06. человек с лошадью. 1980, июль

18 июля Таня, наконец-то повела меня в давно обещанный поход на Зубовский плёс. Акция сия была тщательно скрыта от любопытного постороннего взгляда. Каждый из нас объявил своему ближайшему окружению, что его берут с собой в какой-то дикий левый поход. Предосторожности эти необходимы были лишь для единой только цели – отвлечь от главного: мы шли вдвоём. В день похода у меня открылась температура, где-то за 38°. Но, но, но! Нельзя, никак нельзя откладывать: скользящие выходные согласованы заранее, билеты закуплены, маршрут намечен. Какая-то внешняя сила толкала нас, влеча за собой.

Говорят, древние скандинавы выгоняли хворь из воинов, сажая их за вёсла своих ладей и часами заставляя грести. Не знаю, как действовала гребля на древних скандинавов, но для меня подъём на Пана (это гора такая, голая и крутая) вполне заменил это занятие. А может, подействовал кулёк превосходных вишен, захваченный Таней. Каждая съеденная вишенка прибавляла мне жизни, добавляла сил.

Одна из лучших ориентировщиц «Алтая» умудрилась ещё загодя сбиться с тропы. Пришлось штурмовать Пана в лоб. Спускаться было много легче, тем паче, что всего лишь через 3 часа непроходимых кушарей, мы вышли на долгожданный ручей (ух, ты! Стих получился!). А на плёс пришли уже под вечер.

Зато обратный путь вниз по Горной Ульбе мы уже летели и, как всегда, без тропы. Она то появлялась, то куда-то внезапно пропадала, то поднималась резко в гору, а то исчезала в реке. Я так до сих пор и не знаю, есть там какая-нибудь тропка. Мы плыли по воздуху, шли по воде, смотря друг на друга, не замечая, что вокруг давно уже льёт дождище. Внезапно эта хитрющая тропика наконец-то явилась нам, но вела, как всегда в другую сторону, резко вверх, по склону. Зато там, чуть дальше, через каких-нибудь 40 метров непроходимого кустарника, покрывающего почти отвесный склон, она появлялась во всей красе, широкая, ровная, почти асфальтированная, а ещё дальше, там, в лазурной голубой дали, где сливаются воедино Горная Ульба с Сержихой мы вдруг увидели разгорающийся костёр.
Нас заметили.

Разумеется, уж эти-то 40 метров мы прошли именно по этому крутяку, почти по прямой, спиной к обрыву,  держась руками за торчащие из склона кусты шиповника. Помню только, что кусты были мокрыми и жутко колючими. Но, костёр, понимаете, костёр! Он разгорался, нам уже почти слышался запах тушёнки с гречневой кашей.

Это были не туристы. Их был один человек и семь или восемь девушек. Сплавщики. У них традиция такая, каждый год в это время и т.д. Только в этот раз все мужики, кроме одного джентльмена, схлюздили. Зато у них чего было много, так это гречки с тушёнкой. И когда, наконец, мы наелись и согрелись, одна из восьми или девяти смиренно попросила расчехлить гитару. И, пока я бережно расстёгивал хитрые замки, рассказала, что заметили нас издалека, на том самом крутом, поросшем кустами склоне, и долго-долго восхищались мужеством и отвагой молодого кучера, сумевшему по почти отвесному склону провести лошадь. Дело в том, что Таня – она росточка небольшого, а гитара из чехла – сами знаете, выглядывает довольно высоко. Её-то, гитару, и приняли поначалу за лошадь. А вы думали, почему так много наварили гречневой каши?! Ведь всем известно, что лошади обожают гречневую кашу!

Женщину, попросившую нас расчехлить инструмент звали Нина Белая. Белая – это не цвет, не символ надежды, Белая – это фамилия. Я просто счастлив, что узнал лично такого замечательного человека. Нина – преподаватель музучилища, большой знаток русской народной, авторской песни, сама немного сочиняет. Но главная её заслуга в том, что она создала собственную систему обучения детей музыкальной грамоте. Учила она детишек играючи. В буквальном и переносных смыслах. Из самых разнообразных пластмассовых, металлических и электрических игр она сама создавала наглядные пособия, игры, развивающие у детей воображение, музыкальную память и слух. Ребятишки на её уроках пели, играя в музыкальное домино, отвечали на каверзные вопросы музыкального электронного диктанта, складывали из кубиков музыкальные аккорды. Она переделывала игры-викторины на батарейках, где нужно было отвечать на вопросы типа «Кто написал Онегина» просто замыкая контакты, под музыкальные вопросы, и дети с удовольствием зажигали лампочки на правильных ответах. Её приглашали на лекции по обмену опытом, с оплатой расходов и неплохим гонораром, в очень многие города Казахстана (Ленинск, Алма-Ата, Караганда) и России (Ленинград, Новосибирск). Об этих игрушках восторженно и официально отзывались целых три консерватории. Я сам видел ~12 кг писем из разных городов с просьбой помочь, приехать, выслать, рассказать, поделиться!

И только в родном городе её работа никому оказалась не нужной. Нине не давали работать, снимали её преподавательские часы. Очень старались на этом поприще тогдашний начальник отдела культуры при Самом. В 1992 году на Дне Молодёжи госпожа Альмира и секретарь союза молодёжи города господин Бублик прелюдно умилялись этими такими нужными детям игрушками, обещали, ну прямо завтра, помочь, созвониться с тогдашним директором Серебрянского завода неорганический материалов – чтобы тот помог поставить это дело на производство. Завтра  же  приходите,  звоните, приносите игрушки, пойдём к Н*** (тогдашним по-нынешнему акимом), у нас связи, мы поможем!

Ха! Ни хрена они не сделали.
Потому что ни черта не умеют.
Потому что это всё им на дух не надо. Давать обещания ; это их профессия.
Ну и Господь с ними. Не хочу на таких людей бумагу изводить. Речь-то идёт о Нине!

А тогда, мы сидели у костра и знакомились. Впоследствии она прожюрила у нас почти во всех конкурсах, учила нас, неграмотных понимать серьёзную музыку, помогала устраивать совместные с музыкальной школой концерты.
После того похода мы побывали у Нины в гостях. Напелись до хрипоты. А года через два мы с удивлением увидели прекрасно оформленный Ниной альбом, богато иллюстрированный фотографиями, со ВСЕМИ песнями, которые тогда пелись. У неё НИЧЕГО не пропадало. Вот такая она, Нина Белая.
Сейчас Нина живёт под Санкт-Петербургом в Сосновом Бору и вряд ли сюда вернётся. Надеюсь, хоть иногда вспоминает историческую встречу десяти красавиц с человеком, ведущим лошадь.

Вставка 2003-11-06

Никогда не думал, что когда-нибудь вернусь к этому сюжету, но когда  июле 2003 в самом обыкновенном парке Кирова я вдруг встретил Нину Белую, да ещё под ручку со Светой Бирюковой (которая появится лишь в главе ХХХ) и алматинкой Лидой Колесниковой, которая появится в этой книге году уже в XXI веке, мирно идущих ко мне навстречу, я, признаться, несколько обалдел. Но ещё больше я выпал в осадок, когда Лида вместо паспорта, визитки, верительной грамоты молча протянула мне фотограафию.

«Как причудливо тасуется колода!» Оказывается, Лида Колесникова, с которой мы познакомились аж в 2001 году на фестивале в Алма-Ате (она пела песню «Вышивка» устькаменогорского (между прочим!) автора Иры Орищенко), тоже есть на этом фото. Рядом с ней – Нина, потом – как бы я.

Действительно, у Нины ничего не пропадало. В том числе и это редчайшее фото, на котором изображены люди, которые вновь встретятся только двадцать лет спустя. 

Нина сейчас живёт в Питере, Лида в Алмате, и раз в год они также встречаются в Усть-Каменогорске.