустые, глупые и несоответствующие действительности. На хрена ей нужна квартира в новом доме, если жить в ней некому? Не нужны мне подачки от его начальства: семья разрушена! И виновато в том именно оно, ненавистное и лживое начальство! Сначала оболванили и украли у неё мужа, а потом чуть не убили её ребенка! – Неукротимые рыдания вновь затрясли тело. От великой тоски хотелось завыть, и она впилась зубами в подушку.
Стук в дверь прервал приступ истерики. Набросив поверх ночной рубашки легкий халатик и ополоснув наспех лицо из висячего рукомойника, Наталья распахнула дверь. На пороге стоял худощавый, высокий офицер лет сорока, с двумя большими звездочками на погонах. Обеими руками он держал большой букет красных и белых гладиолусов. На стеблях некоторых – комочки свежей земли.
- Надергал на клумбе, что на площади перед Домом Офицеров! – Автоматически и отстраненно отметила про себя Наталья. – Именно такие я там видела! – Офицер протянул ей букет и щелкнул каблуками: - Подполковник Василявичус – ваш будущий кум! Это я вам недавно звонил. Простите, что побеспокоил вас в отсутствии мужа, но уж очень хотелось познакомиться с женой первого в нашей бригаде – Героя Российской Федерации! – Говорил, а сам внимательным и цепким взглядом изучал заплаканное и опухшее лицо расстроенной Натальи:
- Я могу войти? На улице жарко и я бы не отказался от стаканчика чая или чашечки кофе. Уж простите меня за наглость! – Она посторонилась, пропуская визитера, в еще неубранную комнату. Странно, но почему – то за беспорядок в номере, чувство стыда отсутствовало. Она лишь задернула занавеску, скрывая от гостя неубранную пастель. После недавней истерики, упоминание о каком - то Герое России в памяти не отложилась. Может это и к лучшему?
Утро субботы началось в середине дня. Проговорив почти всю ночь, Кирилл и Вадим завтрак проспали, и на обед, судя по всему, идти не собирались. В номере колыхались дурманящие волны свежезаваренного, ароматного кофе. Кирилл, сидя на пастели и подложив на колени газету, чистил пистолет Стечкина. Вадим, в спортивном костюме, делал бутерброды с сервелатом и сыром. Приличная получалась гора!
Открывая холодильник, в сторону оставшихся трех банок пива, Вадим старался не смотреть. Взгляд на них вызывал легкую тошноту и пробуждал срочному побегу в туалет или за угол модуля. Вытер лезвие ножа об салфетку, роль которой исполнял его носовой платок.
- С паштетом делать, или этими обойдемся? Я, собственно, сомневаюсь, что мы и эти съедим. Лично я, даже при отсутствии аппетита, буду есть сегодня все, в доказательство организму, что забочусь не только о мочевом пузыре, но и желудке. – Кирилл согласно кивнул головой:
- Паштет убери. Чесночный запах с утра – признак плебейского происхождения! Вот кофейку надо заварить больше. Мозги надо прочистить, пивную мочу из них выдавить. Все - таки десять с лишним литров пива за половину суток, да на двоих – для меня рекорд, достойный толстой книги Гиннесса. Жаль, что об этом никто не узнает!
В общем, так: задачу, поставленную нам верховным начальником – мы добросовестно выполнили. Почти! Три оставшиеся банки в расчет брать не будем, тем более что у нас в запасе еще почти двое суток. Глядишь, и с ними разберемся! – Кирилл закончил чистку оружия, поставил на место затворную раму и несколько раз, вхолостую, щелкнул курком. При этом ствол пистолета смотрел точно в сторону плафона с упрятанным в него «жучком». Вадим, давая понять, что намек принял, дважды кивнул головой:
- Ну и чем ты предлагаешь сегодня заняться? Пойти по бабам – не предлагай. Пустая затея! Они, конечно, в лагере есть, но те, что дают – давно уже разобраны, да такие мне и не очень интересны. И вообще: не ходок я. От жены я недавно, а это означает, что спермотоксикоз мне не грозит. В город нам идти - Серебрянским заказано. Как будем прожигать выходные? Лично у меня по этому поводу нет ни одной мысли! – Кирилл свернул в тугой шар заляпанную ружейным маслом газету и отправил её в мусорную корзину:
- На счет баб, я с тобой полностью солидарен. Хотя я вроде холостяк, но от подобных приключений на службе, стараюсь воздерживаться. Зачем мне на жопу эти приключения? Народа в лагере конечно много, но, как говорится – на этом конце не успеешь чхнуть, а на том конце – тебе уже здоровья желают. Так – что я тебе союзник! Но чем мы будем заниматься, я могу предложить: ни чем! В смысле ни чем рисковым и предосудительным. Начальство нами будет довольно! Загляни в холодильник, как у нас там дела с «Гжелкой»? Что, закончилась? – Кирилл перечеркнул пальцем губы: - Ну, это беда не великая! Намекнем нашим прапорщикам, вручим пару хрустящих бумажек, а они уж расстараются для нас страдальцев. Далее: берем одеяла, закусь и идем на солнце за наш модуль и до ужина лежим кверху пузом, периодически потягивая огненную воду. Красота! Колоду с собой возьмем, в дурачка перекинемся. Имеешь что против моего плана? Ну, вот и ладушки!
Давай, ты занимайся закуской и запивкой, а я быстро смотаюсь к нашим волшебникам с погонами прапорщиков и организую, необходимую нам, огненную воду.
Глава 12.
Вадим заканчивал нарезку вкусностей, когда вернулся Кирилл. С порога кивнул подбородком на люстру. Бодрым голосом удачливого рыбака - охотника объявил:
- Не помню, я говорил тебе, что слово « прапорщик», в переводе с санскрита звучит как « добытчик»? Древние были правы: стоило прапорам увидеть номинал наших родных, ценных купюр, как тут же, словно из воздуха, материализовались две бутылки «Кристалла», за что я им благодарен. Причем сдача совпала копейка в копейку с курсом жидкой валюты, принятом в городе Грозном! Ну, прямо цирковые кудесники! – Вадим с сомнением оглядел рыбака – охотника: руки пусты и сквозь камуфляжную куртку выпуклостей не просматривалось. Но помня его секретный сигнал в сторону таинственной люстры – сходу включился в игру:
- Только без обиды! Помнишь поговорку: пошлешь дурака за двумя бутылками водки, он две и принесет! У тебя что, купюр большего номинала не было или у добытчиков магические возможности строго ограничены литром? Давай сразу договоримся: если не хватит закуси - я бегу за добавкой. Наметится дефицит водки – ты, как человек знающий санскрит, надеваешь на босые ноги зимние лыжи и стартуешь к своим добытчикам. Для тебя это будет урок! Будешь знать – водки много не бывает. А вдруг к нам в компанию кто ни будь, еще пожалует? - Кирилл улыбнулся, но уже не весело: - Уговорил! Ради гостеприимства готов и пострадать. Но это маловероятно: гости к нам не предвидятся.
После недавней непогоды и затяжных дождей, трава, сожженная летним солнцем, еще не успела отрасти, не успела восстановиться. Лежать на твердой земле, утыканной жесткими усами жухлой, прошлой, весенней травы – удовольствие ниже среднего. Одеяла, захваченные с собой для комфортного проведения пикника - бугорки сглаживали, но задницы, того самого запланированного комфорта не ощущали. Хотя надо признать, что одна из них, к неудобствам была привычна.
Вадим, положив два одеяла внахлест, раскладывал на них съестные припасы. Первое, что он извлек из пакета, была запотевшая бутылка «Гжелки». Кирилл, явно фальшивя, изобразил обиду, бездарно копируя Жванецкого:
- Ну вот! Оказывается «у нас с собой было», а ты меня погнал к нашим прапорщикам за водкой, тем самым опустив мое человеческое достоинство ниже уровня городской канализации! - Вадим усмехнулся:
- Можно подумать, ты запамятовал, что отмечая мое офицерское звание, мы обошлись одной пузырем, а вторая «Гжелка», ждала своей очереди в холодильнике. Именно поэтому ты курил на ступеньках и к прапорам идти даже не собирался. Так – что не играй в Жванецкого, я тебя сразу раскусил! Только непонятно: к чему этот театр с походом за водкой? Если сильно приперло дымом отравиться – так бы и сказал!
- Э-э, не все так просто, мой молодой и наивный друг! Вспомни: когда мы пили воду из графина, делая вид, что пьянствуем водку – «жучек» добросовестно работал.
И если нас в это время слушали, и, зная, что у нас в холодильнике всего два пузыря, то запросто должны были просчитать: с «Гжелкой» вопрос закрыт. Тогда откуда она взялась у нас сегодня? Вот то – то и оно! Именно на таких мелочах проваливаются разведчики; именно таким образом вскрывается контригра противника! – Вадим поднял обе руки вверх:
- Сдаюсь! И преклоняю посыпанную пеплом голову перед профессионалом! Открыл глаза, уел и указал мне мое место! Впредь буду думать не в ширину, а в глубину и слушать гуру контрразведки широко раззявив рот. Оба весело рассмеялись: легкая, взаимная пикировка подняла настроение и призвала к «активному» отдыху. Первая рюмка, вопреки поговорке, пошла если не «соколом», то точно не «колом». Нагретые солнцем помидоры, с подсохшим хлебом и ветчиной «из хрюшки» - то, что надо! Пузо кверху, глаза, сквозь очки, в синее небо, сигарета в зубы – то, что надо! Трижды рявкнула 122 -мм «Гвоздика» - то, что надо! Без всякого повода и перехода заговорил Кирилл:
- По донесениям местных, немногочисленных информаторов, знакомство прапорщика Бордаенко и секс – леди Убийволк произошло в начале этого года и, по всей видимости, случайно. Поддатый Алексей ибн Степанович, находясь по делам в городе, по неизвестной причине забрел, в недавнем времени, престижное кафе «Терек». По причине полного отсутствия посетителей, занял самый лучший столик в глубине зала, у окна. Немедленно подбежавшей официантке сделал более чем «скромный» заказ: чинахи в чугунном горшочке, свежая зелень, сыр «Сулугуни», минеральная вода «Серноводская» и бутылка коньяка «Вайнах» довоенного разлива. Услышав от официантки примерную стоимость заказа, отмахнулся от неё, как от надоедливой мухи. Смешивая украинские и русские слова, посоветовал ей «не пугать ежика голой дупой».
О странном посетителе (а это был первый федерал, который объявился в кафе), скоро доложили хозяйке. Клиент Ирину заинтересовал и пока поспевал в дровяной печи горшочек, она вышла в зал и подсела за стол к крутому прапорщику. Хватило пары слов, чтобы понять: вдали от Родины встретились земляки! Завязался живой разговор и знакомство состоялось.
А вот тут надо внести ясность по мадам Ирине. На тот момент это была не прежняя «Хохлуха – рестораторша». Две чеченские компании тяжелым катком прокатились по украинской красавице: российский спецназ жестко призвал к порядку её любовника и покровителя, командира отряда «Борз» - Умара Мусаева. Следствием переселения благодетеля в камеру «Белого Лебедя», стала мгновенная потеря ею, всех трех ресторанов. Но холодной её пастель долго не простояла: уже через месяц шелковые простыни Ирочкиного сексодрома, грел полевой командир Ваха Гандалоев, отряд которого был прописан в Бамутском укрепрайоне Ингушетии.
Но семейная жизнь вновь не заладилась: при нападении на колону внутренних войск возле станицы Нестеровской, « вованы» оказались более расторопными и его отряд прекратил свое существование. Самого же Ваху, как и полагается, завернули в погребальный саван. Шелковые простыни Ирочки вновь начали остывать.
Надо отдать должное украинской прелестнице. Она обладала такой аурой, которая не позволяла ей быть долго одной. При виде её внешности и женских прелестей, горячие кавказские джигиты летели к ней, как мотыльки летят на свет костра. И судьба их не отличалась от судьбы тех самых мотыльков. Все они неминуемо сгорали, испробовав свет Ирочкиного «костра».
Так, сменивший Ваху другой полевой командир – Султан Альмурзаев, свою судьбу мотылька, в прямом смысле нашел, при обстреле «градами» лесного массива в Веденском районе. Его сменщик, очередной полевой командир – Хамзат Денаев, прострелил себе бритую голову при чистке оружия в начале второй чеченской войны. Следующий, боец личной охраны самого Радуева, утонул в реке Терек, толи по пьяни, толи по неосторожности. Крайний, бывший, мелкий сотрудник службы Шариатской безопасности, задержан ФСБ в 2001 году за хранение оружия.
Так, что на момент знакомства с Бородаенко, Ирочка была одинока и свободна, как ветер! За столом прапорщика хозяйка пребывала около часа; о чем беседовали – неизвестно. В кафе, Бородаенко, официанты видели еще несколько раз, и всегда хозяйка подсаживалась к его столику. Когда ему Ирочка открыла доступ к своему телу, доподлинно неизвестно, но то, что открыла – это точно. Один, а бывало и два раза в неделю, вечером, прапорщик тайком исчезал из лагеря и только перед утром, изрядно уставший, появлялся в своем модуле.
Увозил из лагеря и возвращал его назад усатый чеченец, на видавшем виды УАЗ 469. Автомобиль и водителя установили. Оба состоят на службе у хозяйки кафе «Терек» - Убийволк Ирины Семеновны. Ветеран Ульяновского автопрома для нас интереса не представляет, а вот его водитель – отнюдь! Им оказался участник первой чеченской войны - Ринат Денаев, по случайности родной брат одного из прошлых обладателей упругого и дивного Ирочкиного тела.
Визиты Бородаенко, к слабой на передок землячке, ныне редки, но их смысл для нас непонятен. Рыжий, пузатый прапорщик и украинская, не буду врать – модель, ни как их пастельные игры не объясняют. Слишком разные они люди. Тогда в чем же интерес модели к продуктовому прапорщику? Вот его интерес к сексбомбе вопросов не вызывает! Наши, взяли парочку в плотную разработку, но пока результатов нет. – Кирилл променял лежачее положение на сидячее:
- Еще по одной? Чует мое сердце, что обещанный визит к «цирковым кудесникам» у меня не за горами. – Вадим перевернулся на живот и в таком положении принялся резать спелые, с сахарным напылением помидоры. Аромат от них такой, что непроизвольно рот наполнялся слюной. Водка уже потеряла недавнюю холодильную, ртутную густоту, но еще имело температуру, которая не заставляет после выпитой рюмки, трясти плечами, имитируя «цыганочку с выходом». Кирилл затолкал в рот половинку помидора, при этом обильно оросив соком подбородок. Несколько капель затерялись даже в волосяной поросли на груди. Убрав томатные брызги голой ладонью, нежданно поменял тему разговора. Киношным, ехидным голосом заявил:
- Знаешь, друг ситный, мучает меня одна мысль: давало ли начальство распоряжение, постоянно развлекать тебя песнями, танцами и занимательными историями? Как ни напрягаю свою девственную память, но такого приказа вспомнить не могу! А может его и не было? Тогда почему я вторые сутки молочу языком, ты же только ухмыляешься и изредка, милостиво, позволяешь себе дать оценку мои стараниям? Мнится мне, что будет справедливо, если ты тоже сделаешь попытку развлечь меня умными разговорами. Как ты на мое предложение смотришь?
- А никак! У меня не получится. А если и получится, то после пяти минут моей речи ты заснешь и можешь никогда не проснуться! Что поделать: не все обладают талантом рассказчика, каким тебя наделила природа.
- Ничего страшного. Я с тобой им поделюсь! Мы сделаем так: я буду задавать тебе наводящие вопросы, а ты на них будешь отвечать. Причем правдиво и желательно без прикрас! Это косноязычие только тогда и проявляется, когда ты скрыть хочешь правду и пробуешь подменить её домыслами, выдуманными сиюминутно и поэтому коряво и неубедительно. Правда, она ведь у тебя в мыслях давно обкатана и в голове надежно складирована, кривду же ты рожаешь экспромтом, а вот это уже искусство, которому не все учены и оно мало кому, природой дадено! – Вадим вяло и как – то скептически улыбнулся: - Сомневаюсь, но давай попробуем. Задавай свои вопросы!
Глава 13.
Кирилл щелчком сбил с голени рыжего, огромного муравья. Послюнил указательный палец и протер место укуса. Ликвидировав последствия нападения рыжего монстра, потянулся за остатками водки. В бутылке еще оставалось граммов двести:
- Ну что, салютуем остатками? А то она, в скором времени закипит и превратится в пар. Тогда придется её не допивать, а донюхивать. Учти: как это делать – я опыта не имею! - Вместо ответа Вадим протянул ему свой стакан. Пустую бутылку Кирилл аккуратно подсунул под настил модуля. Приемный пункт стеклотары в лагере КТО отсутствовал.
- Слушай, Вадим, а каким ты макаром попал в спецназ, да еще ГРУ? За свои великие успехи в стрельбе? Еще в школе, наверное, стрелковым спортом вплотную занимался? - Кирилл лениво перевернулся на бок, так чтобы сигаретный пепел не сыпался на лицо. В голосе звучала заинтересованность. Вадим усмехнулся:
- Ничего подобного. В детстве я был обыкновенным ребенком и про такой мудреный спорт, у нас в поселке никто слыхом не слыхивал. В Доме Пионеров была секция бокса и легкой атлетики. Кто из ребят покрепче, под руководством бывшего моряка Александра Ивановича, драли друг – другу носы в спортзале школы, за ветхими канатами. Те, кто послабее – утюжили гаревые дорожки на единственном стадионе. Я был в числе тех, кто «покрепче». – Кирилл неподдельно заинтересовался:
- Ну и как успехи? До какого разряда достукался? – Вадим скривил губы:
- Ты это о чем? Дядя Саня, как мы между собой тренера величали, в боксе разбирался чуть лучше, чем в классическом балете. А балет он даже по телевизору не видел, то – есть совсем в нем не разбирался! Перед тренировкой он выпивал из горла бутылку дешевого вина, которую ему мы покупали вскладчину, довольно крякал и задавал традиционный вопрос: - И почем сегодня этот нектар? – Мы ему дружно отвечали: - По рубль двадцать шесть! – Он вытирал запачканные усы и подводил итог: - Бл..ь, а пьется, как за два двенадцать! – После чего выдавал нам, «боксерам», две пары разбитых вдрызг перчаток и садился на высокий табурет за рингом, назначая участников для очередного спарринга. Все! На этом его тренерские обязанности заканчивались. В соревнованиях мы участие не принимали, разрядов нам не присваивали, но в уличной драке - нам равных не было! И заслуга в том, как мы все считали, была лично дяди Сани.
Летом, когда я перешел в девятый класс, занятия боксом прекратились. Наш тренер и наставник утонул в поселковом пруду. Месяца два боксерская братия горевала, и я вместе с ней, но потом пришел новый учебный год, который я начал в соседнем городке, где была средняя школа. В нашем поселке была только восьмилетка. К тому времени, в моду входили какие – то неизвестные для нас восточные единоборства. В пацанском языке, благодаря открывшимся видеосалонам, стали звучать до жути сладкие слова типа: «Брюс Ли, карате, дзюдо, татами, кимоно». В сырых подвалах, стелили старые одеяла, и в них, до поздней ночи, кипела тайная жизнь. – Кирилл, вклинился в монолог, стараясь еще больше раззадорить Вадима:
- Отлично помню то время! Я, например кимоно заимел, перелицевав рабочую робу отца и выкрасив её марганцовкой в буро – коричневый цвет, а на спину нашил три иероглифа. Что они означали – до сих пор для меня тайна! А кто вас тренировал, кто был сенсеем?
- Да, какой к черту сенсей? Каждый был сам себе сенсеем! Все премудрости мордобоя черпались из ВМ-12, который в черно – белом изображении учил нас прыгать, крушить соперников ногами и руками, кричать «ИЙЯ» для устрашения. Последнее – получалось лучше всего.
Травм, при таких занятиях, было великое множество. Внимание обращали лишь на переломы и вывихи. Растяжения считались легким насморком! Больше всего страдал отросток из плеч, который зовется головой. Получил пяткой в лоб, отлежался минут двадцать - и снова в бой! После таких спаррингов лестница из подвала была заблевана, как в самой убогой рюмочной. Сам знаешь: при сотрясении мозга – тошнота любую головную боль затмевает!
Но надо честно признаться: меня от всяких таких «приятностей» - бог миловал. Очень мне помогал багаж, накопленный на ринге у дяди Сани. Если когда и прилетало мне, то удар я умел держать. А чаще всего, я успевал опередить противника, не дожидаясь пока он к моей башке пяткой прицелится.
После десятого класса поступил в железнодорожный техникум. Когда – то в детстве, сосед дядя Паша взял меня к себе на работу, а работал он машинистом на маневровом тепловозе. С тех пор и поселилась у меня в голове мечта, выучиться на машиниста. Уж очень мне понравилось с высоты смотреть на рельсы, которые убегают куда – то за горизонт. Поступил легко, конкурс был совсем небольшой. А вот в техникуме и проявились мои способности к пулевой стрельбе.
Учился я на последнем курсе. В общаге со мной жил однокурсник Володька Чернов, который увлекался «пустым» делом: так мы про себя именовали его походы в тир, расположенный у черта на куличках, то есть за пределами нашего городка. Чтобы до него добраться, требовалось не менее часа шлепать ножками: рейсовых автобусов в нашем городке отродясь не было! Представь себе удовольствие: час туда, час назад и все для того, чтобы сжечь пару десятков малокалиберных патронов! Именно поэтому мы подсмеивались над ним. Но Вовка плевать хотел на наши насмешки. Являясь членом команды техникума по пулевой стрельбе, он имел немало льгот в учебе. А если учесть выезды на соревнования, где давали бесплатные талоны на усиленное питание, то на голову скорбными выглядели мы, а не он!
Так вот: однажды, на районные соревнования, которые проходили в нашем тире, он пригласил своих товарищей, в число которых входил и я. Было воскресенье, был май месяц, делать было нечего – и мы согласились. Соревнования были посвящены 47-ой годовщине Великой Победы и курировали их Райвоенкомат и ДОСААФ. Они же устанавливали правила проведения состязаний. Вовка, по дороге в тир, нам их подробно разъяснил: стрельба ведется из малокалиберной винтовки. Расстояние до мишени – тридцать метров. Каждому стрелку выдаются двенадцать патронов: три пристрелочных и девять зачетных. Стрелять будут с трех положений: лежа, с колена и стоя. На все про все – пять минут. Лучший стрелок получает главный приз – спортивный велосипед.
Победить, по словам самого Вовки, шансов у него не было. За стрельбу, с положения лежа, он особо не волновался, а вот с колена и стоя – он стрелял всего один раз и, с почти, нулевым результатом. Одним словом, получить велосипед в свое пользование, ему никак не грозит! И, как оказалось, он был прав на сто процентов, хотя это не касалось его меткости: при подходе к тиру, его в правую бровь укусила ранняя весенняя пчела. Через минуту правый глаз у него заплыл настолько, что перестал пропускать даже лучик света. У Вовки началась форменная истерика: так подставить под удар команду техникума – было выше его сил. Показываться на глаза тренеру, он наотрез и категорически отказался. Истерика набирала обороты. Он уже не стонал от отчаяния, он – рыдал, как младенец. И тогда на помощь пришел – я! Стараясь хоть как – то успокоить безутешного товарища, принял на себя слишком большую ответственность. В порыве благородства, я обронил фразу, которая изменила дальнейшую мою судьбу. А сказал я следующее:
- Вовка, да успокойся ты. Со всяким такое может случиться: пчелкам мозги по штату не положены. А за команду и соревнования не бзди, поскольку вместо тебя стрелять буду – я. Никто «не заметит потери бойца»! - Володька от нежданного предложения ошалел и даже перестал выть. Его, теперь волновал только один вопрос: стрелял ли я когда ни будь из мелкашки? Отвечать на его глупый вопрос я не стал: цыкнул слюной через левое плечо и прищурил правый глаз, что, по моему мнению, должно было означать мое постоянное общение и даже сон в обнимку с малокалиберной винтовкой. То, что я в своей жизни стрелял всего один раз, и только из «тулки» соседа дяди Паши в канун Нового Года – я решил умолчать.
Весть о глупой пчеле, которая лишила Вовку возможности принять участие в турнире Робин Гудов, подействовала на нашего физрука как красная тряпка на быка. Монолог его длился минут пять и самой ласковой была фраза: - Она что, сука, в левый глаз его не могла заебе….ть? Зато весть о том, что Вовке уже нашлась замена, его немного успокоила. Дурацких вопросов, типа: умею ли я стрелять из мелкашки? – он задавать не стал, но я посчитал нужным сказать правду. Услышав мое признание об участии в Новогоднем салюте из соседской «тулки», сморкнулся двумя пальцами и выдал загадочную, для моего понятия, мысль:
- Да мне пох.. твои результаты. Попадешь – хорошо, не попадешь – ну и, слава богу. Главное, что баранки не будет! За промахи с меня никто не спросит, а вот за баранку – мгновенно раком поставят и вдуют по самое не могу! С Чернова, ели честно, стрелок был, как из говна пуля! Его менять все равно было не кем: в тире, наших из техникума – хоть шаром покати! - Как связаны бублики и стрельба, я спрашивать у него постеснялся. Ну, а теперь о самих соревнованиях:
- На огневой рубеж выходили по трое. Стреляешь лежа, поднимаешься на колено, затем стоишь во весь рост. Как заряжать винтовку, как стоять на рубеже, как готовиться к стрельбе и какие доклады должны поступать от меня руководителю стрельб – я подсмотрел у смен, которые стреляли передо мной.
Сама стрельба мне понравилась: звук выстрела по ушам не бил, приклад в плечо не лягался. Со зрением у меня проблем никогда не было, мишени меняли перед каждой новой сменой и куда попала первая пулька при стрельбе лежа, я видел отлично. А попала она ровно в середину центрального круга! Радость от меткого выстрела, была сродни той, что я испытал, когда впервые, самостоятельно стронул с места электровоз. Правда, она быстро угасла: второй и третий выстрелы дырок вовсе на мишени не оставили. Толи патроны были бракованные или старые и пули до цели не долетали, толи я сам, от радости, стрельнул в чужую мишень. А их на щитах было аж девять штук: по три на каждого спортсмена. С каждого положения стреляешь в новую мишень!
Казалось бы, что с колена, а тем более стоя, попасть в цель намного труднее: локти не имеют оперы, ствол винтовки ходит ходуном, руки дрожат под её весом. Следовательно, точность выстрела зависит от того, успеешь ли ты плавно спустить курок в момент, когда мушка смотрит в центр мишени. И ты знаешь, у меня это получилось, хотя я и сейчас не смогу объяснить механизм моих действий. И руки дрожат, и мушка не стоит на месте, а мозг сам по себе прокладывает такую траекторию, по которой должна лететь пуля, чтобы точно оказаться в центральном круге мишени. Мозг, как мне кажется, без моего участия учел начинающийся дождь и боковой ветер, гуляющий по выемке стрельбища, и с учетом этого посылал команды на палец, лежащий на спусковом крючке. Выходило, что моя задача – это направить винтовку в сторону мишени, а когда щелкнет в башке, то плавно потянуть спусковой крючок. Что я добросовестно и делал!
Глава 14.
Результаты стрельбы, которые я очень отчетливо видел, поразили и обрадовали меня до глубины души. Еще бы; две десятки и одна девятка в положении с колена и три десятки – стоя, плюс десятка в лежке. Шестьдесят девять очков из девяноста возможных! Результат не самый хреновый, если учесть то, что я стрелял первый раз в жизни!
Последовала команда: - К мишеням! – и наша смена его четко выполнила. Каждый из стрелков, как это и положено, остановился в трех метрах напротив своих мишеней. Я почувствовал, как загорелось мое лицо от восторга, когда я убедился, что зрение меня не подвело. Что увиденные мной результаты с огневого рубежа, точно совпадают с теми, которые я вижу, стоя в трех метров от грудных мишеней. Наверное, румянец слегка поблек, когда я оглядел свой первый, бумажный лист, где его девственность нарушала одна жирная дыра. То, что она была точно в центре самого малого круга, особо душу не грело. Куда я умудрился отправить две оставшиеся пули – для меня было загадкой.
К моему щиту подошли двое: майор из военкомата в выбеленной солнцем, но чистой и отглаженной «афганке», на которой широкая орденская колодка смотрелась очень внушительно. Вместе с ним наш физрук. В руках обоих - обычные тетрадки в клетку, в которых они фиксировали результаты наших «боевых» потуг. Оба сгрудились перед моим щитом и молча уставились на мои, подпорченные мишени. Физрук, словно его тоже ужалила пчела, резко обернулся ко мне:
- Э..э..э, как тебя там… Ярилов, вроде? Ты это че? Лежа, ты в какую цель стрелял? В какую мишень метил? – Я ему кивнул на левую, первую по порядку грудную фигуру: - Физрук, вначале подмигнул мне правым глазом, а затем обильно брызнул слюной:
- Так почему в ней всего одна пробоина? Куда ты дел еще два патрона? Экономить на соревнованиях вздумал? Тебе, что велосипед не нужен? Только о себе думаешь? А на районный кубок, который должен завоевать техникум, наплевать? – Его перебил, оторвавшийся от изучения мишеней военкоматский майор в «афганке»:
- Михалыч, не гони пургу поперед батьки, впереди паровоза! Лучше поглянь на сюда, куда мой зоркий взгляд надыбал! – Майор ковырялся шариковой ручкой в рваной пробоине левой мишени: - Мнится мне и зело кажется, а потому я архи уверен: тут не одна пулька в саму, что ни на есть десятку клюнула. Все три здесь себе гнездо свили! Твой «ястребиный глаз», назло врагам, их одна в одну засандалил! За четырнадцать рокив государевой службы – впервые такое вижу! – Этот майор слишком вольно обращался с «великим русским», смешивая его с украинским и расставляя слова в предложении самым причудливым образом. Потом он начал форменный допрос физрука, на предмет того, сколько он меня тренирует, и какие результаты я показывал до этих соревнований.
Жалко мне стало Михалыча. Его попытки надуть щеки и предстать перед офицером военкомата крутым наставником и учителем железнодорожных ковбоев – выглядели кислыми, и поверить в них мог только тот, кто в спортивных секциях никогда не занимался. Я сделал полушаг к майору и честно признался:
- Товарищ майор! Вовку укусила пчела, поскольку она мозгов не имеет. Глаз у него заплыл и над техникумом навис бублик. Как студент – железнодорожник, я ей того простить был не в состоянии. Стреляя впервые, я мстил за Вовку и не хотел, чтобы баранку вставили нам в задницу.
Некоторое время, майор вращал глазами и разевал рот, изображая крупного сазана, которого только – что вытащили сетью на берег. Потом махнул крест на обложке тетради, сунул ручку за ухо и сквозь зубы процедил:
- Ты это, соколиный глаз, совсем не то мыслишь! Про чудеса – чудесные, в сопливом детстве мне моя бабка баила. Про че – я забыл и уже не помню. Но с тех пор усвоил, что странности случаются не там где ночь, а когда они народу нужны. Считай, что народ – это я! Когда этот детсад разбежится, ты задержись: мы с тобой кое о чем пошепчемся. До железнодорожного переезда я тебя подброшу, а до своей базы ты доберешься на новом велосипеде.
И точно: велосипед мне вручили! К нему полагалась и красная лента, которая гласила, что я теперь не простой студент железнодорожного техникума, а еще и Чемпион района по пулевой стрельбе 1992 года. Народ стал разъезжаться на поданных к самому стрельбищу автобусах. Толпа участников и болельщиков быстро растаяла, и в котловине тира остались только мы трое: майор, я и физрук. Чуть в стороне двое работников ДОСААФа, грузили в лафет трактора «Белорус» атрибуты, обязательные для таких соревнований. Два стола, несколько скамеек для почетных гостей, плакаты, транспаранты и трехступенчатый помост для чествования победителей. Мой велосипед с почетной лентой, накинутой на руль, одиноко притулился к брустверу стрельбища. Майор дымил вонючей «Примой». Физрук, с винтовкой на плече, которой по очереди недавно пользовались все участники стрелковой команды техникума, прятал за пазуху свернутые мишени, по которым мы стреляли. То, что после всплеска эйфории всегда наступает упадок настроения, видно было по мне. Дождь почти прекратился, зато в выемке стрельбища усилился ветер, и понять с какой стороны он дует – было невозможно. Только что он нес мокроту слева, а через мгновение мельчайшая водяная взвесь летит прямо в лицо. Майор повернулся в мою сторону и дохнул сигаретным перегаром:
- Бери у Михалыча винтовку и патроны. Предлагаю закрепить твои успехи, но не с тридцати, а с пятидесяти метров. Или ты в плохую погоду не стреляешь? – Вадим зло сплюнул и потянулся за сигаретой:
- Ты знаешь Кирилл, не знаю почему, но у меня, от непонятной обиды аж заныли зубы и в носу зачесалось. Зачем язвить и зубоскалить, когда ты человека в жизни первый раз видишь? Уверенность, что у меня все получится – мурашками пробежала по телу.
- Стрелять как мне надо? Лежа, стоя, сидя, с колена? Или может в прыжке через себя?
- Не хипишуй, сокол ясный, птица поднебесная! Дуть на меня губы и скрипеть зубами молочными – дело пустое и неблагодарное. Демонстрацию характера оставь на потом. Моя главная цель – понять врешь ли ты, как сивый мерин утверждая, что впервые целки на мишени рвешь. Али вы, вместе с физруком оперетту «Летучая мышь» поэта Баха, Иогана Себостьяновича, для меня, убогого, поете. У меня и в мыслях нет желания тебя оскорбить или обидеть. Просто результат этой стрельбы – важен лично для меня! Поэтому делай правильный вывод: приказать я тебе не могу, да и права такого не имею. Я могу лишь попросить тебя об одолжении. А ты волен отказаться и стать в первую позицию, но не балетную, а в армейскую. То есть показать мне свой худой зад. Вот только перед этим задай себе вопрос: - Оно мне это надо? - Вадим сплюнул второй раз:
- Я постарался взять себя в руки и подавить в себе эту детскую обиду. Злость гасить, я не решился. Тем более что физрук, сняв винтовку со своего плеча, уже шелушил в ладонь патроны из картонной пачки. Выходило, что он союзник майора и с предложением еще раз пострелять, он полностью солидарен. Винтовка перекочевала на мое плечо; патроны из его ладони – в мою ладонь.
Дистанцию в пятьдесят метров, майор отмерил самым простым способом: добавил к тридцатиметровому рубежу, с которого мы все стреляли, еще двадцать два своих широких шага и каблуком отчертил на мокрой земле черту:
- Это будет ровно пятьдесят, ну плюс – минус, сантиметров двадцать. Сойдет и так: мы не на Олимпийских Играх, здесь метром меньше, метром больше – никакой разницы! Ты, хоть и молодой, но понимать уже должен. Когда мадама ноги тебе раздвинула, то ты свое грязное дело все равно исполнишь, если ты не хряк кастрированный. И не важно, каким прибором тебя природа и родители наградили: десять сантиметров в твоем распоряжении или все двадцать пять. Тут уже твоя длина и её глубина – роли не играют: в дело вступает твое мастерство. Дециметр, до женского органа охочий и головастый, может так заставит её орать и ногами дрыгать, что и обладатель ишачиного, полуметрового отростка, тебе завидовать будет! Это называется - врожденный талант, против него никто и ничто не устоит! Ну, ты понимаешь, о чем я хотел сказать! – Он меня не спрашивал: просто вразумлял и утверждал. Я тогда мало что понял в его «философской» речи, но уточнять постеснялся.
Постелить на мокрую землю было нечего. Но я на это внимания не обратил: согласие стрелять из трех положений я дал? Дал! Значит удобства и комфорт побоку. Не имея гербовой бумаги – будем писать на простой.
Майор – «афганец» надыбал у физрука три чистые мишени и пошел развешивать их на бревна. Михалыч достал из сумки внушительную, плоскую флягу из нержавейки. Не стесняясь меня, своего студента, сделал пару – тройку глотков и отправил её назад:
- Тебе не предлагаю. Молод еще: тебе, что солнце, что дождь с ветром – по барабану, а меня до костей пробирает. Только ты это зря думаешь: одно дело стрелять при красном солнышке и совсем другое – при нынешней ветровой круговерти. Если бы тебе пару глотков из моей фляжки пошли на пользу, я бы тебе предложил, а так – свободен! Вот майору нашему, с лицом строгим и «обветренным, как скалы» предложу без всяких колебаний. Вот ему мой нектар пойдет впрок!
Майор не отказался. Правда, в отличии от Михалыча, его кадык скакнул по шее не три раза, а значительно больше. Засунув в рот очередную «Приму» и отрыгнув «нектар» Михалыча вместе со смрадным дымом, предложил мне перейти от слов к делу:
- Дерзай «соколиный глаз». Перед тобой три мишени, а в запасе у тебя девять пулек и пять минут времени, которые отделяют тебя или от сладкого триумфа, или от горького поражения. И предупреждаю тебя: горькое поражение – подразумевает конфискацию призового велика! – Мне показалось, что вместе с отрыжкой майор еще и плюнул, и плевок угодил мне прямо в лицо:
- Три!
- Не понял: что – три?
- Не пять, а три минуты!
- Ну – ну! Не гоношись! Ты же не кролик? Делай свое дело верно и с расстановкой. Чтобы не случилось так, как случилось с моим знакомым: он уже кончил и получил удовольствие, а мадама, вместо положенного Ох и Ах, шепнула ему на ухо одно единственное слово: - Мимо!
Глава 15.
Ложиться на холодную, мокрую землю – удовольствие ниже среднего. Стоя во весь рост на огневом рубеже, я оглядел мишени и понял, что даже при моем зрении – результатов своей стрельбы я отсюда не рассмотрю. Ветер крутил водяную пыльцу так, что грудные мишени теряли свою четкость и выглядели какими – то размытыми. Настроение мое, до этого злобно – победное, резко перешло в уныло – пораженческое. Но продлилось оно не более нескольких секунд. Патроны, зажатые в потном кулаке, живо вернули мне - её величество злость. Толкнул первый в патронник и обернулся к «судьям»: фляга была в работе:
- Я – готов! Товарищ майор, засекайте время!
Стоя перед мишенями, я ничего, кроме полного опустошения не испытывал. «Судьи» чуть ли не носами терлись об бревна, исследуя результаты моей стрельбы, но мне это было уже не интересно: я свою задачу выполнил, я – победил! Михалыч сунул мне в руку шариковую ручку:
- Ярилов! Поставь дату и личную подпись на каждой листе. Мы тоже распишемся! Такое событие нужно зафиксировать для истории! Старая мелкашка, пятьдесят метров до мишени, хмарь, дождь, ветер – и восемьдесят девять очков из девяноста возможных! Результат более чем достойный для чемпиона мира! – Майор смахнул водяную слизь с лица:
- Бери выше Михалыч. На любой Олимпиаде такая стрельба на золотую медаль тянет! Не меньше! В Афгане - это я для тебя сокол зоркий рассказываю, я тогда ванькой взводным в ДШБ (десантный штурмовой батальон) под Джелалабадом парился. По осени к нам молодняк поступил. А в их числе, трах – перетрах – уж не помню, толи золотой, толи серебряный чемпион Ленинграда по биатлону. Ясный пень: его ко мне снайпером назначили. Побеседовал и выяснил, что у него столько медалей, что если по одной всем раздать – на всю роту хватит. И шведы, и финны, и немцы и норвеги давали, а вот душманской у него нет! За ней н и приехал.
Через месяц – боевой выход: наша разведка унюхала кишлак, где местные «фермеры» подрядились на своих осликах таскать в Пакистан тюки с урожаем мака. А чтобы не гонять ослов впустую, на обратном пути грузили их всем, что стреляет и взрывается. Обычный «крестьянский», житейский бизнес, но нам он совсем не нравился.
К кишлаку мы вышли, аккурат перед рассветом. Разведка донесла, что единственную тропу, которая выводила к нему, стережет всего один горный архар, но лежку он себе соорудил в таком месте, что подобраться к нему, или обойти его не было никакой возможности. Выход один: валить его надо издали. Вывели чемпиона на позицию. Архар, как на ладони: до него метров триста, но ближе не подойти. Небо чистое, солнышко всходит, ветер по ущелью ровный, без порывов, от гор в сторону кишлака.
Чемпиона я инструктировал лично: валить дозорного надо с одного выстрела. При промахе, он поднимет кишлак, дехкане займут, заранее подготовленные, позиции и тогда нашей операции жопа: элемент внезапности утерян, народу у них достаточно, и стрелять они умеют.
Готовился к выстрелу чемпион минут пять: упор под СВД подсыпал, оптику замшей протирал, дыхание свое успокаивал. Бахнул – и мимо! В ответ – длинная очередь в небо и красная сигнальная ракета. Еще дважды он по дозорному пукал, но это уже ничего не меняло: кишлак уже пробудился. Ну, а нам ничего не оставалось, как идти на штурм.
Кишлак мы, пусть и с трудом, но взяли. Караванщиков наказали, дурь сожгли, арсенал изъяли. Но победа нам дорого досталась: Пять « двухсотых» и одиннадцать «трехсотых». После боя я задержался в кишлаке возле костра, где догорали упаковки с героином, а рота, ожидая прибытия вертолетов, разместилась под деревьями возле пересохшего арыка.
Дождавшись когда от последней упаковки останется угольный брикет, я поплелся к своим. Голова трещала от боли: толи нанюхался дыма от костра, толи чувство вины за погибших пацанов разъедала мозг. Подойдя ближе, я ох..л: чемпион сидел отдельно от всех и уминал галеты из сухпая. Рядом вещмешок и транзисторный приемник, из которого, еле - еле слышно, вытекает заунывная, восточная музыка. Не знаю что: толи безмятежное выражение лица чемпиона, толи его хрумканье галетами, толи включенный транзистор, толи все вместе так на меня подействовали, но у меня снесло башку. Схватив за грудки, поставил его на ноги. Как я матерился – сейчас не помню, но его ответ запомнил дословно:
- Остынь командир! Моей вины в промахе нет! Это тебя плохо в училищах учили, иначе ты бы мне такую задачу не поставил. Любой, мало – мальски образованный командир знает, что при таком ветре, на такую дальность стрелять нельзя. Ветер, на траекторию полета пули влияет, чтоб ты знал. При таком ветре соревнования по биатлону, даже если стрелки уже на дистанцию вышли – отменяют. Когда я еще готовился к выстрелу, то был уверен: шансов свалить дозорного у меня всего лишь процентов двадцать. Так оно и вышло! – И снова потянулся к пачке с галетами.
Как у меня в руках оказалась его СВД, которая лежала в двух шагах от чемпиона – не помню. Патрон в патронник дослать и развернуть ствол в его сторону я успел, а вот влепить в него пулю, помешал подбежавший к нам командир роты. Успел он подбить меня под локоть и пуля ушла в небо.
Долго, ох и долго, после этого случая меня мурыжили особисты и всякое начальство. Как же: чуть не учинил самосуд над своим подчиненным! На год звание капитана задержали, и на роту поставили только когда вернулся домой, за Речку. А чемпиона, по возвращению, в другую бригаду перевели. Через месяц он угодил в плен к душманам и судьба его неизвестна поныне. Есть бог на свете и таких вещей он не прощает!
К чему я это тебе рассказываю? Кстати, тебя как зовут соколик? Срочную, ты еще не служил? – Я представился, как мне казалось, это делают в армии:
- Студент последнего курса техникума – Ярилов Вадим. Учеба кончается, и повестку мне принесут осенью.
- Вот и я о том! А толкнула меня на воспоминания, одна херня, свидетелем которой я сегодня стал. Мелочь, а мне многое объяснила. Когда ты шел на огневой рубеж стрелять – у тебя были совсем другие глаза. Совсем другой взгляд! У того «чемпиона», он был совсем иной. В нем, как бы это сказать…..не было веры и не было правды, ради которой в клочья рвут свою душу, ради которой совершают подвиги.
Честно скажу: я специально тебя провоцировал, специально тебе под хвост колючку подсовывал. Я, богом даденный тебе талант, своими глазами рассмотреть хотел! Уже после первой твоей стрельбы, я у тебя его заподозрил. В армии я пятнадцатый год и по профессии, не какой ни будь технарь – ракетчик. Пехота я! Червь земляной, окопный! А значит, обучен стрелять из всего, что стреляет. В жизни много, что повидал, и стрелков, в том числе.
Хочу притчу древнюю, грузинскую, тебе, Вадим Ярилов, рассказать. Мне её один абхаз знакомый, когда я отдыхал в санатории в солнечном Сухуми, поведал. Выслушаешь её, и поймешь тогда, к чему я клоню.
Старики в Грузии говорят: когда в семье рождается мальчик, в первую же ночь к нему является сам Господь Бог вместе с Ангелом Хранителем, которого он к новорожденному назначил. Обходит Господь колыбель, в которой спит младенец и внимательно к нему присматривается. Затем прикладывает длань, к какой ни будь части тела малыша и от этого будет зависеть его судьба.
Если коснется он его головы – быть ему великим шахматистом, или писателем. Или великим математиком, который в уме заумные уравнения решает.
Если коснется его пальцев – быть ему великим пианистом, или карточным шулером. Певцом, известным всему миру, он станет, если Господь его горлу внимания уделит. Танцором или спортсменом – если ноги его прикосновения удосужатся. А уж если воином он новорожденного сделать захочет – то долго над его душой длань простирать придется!
Именно так таланты и знаменитости рождаются. Ангел же Хранитель здесь для того присутствует, чтобы малец по жизни не ленился и смог трудом превратить, даденный Создателем талант – в человеческую гениальность! Вот такая притча! К чему я тебе её рассказал? А к тому, что мнится мне долгая задержка Творца нашего, возле твоей колыбельки.
Я, конечно, не провидец, но после тяжелой контузии, как мне кажется, людей видеть насквозь научился. Я тебе, сокол зоркий, после первой стрельбы в глаза заглянуть хотел, да ты их от меня прятал. А вот когда мы одни остались – мне это удалось, и ты мне чуток открылся. Много я о тебе не выведал, но в том, что Творец тебя всего ощупал и душу твою долго в руках держал – в том у меня сомнений нет. Воин ты! В том твое призвание и предназначение!
Много чего он тебе своими прикосновениями подарил, а превращать данные таланты в гениальность – твоя и твоего Ангела Хранителя задача. Учиться тебе - много и упорно предстоит! Главное – не теряйте время понапрасну. Такой пример приведу: лежит до поры, до времени в земле камень алмаз и ждет, когда его на свет белый извлекут. Извлекли! Подставил он бока под умелые руки, проявил он великое терпение, пока его кололи, точили, шлифовали, чтоб засверкал он всеми своими гранями, чтоб он превратился из твердой стекляшки в драгоценный бриллиант!
Так и с тобой происходит, сокол зоркий: созрел ты для огранки. Пришло твое время, вскорости, засверкать гранями. Превратиться из меткого стрелка в талантливого снайпера, затем и в ВОИНА с большой буквы!
Ты знаешь, Кирилл! От слов того афганского майора, у меня мурашки по всему телу побежали. Даже немного жутко стало: вечер, сумерки, дождь, ветер в ложбине стрельбища свистит и майор, на манер волхва древнего, притчу и предсказания про меня рассказывает. Вроде, даже не рассказывает – вещает!
А слог какой? Такому слогу – любой писатель позавидует! Совсем недавно, он слова в предложениях расставлял в произвольном порядке, падежи и предлоги путал, а тут речь слагает не хуже Эдварда Радзинского, того что в телевизоре. От такого фортеля, не то, что мурашки на теле заведутся: вмиг, поневоле, гусиной кожей обрастешь! – Кирилл громко рассмеялся:
- Бывает! Вот ты мне жаловался на свое косноязычие, а начал рассказывать – мне так было интересно слушать тебя, что три мухи в рот успели залететь. Радзинский с тобой – рядом не стоял! – Вадим несколько секунд смотрел на улыбающегося Кирилла, а затем хлопнул себя по голому животу. Было полное впечатление, что он нашел ответ, на какой – то вопрос, который долго его мучил и не давал покоя. Пошарил рукой по одеялу, пальцы нащупали пустую коробку от сока и запустил её в смеющегося товарища.
Глава 16.
Реакция у Кирилла была то, что надо. Легко, не напрягаясь, он отбил пустую упаковку в сторону. Вадим повторно пошарил по одеялу, но ничего такого, чем бы можно было запустить, в ухмыляющегося соседа, не нашел:
- Сука ты Левочкин, а не контрразведчик! Использовал против меня, такого наивного, непорочного и чистого младшего лейтенанта, хитрые разговорные методики, которым тебя учили в закрытых школах. Ты, подлый, незаметно для меня, завладел моей волей, влез своими грязными берцами в мое незамутненное сознание и превратил меня в Цицерона на исповеди! Стыдно должно быть тебе, за твое коварство! Если не бог, то начальник штаба Серебрянский – накажет тебя за твои инквизиторские штучки. – Кирилл перестал улыбаться, сложил ладони перед грудью и принял вид смиренного монаха:
- Вполне возможно! И я готов принять любое наказание! Но прежде – я требую, чтобы ты закончил свою исповедь. Взойти на костер святой, штабной инквизиции, не дослушав до конца твою дивную историю – я не готов! - Вадим продолжал скалить зубы:
- Ради костра, который с нетерпением тебя дожидается, я готов утолить любопытство смертника. Тем более что моя история уже подходит к концу. Страсть, как желаю посмотреть на твои мучения, когда тебя будут варить в котле с оливковым маслом! Слушай:
- От предложения майора, подвезти меня до железнодорожного переезда – я отказался по причине обладания собственным транспортом: да и как уместить мой приз в УАЗ 469? А если быть честным перед самим собой, то надо признаться, что мне не терпелось опробовать наградное, спортивное чудо. Майор это понимал, и настаивать не стал. Прощаясь, он задержал рукопожатие и на полном серьезе предложил, как приказал:
- Завтра, в понедельник, я буду занят: еду в областной военкомат. А вот во вторник, жду тебя в десять часов. И без опозданий! У дежурного спросишь майора Епифанцева. Он тебе покажет, где мой кабинет. Заранее предупреждаю: настраивай себя, соколиный глаз, к крутому и скорому изменению своей судьбы. А пока – осваивай двухколесную технику!
Во вторник, без дести десять, я уже был в военкомате. Майор был немногословен: поздоровался и сразу сказал, что через десять минут мы должны быть на приеме у военкома. Лысый полковник, как мне показалось, куда - то спешил. Поручкался со мной, вытер лысину синим платом и заявил, кивнув на майора:
- После доклада Владимира Сергеевича, тобой заинтересовались очень серьезные люди. Настолько серьезные, что я не вправе называть контору, которую они представляют. Твое личное дело они забрали к себе.
В нашу доблестную армию, тебе идти очень скоро. В каких войсках тебе служить, мы определяем, но в случае с тобой – решать будут они. Пока, твоего согласия не треба. Недельку, другую потерпишь, пока они тебя обнюхают - потом тебя пригласят для личной беседы. А пока живи прежней жизнью, но о том, что я тебе говорил – никому ни слова. Военная тайна!
Учись и дальше рулить паровозом, но вещмешок с трусами, майками и полотенцами, держи наготове. Возможен такой вариант, что твоя ратная служба начнется, с твоего понятно согласия, немного раньше. Иди, отдыхай! Если все у них сложится – жди вызова. Да, насчет маек и трусов не бери в голову: это я так, шучу. Там где ты будешь служить – все выдадут!
Через полтора месяца, сразу после сдачи выпускных экзаменов в техникуме, я, лысый, уже примерял х\б - шку в специальной школе ГРУ. Вот и вся моя история!
На обед решили не ходить. Того, что они взяли с собой на пикник, с лихвой позволяло обойтись и без ужина. Но, если честно сказать, принимать солнечные ванны, порядком надоело. Кожа, особенно на животе и плечах, еще не пузырилась, но цвет имела маковый. А им это надо? Кефира, как и сметаны, в их холодильнике не было! А вдруг, как поется в песне: «если завтра война, если завтра в поход»? Бронежилет и разгрузка, между прочим, на плечи ложится! Да, и всякие там винтовки – автоматы, не к штанам крепятся! Таскать все это на обожженном теле – удовольствие ниже среднего.
Но в тоже время, возвращаться в отсек, не тянуло ни капельки. Приемлемый выход нашелся: перетащили одеяла за другой угол модуля, где солнца уже не было. Только разлеглись в тенечке, как Кирилл, нарочито равнодушным голосом, продолжил разговор:
- Вадим! Если это не военная тайна, и воспоминания в дрожь не бросают – поведай мне подробности вашего крайнего выхода. В общих чертах я в курсе: в отделе разговор слышал. Но, сам понимаешь, одно дело обсуждение сухого отчета об огневом контакте, и совсем другое, подробности от непосредственного участника боя. Или тебе твоя природная скромность мешает рассказать любопытному товарищу, как ты, в одиночку, почти полсотни бородатых арабов из бригады самого Хаттаба приземлил? – Вадим улыбнулся: ехидный подходец особиста вызвать его на разговор, он раскусил сразу, но отказать в его просьбе, причин у него не было:
- Точно, как том анекдоте: - А, правда, что Ашот в спортлото десять тысяч выиграл?
- Конечно, правда! Только не в спортлото, а в карты. И не десять тысяч, а сто рублей. И не выиграл он – а проиграл! Так и у нас: откуда взялась цифра пятьдесят? В том отряде, всего насчитывалось тридцать два штыка. То, что все они арабы – это правда! То, что все они воевали ранее в составе бригады 055, лично подчиненной Бен Ладену (другое название 55 – я, Исламская Международная Миротворческая бригада) – тоже верно! Но это говорит только о степени их боевой подготовки и больше не о чем. В настоящий момент, они были подчинены лично Басаеву.
После неудачного похода на Дагестан, в августе 1999 года, арабское воинство начали преследовать провалы и неудачи. Аллах от них отвернулся. Уделом их стали мелкие диверсии, редкие нападения на блокпосты и небольшие колоны федералов. Но уже было понятно: против них воюет совсем другая армия, совсем другие люди. Вначале канули в лета легкие победы, а затем и их не стало. Потери среди арабских наемников росли не по дням, а по часам. Остатки, ранее знаменитой Исламской бригады 055, потеряли активность и больше отсиживались в горных лагерях и на равнину нос не совали.
Небольшой отряд, по неизвестным нам причинам, откололся от бригады и отправился в свободное плавание по горам Ачхой – Мартановского района Ичкерии. Наша разведка его засекла, сопровождала, но вскоре потеряла: отряд исчез из вида и как сквозь землю провалился. На его поиски были отправлены несколько разведгрупп и наша боевая десятка в том числе. Задача перед нами стояла конкретная: обнаружение группы и, по возможности, сопровождение её с целью выяснения цели рейда. Об их уничтожении речь даже не заходила.
По данным нашей разведки, группа насчитывала в своем составе от тридцати пяти до сорока хорошо вооруженных и подготовленных бойцов, и вступать разведгруппе с ней в огневой контакт, было бы верхом безрассудства. Согласись: десять против тридцати пяти – не пляшут!
Выбросили нас из вертолета на территорию Сунженского района Ингушетии, в двух километрах восточнее от селения Чемульга. До райцентра Ачхой – Мартан – километров восемь. Высадка производилось ночью и до утра мы движения не начинали. Гористая местность и очень густой лиственный лес, не позволили нам этого. С рассветом, группа, разбившись на боевые двойки, приступила к поиску. Задача – обнаружение любых следов пребывания в лесу человека.
Связь между двойками поддерживали через КВ радиостанции «Протон» и «Акведук». Целый день, посвященный поискам «иголки в стоге сена», результатов не дал. К вечеру, устали так, что даже сухой паек не лез в горло. Уж очень сложный для поиска был рельеф местности: склоны гор так густо заросли орешником и всякими колючими кустами, что в некоторых местах приходилось работать ножом. За все время, мне с напарником не попалось ни одной поляны, ни одной тропы, даже звериной.
Уже в сумерках наша десятка собралась вместе. Судя по тяжкому дыханию и полному отсутствию разговоров – другим двойкам пришлось нелегче. Мой напарник, с позывным «Поп», глотнул воды из фляги, привалился спиной к стволу корявой ольхи и через минуту уже свистел носом. Я его примеру последовать не успел. Командир десятки, капитан «Макар» не позволил: назначил меня в боевое охранение до часа ночи, чему я был даже рад. Все - таки первая смена в ночном дозоре по праву считается самой легкой.
Ночь прошла спокойно. Утром «Макар» поставил задачу, которая не отличалась от вчерашней, но условия её выполнения несколько разнились. Искать присутствие человека надо было восточнее того места, где искали прежде. Ночью поступили новые данные, основанные на наблюдениях со спутника. Вдаваться в подробности и разъяснения – «Макар» не стал. Да нам это было и ненужно: один взгляд на место будущего поиска, говорил о дополнительных трудностях. Работать надо было в скальном массиве, что выторачивался рваными, каменистыми карнизами из зеленого, лесного моря.
Обговорили место сбора, после «трудового дня» и рейд продолжился. Кирилл, ты был в Швейцарии? Нет? А мне вот сподобилось! Правда Швейцария эта находилась на Кавказе, но то дело не меняет. На этом, небольшом горном массиве было все, что показывают в телевизоре: ели, каким – то чудом растущие на камнях; цветные ковры изо мха; водопад из ручья, падающего с семиметровой высоты, перечеркнутый радугой из семи, четко выраженных цветов и бассейном, с кипящей водой, под ним. Если бы я увидел рядом горнолыжную трассу – я бы не удивился. Но её не было, по причине отсутствия снега.
Кирилл, веришь? От такой красоты я обалдел! Нет! Я – остолбенел! Стоял, смотрел и не мог насмотреться! Это было чудо! Это была сказка! Сюда бы приехать на недельку с женой и пожить в этом раю вдвоем, в палатке! По утрам купаться в бассейне, ходить босиком по упругим мхам, вечером слушать птичий гомон и всю ночь ласкать любимую женщину! Вот оно счастье!
Но, как это в жизни часто бывает, оно оказалось недолгим. Голос Попа в наушнике сбросил райское, туристическое наваждение:
- Ярила! Я от тебя метров тридцать на три часа. Давай срочно ко мне: есть кое – что интересное. Внимательно смотри под ноги! Будь готов к барьерному бегу: кто – то на сюрпризы не скупился. Здесь тропа, но ты её не держись. Иди рядом и выйдешь аккурат ко мне. Старайся ступать нежно: лучше перебздеть, чем недобздеть!
Глава 17.
Это была не тропа. Это была - тропа с большой буквы и десятью восклицательными знаками. Даже поверхностный взгляд говорил о том, что её совсем недавно пользовали не менее двадцати, а может и более – человек. Поп стоял на коленях и сматывал тросик растяжки:
- Третья! Первую я надыбал внизу, рядом с валуном. Вторую – возле тропы, метрах в пятнадцати от этой. Она не под ногу была поставлена, а на кусте кизила и под лучевую антенну радиостанции. Представь: идет группа, все смотрят под ноги в поисках растяжки, а она в метре над головой. В группе радист с развернутой радиостанцией: зацепил антенной тросик и всем - пламенный привет! Видно, что народ не жадный, хорошо обеспеченный: сеют обильно и с умом. По почерку видно: волчары еще те!
Кирилл, веришь? От появления первых, искомых результатов, у меня чуть из груди не выскочило сердце! Следы на тропе свежие, срок им – не более суток. Наших в этом районе быть не могло по определению. Значит это – враг и возможно именно тот, кого мы ищем!
Вдоль позвоночника пробежала холодная волна, окончательно смывая воспоминание о Кавказской Швейцарии: приклад автомата «Вал» привычно уперся в плечо, а глаз приклеился к окуляру оптики. При этом я сместился на пару шагов от тропы и укрылся под густым кустом лесного орешника. Теперь я был занят тем, чем должен был заниматься снайпер: изучая через прицел скалы и заросли - искал самое удобное место, где можно выбрать позицию для засады на тропе, стараясь поставить себя на место вражеского стрелка. Таких мест я нашел два. Одно слева от тропы, второе - справа. Если бы выбирал я, то, наверное, остановил свой выбор на левом. Во первых, с него тропа просматривалась на большую дальность. Во вторых – оно находилось на каменном карнизе, перед которым росла высокая, развесистая береза. Выходило, что карниз, в течение большей части светлого времени, находился в тени этой березы, а значит, солнце почти не мешало прицеливанию. Именно к нему мы с Попом и направились.
Поднявшись на карниз, я понял, что мыслю иначе, чем вражий стрелок. Снайперской лежки и даже её следов, на первый взгляд, заметно не было. Каменистая площадка размером три на три метра, поросшая редкими приземистыми кустиками, была идеальным местом для засады, но врагу она, по какой – то причине, не понравилась. Вопрос: почему? Не понятно! Местность просматривалась великолепно, и подобраться к карнизу незаметно – невозможно. Тогда почему он им не воспользовался? – Мои размышления прервал Поп, про которого я совсем забыл:
- Ярила! Иди, погляди, что я нашел. – Толи опыта у моего напарника было больше, толи в то утро он был глазастее чем я, но ему снова повезло с находкой. Как он смог разглядеть малюсенький кончик пакета от майонеза, торчащий между двумя камнями – для меня и сейчас загадка! Разворошив камни, мы обнаружили еще одну упаковку от такого же, 25% - ной жирности майонеза!
Все! Я правильно угадал действия противника. Судя по упаковке, совсем недавно именно здесь сидел в засаде вражеский снайпер! Майонез, благодаря его калорийности, всегда был нашей желанной пищей! Сам, лежа в засаде, не раз утолял голод таким же образом!
Чтобы утвердиться в своей правоте, мы с Попом, чуть ли не носом вороша камни, обследовали всю площадку и нашли то, что искали. На самом дальнем крае карниза, в глубокой ямке, обнаружили обыкновенный взрослый памперс, густо пропитанный мочой и фекалиями. Вот теперь сомнения отпали окончательно: засада нам не привиделась! Снайпер был здесь!
Отсюда и вывод: мы нашли следы исчезнувшего отряда арабских наемников. Других отрядов такой численности в этом районе замечено не было! Теперь нам предстояла уже другая работа и я, включив маячок, объявил общий сбор всей нашей десятке.
Сказать, что всегда сдержанный капитан Макаров (для нас – Макар) был доволен – значит, ничего не сказать. Одно то, что он дважды пожал мне и Попу руки – говорило о многом! А когда он нюхал памперс, я забоялся, что сейчас он его еще и лизнет! Не лизнул. Заспешил вверх по карнизу для связи с бригадой. Далее – совсем буднично: тропа – есть; следы – есть; двойки свежие, устать еще не успели; время ранее, до ночи далеко, а это значит – поиск! Перед вечером Макар доложил в бригаду:
- База арабского отряда обнаружена. Цели и задачи её рейда – неизвестны. Ведем наблюдение. - Бригада на то дала добро, и мы поняли, что «покой нам только снится». Только, как он может сниться, если спать нам ночью не придется?
Суетная ночь, как ей и положено, прошла в деловой суете. К четырем часам мы уже знали систему охраны их лагеря, который находился в пещере у подножия горного кряжа. Какова глубина пещеры, имеет ли она еще выходы – мы не знали, поэтому сосредоточили внимание на входе. Его стерегли три дозора по два бородача в каждом, грамотно расставленные и надежно замаскированные. Почему они сняли передовой снайперский дозор – было непонятно. Уже перед самым рассветом, Макар позволил, попеременно, часок покемарить каждому. Основные события ожидались днем.
В семь утра Макар поставил боевую задачу: все уходят к пещере. Прикрывать тылы остаюсь я и штатный пулеметчик отряда - «Полпот» (старший прапощик Полуэптов): обычная снайперская двойка. Задача для меня далеко не простая: удержать под контролем тропу в обоих направлениях – а это надо очень постараться. С карниза, который был нами ранее разведан, я способен работать только по участку тропы, которая шла на подъем. Та её часть, которая вела к пещере, или из пещеры – для снайпера была недоступна.
Новую позицию для себя я нашел быстро. Она находилась буквально в пяти метрах от тропы на каменистом холмике, и с неё она просматривалась в оба конца метров на сто пятьдесят. «Полпот» оборудовал себе лежку по другую сторону от лесного тротуара, за корчем, сваленного ясеня. Расстояние между нами не превышало и десяти метров, так – что между нами имелась прямая видимость. Но обзор в сторону пещеры, с его позиции был хуже: метров девяносто. Не сахар, конечно, но лучшего места мы найти не смогли.
Тридцать минут у меня ушло для того, чтобы очистить от кустов и веток оба сектора стрельбы, которые мешали свободному обзору и могли воспрепятствовать полету пули. Полпот занимался тем же. Пока суть да дело, решил обследовать ближние подступы и убедиться, что мы не демаскировали свои позиции, подрезая кусты.
Нашей работой в качестве садовников, остался доволен, но пробираясь по зарослям, обнаружил новую головную боль для нашей засады: русло ручья. Вернее не ручья, а маленького ручейка, который даже курица перейдет и не замочит ноги. Но поражала глубина русла: оно мне напоминала окоп, отрытый в полный профиль. И ширина не уступала ширине ходов сообщения, которые роют между огневыми точками. Стены, хотя и неровные, но прочно укреплены корнями кустов и деревьев, растущих вблизи русла. Дно покрыто спрессованным илом, вперемешку с песком и мелкой галькой, а в нем второе русло, но глубиной уже - не более десяти сантиметров. Именно по нему и струился ручеёк, неся прозрачную воду в сторону горного кряжа, в сторону пещеры. Даже не опускаясь вниз, я отчетливо разглядел рубчатые следы армейских ботинок, отпечатанные по обе стороны от ручейка. Следы выглядели свежими, проступившая в них вода не успела уйти в почву. Здесь ходили не более часа - двух назад.
И, судя по следам, оставившие их люди направлялись с соседнего хребта в район горного кряжа, где мы обнаружили пещеру. Причем время их появление в русле совпадало со временем выдвижения нашей десятки к бандитскому лагерю. А это вызывало определенную тревогу, о чем я немедленно уведомил Макара. Тот к моему сообщению отнесся с присущей ему серьезностью и отдал приказ «Полпоту» оставаться в засаде, а мне - разведать русло ручья вплоть до пещеры.
Глубина, промытого потоками воды русла, которые во время дождей льются с гор в долины, была не менее двух метров, что позволяло идти в полный рост. С начала июля, в горах не выпало ни единой капли дождя, и ранее ревущий поток превратился в жиденький, природный ручеёк, а само русло – в проспект для прогулок. Правда – на любителя: прямые участки в нем не превышали и десяти метров, а потом он, непредсказуемо, менял направление. Мне приходилось двигаться с максимальной осторожностью. За каждым поворотом могли оказаться те, по следу которых я шел, и встретили они бы меня, уж точно не цветами!
Следопытом я был никаким, но кое – какие навыки мне в нашей школе привили. Так, хотя и с трудом, я определил, что передо мной по руслу проследовало не менее пяти человек. А может и более. Шагали они след в след, поэтому подсчитать точное число «гуляющих» по лесу, было очень сложно.
Перед очередным изгибом «проспекта» я замер: где – то впереди застрекотала сорока. По отдаленности её чиканья, было понятно, что всполошил «лесного контролера» не я: увидеть она меня не могла. Значит, впереди чужие люди. Наших здесь быть не могло.
Опустившись на колени, выглянул - до следующего поворота все было чисто. Значит враг за следующим изгибом. На полусогнутых, почти гусиным шагом прокрался до следующего поворота. Выглянул – снова никого! И тут же понял почему: русло заканчивалось! Исчезало! Оно упиралось в отвесную скалу, в основании которой чернел провал величиной с обеденный стол. Ручей перед ним разливался в невеликую лужу, а затем исчезал в его черном зеве. Перед провалом горная вода намыла, или размыла, овальную площадку шириной метров двенадцать и длиной метров восемь. Вся она в отметинах рубчатой армейской обувки.
Первая мысль – чужаки последовали вслед за ручьем вглубь провала. Вторая – что следовать за ними в преисподнюю, мне не хочется категорически! Но осмотревшись вокруг более детально, выдохнул с облегчением: посещение преисподней откладывается. Наемники для себя избрали другой путь, более комфортный и безопасный: покинули русло при помощи каната, который был привязан к дереву, растущему в паре метров от скалы. Вся правая стенка бруствера ручья, была покорежена подошвами армейских ботинок бандитов.
По их примеру выбравшись из русла, шагов через десять я вышел на уже знакомую тропу, которая вела к пещере и на которой мы устроили засаду. В наушнике тут же прорезался голос «Полпота»:
- Я тебя вижу. До тебя полсотни метров. – И снова тишина. Я сразу же убрался под сень густой растительности. Являться «тополем на Плющихе» - в мои планы не входило. Тем же путем, соблюдая осторожность, я вернулся на площадку перед провалом. Теперь, я был уверен: если наемники будут выбирать маршрут возвращения назад, в предгорье, то они обязательно воспользуются руслом пересыхающего ручья. Часть пути они пройдут по нему, и только потом выйдут на тропу, которую стережем мы с «Полпотом». Причем – за нашей спиной!
Глава 18.
Правильность моего умозаключения сомнений не вызывала: перед нами не новички в горной войне – бойцы Исламской Международной Миротворческой бригады самого Басаева, а они легких путей не ищут. Не воспользоваться руслом ручья для скрытого передвижения - удел тупиц и дилетантов, а такие воины в 055 – ой бригаде не числились!
Сложившаяся ныне обстановка требовало принятия нового решения, нового плана организации и проведения засадных мероприятий. Однозначно было ясно: позицию, которую я занял – надо менять и как можно быстрее!
Сильно захотелось пить и я, став на колени, напился из мелкой лужи перед провалом. Вода мне не понравилась: она сильно отдавала илом, но лучшего варианта утолить жажду у меня не было: флягу я оставил на позиции. Зайдя за поворот, сел на влажное дно, прислонился спиной к стенке русла и попытался спрогнозировать ситуацию. Через несколько минут, отбрасывая неприемлемые варианты исхода боя, в случае если они всей толпой двинутся назад, в сторону предгорья, у меня остался только единственный, реальный выход. Еще раз, прокрутив в голове нынешнюю обстановку понял, что другой способ задержать их отход - отсутствует: нам надо перекрывать оба пути. То есть «Полпоту» надо закрыть тропу, а мне – запечатать русло.
Как это и положено, о своем решении я доложил командиру. Капитан внимательно выслушал и мое решение одобрил:
- Давай, Ярила, действуй, хотя это и не по правилам: останешься ты без огневого прикрытия. Но другого выхода нет! Помочь я вам ничем не могу. У нас тут наметилась какая – то непонятка: архары, без видимой причины возбудились, забегали. Дозоры от биноклей не могут оторваться. Снайперскую двойку на косогор выдвинули. Два пулеметных гнезда у самого входа в пещеру выставили. А у меня полная неизвестность: цели их рейда – до сих пор мрак и безнадега. Сколько их тут в пещере засело – мы так и не выяснили. Что находится под землей – мы тоже не знаем. Во всем, пока, сплошная темень. Нужно время для того, чтобы высветить эти вопросы.
Будьте постоянно на связи: мы должны знать, что делается у вас, а вы – у нас. Все! До связи! Работай! Полпота я сам проинструктирую. – По голосу Макара понял, что он взволнован, напряжен и встревожен. Видно его опыт и интуиция подсказывали, что будущие события могут развиваться не совсем так, как он это планировал.
Приказ поступил, и на раздумья времени не было: надо искать для себя новую лежку. Побродив около часа по окрестным «джунглям» я такое место нашел. И не одно – целых три! Два, между которыми было не более десяти метров, на правом берегу ручья, и одно на левом. Те, что были справа, мне понравились больше. Прельстила высота каменного клыка, на котором они находились. Чем выше – тем обзор лучше. Решил готовить оба. Второе место – как запасную позицию.
Первая позиция была идеальной: отличный обзор в нужном секторе и минимум работ по благоустройству. До площадки возле провала, дальномер отмерил восемьдесят четыре метра. Русло ручья, несмотря на изгибы, просматривались процентов на семьдесят. Провал и площадка перед ним – на все сто. Не позиция, а тир в городском парке! Все, кто будет подниматься вверх от провала – мои клиенты. Как говорится – живи и радуйся! Но не в полную силу: если кто будет опускаться вниз по руслу – я их засеку только тогда, когда они минуют поворот, от которого до позиции всего двадцать один метр. Далее русло не просматривается, но меня это не огорчало. Все равно, в одиночку, я не мог контролировать и то, что у меня по фронту, и то, что у меня в тылу. Понятие «снайперская двойка» придумали не зря. А я был один, без напарника. А значит надо довольствоваться тем, что есть.
Запасную позицию я подготовить не успел. Как я понял, у пещеры начался бой. В уши ударил грохот разрыва гранаты и последующий треск автоматического оружия. Атаку начали не наши: они были вооружены бесшумными АС «Вал», и услышать их я бы не смог. Работали два чужих пулемета. Сколько грохотало автоматов, сосчитать было трудно, но их треск впечатлял. Пробудился наушник: Макар, как бы на выдохе, прохрипел:
- Ярила, нас обнаружили. Как – не понятно! Метелят здорово, да ты и сам это бачишь. Потерь нет, но прорыв возможен! Забираю у тебя Полпота. Нам его ствол сейчас будет нужнее. Держись, и верти башкой на триста шестьдесят градусов. Не дай ударить по нам с тыла. Ходов и тропинок, что идут из пещеры и куда они идут – не знаем. Не исключена вероятность, что часть бородачей сможет оказаться у нас за спиной. Дай Бог, чтобы я ошибся, но ты, Ярила, бди! – И отключился. На душе стало немного тоскливо, но ненадолго. Просто я понял, что надеяться мне надо только на себя самого. И стал готовиться к бою.
Прежде всего, оценил свой боевой арсенал. Выходило не так жирно, но и не совсем бедно: АС «Вал» - 1 штука; к нему - 6 магазинов по 20 патронов СП – 6; пистолет ПСС «Вул» с двумя магазинами по 6 патронов СП - 4; четыре ручных гранаты Ф - 1; стреляющий нож СН – 01 «Клен» и все! Штатную снайперскую винтовку СВДС, с учетом поставленной задачи, я на этот выход не брал.
Аккуратно разложил свой арсенал: под правую руку – пистолет и три гранаты. Четвертую засунул в карманчик разгрузки, пристегнув кольцо запала к карабину. В случае чего, это будет последний привет бородатым архарам: попадать к ним в плен живым в моих планах места не было.
Под левую руку – запасные магазины, стреляющий нож и индивидуальную аптечку. В бою может так статься, что доставать аптечку из кармана не будет времени и сил. Все: к схватке я готов. Остается только ждать появления боевиков.
Со стороны пещеры, перекрывая треск автоматной стрельбы, ухнули два выстрела из ручных гранатометов. Чуть правее, со стороны тропы, заработал пулемет РПК: это подал голос мой напарник Полпот, прибывший на усиление восьмерки Макара. Опыт распознавать ход боя по его звукам, у меня имелся, и вот, что меня насторожило: в огневом контакте участвовало, самое большее, восемь – десять шумных единиц стрелкового оружия. Два пулемета, которые отлично угадывались, остальные - обычные автоматы. По звуку - не нашего производства и число их не менялось. По нашим данным, в отколовшейся группе насчитывалось от тридцати пяти, до сорока штыков. Так? Так! Тогда почему в огневом контакте участвуют не более десяти стволов? Где остальные? Ответа на этот вопрос у меня не было. Ответ я узнал через пару минут.
В черном провале, куда прятался ручеёк, по стенам запрыгали яркие лучи нескольких фонарей. Через несколько секунд из открытого зева послышался гортанный голос, как мне тогда показалось, отдавший команду на незнакомом языке. Вот и ответ на мой вопрос. Самый простой и понятный: арабский отряд разделился на две части! Малая его часть осталась прикрывать отход основных сил, которые через подземное русло ручья покинули свое укрытие. Удачный маневр! В результате, которого, они не просто покинули пещеру, а вышли в тыл группы, заблокировавшей главный выход из подземного убежища
Нет, «вышли» - рано сказано: чтобы стрелять в спины моих товарищей, им надо еще пройти мимо меня. И мне не кажется, что это простая задача. На приятную, увеселительную прогулку не надейтесь: уж слишком хороша у меня позиция и слишком вы открыты для моего «Вала»! Тем более что о моем существовании вы, пока, ни сном, ни духом!
Вид, выбирающегося из провала на сухую площадку арабского воинства, был ужасен. Полное впечатление, что они форсировали вплавь непролазное болото. Многие из них, выходя на белый свет, продолжали держать оружие, в поднятых над головой, руках. С камуфляжей стекала жидкая грязь из мелкого мусора и полусгнивших листьев. Обувь скрывалась под толстым слоем бурого ила. Сразу становилось ясно, что тротуаров под землей еще не проложили.
Из провала выползали все новые и новые здоровенные бородатые мужики с зеленой лентой на голове. Когда поток их иссяк, я остановил подсчет. Многовато для меня одного: ровно двадцать четыре! Двадцать четвертый, по всей видимости, командир. У всех за плечами тубы гранатометов «Муха», у некоторых, даже, по две, а у того, последнего – ни одной. Зато на плече наш АКМС, а в руках израильский «Узи». И камуфляж, несмотря на грязь, видно что из другой материи и другого цвета. Я такого нигде не видел: такой не в этих лесах носить, а где ни - будь в пустыне Сахаре или Гоби! Да и место у ручья, где я совсем недавно воду пил, бойцы освободили ему мгновенно. Как и в любой армии, служивые, после трудного марша, старались привести обмундирование в порядок. Тем более что оружие, от воды и грязи, они уберегли.
План атаки, который созрел у меня в голове, был прост и, как мне казалось, имел все шансы на успех, на победу. Но успех её, напрямую был зависим от согласованности моих усилий и действий девяти человек Макара, которые сейчас были связаны позиционным боем возле входа в пещеру. И тут только я обратил внимание, что мой наушник долгое время сохраняет гробовое молчание. Попытка связаться с Макаром или еще с кем – успехов не принесла: моя радиостанция была мертва! С моими познаниями в радиотехнике и средствах связи, не было смысла тратить время на поиск причин отказа этой самой техники. Обстановка круто изменилась и весь мой план летел кобыле под хвост! Теперь помощи от своих товарищей мне ждать бессмысленно! Они моей задумки не знают и они меня не услышат!
Уверенность в успехе, если она и была ранее, резко устремилась к нулю. Один, против двадцати четырех обученных и подготовленных воинов - шансов на успех не имеет! – Это я так сейчас оцениваю и тебе, Кирилл, рассказываю. А тогда все было по другому: про успех, победу или поражение – я тогда не думал. Думал о том, что если я их выпущу из русла, то они ударят в спину моим товарищам, которые оказали мне доверие и оставили меня именно для того, чтобы я охранял их тыл.
Кирилл, помнишь, я тебе рассказывал о своем однокурснике Вовке Чернове и про истерику, которая случилась с ним после укуса пчелы? Он был не в состоянии участвовать в соревнованиях по стрельбе! Причиной истерики, конечно, стал не тот факт, что он выбыл из спора за призовой велосипед. Причина была в том, что ему доверили защищать честь нашего техникума, а он со своей задачей не справился.
Точно также были воспитаны все пацаны нашего поколения. Воспитаны этому - не пионерской линейкой, не комсомольским собранием, а фильмами про войн, книжками про героев и, конечно, улицей. И неважно: спортивные соревнования это, или драка стенка на стенку с пацанами соседнего квартала. Важным было понятие доверия, которое тебе оказали! Разбейся в лепешку, ляг костьми – но это доверие ты должен оправдать и долг свой выполнить!
Повторяю: это я теперь так тебе рассказываю, а тогда о доверии, или недоверии – мне рассуждать было некогда: я отслеживал поведение арабских наемников. Они закончили водные процедуры, проверяли и готовили к бою оружие. Возле командира собралось несколько человек, и он им что – то втолковывал. По всей видимости – ставил задачу. Сквозь оптику я разглядел, что двое из слушателей, явно не арабы. Их светлые волосы и бороды, бледные лица – говорили, что это явно европейцы. Но мне, это было уже до лампочки. Шведы, немцы, хохлы или русские, какая мне разница? Вы пришли на мою землю вместе с наемниками – арабами, а значит – враги!
Обратил внимание, что звуки боя, которые доносились от пещеры - звучат совсем иначе: там работал только один пулемет и тот РПК, и три – четыре автомата. И это – радовало!
Глава 19.
Несмотря на то, что стрельба возле их бывшего укрытия пошла на убыль, ни рядовые бойцы, скопившиеся на сухом участке площадки, ни командиры, проводящие совещание почти у самого пролома – головами не вертели и звуки боя их, казалось, не интересовали! Стояли слитно, открыто и многие из них баловались табачком. Четверо, выбрались из русла и залегли по двое в обе стороны, в нескольких метрах от ручья. Охранение, что же еще. С высотки, где я выбрал для себя позицию – они были, как на ладони.
Для первой атаки я выбрал группу командиров. Во первых – это командиры. К тому же эта пятерка стоит рядом с провалом и легко, в случае опасности, может им воспользоваться. Для снайпера – восемьдесят метров не дистанция: к услугам оптики прибегать, нужды нет. «Вал» полностью высасывает магазин за две секунды. Боевики стоят плотными группами; у меня шесть магазинов – значит стрелять можно очередями. Перевел ствол автомата на первую группу. В уме прошептал: поехали! И плавно потянул курок.
Полторы секунды – и командирскую группу смело, словно порывом ветра. Еще две секунды, четыре одиночных выстрела – и с охранением покончено. Смена магазина и очередь в двадцать патронов, но уже по второй группе. Новая смена магазина. Как бы боковым зрением контролирую обстановку в секторе стрельбы.
Надо отдать должное выучке боевиков Хаттаба: первую мою атаку они пропустили. Бешенное клацанье затвора «Вала» в глубине леса и на таком удалении, они слышать не могли. «Вал» был полностью бесшумен, и выстрел выдавал только лязг работы затвора. Для того чтобы распознать этот звук на фоне близкого боя, надо было иметь серьезные навыки и звериный слух.
Но когда огненный вал накрыл их группу, они среагировали мгновенно. Те, кого от пуль защитили их товарищи, стоящие перед ними, брызнули с площадки в разные стороны. Двое метнулись к провалу, четверо скребли ногами по стенкам русла, пытаясь его покинуть. Еще двое, которые сходу вычислили направление, с которого ведется огонь, махнули с площадки под берег ручья. При этом на ходу поливали из автоматов заросли, где, по их мнению, могли укрываться нападавшие.
Но это их спасти не могло. Ситуация, теперь, ничем не отличалась от учебных задач, которые я неоднократно отрабатывал в тире.
Вначале, я уделил внимание тем, кто рвались к провалу, и уже почти достигли своей цели. Им не хватило буквально пары метров, чтобы нырнуть в его черный зев. Но - «почти», не означают - «уже». Пули оказались проворнее и быстрее.
Следующей жертвой, «Вал» выбрал проворного бандита, который первым забрался на бруствер ручья и почти скрылся в зарослях. Но…. – опять «почти»! Остальная тройка бородачей даже на бруствер не смогла взобраться. После вмешательства «Вала», попытки покинуть русло они оставили.
Двоих, оставшихся невредимыми бандитов – я потерял из вида: высокий берег ручья был надежным укрытием. Стрельбу, они прекратили и за каким поворотом они спрятались – я понятия не имел. Сидеть и ждать, когда они проявят себя, у меня времени и желания не было. А возможность достать их – была только одна: самому спуститься в русло и там их прищучить.
Обнаружил я их после второго поворота, вверх по течению ручья. И очень вовремя: один уже был на бруствере и, в целях маскировки, лежа, пытался вытащить из русла напарника, который держался за приклад его автомата. Два лязга затвора и все стало на свои места: один замер на бруствере, второй – прикорнул на дне русла. Вот теперь все! Бой окончен!
Кирилл, веришь? На меня напало такое отупение, что я не мог стоять на ногах. Боль и слабость парализовала все тело. Глаза слезились, огнем горели губы, тошнота плескалась в горле. А вот нос – полностью отказался работать. Я не чувствовал ни одного запаха! Даже еще горячий срез ствола «Вала» не вонял сгоревшим порохом!
Минут пять, а может и час – я сидел, опершись спиной на стенку русла. Ручеёк лизал задники моих ботинок. Иногда, непонятно откуда взявшаяся волна, переплескивалась через мой голеностоп, но внутрь берца вода не проникала. Во всяком случае, ступни её не ощущали.
В какой – то момент, толи ушами, толи кожей – уловил колебания грунта под чужими шагами. Первая мыль, после того, как я взял автомат, была – а остались ли патроны в магазине? И тут же услышал:
- Ярила! Брат! Живой? Ранен? Куда? – В ответ я только отрицательно повел головой: язык распух и не хотел шевелиться. Это был старший лейтенант Витька Моляренко с позывным «Моляр» и с кличкой, среди своих – «жопа – стульчик». Эту кликуху он заработал за особенное строение тела: задница у него выпирала чуть – ли не под прямым углом. Впрочем, эта кличка, среди товарищей, почти не использовалась. На физическую подготовку, строение его тела никак не влияло: во всех марш – бросках и кроссах - Моляр всегда был среди первых.
Сашка подбежал ко мне и начал меня ощупывать, одновременно тараторя в микрофон о своей находке. Через пять минут в русле и на бруствере столпилась вся наша десятка. Бойцы, те, кто находились в русле, споро расступились, пропуская ко мне нашего командира – капитана Макарова. «Макар» опустился передо мной на колени и обнял меня сидящего:
- Ну и сука ты – Ярила! Какая же ты великая сука, снайпер с позывным – Ярила! Так в жизни не бывает, потому что не может такого в жизни быть! Древние говорили: - Один в поле не воин! Веками эта мудрость подтверждалась, со временем – в поговорку превратилась, потому что это и есть – истина! А ты эту поговорку, эту истину - испохабил! Один против многих врагов в поле вышел и победу одержал. – Губы у него прыгали, голос булькал, по щекам текли крупные слезы, а руки тряслись мелкой дрожью, как у алкаша после запоя. Расстегивая на мне бронник, как безумный повторял:
- Куда тебе прилетело? Где болит? – И в тоже время отталкивал руки внештатного доктора, который пытался помочь ему освободить меня от бронежилета. Еле ворочая языком, я все – таки сумел сказать, что я здоров, и не ранен. Макар и «Док» в один голос возмутились:
- Как это не ранен? Тогда почему у тебя течет кровь изо рта? Вон весь подбородок в крови! – Док вытер мне подбородок, а заодно и рот, уже подготовленным к скорой перевязке, индивидуальным перевязочным пакетом. И сразу выяснилась причина их волнения: кровь текла не изо рта. Кровь текла из нескольких глубоких трещин, которые образовались на губах. Такое бывает при обезвоживании организма. И точно: во рту было сухо как в печке, даже язык распух и не хотел ворочаться. Макар меня понял и протянул свою флягу:
- На, глотни! И заодно обмой губы: пощиплет немного, зато завтра будешь улыбаться во все свои тридцать семь зубов. Во фляге оказалась водка или разведенный спирт. Несколько глотков – и сушняк отступил, язык оттаял. Да и губы щипало недолго:
- Кто ни будь из арабов ушел? – Макар пожал плечами:
- Кто его знает. Нам никто живой на глаза не попался. Если бы знать, сколько их всех было? Мы возле пещеры восьмерых приземлили, а сколько их на тебя вышло – Аллах ведает.
- Двадцать четыре. Столько я насчитал, когда они из провала выползали. Последним вышел командир в песочном камуфляже. – Макар присвистнул:
- Там, возле провала – двадцать два и тут двое. Выходит – все на месте! Выходит, что никто от тебя не ушел. Лихо ты сработал! Если бы кто другой мне рассказал – в жизни бы ему не поверил! А песочного араба, которого ты командиром обозначил, мы в живых застали. Подранок. Ты ему только ногу прострелил. Ползком, на локтях к провалу полз. Нас увидел и рванул себя гранатой! Есть и среди них настоящие воины, которые смерть предпочитают плену. Таких надо хоронить с воинскими почестями! – Макар говорил таким голосом, как будто ему перечили, или кого – то он хотел убедить. Но это было лишнее: мы все с ним были согласные. Вот такой у нас получился выход. – Вадим потянулся к пакету с соком:
- А с моим организмом что – то пошло не так. Голова была, как не моя. Мысли, не успев в ней родиться, куда то исчезали, а новых приходилось долго ждать. Глаза закрывались, когда им захочется, и в районе сердца объявился приличный кусок льда.
Пока ждали за собой вертушки – я толи спал, толи грезил. Как грузились, как летели до Ханкалы – не помню. Пришел в себя только через сутки и уже в своей койке. Голова пришла в норму, зато разгулялся аппетит: в столовке съедал две порции и еще просил добавки. Но это уже совсем другая история, как говорят в телевизоре. – Кирилл шумно выдохнул и потянулся к пачке сигарет. Заглянул в неё и удивленно хмыкнул:
- Екарный бабай! Вадим, ты представляешь, когда ты начинал свой красочный, без шуток, рассказ, у меня в пачке было восемь сигарет. Сейчас – ни одной! Ты куришь свои. Тогда куда делись мои? Получается, что за час твоего документального фильма, а я именно так рассказ воспринял - я скурил восемь сигарет! То есть курил одну за другой, почти без перерыва. Вадим, со мной такого в жизни не было! Мне пачка сигарет обычно на два дня хватает! – Вадим как – то не весло улыбнулся и протянул ему свою, но Кирилл отказался:
- Ты, что, моей смерти желаешь? Я до завтрашнего утра в полной завязке, поскольку норму свою знаю. Дым и так уже из ушей валит! Вадик! А что, ни одного подранка в плен не взяли?
- А подранков, кроме их командира, и не было! «Вал» - оружие дюже серьезное, я бы даже сказал – страшное: 9 – мм пуля, хоть и летит с дозвуковой скоростью, но лупит так, что мало не покажется. Если сразу на небеса не отправился, то от болевого шока кирдык приходит. Хватит о грустном: у меня от воспоминаний вновь волчий аппетит открылся! Давай завязывать с солнечными процедурами. Может на обед в столовку успеем!
Не успели. Но сильно, по этому поводу, не расстроились. В холодильнике еще было чем поживиться. Кстати о холодильнике: в их отсутствие в нем кто – то вдумчиво похозяйничал. На полках отсутствовали остатки прошлой загрузки, зато появились новые, красиво упакованные в пищевую бумагу деликатесы. Дверка была под завязку заставлена упаковками и бутылочками с различными соками. На самой нижней полке – три «Гжелки» и четыре бутылки чешского пива «Золотой фазан». Но самое поразительное – это два огромных, копченых леща, дивный аромат которых господствовал в холодильнике. Их тайный, продуктовый благодетель полностью учел их пристрастия и вкусы. Два офицера только цокали языками от удивления: гостеприимство уже приобретало неприличные размеры. В самом – то деле, не космонавты же они?
Запоздалый обед плавно перетек в ранний ужин. На столе, рядом с пустыми пивными бутылками, появилась запотевшая «Гжелка». По такому случаю решили открыть «забугорную» банку огурчиков. Хотя, у двух русских мужиков, назвать их огурцами – язык не поворачивался. Что это за огурец, когда его толщина и длина соизмерима с мизинцем? Слово «корнишоны», в лексиконе обоих офицеров, отсутствовали. Но, как бы их не называли, под «Гжелку» они шли на ура. Так, что за ушами трещало!
Глава 20.
Праздник чревоугодия прервал осторожный стук в дверь и тут же она распахнулась. В отсек вошел начальник штаба, подполковник Серебрянский Сергей Николаевич. Следом - еще один невысокий, сухощавый подполковник. Вадиму он был незнаком, а вот потому, как вскочил и принял строевую стойку Лёвочкин, стало понятно, что седой подполковник явно был из его епархии. Серебрянский быстрым взглядом окинул стол и усмехнулся:
- Изволите водку пьянствовать и пивом её запивать, господа офицеры? Устав, про субботнее потребление благородной «Гжелки» что глаголет? Ничего? Уверены?
Ну, а раз так, то принимайте нас в свою компанию. Если вам не возбраняется, то и нам можно. – Выудил из матерчатой сумки матовую, сувенирную бутылку «Кремлевской»:
- Мы, как говорят – в Тулу со своим самоваром! Знакомься Вадим: подполковник Кудинов Константин Викторович, начальник особого отдела всего разношерстного здешнего воинства. Он же главный отец – командир твоего соседа по отсеку – Кирилла Левочкина. Вадим почтительно пожал протянутую руку и представился, как это и положено: - Старший прапорщик Ярилов Вадим. Серебрянский раскатисто хохотнул:
- Везет тебе, Вадим! Не испытал ты истинного рукопожатия подполковника! Пожалел он тебя! Обычно, после его ручного приветствия, люди долго рукой трясут, и слипшиеся пальцы друг от друга с трудом отклеивают! Это он с виду щуплый, а на самом деле, хват у него не слабее медвежьего. Полное впечатление, что твоя ладонь в тисках побывала! – Левочкиин, подтверждая сказанное, уважительно закивал головой:
- Это точно! Помню, однажды, Константин Викторович, так со мной поздоровался за руку, что я чуть на колени не упал! Хватка у него железная! – Кудинов, на явную лесть внимания не обратил и даже не улыбнулся. Поднял вверх палец и командирским голосом отчеканил:
- Левочкин, не старайся! Все равно тебе двойка за конспирацию. То, что Ярилов не старший прапорщик, а младший лейтенант – ты знал. По идее, он должен был узнать об этом послезавтра, на построении. Но ты с ним этой новостью поделился, с условием, что он будет делать вид, что ничего об этом не знает. Он свое обещание выполнил! Представился мне при знакомстве старшим прапорщиком. Ему, за верность слову – оценка пять!
Но вы звание уже обмыли. Тогда вопрос: если вы хотели новость скрыть, то почему оставили на прикроватной тумбочке звездочку в стакане? Прокол явный, старший лейтенант Левочкин! Готовьтесь к взысканию! – Теперь подполковник улыбался. Кирилл опустил глаза к полу, склонил голову, показывая, что он готов к плахе. Кудинов, продолжая улыбаться, мигнул глазом Вадиму:
- Ну что мы все о грустном? Может вы нам не рады? Поскольку правдивого ответа от вас не дождешься, то предлагаю наполнить бокалы. Суббота заканчивается, а мы, в отличие от вас – ни в одном глазу! – Левочкин, проявляя заметную спешку, приступил к раздаче боезапаса.
После третьей рюмки, аппетитно хрумкая иноземным огурчиком, начальник особого отдела предложил:
- Хорошо сидим! Жаль, что дымить здесь нельзя! – От попытки Левочкина открыть окно – отмахнулся: - Остынь! Оно не открывается и ты об этом знать должен. Есть предложение: поддержим праздник организма табачным дымком? Мне, лично, невмоготу! Поддержите?
Рассевшись на ступеньках и пугнув комаров первой затяжкой, Кудинов объявил:
- Жучок устанавливали Бородаенко и Федорук. Кто из них – не важно. Главное, что оба в связке с воинами Аллаха. Информация о планах действий подразделений КТО, которой они располагали и к чему имели доступ – шла через Убийволк в структуры Басаева и Масхадова. Результат их работы – пять «двухсотых», которых мы имеем за последнее время.
В среду спецназ ВДВ проводил операцию в Надтеречном районе, которая закончилась полным провалом. Сразу после высадки, группа попала в засаду. Два «двухсотых» и еще четверо «трехсотых». Было ясно, что о месте и времени высадки, боевики знали заранее. О том говорила грамотная и тактически верная подготовка самой засады. Причем готовили её минимум за сутки до прибытия в тот район спецназа. Днем ранее, в Аргунском ущелье, нападению подверглась колона батальона МТО (материально – технического обеспечения), направлявшаяся в Бамутский укрепрайон. Охрана колоны и личный состав батальона, бой приняли. Благодаря оперативному вмешательству, поднятого звена вертушек, атаку боевиков удалось отбить и засаду рассеять. Но без жертв и в этом случае не обошлось: погиб начальник колоны и двое контрактников. Еще трое получили ранения и ожоги. Сгорело два наливника с дизельным топливом и БТР сопровождения.
После осмотра места боя, пришли к однозначному выводу, что засаду ставили именно на них и не ранее чем за сутки до марша. В течение одной недели и две, заранее подготовленные засады – таких случайностей не бывает! Вывод: кто – то планомерно сливает информацию обо всех наших планах.
Надо честно признаться: то, что у нас завелся «крот» мы подозревали уже давно, но все попытки вытащить его из норки - пока результатов не давали. Подозревали многих, как это нам и положено, но дальше подозрений продвинуться не смогли. Слишком крупный и весьма разношерстный контингент подобрался в лагере, а держать всех под неусыпным контролем – ни глаз, ни рук не хватало. В июле запросили помощь, но пришла она к нам только в первую неделю этого месяца: из Ростова прислали сразу семерых опытных контрразведчиков. Жить стало лучше, жить стало веселее: копать стали глубже, нюхать – чаще. А уж после вашего «жучка» и недавних «совпадений» - рыть стали на полный штык и без сна и отдыха. В первую очередь под тех, кто у нас был уже на примете. И нарыли!
На прошлой неделе в расположении у десантников дважды отметились оба наших с вами «друга»: Бородаенко и Федорук. В батальоне МТО – тоже самое, но поодиночке. Повод для посещения спецназа ВДВ и батальона – встреча с бывшими сослуживцами или земляками. Все посещения заканчивались скромным застольем, причем инициаторами их были наши знакомые. Спиртным снабжали тоже они.
И самое главное: сразу после этих застолий, возле КПП объявлялся Ринат Денаев, на знакомом УАЗике. Борденко садился к нему и исчезал до следующего утра. Таким образом, все новости, которыми располагал Бородаенко, уходили к мадам Убийволк. Как они достигали ушей боевиков, нам пока неизвестно, но это точно не Денаев. Он находится под плотным колпаком и каждый его шаг нам известен. Ради справедливости надо сказать, что и остальные члены группы Убийволк, без внимания не остались и скорее рано, чем поздно, мы этот канал связи нащупаем.
Нашими оперативниками проведены негласные обыски во всех каптерках, которые находятся в ведении прапорщиков. У Бородаенко, ничего интересного для нас, не обнаружили. А вот у Федорука, в подсобке, где он хранил различную бытовую мелочь, нарыли тщательно скрытую от посторонних глаз заначку. В коробке, из под запалов к ручным гранатам Ф-1, в аккуратной стопке, туго перевязанной резинкой, лежали восемь тысяч шестьсот десять зеленых, американских рублей. В соседней стопке – еще пятьдесят две тысячи рублей, но уже наших. На первый взгляд – доллары настоящие. Но сами понимаете, что при нынешнем развитии печатного дела, в свободной от законов Ичкерии – подлинность купюр может определить только денежный специалист, да и то с трудом! Наши оперативники такими навыками не обладают!
А вот теперь, вопрос: откуда, у обыкновенного прапорщика, такая заначка в валюте? И величина заначки впечатляет: без малого девять тысяч зеленых! Если еще и наши деньги пересчитать по нынешнему курсу на доллары, то получится - еще тысяча шестьсот пятьдесят, с мелочью. Итого – более десяти тысяч вражьих карбованцев! Кто ни будь из вас, держал в руках такую кучу денег? Это же целое состояние по нынешним временам!
На следующей неделе, как только вы из лагеря убудете, пригласим прапоров и начнем задавать им каверзные вопросы, которых у нас к ним, вагон и малая тележка. Почему мы их уже сейчас не дернем – поймете чуть позже. Всему свое время, как говорят. – Сигарета у начальника особого отдела давно догорела до фильтра и погасла, но он на неё не обращал внимания.
Наконец обратил. Не поленился сделать пару шагов и отправил окурок в железный бочонок, который исполнял роль урны:
- Хорош травиться дымом! Пошли травиться водкой! – Оглянулся по сторонам и добавил, понизив голос: - Я и там буду говорить, но вопросов мне не задавать! Делайте вид, что ничего нового и неожиданного я вам не рассказываю. Прошу всех помнить, что в люстре, у нас над головами, притаился враг, который внимательно прислушивается к каждому сказанному в отсеке слову.
Левочкин разлил водку, Вадим открыл вторую банку импортных, ранее невиданных, огурчиков. Подумал, почесал кончик носа и крупными скибками нарубил копченой колбасы в обертке, похожей на белую плесень. Кудинов встал, держа в руке стакан в котором плескалось граммов сто водки:
- Ну, что господа офицеры! Две бутылочки «Гжелки» мы с вами осилили? Осилили! Всласть покурили? Покурили! Пора и честь знать, как говаривали в старину. Давайте уничтожим последние капли наших преступлений и разбегаемся! Завтра хоть и воскресенье, но мою работу еще никто не отменял. – Выпили. Захрустели карликовыми, несерьезными огурчиками. Кудинов моргнул Серебрянскому и тот, прожевав экзотический бутерброд из колбасы и огурца, цыкнул зубом и перевел взгляд на Вадима:
- Тут, недавно, я наткнулся на какую – то книгу: названия не знаю, поскольку она не имела обложки, да и листов в ней половину не хватало. Но не это главное. Главным было то, что я в ней прочитал. Оказывается, что Ярило, не был у славян единственным олицетворением света солнечного. Ярило – весенний бог солнца, бог зачатия, пробуждения. Молодой красавец – жених, что ищет себе невесту. Одним словом, он - сплошной праздник!
Вроде бы и бог, но еще и ритуально – календарный персонаж на весенних праздниках посвященных земледелию. Бог, которого обрядили в мирские одежды и которому поклонялись на площадях после весенних, полевых работ. До него, по времнени, роль бога солнца исполнял Хорст, вначале младенец, а затем – отрок. После Ярило – Даждьбог: зрелый мужик с густой бородой, несущий ответственность за живительную силу и плодородие. От него зависел урожай и исполнение желаний. Но самым главным, в этой линейке, был Сварог – бог солнца и огня. Это он научил людей использовать огонь и обрабатывать металлы. Он дал людям законы и знания.
К чему я это говорю? А к тому, что мудры были наши далекие предки, расставляя богов согласно табелю о рангах. Согласно времени года, их возрасту и заслуг перед людьми. К тому, что пора пришла тебе, Вадим, менять свой позывной «Ярила», на « Сварог», минуя бороду Даждьбога! Ты сам, посуди: какой из тебя жених и весельчак на людских праздниках? Кажется мне, что эту ступень ты уже прошел! Тебе, теперь, более соответствует должность бога солнца и огня, пусть пока и снайперского!
Главы неоконченного романа Позывной - Ярила Часть
© Copyright: Валерий Лобков, 2019
Свидетельство о публикации №219112901516
Свидетельство о публикации №219112901516
Рецензии