Глава 52. Расправа на втором этаже

21+
Роман фентези категории ХХХ содержит сцены мучений. Кому такое читать не нравится - нажмите крестик в правом верхнем углу экрана. Спасибо!
Краткое содержание предыдущих глав.
Владимир, контуженый прапорщик и вдовец, взял на воспитание дочь своего друга погибшего друга. Воспитывая приемную дочь в строгости, и не думал, что юная девушка сможет не только излечить его от последствий контузии, но и пробудет в нем горячее чувство, далекое от родительского долга. После измены Софьи он мучается от любви и ревности одновременно.
За  парочкой присматривают Ангел Хранитель и Ангел искуситель.

52. Расправа на втором этаже

Ворона проголодалась настолько, что одну из своих заначек раскопала. Не торопятся люди выходить с ведерком из дома. Обиженно подумала она.
Конечно, мне вороне, нет дел до их жизни, но мусор могли бы и вынести! Что-то долго они сегодня спят! И тут на первом этаже дома зажегся всет.
"Проснулись! - Значит скоро девочка с ведром выйдет!" – Решила ворона, но ждать ей пришлось еще долго.
***
Ангел Хранитель: Спят голубки! В одной кровати!  Как будто ничего не произошло! Как будто они друг другу не изменили!
Ангел Искуситель: Не забыл, вот сегодня  он, такою голубку пороть будет! Я ему про измену и напомню! Тебе Софью совсем не жалко?
Ангел Хранитель: Она расплачивается за свои грехи! Так что по грехам и расплата! Я и вмешиваться не буду! Пока он не перестарается!
Ангел Искуситель: Он еще и завтрак готовить сам собрался. И не думает о том, что нажили они себе такого страшного врага. Вот она уже не с помощью розог мстить будет! А Владимиру я еще устрою сладкую жизнь!
Ангел Хранитель: Рано радуешься!
***
Утром папа проснулся первым и посмотрел на сладко посапывающую девушку.
"Вот и спит моя голубка, моя тигра! А, я? Я большая контуженая сволочь! Что я обещал своему покойному командиру? Заботиться о ней как о собственной дочери! И что на проверку? Женился на вдове друга, удочерил и  воспитывал, как умел! Что можно было ожидать в качестве воспитателя от контуженого импотента?  А она? Она позволяла делать с собой все, что я хотел, и вылечила меня от контузии! Ей я обязан тем, что снова мужчина! И она стала позволять мне гораздо больше, чем воспитанница позволяет своему воспитателю. А я сволочь! Редкостная сволочь, стал пользоваться ее разрешением и влюбился! Не как воспитатель, а как мужчина. Любил и бил, потому что иначе у меня не стоит! А она? Она позволял мне все, а потом  мне изменила! Не сберег я ее, не сберег и теперь мучаюсь и от любви и от ревности! И нехорошее предчувствие, что беда скоро придет  в наш дом!"

Ангел Искуситель: О том, что Софьины фотографии уже попали на стол Ольге, он не знал, но сердцем чувствует беду. Коллега? Твоя работа?
Ангел Хранитель: Конечно  моя! Но они согрешили столько, что я не смогу отвести эту беду!
Ангел Искуситель: а я и не позволю! Смотри,  как мучается, он ее зочет, и не может! Ну, разбуди ее и отлупи хорошенько и все сможешь!
Ангел Хранитель: у Софьи много грехов, но может,  пожалеешь?
Ангел Искуситель: еще чего!
***
 Софьин приемный папа мучился от искушения. Хотелось и приласкать и наказать девушку, которая делит постель как с ним, так и с Борисом Георгиевичем, его работодателем и Светкой, своей одноклассницей. Полюбовавшись совьей, он прикрыл ее одеялом и ушел не кухню.
"Моя Софья очень своеобразная личность. У нее непостоянный характер, переменчивое настроение. Как блудить напропалую – она научилась, а как заметать следы… И ведь Светка пошла со мной в душ с ее согласия... А ты, сволочь, не устоял! Сегодня я устрою ей хорошую взбучку! – папа взбивал миксером творожную массу и изюмом и сметаною.

Вскоре завтрак – поджаренные на растительном масле ломтики булки, размоченные в молоке с творожно-сметанным прикрытием, был готов.
– Софья, подъем! Умываться и завтракать! Форма одежды – хитон!
Софья смотрела сладкие сны и не почувствовала, как папа встал. Только чуть свернулась, чтобы было так же тепло. Окрика папы она не услышала.
– Софья, – папа сорвал с дочки одеяло и шлепнул по попке. – Подъем!
Софья с визгом и удивлённо-открытыми глазами вскочила на папином диване, озираясь.
– Умываться, завтракать! – папа шлепнул, девушку еще раз, попав по бедру. – Твердая! – папа подул себе на пальцы. – Аж руку отбил!
– Ай! – Софья снова взвизгнула от шлепка и потёрла свою ногу... – Утро доброе, пап, – девушка встала на кровати, мотнув головой, расправляя волосы и спустившись на пол, – мне одеться после умывания?
– Да, – улыбнулся папа. – Завтрак на столе! Побудь амазонкой!
– Амазонкой, так амазонкой! – Софья кивнула и убежала в ванную. Там она умылась и прошла к себе наверх одеться в хитон и сандалии, а потом спустилась вниз на кухню и села на стул, немного притормозив у самого сиденья, чтобы убедиться, что сидеть можно.

– Ну, как попка после свидания с любовником? – папа налил кофе себе и чаю Софье. – Выдержишь или дать ей отпуск? – от предвкушения порки у папы вспотели ладони.
– Как видишь, я сижу, – улыбнулась девушка, приступая к завтраку, – впрочем, я думала, после жгута Эсмарха будет хуже. "Спасатель" – хороший крем! А ты что, хочешь с утра меня снова выпороть?
– Если честно хочу! – Вздохнул прапорщик.– Да, мы с тобой помирились, но меня терзают муки ревности!
– Только не проводом! – Совья потянулась за бутербродом. – Понимаю, что я большая грешница. А ты меня правда,  ревнуешь?
– Да, ревную!
– Значит, ты меня все-таки любишь?
Количество бутербродов на блюде уменьшалось.
– Почему все-таки? Просто люблю и мучаюсь!
– Когда начнем? – Софья посмотрела на своего приемного папу. – Раз ты любишь и хочешь?

– Посуду моешь ты, так как потом мытье вряд ли у тебя получится! – папа встал из-за стола и пошел за капсикамом, веревкой и ремнем. – Жду наверху! Наверх, грешница моя, уж извини, не понесу, чтобы не подобреть!
Весь второй этаж домика был целиком отдан под комнату Софьи. Папа не стал городить перегородок. Посередине – кирпичная труба из крашеного красного кирпича.
– Хорошо, папа! – Софья кивнула и принялась убирать со стола и мыть посуду. –
Будет больно, но ради него потерплю! Не впервой! Главное, чтобы провод не взял.
Закончив, девушка осталась на кухне, ожидая, когда папа за ней спустится.
Ангел Хранитель: поднимется на верх и ей меньше попадет!
Ангел Искуситель: задержится и получит больше, зато будет жаркий секс в качестве компенсации!

– Ну, ты там где? Ко мне бегом марш! И не забудь ошейник! Если спущусь – хуже будет!
Софья улыбнулась, но продолжала упорно сидеть на кухне.
– Ну, все, спускаюсь! – рассердился папа.
Софья по-ангельски сложила руки и сжала ножки. Папа спустился и увидел босоногого ангелочка в коротком хитончике. Казалось, это была сама невинность.
– Я хочу, чтобы ты был добрым и строгим... – опустила глаза девушка, – как до нашей ссоры! Мы ведь окончательно помирились?
– Буду! И повод для строгости у меня сегодня очень серьезный! – папа перевернул Софью вниз головой, повесил себе на плечо и пару раз шлепнул по попе. На этот раз лестничный марш он преодолел с трудом. Сердце его билось так, как будто его несут пороть, а не наоборот.
Софья дёрнулась от пары шлепков и повисла на папином плече. "С папой все просто и надежно! Теперь я знаю, что он меня не бросит! Ну, а порку я заслужила!"

  Папа прислонил ее к трубе, связал руки над головой и притянул их к трубе.
– Маслить тебя всю не буду, но разумная строгость будет, – папа надел перчатки и стал намазывать попку и бедра капсикамом.
– Строгим? Сейчас! – Софья подергалась, проверяя веревки на прочность.
Попка теплела под руками.
– Очень строгим буду! Ты постой, а я пойду подкину дров в печь! Капсикам должен начать работать!
"Сегодня я прогрею ее как следует! – думал папа. – Строгим, так строгим!"
Папа принес ремень, но не брючный, а свою старую офицерскую портупею.
– Ну, красотка, давно тебе не попадало портупеей! Значит, хочешь быть непослушной?
– Хочу, – опустила глаза Софья.
Папа потрогал попку. Она уже стала красной и горячей...

 "В напульсниках было бы удобнее!" – Софья вздрогнула и немного вильнула попой.
– Девушкам иногда можно покапризничать! Это нормально! Но когда им говорят одно, а они делают совеем другое, и не думают о собственной безопасности… Это значит, что девушки непослушные! – он снял с портупеи узкий ремешок, намотал на руку широкий и выпустил хвост около метра длины.
– Англичане, – Софья испуганно захлопала глазами, вспоминая, что такое есть у англичан для таких мест, – непослушным детям вставляли в попу имбирную свечку или просто корень имбиря. У меня имбиря нет, но есть капсикам, – папа выдавил себе немного этого крема на палец, и растер его между половинками попы...
Софья жалобно посмотрела на папу и из глаз выкатилась новая порция слёз.
"Похоже, сейчас по грехам и получу! – повернув голову, девушка наблюдала за приготовлениями. – Влетит не по-детски! Уже сейчас гоорю!"
– Строгим так строгим! Владимир втер капсикам в ягодицы.  Попу Софьи крем прогреет, значить Софья поумнеет! – Дочь офицера должна знать, что такое портупея! – со смачным хлопком селедка впилась в попу.
– Знаю! – Софья отвернулась, сжала зубы и прижалась к трубе всем телом.

Первый удар она вынесла без единого стона. На попе вспыхнула широкая полоска.
От второго удара Софья прильнула всем телом к трубе, стиснула зубы, но не смогла промолчать и взвизгнула. Казалось, на попе начался пожар.
– Ау! – Софья подогнула ноги и повисла в воздухе с громким криком. "Кирпичи уже теплые!" – успела подумать она.
– Непослушные девушки получают офицерского ремня! – папа стал ударять так, чтобы полоски постепенно сближались.
Теперь несчастная Софья дёргалась и вскрикивала, тяжело дыша между ударами. После крема попа и так горела, а ремень только добавлял...
– Сейчас ты у меня и не так запоешь! – Терпи, грешница! – Папа ударил чуть выше ягодиц.
Софья с визгом подпрыгнула и прогнулась, сколь позволила веревка, державшая руки.
– Значит, не слушаем папу! – он ударил два раза быстро по малиновой уже попке. – Шалим, не думая о последствиях!
Софья захлебнулась в собственном визге, и попыталась восстановить дыхание.
Владимир, поняв, что происходит, дал девушке передышку.
– И как попка? – он потискал горячие половинки.
"Ты даже не представляешь, папочка, что мне приходится пережить, чтобы исправить все, что я тут натворила!" – от каждого тиска девушка громко вскрикивала и дёргалась, будучи не в силах ответить.
– Продолжим?

Софья, издала нечто членораздельное, а потом взвизгнула от удара.– Когда девушки поют, их весьма серьезно бьют! – новая полоска легла параллельно предыдущим. – Так-то лучше! И еще разок! – папа снова опустил ремень на попку чуть выше.
Софья выгнулась, но заставила себя не взвизгивать. Веревка больно впилась в запястья.
– Девушки ругаются, а ремень кусается! – папа сложил ремень вдвое и размахнулся.
Софья в очередной раз огласила комнату визгом.
– Поют девчонки у трубы! – папа отошел на шаг.
Софья не смогла так долго терпеть, снова закричала и стала пританцовывать на привязи, разминая попу.
– Кирпичи теплые, но не горячие! – папа потрогал трубу, а потом несколько раз шлепнул по попе ладонью. – А веревка крепкая!
– Ой! – Софья подпрыгнула, едва не взвизгнув, но тяжело дыша.
"Больно, но я ему сама позволила! Заслужила! Раз он меня любит – все степлю!"
– Софью надо ремнем драть, будет Софья подрастать! – папа стегнул еще два раза. – Трубу не развали!
Софья дважды вскрикнула, широко открывая рот и глаза, а потом, пытаясь восстановить дыхание и глотая слёзы. Владимир решил сделать небольшой перерыв и стал гладить девушку по спине и надранным местам. Софья пришла себя и только мелко вздрагивала, прислушиваясь к звукам за своей спиной. После очередной передышки папа взял с портупеи узкую перевязь.
– Ну, красотка, лови! – папа сложил перевязь  вдвое и ударил.
От удара у Софьи перехватило дыхание, и она беспомощно повисла на руках.
– Сомлела! – папа окатил девушку водой, припасенной заранее.
Софья взвизгнула и замотала головой. От воды намазанные кремом места просто вспыхнули, а капсикам зажег с новой силой.

– Ну что, – папа снова потискал попку, – будешь послушной?
– Ау… – в ответ Софья только взвизгнула от тисканья.
– Придется продолжить... – папа ударил еще раз сложенным вдвое ремнем.
Софья в который уже раз прижалась всем телом к трубе, вскинув голову.
"Надо дать девушке отдохнуть!" – решил мучитель, любуясь танцами у печной трубы..– Ноги на ширину плеч! – приказал папа, надевая перчатку.
Софья ещё более жалобно посмотрела на отца.
Папа поставил рядом с Софьей табуретку, сел на нее и ввел пальцы: большой в попу, указательный и безымянный во влагалище. Промасленные прорезиненные пальцы вошли легко, и эффект не заставил себя ждать.
Софья несколько секунд морщилась, потом стискивала зубы, а потом заорала и заплясала на месте, стараясь спасти свои несчастные места от этого ужаса, делая перерывы только в крике для нового вдоха.
Внизу живота всё запылало, и уже через минуту другую девушка потекла и тяжело задышала, продолжая кричать.
– Хорошо кричишь, – папа шевелил внутри Софьи пальцами.– Ты у меня будешь вертеться как вошь на гребешке! Это за твой блуд с Борисом Георгиевичем! – папа сдавил большой и указательный пальцы внутри красотки, теперь они терлись друг о друга через узкую перегородку кишки и влагалища.

– Папа чувствовал, как от выработки влагалищного секрета стало легче шевелить пальцами.
– Кричи не кричи, а свое получи!
"Сгорю, как Жанна Д’Арк на костре!"
Папа не забывал тискать надранные места. Вопли красотки казались ему самой сладкой музыкой. Он продолжал работать рукой, но чувствовал, что пальцы затекли и слегка занемели.
"Потом я ее промою в ванне, – решил он, – так как от контакта с водой капсикам начинает работать еще раз, не так сильно, но чувствительно. А перчатка совсем мокрая, красотка потекла..."
– Ты ни под ремнем, ни под розгами так не пела! – папа куснул Софью за попку.
Комната огласилась новым визгом.
Тут папа решил, что клитору мало досталось. Он вынул руку из Софьи и стал прицельно теребить губки и клитор – большая часть адского крема на перчатке еще осталась...
Софья продолжала течь, кричать и танцевать у трубы. Теперь гораздо свободнее. За эти минуты она уже успела кончить пару-тройку раз, но неослабевающее пока воздействие крема не давало расслабиться. В глазах постепенно мутилось.
– Хорошо танцуешь, – папа отодвинул табуретку, снял перчатку и стал любоваться спектаклем. Такие па у трубы Софья не делала никогда.

– Ну, ты покричи, потанцуй, а я скоро приду, – насладившись спектаклем, папа пошел вниз, взял кружку Эсмарха (клизму) с холодной водой, и полотенце.
Софья осталась одна, продолжая извиваться. Теперь, будучи без какого-то предмета во влагалище пришлось сжимать ноги. Постепенно крики стали стихать и переходить в стоны.
Тогда мучитель поставил ведро между раздвинутых Софьиных ног, ввел во влагалище наконечник кружки и пустил холодную воду тоненькой струйкой. Комната опять наполнилась криком, а девушке стоило больших усилий не начать снова дёргаться и не упасть. Наверное, уже сил дёргаться не осталось.
Вода, выливаясь, стекала в ведро, унося остатки страшного крема. Папа следил за уровнем воды в кружке. Вторая порция назначалась кишке.
Несмотря на промывание, текла девушка по-прежнему обильно, да ещё и возобновление жжения добавило ощущений.
– Ну как, твои блудные места наказаны достаточно? – папа ввел наконечник в кишку, и открыл воду. – На сегодня разрешаю воду в себе не держать долго, тем более, что вода холодная, а она провоцирует позыв на дефекацию почти сразу!
– И как я там не прожарилась? – Софья воспользовалась советом, ничего не ответив и сразу опорожнив кишечник в подставленное ведро.
– А теперь в душ! – Подмыв красотку остатками воды и промокнув полотенцем, папа понес ведро вниз.
– А потом? – Уточнила Софья, увидев утолщение в папиных брюках.
– Потом ко мне, на диван! Продолжим!
***
Ангел Искуситель: Похоже в душе она не задержится! Это твоими стараниями она у трубы кончила?
Ангел Хранитель: Конечно моими! Она его любит, и зла на него не держит!
И все ему позволяет!
Ангел искуситель: пусть пошалят, голубки, напоследок. Вот увидишь, какая твоя грешница на самом деле! 
***
"Не зря терпела, не зря позволила себя выпороть! Знаю ведь прекрасно, что после порки у него мужских сил прибавляется! Не только массаж грешного места заработала! После душа Софья лежала на папином диване, широко раздвинув ноги! Я женщина и он меня любит! – думала она, позволяя приемному папе в себя войти. –  мне с ним хорошо! Гораздо лучше, чем с Борисом Георгиевичем! Хоть он и может больше, как мужчина!"
И тут она почувствовала, как яркая вольна наслаждения родилась в том месте, которое Владимир сейчас прорабатывал, и в какое она первым пустила не его, а своего любовника. Сейчас об этом не думалось. Она вздрогнула, сладко застонала и обмякла.
Усталый папа, разрядившись,  лежал рядом.
За коном каркнула ворона, предвещая беду. В этот раз вороне пришлось ждать дольше обычного, когда Софья вынесет ведро с мусором.