Опять зима

Еще студентом Хабаровского медицинского института я услышал стихотворение зэков, где есть такие слова:

Опять зима, опять пурга
Идет метелями звеня.
Сойти с ума, уйти в бега
Теперь уж поздно для меня.

Я, родившийся в поселке на севере Хабаровского края, в детстве привык встречать зиму намного раньше, чем она наступала по календарю.  К официальному наступлению зимы у нас уже  было много снега, и стояли трескучие морозы.  Поселок, расположенный в распадке между сопками,  был не очень компактный, поэтому школьникам из окраин поселка приходилось долго добираться до школы, расположенной в центре.  Особенно тогда, когда дороги еще не успевали расчистить от снега. Хорошо, что ветер в нашем поселке был редким гостем, иначе при 30-40 градусах мороза было бы совсем холодно.  Но никаких актированных дней, как у школьников в настоящее время, у нас не было.  Каждый день все школьники ходили на уроки.

Я не любил зиму не только из-за сильных морозов до определенного возраста.  Хотя даже дошкольником и в начальных классах  я находил занятия на улице.  Впрочем, как и другие ребята моего возраста. Это было копание траншей или даже туннелей в сугробах, а так же катание на санках с горы в центре поселка.  Гора называлась Каланча, была высокая, поэтому  кататься даже с середины её рисковали немногие. А малышня каталась вообще с пригорка под названием Конторка.  Такое название этот пригорок получил из-за того, что на нем стояла контора нашего прииска, который и дал жизнь нашим поселкам в этих северных местах. Вернее, первичным было золото, обнаруженное еще в 60-е годы 19-го века.

А вот повзрослев, я нашел себе занятие зимой на улице посерьезней.  Стал кататься с горы на лыжах, развивая большую скорость. Далеко не все рисковали спуститься с  вершины нашей Каланчи, как это делал я.  Так что зиму я ждал уже с большим интересом.  По крайней мере, когда учился в старших классах. Хотя уроки физкультуры в 3-й четверти, когда приходилось проходить 5 километров, даже еще в морозные дни, мне не нравились, у меня выносливость была плохая.

Почему я вспомнил накануне зимы 2019 года зэковскую песню и морозную снежную зиму в нашем поселке, спросите вы?  И вообще, зачем писать то, что все и так знают? Но все же я хочу вам поведать, уважаемые читатели,  не совсем обычную историю, связанную с лагерями заключенных на Колыме, и даже поделиться своими впечатлениями об увиденных в тех местах кадрах. Но обо всем по порядку.

Я не был на Колыме. И своими глазами не видел все то, о чем обещал написать. Вернее, не видел глазами в реале, но вот на кинокадрах видел. Случилось это не в кинотеатре, и даже не в нашей стране.  В ноябре 1990 года я в составе делегации Хабаровского края был на Аляске. Это был ответный визит хабаровчан в США, до этого к нам приезжали американцы. В Анкоридже  всех членов делегации закрепили за различными организациями или людьми.  Над нами, медиками в составе 3-х человек (я, первый заместитель заведующего отделом здравоохранения  Хабаровского крайисполкома, А.Г.Росляков, ректор Хабаровского медицинского института, В.В.Егоров – директор Хабаровского филиала МНТК «Микрохирургия глаза») взяла шефство  организация под названием «Институт приполярной медицины».  Уже много позже я узнал, что под этой вывеской скрывался филиал ЦРУ, работавший на советском Дальнем Востоке.  Директором института был Тэд Мала, чья мать была русская, а отец – эскимос. Он очень неплохо говорил по-русски,  и был нашим переводчиком на Аляске. Через год или два он приезжал к нам в Хабаровск с ксерокопией своей визы, и мне пришлось решать вопрос, чтобы его пропустили через пограничный пост в Хабаровском аэропорту. Я поручился за него, и сопровождал все дни, пока Тэд был у нас в Хабаровске.  Поэтому сейчас понятно, почему именно в этом институте нам показали кадры из заброшенных советских лагерей на Колыме.

Этот институт приполярной медицины за год до нашего приезда на Аляску установил связи с отделом здравоохранения Магаданского облисполкома и по их приглашению совершил несколько поездок в Магаданскую область.  Нужно сказать, что они не только смотрели, но и проводили обследование местных аборигенов: чукчей, эскимосов,  эвенков и эвенов, брали у них анализы и сравнивали с данными здоровья аборигенов на Аляске.  Я знакомился с эти данными при посещении Аляски.

Гостеприимные магаданцы откликнулись на просьбу американцев, и повезли их в местах заключения на Колыме. Были они и в действующих лагерях, возможно, и там снимали, но эти кадры нам не показали. Но вот то, что осталось от бывших лагерей, сняли очень подробно и показали нам.

К этому времени у нас еще не издавалась книга Солженицына «Архипелаг ГУЛАГ», но я читал повесть этого же автора «Один день Ивана Денисовича», поэтому представлял, что такое лагерная жизнь и как устроены лагеря заключенных.  Сейчас известно, что первая партия заключенных, привезенных в эти места, не вернулась на Большую Землю, все похоронены на Колыме. Впрочем, как и их охранники.  Так что, какие суровые условия были в лагерях зимой, я представлял.  Но нам были показаны кадры, снятые американцами летом.

Сейчас, через 29  лет, мне трудно припомнить до тонкостей все, что нам показали.  Помню лишь, что после просмотра мы, хабаровчане, сидели пришибленные, оглушенные увиденным.  Конечно, лагеря, где снимали эти кадры, были давно закрыты, и многие здания со временем сгнили, обветшали, обрушились.  Но общее впечатление о бараках, где коротали дни заключенные, их пищеблоке, кухне, где готовилась пища для зэков и охранников, мы имели. Был показан клуб, где проводилась какая-то воспитательная работа, так как там висел покосившийся транспарант  с каким-то призывом.  Были кадры карцера с кандалами, которыми приковывали особо буйных зэков к стене.

Поэтому после просмотра этого кинофильма я вспомнил те стихи, с которых начал свое повествование, и прочитал их полностью.  Ниже привожу окончание.

От злой тоски не матерись
Сегодня ты без спирта пьян
На материк, на материк
Идет последний караван.

Я до весны, до корабля
Не доживу когда-нибудь.
Не пухом будет мне земля,
А камнем ляжет мне на грудь.

От злой тоски не матерись,
Сегодня ты без спирта пьян.
На материк, на материк
Ушел последний караван.

Помню, Тэд Мала  попросил мне повторить стихотворение под запись, он, видимо, собирал все материалы, которые касаются Колымы.  Для отчета в головной офис ЦРУ, наверно. Позже Тэд пригласил нашу делегацию к себе домой. Там он показал уникальную коллекцию денежных знаков всех самостоятельных республик,  образовавшихся после февраля 1917 года до окончания Гражданской войны в СССР.

Вот об этом я вспомнил, поглядев на календарный лист и увидев за окном редкие снежинки за окном. Снег в нашем Рошале уже выпадал пару раз, но быстро таял.  Настоящую зиму в Подмосковье обещают в середине декабря. А вот в моих родных местах, в районе имени Полины Осипенко, снег уже лежит, и морозы сильные уже стоят.  Но на Колыме они все равно больше. Ведь завтра 1 декабря 2019 года.