Глава первая

Сижу прямо на полу под засохшим растением у того же перекрёсточного дивана. Жду своей участи. В ногах валяется рюкзак с моими скромными пожитками и пакет с тетрадями и книгами. Сбоку стоит горшок с лилейником. Зацветать собирается, засранец. Словно тоже рад, что из Шестой выперли.

      После бессонной ночи, наполненной волнениями и нервами, я начинаю потихоньку клевать носом. Самое то сейчас начать курить. Но тут срабатывает принцип: ни за что! И есть почему-то хочется. А домовцы сейчас на завтраке… Аппетитно пахнет геркулесовой кашей…

      — Волнуешься? — знакомый нетрезвый голос над головой вырывает из дрёмы.

      Поднимаю голову. Валет. Товарищ по несчастью. Бедолагу тоже вчера загоняли с пёсьими музыкальными предпочтениями. Пьяные собаки едва не разодрали струны его гитары, дорвавшись до «музыки». Но гитару Валет честно отвоевал, а вот меха аккордеона спасти всё-таки не удалось… Шестая требовала музыки и самовыражения, но раз аккордеон и гитара оказались вне зоны досягаемости, то Псы отыгрались на пьяных импровизациях с трубой. Звуки были — как из ночных кошмаров, но пьянствующую кодлу  сие жутко веселило. И Валет всё это терпел, как старый пёс — игрища молодняка.
"Да уж, - невесело  думается мне,  подытоживая ленту вчерашних впечатлений. - У Чёрного попробуй ослушаться приказа! сказано играть - значит играй".

       Вот и сейчас Валет  усмехается, вспоминая прошедшие сутки, и в его усмешке слышится горькая обречённость. Протягивает мне бутерброд. Видимо, заметил, что меня не было на завтраке и великодушно  решил позаботиться о бедненькой, изгнанной собачке.
Неожиданный жест заботы и участия задевает во мне натянутую струну, и я растроганно всхлипываю, принимая бутер. Всё-таки Шестая не безнадёжна. Есть в ней хорошие люди!
Валет дружелюбно виляет хвостом. Молчит. Потом, кряхтя из-за своей правой ноги, тяжело опускается рядом со мною на пол.
Дружески пихает в бок.

       — Куда тебя? — спрашивает он. Скорее из вежливости, чем из любопытства.

      Вопрос краткий, но ёмкий. Искреннее переживание слышится в этом вопросе.

      — В Третью.

Нотки переживания мгновенно исчезают.
      — Да ладно! -  Валет недоверчиво глазеет на меня.  Лицо постепенно озаряется широкой улыбкой. -   Ты это точно знаешь? Ну, тогда Рексу привет. И Красавице со Слоном!

      Мой дружок из Шестой как-то внезапно оживился и здорово повеселел. Вот уже насвистывает что-то, отбивая на колене ритм. Прячет весёлые огоньки под ресницами.
Его как-будто отпустило что-то. Кажется, с ответом "в Третью" он тотчас успокоился, не придав значения уготованной мне участи.
Но... не стоит терять бдительности.
      "От добра добра не ищут", - мысленно напоминаю я самой себе  и отвечаю на реплику друга.

      — Хорошо. Передам, — скептически пожимаю плечами, жую бутер. — Они меня будут жевать и пережёвывать, а я им приветы передавать. Стоп. А кто такой Рекс? Стервятник, что ли?

      Валет снова игриво пихает меня в бок и подмигивает.

      — Не боись. Ты ему понравишься! — в нём прорезается старческое «провидение», но это мало утешает. Улыбка внезапно становится натянутой.— Вот только атмосферка у них в Гнезде несколько… Такая….

      — Какая? — леденея душой, спрашиваю я. Даже жевать перестаю от напряжения.

      — Специфическая, — не сразу находится Валет, но я замечаю, как его передёрнуло от каких-то затаённых мыслей и воспоминаний.

      Киваю, будто понимаю, о чем идёт речь. Оптимистично пытаюсь внушить себе, что меня не съедят. Но лучше так, чем вернуться в Шестую!

      Болит плечо, на котором Чёрный оставил синяки.
      Валет продолжает сидеть рядом, на правах лучшего друга. Это несколько успокаивает.

...

      Народ потихоньку возвращается из столовой.

      Смотрю, как логи, долговязый прыщавый Лэри из Четвёртой и его лучший друг — Конь, мой новоиспечённый состайничек, ошалело оглядываясь по сторонам, малюют чёрной краской буквы «R, R, R» на стенах. Верный признак того, что скоро здесь появится Р Первый.
Спешат, звенят шпорами на сапогах, переругиваются друг с другом.

— Дурак ты!  "R"  не в ту сторону пишется! чё ты тут понаписал "Я, Я, Я" ?! - сердится главный бандерлог Дома.
- Не гони, Лэри! это уже было! не мой почерк, да? - с пафосом отзывается Конь, выводя на стене "Р1, Р1, Р1"
- Ты б ещё цветочки и сердечки пририсовал, - бурчит Лэри, глядя на витиеватые вензеля рычащей буквы. Вдруг вздрагивает и хлопает Коня по плечу.
- Сваливаем!
И, будто чего-то  испугавшись, оба бандерлога галопируют куда-то прочь.


      Валет, как ни странно, по-прежнему не уходит;  завис, уставившись куда-то в пространство.

      Пользуясь ситуацией, решаюсь задать животрепещущий вопрос.

      — Валет… ты же был чумным дохляком, да? —  начинаю я осторожно.

      — М? - поворот головы даёт сигнал, что дружок в ошейнике горазд поговорить и ответить на мой вопрос.

      — А как это было у тебя? Ну… первый день на новом месте. Тебе было страшно?

      Валет  снова смотрит куда-то вперёд себя. Сопит. Почёсывается. Запах псины шибает в нос, но это уже привычно. На что уставился бывший дохляк у себя в своих мыслях? рассматривает картины своего прошлого? раздумывает - делиться информацией или не стоит? не знаю.
      Молчание затягивается.
      И когда я уже отчаялась дождаться ответа,  он  всё же философски заключает:

      — Перемены всегда пугают.

      — Расскажи, пожалуйста!

      — Да о чём рассказывать-то? Собрал свои вещи и пошёл переселяться. Спортсмен… Чёрный то бишь, — вовремя поправляется Валет, — видимо до сих пор не простил мне тогдашнюю самоволку. Злопамятный, как оказалось… Пришёл, встал на пороге и попросился. Возьмите к себе, мол. Меня и взяли. Тебе легче в этом плане. Тебя же переводят. Так что от ворот поворот не дадут точно, — Валет чему-то  весело хрюкает и опять улыбается. — Не зря же Стервятник сам тост «за девушек!» провозглашал. Вот и получит… сюрприз.

      — Ты даёшь мне новую кличку? — уточняю я.

      — Чёрный Ральф сюда топает, — Валет внезапно напрягается, почуяв опасность. — Наверное, за тобой. Извини, но я сваливаю.

      Мой вопрос о новой кличке остаётся без ответа. Валет как-то удивительно резво вскакивает обратно на костыли и покидает меня с потрясающей прытью. Запах псины удаляется вместе с ним.
Я поспешно дожёвываю бутерброд и собираю разбросанные по полу пожитки.

***



      — А где Ящер? - спрашиваю, искренне удивлённая, что мой,  теперь уже бывший, воспитатель даже не удосужился проводить меня, дать своё напутствие "в мир".
      — Я заместо него, - мрачно отзывается Чёрный Ральф. Смотрит на меня, удерживающую и сумки с вещами и горшок с  лилейником. Помощи не предлагает. Постоял - подумал,  а потом лишь пожал плечами и пошагал бодрым шагом куда-то вглубь коридора, бросив через плечо:
      — Шевели ногами.
      "Мог бы и помочь девушке с её багажом!" - мысленно огрызаюсь я, искренне раздосадованная на полное отсутствие джентельменства у этого странного дядьки в чёрном.
Роспевать за Чёрным Ральфом становится всё трудней и трудней.
       Мимо, вдоль стены, согнувшись в три погибели, пробежала парочка хихикающих крыс.
      Из дверей их Второй вылетела пустая бутылка, чудом не расквасив мне череп.
      По стенам продолжает прыгать рой рычащих букв с цифрой...
      Путь в новую комнату кажется мне бесконечным.

Через некоторое время Р Первый наконец останавливается.

      — Теперь твой воспитатель я, -  говорит он у  самых дверей, за которыми меня ждёт мой новый коллектив.  Иронизирует. - Нравлюсь?
      —  Неочень, - тут же отлетает от меня.

Воспитатель  усмехается, но бодрый и оптимистичный настрой у него явно пропадает.

      Обстоятельно поговорили.



***



      «Вот, встречайте сюрприз», — Р Первый произносит единственную фразу для Птиц, окидывает встречающих мрачным взглядом, а потом быстро уходит. Дверь за ним захлопывается с такой силой, что я вздрагиваю, как от подзатыльника.

      Затравленно смотрю на подозрительно притихшую Стаю. Двенадцать человек — колясников и ходячих — выстроились полукругом напротив меня.  Впрочем, сам Вожак даже не соизволил слезть со стремянки. Сидит и любуется своим маникюром. Картинно так любуется. Демонстративно.

      «Меня второй раз за сегодняшнее утро назвали «сюрпризом». Судя по всему, скоро точно перекрестят», — отмечаю я для себя. А сама включаю режим вежливости:

      — Здравствуйте. А вот и мы!

      Стервятник мгновенно перестаёт любоваться своими когтями. Я физически ощущаю, как стрелы его взгляда буквально пронзают меня. Кажется, я ненароком произнесла какую-то очень личную для него фразу. Хотя, на самом деле, я имела в виду всего лишь себя и свой лилейник.

      Стая как будто выходит из оцепенения.

       — Детки, поздоровайтесь, — устало звучит откуда-то из-под потолка.

      И стая разражается разнообразными приветствиями, начиная с «привет» и «здравствуйте» до восхищённого: «Какой шикарный Spathiphyllum! Сама вырастила? Ой! Он уже начал зацветать!»

      Поднятый птицами гвалт оглушает ничуть не меньше, чем собачий лай. Я не знаю, кого слушать. Поскуливая и опуская нос на лапы, подметаю хвостом пол: «Только бы не заклевали!»

      — Мама Зо, — представляюсь. — А это лилейник.

      — Это не лилейник, а спатифиллюс домашний, — назидательно поправляют меня.

      — А для меня — лилейник! — хамисто возражаю я и прикусываю язычок.

      Мысленно наступаю себе на ногу. Я только-только пришла в новый коллектив. Не время тут свой характер показывать. Но Птицам, как мне показалось, даже понравилось то, что я огрызнулась. Для Третьей подобное нормально.

      — Мама Зо! Мама Зо! — Слон, здоровенный румяный пупс, чему-то радуется и хлопает в ладоши. Кто-то из птиц сразу начинает его успокаивать, сунув ему в руки игрушечного жирафа.

      — Тише, тише, Слоник. Она теперь с нами. Вы ещё наобщаетесь.

      Фраза «она теперь с нами» мгновенно западает мне в душу. Становится очень-очень приятно, даже несмотря на то, что «специфическая атмосфера» уже начала оказывать на меня своё гнетущее влияние. Физически ощущаю, как хочется кому-нибудь снова нахамить и рявкнуть: «Да оставьте вы все меня в покое!» Ну и порыдать заодно. Нервы у меня ни к чёрту… Испуганный щенок и бойцовая курица. 2-в-1. Ай да я!

...

      Как ходячей и разумной, мне выделяют койку на верхней полке двухъярусной кровати.

      — Ой! — вовремя спохватывается Дронт, один из ходячих, в прямоугольных очочках, картинно хлопает себя крылом по лбу. — Кажется, я там кое-какие вещи свои оставил. Забыл убрать. Прошу прощения. Я сейчас.

      Мгновенно взлетает к потолку.

      С верхней полки на пол с тяжёлым стуком шмякаются какие-то сумки и пакеты. Дронт торопится, отчаянно пыхтит. Стервятник по-прежнему не покидает стремянки.

      — В следующий раз я тебе в глотку твою забывчивость затолкаю, — Папа Птиц говорит тихо, но его слышно во всей Третьей. Стая сьеживается. С моих губ слетает нервный смешок.

      — Следующего раза не будет. Пап, я же покаялся! — Дронт ошеломляет меня своим оптимизмом. — Ну, с кем не бывает? Вот. Сейчас всё уберу, и пожалуйста…

      Дронт рьяно продолжает уборку, даже насвистывает что-то легкомысленное под нос. Но когда он начинает фальшиво напевать, я понимаю, что он по-настоящему испугался. То есть, угроза от Вожака, как только что я убедилась, это не пустой звук и не шутка.

      «Сейчас Дронт злобно зыркнет на меня после замечания Птичьего Папы и первого недоброжелателя я себе, считай, обеспечила», — с тревогой думается мне.
Однако, вопреки моим ожиданиям, падальщик украдкой подмигивает подкрашенным глазом.

      — Извини. Я правда запамятовал, — доверительно сообщает он мне над ухом. — Если честно, вчера я был вообще никакой… — Выдержал две-три секунды. — Но это только между нами, о’кей?

      — О-о’кей, — от неожиданности я даже начинаю заикаться.

      — Комплект постельного белья. Полотенце. Гигиенический набор. Выдайте девушке. — Вожак отдаёт распоряжения, и птицы, даже колясники, начинают суетиться и шнырять вокруг меня туда-сюда. — Да, и ещё. Красавица…

      Очень красивый темноволосый мальчик, разглядывающий меня с плохо скрываемым любопытством, подпрыгивает и с грохотом падает на пол.

      — Дай новой состайнице одну из своих футболок, — заканчивает Стервятник.

      Красавица с трудом поднимается, пытаясь устоять на непослушных ногах, как диснеевский оленёнок.
      Стая почему-то бездействует, но удивиться этому факту я не успеваю.

      — Давай я тебе помогу! — мной овладевает инстинкт взаимопомощи, и я резво бросаюсь помогать Красавице, забыв о вещах, которые валяются на полу.

      Красавица густо краснеет.

      — Нет-нет. Не надо, — отказывается он, воюя с ногами, которые никак не хотят его слушаться.

      Но я тут же громко отметаю его реплику.

      — Ну как же не надо-то? Ты встать на ноги не можешь! Сейчас копчик отобьёшь! Давай помогу, обопрись на меня!

      Красавица краснеет ещё гуще. Я, подбадривая его своим «давай-давай», пыхтя под неожиданной тяжестью парня, с горем пополам ставлю его на ноги в более-менее устойчивую позу. Оборачиваюсь на внезапную тишину вокруг себя. Птицы не сводят с меня стылых круглых глаз. Смотрят как на добычу.
Я что, что-то не так сделала?
Нервно передёргиваю плечами.

      «Инициатива наказуема», — вовремя вспоминается мне. "Специфическая атмосфера" начинает дрожать от траурного и, в то же время, какого-то очень красноречивого молчания вокруг.

      Стервятник пересчитывает ключи в своей связке, Слон посасывает замусоленного жирафа, Ангел томно закатывает глаза.

      — Какая девушка! — через полминуты, «вернув глаза на место», он же прерывает общую тишину. — Похлопаем, птицы! Аплодисменты!

      И все, кроме Вожака, начинают мне отчаянно хлопать. Становится не по себе.

      — Вот, возьми, — затянувшийся момент славы прерывает Красавица.

      Протягивает мне новенькую, только-только распечатанную футболку. На чёрной ткани — картинка с обложки альбома «Арии» — «Игра с огнём».

      В голове сами собой начинают звучать слова заглавной песни…

      — А теперь, дорогие мои детки, — вновь изрекает со своей верхотуры мой новоиспечённый «Папа». — Валите все отсюда. Дайте девушке освоиться. Попривыкать.

      Последнее «попривыкать» прозвучало зловеще. Угрозу уловила не только я. Стая, как и следовало ожидать, рассосалась мгновенно. Даже сопротивляющегося Слона умудрились увести.

      — Хочу к Маме Зо! К Маме хочу-у-у…

      — Будет. Будет тебе «мама». Пойдём…

      Поёжившись от наглядного примера беспрекословного подчинения, я смотрю прямо на Вожака. Тот в ответ озаряется широкой улыбкой, и эффект легендарного оскала не заставляет себя ждать. Трижды прав Курильщик! — как бритвой по стеклу! У меня тотчас разболелись все зубы сразу. Жутко неприятно!

      Скорее всего, мой дискомфорт красноречиво отразился на физиономии. Стервятник с чего-то развеселился и даже начал насвистывать. Ожидаемая реакция порадовала, правильно догадалась я.

      Зубы по-прежнему болят. Судя по всему, сказывается сильный пост'эффект.

      Да уж… Кое к чему очень трудно привыкнуть.

      Выделенная койка встречает меня кусочками чернозёма, мумифицированной мухой, пеплом, хлебными крошками под матрацем и сухими листьями. Скорее всего, опали с вьюнка, обвивающего стену. Вожак, разумеется, остался сидеть у себя на стремянке, чтобы позабавиться над моим «ужасом» перед подарками Третьей. Кажется, он будто перешёптывается с кем-то невидимым за своим плечом. Выглядит это несколько жутковато, но я стараюсь не думать об этом. Чувствую его пристальное внимание и интерес. Развлекаю, как могу…

      Снимаю матрац с койки. Иду в туалет за веником и совком. Попутно отмечаю, что в Третьей не мешало бы протереть пыль и сделать влажную уборку. Но ни к чему демонстрировать своё рвение в первый же день в статусе «птицы». Уже наслышалась баек о рабах, в которых превращают новичков. Я не Македонский, не хочу, чтобы мне сели на шею.

      Сметаю мусор со своей койки, заправляю её. Расставляю цветочки, оказываюсь под сенью своего любимого лилейника. Снова иду в туалет, чтобы переодеться в футболку Красавицы.

Песня «Игра с огнём» звучит в голове всё настойчивей. Даже странно.

- Но спустись на дно. Пряча в струнах смех, сделай звук вином! закружи мой трон! ...

Трон? уж не стремянку ли Гнезда? 

Трясу головой, чтоб песня выветрилась из сознания, но вместо этого, продолжаю петь.

- ... Адским скрипачом станешь без помех. Мы тебя поймём, -  на сетчатке глаз под закрытыми веками отражается острозубый оскал новоиспечённого Вожака. Неприятный тип смотрит прямо в душу и  поёт голосом В. Кипелова  - Там играй с огнём!...

Жутко.
С чего бы это?

      Честно говоря, Красавица из себя - худенький и изящный, как балерина, и это несмотря на непослушные руки и ноги. Поэтому, переодеваясь, я была уверена, что мои телеса не уместятся в его футболку, но нет. Одёжина оказалась мне даже великовата.

      Возвращаюсь к своей койке. Стервятника среди буйной растительности Гнездовища не видно и не слышно, словно он отсутствует в комнате. Только вдохнув аромат свежего постельного белья, вдруг чётко понимаю насколько сильно хочу спать. После нервной ночи ожидания и пёсьих попоек, отключаюсь, едва уронив голову на подушку.

      Сплю глубоким сном без сновидений.

***



      Не знаю, сколько я проспала, но обед, очевидно, пропустила. В животе уныло заурчало. Проснувшись в окружении зелёной листвы, я первым делом попыталась понять, где нахожусь.

      Где я? Кто я? Наяву ли всё это?

      Окончательно проснувшись и осознав себя, вскакиваю с кровати. Затравленно озираюсь по сторонам.

      — Проснулась! Проснулась! — празднично галдят птицы.

      Слон радостно хлопает в ладоши. Вытаскиваю зеркальце из-под подушки, поправляю неброский макияж, покидаю, ставшее уютным, тёплое гнёздышко. Знаю, что сейчас начнётся более церемонная процедура знакомства, но торжественный момент портит сосущий голод.

      Вожака в Гнездовище нет. Это почему-то радует.
Сознание продолжает петь "Игру с огнём" и настойчиво приписывает именно Стервятнику фразу:
- "Ты хочешь знать, что Гений - это я..."
Эта навязчивость образов уже начинает пугать.

Мысленно собираюсь с духом и возвращаюсь в окружающую действительность.

Обязанности вожака Третьей  временно исполняет Дракон — здоровенный колясник, похожий на обросшую гориллу с бугристой кожей. Смотрю на его сросшиеся кустистые, как у Акулы, брови и шикарные бакенбарды. Уважительно вытягиваюсь перед ним стрункой. Он замечает, и его глаза поблёскивают от удовольствия. Почувствовал себя «большой шишкой».

      — Садись, — указывает Дракон на стул напротив. Не смея ослушаться, я беспрекословно подчиняюсь.

      Живот выдаёт унылую трель, и не одну. Птицы оборачиваются и таращатся настолько бестактно, что мне отчанно хочется  провалиться сквозь землю от стыда. Алею всей головой.

      Наши взгляды с Драконом встречаются и тут же устанавливаются на одном уровне. Размалёванные состайники вытягивают длинные шеи, выглядывая из-за мощных плеч первого заместителя. Каждому интересно поглядеть на мою реакцию  последующего допроса.

      — Ты вышивать умеешь? — сурово спрашивает Дракон.

      — Нет.

      — Совсем? — Правая сторона сросшейся брови удивлённо ползёт вверх.

      — Совсем.

      — Плохо.

      Дракон складывает лапы на брюхе, и я обращаю внимание, что ногтевые пластины у него заострённые и выкрашены в металлический цвет. Впечатляет!

      — Джона Уиндэма, «День триффидов» читала?

      — Нет. Но он у меня есть, правда! Вот-вот примусь за чтение.

      Птицы одобрительно шумят и хлопают крыльями. Их звонкие трели Дракон прерывает следующим вопросом.

      — Гербарий собираешь?

      — Нет.

      — Почему?

      — Не увлекаюсь и не вижу в этом смысла, — гордо заявляю я.

      Хочу поставить на этом моменте торжественный восклицательный знак, но не успеваю. Чувствую, что слова вылетают вперёд меня. И КАКИЕ слова!

      — Зачем вообще это надо? И КОМУ? Мне? Заваривать на зиму чаи из засушенного зверобоя и мелиссы лимонной я не собираюсь. Предпочитаю чай из пакетиков. Чахнуть над берёзовым листочком тридцать третьего года меня вообще не прёт. У меня есть любимый лилейник, и этого достаточно. А гербария и на полу хватает. Вон, валяется…

      Перевожу дух. Смотрю на потемневшего лицом Дракона, и мне почему-то становится страшно. Глаза птиц наливаются кровью. Они раскапывают землю когтистыми лапами. Вот-вот налетят на меня и заклюют на смерть… Попируют вдоволь над свежей падалью! Они уже надвигаются на меня целой стаей!

      — Зато у меня есть связка бесхозных, никому не нужных ключей, — успеваю пискнуть, вжимаясь в стул (в животе вновь громко бурлит). — Целых семь штук! И ещё один… самый ценный!

      — Какой такой «самый ценный»? — вкрадчиво спрашивает над моей головой Вожак, который появился вообще непонятно откуда.

      Звучно сглатываю.

      Стервятник взмахивает рукой, и птички разлетаются по всей Третьей. Дракон мрачно переводит взгляд с Папы Птиц на меня и, получив какой-то невербальный сигнал, тоже исчезает где-то в гуще местных джунглей.

      — Покажешь?

      Меня умиляет эта показательная учтивость! Зачем спрашивать «покажешь?», если заранее знаешь, что отказывать в таких вещах, как ключи — опасно для жизни? А что было бы, если бы я сказала: «Нет»?

       По-прежнему отрицаю сравнение Стервятника с "гений - это я"
Но, кажется, понимаю скрипача из песни на все 100 % - я испытываю почти те же самые эмоции. Единственное что, талант у меня более заурядный - писать стишочки; иной раз по пять штук в день.

      Снова забираюсь в свою койку на втором этаже. Мысленно радуюсь привычке хранить ключи в походной косметичке. Какая удача, что я всё-таки не выложила их, оставив в Наружности!

      — Вот, — показываю тот самый ценный экземпляр. — Он от клетки со светочувствительными пластинами. Был. Раньше у каждой бригады был свой такой вот ключ. Но потом, клетки перестали существовать, поскольку началось массовое сокращение производства. А ключ остался… Не получилось вовремя сдать его обратно.

      Стервятник одним пальцем ловко подхватывает ключ, и он болтается на кончике его когтя.

      — «ЦПФ. Формы. Бригада номер два», — читает бирку Вожак и тут же переводит на меня взгляд.

      Ставит мысленную галочку напротив пунктов из своего воображаемого списка. Усмехается. Смотрит на ключ. Я остаюсь под глубоким впечатлением от этого взгляда. В какой-то момент его мысли становятся мне настолько очевидны, что я ужасаюсь собственной проницательности! В Папе Птиц мгновенно проснулась алчность.

      «Это должно быть моим. Стырить при первом удобном случае» — бегущей строкой проносится в его сознании. Мысли Большой Птицы — как открытая книга.

      — А вот связка.

      Стервятник неохотно отрывает взгляд от ключа из-под пластин и, не озвучивая, договаривает мысль: «Какой богатый урожай!» Но больше всего, конечно, он восхищён бирочным с Полиграфкомбината. Исторический ключ от несуществующего производства. Просто сокровище для главного взломщика Дома! Стервятнику очень сильно хочется прикарманить его, добавить к себе в коллекцию, не спрашивая у меня разрешения. Но он всё-таки переступает через себя.

      — Продашь? — Ключ всё ещё болтается у него на пальце.

      — В смысле?

      Наши взгляды снова встречаются, и мне становится не по себе.

      — Господи! Да хоть все забирай! — Я очень вовремя догадываюсь, в чём дело. — Не знала, что у вас здесь действуют рыночные отношения. Вы же стая!

      — Не «у вас», а «у нас».

      «То есть, МЫ же стая», — мысленно поправляюсь я, но сказанное не вернёшь.

      Кажется, я опять ляпнула что-то не то. Чувствую на себе тяжелый внимательный взгляд Большой Птицы, и подо мной растекается иллюзорная лужица мочи. Мне стыдно, но в последний момент я гордо подтягиваю штаны и говорю: «Ха! Ха! Ха!». Стряхиваю с себя этот морок.
Представляю перед собой тарелочку с картофельным пюре и котлеткой — ароматной, вкусной котлеткой из столовой. Расправляюсь с едой, даже не пользуясь ножом и вилкой. Подлизываю всё дочиста и виляю хвостом в надежде на добавку.
Вот-вот вслух скажу своё задорное «Ав!»

       Проходит несколько безмолвных минут.

      — С этого момента, — медленно произносит Стервятник, растворяя в небытие мои мечты о котлетке, — любые рыночные отношения, как выразилась наша новая ПТИЧКА, запрещаются. Всем ясно?

      Вожак оборачивается на Стаю.

      Птицы согласно хлопают крыльями, щёлкают клювами.

      — Никакой коммерческой деятельности в Гнезде. — Стервятник ставит окончательную точку, вцепляется в подаренный ключ и покидает Третью.

      Песня "Игра с огнём" выветривается из моей головы окончательно.

      Я вновь остаюсь один-на-один со стаей падальщиков и отчаянно хочу кушать. Не выдерживаю,
 и жалобно спрашиваю:

      — А ужин скоро?