Рыжики от Потапыча

      Утром в помещении кафедры раздался звонок. Сидевший у городского телефона Коля Ломаза снял трубку и представился.
      – Это тебя, – повернулся он к Кондратьеву.
      – Привет, – услышал Олег знакомый голос. Звонил Володя Пугачёв, его давнишний приятель. – Как поживаешь? Надеюсь, цел и невредим?
     – Да ничего, пока, вроде бы, одним куском. – Словно пытаясь убедиться в этом ещё раз, Олег бросил взгляд на зеркало и поправил причёску.
      – Ну и хорошо. У меня к тебе деловое предложение. Предлагаю махнуть в лес за грибами. Если нет возражений – выехать сегодня же после обеда. Переночевать на даче, а с утра в лес. Тянуть с этим делом не стоит, пока погода ещё позволяет.
 
      Олег слегка опешил от неожиданности. Его товарищ – человек серьёзный, обстоятельный, обычно всё планирует заранее. Да и в авантюризме раньше замечен не был. Какие сейчас грибы? Он ещё раз взглянул на перекидной календарь, лежащий рядом с телефоном. Ну да, ошибки не было. Октябрь, конец месяца. Хотя…
      Олег перевёл взгляд за окно. Нынешняя осень выдалась на редкость тёплой, и некоторые деревья ещё не спешили расстаться с зеленью своей листвы. К тому же накануне, в метро, он случайно услышал обрывок беседы попутчиков, из которой следовало, что грибной сезон ещё не закончился. Правда, речь шла о городке где-то на юге области. Дача приятеля как раз находилась в тех местах. Но в метро его мысли были заняты другим, и он как-то не придал услышанному значения – так, пустой фон, дорожный трёп. В свете прозвучавшего вчерашний, случайно подслушанный разговор внезапно актуализировался. А почему бы и нет? Этим летом ему так и не удалось выбраться в лес, и баночка маринованных грибов к новогоднему столу была бы весьма кстати. Но, с другой стороны, ситуация для выезда складывалась не совсем благоприятно.

      Работа над диссертацией в последние недели шла ни шатко, ни валко. Время поджимало – защита планировалась будущей осенью, и к началу лета следовало пойти кафедру и представить «кирпич» в совет. Математическая модель, основа метода, всё ещё хромала и нуждалась в модификации. Да и с экспериментальной установкой ясности не было. Её контуры и план эксперимента ещё только смутно вырисовывались в голове. Поэтому отпрашиваться лишний раз было несколько опрометчиво – он находится под особым прицелом у руководства, и давать лишний повод для недовольства не хотелось. В то же время он знал, что в экстремальных условиях его работоспособность многократно повышалась, и в нужный момент включалась четвёртая скорость. Но пока дамоклов меч ещё не висел над головой, и после возвращения из отпуска настроение особо не спешило перестраиваться на рабочий лад. К тому же в последние дни буквально всё почему-то валилось из рук. И неожиданно для себя он дал согласие.

      Сославшись на необходимость посещения библиотеки, Олег сложил тетради в служебный чемодан и опечатал его. У порога его окликнул Ломаза.

      – Не забудь записаться на доске, где тебя искать, – напомнил ему он и понимающе подмигнул. Дежурный по кафедре должен был следить за соблюдением формальностей.

      Водя мелом по поверхности доски, он ловил себя на мысли, что после фамилии его рука невольно норовила вывести аббревиатуру Библиотеки Академии наук строчными буквами. Получалось бы – в бане. Так обычно поступал его предшественник по адьюнктуре, оригинал и любитель дружеских розыгрышей, пока в конце концов не нарвался на заслуженный упрёк со стороны Ярцева.
      – Я уважаю ваше стремление к личной гигиене, – отчитывал начальник кафедры подчинённого, увидев эту запись на доске. – Но, почему это происходит так часто и, к, тому же, в рабочее время?
      Тот сопел и даже не пытался оправдаться. Он понимал, что мудрый Ярцев прекрасно осознаёт смысл написанного. Вадиму Борисовичу всегда претила небрежность, не говоря уже о намёках на скепсис в отношении заведённого им порядка.
       – На первый раз ограничусь вынесением вам выговора в устной форме.

      Когда приятели выехали из города, погода преподнесла им неожиданный сюрприз. Небо внезапно заволокло сизыми тучами, порывами стал налетать холодный ветер, и вскоре отчётливая дробь капель дождя, барабанившая по крыше автомобиля, стала заглушать шум мотора. Вместе с дождём стало падать и настроение. На подъезде к Гатчине дождь сменился снегом. Обзор ухудшился – крупные снежинки густо налипали на ветровое стекло, и дворники с трудом справлялись с его очисткой. От белого одеяния, моментально покрывшего землю и кроны деревьев, стало немного светлей, но это не смогло развеять полумрак, царивший в душах у товарищей. Планы рушились буквально на глазах. В то же время отказываться от них не хотелось – стойкое желание хоть недолго пробыть на природе, вдали от городской суеты и бытовых неурядиц, не позволяло им полностью поддаться унынию, навеянному капризами погоды.

      Деревня, где находилась дача, встретила их поистине новогодним убранством. Снег продолжал падать – плотным слоем он лежал на крышах домов, выстилал пространства дворов и огородов и далее, насколько хватало глаз, покрывал окрестные поля. Тёмная полоса леса на некотором отдалении от деревеньки рельефно выделялась на фоне его белой пушистой подстилки.
 
      Товарищи зашли в дом, разделись и разложили вещи. В доме было довольно прохладно. Затопили камин, в жерле которого решили сделать шашлык – не пропадать же углям. Тем более, что во дворе в условиях непрекращающегося снегопада возиться с мангалом было не очень комфортно. Но, как выяснилось позже, поступили так они несколько опрометчиво.

     Через полчаса помещение дачи, ещё не успевшее толком прогреться, заполнил запах горелого сала. Плавясь и стекая с шампуров, оно капало на раскалённые угли, и те тут же занимались огнём. Заливать его водой у хозяина как-то не поднималась рука – раскалённые кирпичи могли растрескаться, и он то и дело хватался за шампуры, спасая мясо от алчных языков пламени.
 
      Когда шашлык был готов, они проветрили дом и плотно поужинали. За окном к тому времени сгустились сумерки, но ложиться спать было ещё рано. Чтобы как-то скоротать время, они решили развлечь себя шахматами. В отличие от товарища Олег не очень жаловал эту игру, хотя любил наблюдать за ней со стороны. Зрелище это, особенно в исполнении его приятеля, всегда чем-то завораживало его. Пугачёв не мог и даже не старался, как это обычно делают профессиональные игроки, скрывать своих эмоций. Вся гамма чувств всегда читалась на его лице, и по мере развития событий на доске одно выражение живо сменялось другим. Расставляя фигуры на доске, Олег невольно вспомнил, с каким азартом протекали шахматные баталии Пугачёва с его тёзкой Володей Уриным, сослуживцем Олега по экипажу, во времена их службы на севере.

      Увлечение шахматами вспыхнуло у его приятелей совершенно неожиданно. Как-то на досуге – а жили они по соседству, в смежных комнатах офицерского общежития, – на глаза кому-то из них попалась шахматная доска, и они, не сговариваясь, почувствовали взаимный интерес к этой игре и решили сыграть в неё партию-другую. Так, нежданно-негадано для себя, они открыли этот «ящик Пандоры». Почему именно его – потому, что шахматы с этого момента, в ущерб остальному, стали занимать львиную долю их свободного времени, побуждая какое-то нездоровое соперничество между товарищами. И ещё потому, что ящик этот, наполненный бездушными на вид деревянными фигурками, таил в себе множество скрытых страстей.

      Ибо каждая из этих фигур, оказавшись на доске, внезапно оживала и обнаруживала свой уникальный, часто непредсказуемый характер. Здесь, как и человеческом обществе, встречались и слабость, и благородство, а порой и неприкрытая агрессия, грубо сметающая всё на своём пути. Среди королевской свиты, как и в жизни, чаще царила преданность, доходящая до жертвенности, хотя и здесь не обходилось без интриг. А упорное движение к намеченной цели простого служаки нередко оборачивалось его волшебным преображением. И жили эти фигурки, казалось бы, своею собственною жизнью, не зависящей от воли и желания сидящих за столом, и к их помощи они прибегали лишь в тех случаях, когда им требовалось перемещение по доске туда, куда было задумано в их не таких уж и дубовых с виду головах.

      Олег передвинул вперёд крайнюю пешку, защитив ею соседнюю. Эти фланговые прорывы любил Володя Урин и нередко умело пользовался ими. Кстати, это увлечение у них тогда назвалось «зарубой на рыбу». Потому как в качестве трофея победителю доставалась вобла – пару этих «хвостов» они накрывали шахматной доской перед каждой новой партией. Вобла входила в автономный паёк подводника, но в море до стола она так и не доходила. В офицерской среде почему-то считалось, что употреблять её без пива было бы моветоном. И, как следствие, каждый уважающий себя офицер после автономки становился обладателем дюжины-другой «хвостов» этой иссохшейся по пиву рыбы. Также поступали они и с красной икрой, оставляя её до лучшего момента, и не столько в качестве закуски, сколько для украшения новогоднего стола. Но вобла употреблялась ими сугубо индивидуально, и шла исключительно под пиво.

      Всё эти деликатесы – а было и ещё кое-что, кроме той же икры – по возвращению из морей им выдавал корабельный интендант. По этой причине офицеры всегда относились к нему с оттенком некоторого уважения, и потому эта должность была, пожалуй, наиболее ценимой в мичманской среде. На флоте, вообще-то, интендантов называют баталерами, но только не у подводников. Почему это привычное слово здесь не прижилось – никто толком не знает. Наверное, потому, в отличие от кораблей, где испокон веков в жарких баталиях принимал участие практически весь экипаж и где даже юнга мог в некотором смысле считаться «баталером», на лодках интендант даже при торпедной атаке оставался не у дел. В его заведовании были только провизионки. Это обстоятельство иногда служило поводом для беззлобного подтрунивания над ними: нарочито портить отношения с такого рода людьми было не совсем дальновидно. Но разве можно всегда сдерживать в узде здоровый флотский юмор?

      Олегу знаком был один такой случай, о котором в своё время в их дивизии ходила молва. Как-то в ходе отработки очередной задачи лодке предстояло погрузиться на пару сотен метров. Такие манёвры обычно сопровождаются объявлением боевой тревоги. Поступила соответствующая команда вахтенного офицера, и прозвучал сигнализация, не расслышать которую на лодке мог разве что контуженный. Вскоре лодка погрузилась, и степень боевой готовности понизили. Свободным от вахты можно было перемещаться по отсекам. И тут в центральный пост неожиданно заглянул интендант в ушанке и ватнике.
      – Прошу разрешения наверх, перекурить, – спросил он у вахтенного офицера и указал рукой на лестницу, ведущую на мостик.

      В центральном все обомлели. Вахтенный не растерялся и кивнул ему – мол, валяй, не возражаю – и ухмыльнулся в сторону.
      Интендант ринулся наверх и, ни о чём не подозревая, основательно приложился головой о закрытый нижний рубочный люк. Тот находился буквально в метре от его головы. Как он скатился вниз и как сконфуженно убрался восвояси никто не заметил – всех забавляло, что интендант проспал не только выход в море, но даже погружение.
      
      Минут через пять мичман снова появился в центральном – шапка в снегу, шлейф табачного запаха – ни с чем не спутаешь.
      – Ну и метель, чуть уши не отморозил! – Он стряхнул снег с шапки и исчез.
В центральном немая сцена: все опешили, вахтенный начальник и вовсе утратил дар речи. Он кинулся к глубиномеру – сто метров, как и положено, да и лодку волна ничуть не тревожит, как если бы это было в надводном положении.
 
      Всё оказалось очень просто. Находчивый интендант решил отомстить шутникам. Опомнившись от удара о рубочный люк, он добежал до курилки, быстро "втянул" в себя сигарету, а оттуда, бегом – в провизионную камеру с морозилкой. Там наскрёб изморози на шапку и ватник и – назад, в центральный. В таком виде и предстал перед очами зубоскалов. Если б не его должность – могли бы и отоварить как следует.

      Нахлынувшая чреда воспоминаний увлекла Олега настолько, что он умудрился зевнуть ферзя. То, что вслед за этим вскоре последовал мат, было вполне закономерным. Но полной неожиданностью для него явилось то, что после рокового хода конём из уст товарища вместо привычного «мат» прозвучало «рыба!» Похоже, они были на одной волне – ведь именно этот доминошный термин они с Уриным обычно использовали в своей «зарубе на рыбу» при объявлении мата. 
      Олег с улыбкой приподнял доску – забирай. Там ничего, конечно, не было.

      Играть больше не хотелось. И дело было даже не в отсутствии стимула под доской. Ими прочно овладели мысли о не столь далёком прошлом. А помнишь – они стали перебивать друг друга.

      Спал Олег на своём старом диване. Как это было принято у многих, мебель доживала свой век на даче, но своей у него не было, и потому старичок этот поселился на даче у приятеля. Диван помнил многое – к Олегу он перешёл от его родителей. В его маленькой комнате он служил ему одновременно и спальным местом, и приютом для шумной компании. Да и будущая его жена впервые почувствовала трепетное прикосновение к себе рук Олега тоже на нём. Со временем «Скрипуна», как они шутливо называли его из-за характерного, утробного поскрипывания каркаса, сменила современная софа-трансформер. И вот теперь Олег снова ощущал своей спиной давно забытую податливость его усталых пружин и характерный бугристый рельеф. Охваченный новыми воспоминаниями, теперь уже несколько иного рода, он долго не мог заснуть.

      Когда за окном уже основательно рассвело, товарищи вышли на крыльцо. Утренний воздух бодрил свежестью и пьянил запахом дыма, в котором явно чувствовались характерные нотки горения берёзовых дров. Берестяную гарь трудно спутать с чем-то другим. Местные жители уже растопили печи и согревали дома, остывшие за ночь. Вертикальные столбы белёсого дыма сулили погожий денёк. И, действительно, первые лучи солнца местами уже пробивались сквозь лёгкую утреннюю дымку.

      Олег спустился со ступеней. Под ногами по-зимнему захрустел снег. Звук его шагов в этой прозрачной тишине, казалось, легко достигал леса, начинающегося буквально в сотне метров от дома. Он крошился там о стволы голых деревьев, хрустальными брызгами рассыпался вокруг и терялся где-то в чаще. Олег хлопнул в ладоши. На это лес, словно одумавшись, ответил уже уверенным эхом.
      Он по-прежнему манил их, этот лес, хотя – Олег почти не сомневался в этом – делал это напрасно, а, может, даже лукаво. Впрочем, это лукавство было всего лишь плодом его воображения. В действительности лес не мог не оставаться совершенно равнодушным к неоправдавшимся надеждам этих забавных горожан, приехавших сюда за его мнимыми дарами. Но смиряться с этим не хотелось – не зря же они ехали сюда. Для очистки совести следовало хотя бы ненадолго почувствовать себя в атмосфере этих вольно растущих сосен и елей и немного размять ноги.
      Он взглянул на товарища - на его лице читались схожие чувства.
      – Идём?
      – Идём.

      Понимая всю нелепость своей затеи, но, тем не менее, прихватив с собой ножи и целлофановые пакеты – с корзинами в руках на фоне окружающей обстановки они и вовсе выглядели бы персонажами сказки «Двенадцать месяцев», – товарищи чуть ли не украдкой двинулись в сторону леса. На что они рассчитывали – трудно сказать. Да они бы и сами не ответили на этот вопрос.

      В лесу они почувствовали себя несколько уютнее. Наверное, оказаться здесь незамеченными жителями деревеньки и не увидеть их усмешки было больше шансов. Кроме того, не ко времени наступившая зима ещё не успела основательно проникнуть сюда: деревья своими ветвями цепко удерживали оставшееся осеннее тепло, прижимая его к земле, и снег лежал только на открытых местах. Под разлапистыми елями земля и вовсе была девственно чиста, и только местами её прикрывала мелкая белая крупа.

      Друзья оживились – их затея теперь не выглядела столь уж безрассудной. Переходя от дерева к дереву, они уже начинали ощущать знакомый многим азарт тихих охотников. То здесь, то там на глаза им стали попадаться остатки подмороженных сыроежек или горькушек, поэтому – чем чёрт не шутит – можно было  наткнуться на что-нибудь посерьёзнее. И, что удивительно, эти расчёты внезапно оправдались: их взору в какой-то момент открылась пространство под одной из елей, сплошь усеянное мясистыми шляпками немного странных на вид, как показалось Олегу, грибов.
      Казалось, непогода была совершенно не властна над ними: словно закалённые спортсмены, они выглядели бодро и весело на фоне снежных барханов. Не то что эти сыроежки с их вялыми, обвисшими от мороза, местами осыпавшимися полями своих шляпок.
      Олег впервые видел этих красавцев: грациозные, если так можно было выразиться о грибах, подтянутые – от них так и веяло основательностью и благородством. Он даже не знал, есть ли у них название. Но, судя по тому, как  при их виде вытянулось лицо у его товарища, название это имелось, и было весьма уважаемым для бывалого грибника. Издав возглас изумления, он опустился на колени и принялся быстро срезать их под самые корешки.

      – Это же рыжики! Царские грибы! – видя нерешительность товарища, бросил он через плечо. – Их можно есть сырыми, даже не подвергая термической обработке, настолько они чисты и ароматны. Посолил – и в рот.
      Олег достал свой нож и хотел было последовать его примеру, но перед этим оглянулся по сторонам. Под соседней елью приютилось ещё одно семейство, не менее представительное. Он расправил свой мешок с ножом наперевес ринулся туда.
 
      Зачистив от грибов все пространства под ближайшими елями – а почти под каждой из них росли эти грибы, – они немного перевели дух. Первая волна азарта схлынула, и теперь можно было осмотреться вокруг более внимательно. На поляне между елями на снегу возвышались странного вида бугорки. До этого они не вызывали их интереса, но теперь нетрудно было догадаться, что таили под собой эти снежные шапки. Догадка подтвердилась – там были те же самые грибы. И, как ни странно, их мякоть оставалась такой же нежной и не тронутой морозом, как и у их собратьев под елями. Работа закипела дальше.

      Оторвавшись на минуту от разгребания очередного сугробика, Олег перевёл взгляд на сгибающиеся под тяжестью снега ветви деревьев, на заснеженную поляну с бугорками и на свой пакет с грибами. Он в очередной раз изумился – настолько от всего этого веяло нереальностью. Приподняв пакет, он ощутил его несомненную тяжесть. Нет, на сон это не походило. Он снова опустился на корточки. И тут, буквально в двух шагах от себя, ему на глаза попались чьи-то следы. Пугачёв был где-то в стороне и наследить здесь он не мог. Они явно были здесь не первыми. Но почему же тогда не тронуты эти грибы?

      Он сделал шаг вперёд, чтобы получше рассмотреть отпечатки, и тут же чуть не отпрянул назад. Это были следы какого-то крупного зверя. Он подозвал товарища и молча показал ему свою находку. У того округлились глаза. Ситуация принимала довольно неожиданный оборот. Теперь следовало нацелить своё внимание на нечто другое, что могло оказаться куда более важным, нежели поиск грибов.    
      Товарищи поставили сумки на землю, пригнулись пониже, чтобы обзору не мешали ветви деревьев, и стали вглядываться в лесную чащу. И тут Олегу показалось, что в нескольких десятках и метров от них, в том направлении, куда вели следы, среди деревьев он различил нечто бурое и неподвижное. При этом создавалось впечатление, что оно тоже смотрело в их сторону бусинами своих глаз.
     Он указал на подозрительный предмет товарищу. Тот попытался сквозь стёкла своих слегка запотевших очков разглядеть что-либо в чаще, но, похоже, это ему не удалось. Олег же почувствовал, что это "нечто" слегка пошевелилось и пришло в движение. Он знал, что, если долго смотреть в одну точку, такое может легко случиться и с совершенно неподвижным предметом, но это движение было довольно явным, и трудно было его не заметить.
      – Сигареты есть? – негромко спросил он.
      – Где-то были.
      – Быстрее закуривай. Они табачный дым не переносят.
      – А к алкоголю они как относятся? – пытаясь скрыть растущее волнение, Пугачёв стал доставать сигареты.
      – А у тебя с собой имеется? Хотя, с утра, думаю, он вряд ли будет, – в тон ему ответил Олег.
 
      Напускная бравада не помогала унять тревогу. Кто знает, что у на уме у этого лесного зверя? А вдруг он с детьми? А тут ни ружья, ни собак. В крайнем случае можно было поднять шум, они этого не любят.
      Пугачёв стал чиркать спичками. Замёрзшие пальцы плохо слушались: спички, вспыхивая, то и дело ломались, падали и с шипением гасли в снегу. Наконец, очередная, четвёртая по сёту попытка увенчалась успехом, и он выпустил клуб дыма. Кондратьев взял у него пачку и тоже закурил.

       Тем временем медведь – вероятнее всего, это был именно он – совсем пропал из виду. Товарищи немного перевели дух, хотя по-прежнему продолжали тревожно озираться по сторонам. Докурив и постояв ещё какое-то время, они как и утром, не сговариваясь, подхватили пакеты и быстро двинулись в сторону деревни. Оставленные ими следы, местами петляя, надёжно указывали нужное направление движения, и заблудиться было трудно. О грибах уже никто не вспоминал – хотелось поскорей оказаться в привычной для себя среде обитания. Романтики на сегодня хватало.

      Дорога домой показалась довольно утомительной. И хотя была суббота, и движение было слабо оживлённым, погода не способствовала быстрой езде. На дороге лежал плотно укатанный снег, местами переходящий в наледь. Из-за начавшейся оттепели кое-где он уже начинал таять, и тогда из-под колёс встречных машин летели брызги бурой слякоти. На подъезде к городу на дороге была сплошная каша. Дворники плохо справлялись с очисткой лобового стекла, временами приходилось останавливаться и доливать воду в бачок.

      Дома Олега с немым укором в глазах встретила жена.
      – Ну что, грибник. Только не говори мне, что, грибы собирал. Где был, хоть?
      – Не поверишь – только этим и занимался.
      – Ну-ну!
      Олег протянул ей полный пакет.
      – Что это? –  спросила она, с удивлением заглядывая в него.
      – Рыжики, – всё ещё не до конца веря этому сам, признался Олег.
      – Откуда?
      – От «Потапыча». 

      Жена с ещё большим недоверием перевела взгляд на него. Знакомить её с подробностями поездки всё же не стоило.
      – Кстати, тебе привет. – Он попытался сменить тему разговора.
      – Это от кого же?
      – От «Скрипуна».
      – Да ладно, – её глаза потеплели. – Иди ужинать, «Скрипун Потапыч».
Ну вот, подумал Олег, главное сделано. Грибы к новогоднему столу обеспечены.
      Теперь дело оставалось за малым – уточнить у Ломазы, разыскивали ли его накануне на кафедре, и дописать, наконец, эту несчастную диссертацию.