Похороны Щорса

                г.КУЙБЫШЕВ               
                Нет большего мученья, как о поре               
                счастливой вспоминать
                (Данте)      
                (Хотя с этим вряд ли можно
                согласиться безоговорочно)               
    
         Осенью 1957-го года нашу эскадрилью в полном составе перебросили в город Куйбышев (Самару). Куйбышевское военное училище лётчиков было когда – то образовано на базе Ейского военно-морского авиационного училища лётчиков и, как раз в этом году, по приказу тогдашнего министра обороны Г.К. Жукова, офицеры и матросы Куйбышевского училища становились офицерами и солдатами сухопутными.
         Личный состав училища болезненно переживал это событие. Предстояла некая психологическая перестройка. Среди старшин стали бродить сочиняемые кем-то обнадёживающие слухи, что это, якобы, ещё не окончательное решение, и ещё возможен его пересмотр. Когда же процесс переодевания «пошёл», стали сочиняться легенды о солдатской находчивости. Вроде бы бывшим матросам удавалось утаить и сохранить до демобилизации так полюбившуюся им за время службы в морской авиации флотскую форму. Во время демобилизации, получив проездные документы, солдаты одевались в припрятанное для этого торжественного случая матросское обмундирование и ехали домой матросами, а старшины эскадрилий получали неожиданную возможность улучшить своё материальное положение, получив в своё распоряжение дополнительно несколько, по существу неучтённых, комплектов обмундирования солдатского.
         По прибытии в Куйбышев все наши семьи, как цыганский табор, добрались на электричке до Новокуйбышевска и там провели первые сутки в каком-то просторном помещении неизвестного назначения. Лётный и технический составы оставались для прохождения дальнейшей службы здесь в Новокуйбышевске, а я отправился непосредственно в город Куйбышев, где были учебные корпуса и спальные помещения для курсантов.
          Встретили меня хорошо. Поскольку с квартирами там тоже пока был «напряг», командир роты тут же поручил моему теперешнему коллеге помочь мне в поисках жилья. Лейтенант Кондратенко Анатолий, мужчина атлетического сложения, бывший моряк, отчаянный и решительный, с задачей справился очень быстро. Квартиру мы отыскали совсем недалеко от расположения училища.   
          Хозяином моего нового временного пристанища стал мой тёзка, Иван Алексеевич. Сначала нам хозяева выделили такую крохотную комнатушку, что я теперь и не припомню, напрягая всю свою фантазию, как мы там сумели разместиться. Со временем, познакомившись ближе, мы зажили одной дружной семьёй.
          Дети наши были спокойные, не шумливые. Серёжа был драчливый, но не «шкодливый», а скандалить в этой семье ему было не с кем. Оксана с рождения была удивительно спокойным ребёнком - я не помню случая, чтобы она плакала или капризничала по пустякам. Когда она заболевала, было трудно определить самое начало заболевания - столь терпеливой была эта девочка. В три месяца она отказалась от материнской груди, и Соня стала кормить её коровьим молоком из бутылочки. Бутылочка с молоком надолго стала её неразлучной подружкой, пока её не заменила соска – пустышка ровно до того времени, когда Оксана уже научилась пользоваться ложкой. И не было большего оскорбления для нашей доченьки, нежели попросить у неё эту соску, даже на время. Оксана, как и Серёжа, нередко гостила у наших родителей. В Беловодском Сергей Георгиевич построил нам в саду симпатичный дачный домик с верандой. Утром Соня уходила в дом к мачехе, чтобы помочь ей по хозяйству, спокойно оставляя дочку в домике, спящей на раскладушке в обнимку с заветной бутылочкой. Проснувшись, доченька выходит на крылечко, обувает туфельки - на правую ногу левую туфельку и на левую – правую, как правило, идёт к яблоньке и угощается упавшими яблочками.(Не знаю, какого сорта была эта яблонька, но её яблочки совсем небольшой величины были необычайно вкусными. И что удивительно, я не помню в этом саду порченых яблок, хотя и не помню, чтобы кто - то эти деревья чем-либо опрыскивал. Правда, в саду много было скворечников и, соответственно, скворцов).
          И у моих родителей в Силантьевке, что в Кустанайской области Казахстана, также приходилось гостить нашей доченьке. Дедушка, мой отчим, устроил её в сельский детский садик. Зимой отвозил её в садик и привозил домой на саночках. Оксана очень сдружилась с тётей Марией, моей сестрой, и, как у нас всегда было в нашей семье, много пели песен. У многих детей отдельные слова и выражения в их произношении получаются на свой, часто очень забавный, лад. Так и у Оксаны голова селёдки звучала как «селёдкина голова», «не успеешь оглянуться, как уже лежишь под такси» и др. А в песенке слова «Не сидится, не лежится, не гуляется ему» у неё получалось по-другому, причём забавно менялся её смысл: «Не сидится, не лежится, а всё гуляется ему». С дедушкой они очень подружились; полюбила она дедушку за его неустанную заботу о ней. Но вот однажды просьба дедушки поделиться с ним соской, внесла разлад в их отношения, хотя и ненадолго. Оксана была наблюдательным ребёнком. Наблюдаемые события оценивала по–детски очень забавно, умилительно, но достоверно. Как-то в Куйбышеве мы с Соней пошли в училищный клуб посмотреть фильм «Дело было в Пенькове», и взяли с собой доченьку. Зрители, затаив дыхание, с волнением следили, как на экране развивались сложные жизненные взаимоотношения между жителями небольшого российского, колхозного, "нерадиофицированного" села. И вот в притихшем зале, заворожённом сценой встречи двух влюблённых, раздался звонкий голосок нашей дочурки: «Это – мои мама с папой!»  Зал взорвался хохотом, и я надеюсь все зрители, как и мы, от этого похода в кино и этой умилительной, эмоциональной, маленькой капельки детского восторга в дополнение к волнующему содержанию замечательного фильма, получили двойное удовольствие.
          В семье Ивана Алексеевича была лишь девочка Нина, немного постарше наших ребятишек - они сдружились, и проблем здесь никаких не возникало.
          Иван Алексеевич работал печником на подшипниковом заводе. Это был добрый, совершенно бесконфликтный человек; любил хорошо выпить, и в любой степени опьянения мог быть только смешным, но никогда безобразным или скандальным. Я в то время увлекался фотографией и запечатлел   для «истории» много забавных зарисовок с участием моего тёзки. Чтобы избежать перебоев с наличием «горючего», Иван Алексеевич изобрёл свой собственный способ его изготовления, известного под названием «самогоноварение». Случилось и мне испытать на себе последствия употребления продукта его винодельческого искусства, ибо и я в те далёкие времена не прочь был потешить свою мятущуюся душу и пропустить рюмочку-другую за здравие… Да что там греха таить, она и без всякого повода шла неплохо.
         Когда на территории училища построили дом для семей офицеров, мне впервые за годы моей службы, наконец - то, достались две роскошные, по моим тогдашним представлениям, комнаты в трёхкомнатной квартире со всеми желаемыми удобствами. В один из дней начала 1959-го года, так мне кажется, командир роты объявил мне, что я назначен командиром парадного расчёта и такого - то числа с группой курсантов должен буду отправиться на городское кладбище. Там, как я понял, должно было состояться перезахоронение легендарного героя гражданской войны Николая Щорса из одной могилы в другую, и курсанты при опускании гроба в могилу, по моей команде, холостыми выстрелами из автоматов в воздух, произведут прощальный салют. Кто же лучше всех может справиться с таким ответственным заданием? Конечно я, и только я. Надо сказать, что со всеми хозяевами, у которых нам доводилось снимать квартиры, у нас всегда устанавливались добрые, уважительные отношения. Так и на этот раз - мы очень сдружились с моим тёзкой. Вечером, накануне дня этого события, я возвращался домой со службы. Вижу -  из темноты, под аркой у входа на территорию училища, около нашего дома, ко мне навстречу идёт человек. О! Да это мой тёзка, Иван Алексеевич! Он достаёт из внутреннего кармана бутылочку со свежим, только что изготовленным самогоном, и предлагает опробовать и оценить качество его продукта - результат его творческого поиска. Мы прошли в мою новую квартиру и в разговорах «за жизнь» употребили содержимое бутылочки по назначению - почему бы не расслабиться после напряжённого трудового дня? И всё бы хорошо, но только утром, после утренней чашки чая, я пришёл в состояние очень близкое к тому, что было у меня вчера, когда я после застолья провожал Ивана Алексеевича домой, и «легендарного героя» перезахоронил мой друг и коллега лейтенант Анатолий Кондратенко. Не иначе вмешалось Провидение, удержав меня от участия в предании священной земле тела этого вероотступника.
          И вот теперь, спустя более полувека, в 2014-м году, когда писались эти строки, решив уточнить дату этого события, я обратился к современному средству добычи информации – интернету. «Перерыл» всё, что только было возможно, но никаких сведений о данном событии так и не обнаружил, как будто его и вовсе не было в моей жизни. Зато для себя узнал много нового и интересного. Попытаюсь поделиться очень коротко. Существует две версии гибели Николая Щорса: смертельное ранение в голову петлюровским пулемётчиком и выстрел в затылок из револьвера его помощником Иваном Дубовым по полученному указанию (через политработника Павла Танхиль – Танхилевича)  Льва Троцкого 30-го августа 1919-го года около Украинской деревни Белошицы.  Похоронен был Щорс в Самаре 12 (14) – го сентября 1919-го года на Всехсвятском кладбище очень скромно. На похоронах были лишь жена и несколько сопровождающих, и ни одна газета не освятила это событие. Почему местом погребения Щорса была выбрана Самара, доподлинно неизвестно. Существует три версии.
          1)Щорс был вывезен в далёкую Самару и тайно похоронен подальше от родных мест по распоряжению большевистской верхушки, пытавшейся таким образом скрыть истинные причины гибели командира.
          2)Командира не стали хоронить на родине, поскольку опасались, что его могила, находясь в зоне активных боевых действий, может быть объектом вандализма  со стороны неприятелей.
          3)Есть сведения, что у супруги Щорса – Фрумы Ефимовны Хайкиной-Ростовой-Щорс в то время в Самаре жили родители.
          В 1926-м году Всехсвятское кладбище закрывалось и людям было предложено перезахоронить своих близких. Кто - то это сделал, а о Щорсе все забыли, и могила его затерялась. Как только в 1935-м году Сталин вспомнил Щорса, назвав его украинским Чапаевым, всё закрутилось и завертелось. Жена тут же приехала в Самару пожинать плоды славы и почестей, неожиданно свалившихся на её покойного мужа.
             В 1948-м году некто Ферапонтов указал примерное нахождение места погребения Щорса. Было вскрыто несколько могил и в одной из них нашли останки предполагаемого начдива. С ним в гробу была шашка, которая и послужила основным подтверждающим аргументом. 16-го мая 1949-го года была произведена эксгумация и десятого июля этого года состоялись похороны на новом кладбище со всеми возможными и соответствующими в таких случаях почестями. Вскоре поставили и гранитный памятник.  Весной 2003-го года современные вандалы кладбище ограбили: охотники за цветным металлом отломили от памятника шашку, гирлянды и даже откололи надпись. И снова могила Николая Щорса стала безымянной.
               Вот кратко то, что мне удалось добыть из официальных источников, а почему никак не отражены события 1959-го года, и что собственно вообще это было – теперь для меня ещё одна очередная загадка. Почему история так упорно замалчивает вклад военнослужащих Куйбышевского военного училища лётчиков в череду торжественных перезахоронений «легендарного начдива»? Где же историческая справедливость? Хватит ли мне отведённого Богом времени, чтобы проникнуть в эту тайну, неизвестно. Да и стоит ли. Некоторые современные историки уже открыто высказывают сомнение, а был ли вообще такой герой гражданской войны, Николай Щорс? Какая-то мутная это наука - история. «История, – как говаривал один из её творцов, Лев Троцкий, - есть покорная глина в руках горшечника».             
           Третью комнату в нашей квартире занял дирижёр нашего училищного военного оркестра капитан Зефиров Павел Петрович (с женой), великолепный, грамотный музыкант, прекрасный аранжировщик. Если открыть сборники военных маршей, изданные в советское время, то почти в каждом из них можно встретить марш – и даже не один – в аранжировке Павла Петровича.
          Жёны наши общего языка не нашли, и взаимная неприязнь постоянно, ежедневно, отмечалась конфликтами. Жена дирижёра раздражала Софью своим поведением, а постоянные безобразные скандалы, доходившие чуть ли не до драки, в семье Павла Петровича были обыкновенным, рядовым явлением, и доставляли нам много  житейских неудобств.
               
                СЛАВА ГЕРОЮ!                И один  в поле воин,
                Если он по-русски скроен.
                (Русская народная поговорка)
                В училище у меня был коллега, Пономарёв Виктор (Виталий по рождению) Павлович, герой Советского Союза. Это высокое звание он получил за участие в боях при переправе через реку Днепр, в возрасте девятнадцати лет. 20-го сентября 1943-го года он одним из первых переправился через реку Днепр. «Под огнём противника проложил кабель и установил связь командира полка с батальоном. В один из моментов боя 23-го сентября Пономарёв вышел на устранение разрыва линии. В это время немцы предприняли попытку окружить часть батальона и расчленить его. В этот критический момент, подключившись к разрыву, до последней минуты Пономарёв докладывал командиру полка по телефону обстановку за Припятью, отстреливаясь от наседавшего врага. Затем, оставшись один, он по кустарнику пробрался в тыл противника, проведя за собою провод, откуда по телефону помогал артиллерии с днепровского плацдарма поражать цели противника за Припятью. Шесть дней без пищи и почти без воды просидел гвардеец в окопчике под пнём большого дерева. И когда на припятьский плацдарм переправился весь полк и стал расширять его на запад, достигнув секретной позиции телефониста, Пономарёв с автоматом и телефонным аппаратом вернулся в своё подразделение. Первым же среди «днепровских» Указов Президиума Верховного Совета СССР от 16-го октября 1943-го года Виктору Павловичу Пономарёву было присвоено высокое звание Героя Советского Союза».  (Эти сведения я получил из интернета)
           В этом бою Виктор Павлович был контужен, и теперь контузия давала о себе знать. По ночам он плохо спал, и нередко в дневные часы на службе его начинало клонить ко сну. Его квартира от училища была очень далеко - на «Безымянке» - и мы с Соней в такие моменты устраивали ему отдых в нашей квартире на раскладушке.
           В один из таких дней к нам в дом пришла комиссия с целью ознакомления с бытом офицерских семей. В комиссии было несколько высших офицеров, и почти все они были герои Советского Союза. Вот они, сияя золотыми звёздочками, подходят к нашему подъезду. Соня срочно поднимает отдыхавшего Виктора Павловича и тот, не успевая выскочить на улицу, прячется в коридоре за входной дверью.  В это время наш сынок становится на пути, входящей в коридор комиссии, смотрит восторженно на золотые звёзды членов комиссии и, показывая пальчиком в сторону затаившегося за дверью Виктора Павловича, звонко, во весь голос, провозглашает: «А у дяди Вити тоже такая звёздочка есть!» Вместе с генералами мы дружно посмеялись такому приятному, и надолго запомнившемуся происшествию.
           После увольнения в запас в 1968 году, в звании подполковника, Виктор Павлович жил в городе Подольске, Московской области. До выхода на пенсию работал военруком в школе, одновременно вёл большую поисковую и исследовательскую работу по истории Днепровской боевой операции в Центральном архиве Министерства Обороны. Скончался мой армейский коллега и друг 4 декабря 1999 года. Похоронен на Аллее Героев кладбища «Красная Горка» города Подольска               
                Вот час, когда тореадор
                покорить сумеет вас!
                (Почти, как в «Кармен»)
       
                Как - то, отправляясь в город по неотложным делам, Софья, во избежание нежелательных последствий, закрыла комнату на ключ. Но Сергей отыскал–таки возможность совершить прогулку без разрешения родителей. Пользуясь тем обстоятельством, что квартира наша находилась на первом этаже, он открыл форточку и пытался помочь сначала сестрёнке выбраться «на свободу», а уж потом и самому выбраться следом за ней.  Когда уже тело девочки наполовину было на улице, Соня оказалась в нужное время в нужном месте. Хитроумный план приобретения свободы в обход родительского контроля был разоблачён и разрушен в самом его зародыше.
            Серёжа рос крепким пареньком. Когда он гостил у моих родителей в деревне, с ним произошёл интересный случай, который мне потом рассказали наши деревенские соседи Мозговенко. У них был очень бодливый телёнок. Однажды, когда Серёжа гулял во дворе, этот телок так внезапно бросился на него, как на тореадора, что соседи ничего не успели предпринять.  Пока они спешили на помощь, поединок закончился. Наш малыш, а шёл ему всего седьмой годок, ухватил подбежавшего «агрессора» за уши и так крутанул его, что тот только сверкнул копытцами. Подоспевшие перепуганные соседи увели свою агрессивную скотинку и впоследствии с удовольствием пересказывали мне эту историю по несколько раз, с каждым разом приукрашивая её различными новыми подробностями.
          Приезжая в деревню, Сергей активно включался в сельскую жизнь: помогал деду (моему отчиму) во дворе по хозяйству, а то убегал с сельскими ребятишками в колхоз и там находил себе подходящее занятие. Он как-то очень быстро овладел искусством верховой езды. Всю жизнь буду сожалеть о том, что не было в ту минуту в моих руках фотоаппарата, когда Серёжа прискакал к воротам дедовского дома без седла, охлюпкой, на красивом вороном жеребце. Какая же замечательная и волнующая картинка из далёких счастливых дней осталась бы нам на память. В такие минуты я гордился своим сыном и волновался за его безопасность.
                Мне в мои детские годы не только не удалось сколько-нибудь сносно овладеть этим искусством, несмотря на неоднократные попытки, но однажды даже лишь благодаря счастливой случайности, повезло избежать гибели под копытом этого благородного животного.  Теперь уже и не помню, с какой целью и на каких таких законных основаниях на подворье наших родственников Широковых содержалась старенькая лошадка. Вот мы с моим двоюродным братом Алексеем верхом на ней и отправились в какую-то недалёкую поездку - может быть даже просто прокатиться. Мне было около девяти лет, а моему брату соответственно около восьми. Он, как хозяин лошади и более опытный наездник, занял наиболее выгодную позицию. Мне же досталось место у самой гривы, за которую я судорожно ухватился и держался изо всех сил, чтобы не свалиться. Крупные груды мышц ног лошади, активно перекатываясь под лошадиной шкурой как раз под моими ногами, раскачивали меня из стороны в сторону, как стрелку метронома, постепенно увеличивая его амплитуду. И когда центр тяжести моего тела при очередном наклоне преодолел критическую точку, я, не удержавшись, беспомощным кулём свалился на землю навзничь, и прямо под ноги лошади. Умная лошадка, только слегка коснувшись моего живота копытом задней ноги, переступила и сразу же остановилась.
         Второго января 1959-го года скончался от цирроза печени мой дорогой тесть, Сергей Георгиевич. Незадолго до этого, а точнее летом 1958-го года, нам с Софьей довелось побывать в Беловодском. Сергей Георгиевич уже не вставал с постели, и по своему самочувствию определил срок своей кончины. Он ошибся всего на один месяц, рассчитывая дожить до февраля. Это была наша последняя, прощальная встреча.
         - Я любил тебя, Ванинька - сказал Сергей Георгиевич и заплакал.
 Заплакал и я. Я любил этого замечательного человека, как родного отца, и называл его отцом во всё время нашего общения.
          Трёх человек в своей жизни я называл отцами: это - Алексей Васильевич, подаривший мне жизнь, это - Иван Иванович Шахов, окруживший нас с сестрой заботой и отдавший нам теплоту своего сердца в трудные военные и послевоенные годы, и мой дорогой тесть - Сергей Георгиевич Терехов.
          Всё сделала Лукерья Михайловна, чтобы Софья не смогла приехать на похороны своего отца, и надгробный памятник ему поставила только от своего имени и имени их общего сына, чем ещё больше восстановила Софью против себя.