Медленный танец

Ей далеко за 60, но в глазах все еще мелькают "чертики". Помешивая ложечкой  чай с лимоном, она продолжает свой рассказ.

Было мне тогда 17. Училась в «калинарном техникуме», точнее кооперативном училище на отделении хлебопечения.

У училища была напряженка с общежитием. Мы то жили на чердаке в какой-то  огромной комнате всей группой, как в казарме. Ходили через Львиный мостик. В Красном Селе жили короткий период зимой. А больше мотались по пригородам Ленинграда, на  практике в разных хлебозаводах и пекарнях.

Так вот в Красном Селе. Новогодняя ночь была уже позади, но вечера еще шли. Приехал автобус из военной части с приглашением вот на такую новогоднюю встречу.

Осматриваю свой скудный гардероб, идти, в общем-то, не в чем. Соседка по кроватям предложила свое голубое платье с горохами. К нему широкий пояс без крючков и бляшки. Но голь на выдумку мудра — зашили прямо на мне и отправились.

Красоты такой я еще и не видела. Елка до потолка, над ней большой крутящийся шар, от которого зал переливался разными оттенками. Откуда шло освещение, я так и не поняла.

И вот стою я в голубом с горошками, подол колоколом, талия осиная. Про статистику еще не знали ("потому что на 10 девчонок по статистике 9 ребят"), но немного боязно: девчонки все куда-то разбежались. Стою, жду чуда. И  чудо явилось. Роста чуть ниже среднего, миловидный. Пригласил на танец.

Тогда разговориться на танцах было нетрудно. Одна рука на талии, другая держит руку девушки, к груди прижата и стой, переминайся с ноги на ногу, не отвлекайся. Даже фокстрота не помню, все больше вальсы и танго.

Как говорила внучка после летнего лагеря:
 - Влюбилась...
 - В кого?
 - В двоих...
 - Да как это произошло?
 - Танцевали...
 - Что?
 - Медленный танец...
 - И который больше нравится?
 - Не знаю...

Внучке было 12. Мы встретили потом одного из тех мальчиков. Пролетел мимо , усмехаясь,  быстро проговорив: «Здрвствуй!».


 - Кто это?
 - Тише, кажется, он.
 - Кто он?
 - Ну тот, из медленного танца.
 - Который?
 - Не знаю.

Такова она, любовь! То страдания чуть не до слез, то через несколько дней и образ рассеялся.

Ну вот, танцуем. Музыка кончилась, а разговор продолжается. Вобщем, Леша, он же Леонид,  не отошел от меня ни на минуту. А провожая к автобусу, предложил попатрулировать на следующий день вместе. Ну вот мы и патрулировали по Красному Селу: сослуживцы впереди, мы с Лешей сзади.

А в воскресенье мы отправились по увольнительной в Ленинград. Зимнего пальто у меня, кажется, не было, осеннее было малость поношенное. Поэтому одевали меня всей комнатой. Вобщем, кроме нижнего белья, все чужое, самое красивое и модное.

Гулять мы отправились в Эрмитаж. Это был мой первый поход в Эрмитаж, и забыть его невозможно. Поначалу мы смотрели экспонаты вместе. Потом попали в залы античной культуры, и я начала от Леши убегать. Понимаешь? Фигуры обнаженные...

Кончилось тем, что я стала рассматривать одни только головы, пока Леша не спросил: «Что это ты так головами заинтересовалась?»

После Эрмитажа отправились в столовую. И тут  меня ждал новый казус. Леша заказал эскалопы. А я не только не знала, как его есть, но и слово услышала впервые. Поэтому сказала, что есть не хочу, вот только картошки немного поем.

Его это тоже рассмешило:
 - Я сам не в своей тарелке. За соседним столом, прямо напротив, сидит майор, и я не знаю, отдавать ли мне честь или сделать вид, что я его не вижу.

Вобщем, кажется, что мы оба оставили эскалопы нетронутыми и пошли бродить по городу.

Под вечер, когда мы уже купили билеты на Балтийском вокзале, Леша предложил:

 - Зайдем в магазин, там много конфет и одни лишние. Мы эти лишние и купим.

Лишними оказались барбариски. О! Ты не знаешь, что такое барбариски. Вот они были замечательные сосучки. Их раньше на самолетах давали. Пахучие, кисленькие, вкусные — не оторваться.

Я и не оторвалась. Уже не знаю, от этих конфет или по чистому совпадению, но  зубную боль пережила жуткую.

Больше Лешу я не видела.  Нашу группу опять отправили на практику, я оказалась в Волосове, а потом и  вовсе ушла из «калинарного техникума». Леша писал письма до самой демобилизации, просил приехать, встретиться, однажды признался в любви. Я отправила ему фотографию, он назвал ее «каменным изваянием», написал, что я нужна ему живая, «как необходимость».

Но в 17-18 лет трудно хранить верность. Пришел на танцы (медленные танцы!) и все — новый поклонник!

И чертики в ее глазах снова запрыгали.